Текст книги "Новая жизнь Димки Шустрова"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Подарок

Отца Димка увидел на скамейке, у входа в кинотеатр. На нем был серый костюм и шляпа, совсем новая, с необмятым верхом. Отец сидел, держа в руке сигарету, закинув ногу на ногу, смотрел, улыбаясь, на Димку, и по углам рта сияли две золотые коронки.

– Точно, как в аптеке! – сказал он и выставил Димке на обозрение голубовато-темный, как зрачок лошади, циферблат электронных часов.

В длинном окошечке, рядом с числом «14–58», сменяя одна другую, мгновенно возникали желтоватые цифры секунд. Дав вдоволь наглядеться на часы, отец пощелкал по массивному металлическому корпусу желтоватым ногтем.

– Высший класс машина! Ходи год и не проверяй! В кино хочешь? Индийская картина. Говорят – песни, танцы и слезы.

– Про любовь? – без интереса спросил Димка.

– Еще и стреляют. Видишь, – Федор Николаевич показал на огромный рекламный щит, – пистолет за поясом.

– Тогда пошли.

– Как раз в пятнадцать начало. Журнал можно и не смотреть.

Пока стояли у темной портьеры, за которой слышалась громкая музыка, отец ощупал мускулы на руках сына.

– Здоровый стал. В меня. Как живешь? Нормально? Живем – хлеб жуем?

Димке и рта можно было не открывать – отец сам за него отвечал.

«Хоть бы в зал скорей пустили», – подумал Димка.

Через минуту штору отдернули, и они заняли свои места.

Стреляли в картине мало, зато от песен и танцев Димка просто устал. А вот девушка, сидевшая по левую сторону от него, то и дело подносила платочек к глазам, и Димка, плохо следивший за тем, что происходит на экране, никак не мог взять в толк, отчего девушка утирает слезы и отчего плачет та, на экране, с огромными черными глазами, которая лишь недавно веселилась и тонким, визгливым голосом пела свои длинные песни.

Димка от души обрадовался, когда дали свет.

И отцу фильм не понравился.

– Сказка, – надевая шляпу, сказал он. Лишь главную исполнительницу похвалил: – Огненная женщина!

Оказавшись на улице, Федор Николаевич посмотрел на свою «высшего класса машину» и почмокал языком:

– Где бы нам… – Он стал оглядываться по сторонам и скоро нашел, что искал: на первом этаже сиреневого дома с буквами наверху: «Летайте самолетами – это выгодно и надежно!» помещалось кафе. – Не совсем то, – поморщил он круглые и сочные, как у Димки, губы, – ну, добрые люди выручат, небось, найдут.

В кафе он снял шляпу, накинул ее на штырь вешалки, стоявшей в углу небольшого зала с десятком столиков, и сказал:

– Садись, капитан. Бросай якорь… Времени… – Электронные свои часы он, видно, купил недавно – снова с удовольствием отдернул рукав серого пиджака. – Для сердечной беседы времени у нас – сорок минут… Что смотришь на меня? Сивый стал? – Он пригладил рукой густые, тоже как у Димки, волосы. – Летят годочки. На будущую зиму сороковку встречу… Но мы еще… – Отец встрепенулся, поставил перед собой твердые кулаки. Отраженные в вишневой полировке стола, кулаки выглядели солидно, и он добавил: – Еще кое-чего можем!

На добрых людей отец не напрасно надеялся. Подошла девушка в кружевной наколке на волосах, вежливо справилась:

– Что желаете?

– Вот этому капитану, – заглянув в меню, сказал Федор Николаевич, – порцию мороженого с вареньем, а мне кофейку. И чего-нибудь в него добавить. Сделаете?

– Отчего же, добавим.

– А чего добавить? – спросил Димка, когда девушка с наколкой отошла.

