Текст книги "Немного грусти в похмельном менте"

Автор книги: Владимир Болучевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 2
ПРОСНИСЬ И ПОЙ

Тем временем жизнь районного управления внутренних дел шла своим чередом.

Какой-то сидящий в «обезьяннике» [17]17
  Обезьянник (жарг.) – помещение для содержания временно задержанных граждан, уличенных в правонарушении.


[Закрыть]приличного вида солидный мужчина в дорогом пальто отчаянно пытался привлечь к себе внимание сидящих на скамье возле дежурной части пэпээсников [18]18
  Пэпээсник – сотрудник патрульно-постовой службы.


[Закрыть].

Держась двумя руками за решетку, он пытался просунуть между прутьями изрядно помятую и побитую физиономию и причитал:

– Да не собирался я никого насиловать! Никого, понимаете? Я просто… шел по улице, навстречу девушка хорошенькая. Я просто… ручку! Ру-учку барышне хотел поцеловать! Ну как вы понять этого не можете?!

Наконец ему удалось привлечь к своей особе внимание. Одному из сидящих на скамье сержантов эти его причитания вконец надоели, он нехотя поднялся, подошел к решетке «обезьянника», какое-то время смотрел на мужчину сонным взглядом, а потом, широко зевнув, вяло спросил:

– А чего ж она от тебя вырывалась тогда?

– Так… дура! Вот и вырывалась. Я ж только ручку поцеловать хотел! Выразить… так сказать, свое восхищение. Ну? Что ж в этом дурного?! Я же не маньяк какой-то…

– А вот про это ты на зоне рассказывать будешь. Время от времени. Когда рот освобождаться будет.

– Да что же это вы мне тут такое говорите… – Голос мужчины дрогнул. – Вы что же, ей верите, а мне нет?

– Да лично мне без разницы, – вяло обронил сержант и собрался было отойти к скамейке.

Но тут мужчина произнес столь же банальную, сколь и роковую в подобной ситуации фразу:

– Я на вас жаловаться буду!

Сержант обернулся и шарахнул его дубинкой по башке. Мужчина охнул, мешком осел на пол и затих.

Вновь воцарились столь желанные всем людям в милицейской форме покой и тишина.

* * *

Майор Молодец бродил по зданию РУВД, заглядывал в разные кабинеты и безуспешно пытался разыскать хоть кого-нибудь из своих непосредственных подчиненных. Время от времени он даже приподнимался на цыпочки и таким вот образом, пытаясь производить как можно меньше шуму, подкрадывался к какой-нибудь двери и припадал к ней ухом. Может, затаились и выпивают? Не звякнет ли стаканчик? Не крякнет ли кто невольно, хватанув стакан самогону?

Увы.

Как правило, если за дверью и выпивали, то совершенно не его сотрудники.

Воровато обернувшись на внезапно распахнутую Молодцом дверь, они облегченно вздыхали (не наш начальник!) и дружно устремляли в его сторону твердые взгляды, из которых явствовало – ему здесь не нальют.

Чтобы сгладить неловкость, Молодец свойски хмыкал и произносил дежурную шутку:

– Ну? Как обстановка?

– Накаляется, – привычно пожав плечами, стандартно отвечал ему кто-нибудь.

Молодец вновь хмыкал и ретировался.

Обойдя все здание РУВД, Молодец вернулся на родной этаж и наконец увидел в конце коридора подначального ему старшего лейтенанта Моргулиса. Сверкая из-под набрякших с перепою век рубиново-красными белками глаз, тот нетвердой походкой брел в сторону своего кабинета и волочил за шкирку какого-то хмыря.

Поприветствовав начальника кивком головы и болезненно при этом поморщившись, Моргулис втолкнул хмыря в кабинет и вошел следом. За ними вошел и Молодец.

Не произнося ни слова, Моргулис указал хмырю на стоящий у одного из столов стул, обошел стол и, усевшись напротив, крепко стиснул виски руками.

– За что, начальник?.. – начал было плаксиво канючить хмырь, но даже те колебания воздуха, которые произошли в окружающем пространстве от звуков его писклявого голоса, так резанули похмельного опера по ушам, что Моргулис, словно раненый медведь, взревел, шарахнул кулаком по столу и, уже совершенно обезумев и почти теряя сознание от болевого шока, склонился вперед, приблизив свое лицо к источнику звука.

– Звук издашь, убью, – выдохнул он свистящим шепотом. – Веришь?

