Текст книги "Немного грусти в похмельном менте"

Автор книги: Владимир Болучевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 4
И ГЛАВНЫМ У НИХ ГОРБАТЫЙ

Пока Калинин и Заботин лакомились халявным спиртом, настоянным на чесноке, злодейски взломанная ими дверь бывшей дворницкой (а ныне художественной мастерской) оставалась незапертой и даже чуть приоткрытой.

Из подвального окошка двора-колодца выбрался маленький черный котенок. Припав на передние лапы и выгнув спинку, он потянулся, зажмурившись посмотрел на тусклое солнце, мутно проглядывающее сквозь пелену облаков, затянувших февральское небо, и чутко повел носом. Затем, стараясь держаться как можно плотнее к обшарпанной стене дома. Он добежал до приоткрытой двери и юркнул внутрь.

– Слушай, – поправив здоровье изрядной порцией «шила», Калинин курил сигарету и ходил вдоль стен мастерской, разглядывая развешанные на них полотна. – Что-то колорит тут везде… какой-то однообразный.

Капитан Забота взглянул на картины, которые и впрямь все были написаны в каких-то буро-коричневых тонах, и пожал плечами.

– Ну и что?

– Да так… – Калинин приблизился к одному из полотен, вгляделся, приблизил лицо вплотную к красочному слою и зачем-то принюхался.

– Слушай, – изумленно обернулся он к Заботину. – Это же все говно…

– Знаешь, Андрюша, – Заботин деловито наполнял бокалы желтоватым содержимым трехлитровой банки, – я вообще-то в живописи… не сильно. Не Копенгаген я в этом деле, короче говоря.

– Да я не о том, – Калинин поколупал ногтем картину, поднес палец к носу и понюхал – Ну точно.

– М-да? – манерно держа бокал за тонкую ножку, Забота подошел к товарищу и уставился на полотно с искусствоведческим прищуром.

– На, понюхай, – сунул ему под нос свой палец Калинин.

Забота понюхал.

– Точно, – совершенно равнодушно констатировал он, – Пахнет какашками.

– Нет, ты представляешь… – Калинин окинул взглядом ряды полотен. – Это же все дерьмом написано!

– Да, – капитан Забота кивнул, отхлебнул из бокала и качнулся с пятки на носок. – Вот, оказывается, откуда и запах.

– Нет, ну надо же… – Калинин изумленно покачал головой и пошел в маленькую комнатку за своим бокалом.

На столе возле белого фаянсового блюда сидел черный котенок и, урча, уписывал вяленый снетков.

– Попался, ворюга! – ухватил его Калинин за шкирку и приподнял над столом.

– Вот за что я не люблю кошек, – вошел вслед за товарищем в комнатку Заботин.

– Просто ты не умеешь их готовить… – Калинин бросил котенка на широченный диван.

Не выпуская из зубов снетка, котенок «придиванился» на четыре лапы, улегся на блеклом покрывале и продолжил свою трапезу.

Капитан Заботин опустошил свой бокал, забросил в рот крохотную вяленую рыбку и очень внимательно посмотрел на маленького звереныша.

– Андрюха, – со значением произнес он, – а котенок-то черный.

Калинин выпил свою порцию, аккуратно поставил на стол антикварный бокал и тоже воззрился нетрезвым взглядом на котенка.

– Да, – сказал он после некоторого раздумья. – Похоже, что черный. И что?

– Ну… в общем-то… может быть, и ничего, – пожал плечами Забота. – А может быть и…

– Слушай, – Калинин закрыл трехлитровую банку с остатками спирта полиэтиленовой крышкой и загрузил ее в свою спортивную сумку. – Давай-ка валить отсюда. Мало нам проблем…

– А дверь? – совестливо заметил Забота. – Что, так и оставим нараспашку? Все-таки нас здесь угощали…

– Ерунда. Там язычок замка всего-то на один оборот торчит. Отожмем и поставим на место. И все будет, как было.

Так они и поступили.

– Погоди, – проходя мимо помойки, Калинин вынул из сумки картонную папку с неизвестно как оказавшимся на его рабочем столе и чуть не стоившим ему нормального состояния рассудка уголовным делом и сунул его в мусорный бак. – Пошло бы оно…

– Правильно, – одобрительно кивнул Заботин. – И про черную кошку тоже ни звука. Согласен?

