Текст книги "Немного грусти в похмельном менте"

Автор книги: Владимир Болучевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Владимир Болучевский
Немного грусти в похмельном менте

Автор считает необходимым поставить читателя в известность о том, что все имена, должности, фамилии, звания и прочие обстоятельства мест и действий данного изложения событий являются плодом его праздного вымысла. И любые совпадения с реальными людьми, а также с героями литературных, телевизионных или иных художественных произведений могут быть разве что непреднамеренной случайностью.

Пролог

На одной шестой части планеты вовсю набухали и с грохотом винтовочных выстрелов лопались гроздья пролетарского гнева. Листы календаря – словно мандаты Ревкома на штык – нанизывались на злые двадцатые годы.

– Нет, Петька. Тут ты не прав… – революционный матрос с крейсера «Аврора» всыпал кокаин в чайный стакан со спиртом, размешал стволом нагана, выпил и резко поставил на зеленое сукно казенного стола. – Тюрьмы закрывать нельзя. Тут я с Апполинарием Федуловичем заодно.

– Как же так? – поправив висящую на тонком ремне через плечо деревянную кобуру с тяжелым маузером и перематывая отчаянно несвежую портянку, не согласился с ним молоденький паренек крестьянского происхождения. – А вот товарищ Ленин говорит, что после торжества Мировой революции на всей планете образуется бесклассовое общество. Ни богатых не будет, ни бедных. Кто у кого тогда воровать будет? А? И зачем тогда тюрьмы?

– Сгодятся… – пожилой рабочий с «Путиловского», аккуратно отставив мизинец, опрокинул в рот содержимое своего стакана, крякнул и, расправив, утер крепким желтым пальцем пушистые седые усы. – Были бы тюрьмы. А уж кого туда сажать, завсегда найдется.

– Видите ли, Петр… – мужчина с нездоровым цветом лица запахнул поплотнее пальто с котиковым воротником и поправил пенсне. – Можно, конечно, уничтожить в обществе классовые и имущественные различия. Но… злодей – он всегда злодеем и останется. С этим уже ничего поделать нельзя.

Мужчина в пальто приподнял свой пустой стакан и взглянул на матроса. Тот вынул из носика походного медного чайника пробку на цепочке и налил в его стакан спирту. Мужчина благодарно кивнул.

– Как же это так? – не унимался паренек. – Выходит, товарищ Ленин не прав?

– Вот… ты только товарища Ленина!.. – задохнулся от классового негодования и сурово постучал заскорузлым пальцем о край стола матрос. – Ты только еще товарища Ленина сюда мне не приплетай! Он про закрытие тюрем… и вообще… в этом смысле… ничего такого не говорил.

– И даже наоборот… – глядя куда-то в пространство, негромко произнес мужчина в пальто с котиковым воротником и поднес стакан к губам.

– Так вы, Апполинарий Федулович, – взглянул на мужчину в пенсне паренек, – думаете, что люди воровать, убивать и грабить друг друга никогда не перестанут? Даже и при коммунизме?!

Мужчина выпил, поставил свой стакан на стол и задумался.

– Я, милостивый государь… изволите ли видеть, по профессии своей в сыскном отделении уголовной части, почитай, уже лет двадцать состою. Всякого повидал, – он отломил кусочек от ржавого сухаря, положил в рот и покачал головой. – Нет… Полагаю, что, скорее всего, никогда не перестанут. Кажущаяся вам парадоксальность этого обстоятельства обусловлена, тем не менее, объективным положением вещей. Внутренней, так сказать, сущностью человеков.

– Ну, а чего… гнида какая-никакая, она всегда найдется, – округлив и политесно прикрыв рот задеревенелой от постоянного соприкосновения с шершавым продуктом заводского производства ладонью, сочно зевнул пожилой рабочий с «Путиловского». – Тут с этим спору нету. Это факт.

– Нам бы Леньку Пантелеева сейчас поймать и к стенке прислонить, – матрос разливал из медного чайника спирт по стаканам – Вот наша основная задача на сегодняшний день. Уж больно лютует, бандит. И ведь хитер, падла! Ну никак его, понимаешь, не взять! Вот ведь гад…

– Необходим профессиональный навык, – пожал плечами Апполинарий Федулович. – Это не в обиду вам будь сказано, но… если уж ваша власть всерьез решила бороться с профессиональной преступностью, то… одних «кавалерийских наскоков» маловато будет. Это уж вы мне поверьте.