– Коньячку, капитан. Всего лишь коньячку. Он в цене, конечно… Однако располагаем! – И отец похлопал себя по нагрудному карману. – Живу – не тужу, с маслом хлебушек жую! С этим – в порядке… А вот… – Взгляд его затуманился, отец посмотрел на Димку. – Ну, сынок, уговорим мамку? Чтоб все у нас по-человечески было, как у добрых людей положено, чтоб я при сыне состоял, а ты бы, понятное дело, при законном отце. Уговорим?

– Вы же развелись, – сказал Димка.

– Долгое ли дело – опять распишемся! Еще раз свадьбу сыграем. Ведь если за шесть лет не вышла замуж, значит… Неужто не уговорим, вдвоем-то? Ну? Ты сам-то как?

Димка пожал плечами:

– Я что… Мама…

– Такую бы свадьбу сыграли! Подарки, само собой… Я вот принес тебе сегодня. – Отец запустил руку в карман (не в тот, по которому хлопал, – в другой) и вынул – Димка подумал: записная книжка. Но это была не книжка. Федор Николаевич с легким щелчком отжал запорную кнопку и, придав лицу значительное выражение, вытащил из футляра счетную машинку с набором маленьких клавиш-пуговок и окошком сверху.

– Ого! – сказал Димка.

– Электроника! – Отец поднял вверх палец с желтым ногтем. – Весь мир на ней держится!

– А можно… чего-нибудь посчитать? – спросил Димка.

– Да что угодно. – Отец посмотрел в меню. – Мороженое с вареньем – тридцать семь… Нажимаем. Кофе… про коньяк не сказано. Допустим – семьдесят семь… Нажимаем. Складываем. Что наверху? Рупь четырнадцать. Как в аптеке! Понял? И вся высшая математика!

– Ух ты! – восхитился Димка.

Он и мороженое, политое вареньем, ел, не замечая вкуса, – все глядел на машинку и время от времени осторожно тыкал пальцем в кнопочки, каждый раз поражаясь, с какой быстротой выдает машинка огненными цифрами самый невероятный по сложности результат.

– И в школу можно брать! – радостно сказал он.

– А как же! – поддержал отец. – Первым отличником станешь. Другие еще пример в тетрадке не написали, а у тебя – ответ готов!

Когда пришло время рассчитываться за кофе и мороженое, Федор Николаевич с улыбкой показал на машину:

– Итог подбит с точностью до копейки. – Он сунул бумажку в карман официантки и сказал: – Сдачи не нужно. Благодарим!

– И вам спасибо, – улыбнулась та. – Приходите еще.

Отец надел шляпу и, затолкав машинку в футляр, подал Димке:

– Владей. И отца помни… До остановки меня проводишь?

Они вышли на улицу, и Димка, поглядев на уверенно шагавшего отца, вздохнул, потрогал в кармане дорогой подарок. Спросить или не спросить? Скоро подойдут к остановке и… Но Димку не это больше смущало – как обратиться к отцу? На языке вертелось: «Пап, а скажи…» Вертелось, да не выговаривалось. И он, тронув отца за руку, неловко произнес:

– А это… ты откуда столько денег берешь? Работа такая?

– Работа… как всякая работа, – усмехнулся отец. – Была бы голова да руки. Зарабатываю я, Дима, прилично, не обижаюсь.

– А чего ты делаешь?

– Дело нехитрое, телеграммы разношу. Три-четыре часа работы. Да и то не каждый день.

– И сколько платят?

– Ну… на эти с маслом не пожуешь. Подрабатываю.

«Чего-то юлит, – подумал Димка. – Может, ворует?»

– А в милицию за это не заберут? – решившись, спросил он.

– Нет, – качнул головой Федор Николаевич. – С этим в порядке. – Потом, видимо, решив, что разговор слишком серьезен, поискал глазами укромное место, увидел за углом дома, во дворике, белье на веревке, качели на двух столбах и свернул туда. И лавочка нашлась. Смахнул с нее песок, присел.