– Могила! – заверил его Калинин. – Мало нам проблем…

* * *

А вот здесь уже наверняка читателю потребуются разъяснения.

Что такого в этом черном котенке? А вот что.

Где-то с неделю назад подполковник Дубов (начальник того самого РУВД, в котором несут свою нелегкую службу герои нашего повествования) вернулся из Главка и немедленно собрал в своем кабинете оперативных сотрудников.

– Значит, вот какая картина вырисовывается, – собрал он кожу лба в складки. – В городе неспокойно.

– А то… – легко согласился с ним капитан Заботин.

– Я не об этом, – отмахнулся от его замечания Дубов, справедливо предполагая, что тот, ссылаясь на тяготы и лишения службы, вновь станет клянчить единовременную материальную помощь. – В Главке нас только что собирали… Есть информация – закрытая! – что в городе объявилась банда. Называют они себя «Черная кошка».

– Ага. И главным у них Горбатый… – кивнул капитан Калинин.

Майор Молодец невольно прыснул, но тут же взял себя в руки.

– И ничего смешного! – взорвался Дубов. – Вам, Молодец, это должно быть понятно как никому другому. И нечего делать такое умное лицо – вы, в конце концов, офицер! И я тут, понимаешь… вами руковожу не для того, чтобы свою дурость показать!

– Виноват, – Молодец осуждающе зыркнул на Калинина.

– Ну вот, – Дубов потер лоб. – Смешали мою мысль…

– «Черная кошка», – подсказал начальству старший лейтенант Моргулис.

– Да! Так вот…

– Много за ними эпизодов? – поинтересовался Заботин.

– Нет, – качнул головой Дубов. – Хитры очень. Пока нам известен только один. Но уж больно дерзкий.

– И что за эпизод? – в свою очередь выказал заинтересованность Лобов.

– Похищение с целью выкупа. Похищен сын Шельмокрутова. Соломона Марковича.

– Это кто такой? – нахмурился Молодец.

– Шельмокрутов – президент правления банка «Фартинвест». Через его структуру проходят все средства, которые из федерального бюджета на городские нужды поступают. А потом уже распределяются… и расходуются. Так вот. Неделю назад был похищен его сын.

– Малолетний?

– Студент второго курса. Финансово-экономического факультета. А на следующий день Шельмокрутовым было получено послание, в котором… короче говоря, угрожающего содержания и за подписью «Черная кошка».

– А что в послании-то? – вновь подал голос Лобов.

– Там они… они говорят, что умудрились проникнуть в компьютерную базу данных банка «Фартинвест». И если, мол, Шельмокрутов за сына выкуп не внесет, они все это… ну, что из банковских компьютеров извлекли, они… как это… скинут все это в Интернет. Чтобы любой и каждый мог заглянуть и… все это прочесть. А это уже серьезно! И даже очень! Нам в Главке прямо так и сказали… Да! Ну и сына, естественно, они убить грозятся. Это уже само собой.

– А выкуп большой они от этого банкира хотят? – потер свой длинный нос Заботин.

– Сто тыщ долларов! – чуть округлив глаза, взглянул на него Дубов.

– Всего-то? И чего ж ему сынишку-то не выкупить?

– «Всего-то»… – иронически прогундосив, передразнил его Дубов. – Ты вообще такие деньги когда-нибудь в руках держал?

– Не только не держал, – печально признался Забота, – но даже и живьем никогда не видел.

– Ну и вот. А у Шельмокрутова они откуда? Ты сам-то посуди? Он же банку не хозяин. Он… типа… как управляющий считается. На законной зарплате. Он так в Главке и сказал, когда заяву писал:

– Ну… – Забота задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Мало ли откуда.

– И что на сегодняшний день? – помечал что-то на листочке бумаги Молодец. – Они после этого послания на связь выходили?

– В том-то и дело, что нет. Пригрозили и молчок. Выжидают, видимо.

– Так, а… мы-то тут при чем? – пожал плечом старший лейтенант Страхов. – В чем наша задача?

– Во-от! К этому-то я и веду, – Дубов несколько раз тыкнул коротким твердым пальцем в крышку стола. – Главк перед районами поставил задачу: «Поиск и сбор любой оперативной информации, касающейся этой самой „Черной кошки"». Никто ж не знает, в каком районе она окопалась? Так что… прошу отнестись к этому предельно серьезно и ответственно. Да! И ни в коем случае не забывать, что информация эта – предельно закрытая! Нечего, понимаешь… население будоражить.