– Вот! – ткнул в его сторону матрос. – Слыхал?!

– Ну… – кивнул паренек. – И что?

– Так вот, – мотнул головой матрос с «Авроры» и положил пареньку руку на плечо. – Слушай меня, друг мой и боевой товарищ Петя. Слушай, что я тебе говорить стану… Пройдут годы. Наступят замечательные… великолепные наступят времена! Нас уже с тобой на свете не будет. По!.. Придут на наше место другие люди. Нам не чета! Умные. Красивые. Образованные. Ну… вот, как Апполинарий Федулович, к примеру. Но будут они свои, из народа. Нашего, пролетарского, происхождения. И вот они-то и займут паше место. Если кого обидели – раз! – они моментально тут как тут. И знаешь, как они будут называться?

– Как? – поднял на него взгляд своих громадных голубых глаз паренек.

– Милиционеры!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1
ЛЮБОЕ ЖИВОТНОЕ ПОСЛЕ СОИТИЯ ПЕЧАЛЬНО

Неустановленный гражданин в подземном переходе приставал к прохожим, доказывал им, что он жертва облучения и, угрожая предметом, похожим на пистолет, требовал денег на «Виагру».

Из рапорта

Капитан Заботин, а попросту говоря – Забота, как звали его сослуживцы за постоянную сексуальную озабоченность и нечеловеческую готовность к совокуплению с любым представителем противоположного пола (вне всякой зависимости от возраста и степени привлекательности объекта вожделения) в любое время дня и ночи, в любой обстановке и даже невзирая на время года и температурный режим – например, зимой на вонючей свалке, в сугробе, был печален.

Печаль его проистекала из того обстоятельства, что днем ранее, а точнее – поздним вечером предыдущего дня он бесцельно брел в легком подпитии по покрытому полурастаявшим снегом тротуару, обходил грязные лужи и машинальным взглядом сотрудника ОУРа [1]1
  ОУР – отдел уголовного розыска. – Здесь и далее примеч. автора.


[Закрыть]поглядывал по сторонам.

Впрочем, сказать, что брел Забота по слякотному тротуару и вовсе уж бесцельно, это значит погрешить перед истиной. Цель у него была. И даже целых две.

Во-первых, наметанным ментовским взглядом он процеживал толпу, надеясь вычленить из массы лиц хотя бы одно – пусть отдаленно – но знакомое. Это давало гипотетическую возможность догнаться [2]2
  Догнаться (жарг.) – добавить в организм спиртосодержащего напитка.


[Закрыть]на халяву [3]3
  Халява (жарг.) – нечто, достающееся даром.


[Закрыть]. А во-вторых… конечно же… а дамы? Дамы, барышни, матроны с авоськами! Как же так? Неужели же ни одна из них, спешащих мимо, не обратит внимания на его длинный, крупной вязки красный шарф, развевающийся на февральском ветру, и не задержит мимолетного взгляда на лице его обладателя? Мимолетный взгляд – этого достаточно. Остальное – дело техники. Уж будьте уверены.

Следует, однако, заметить, что все – ну пусть не все, пусть изрядная часть – истории о его подвигах «по этой части» были беззастенчиво выдуманы им самим. Ну, согласитесь, без гроша в кармане, постоянно пьяный или дышащий прямо в личико хорошенькой барышне перегаром мент – это вам что, подарок? Это тот самый «рыцарь в сияющих доспехах», о котором она мечтает одинокими тоскливыми ночами? Нет. Это не так. Но иногда… и капитану Заботину тоже кое-чего перепадало. И вот уж тогда… Он входил в обшарпанный кабинет, который делили вместе с ним его товарищи по оружию, гордо рассекая – словно ледокол, раздвигающий форштевнем льды, – пространство перед собой громадным носом, взгляд его горел, и самые фантастические истории его сексуальных побед становились достоянием общественности. Коллеги млели и завидовали. Забота был счастлив.

Но сегодня, мутным февральским утром, восседая на колченогом стуле того самого кабинета, Заботин был тих и печален.