Хмырь немедленно с готовностью кивнул.

Молодец присел на краешек соседнего стола.

– Вот, – все таким же горячим шепотом произнес Моргулис, вынув из ящика стола несколько листиков мятой, не совсем чистой писчей бумаги и дешевую обгрызенную с одного конца шариковую ручку. – Пиши.

– А… чего писать-то? – тоже шепотом поинтересовался хмырь, придвигая к себе бумагу.

– Все пиши. Все, что знаешь.

– Вообще все?

– Ты надо мной издеваешься, да? – в очень нехорошей улыбке Моргулис обнажил крепкие, по явно несколько дней не чищеные зубы и потянулся к стоящей за его спиной прислоненной к батарее центрального отопления черной резиновой дубинке метровой длины. – Ты смерти моей хочешь, да?

– Да не, начальник, я чего… Я это… я напишу.

– Вот и пиши, – Моргулис вновь стиснул виски ладонями и прикрыл глаза. – Все пиши. Как убивал, как расчленял, где части тела закапывал…

– Да какое тело, начальник?! – вновь встрепенулся было хмырь. – Кости одни…

Огненная игла приступа чудовищной абстинентной мигрени [19]19
  Абстинентная мигрень (мед.) – один из главных признаков тяжелого похмелья, острая головная боль.


[Закрыть]пронзила мозг Моргулиса такой невыносимой болью, что он замычал, откинул голову назад, а потом резко наклонился всем телом вперед и без замаха закатил хмырю такую оплеуху, что тот слетел со стула и откатился к стене.

– За что, начальник… ну за что… – скорчившись на полу и закрыв голову руками, чуть слышно скулил он.

– А чтобы не орал тут… прямо у меня над ухом, – обессилено прошептал Моргулис и взглянул на Молодца умоляющим взглядом.

– Так… – Молодец оторвал зад от обшарпанной столешницы и шагнул к двери. – Старший лейтенант, зайдите ко мне.

Моргулис медленно поднялся со стула и пошел вслед за своим командиром.

– А ты пиши пока, – обернулся он к хмырю, вышел из кабинета и запер дверь.

Войдя в свой кабинет, Молодец открыл сейф, вынул из него стакан и початую бутылку азербайджанского коньяка.

– Это из того конфиската, что мы на прошлой неделе изъяли? – с сомнением во взоре взглянул на бутылку Моргулис. – Он же паленый, Петрович…

– Паленый, – кивнул Молодец. – Но мы ж его пили? И ничего.

– А мы его разве пили? – искренне удивился Моргулис.

– Ну ты даешь… – тряхнул головой Молодец. – А куда же он весь девался?

– А… – что-то припоминая, Моргулис протянул руку к наполовину наполненному стакану. – Это когда Витьки Лобова самогон закончился, мы тебя все-таки на конфискат раскололи, чтобы догнаться [20]20
  Догнаться (жарг.) – снова добавить в организм спиртосодержащего напитка, чтобы было лучше.


[Закрыть]. Верно. Но его же целый ящик был, куда ж он делся?

– Туда и делся, – пожал плечами Молодец и кивнул на стакан, который нетвердой рукой держал Моргулис. – Не микрофон это тебе. Давай, не тяни… не одному тебе херово.

– Щас, Петрович. Собраться надо. Боюсь, может не пойти.

– На, – достав из ящика стола крохотное сморщенное яблоко, Молодец протянул его Моргулису.

Тот шумно вдохнул, выдохнул, зажмурился, в два крупных глотка опустошил стакан, закинул голову назад, схватился рукой за горло и замер.

– Закуси, Коля, закуси… а то и правда… не приживется еще.

Моргулис наконец-то задышал, убрал руку с горла и, откусив маленький кусочек яблочка, взглянул на Молодца прослезившимися глазами.

– Человек сильнее собственного организма, – задыхаясь констатировал он. – В несколько раз.

– Так это ж… – соглашаясь с ним, Молодец пожал одним плечом и, взяв у Моргулиса пустой стакан, налил в него свою порцию бодяжного пойла. – Это же неоднократно проверено. И надежно подтверждено.

– Ну? И что за пассажир [21]21
  Пассажир (жарг.) – гражданин.


[Закрыть]у тебя там в кабинете парится [22]22
  Париться (жарг.) – ждать.


[Закрыть]? – Молодец убрал пустую бутылку в ящик стола.

