Текст книги "Формула яда"
Автор книги: Владимир Беляев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Стараясь как-нибудь сохранить свои позиции и гальванизировать весь ассортимент идеологического воздействия на массы, вожаки ОУН различных направлений после падения гитлеровской Германии стали всячески открещиваться от былого сотрудничества с немецким фашизмом. Была пущена в ход легенда о том, что-де, мол, «ОУН боролась с немецким наездником».
Однако восстановим в памяти факты тех лет так, как, например, французы освещают сейчас факты участия нынешнего главнокомандующего сухопутными силами НАТО, бывшего фашистского генерала Шпейделя в убийстве короля Югославии Александра и французского премьера Барту. Иногда полезно извлечь из тайников истории и представить для обозрения современников за-? бытые факты, бросающие свет в сегодняшний день.
Если гитлеровское командование, захватив Львов 30 июня 1941 года, расположило свою комендатуру в Ратуше, то украинские националисты-оуновцы из окружения Степана Бандеры, полностью расконспирировав все свои клички и организационную структуру (а сделали они это, будучи твердо уверенными в победе гитлеризма), совершенно открыто заняли под свои центры и под главную квартиру весь трехэтажный дом на Русской улице, где когда-то находилось товарищество «Днiстер». В трогательном единстве свисали со стен этого дома флаг гитлеровской Германии со свастикой и желто-голубое знамя националистов с трезубцем. Оуновец Евген Врецьона организовал городскую милицию и командовал ею до тех пор, пока его не оттеснили офицеры из СС.
Несколько позже штаб-квартира ОУН переселилась на площадь Смолки, в дом № 4, где некогда помещалась польская полиция. В такой преемственности тоже была своя символика: ведь ОУН стала глазами и ушами не знающих местных условий гитлеровцев и выполняла множество чисто полицейских функций в борьбе с революционно настроенными украинцами.
Именно в этом доме, на верхнем его этаже, 11 июля 1941 года собралось новоиспеченное «правительство Украины». Оуновские верховоды торопились создать видимость государственности, опередить застрявших где-то в Кракове полковника СС Андрея Мельника и его сообщников, и затыкали наспех дырки в своем «кабинете», как попало, раздавая портфели любому, кто пожелал бы сотрудничать с ними, из числа буржуазных интеллигентов. И вот на горизонте липовой, самозваной «государственности» Украины, в окружении горе-премьера Стецько взошли и заблистали на миг такие, с позволения сказать, «звезды». Министром иностранных дел был назначен засевший в Берлине по причине природной трусости Владимир Стахив. Служба безопасности была поручена одному из самых жестоких оуновских террористов – Мыколе Лебидю, известному еще по польским временам. Отъявленный садист, убийца многих революционно настроенных галичан, Лебидь в 1943 году сажал на колы украинских крестьян, отказывающихся выполнять приказы бандеровцев. Министерство пропаганды возглавил некий Ярослав Старух, старый болтун и националистический демагог, сочинявший оды в честь Петлюры, продавшего Западную Украину пилсудчикам. Так называемую «политическую координацию» возглавил такой же, как и «премьер», дилетант, недоучка и мастер «мокрых дел» Иван Климив, по кличке «Легенда». Первым же заместителем Стецько-Карбовича был «магистр» неизвестно каких наук Лев Ребет, председательствовавший на заседании «правительства» в этот день, ибо Ярослав Стецько-Карбович был пьян до потери сознания и его язык не вязал лыка.