Дело в том, что, казалось бы, вот вчера-то ему как раз и повезло…

Возле входа в круглосуточно работающий продовольственный магазин он наткнулся-таки на подвыпившую претенциозно одетую даму неопределенного возраста, которая сфокусировала свой взгляд на его шарфе, затем взглянула чуть выше и, отметив на голове обладателя шарфа зеленую шляпу с обвисшими полями, нетрезво икнула, приоткрыла рот, очевидно пытаясь что-то сказать, но, подумав, отказалась от этой затеи.

Забота отреагировал моментально.

– Мадам, – широко улыбнувшись, галантно произнес он. – А не меня ли вы здесь, собственно, ждете?

Дама вновь окинула его взглядом с ног до головы, пожала плечами и кивнула.

– А почему бы, собственно, и нет? – негромко сказала она в пространство. – Вы тоже художник?

– Н-ну… – в свою очередь на секунду задумался Забота, припоминая сцены задержаний «преступного элемента» и неожиданно для самого себя взглянув на род своих занятий с такой вот несколько небанальной точки зрения. – Пожалуй, что-то вроде этого.

– Это вы о чем? – не совсем поняла мадам.

– Как вам сказать… Короче говоря, если кому «портрет разрисовать» [4]4
  Разрисовать портрет (жарг.) – разукрасить физиономию, набить морду.


[Закрыть]… то это мы всегда запросто. Не сомневайтесь.

– Портрет… – мадам чуть презрительно скривила губы. – Это же так банально. А впрочем… в какой технике вы работаете? Надеюсь, в этом, по крайней мере, присутствует экспрессия?

– О да! – совершенно искренне заверил ее капитан Заботин. – Вот в этом вы можете ни секунды не сомневаться.

– Уже хорошо. А то, вы знаете, все современное искусство… оно… – пытаясь подобрать нужное слово, собеседница Заботы пощелкала пальцами, а затем обреченно махнула рукой. – Впрочем, ну его в задницу. Там ему самое место. Надеюсь, вы со мной согласны?

– Вы знаете, я сам об этом много думал в последнее время… – Заботин аккуратно взял свою новую знакомую под локоток и ненавязчиво развернул лицом в сторону открытой двери магазина, в который они оба – как бы машинально, не прерывая содержательной беседы, – немедленно и вошли.

– Вино какой страны вы предпочитаете в это время суток? – Забота окинул взглядом прилавок винного отдела и распахнул широкое пальто, делая вид, что собирается достать из кармана портмоне. Этот его жест был сплошным лукавством, ибо никакого портмоне у него никогда отродясь не было. А последний мятый чирик [5]5
  Чирик (жарг.) – десять рублей.


[Закрыть]сиротливо лежал в кармане брюк.

– Ну что-о вы… – несколько жеманным жестом остановила его мадам. – Художники, они же всегда такие бедные. Если, конечно, они настоящие художники, а не так… модные мазилки. Вы же не какой-нибудь там модный мазилка?

– Ну что вы! – на этот раз совершенно честно и искренне возмутился Заботин. – Как вы такое про меня могли подумать?!

Да и то сказать – последний раз он отчаянно мазал [6]6
  Мазать (жарг.) – промахиваться во время стрельбы мимо мишени.


[Закрыть]с полгода назад в служебном тире и получил зачет по стрельбе, только напоив инструктора изъятой во время обыска паленой водкой [7]7
  Паленая водка (жарг.) – ядовитый спиртосодержащий напиток, злодейски изготавливаемый по всяким вонючим подвалам черт знает из чего.


[Закрыть]до состояния глубокой комы. Что, спрашивается, было во всем этом такого уж особо модного?

– Ну и вот, – констатировала мадам. – Я это сразу поняла. С первого взгляда.

– Но… – притворно замялся Забота. – Выпивать за счет дамы…

А вот тут он врал. Врал отчаянно и совершенно беззастенчиво.

Выпивать – нисколько при этом не смущаясь – капитан Заботин мог:

а) и за счет малознакомой дамы;

б) и за счет потерпевших, у которых (с их слов) «воры вынесли из дому все, только голые стены, считай, и оставили. Но… поскольку тут у нас в холодильничке кое-что все-таки… тут и отпито-то всего чуть-чуть, то… в целях, так сказать, интенсификации процесса поиска злодеев… уж не побрезгуйте»;

в) и за счет задержанной, но милостиво отпущенной всякой мелкой шушеры;

г) и… да бог его знает, за чей еще счет.