– Видишь, ногти желтые, – показал он руку. – Отчего, думаешь? От курева? Нет. От воды. Червяк есть такой, трубочник. В нитку толщиной. Живет в ручье. А ручей… в нем не напьешься – грязь, нефть. Вот и мою трубочника. Мотыля тоже мою. Работа, конечно, бывает и почище. Но, как говорится, всякий труд почетен. Зато и деньги беру хорошие. Лучший корм для рыбок. А еще черных телескопов стал разводить. Редкая рыбка. В большом почете у любителя. Но выращивать трудно. Капризное дело – икра, мальки, температура, вода особая. А потом выкормить. Но когда уж выкормишь, доведешь до товарной кондиции – это деньги.

Отец посмотрел на часы, усмехнулся:

– Время – тоже деньги. Пора мне, Дима. Видел, на доме было написано: «Летайте самолетами»?.. Надо спешить… А ты, будет случай, скажи обо мне хорошее слово маме. Глядишь, все у нас и пойдет ладом. Долго ей быть одной? Ну, глупый я был, может, чего не так делал… Теперь поумнел, не пью. Какого еще принца ей надо? Не всем же работать в газете!.. А часы тебе нравятся? – неожиданно спросил отец и опять поднял рукав. – Что ж, и тебе куплю такие. Парень большой. Ты в какой ходишь?

– В пятый перешел.

– Да ну! – словно начисто забыв, сколько сыну лет, сказал Федор Николаевич. – Тогда и говорить не о чем – куплю!..

На остановке автобуса отец, как взрослому мужчине, пожал Димке руку:

– Ты с матерью поосторожней говори. Про машинку… тоже, пожалуй, не надо пока… Сердечный привет Елене Трофимовне!

Бабушка словно дожидалась этого привета. Встретила Димку с таким лицом, что он подумал: «Нет, все равно не выпытаешь! И тебе не скажу про машинку».

И не сказал, хотя бабушка про все подробно расспрашивала и сильно удивилась, что ее недавний зять ничего не подарил сыну.

– Мороженым угостил, в кино были – хватит. Чего еще? – Димка пожал плечами.

А про то, что отец разводит аквариумных рыбок, сказал. Чего таить – дело интересное. И нужное. Не раз бывал в зоомагазине – сколько любителей толпится! Все хотят хороших рыбок заиметь.

Елена Трофимовна занятие Федора Николаевича тоже одобрила:

– Я ведь говорила – он поворотливый. Такие на дороге не валяются. Пусть-ка Надежда еще раз подумает…

Потом Елена Трофимовна взяла хозяйственную сумку и звякнула ключами:

– Все ждала, когда вернешься. За хлебом схожу да посмотрю в молочном.

Димка обрадовался, что остался один. Скорей машинку на стол и принялся всякие головоломные задачки задавать. Справляется! И секунды не думает. Хорошую вещь отец подарил! А если еще часы… Но… можно ли принимать такой дорогой подарок? Если мама узнает… Что скажет? Она-то золотые часы не захотела от него брать.

Смотрел Димка на чудо-машинку, радовался, но было и тревожно.

Только стал думать о матери – тут она и объявилась. Длинные, настойчивые телефонные гудки заставили Димку бегом побежать в переднюю.

– Димочка, ты? – услышал он четкий, взволнованный и громкий голос матери. Ему даже почудилось, что она рядом, за дверью стоит. – Ну как, сынок, дела? Что нового? Как в школе?

– Нормально.

– Нет, ты не уходи, – нетерпеливо сказала Надежда Сергеевна. – Мне твое «нормально» не нужно. Давай – подробности, факты.

– Какие факты?

– А почему голос у тебя… будто лимон во рту держишь?

– Обыкновенный голос.

– Случилось что-то? Ну говори. Я же слышу!

– Ничего не случилось.

– А по русскому? Что вывели?

– Тройку.

– Из-за нее расстроился?

– Да не расстроился.

– Господи, ничего от тебя не добьешься! Бабушка здорова? Где она? Позови.

– За хлебом бабушка ушла. Недавно.

– А ты что же, ноги в школе забыл – почему сам не пошел?.. Нет, завтра приеду – я с вами разберусь! Целую! До завтра!

«Этому не бывать!»

