Текст книги "Африканскими дорогами"

Автор книги: Владимир Иорданский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Гвинея – трудная независимость

С террасы гостиницы «Камайен» открывается величественная панорама океана. Вдали, над голубой океанской гладью, возвышаются красные горбы островов Лос. Рядом с ними кажутся игрушечными корабли, приходящие в столичный порт за бокситами, железной рудой и другими богатствами гвинейских недр. И уже совсем крошечными выглядят рыбачьи лодки под квадратными желтоватыми парусами. Ветер гонит их, как опавшие осенние листья.

По утрам небо над океаном чистое, голубое, а он сам – белый, в сверкающих лучах экваториального солнца. По вечерам за островами Лос собираются и постепенно чернеют тучи. К ночи они приближаются к берегу, озаряя пальмы голубым магниевым светом своих молний. А около полуночи часто начинается ливень, короткий, но мощный. Хотя основной сезон дождей позади, время от времени грозы все же налетают на Конакри.

Была именно такая душная, во вспышках молний ночь, когда в конце ноября 1970 года к гвинейскому берегу подошла эскадра португальских кораблей, посланных к берегам Гвинеи бывшим реакционным правительством М. Каэтану. Моряк, живший тогда в гостинице «Камайен», вспоминает:

– Я долго не мог заснуть и вышел на балкон – подышать свежим морским воздухом. Приближалась гроза. При свете одной из молний я вдруг заметил недалеко от берега корабль, от которого отошла лодка с людьми. Чуть дальше стояло еще одно судно. Меня поразило, что их сигнальные огни были потушены. Это – грубейшее нарушение мореходных правил.

– Вы знаете, что рядом с гостиницей расположена небольшая бухточка, – продолжал моряк. – Ее используют рыбаки. И вот я вижу, что туда направляются лодки с вооруженными людьми. Раздаются первые выстрелы, и группа высадившихся на берег солдат скрывается за домами по направлению к военному лагерю Буаро. Оттуда доносятся звуки ожесточенной перестрелки.

Мой друг не видел, как дальше развивались события. А сложилось очень серьезное положение. Группы десантников были брошены против военного лагеря Самори. Они напали на столичный аэродром. Удар был нанесен по резиденции президента республики. Нападение было внезапным, и сопротивление агрессору удалось организовать не сразу.

В девять часов утра по радио выступил президент Ахмед Секу Туре. В полдень он снова обратился к народу. Тем временем в Конакри раздавалось оружие молодежи, рабочим, служащим. Именно вооруженные отряды трудящихся сначала остановили десантников, а затем разгромили. Организатором народа стали низовые комитеты Демократической партии Гвинеи.

Бои продолжались несколько часов. Первоначально агрессору удалось добиться некоторых тактических успехов. В частности, был захвачен военный лагерь Буаро, и находившиеся там португальские военнопленные – захваченные в боях патриотами Гвинеи-Бисау – переправлены на корабли. Но постепенно встречаемое десантом сопротивление начало нарастать. Им не удалось занять радиостанцию. Они не смогли проникнуть в военный лагерь Альфа Айя.

Очень скоро обнаружилось, что главная цель десанта – свержение правительства республики – не будет достигнута. Под натиском со стороны народных отрядов налетчики оказались вынуждены отступить на корабли. Потеряв десятки людей убитыми, ранеными и пленными, они бежали.

– Конечно, мы добились победы, – говорили мне в Конакри гвинейские друзья. – Но к радости успеха примешалось горькое чувство. Дело в том, что мы обнаружили предательство в собственных рядах…

Мне рассказывали, что среди прибывших на португальских судах десантников было немало гвинейских эмигрантов. Некоторые из них когда-то служили в колониальной армии и теперь мечтали хозяевами вернуться на свою родину. Другие бежали из страны в надежде на скорый заработок – и оказались легкой добычей португальских вербовщиков. Были среди десантников и просто обманутые люди.