Хоть за счет пингвинов в зоопарке. Если бы те, конечно, наливали…

И произрастало это качество его натуры не от какой-то там врожденной скаредности, а по причине специфики производственной деятельности – чрезвычайно вредной для здоровья – и до обидного малым размером денежного содержания. Ну что там платило государство капитану Заботину за его ненормированный рабочий день, вынужденное ежедневное общение со всяким отребьем и вконец истрепанные нервы? Тьфу – и больше ничего. Вот поэтому и… выпить хотелось постоянно. Уж не говоря о том, чтобы пожрать. И как тут обойтись без халявы? Да никак. Да при таком раскладе жизненных обстоятельств – до прямого вымогательства один шаг. Взял свой табельный шпалер [8]8
  Шпалер (жарг.) – пистолет.


[Закрыть]– и прямиком на большую дорогу. А вы говорите…

– …И потом, в известном смысле, вовсе я никакая не дама, – продолжала новая знакомая Заботы. – Так что пусть это вас не смущает.

– Это в каком же смысле?.. – Заботин несколько растерянно вслушался в чуть хрипловатые обертона низкого голоса собеседницы, повнимательнее всмотрелся в черты ее лица и насторожился. Халява-то халявой, но ведь этак же и до беды недалеко. Мало ли чего по пьянке не происходит. А ориентации он, тем не менее, был самой что ни на есть традиционной. И менять ее ни в коем случае намерений не имел.

– Это в том смысле, что в данной ситуации я прежде всего ваш товарищ по творческому цеху, – пояснила мадам. – И поэтому в том, чтобы угостить вас, ничего предосудительного не вижу. А вы?

– Ну, если смотреть с этой стороны… – у Заботина отлегло от сердца. – Тогда я… тогда конечно.

– Тем более что я хозяйка художественной галереи. И со дня на день я планирую презентацию новой экспозиции. В своей галерее. А это что значит?

– Что? – заинтересовался Заботин.

– А это значит, мой неизвестный друг…

– Владимир, – легко коснулся обвисших нолей зеленой шляпы Забота.

– Об этом потом, – небрежно отмахнулась его собеседница. – Это значит, что на сей момент я располагаю средствами несколько большими, чем вы… А во-вторых, привлекать к сотрудничеству с этой галереей новые яркие личности – моя прямая обязанность. Следовательно… следовательно…

– Но… некоторыми средствами я тоже располагаю, – нагло соврал собеседнице явно утратившей мысль Заботин, развернулся лицом в сторону винного отдела, распрямил плечи и (как ему показалось) немного элегантно качнулся с пятки на носок. – Так что… мы могли бы… так сказать… на паритетных началах…

– Ни в коем случае! Либо мы сотрудничаем на моих условиях, либо не сотрудничаем вовсе! Только так! И учтите – в бизнесе я акула! На начальном этапе я вас спонсирую и следовательно… вправе рекомендовать целиком изменить и концепцию, и технику. Технику – вот что самое важное! У меня есть колоссальные идеи! Это бомба! Бомба, вы понимаете? Все просто на жопу сядут, я вас уверяю! И… значит, так… я вас раскручиваю, но уж после первых продаж… уж будьте любезны! Вы, конечно, будете иметь свой процент, но… основная доля моя. И никаких паритетов! Еще чего! Вот так… Согласны?

– Ну, что уж тут поделаешь, – вздохнул Забота, который, выхватив из потока слов сочетание «я вас спонсирую», был согласен на все. – Если вы находите нужным, то… можно концепцию и поменять.

– А технику?

– Можно и технику.

– Ну и пошли, – мадам решительно направилась к выходу из магазина.

– А… как же… – Заботин растерянно обернулся в сторону винного отдела.

– Что вас может привлекать в этом рассчитанном на массовый вкус ширпотребе? Это же все так банально… – дама презрительно проследила за его взглядом. – У меня тут мастерская рядом. Там все есть.

– А что, если не секрет? – робко поинтересовался Забота.

– Спирт, настоянный на чесноке, вас устроит? – гордо вскинув голову, спутница Заботина сверкнула очами.