– Так… а как же работать? – почесал в затылке Моргулис. – Если никого про эту «кошку», выходит, вообще даже и спрашивать-то нельзя. А?

– А уж это ваше дело, – развел руками Дубов. – За это вам и деньги платят.

– Че-е-го?! – недоуменно вскинул брови капитан Заботин, затем склонился над столом и взглянул на начальника чуть прищуренным взглядом. – Извините, может, я, конечно, чего-то не расслышал или недопонял, но… Чего, вы говорите, нам за это делают?

– Все! – Дубов хлопнул ладонью о стол. – Совещание закончено. Идите, работайте.

Все присутствовавшие в кабинете встали и вышли, оставив начальника наедине с телефоном, на диске которого сиял российский государственный герб. Телефон был предназначен непосредственно для связи с Главком, и потому Дубов, закончив инструктаж сотрудников и оставшись с аппаратом один на один, взглянул на него с нескрываемой опаской.

* * *

Задача всем операм города была поставлена. Дело за малым – приступить к ее решению. А как? Известное дело как – привлечь к работе неофициальных информаторов, а попросту говоря, «барабанов». Информаторами люди становились по-разному. Например, иного урку [46]46
  Урка (жарг.) – незаконопослушный гражданин, преступный элемент.


[Закрыть]прихватил опер на какой-нибудь мелочовке и отпустил. Но ведь не за просто же так? Вот тот ему теперь и постукивает потихоньку. А бывает, и сами граждане проявляют инициативу в направлении неформального сближения с оперативными работниками. Сердце у них горит от царящего вокруг криминального беспредела. Вот и «барабанят» по зову сердца. Тем более что корысти в этом занятии самая малость. Расчет с «агентурой» в основном велся через стакан. Ну… еще разве если сам по нелепости куда-нибудь влипнешь, есть шанс, что знакомый опер отмажет.

Короче говоря, вошли опера в контакт со своей «агентурой» и поручили «барабанам» прислушиваться, о чем «на улице говорят». Не промелькнет ли ненароком интересующая Главк информация?

Ну а «барабаны», натурально, пошли в народ. И стали задавать народу наводящие вопросы.

Надо ли говорить, что через пару дней «закрытая информация» о существовании в городе загадочной банды стала достоянием всего города? Не надо, нам думается, об этом говорить. Потому как дело это само собой разумеющееся.

А дальше пошел процесс самый естественный: ограбит кто-то овощной ларек – черную кошку на стенке намалюет; квартиру кто-нибудь подломит – непременно котенка черного подбросит; накакает подвыпившая компания отвязанных подростков в пустом вагоне ночного метро – привет вам от «Черной кошки»!

И пошло, и поехало.

У милицейского начальства просто мозги плавиться начали. А что делать? Словом… хотели, как лучше, а получилось, как всегда. И приходилось каждый подобный случай отрабатывать на причастность к нему реальной и все так же остающейся загадочной банды.

Вот поэтому-то и решили Калинин с Заботиным, обнаружившие во вскрытой ими мастерской черного кошака, информацию эту придержать. Может, он там постоянно проживает, а может… может, и на самом деле обнес кто-нибудь эту мастерскую еще до их проникновения и котенка подбросил. Кто знает? А так – заявы нет, и это дело их как бы и не касается. Кому нужна лишняя головная боль?

* * *

Моргулис со Страховым вошли в кабинет, где носом в пол лежал закованный в наручники неизвестный субъект. Моргулис наклонился и перевернул его на спину.

– Не-а, – обернулся он к Страхову. – Я его не знаю.

Субъект зашевелился, открыл глаза и шмыгнул носом.

– Ты откуда здесь взялся? – недружелюбно поинтересовался Моргулис.

– Меня Молоде-ец посла-ал… – пустил слезу субъект.

– А зовут тебя как?

– Трофи-им… Мышки-ин…

– Ну что, – распрямился Моргулис. – Надо его к Молодцу вести.

– Он тобой интересовался, – кивнул на Трофима Мышкина Страхов.

– Вот и выясним, зачем.

– А эва?.. – Лобов протянул Моргулису стакан самогона. – Может, употребишь сначала?

– Это обязательно, – кивнул Моргулис и взял стакан.

* * *

– Слышь, Петрович, – опера открыли дверь кабинета Молодца и ввели туда зареванного «арестанта». – Это что еще за фрукт?