Участие этой кучки гвинейцев в агрессии возмущало. Но еще хуже было другое. Из показаний пленных стало известно, что некоторые люди в Конакри были оповещены о подготовке десанта. Солдат предупредили, что если им встретятся гвинейцы с зелеными повязками на рукавах, то это – друзья, от которых можно ждать помощи. Первоначально этим сообщениям пленных не было придано должного значения. Лишь позднее следствие раскрыло, что измена затаилась в Конакри, в Канкане и некоторых других городах страны в ожидании своего часа.

Поражение агрессии сорвало внутренний заговор. Кто же в нем участвовал? Когда стали известны имена некоторых арестованных, многие не могли скрыть своего изумления – ведь это были люди, стоящие у самых вершин власти. Правда, среди них были и видные деятели партий, еще в колониальные годы боровшихся против Демократической партии Гвинеи, но были и люди, казавшиеся истинными патриотами, внесшие определенный вклад в дело создания независимой Гвинеи. Они были окружены всеобщим доверием и, видимо, этим доверием цинично злоупотребляли.

13 января 1971 года Национальное собрание провозгласило себя революционным трибуналом и приступило к слушанию дел арестованных. Их показания передавались также по радио и печатались в газете «Хоройя».

Как же стало возможным это перерождение? Мучительный вопрос, который многие задавали себе в Конакри.

Во Дворце народа, строгом и величественном здании на перешейке, соединяющем островную часть Конакри с его материковой частью, я встретился со своим давним гвинейским другом. Это произошло во время антракта в концерте народного творчества, и, когда концерт возобновился, мы сели рядом. Выступали оркестр из Канкана, хор из Кисидугу, певцы и танцоры из Конакри. В репертуаре были произведения преимущественно патриотические, рассказывающие о народных героях либо о достижениях страны за годы независимости. Особый восторг зала вызвала танцевальная пьеса о том, как у водопада, где прежде жили крокодилы да совершали свои таинственные обряды колдуны, выросла электростанция, давшая свет окрестным селениям.

Когда отгремела буря аплодисментов и восторженных возгласов, мой друг заметил, повернувшись ко мне:

– В нашем народе ощущается подъем национального чувства. Громаден интерес к истории, как никогда раньше, сильна гордость тем, что сделано. И в то же время…

Он замолчал, задумавшись.

– А в то же время, – снова заговорил он, – в народе углубились классовые противоречия, обострилась классовая борьба. Противники избранного нашей стра-мой политического курса никогда не прекращали действовать. Ноябрьская агрессия показала нам, что они решили сыграть ва-банк.

После концерта мы продолжили разговор. И конечно же, мы не могли не вспомнить март 1960 года, когда з стране было объявлено о выходе из зоны франка и создании национальной денежной системы.

– Да, – говорил мой собеседник, – в известном смысле это был поворотный пункт в истории страны. Пожалуй, именно тогда началось размежевание в рядах тех, кто стоял вместе в борьбе за национальную независимость.

На мой взгляд, он был прав. Почему же мартовская реформа имела столь далеко идущие социальные последствия? Дело в том, что, завоевав в сентябре 1958 года политическую независимость, Гвинея продолжала оставаться в зоне франка и на ее территории, как и раньше, ходили общие для всех французских колоний в Западной Африке денежные знаки. Несомненно, это ограничивало экономический суверенитет молодого государства. Но не только. Руководители республики отчетливо сознавали, что в подобной обстановке может оказаться под вопросом и политическая независимость страны.

Решение о создании национальной денежной системы было принято после долгих размышлений. В народе оно было воспринято с полным одобрением.

Я вспоминаю, что в день реформы отправился на фруктовый рынок в центре Конакри. Это одно из самых живописных мест гвинейской столицы. Пирамиды золотистых и коричневых ананасов, груды зеленоватых апельсинов, изумрудно-зеленые гроздья бананов, лиловатые авокадо, громадные желтые грейпфруты – богаты дары гвинейской земли!

У меня еще не было новых денег, а женщины-торговки решительно отказывались принимать старые. Ко мне подошел молодой парень и сказал:

– Сегодня у нас большой праздник. Мы гордимся, что наше правительство приняло смелое решение. Лучше спрячьте старые деньги, чтобы избежать неприятностей. Вы что хотели купить, ананас?

Он заплатил торговке за прекрасный ананас и вручил его мне.