– Вполне, – кивнул тот и деловито зашагал с ней рядом.

* * *

Но все это было вчера.

А сегодня, восседая на опасно поскрипывающем колченогом стуле в кабинете «убойного» отдела родного Петроостровского РУВД, капитан Забота был тих, задумчив и печален.

Напротив него за обшарпанным письменным столом сидел его товарищ по оперативной работе капитан Калинин. Вот уже минут сорок Калинин вчитывался в какой-то небольшой абзац лежащего перед ним служебного документа и, мучительным усилием собрав кожу лба в глубокие складки, пытался вникнуть в смысл написанного. Один раз он даже перевернул лист с текстом вверх ногами, взглянул на него вот в таком вот ракурсе, но затем, встряхнув головой, вернул в исходное положение.

– Что, дружок, похмелье? – наконец сочувственно полюбопытствовал Заботин.

– Гляди, – Калинин ткнул пальцем в злополучный абзац.

Забота поднялся со своего стула, пересек крохотный кабинет и склонился над документом.

– Читай, – не разжимая стиснутых зубов, глухо бросил Калинин.

– Ну и что тут… – Заботин взял в руки документ и стал читать.

– Нет, ты вслух читай.

– Ну и, пожалуйста, ну… «Том второй настоящего дела является продолжением тома первого…» Ну и что?

– Нет, ты дальше читай. А еще лучше – все подряд без остановки.

– Как скажешь, – покорно согласился Заботин и начал сначала: – «Том второй настоящего дела является продолжением тома первого, нумерация листов соответствует нумерации тома первого. В связи с этим том второй считать томом третьим. В распоряжение экспертов предоставить уголовное дело в трех томах».

– Ну? – поднял на него нехороший взгляд Калинин.

– Сейчас, Андрюх… Ты, главное, не горячись. Щас разберемся… – задумался Забота. – Значит, так… нумерация листов тома первого соответствует… соответствует… предоставить уголовное дело в трех томах. Так. Значит, в трех…

Минут через пять тяжелейших раздумий опер «убойного» отдела капитан Заботин взглянул на своего друга и коллегу по работе взглядом, в котором совершенно явственно читались признаки приближающегося безумия. Причем, возможно, буйного.

– Слушай, – чуть слышно прошептал он, и в этом его шепоте можно было различить шелест, который издает, цепляясь своими чешуйками за раскаленные песчинки, ползущая между барханов гремучая змея. – А откуда ОНО, – Заботин указал на лежащую на столе толстую папку, – вообще тут взялось?

– А я знаю? – пожал плечами Калинин. – Я пришел. Оно лежит. На моем столе. Ну… я с ним и работаю.

– Ты тут хоть где-нибудь подпись свою ставил?

– Пока нет… Здесь вообще первых десяти листов не хватает.

– А с чего ты вообще взял, что всем этим именно мы, а не дознаватели должны заниматься? Может, кто-то из них нам его сюда и подкинул. Или оставил спьяну. Вчера… ну, когда я уже ушел, тут кто-нибудь еще выпивал?

– Я не помню, я еще раньше тебя ушел.

– Ну и вот. Запросто такое могло быть. А ты себе голову мучаешь.

– Думаешь? – робко и неуверенно, но с явным облегчением во взоре взглянул на него Калинин.

Дело в том, что за годы службы в правоохранительных органах он несколько отупел от всех тех нелепостей, которые ежедневно ставились ему в качестве «боевой задачи», и уже практически потерял представление о том, что входит в круг его непосредственных должностных обязанностей. А потому Калинин смирился с мыслью – надо выполнять все, от чего нет возможности отвертеться.

– А тут и думать нечего. Тем более – зачем?

– А куда его девать?

– Да хоть куда! Можем Висюльцеву подкинуть – скажем, что в туалете нашли. А можем…

– Вообще выкинуть… а? – мечтательно произнес Калинин.

– Дак… все же в наших руках, Андрюха! – Слегка опухшее лицо Заботы расплылось в широкой искренней улыбке. Он сгреб со стола толстую папку и засунул в висящую на спинке стула спортивную сумку Калинина.

– А что ты там про похмелье-то говорил? – заинтересованно взглянул на товарища Калинин, к которому наконец-то (после окончания «работы над делом») вернулись нормальные человеческие реакции.