– А почему он в наручниках? – Молодец удивленно поднял взгляд от каких-то бумаг.

– Так он это… он же по морде меня, – возмущенно объяснил Страхов.

– Почему?

– А хрен его знает. Я сидел в кабинете, он вошел, уселся за стол и колоть [47]47
  Колоть (жарг.) – допрашивать с пристрастием.


[Закрыть]меня стал. На причастность к какой-то мокрухе. И еще расчлененку пришить пытался, гад.

– Ага… – сообразил Молодец. – Это значит, он дверью ошибся. Я-то его к Моргулису направил, сказал, что тот ведет допрос. Ну и… суть дела обрисовал в двух словах. Вот, дескать, пусть он посидит, посмотрит, послушает, опыту поднаберется. А он, выходит, не в тот кабинет зашел. А на лбу это у тебя чего? Тоже он?

– Нет, – смутился Страхов. – Это так… при задержании. Подозреваемый сопротивление оказал.

– Задержан?

– А ка-ак же, Петрович! Обижаешь… – не моргнув глазом, соврал Лобов, прекрасно зная, что никто его слова проверять не станет. – В «обезьяннике» парится.

– Это хорошо, – удовлетворенный работой своих подчиненных, кивнул начальник «убойного» отдела. – Значит так… снимите с него наручники.

– А кто он вообще такой? – Страхов освободил запястья пленника от стальных браслетов.

– А это наш новый стажер. Младший лейтенант Трофим Мышкин. Прошу так сказать, любить и жаловать…

– Да что ж это такое?! – возмутился Витя Лобов. – Петрович, у нас тут что – зоомагазин какой, что ли? Полгода назад стажер был, так тот – Птичкин. А теперь вот… Мышкина прислали на нашу голову! Это ж сколько можно?

– Ну… – вздохнул Молодец. – Начальство есть начальство. Ему видней.

– И надолго он к нам?

Молодец посмотрел на стажера, затем обвел взглядом сизые, налитые с перепою хмурые физиономии оперов и философски изрек:

– Время покажет. А пока займите его чем-нибудь. Пусть втягивается.

– Куда? – не понял Страхов.

– В работу, в работу! Куда еще?

– А-а… в этом смысле, – Страхов бросил на младшего лейтенанта не обещающий ничего хорошего взгляд. – Это можно. Это мы запросто.

– Ну и все, – подвел итог беседе Молодец. – Все свободны.

– Петрович, – буркнул Моргулис. – У меня тут пара слов.

– Кроме Моргулиса.

Прежде чем выйти из кабинета начальника, Лобов сунул ему под стол белую полиэтиленовую канистру.

– В конце дня, – понимающе кивнул начальник «убойщиков».

* * *

В коридоре Лобов и Страхов наткнулись на спешащего в кабинет к Молодцу подполковника Дубова.

– Чем заняты? – с ходу огорошил оперов неожиданным вопросом Дубов.

– Да вот… – замялся не нашедшийся вот так сразу что ответить Лобов.

– Вот и хорошо, – не дослушал его начальник РУВД. – Значит, так… там внизу, у Висюльцева в дежурной части, возьмете адрес – и немедленно туда. Быстрым соколом!

– А что такое, Николай Потапыч? Труп? – поинтересовался деталями поставленной задачи Страхов.

– Пока нет. Но может быть, очень много. А что у тебя с головой? – Дубов взглянул на Страхова и подозрительно принюхался.

– Так работаем же, – потрогал тот лиловую шишку на лбу. – Чай не в бирюльки здесь играем…

* * *

Конечно же, подполковник Дубов знал, что его подчиненные… как бы это помягче сказать… короче, «выпивают». Причем непосредственно при исполнении своих служебных обязанностей. И постоянно пытался хоть кого-нибудь в этом деле уличить, чтобы учинить показательный разнос в воспитательных целях.

Но поскольку он и сам в своем кабинете все время потихоньку прикладывался к стакану, то… запаха не чувствовал. А как еще отличить пьяного милиционера от трезвого? Только по запаху. Иначе никак.

Застукал ты иной раз подчиненного спящим на столе. Растолкал. Спрашиваешь: «Это что такое происходит?!» А тот стоит на подгибающихся ногах и, еле ворочая языком, что-то такое неразборчивое лепечет.

Обращаешься за разъяснениями к находящимся в том же кабинете его товарищам по розыскной работе. А те: «Устал Витя, работы-то по горло. Да мы и сами уже прямо с ног валимся».

