Текст книги "Новая жизнь Димки Шустрова"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Бабушка

В тот раз, когда Димка привез бабушке цветы и коржики, он, рассказывая о своей жизни в доме Сомова, вспомнил наконец и о его сердечном привете. И еще добавил, что цветы они с дядей Володей рвали вдвоем, самые лучшие выбирали.

«Спасибо» бабушка сказала, но таким сухим тоном, что Димке стало не по себе.

А через несколько дней он снова собрался на старую квартиру, и Алена опять нарвала хороших цветов. Стебли их не просто ниткой перевязала или укутала газеткой, а поставила в вазу. Эта ваза была не покупная, Алена сама ее сделала. Еще в детском саду научилась делать такие. Брала бутылку, обклеивала бумагой, и рисовала на бумаге кору дерева. Получалась деревянная ваза. А сейчас Алена молочную бутылку обклеила настоящей березовой корой.

– А почему бабушка никак не хочет к нам приехать? – спросила она.

– Обиделась, наверно.

– На тебя и тетю Надю? Или на моего папу?

– Не знаю, – вздохнул Димка. Он и правда не знал на кого. – Я говорил, чтобы пришла, а она… будто не слышит.

– Приехала бы, Дымочка привезла. Ему тут понравится.

– Еще бы! – сказал Димка, оглядев сад. – Он там у нас никуда не выходит. Бабушка не пускает. Даже на балконе сама с ним сидит. Думает, что он вниз прыгнет.

– Так он и по земле никогда не ходил?

– Нет, только по полу.

Чтобы Димке удобно было нести цветы, Алена поставила вазу в сумку. А он туда положил еще ножовку, кусачки и несколько винтов с гвоздями. Вспомнил, что дверная ручка в ванной комнате шатается. Пробовал вытащить гвоздь, но тот не поддавался.

Димка собирался вернуться к обеду, а пришел почти вечером, когда все были дома и начали немного волноваться.

Пришел веселый. Передал от бабушки приветы, сдобное печенье. Оказалось, здорово дома потрудился: починил ручку в ванной, прибил ножки расшатавшейся табуретки, выправил на почтовом ящике погнутую крышку, винты в замке подвернул. Но самое главное – сделал турник (труба так и валялась за сараем). Укоротил ее за двадцать минут, на часах засекал.

Слушая его оживленный рассказ, Сомов удрученно покачивал головой. Понимал: ему бы надо заняться этим. Надо бы, а вот не получается у них взаимоотношений с Еленой Трофимовной.

– Ну, а как твои переговоры-то? – спросила Надежда Сергеевна.

Димка сразу сник:

– Печенье, приветы передала, а в гости идти не хочет.

– А что все-таки говорит?

– Ничего. Мы, говорит, с Дымочком здесь живем.

– Вот ведь какая она упрямая у меня, – огорчилась Надежда Сергеевна. – Никак характер не может переломить. Всегда заботилась о нас, была уверена, – без нее мы пропадем, вся жизнь остановится, а получилось-то не так. Совсем не так. И обиделась тогда, посчитала, что никому теперь не нужна, кроме Дымочка. Ну, ничего, – ободрилась Надежда Сергеевна. – Все, думаю, наладится. Время – мудрый врач.

– Эх, а какой я турник сделал! – похвастал Димка. – У Любчика – и то похуже. Мой нисколечко не качается.

– То-то до вечера провозился! – Мама потрепала Димку по густым, хотя и сильно укороченным кудрям.

– Что ты, Наденька, – заступился за Димку Сомов. – Врезать в дверные косяки турник – не простое дело. Даже удивляюсь, как он справился.

– Дядя Володя, – радостно сказал Димка, – а я водяной мотоцикл придумал! По воде, как по дороге, будет мчаться!

– Хвастунишка! – засмеялась Надежда Сергеевна. – Давайте-ка ужинать. Алена уже на стол собрала.

Верно: хлопочет Алена, а лицо у нее грустное. Улучила минутку, Димку за руку потянула:

– А что, моя ваза бабушке совсем не понравилась?