Эта часть «правительства» была, так сказать, «импортная», составленная еще в Кракове, при ближайшей консультации гауптмана Ганса Коха. Во Львове же инициаторы этой комедии хотели опереться на чисто Львовские кадры украинских националистов из числа лиц старшего поколения, которые бы своим жизненным опытом прикрывали бездарность зеленых недоучек, возомнивших себя равноправными партнерами Гитлера, Геринга, Геббельса, Гиммлера и прочих вожаков рейха. Вот почему пост министра здравоохранения был поручен профессору Мариану Панчишину, двурушнику и оборотню, который еще совсем недавно клялся публично в своей любви к советской власти. Его заместителем стал достаточно известный в городе врач и, как это позже выяснилось, немецкий шпион Александр Барвинский. Министерством финансов стал ведать Илларит Ольховый. Министерством юстиции – тот самый судья апелляционного суда Юлиан Федусевич, который с большим наслаждением еще в польские времена отклонял одну за другой апелляции людей, осужденных за революционные выступления против режима пилсудчины, против кровавых умиротворений – пацификаций. И этот «специалист» по судебным делам был подобран бандеровцами во Львове. Его заместителем стал другой судья, не менее жестокий, чем Федусевич, Богдан Дзерович. Портфель министра внутренних дел получил адвокат Владимир Лысый, а его заместителем стал Кость Панькив-ський – хитрая бестия, попавший в это «правительство» по протекции своего давнего приятеля, а ныне начальника Стецьковой цивильной канцелярии – адвоката Ми-хайла Росляка. Кандидата на пост министра народного хозяйства нельзя было подыскать, поэтому портфели заместителя министра вручили двум оуновцам – Роману Ильницкому (старому немецкому агенту) и Дмитру Ядиву. Инженер Андрей Пясецкий получил портфель министра лесоводства, так называемое министерство просвещения и культуры возглавил Василь Симович, министерство почт и телеграфа – советник Антон Костишин. Хотя все железные дороги на территории, занятой уже немецкими войсками, были в руках вермахта, тем не менее оуновцы не позабыли выдать портфель министра железных дорог некоему Н. Морозу. Старый националист Евген Храпливый, на всякий случай задержавшийся в Кракове, был назначен министром сельского хозяйства, а военное министерство должен был возглавить бывший петлюровский генерал, известный только победами, одержанными над ним Красной Армией, Всеволод Петров, находившийся в Праге. Его заместителем назначили сотника Романа Шухевича... Я не знаю, кто со временем, после моей смерти, найдет эту тетрадку, быть может не только наш, «мicцевий» галичанин, но и «схiдняк» – восточник, потому-то я стараюсь быть предельно точным, а также объяснять вещи, хорошо известные каждому «мicцевому»,– предельно популярно...
...Запомните же все те, кому попадет в руки эта исповедь, фамилии этих предателей Украины, которые, склонив свои головы, решили добровольно пристегнуть себя к колеснице гитлеровской Германии, в тот тяжкий час, когда на украинской земле пылали села и города, разбиваемые фашистскими снарядами, когда вся Украина, от мала до велика, подымалась на ползущего с запада врага, клейменного свастикой.
Запомните и представьте себе такую возможность:
По городам и селам, занятым немецкими фашистами, насильно собирают украинских тружеников, рабочих, крестьян, интеллигентов, не успевших эвакуироваться на восток. Солдаты из легиона «Нахтигаль», по поручению Шухевича, начинают зачитывать состав «правительства», которое заседало И июля 1941 года в доме на площади Смолки, во Львове. Что бы подумал, услышав перечень этих фамилий, любой украинец? Узнал бы он хотя бы одного из них по каким-либо делам, принесшим пользу народу? Да конечно нет!
Если не в присутствии националистов, переодетых в мундиры вермахта, то уже наедине со своими друзьями любой спросил бы: «Кто такие эти министры, кого это «набрасывают» нам на шею? Где совесть у этих типов, что не постеснялись продать себя в этот грозный и решительный час немецкому фашизму за тридцать даже не серебряных, а никелированных пфеннигов, за чашку суррогатного кофе, за эрзац-мармелад?»
Состав этого «правительства» показался настолько несолидным даже самим «министрам», что тут же, на заседании, они стали шушукаться и, бледнея, спрашивать Льва Ребета, а почему здесь нет представителей немецкого генералитета, которые освятили бы своим присутствием, сделали бы более весомым и значительным учреждение подобного правительства. В этих опасениях и оглядке на немецкий генералитет проявилась не только трусливая, лакейская природа нашей буржуазной интеллигенции, не только полное неверие в собственные силы этих политиканов, давно уже оторвавшихся от народа, но и их прямая зависимость от целей и практики гитлеровской Германии и ее военщины. Слова Льва Ребета о том, что «генерал все знает, организация находится с ним в контакте, и он санкционировал такой состав правительства», мало кого удовлетворили, так же, впрочем, как и личность самого Ребета, всплывшего на поверхность на грязных волнах оккупации.