– Возьмите. Это на память о нашей победе.

Все, с кем бы я ни разговаривал в те дни, приветствовали реформу. И торговцы, и рабочие, и чиновники, и крестьяне были единодушны. В сущности, национально-освободительный фронт в той форме, в какой он сложился в колониальные годы, достиг в те дни своей высшей точки. Может быть, в последний раз в патриотическом порыве вокруг правительства объединились все слои гвинейского общества. Никто не мог предвидеть в то время, что решение, вызвавшее этот взрыв патриотических чувств, вскоре резко обострит социальные противоречия в стране и приведет к изменению самого характера национально-освободительного движения.

Конечно, уже в первые месяцы независимости начали отчетливо проявляться расхождения интересов трудовых слоев населения и местной буржуазии. Мне в то время рассказывали, что, когда правительство снизило цены на сахар и некоторые другие товары широкого потребления, они сразу же исчезли с рынка. Местные торговцы скупили их и вывезли в соседние страны, где сохранялась их прежняя цена.

Эта обогатившая многих операция не имела, однако, политического характера. Ее инициаторы гнались за прибылью, не преследуя цели создать политические трудности для молодого государства. Но после того как Гвинея вышла из зоны франка, торговцы уже не могли маневрировать товарами, как прежде. Конечно, в их распоряжении оставалась контрабанда, которой они и занялись весьма охотно. При этом они не могли не понимать, что в погоне за высокими доходами нарушают законы страны. Постепенно влиятельная и довольно многочисленная прослойка «купечества» начала скатываться к оппозиции правительству.

Демократические, революционные силы республики столкнулись и с другой болезненной проблемой – коррупцией в государственном аппарате. Яд разложения был особенно опасен, потому что в стране государственный сектор был призван играть ключевую роль в экономическом развитии. Это повышало значение чиновничества, которое в повседневной жизни распоряжалось и финансами страны, и ее торговлей, и осуществлением различных проектов промышленного строительства.

Денежная реформа ударила по интересам чиновничества. Больше того, становится ясно, что после создания национальной валюты сама логика развития будет диктовать стране прогрессивный, антикапиталистический курс. В будущем, которое теперь вырисовывалось перед республикой, мечтающим о власти бюрократам-буржуа не было места. Жизнь практически не оставляла им выбора, и от казнокрадства они всё чаще переходили к активной антигосударственной деятельности.

В общенациональном и общенародном союзе, организационно закрепленном в Демократической партии Гвинеи, образовались трещины.

С годами эти трещины расширились. Вчерашние разногласия превратились в острые противоречия.

…На аэродроме в Канкане я познакомился со скромно одетым юношей, который в ожидании самолета внимательно читал «Анти-Дюринга» Ф. Энгельса. Вылет задерживался, и у нас оказалось много времени для разговора. Мой новый знакомый, как и я, летел в Конакри, где он учился в Политехническом институте, построенном при содействии Советского Союза. В самолете, после того как, наконец, объявили посадку, мы нашли два места рядом. Книгу юноша бережно держал в руках.

Я спросил, что особенно заинтересовало его в работе Фридриха Энгельса. Он ответил, что сейчас читает главу, в которой великий немецкий философ пишет о роли насилия в истории.

– Вы, наверное, знаете, какая напряженная борьба сейчас идет в нашей стране, – говорил студент. – Далеко не всегда нам самим легко понять ее логику. А у Энгельса я нахожу идеи, которые проливают свет на переживаемое моей родиной время. Ведь он показывает, какие внутренние противоречия определяют общественное развитие.

– Какие же противоречия вы видите в окружающем обществе?

– Одно из самых острых – противоречие между направлением общественного развития, которое намечено и осуществляется партией, и классовым характером служащих нашего государственного аппарата, – ответил студент. – В то время как партия добивается укрепления национальной независимости, ограничения влияния буржуазии, а в ее программах речь идет о строительстве социализма, среди чиновников оказались чрезвычайно прочны буржуазные вкусы и привычки. Многие из них стали использовать свое положение для ускоренного обогащения, начали бороться за установление политического контроля над государственной властью.

– Какие это имело последствия?