Ну, как ей скажешь, что на вазу бабушка не обратила внимания? Он горячо замотал головой:

– Нет-нет, сказала, что очень красивая. А я сказал, что это ты сама сделала, ей в подарок.

Прекрасный страшила

Услышав о «водяном мотоцикле», Надежда Сергеевна обозвала Димку хвастунишкой, но сейчас, когда ехали в трамвае на работу, со вниманием прислушивалась к разговору сына и Сомова. А те и вчера, в воскресенье, обсуждали эту идею, и даже совместными усилиями попытались выразить ее на бумаге – в рисунке. По всему выходило – дело реальное. На переднем колесе придумали установить гребные лопатки в виде коробочки, а заднее обеспечить крылом. В том, что на скорости мотоцикл пойдет по воде, не сомневались. А вначале? Тонуть же станет тяжелая машина. Да и седло надо особое. Там же брызг больше, чем в любой ливень. Хотя чего на брызги смотреть – такая машина, наверно, для спорта годится. Как сёрфинг.

Что-то серьезное задумали… Надежда Сергеевна и дальше послушала бы, да приехали. За трамвайным окном – заводской корпус. Выходят ее слесари-изобретатели.

На прощание она сказала сыну:

– Всю работу не переделай там. На завтра оставь.

Как в воду смотрела мама. Подошел Димка к своему месту, а у тисков ящик стоит. Гайки, шайбочки, болтики – все перемешано.

«Это еще зачем тут?» – подумал Димка и хотел снять ящик на пол. Да не смог – тяжелый. Но, оказывается, его и снимать не надо было: специально принесли. Никита Степанович объяснил, что гайки, болты и шайбы надо рассортировать.

– Тут тебе до следующего отпуска дела хватит, – сказал он. – Пойди в кладовую, скажи, что я велел выдать пяток пустых коробок. В них и будешь раскладывать. Все понял?

– Все, – кисловато ответил Димка. Не очень была ему по душе эта работа. Пилить, обтачивать или стучать звонким молоточком по керну было интересней. А тут три дня сиди над этим дурацким ящиком.

Но завод есть завод: получил задание – выполняй. Никто за тебя работу не сделает. Дисциплина! И Димка пошел к тете Даше.

Только плохо рассчитал мастер участка! И характера Димкиного не знал. Да и сам Димка как следует еще не знал себя. Стал он гайки да шайбы раскладывать по коробкам сначала медленно, – все присматривался, – потом побыстрей, а потом так наловчился – только и слышно: дзинь, дзинь! Минут через двадцать и дзинькать перестало – серого пластмассового дна в коробках уже не видно, забросал шайбочками и гайками.

Сомов нет-нет да и посмотрит, как подвигается дело. Посмотрит и улыбнется – заводной, оказывается, парнишка! Он ведь тоже еще хорошо не знал своего нового члена семьи. Потом Сомов снял с руки часы и положил перед Димкой.

– Я такую вот скучную работу люблю по часам делать. Веселей. Попробуй, сколько штук в минуту насобираешь.

Димке тоже понравилось с часами. Придумал брать по отдельности – сначала большие шайбы выберет сверху, затем – которые поменьше, отдельно гайки… В первую минуту пятьдесят две шайбы собрал, во вторую – на восемь больше. А потом чуть не по сотне набирал.

Подошел мастер, в ящик поглядел, в коробки, на часы, на самого Димку. Удивился. А Димке и удивляться некогда – знай работает.

И получилось, что в этот день слесарь Шустров выполнил норму на триста процентов. К концу смены ящик был пуст.

Не один Никита Степанович удивлялся. И другие рабочие Димку похлопывали по плечу, жали руку.

– Побольше бы нам таких. В три года пятилетку выполним!

А двухметровый тезка утопил в необъятной ладони Димкину руку:

– Подрастешь – приходи к нам в команду. Центровой из тебя получится что надо!

Предлагали в честь рекорда «Молнию» вывесить. Шутили, конечно. Однако и без «Молнии» Димка был счастлив.