Новоявленные министры и руководители департаментов решили, на всякий случай, направить к генералу собственных представителей.
На следующий день, 12 июля, напялив на себя крахмальные рубашки с манишками и фраки еще австропольских времен, адвокат Кость Панькивський и профессор Василь Симович, ведомые Стецько-Карбовичем и Ребетом, направились во Львовскую ратушу. Львовские перекупки, торговавшие цветами около фонтана со статуей Нептуна, надо полагать, запечатлели в своей памяти историческую картину, как двое пожилых мужчин в сопровождении двух более развязных людей помоложе, также одетых в штатское, униженно что-то долго объясняли немецкому часовому, стоящему с винтовкой на плече около двух каменных львов, а потом, расшаркиваясь перед ним, скрылись под сводами ворот Ратуши.
Как это мне рассказали точно информированные люди, командующий армией считал ниже своего достоинства беседовать с какими-то «правителями» Украины. Когда ему доложили об их приходе, он приказал, чтобы ими занялся его адъютант Ганс Иоахим Баер, очень наглый, самоуверенный немец, уже давно специализирующийся по вопросам шпионажа в славянских странах. Но Ганс Баер не пожелал беседовать со всеми членами делегации. Он впустил к себе лишь Стецько и Ребета, и они, оставив министра культуры и просвещения Симовича и заместителя министра внутренних дел Костя Панькивського на скамейке в коридоре, скрылись за дверью.
Несколько ошарашенные подобным афронтом, Симович и Панькивський вполголоса беседовали в коридоре, Симович сказал:
– Не кажется ли вам, пане меценасе, что мы попали в какую-то халепу?
– Ой, кажется! – ответил со вздохом Кость Панькивський.
В это время открылась дверь и появился смущенный заместитель премьера Ребет. На ходу он шепнул:
– Требуют еще магистра Ильницкого! Мы сейчас придем.
Баер проявил интерес к старому оуновцу Роману Иль-ницкому отнюдь не случайно. Ильницкий был из тех агентов абвера 6-й армии, кто в период, предшествующий гитлеровскому нападению на Советский Союз, информировал гитлеровцев о состоянии советского тыла. Из информаций Романа Ильницкого и других его коллег из ОУН выходило, что достаточно будет армии Гитлера перешагнуть Сан, как по всей Украине, под руководством подпольной сетки ОУН, вспыхнет массовое восстание и немецкая армия, встречая массы ликующих, радостных по поводу ее появления украинцев, беспрепятственно совершит свой молниеносный марш до пограничного с Украиной хутора Михайловского, а оттуда уже будет рукой подать до Москвы.
Роман Ильницкий жил тогда неподалеку от Ратуши, на Русской улице, и потому Лев Ребет привел его в СД очень быстро. Некоторое время из-за дверей доносились голоса «премьера» и Ильницкого, докладывающих шефу СД всю историю создания правительства, но потом их болтовню перекрыл громкий голос Баера, кричавшего на делегатов. Потом наступила зловещая пауза, распахнулась дверь и на пороге ее появился с пунцовым лицом Ребет в сопровождении унтерштурмфюрера СС Альфреда Кольфа. Этот офицер «службы безопасности» все три года немецкой оккупации Львова занимался украинскими и польскими делами, осуществляя на практике старый девиз римлян: «Divide et impera» (Разделяй, чтобы властвовать ( лат.)), принятый и генерал-губернатором Гансом Франком для правления в «Генерал-губернаторстве».
Лев Ребет, показав Кольфу на Симовича и Панькивського, сказал:
– Еще вот эти делегаты, господин унтерштурмфю-рер!
Кивком головы Кольф подозвал часового и сказал по-немецки:
– Охранять, чтобы не убежали!
Полчаса просидели в полном молчании Симович и Панькивський, решив, что, по-видимому, на этом их политическая карьера обрывается. Но Ребет и Кольф появились снова, и последний объявил, что Стецько и Ильницкий задерживаются потому, что повезут их в Берлин обсуждать некоторые вопросы в присутствии Степана Бандеры.