Смотришь – и правда, людей просто шатает от усталости. А распивать вроде никто и не распивает. Да и закуски на столе нет.

Так и не удавалось подполковнику устроить кому-нибудь показательную выволочку. Никак никого он пьяным застукать не мог. Хоть подозрения в его голове и роились…

* * *

– Висюльцев вам все объяснит, – Дубов взялся за ручку двери кабинета Молодца. – Ему на пульт сигнал поступил. И быстро, быстро! Пока до беды не дошло.

Спустившись вниз, на первый этаж, опера направились к дежурной части.

– Ну? Чего там такое? – спросил Висюльцева Лобов.

– Так это… – тот незаметно катнул ногой подальше под стол опустевшую бутылку из-под розового вермута. – Сигнал поступил. Террорист на нашей земле, оказывается, завелся. Супербомбу какую-то… то ли изобретает, то ли собирает уже.

– А мы при чем? По части террора… это «соседи» [48]48
  «Соседи» – на милицейском жаргоне, сотрудники ФСБ и вообще всяких спецподразделений.


[Закрыть]у нас. Вот им пусть и сигнализируют. Он же ее пока не взорвал? И никого не убил. Вот если бы убийство случилось, тут к нам. А так…

– Когда взорвет, поздно будет. Если он эту бомбу где-нибудь шарахнет, а начальство потом узнает, что злодейство на нашей земле готовилось… Потапыч говорит, по головке нас не погладят.

– А откуда вообще известно, что он ее взорвать задумал? – без особой надежды в голосе все пытался отбазариться от боевого задания Витя Лобов. – И от кого сигнал поступил?

– А для чего, по-твоему, люди бомбы собирают? – удивился такому его вопросу Висюльцев.

– Ну, я не знаю, – Витя почесал в затылке. – Мало ли…

– А сигнал поступил от доброжелательных граждан. Имени они своего не назвали, очевидно, опасаются расправы. Вот и выходит, что дело серьезное. И отреагировать мы обязаны. И вообще, чего вы от меня лично хотите-то?!

– Ладно, – смирился с очередным подарком злой судьбы Страхов. – Давай адрес.

– Тем более что это рядом совсем, – раскрыл регистрационный журнал Висюльцев. – Пару кварталов отсюда. Пять минут пешком.

– А машина нам разве не положена? – встрял в разговор Трофим Мышкин.

– Это кто такой? – посмотрев на него, Висюльцев перевел изумленный взгляд на Лобова.

– Стажер новый, – вздохнул тот. – Втягивается понемножку.

– Куда? – не понял начальник дежурной части.

– В работу. Куда еще?

– А-а… – Висюльцев еще раз, но уже оценивающе взглянул на стажера. – Ну тогда ладно.

Глава 5
СМЕРТЬ НАСТУПИЛА В РЕЗУЛЬТАТЕ ПРЕКРАЩЕНИЯ ЖИЗНИ

– Ну так чего там у тебя? – взглянул Молодец на Моргулиса, после того как подполковник Дубов покинул его кабинет.

– Да хмырь этот, Плоскопятов… Божится, что не было никакой мокрухи. И, вроде, все у него складно получается. Криминалиста надо бы. Куда ж наш Мудрик подевался?

– Потапыч говорит, что никуда его не командировал.

– А его уже вторые сутки нигде нету? Может, случилось чего?

– А чего этот твой… как его… Плоскопятов? Чего он там тебе такое лепит?

– Он, Петрович, чего говорит…

* * *

Если изложить историю, рассказанную задержанным Сидором Плоскопятовым старшему лейтенанту Моргулису вкратце (избавив ее от причитаний, междометий и жаргонных оборотов), то в двух словах она будет выглядеть следующим образом.

Вчерашним днем – ближе уже к вечеру – выпивал он с товарищами на лавочке возле помойки. И прибилась к ним бродячая собака. Тощая и чернявая, ну точь-в-точь – вылитая его нынешняя сожительница Клавка. Они еще посмеялись по этому поводу.

– Может, она и портвейн, как твоя Клавка, хлебает? – пошутил кто-то из приятелей.

Сидор окунул кусок хлеба в портвейн и протянул псине. Та с жадностью съела. Трофим плеснул портвейна в сложенную лодочкой ладонь. Та вылакала и благодарно лизнула руку.