Реанимированный Моргулис расправил плечи и прикуривал сигарету.

– Здрас-сте… – недоуменно воззрился он на своего начальника. – Ты ж сам мне его вчера сосватал, Петрович. Ты чего, не помнишь, что ли?

– Ну-ка напомни… – потер лоб Молодец.

– Ну как… дескать, заява пришла с такого-то адреса от соседей. Что, мол, возможно, мокруха там, а то и расчлененка [23]23
  Мокруха с расчлененкой (жарг.) – убийство с последующим расчленением трупа с целью сокрытия улик.


[Закрыть]даже.

– Заява письменная, зарегистрировали?

– Не-а, – мотнул головой Моргулис. – Ты вроде говорил, что по телефону в дежурную часть Висюльцеву кто-то брякнул. Мы поэтому сразу и не поехали. Тем более что… поздновато уже было. Да и кому ехать? Все разбрелись уже. Я один дежурить оставался. Решили отложить до утра. Вот… сегодня я туда, в тот адрес, съездил и… приволок. Злодея этого.

– Так там на самом деле мокруха?

– Петрович… я ж один туда ездил. Криминалиста вообще вторые сутки найти не могут. Ни дома его нет, нигде. Хоть в розыск объявляй…

– Нет, – подумав, помотал головой Молодец. – Не имеем права.

– Почему? – недопонял Моргулис.

– Трех суток не прошло.

– А-а…

– По истечении трех суток пусть родственники заяву пишут, будем искать. Так по закону положено.

– Ну да, – кивнул Моргулис, не очень сильно разбирающийся во всех этих правовых премудростях. – И потом… я так прикинул – чего раньше времени огород-то городить? Может, там и нет ничего. Может, так просто… стукнули люди добрые на соседа своего шутейно. Или по пьяной лавочке. Бывает же такое?

– Бывает, – вздохнул Молодец.

– Ну вот, – Моргулис глубоко затянулся. – Я один и поехал. Посмотреть что к чему.

– И как?

– Похоже, была мокруха, Петрович. Там и без криминалиста все ясно. Там, понимаешь… живет-то он в отдельной квартире, но там такой бомжатник!.. Мама не горюй! В сортире даже унитаза нету. Все пропито. И вони-ища… И, что главное, – вся ванная кровищей заляпана. Так… затерто кое-как, и все. Но крови, судя по всему, много было. И клочья волос черных. Короткие такие.

– А тех, кто сигнализировал, нашел?

– А как же. Соседи по площадке. Вот они мне и рассказали – не один он жил. То есть народу к нему шастало много, это понятно. Бухарики [24]24
  Бухарики (жарг.) – граждане, часто употребляющие алкоголь и ведущие асоциальный образ жизни.


[Закрыть]в основном. Но! Была у него сожительница постоянная. Буквально до последнего времени. А теперь ее нет. Исчезла. И пропала она аккурат в ту ночь, когда соседи из его квартиры вопли всякие слышали и вроде даже шум драки. А потом видели, как он тайком мешок какой-то из квартиры выносил, а из него вроде кровь капала. Это их и насторожило. Они из окошка пронаблюдали и увидели – сунул он этот мешок в бак мусорный (огляделся еще, говорят, так это по сторонам) и шасть обратно домой. А потом, уже под утро… – Моргулис вновь глубоко затянулся. – Как они говорят, он из дому вышел и поперся куда-то. Но в руках у него опять был какой-то сверток. А на лестнице – пятна крови. И что главное, Петрович… сожительница его брюнеткой была. И стрижку носила очень короткую. А?

– Да… – задумчиво констатировал Молодец. – Похоже, все сходится.

– Ну?.. А я что говорю?

– А сам-то он чего говорит?

– Ну, Петрович… ты уж меня извини, конечно, но ты же сам видел, в каком я состоянии самочувствия находился… Я с ним особо и не разговаривал, так… отоварил [25]25
  Отоварить (жарг.) – в данном случае – произвести физическое воздействие насильственного характера на гражданина (граждан).


[Закрыть]пару раз, чтобы не мешал следственному процессу. А потом… чего с ним разговаривать? Конечно, он отпираться будет! Еще как! Но… бак-то мусорный, положим, вывезли уже. Тут все – с концами. Но кровь в ванной – это раз. Она ж никуда не делась? Друганов его потрясти – это два. Короче… наскребем улик. Да он у меня и сам сейчас расколется. Вот, – бля [26]26
  Бля (бляха, блин) (разг.) – русское идиоматическое выражение, служащее для более гармоничной связки слов в предложении.