Занятый домашними неурядицами, Димка и не заметил, как подкрался последний день учебы. И никакой особенной радости он не почувствовал. Чего уж тут прыгать до потолка! Для кого, и верно, счастье великое – каникулы: свобода, поездки, море, походы. Только не для него.

Вот Марина Лизюкова другое дело. Все у нее хорошо, все прекрасно. И отец – что надо: с машиной, в университете лекции читает. Через несколько дней Марина уезжает с бабушкой на море. Да, позавидовать можно – и папа, и машина, и море. А теперь и новый кавалер появился. Разве Димка не понял, почему Любчик вдруг взялся за физкультуру и уговорил отца врезать в дверях турник? Эта физкультура не так ему нужна для будущих космических полетов, как для того, чтоб Марине понравиться.

«А что, – невесело подумал Димка, подрастет Любчик, мускулы накачает – Марина и перестанет смотреть на меня. Зря, может, про Любчика ей сказал?..»

Димка немножко ревновал к Любчику. Вот вышли они в последний раз из школы, а Марина не только ему, а сразу обоим – и Димке, и Любчику сказала:

– Ребята, как хорошо-то! Три месяца каникул!.. Вы не спешите? Меня проводите?

У Любчика, конечно, рот до ушей! Идет от Марины по правую руку, Димка – слева. И в разговоре Любчик будто правая рука. Где-то в журнале уже раскопал статью о виндсёрфинге, и теперь не хуже Марины всякими удивительными подробностями сыплет.

А велика ли дорога к ее дому! Напротив почтового отделения и живет.

– Пришли, – сказала Марина и поглядела на балкон третьего этажа. – Те два окна, видите, – наши. А кухня и моя комната на другую сторону выходят. Хотите посмотреть?

Обошли дом. Марина показала два окна и тополь, высокий, с блестящими, будто лакированными, листьями.

– Мое окно со шторой, видите? Я там живу. А воробьи на тополе живут. Иногда такой крик поднимают, что спать не дают. Но я им прощаю. Наверно, очень важные воробьиные проблемы решают.

Димка вспомнил, как недавно гнался во дворе за кошкой, сцапавшей воробья, но рассказывать об этом не стал. Кошку все равно не догнал, воробья не спас, да и некогда рассказывать – вот уже портфель в другую руку переложила, сейчас скажет: «До свиданья!»

Портфель Марина переложила и на подъезд свой взглянула, а вот прощаться ей, видно, не хотелось. Черные глаза наполнились грустью.

– А проводить меня придете? – спросила, не поднимая ресниц. – Поезд в шесть часов вечера уходит. В среду. Папа на вокзал на машине отвезет. Мы все поместимся. Придете?

Любчик радостно закивал, а Димка вздохнул про себя.

– Придем, – сказал он и, чтобы не показаться грустным, бодро добавил: – Точно придем, как в аптеке!

По дороге к дому оживленный Любчик принялся было объяснять, что доска, на которой плавают в море, не простая, а специальная, и парус на ней должен поворачиваться во все стороны, но Димка слушал его плохо и с тревогой думал: приехала мама или не приехала?..

И только вставил ключ в щелку замка, понял: приехала! Из-за двери был слышен быстрый стук пишущей машинки.

И еще Димка понял, что он ждал мать, соскучился по ней.

По всему было видно, что и Надежда Сергеевна хотела поскорее увидеть сына. Пять секунд назад тюкала ее машинка, а когда Димка вошел в переднюю, то мама, уперев руки в бока, уже стояла в дверях комнаты и в нетерпении смешливо хмурила брови.

– Музыка! – воскликнула она и пропела: – Трам, та-рара-рам! Дорогу пятиклассникам! Сильным, ловким, умелым, хотя и не отличникам, но все равно – отличным ребятам!

Надежда Сергеевна обняла сына, расцеловала в обе щеки.

– Дневник обязательно посмотрим… Но прежде – вот тебе, в честь окончания! – Она по-девичьи живо метнулась в комнату, скинула тапок и босой ногой ударила по новенькому футбольному мячу. Сильно ударила, мяч отскочил от стены, и Дымок, с поднявшейся на спине шерстью, испуганно попятился, зашипел.