Точка на этой трагикомедии, длившейся две недели, была поставлена в конце июля, когда все члены «правительства» получили стереотипные письма за подписью Стецько, заканчивавшиеся фразой: «Я уверен, что Вы сохраните верность украинскому государственному делу».
Недалекие люди из числа украинской националистической интеллигенции, не разбираясь в подлинных причинах такого завершения всего этого блефа, пытались было, принимая позу обиженных, утверждать: «Немцы нас обманули». Но разве в этом собака зарыта? Скорее и правильнее всего будет начинать разговор с того, что группка националистических авантюристов типа Бандеры, Стецько, Мельника и других пыталась было обмануть немцев, внушая им, что на Украине у ОУН много сторонников и она, мол, представляет собою грозную силу. Кроме того, донесения шпионской агентуры, выдавая желаемое для немцев за действительное, преуменьшали силу Красной Армии. Однако только в первых боях на границе и в треугольнике Броды – Радзивиллов – Дубно гитлеровцы натолкнулись на столь упорное сопротивление со стороны Красной Армии, какого они не встречали нигде на Западе. Кость Панькивський, приехавший во Львов после путешествия за Збруч, передавал, что говорили ему немцы при виде кладбища немецких танков на пути в Киев, по обочинам дороги Броды – Дубно, когда все поля на протяжении нескольких десятков километров чернели от корпусов сожженных и разбитых стальных машин со свастикой. Немцы утверждали, что потери гитлеровской армии в первые две недели войны намного превышают потери во всех предыдущих сражениях гитлеровцев в Европе. И в этом основная причина того, что, получая тревожные вести с фронта, оккупанты решили – пришла пора кончать со всякими комедиями вроде провозглашения «правительства самостийной». Несколькими пинками оккупанты разогнали учредителей этого «правительства» и его министров. Была публично дана солидная оплеуха сборищу националистических вожаков, всерьез задумавших править Украиной.
Баер, подводя «теоретическую основу» под разгон не признанного немцами «правительства», в своей статье «Что мы находим на Востоке», опубликованной 18 июля 1941 года в газетке «Украïнськi щоденнi вicтi», прямо утверждал, что «украинство в историческом развитии отброшено на сто лет назад», что «возрождение может прийти только от крестьянства, ибо все остальные слои населения слишком слабы, чтобы возглавить регенерацию». Расправившись таким образом со всей украинской интеллигенцией, со всей культурой украинского народа, особенно развившейся за последние десятилетия, этот специалист СД по славянским странам утверждал, что украинцы – это «невольники труда», что, только следуя «немецкому примеру», они имеют единственную возможность «сделаться хлебопашцами, ибо оснований для создания руководящей прослойки украинской нации еще сегодня нет».
Что могло быть обиднее для любого украинского интеллигента, особенно для той части украинской буржуазной интеллигенции в Западной Украине, которая в австрийские и польские времена так любила по всякому поводу кичиться различными званиями – «пане профессор», «пане меценасе», «пане магистр», «пане доктор», «пане инженер», «пане редактор» и т. д., чем такое безапелляционное утверждение гитлеровского чиновника, который с первых дней вторжения был (вместе с Гансом Кохом, Альфредом Кольфом и полковником Бизанцем) властителем жизни и смерти любого человека украинской национальности?
И тем не менее, получив и этот очередной плевок в лицо, не только участники двухнедельного «правительства», но и их сообщники сделали вид, что ничего не произошло, раскланялись и стали искать иных путей, чтобы угодить гитлеровцам.
Уже 16 июля один из таких «панов меценасов», морально отхлестанный публично штурмбанфюрером Баером Кость Панькивський приплелся к нему в Ратушу и попросился на службу. Баера вполне устраивали подобные люди, без хребта и чувства собственного достоинства. После превращения западных областей Украины в «Генеральное губернаторство» они на глазах у всех помогали фашистам грабить крестьян, сдирали с бедноты контингенты, они выдавали партизан, которых все больше и больше становилось на нашей земле. А после сталинградского разгрома той же самой 6-й армии, что прежде занимала Львов, но которой под Сталинградом командовал уже Паулюс, когда стал очевиден близкий крах гитлеровской Германии, они делали все, чтобы его отсрочить: все эти панькивськие, кубиевичи, росляки, мельники стали добиваться создания украинской дивизии СС «Галичина». Вымолили ее, добились! Но не успел замолкнуть звон литавр оркестра при оглашении первого приказа о создании дивизии, который прочел губернатор Отто Вехтер в зале бывшего воеводства Львова, как выяснилось, что охотников-добровольцев идти в дивизию не так уж много.