[Закрыть]буду!

– Ну что… – шмыгнул носом Молодец. – Работай, Коля.

– Ага, – кивнул, Моргулис и покосился в сторону сейфа. – А… это…

Молодец проследил за его взглядом, вздохнул и развел руками.

– Как же мы его, ящик этот, так быстро уговорили? – почесывая затылок, Моргулис вышел из кабинета.

* * *

А вот старшему лейтенанту Виктору Лобову, сотруднику того же самого «убойного» отдела, которым командовал майор Молодец, сегодня грустно не было. И даже наоборот. Он шел на службу в приподнятом, так сказать, состоянии духа и даже что-то легкомысленно при этом насвистывал.

«А почему?» – спросит какой-нибудь недогадливый читатель.

Ну что ж, есть у нас ответ на такой вопрос. И никакого в этом особого секрета нету.

Витя Лобов был женат. И по причине полного отсутствия собственной жилплощади проживал совместно с родителями жены. То есть, с тещей и тестем. Ну… теща, она теща и есть. Ничего такого особенного в ней не было. Ненавидела она Виктора в меру и к общему семейному столу подпускала, поскольку все свое невеликое жалование тот исправно отдавал жене. Так что Витя особо не голодал. То есть голодал, конечно, как всякий молодой здоровый мужик, которого скудно кормят, но не особо. Про жену его и вовсе сказать нечего. Но вот тесть… Тесть был человек особенный. Можно даже сказать – исключительный!

Проработав всю свою сознательную жизнь на заводе и весьма прилично там при советской власти зарабатывая, он привык ни в чем себе не отказывать (в том плане, что, придя с работы, садануть под тарелочку борща грамм триста водочки вовсе никаким излишеством не считал). И даже выйдя в конце восьмидесятых на пенсию, в особых переменах уклада жизни и привычек нужды не ощущал. Но когда настали злые девяностые… когда с привычным рубликом стало твориться тако-ое… Он как-то присел и, считая цифры «столбиком», вычислил, что его пенсии (если перевести ее на количество потенциально купленных в магазине бутылок водки) хватит… хватит… Он еще раз пересчитал, отшвырнул карандаш, крякнул, крепко по-пролетарски выругался, глубоко задумался и стал конструировать самогонный аппарат.

Мужик он был рукастый, к работе по металлу привычный, и агрегат у него в результате получился такой… что просто любо-дорого! Ну, просто одно слово – загляденье! Небольшой такой, компактный, но продуктивности-и… просто фантастической. Хоть на выставку достижений народного хозяйства его выставляй. Но аппарат – это же еще только половина дела. Верно? А рецепт? Хоть, казалось бы, и рецепт – дело нехитрое, но… вот тут он уж решил подойти творчески. И стал изыскивать самый рациональный. В том смысле, чтобы… в начальной стадии производства – минимум материальных вложений, а на конечной – максимальный выход желаемого продукта. И чтобы непременно отменного качества.

Что тут скажешь… Над этим сам Менделеев голову ломал. Целый научный труд написал.

Короче говоря, растянулся процесс изобретения самого рационального рецепта искомого продукта у тестя Вити Лобова на годы. Затянуло его это дело. Ну… одно слово – научные изыскания. Причем не для себя старался – для людей, для народа. Мечтая о том, что как только этот его труд увенчается успехом – искомый рецепт немедленно будет им опубликован в печати. Конечно же, с чертежом аппарата. И не надо ему ни славы, ни денег. Главное, чтобы народу жить легче стало.

А поскольку сам он за все эти годы уже напрочь потерял способность отличать… хорошее от очень хорошего, и занимала его на сегодняшний день уже исключительно проблема удешевления процесса, то и нуждался он в дегустаторах. Зятьку Витьке он уже не верил – тому, гаду, нравилось вообще все, что капало из аппарата тестя, Витька для него уже был не авторитет. Но за годы заводской своей жизни всем своим существом проникся тесть Лобова убежденностью в том, что один человек ошибаться может, могут ошибаться и двое. Но коллектив не может ошибаться никогда. Вот поэтому каждый новый образец своей продукции вливал он в пятилитровую полиэтиленовую канистру (в которых продается магазинная питьевая вода) и вручал Витьке, чтобы тот отнес на работу. Пусть коллектив попробует и скажет свое мнение.