Димка подбежал к матери и тоже чмокнул ее в щеку. Именно о таком мяче он мечтал. Олимпийском! С яркими, рыжими пятнами, как на шахматной доске. Оказывается, мама и насос догадалась купить!

А как была довольна Надежда Сергеевна, что угодила сыну! И сама, кажется, рада была бы побегать босиком по квартире, погонять симпатичный мяч!

Но срочная работа ждала ее. Поговорила с Димкой ещё немного, посмотрела его дневник с короткой записью: «Переведен в 5-й класс», потрепала по волосам и опять удалилась в свою комнату, и вскоре вновь застучала ее машинка. Бабушка права: много мама работает, но не печалится, говорит, что каждый человек должен быть личностью, а для этого обязан хорошо делать свое дело. Еще когда Димка первый раз был в редакции, он заметил, как уважительно относятся к его маме. Только один дядька, про которого мама написала в газете, что он развалил работу в клубе, сидел недовольный, что-то сердито говорил, но его не очень внимательно слушали.

Елена Трофимовна, в отличие от дочери, появление внука встретила без всякого энтузиазма. И на чудачества дочери – как та пропела торжественный марш, как лихо ударила по мячу – смотрела с грустным укором. Бабушка была расстроена. Когда Димка сел в кухне за стол, она притворила дверь и пожаловалась:

– Не успела, Димочка, в дом зайти – сразу за телефон. Опять с Сомовым своим разговаривала. И голосок, ну прямо колокольчиком разливается… Да что же он за птица такая с перьями? Или, правда, красавец какой невозможный? Или министр какой главный, что и самой страшно сказать?.. Димочка, а?

А Димка-то знал, какой он министр! Сидит, насупился, кусок в горло не лезет.

Чтобы не горевать, не думать ни о чем, Димка взял олимпийский мяч и пошел во двор. А там – ребята, ошалевшие от солнца, от первых часов длинных, трехмесячных каникул, от того, что не надо бежать домой и готовить уроки, накинулись на Димкин новенький мяч, словно амазонские рыбки пираньи. Недавно Димка читал про них. Кишат в реке, а зубы и аппетит: стоит руку на минуту в воду опустить – одни белые косточки останутся.

Невелика в дворе площадка, где можно погонять мяч, но азарту от этого не убавлялось. Тут свои правила. Ни аутов, ни офсайдов – крик, беготня. Счет рос быстрей, чем в хоккее. Когда часа черва два, пропотевший и шатавшийся от усталости, Димка взял мяч под мышку и категорически объявил, что игра закончена, то счет выражался астрономическими числами – 22:17. Разумеется, в пользу команды, за которую, не жалея сил, сражался и сам Димка. Правда, игроки проигравшей команды кричали, что два гола у них зажилили, но это не имело принципиального значения: даже для почетной ничьей тех двух голов было недостаточно.

Вернулся Димка домой, майку с потных плеч стянул, холодной водой под душем ополоснулся, вытерся, причесал «воронье гнездо». Ну, что тут дома, как дела?

А дома все то же. Мамина комната закрыта, телефон арестован, лишь коричневый шнур из-под двери тянется. Бабушка – то ли устала, хлопоча по хозяйству, то ли расстроилась – прилегла на кушетку. По ее лицу Димка понял: ничего хорошего в доме не произошло. И сама Елена Трофимовна подтвердила это.

– Все работает, – вздохнув, тихонько кивнула она на дверь. – Недавно стучать перестала. И звонила два раза. Но все по делам. Затихло сейчас. Может, уснула? Замучилась в командировке.

– А я позвонить хотел, – сказал Димка.

– Приспичило! Да куда звонить-то?

– Любчику.

– Или на два этажа спуститься не можешь?