Их стали набирать силой, прибегая к любым уловкам. Видя всю эту возню с созданием дивизии СС «Галичина», наблюдая, каким обманным способом загоняют и в нее «добровольцев» националистические загонщики, я снова и снова вспоминал свою собственную молодость, подробности формирования легиона УСС и затем «Украинской Галицкой Армии» и думал, что, как это ни печально, история повторяется и вот готовится очередное жертвоприношение капиталистическому Молоху.
Было в терминологии наших интеллигентов в Западной Украине такое словцо «заангажуватыся»(наняться, подрядиться). Так вот, подобно вору, привлекающему к своему грязному делу сообщников, вожаки украинских националистов, уже запятнавшие себя в различных комбинациях с гитлеровцами, создавая дивизию «Галичина», стремились как можно больше пополнить ряды своих соучастников, «заангажуваты», вовлечь в грязное дело сотрудничества с оккупантами как можно больше молодых, неопытных Людей, соблазнившихся по молодости лет националистическими лозунгами, чтобы потом, если даже придется им всем – и опекунам и опекаемым – бежать за кордон, была бы «паства», на шее которой можно сидеть, которую можно и дальше обманывать, численностью которой можно щеголять перед новыми хозяевами, теми, что придут на смену немецким фашистам.
Известен печальный финал дивизии СС «Галичина». Почти вся она была разгромлена под Бродами летом 1944 года, приблизительно в тех же местах, где в июле 1941 года советские танкисты громили тысячи немецких танков.
Однажды после окончания войны мне пришлось быть по юридическим делам на Бродщине. Поблизости от села Белый Камень, в глухой лесной лощине, крестьяне пока» зали мне белеющую на дне ее огромную груду черепов. Это было все, что осталось от завербованных ОУН в дивизию СС «Галичина».
Трагический апофеоз нелепой авантюры!
Долго стоял я на краю лощины, смотрел на выжженные солнцем, мытые осенними дождями черепа, слушал журчанье ручейка на дне оврага, пение птиц на деревьях, отдаленный гул мирных тракторов, вспахивающих колхозные поля, снова думая, как и в дни молодости, тягостную думу. А ведь все эти ныне погибшие, если бы не поддались они на удочку националистических верховодов вроде Мельника, Врецьоны, Панькивського, могли бы после освобождения Львова войсками Советской Армии поступить в тринадцать высших учебных заведений города, окончить их, стать инженерами, врачами, педагогами, агрономами. Могли бы приносить большую пользу украинскому народу и доставлять большую радость своим родным, делая спокойной их старость.
Что же осталось от них? Груда белеющих костей!
Огромная вина националистов перед украинским народом не только во всем том, о чем я говорил выше. Они повинны еще и в том, что, выполняя прямые поручения гитлеровской военной пропаганды, начиная с того времени, как Советская Армия подошла к Збручу, содействовали угону в Германию всякого рода беженцев. Ширя и распространяя самые клеветнические слухи о советской власти, угрожая украинскому населению «террором и массовым уничтожением» со стороны Советской Армии, они влияли на нестойких, бесхитростных людей, заставляя их покидать насиженные гнезда, отправляться в Германию. Они, вожаки националистов, сделали несчастными тысячи украинцев. Оторвав их от родной земли, от культуры украинского народа, от великого созидательного, благородного труда советских людей, они превратили их в жалких «скитальцев», в объект национальной ассимиляции, то ли немецкой, то ли американской, то ли бразильской. Но, последовав вместе с ними в обозах гитлеровских войск, эти господа, спровоцировавшие «скиталыцину», издавна связанные с иностранными разведками, знали хорошо, что для них-то, «панов меценасов», всегда найдется работа, пока существует ненависть капиталистического мира к Советскому Союзу. Посмотрите, как живет за рубежом молодой украинский «скиталец» и как припеваючи благоденствуют все эти «паны меценасы», обслуживающие сейчас американские шпионские центры в Западной Германии и за океаном!