Мужики чуть с лавки не попадали от смеха.

– Ну вылитая Клавка!

Когда портвейн допили, все потянулись в разные стороны.

Сидор пошел домой. Собака потянулась было за ним, но, оробев, остановилась. И в глаза смотрит. Ну что тут будешь делать?

– Ладно, – сказал Сидор. – Пошли, Клавка.

Так вместе они в дом Плоскопятова и пришли, где Сидор не раздеваясь завалился спать.

Через пару часов в квартиру с бутылкой портвейна завалилась пьяная сожительница. Увидев собаку, она растолкала Сидора и закатила ему визгливый скандал. А уж узнав, какое имя они с дружками псине придумали… тут уж и вообще. Короче, незалюбила она животину. С первого взгляда. Ну, ничего не поделаешь – квартира-то Сидора, он в ней хозяин. Пришлось смириться. Тем более что ему с двумя Клавками в доме еще и забавнее. Одну кликнешь, а придет другая – это ж смехота! Он это пытался сожительнице своей втолковать, но та озлобилась, хлопнула стакан и угрюмо спать пошла. Сидор отхлебнул чуток из горлышка, оставил недопитые полбутылки на столе в кухне и тоже лег.

А ночью проснулся от криков и грохота. Что такое?!

А это, оказывается, Клавка (сожительница) среди ночи по малой нужде встала и услышала на кухне какое-то чавканье. Она свет включила и видит – эта самая любезная Сидору Клавка (псина) бутылку с остатками портвейна – на утро припасенного – со стола на пол опрокинула, все вино из нее тем самым вылила и… лакает, сука!

Ну!.. Схватила Клавдия с плиты чугунную сковороду и – точно так же, как, гоняя иной раз по квартире Трофима, лупила его ею по башке, – перевернув стол, загнала собаку в угол и саданула этой сковородкой по голове. Но Сидору-то что, у него череп крепкий. Что ему сделается? Только гудение в мозгах и всего делов. А собака возьми и испусти дух.

Вот такую картину и застал на кухне проснувшийся Сидор.

Сильно он осерчал. Убить бессловесную тварь? И за что, спрашивается? За пару стаканов портвейна?! Он сожительницу свою даже бить не стал, настолько расстроился. Молча указал на дверь и все.

Та собрала все пустые бутылки и ушла в ночь. Навсегда.

Повздыхал, повздыхал Сидор, но… не пропадать же добру? Он взял да и разделал собачачьи останки. Шкуру, там, и… разное такое прочее сложил в мешок и на помойку снес. А уж то, что мяса осталось, – завернул в пакет и понес в соседний дом, где, как он знал, проживал частный предприниматель Шпынько, владеющий собственной торговой точкой, через которую реализовывал всевозможные мясопродукты.

Разбуженный в ранний час Шпынько мясо осмотрел, понюхал и сказал:

– Не. Уж больно тощевата собачатина.

– Барашек это, – пытался было пропихнуть свою версию Сидор. – Сеструха из деревни привезла. Вчера вечером.

– Ты лучше эту собачатину, – не обращая внимания на его слова, присоветовал Шпынько, – корейцам снеси. Они рады будут. У них тут цех поблизости.

И объяснил Сидору, как найти корейцев.

Вот уже там, у корейцев, Сидор Плоскопятов мясо на водку и обменял. Затем вернулся домой, выпил стакан и наконец-то улегся спать. И проспал до того самого момента, когда был разбужен старшим лейтенантом Моргулисом.

Вот и вся история.

* * *

– Да, – выслушав Моргулиса, задумался Молодец. – Складно излагает.

– Я и говорю… – кивнул Моргулис. – Криминалиста бы надо. Человеческий у него там, в ванной, волос или и на самом деле собачья шерсть? И кровь… Как думаешь, Петрович, человеческая кровь от… ну, от какой-нибудь другой отличается? Ты в курсе?

– Нет, – старательно пытаясь придать лицу трезвое выражение, мотнул головой майор Молодец. – Не в курсе. Тут криминалиста надо.

– Где ж наш Мудрик?

* * *

Утраченный районной управой на двое суток криминалист Афанасий Мудрик лежал в чужой квартире на диване и, пьяно хихикая, радовался тому, какой он умный. Какой ловкий он придумал выход из сложившейся ситуации!