Димка не ответил. Спуститься – ерунда, три секунды. Но не так уж Любчик его и волновал. Хотя странно: сколько времени играли в футбол, а он и во двор не вышел… Нет, не звонить хотел Димка. Хотел маму увидеть, поговорить, – может, о своих делах чего расскажет? И неужели правда, что совсем на дядю Борю рукой махнула? А как быть с отдыхом? Неужели все лето в городе загорать?..

– И нет, не спит! – обрадовался Димка. – Слышишь: что-то звякнуло…

– Ну и звякнуло, – сказала бабушка. – А чего мешать-то?

Димка на всякий случай постучал в дверь.

– Дима, ты? Заходи.

Вот так уснула! Сидит перед своим тройным зеркалом и волосы на ежики навивает.

– Мам… я телефон возьму.

– Возьми, Димочка. Мяч опробовал.

– Играли, – сказал Димка, а про счет говорить не стал. Вряд ли маме это интересно, – собирается куда-то. Неужели к Сомову? Димка вздохнул неслышно и с телефонным аппаратом вышел из комнаты.

Дома Любчика не оказалось. Трижды звонил Димка, по минуте держал трубку возле уха. Самый ленивый не выдержал бы и подошел.

Минут через пятнадцать из комнаты вышла мама. Нарядная, стройная, в бежевом костюме, на высоких каблуках. На этот раз она не спросила, как выглядит и как смотрится. И без вопросов ясно – смотрится на пятерку.

– Вы долго будете меня обстреливать глазами? – глядя на себя в высокое зеркало, недовольно спросила Надежда Сергеевна.

– Когда же теперь вернешься? – подала с кушетки голос Елена Трофимовна.

– Сегодня, разумеется. И, пожалуйста, не переживайте. Каждый у нас в стране имеет право на труд, образование и на личную свободу. Советую помнить… А вообще, иду к Владимиру Ивановичу. – И ушла.

Пока Димка и бабушка молча смотрели каждый в свою сторону, усатый четвероногий хозяин квартиры осторожно подошел к мячу, обнюхал его, хотел тронуть лапой, но не решился…

А Димка, увидев футбольный мяч и забавную, настороженную позу кота, застывшего с приподнятой лапой, почему-то не умилился, не засмеялся, а вместо этого шагнул к мячу и с досадой саданул по нему ногой.

Но не с прежним звоном ударился он о стенку – может, камера немножко спустила? Взял Димка мяч в руки, присел рядом с бабушкой… Э-э, мяч то уже не тот. Всего день поиграли – обтерся, не блестит. И рыжие пятиугольники поблекли. Стал обыкновенным рядовым мячом. То ли дело – новенькая счетная машинка, которую подарил отец!

– Бабуль, хочешь, покажу?

– Мяч-то? Да чего на него смотреть!

– Не мяч… – Димка взял стул, отнес к ванной. Встав на него, открыл дверцу шкафа-кладовки и, запустив руку под перевязанную пачку старых газет, вынул счетную машинку в футляре. – Вот, – вернувшись в комнату, сказал он, – гляди, что у меня есть…

Елена Трофимовна не столько удивлялась и радовалась маленьким кнопкам и, будто живым, тонюсеньким цифрам, светившимся в окошке, сколько тому, что не ошиблась в ожиданиях – подарил все-таки Федор! И вещь-то хорошую. Не какой-нибудь ножик за рублевку или ручку в тетрадке писать. Вещь, видать, ценная.

– Я же знала – не пустой он человек. Не жадный. Нет, такие на дороге не валяются. Уж лучше бы с ним Надюше сойтись, если инженер не по душе. А то ведь выбрала, господи…

И странно: столько раз слышал бабушкины причитания, а сейчас они не раздражали Димку. Был согласен с ней. Уже два дня носил он в себе тайну Тополиной улицы, но посвящать в нее бабушку не собирался. А вот пришла такая минута – захотелось рассказать.

Слушая внука, Елена Трофимовна только головой покачивала. На щеках, у затвердевших губ, видней обозначились извилистые устьица морщин.

– Ну спасибо, доченька, – наконец проговорила она. – Спасибо. Утешила старость мою… Только нет, милая, этому не бывать! Не погляжу на твои права-то…