Студент вспомнил несколько случаев, когда разложившихся чиновников снимали с их постов, отдавали под суд. Но это не могло коренным образом изменить положение. Коррупция продолжала разъедать государственную машину. Попытки положить этому конец лишь пугали бюрократию, которая использовала всё более коварные приемы борьбы против политического курса страны – экономический саботаж, заговоры, измену. Со своей стороны и власть оказывалась вынуждена прибегать ко все более жестким мерам подавления своих противников. Эта борьба была тем опаснее, что происходила среди людей, ответственных за судьбы государства.

Самолет, летящий из Канкана в Конакри, пересекает почти всю страну. Несколько лет назад я уже пролетал этим маршрутом. Саванна вокруг Канкана с редко растущими деревьями сменяется зелеными холмами плато Фута-Джаллона, потом возникают внизу редко разбросанные желтые пятна бананников и курчавые рощи масличной пальмы, а ближе к морю среди этих рощ появляются всё более полноводные речные потоки, пока, наконец, у самого побережья земля оказывается вся словно в кружеве многочисленных речных меандров. Такой я видел Гвинею годы назад, такой я увидел ее и сейчас.

– Поверьте, жизнь страны совершенно переменилась за эти годы, – прощаясь, сказал мне уже в Конакри студент. – Многое вы не узнаете.

И он исчез в шумной аэродромной толпе.

Действительно, в Конакри я почувствовал иную, чем прежде, атмосферу.

Гвинейская столица заметно выросла. Ее предместья дотянулись до аэродрома, теперь соединенного с городским центром новой широкой магистралью. Чувствовалось, что громадные людские массы нахлынули сюда со всех уголков страны. Руками пришельцев были сооружены эти бесчисленные, в один этаж белые домики под крышами из гофрированного железа. Чтобы кровлю не унесло ветром, на листы железа наваливались кирпичи, камни потяжелее.

Хотя Конакри рос скорее вширь, чем ввысь, в его облике появились новые выразительные черты. Нельзя не высказать восхищения работой советских архитекторов, построивших светлое, радостное здание Политехнического института. Привлекает внимание сооруженная по проекту архитекторов из ГДР типография. И все же, как и раньше, городской силуэт прежде всего определяют поднявшиеся высоко над столицей пышные, раскидистые кроны «сырных деревьев». Их черные, в зеленых пятнах прилепившихся к коре растений, стволы неохватны, а «ростом» они достигают нескольких десятков метров. В городе не столь уж много зданий, которые могли бы в этом отношении соперничать с деревьями-великанами.

Чужаку в прошлом было трудно проникнуть в тайны местных обычаев и традиций. Правда, казалось, что жизнь конакрийца почти целиком проходит на улице. Прямо на земле, выбрав уголок потенистее, работали ткачи. У водопроводных колонок мыли детей женщины. Были широко распахнуты двери лачуг, где старики учили малышей арабскому языку – языку веры. Вечерами во дворах проходили собрания, созываемые местной ячейкой Демократической партии Гвинеи.

Эта «открытость» была обманчивой. Отчасти она объяснялась городской перенаселенностью, бедностью, городской сумятицей. С нею рядом сосуществовала настороженность по отношению к иноплеменнику, к иностранцу.

И сейчас что-то сохранилось от прежней «открытости» быта. Но, как никогда в прошлом, иностранец чувствовал в Конакри определенные границы, которые ему не следует переступать. Здесь выросло поколение, уже целиком воспитанное в духе национальной гордости, в духе преданности национальным идеалам. Это поколение только по рассказам отцов знало, как трудно досталась стране независимость, но на собственном опыте испытало, как тяжело эту независимость отстоять.

Бдительность – новое слово в политическом лексиконе гвинейца этого поколения, по после ноябрьской агрессии оно прочно вошло в обиход. Молодежные и армейские патрули на ночных улицах, кордоны на дорогах, постоянные проверки документов стали чертой конакрийского быта.