– Да я как-то… – замялся Заботин.

– Я тоже на голяке, – вздохнул Калинин.

– Но я зато… – Забота задумчиво посмотрел за окно, – похоже, знаю, где взять.

– И чего мы тогда здесь сидим?

– Да я вот думаю… Этично ли это?

– А в чем проблема?

– В чужой дом забираться придется. В отсутствие хозяев.

– Ерунда. Скажем Висюльцеву, что прямо сюда, в кабинет, поступил звонок от… ну, скажем, от одного из твоих «барабанов» [9]9
  Барабан ( жарг.) – внештатный источник оперативной информации.


[Закрыть], что по конкретному адресу кража со взломом. И… не исключена и мокруха [10]10
  Мокруха, мокрое дело (жарг.) – убийство.


[Закрыть]. Если нас здесь хватятся, он отрапортует, что мы с тобой немедленно выехали на адрес. А если там накладка какая случится, скажем – на сигнал отреагировали. Вот мы со всех сторон и отмазались [11]11
  Отмазались (жарг.) – в данном случае – застраховались на случай непредвиденной ситуации.


[Закрыть]. Скажешь нет?

– Н-нуу…

– А хозяев там точно дома нету?

– Да вроде не должно быть…

– Ну вот. Я же и говорю – «со взломом». Это далеко?

– Да нет, тут… рядом. Она такая, знаешь… интеллигентная женщина. Искусствовед.

– И что там у нее?

– Шило [12]12
  Шило (жарг.) – спирт.


[Закрыть]на чесноке.

– Много?

– Залейся.

– И чего мы ждем?

– Так вот я и думаю… Я у нее вчера в гостях был, она меня угощала. Мы об искусстве говорили. А сегодня…

– Так я же тебе и говорю, поступил сигнал – «кража со взломом». Мы же ее имущество летим спасать. Еще благодарна должна быть. Что вовремя успели. Что, кроме спирта, ничего не пропало…

– Да там не так вообще-то все просто. – На лицо капитана Заботы вновь легло облачко грусти. – Я же ей не ментом, я художником представился.

– Зачем?

– Да… как-то так, – пожал одним плечом Заботин. – Машинально.

– Ладно. Все, летим, – Калинин открыл сейф и вынул из него оставшийся от какого-то так и не раскрытого дела вещдок [13]13
  Вещдок – вещественное доказательство.


[Закрыть]– короткую хромированную «фомку» [14]14
  Фомка (жарг.) – короткий металлический ломик, используемый для вскрытия дверей.


[Закрыть]. – Потом разберемся. Впервой, что ли?

– Тоже верно.

* * *

Легко сбежав на первый этаж, Калинин и капитан Забота, проходя мимо восседавшего за стеклянной перегородкой начальника дежурной части майора Висюльцева, слегка притормозили.

– Слышь, Гена, – склонился к окошечку Заботин. – Тут это… поступила оперативная информация, что кто-то хату одну подломить [15]15
  Подломить хату (жарг.) – обворовать, ограбить квартиру.


[Закрыть]собирается. Прямо щас. Не исключается и мокруха. Нам с Калиной по начальству докладываться некогда – сам понимаешь. Дорога каждая минута. Так что ты… если про нас спросят… поставь в известность, лады?

– Откуда поступила? – озаботился бдительный Висюльцев, тайком задвигая ногой подальше под стол ополовиненную бутылку розового вермута и одновременно пряча в карман надкушенную луковицу. – Мне сюда ничего не поступало.

– Да «барабан» мой прямо нам в кабинет отзвонился. Короче, мы бежим.

– А адрес, адрес-то? – высунувшись в окошечко, выкрикнул вслед убегающим онерам Висюльцев.

– Да он там что-то неразборчивое пробубнил… – обернулся в дверях Заботин и выскочил вслед за Калининым на улицу.

* * *

– Куда это они? – выйдя из туалета и застегивая на ходу ширинку, начальник «убойного» отдела майор по фамилии Молодец, приоткрыл дверь каморки дежурной части и кивнул на захлопнувшуюся за операми дверь.

– Так это… – стараясь дышать в сторону, доложил Висюльцев. – Поступил сигнал. Упреждающий. В некоем адресе возможна кража со взломом. А может быть, и труп.