...Я пишу свою исповедь со всей ответственностью за каждое ее слово, за каждую ее подробность, пишу правду, передуманную и проверенную годами раздумий, еще и потому, что сам в июле 1944 года, поддавшись было массовому психозу, чуть-чуть было не покинул жену и детей и не уехал в общем потоке беженцев на Запад. Какую бы глупость я совершил! И как я благодарю судьбу и добрых друзей-советчиков, послушавшись которых остался я во Львове, и как бы я счастлив был, если бы не попал в эту подземную тюрьму.
...Работа юриста давала мне возможность часто разъезжать по Украине и бывать за ее пределами. Я видел, как буквально на глазах становилась все краше моя страна, я гордился тем, что имел и свой маленький вклад в общенародное дело, вклад рядового защитника советского права, человека, дающего советы трудящимся, помогающего сохранить в нерушимости советские законы. Когда я ходил по улицам преображенного Крещатика, я не мог без слез смотреть на чудесные дома, выросшие на месте руин, созданные руками моих близких – тружеников Украины. Когда, проезжая западными областями Украины, я видел преображенный Луцк, восстановленный Тернополь с его новым, прекрасным озером, выросший на глазах у нас Львовско-Волынский угольный бассейн с копрами его шахт – сердце мое наполнялось гордостью за трудовые усилия моего, украинского народа. Когда я по радио слышал, как участники ансамбля Венгерской Народной Армии поют на своем языке нашу украинскую песню «Розпрягайте, хлопцi, конi», когда я узнавал, что, прибыв во Львов, зарубежные ученые проявляли удивительную осведомленность в творчестве нашего украинского писателя Василя Стефаника, я думал: как мы должны быть благодарны советской власти за ее мудрую политику, расширяющую ежедневно интернациональные связи между народами и выводящую культуру моей Украины в общий фарватер мировой культуры.
Что может противопоставить благотворному влиянию учения социализма зарубежная болтовня жалких отщепенцев украинских националистических групп и группочек? Что, в частности, приносят их выступления по зарубежному радио на плохом украинском языке?
Злобную, человеконенавистническую пропаганду мести и смерти, третьей мировой войны, беспринципного, неоднократно повторяющегося за последние полвека обнаженного предательства. Они вылавливают и всячески раздувают отдельные ошибки советских людей, намеренно забывая о главном – о великом созидании. Ведь ни одной конструктивной мысли, ни одного собственного взгляда на вещи, кроме как повторения злобных завываний своих хозяев, стоящих у долларового мешка, нет больше у украинских националистов.
Все развенчано, заплевано, продано, все загажено в таких помойных ямах морального падения, что иной раз диву даешься – еще есть люди, верящие националистическим подпевалам, которые по-прежнему ткут в закоулках Европы и на американском континенте свою старую паутину лжи и измены. Но не свернуть им больше с помощью вранья и демагогии на дорогу измены украинскую молодежь. Однако знать повадки и недавнее прошлое националистических отравителей надо всякому честному сыну Украины. Перед ним, перед народом моей Родины, мне и хотелось исповедаться в этом ужасном плену на склоне лет своих, когда седина посеребрила мою голову, много передумавшую на трудном, не всегда прямом пути.
...Вполне возможно, когда-нибудь эта моя исповедь попадет в руки честным сыновьям Украины и у них возникнет естественный вопрос: как и для чего я написал ее, да еще в таких страшных условиях затхлого монастырского подземелья?