Шестой округ столицы устроил на площадке перед Политехническим институтом свою выставку. Хозяйками были женщины. Весело переговариваясь, они раскладывали на деревянных столах зеленые банановые гроздья, миски с кроваво-красным мелким перцем, корзины риса. Прямо по земле были разложены толстые, серые корни ямса, розоватые клубни сладкого картофеля, жесткие, узловатые корни маниоки. Можно было увидеть на выставке и овощи, а также изделия местных кустарей – резчиков по дереву, ткачей, кузнецов, ювелиров.

Все изобильно, богато, да и настроение женщин – устроительниц выставки – было приподнятым, праздничным. С нескрываемой гордостью показывали они посетителям свое хозяйство, охотно отвечали на вопросы.

– Где же все это выращено? – спросил я у одной из женщин, показывая на окружающие меня пестрые, ароматные сокровища.

– Здесь, в городе, – не понимая моего удивления, ответила женщина. – У нас у многих свои огороды.

В Конакри вчерашние крестьяне не оставляли сельскохозяйственных занятий. Особенно женщины, которые и в деревне в силу вековой традиции возделывали засаживаемые овощами участки у дома – тапады. Город далеко не каждого встречал с распростертыми объятиями, с работой бывало трудно. И в этих условиях небольшой огород, куры, пара коз становились очень ценным подспорьем.

К тому же в гвинейской столице со снабжением возникли особые проблемы. После того как была создана национальная денежная система, прекратили свою деятельность французские торговые компании. Их функции взяли на себя специально созданные государственные внешнеторговые учреждения, далеко не всегда подготовленные к решению совершенно новых для них задач.

Правда, переход внешней торговли в руки государства позволил ему приступить к крайне важному делу. Суть его заключалась в том, что от колониальной эпохи молодая республика унаследовала очень значительный разрыв в ставках чиновничества и других групп трудящихся. Бюрократическая верхушка общества по своим вкусам и замашкам резко отличалась от народа. Она одевалась в костюмы, сшитые из европейских тканей и европейскими портными. Она пила шотландское виски, французские вина, и это – среди народа, традиции которого осуждают употребление алкоголя. В обществе с мощными традициями равенства и взаимопомощи она насаждала мораль капиталистического мира.

Внешняя торговля во многом была ориентирована именно на удовлетворение потребностей этой бюрократической верхушки. После завоевания независимости стала очевидной и экономическая неоправданность прежнего курса, и его социальная несправедливость.

– Мы не могли позволить себе расточительства, – говорил мне жарким конакрийским утром один из моих давних знакомых, поэт и ученый, – ввозить французский сыр, когда народу не хватало риса. Это противоречило бы всему духу нашей политики, ее демократическому характеру.

– Но разве вынужденный отказ от привычного образа жизни не вызывает раздражения? – спросил я.

– Конечно. И нам пришлось столкнуться с сопротивлением. Тайным и явным, – последовал ответ.

Именно вокруг вопросов организации торговли и развернулась крайне острая борьба. В этом заключалась одна из специфических особенностей общественного развития независимой Гвинеи. Часть служащих, часть интеллигенции восставала против «лишений», и ее сопротивление разъедало государственный аппарат. С другой стороны, именно торговля представляла преимущественную сферу деятельности нарождающейся гвинейской буржуазии. Дезорганизуя торговлю, подрывая контрабандой, спекуляциями снабжение народа товарами широкого потребления, гвинейский лавочник выражал свое враждебное отношение к проводимому республиканским правительством курсу.

Эта борьба носила крайне напряженный характер. Не секрет, что местной буржуазии при поддержке со стороны отдельных звеньев государственного аппарата удалось добиться того, что традиционная, так сказать, классическая система снабжения через магазины и лавки государственных компаний временами оказывалась почти полностью парализованной. В этой сложной обстановке партия пришла к выводу, что необходимо поставить торговлю под контроль трудящихся.

Вместе с тем, когда после агрессии руководство страной приступило к чистке государственного аппарата от оказавшихся ненадежными элементов, то эта операция затронула прежде всего те учреждения республики, которые занимались вопросами экономики. Дело это отнюдь не безболезненное. Какой-то период времени учреждения не могли работать с полной отдачей, с необходимой эффективностью. А кроме того, следовало учитывать, что смещение каждого чиновника задевало интересы стоящего за его спиной клана дальних и близких родственников. В обществе, еще не изжившем традиции родо-племенной солидарности, житейский крах отдельного человека обычно вызывал волны эмоций, далеко расходящихся кругами по всему обществу.