Коллективу каждый раз нравилось все.

Но чтобы не лишиться подобной халявы, каждый раз опера через Лобова передавали его тестю свои пожелания.

– Знаешь, бать, – говорил Витька вернувшись со службы. – Мужики говорят, что… пьется мягко, но вот как-то… горчит он уж больно. И потом, знаешь… отрыжка такая…

– Это небось от турнепсу… – задумывался тесть.

– Во! Наверняка от турнепсу, – кивал Виктор и протягивал ему пустую канистру. – Может, его на что-нибудь заменить, а?

– А крепость? Крепость как, правильная?

– Ну, бать… обижаешь. С крепостью у тебя никогда проколов не бывало.

– И то хорошо, – кивал тесть, забирая пустую канистру. – Ну что… будем искать дальше.

Вот поэтому-то и не было сегодня грусти в душе Вити Лобова.

Во-первых, он уже принял за завтраком (исключительно в плане дегустации) двести пятьдесят миллилитров новоизобретенного тестем «продукта». А во-вторых… представлялась внутреннему его взору такая картина: идет страшный бой, истекают сейчас кровью на переднем крае его друзья, наседает враг, а у них и боезапас-то уже на исходе. А вот он, Витя Лобов, их товарищ по оружию, ползет сейчас потаенными тропами между минных полей и несет им патроны…

Представил себе Витя такую картину и даже прослезился невольно.

* * *

А у старшего лейтенанта Юрия Страхова такого тестя не было. У него вообще ничего не было: ни семьи, ни денег на опохмелку, ни даже какой-нибудь залетной шалавы, в обвисшую сиську которой можно было бы, не разлепляя век, уткнуться поутру, чтобы не было уж так паскудно на душе.

До родного РУВД [27]27
  РУВД – районное управление внутренних дел.


[Закрыть]он не добрался всего-то пару кварталов.

Все. Закончились все его жизненные силы. Что-то там внутри организма еще шевелилось, но и это шевеление не доставляло никакого удовольствия, ибо, шевельнувшись раз-другой, оно вдруг взбулькнуло, запузырилось и неудержимо запросилось наружу.

Страхов оперся дрожащей рукой о стену здания и, не обращая никакого внимания на поток прохожих, склонился над урной. И даже этот позыв был ложным. Несколько раз спазматически дернувшись, его нутро извергло из себя ничтожно малое количество какой-то желтоватой ядовито-обжигающей тягучей жидкости. И все. И то правда – чем блевать-то, если двое суток, кроме алкоголя, ничего не жрал?

Он распрямился и, все так же придерживаясь рукой за стену, стал делать глубокие вдохи и выдохи, чтобы хоть как-то успокоить бешеное сердцебиение.

– Что, гражданин, нарушаем с утра пораньше? Документики ваши… – На его плечо легла тяжелая рука.

Юрий обернулся. Воле него стояли два милицейских сержанта, а чуть неподалеку – машина ППС.

– Свой я, свой… – еле шевеля губами, чуть слышно произнес он.

Наряд был явно из родной «управы», но, очевидно, из новеньких и Страхова в лицо не знал.

– А здесь все свои, – здоровенный сержант сграбастал невысокого и худосочного Страхова за шкирятник. – Чужие, они в Израиле… Поехали, браток.

«А с другой стороны, может, и не наши, – вяло шевельнулось в мозгу Страхова. – Свезут сейчас к себе, отмудохают, а когда на удостоверение мое наткнутся, то и вовсе закопают. Чтобы вопросов лишних у начальства не возникало. Удостоверение доставать нельзя. Они уже со мной в конфликте. Отнимут, и п…дец».

– Старший лейтенант Страхов, – на всякий случай чуть слышно выдохнул он из последних сил. – Уголовный розыск. Убойный отдел…

– Ага, – кивнул держащий его за шкирку здоровенный сержант. – А я Алла Пугачева…

– Отставить! – рявкнул вдруг кто-то рядом начальственным голосом.

Сержант немного ослабил хватку и оторопело обернулся.

В двух шагах от происходящего события стоял, широко расставив ноги и тараща глаза, невысокий Витя Лобов. В одной руке он держал полиэтиленовую канистру, а другой вынимал из кармана служебное удостоверение.

– Вы чего, охренели?! – засветил он пэпээсникам свою ксиву [28]28
  Ксива (жарг.) – служебное удостоверение.