– В каком таком адресе? – насупил брови Молодец. – Сигнал зафиксирован?

– Нет… пока. Заботин говорит, ему прямо в кабинет отзвонились. Его… это… агентура сигнализировала.

– Но адрес-то известен?

– Он говорит, что… источник произнес нечто невнятное.

– Так куда же они полетели? Если даже адреса толком не знают?

– Эти найдут… – вздохнул Висюльцев. – Не один адрес, так другой…

– Да, – согласился Молодец. – Пожалуй, найдут. Только ты, Гена, вызов этот пока не фиксируй, ладно?

– Так, а как же я его зафиксирую? Ни адреса, ни заявителя…

– Вот так и не фиксируй.

Стоящий на столе Висюльцева невесть как доживший до настоящих времен раздолбанный, перемотанный синей изоляционной лентой древний радиоприемник «Спидола» вдруг сам по себе ожил и, транслируя какую-то неизвестную станцию, заговорил голосом журналиста, очевидно, берущего у кого-то интервью: «Порфирий Петрович, а вот такая еще деталь… Как всем известно, до революции в вашем Туруханском крае была только одна библиотека, организованная политическими ссыльными. После революции, уже при советской власти, количество библиотек увеличилось в десятки раз. А вот с началом перестройки мы наблюдаем обратный процесс. И на сегодняшний день… увы, приходится видеть удручающую картину в этом отношении. Как вы думаете, в чем причина?» – «Гха… Гм… – прокашлялся его собеседник. – А потому шо центр забыл об регионах. Об их потенциале и значимости…» Приемник зашипел и снова умер.

Молодец задумался, переваривая услышанное.

Висюльцев машинально вынул из кармана луковку и грустно откусил кусочек.

* * *

– Ну? – спустившись с крыльца управы [16]16
  Управа (жарг.) – управление внутренних дел.


[Закрыть], Калинин с нетерпением взглянул на Заботу. – Куда идти? Давай валить отсюда быстрее, пока не перехватили.

– Туда, – Заботин зашагал направо. – По-моему…

– Так ты что, толком и адреса не помнишь, что ли?

– Ну… так… Визуально. Я же оттуда ночью ушел. И выпивши.

– А вообще-то найдешь?

– Должен.

– А чего ночью сорвался?

– Ну, понимаешь… – капитан Забота на ходу просяще взглянул на Калинина и прижал руку к груди: – Андрюха, только тебе… обещаешь?

– А в чем дело-то?

– Нет, ты скажи, обещаешь? И чтобы больше никому?

– Об чем речь? Могила!

– Видишь ли… питания-то наша, она…

– Скудна и необильна.

– Да еще и нервы.

– И что?

– Ну и вот. Пришли мы к ней – то-се, трали-вали, разговоры всякие… и все под стакан.

– А пожрать?

– В том-то все и дело. Так… что-то чисто символическое. Ну и… когда уже до дела дошло, тут вот…

– Что, не встал?

– Не-ет, обижаешь! Встать-то встал. Но… секунд на десять. А потом сразу – раз! И все. Она уж и так, и эдак… А он никак. Что делать? Я ей: «Мадам, видите ли… все последнее время я вел исключительно целомудренный образ жизни. А тут – знакомство с вами! Это же такой эмоциональный стресс! Тут явно необходим бокал шампанского для расслабленья нервов. Буквально айн момент! Я только туда и обратно». Мигом оделся и за дверь. Думаю, стакан портвейна щас где-нибудь шарахну и – все тип-топ. Портвейн, он же…

– Бодрит и освежает.

– Вот! А со спиртяги – только в сон.

– Ну и?

– Вышел. Там магазин ночной рядом, но в розлив не дают. Только бутылку. А денег-то у меня на целую бутылку нет! Вот… с кем-то скинулся, прямо там, возле магазина мы этот пузырь из горла всосали и… дальше тишина. Очнулся утром в кабинете. Как там оказался? Ни х-х…ра не помню… Такие, брат, дела.

– Подумаешь…

– Ну да, тебе «подумаешь», а для меня конфуз. Никогда раньше такого не было, веришь?

– Ты давай лучше смотри, куда нам дальше идти. Говорил же, что дорогу помнишь.

– А вот! Сюда, в подземный переход. Я его очень хорошо помню… почему-то.