На какие же силы опиралось и опирается государство? Конечно, за годы независимости поднялось целое поколение молодых, вышедших из народа и настроенных патриотически специалистов. Главное же, среди трудящихся чувствовалось понимание усилий, предпринимаемых руководством республики по оздоровлению экономической обстановки.

К тому же сделано за годы независимости действительно многое. В Африке редки страны, которые равнялись бы Гвинее по размаху осуществляемых реформ, по масштабам строительства.

Бывая раньше в Гвинее, я видел, как постепенно изменяется ее экономический облик. При сотрудничестве с социалистическими странами были построены консервный завод в Маму, деревообрабатывающий завод в Нзерекоре, крупная типография в Конакри и много других больших и малых предприятий. Все они принадлежат государственному сектору.

В то же время правительство не отказалось от некоторых форм сотрудничества с иностранным капиталом, прежде всего в области горнодобывающей промышленности. Во Фриа уже многие годы действует крупный комбинат, производящий глинозем из местных бокситов. Громадные работы по освоению богатейшего бокситового месторождения были начаты американским консор-диумом на северо-западе, в Боке. Вынашивались планы разработки крупнейших залежей железной руды в области Лесной Гвинеи, недалеко от гвинейско-либерийской границы. Советскими геологами велись работы недалеко от Киндии, где также обнаружены крупные запасы бокситов.

Когда после долгого перерыва я вновь приехал в этот небольшой город, расположенный в живописных предгорьях плато Фута-Джаллон, то обнаружил немалые перемены. Сотрудники Пастеровского института с гордостью показывали новый обезьянник, новые превосходные лаборатории, террариумы, где содержатся змеи – зеленая мамба, черная, как антрацит, кобра, «плюющиеся» змеи, яд которых, попадая в глаза, ослепляет человека. Как мне рассказали, из змеиного яда здесь приготовляется сыворотка, продажа которой за рубежом не только позволяет окупить все институтские расходы, но и приносит казне государства немалый доход.

Вновь побывал я и в Институте тропических культур, находящемся в окрестностях города. Известный по всему континенту, этот институт специализируется на селекции цитрусовых. В его вестибюле была устроена выставка, на которой были представлены результаты институтских работ – громадные грейпфруты, несколько сортов апельсинов и мандаринов, померанцы и великое множество других фруктов. Сотрудники, как мне рассказали, не только выводят новые сорта, но и немало делают для их распространения по стране. Хотя цитрусовые давно известны гвинейскому крестьянству, часто их посадки находятся в одичавшем состоянии, а потому вклад института в улучшение этой культуры представляется особенно важным.

Помимо научных задач институт решал и крупные чисто производственные проблемы. В его распоряжении были большие банановые и ананасовые плантации. Их продукция в значительной части шла на экспорт и покрывала институтские расходы. А кроме того, накопленный здесь опыт активно популяризировался среди окрестного крестьянства, которое уже давно занимается культурой бананов, а в последнее время расширяло и посадки ананасов.

Неподалеку от института был построен завод фруктовых и минеральных вод. Это небольшое, но современное, весьма механизированное предприятие, продукция которого уже приобрела в стране известность. Работали здесь только женщины.

На первый взгляд в этом нет ничего удивительного. Но когда знаешь, как в большинстве африканских стран трудно с работой, в результате чего лишь кормилец семьи – мужчина обычно принимается на постоянно оплачиваемое место, этот факт представляется в новом свете. Женщина, бывшая в колониальные годы, по выражению президента республики Ахмеда Секу Туре, «рабыней раба», то есть рабыней порабощенного колониализмом мужчины, становилась полноправным членом гвинейского общества.

Все это были симптомы глубоких перемен. Заметно возросло внимание к экономическим проблемам. Преданность молодого поколения специалистов народу и его идеалам давала уверенность в том, что при развитии сотрудничества с социалистическими странами, и прежде всего с Советским Союзом, существующие трудности со временем будут преодолены.