[Закрыть]. – Новенькие, что ли? Своих же сотрудников в лицо не знаете?!

– Так точно, – сержант недоверчиво взглянул на опухшую с перепою Витину рожу. – Недавно работаем…

– Вы же нам всю операцию, на хер, срываете! Сотрудник внедрен в ОПГ [29]29
  ОПГ (проф.) – организованная преступная группировка.


[Закрыть]. Мы полгода работали! И что – все коту под хвост? Вы ж его сейчас засветите [30]30
  Засветить (жарг.) – по неосторожности открыть что-то тому, кому знать об этом совсем не надо.


[Закрыть]!

– Как это мы его засветим? – не совсем понял сержант.

– Да тем самым, что он сейчас с вами в контакте! А вдруг за ним наблюдают? Вдруг они только того и ждут, а?

– Виноват, лейтенант… это мы не в курсе были. Но… вы не волнуйтесь, мы сейчас это дело поправим.

– Как? Ну как ты теперь это дело поправишь, а? – не унимался Лобов.

– Они за нами могут наблюдать? – понизив голос, спросил сержант.

– А-а как же! И еще как!

– Ну так и все… – повел он могучими плечами. – И пусть наблюдают. Мы щас вам такую отмазку [31]31
  Отмазка – в данном случае действия с целью сокрытия истинных причин происходящего.


[Закрыть]организуем, что никто и не подкопается.

– Это как? – все не мог успокоиться подвыпивший Лобов.

– Да очень даже и просто, – заговорщическим тоном уверил сержант. – Все будет совершенно натурально. Только вы не обижайтесь, ладно?

– Не совсем я тебя понял… – насторожился Лобов.

– Да чего тут понимать-то? Никакого такого специального контакта у вашего сотрудника с органами милиции как бы и не было, понятно? Пусть они за ним и наблюдают. Допустим. И что они увидят?

– Что? – предусмотрительно сделал шаг в сторону Витя Лобов.

– Да все, как и всегда… – сержант привычно взмахнул дубинкой и саданул ею Страхова по башке. Тот кулем повалился на асфальт.

– Ну… – несколько растерянно смотрел Лобов на лежащего у его ног товарища. – И что теперь?

– Теперь… – непривыкший к тонкостям секретной стороны оперативной работы сержант поскреб в затылке. – А давайте так – мы его сейчас к машине потащим, а вы… вы его якобы у нас отмазывать [32]32
  Отмазывать – в данном случае выручать товарища.


[Закрыть]будете.

– Это как?

– Ну… это… они же за нами наблюдать могут, вы говорите. Так?

– И что?

– Вот вы нам сейчас деньги совать и будете. Как будто он ваш товарищ, и вы его от неприятностей выручаете. Мы деньги возьмем и уедем. И все.

– И все?

– Ну да. Они, если наблюдают, нисколько не удивятся. Это дело обычное. Мы вам потом эти деньги вернем, не сомневайтесь.

– Нет, – подумав и взглянув на хитрую рожу сержанта, рассудил Витя Лобов, у которого в кармане кроме проездной карточки лежали заныканные от жены заветные два червонца. – Так не пойдет.

– Почему? – не совсем искренне удивился сержант.

– Они могли видеть, как я вам удостоверение свое показывал. И что же теперь получается? Я, офицер милиции – его друг-приятель? Нет. Так мы его еще больше засветим. Мы лучше вот как сделаем… Это у нас будет задержание! Вы остановили подозрительного гражданина, а я опознал в нем бандита. Вот! И теперь мы все вместе доставляем его в управление. Вот так мы и сделаем. Грузите его в машину.

– Ну, как скажете… – сержант склонился над бездыханным Страховым.

«Ну, а чего, – думал Лобов, усаживаясь на переднее сиденье «уазика». – Во-первых, денег с них наверняка назад хер дождешься, а во-вторых… как мне Юрика на службу переть? На своем горбу, что ли?»

Сержанты загрузили старшего лейтенанта Юрия Страхова в «собачник» [33]33
  Собачник (общепр.) – маленькая клетка для задержанных в милицейском автомобиле. По внутренним объемам «собачник» не больше собачьей конуры, чему и обязан своим точным названием.


[Закрыть], и машина, натужно взревев исчерпавшим весь свой рабочий ресурс вот уже лет десять назад двигателем, тронулась.