Пару дней назад он заглянул в морг, для того чтобы встретиться там с судебно-медицинским экспертом Околобанько. По делу. Дело было решено в течение пяти минут, а затем, поскольку морг – это все-таки заведение медицинского характера и спирт в нем наличествует, между Мудриком и экспертом завязалась неформальная беседа. И затянулась. И вот в тот самый момент, когда Околобанько в очередной раз наполнял мензурки, из мертвецкой в прозекторскую вышло тело. Тело было совершенно голым, посиневшим от холода, но достаточно живым, поскольку появилось оно не просто так, а с текстом. И текст был такой:

– А скажите, коллега…

Мудрик обернулся на голос, выронил на прозекторский стол мензурку и шлепнулся на кафельный пол.

Околобанько оказался покрепче. Всякого повидал. Но и он вытаращил глаза, замер и на какое-то время потерял дар речи.

Тело тем временем пришлепало босыми ногами к столу, вожделенно взглянуло на полную мензурку и немного смущенно попросило:

– Позвольте грамульку? Для сугрева…

Не дожидаясь позволения, оно хлопнуло спирту, привычно крякнув, поставило мензурку на место и стало внимательно всматриваться в лицо судмедэксперта.

– А что-то черты мне ваши знакомы. Вы не Первый медицинский заканчивали?

– Его… – кивнув, выдавил из себя Околобанько.

– То-то я и смотрю. Фамилия у вас еще какая-то… такая… Так?

– Угу, – судорожно сглотнул эксперт.

– Ну вот. У меня память на лица… хоть и столько лет прошло. А меня вы не помните?

Околобанько молча отрицательно помотал головой.

– Ну как же… Мы же с вами однокурсниками были. Твердостулов моя фамилия. Георгий Степаныч. Не помните?

– Го… Гоша?! – изумленно выдохнул Околобанько, машинально наполняя мензурки. – Вот так встреча!..

– Ну, – взял мензурку со спиртом Твердостулов, – за встречу.

Они чокнулись и выпили.

– Слушай, а как я вообще здесь оказался? – огляделся вокруг бывший сокурсник Околобанько.

– Из вытрезвителя тебя привезли. Сначала на улице подобрали, понюхали и отвезли в вытрезвон. А там решили, что ты мертвый. Дыхания не было, и пульс не прослушивался. Доставили сюда.

– А реакцию зрачка не проверяли?

– А кому это надо?

– Тоже верно. А это вообще что?

– Судебно-медицинская экспертиза.

– Ага… – Твердостулов задумался, пытаясь хоть что-нибудь припомнить, но затем оставил это пустое занятие. – И это ты, выходит, здесь теперь работаешь?

– Ну да. А ты где?

– В Свердловке. Но тоже… по этой части. Патологоанатомом.

Твердостулов присел на корточки над телом криминалиста Мудрика.

– Как думаешь, – обернулся он к Околобанько. – А паренек у нас не отъехал, случаем?

– Обморок.

– В общем, скорее всего. Хоть, если сердце слабое…

Твердостулов похлопал Мудрика ладонью по щеке. Тот открыл глаза, выпучил их, увидев над собой вышедшее давеча из мертвецкой голое тело, содрогнулся и вновь потерял сознание.

– Нашатырю ему надо, – распрямляясь, со знанием дела рассудил Твердостулов. – А потом спиртику. Где у тебя нашатырь? Кстати, и штаны бы мне. Куда мою одежду девали?

– Да тут где-то все. Сейчас разыщем.

Реанимировав криминалиста, бывшие однокашники, вспоминая студенческие дни и юношеские проказы, выпивали уже втроем.

– Слушайте, – сказал, наконец, Твердостулов, – А чего это мы здесь торчим, друзья мои? А поехали ко мне? У меня дома закусь есть.

Так и решили. Но сначала решили принять еще, «на посошок». Это-то компанию и сгубило. Околобанько отключился на стуле в углу, а Мудрик с Твердостуловым, увлекшись беседой и совершенно не заметив утраты, вышли на улицу и, пошатываясь, направились к автобусной остановке вдвоем.

* * *

– Слушай, Гоша, – войдя в квартиру Твердостулова и привалившись для устойчивости спиной к стене, сказал Мудрик. – А по-моему, с нами еще кто-то был…

– Не-е… – Твердостулов отрицательно покачал указательным пальцем. – Это у тебя иллюзия. Называется «комплекс потерянного товарища». В любой выпивающей компании такое бывает. Кажется, что вот же еще кто-то с нами был, а теперь его нету! Куда девался?! Но это все чисто алкогольное. Я тебе как доктор говорю. Ты мне веришь?