...В марте 1950 года ко мне в юридическую консультацию среди прочих посетителей заявился невзрачного вида хлопец в грубошерстном пиджаке и, когда поблизости никого не оказалось, шепотом сказал мне, что один пан, мой давнишний школьный товарищ, настоятельно просит меня ждать его сегодня в двадцать один час на паперти костела святой Магдалины. И просит меня ни в коем случае не опаздывать. Все это было сказано тоном решительным, исключающим отказ. Как известно, костел святой Магдалины находится на перекрестке людных улиц Львова, поблизости его – Политехнический институт и Львовское управление Министерства государственной безопасности, и ничего опасного такая встреча не предвещала. Если бы рандеву было назначено в лесу – я, возможно, поколебался бы. А здесь– нет. Когда я стоял на паперти костела, по его ступенькам ко мне поднялся человек в форме советского офицера. За ним следовало еще два человека, но они остановились внизу, на тротуаре. По-видимому, это была охрана. Когда офицер приблизился, по его большим ушам, по искривленному носу я сразу признал в пришельце своего знакомого Романа Шухевича, который в это время именовал себя «генералом Тарасом Чупринкой, командующим Украинской повстанческой армией», и уже давно находился на нелегальном положении.
Поздоровавшись, Шухевич сказал, что он не хочет откладывать дело в долгий ящик, и предложил мне изолировать себя на месяц от работы и семьи и, находясь в укромном месте, написать краткую историю борьбы руководимых им бандеровцев с советской властью. Он пообещал доставить мне все нужные материалы и посулил, что, когда написанное мною будет переправлено им за границу, в Мюнхен, в закордонный центр организации украинских националистов, то на мой текущий счет там будет положена приличная сумма гонорара, которым, как сказал Шухевич, я смогу воспользоваться, когда «все в мире переменится и от большевиков не останется ни следа».
Я стал отнекиваться, ссылаться на свою старость, на работу, на то, что я давно отошел от всего этого, но Шухевич прервал меня словами:
– Пане меценасе! Все уже решено. Мы знаем ваши литературные способности, знаем, как вы сотрудничали до прихода советской власти в «Червоной калине», знаем, какие хорошие воспоминания написали об «Украинских сичовых стрельцах». Напишите сейчас такое. И запомните раз и навсегда – человек, однажды вступивший в ОУН, может уйти из организации только в могилу. У нас есть достаточно средств, чтобы спровадить туда каждого, кто отказывается от службы нашему делу.
Чувствуя ясную угрозу и зная, что с такими лицами шутить опасно, я снова стал спрашивать: как же с работой, как с семьей?
– Все будет в полном порядке! – ответил Шухевич.– У вас в юридической консультации работает наш человек. Уже заготовлен приказ о вашей длительной командировке в Киев и в Москву по делу здешних спекулянтов мясом, которых якобы вы будете защищать. Жене позвонят о вашем внезапном отъезде. Дело, как говорят, для вас, адвокатов, прибыльное, можете получить «много в лапу». Поедете вы не один. А работать вы будете только в моем личном бункере, о котором знаю только я, а кто его оборудовал, давно находится там, откуда начинается хвост редиски...
И эта последняя, страшная по своему цинизму фраза, за которой скрывалось многое, и решительный тон Шухевича, и два субъекта, что охраняли нашу беседу несомненно с оружием наготове, парализовали мою волю, и спустя час я находился здесь, под землей.
Я начал работу. Через два дня Шухевич обещал лично (это было точно обусловлено) доставить мне материалы о действиях группы ОУН «Вороного» в лесах под Сокалем, но Шухевич не пришел. Прошла неделя. Никого! Видимо, что-то случилось наверху, и тогда мне стал ясен мой исход. Заживо погребенный, я уже никогда больше не увижу солнечного света. И тогда, вместо нового обмана, я решил рассказать всю правду людям. Будь что будет. Одна лампочка уже перегорела. Осталась вторая, последняя. Если перегорит и она, у меня останется возможность осветить это подземелье последней вспышкой. Прощайте!
5 июня 1950 года Павло Галибей».
...Когда я кончил читать, полковник Косюра, разминая тонкими пальцами папиросу «Казбек», сказал:– Можете взять эту тетрадку и использовать ее по вашему усмотрению. Любопытный человеческий документ, не правда ли? Что же касается «последней вспышки света», то она озарила подземелье только потому, что в очередной операции в марте 1950 года на окраине Львова нами был убит, при оказанном им сопротивлении, Роман Шухевич, называвший себя «генералом Тарасом Чупринкой»...