– Тебе? Верю.

– Вот и раздевайся. Проходи.

Спустя час, сидя на кухне и разливая водку по рюмкам, Твердостулов сердечно взглянул на Мудрика:

– Хороший ты парень, Афанасий. А от меня вот жена ушла. Такая тоска… Живи у меня, а?

– А чего она ушла-то?

– Кто ж знает. Судьба.

– Да. Судьба – она…

– Я вот тебе такой случай расскажу. Прошлым летом забрел я на пляж. На Крестовском острове. Разделся, прилег и задремал. Просыпаюсь от того, что… крики какие-то. Открываю глаза – люди по берегу бегают и кричат: «Тонет! Тонет!» Кто тонет? Где? Гляжу, и правда, девка какая-то то нырнет, то вынырнет. На самом деле тонет, короче. Ну, я с разбегу – бултых! Вытащил. А она уже и не дышит. Я – то, се, воду на нее выдавил, искусственное дыхание, массаж сердца. Реанимировал. Задышала, глаза открыла, зажила. Меня, естественно, ее пьяная компания – к себе! Типа благодарить. Ну что ж отказываться-то… Я примкнул. Попили мы за ее чудесное спасение, попили – причем девке этой больше всех друзья ее наливали – я их поблагодарил и пошел опять вздремнуть. Просыпаюсь от того, что опять орут: «Тонет! Тонет!» Что же это такое, думаю? Кто ж это на этот раз тонет? И как думаешь, кто?

– Кто? – осоловело сфокусировал взгляд на лице собеседника Мудрик.

– Да та же самая девка! Нажралась и снова в воду полезла!

– Опять спас?

– Нет. На этот раз не успел. Там же течение…

– Вот ведь как.

– Вот я и говорю, – вздохнул Твердостулов. – От судьбы не уйдешь.

– Это верно, – уронив голову на грудь, согласился Мудрик.

– Пойду-ка я в магазин сгоняю, пока не закрыли, – Георгий Твердостулов вышел в прихожую и стал натягивать пальто.

– Так у нас же еще вон сколько не допито, Гоша.

– Нет, – не попадая рукой в рукав, бормотал тот. – Это-то… у меня спирт припасен. Я за куревом. Курево кончилось.

– А тебя снова не заметут? – озаботился за товарища Афанасий.

– Вряд ли. Снаряд дважды в одну воронку не падает, – убежденно произнес хозяин дома и шагнул за порог.

Нетвердо ступая, он вышел из парадной, поскользнулся, упал и, крепко приложившись головой о поребрик, утратил сознание.

Проезжающий мимо наряд милиции подобрал его бесчувственное тело, обнюхал и, загрузив в «собачник» «уазика», покатил в сторону вытрезвителя. От судьбы не уйдешь…

* * *

Заснувший в ожидании товарища прямо за кухонным столом Мудрик проснулся среди ночи в полном одиночестве. Походил по пустой квартире, допил оставшуюся водку, а потом завалился досыпать на диване в гостиной.

Проснулся он при свете следующего дня. Взглянул на часы и понял, что на службу опоздал. Беда это небольшая, но уж больно не хотелось вообще там появляться. И поэтому, применяя профессиональные криминалистические навыки, он приступил к тщательному осмотру квартиры. Результатом была найденная в одном из шкафчиков литровая бутыль спирту. Ну какая уже тут служба? Тем более что похмелье… Естественно, тормознулся Мудрик в гостеприимной квартире еще на сутки.

И вот сегодня, допив остатки «шила», он призадумался. Как начальству-то сдаваться? Что говорить про два «задвинутых» дня? Да и то сказать, если бы даже и решился он рассказать про эти двое суток все начистоту, не сильно бы это у него получилось. Отчетливо он помнил лишь то, как пришел в морг, начал выпивать с Рукодельниковым-Недорезовым, а потом из покойницкой вышло мертвое тело. Все остальное уже как-то неотчетливо. Смутно помнилось, что ехал он в гости к какому-то Гоше. В квартире которого, скорее всего, сейчас и пребывал. Но уж где это находится территориально, как они сюда добирались и куда девался хозяин дома – это уж и вообще… восстановлению не поддавалось. А, может, он вовсе ни у какого и не Гоши? И кто такой вообще этот самый Гоша?!