Когда мама узнала о рекорде, она тоже пошутила:

– Придется информацию на первую полосу давать!

Маме он сразу же все рассказал, едва только Надежда Сергеевна появилась в сквере, где они с Сомовым, как всегда, ожидали ее.

Информации на первой полосе не было, зато был торт. Самый лучший, какой только оказался за стеклянной витриной кондитерского отдела гастронома.

На торт, манивший розочками и шоколадной обливкой, набросились с такой жадностью, будто никогда и не ели таких вкусных вещей.

– Эх, пропадай моя талия! – Надежда Сергеевна взмахнула ножом и отрезала кусок, от которого в другое время пришла бы в ужас. – Аленушка, а тебе?

– И мне такой! – радостно сказала Алена.

– А мне и того больше, – басом, словно в трубу, прогудел Сомов.

Естественно, и рекордсмен уплетал торт за обе щеки.

А вечером произошло новое большое событие: зеленый крокодил открыл пасть!

Открыл не сразу. Запершись на веранде, изобретатели часа два в тазу с водой отлаживали, регулировали, навешивали на челюсть дополнительные ничтожные доли груза. И добились. Воздушные пузырьки, гонимые компрессором, послушно собирались под челюстью и широко открывали ее. Смотреть на это было удивительно. Но когда зеленого, с бугристой спиной крокодила поместили у передней стенки аквариума – зрелище было потрясающее.

Хищно поблескивая красными глазами, зеленый полупрозрачный крокодил через каждые четыре-пять секунд во всю ширь раскрывал длинную пасть, усыпанную белыми, острыми зубами, и выпускал пузыри воздуха.

К новому страшному жильцу, который был в несколько раз больше самой крупной рыбы, обитатели водяного дома отнеслись с опаской. Разглядывали его с почтительного расстояния. Только малюсенький сине-перламутровый самец гуппи набрался смелости, подскочил и клюнул крокодила в красный глаз. Но челюсть тут же открылась, и храбрец трусливо отпрянул в зеленые заросли.

– Боюсь, – сказала Надежда Сергеевна, – что у них начнется гипертоническая болезнь: не смогут выдержать такой нервной нагрузки. – И, смеясь, добавила: – Ах, какой прекрасный страшила!

Сомнения

В работе, заботах, в ежедневных будничных делах мелькали дни. Как пасть крокодила: хоп – день прошел, хоп – второго нет. Любчик еще письмо прислал: на следующей неделе уже возвращается. Похвастал, что правой рукой выжимает сорок три килограмма. Упорно, значит, тренируется. Однако на этот раз сильной воле друга Димка не позавидовал. Не только он один такой. А сам Димка? Не доказал разве, что у него тоже есть упорство и воля?

Но не это волновало Димку. Другое: почему нет вестей от Марины? Неужели из-за его второго письма? Думать так Димке было очень обидно. А что еще придумаешь? Заболела? Так все равно хоть несколько строчек могла бы написать. Может, в циркача Алика влюбилась? То-то все крутится рядом. Не очень, правда, верилось в это, но Димка уже и так думал. Иначе оставалось последнее: Марине не понравилось, что он пошел на завод и что его отец – рабочий. Ведь и сам-то Димка как недавно о рабочих думал? Неважно думал: что, мол, интересного в их деле? По пьянице водопроводчику обо всех рабочих судил. Да и ребята в классе, когда сочинение писали, – тоже не выражали восторгов ни от одной рабочей профессии. Киноактер, космонавт, балерина, ученый, директор – пожалуйста, все хотели стать. Только не рабочими. И вот узнала Марина, чем он занимается, что на завод ходит, и перестала писать. У нее-то отец лекции в университете читает, доцент.

Думал так и не верил, а мысли-то не гайки, не шайбы в ящике – из головы не высыплешь. Лезут и лезут мысли.

Димка несколько раз допрашивал бабушку – хорошо ли вынимала газеты, не обронила ли письма на лестнице?

– Да что ты, Дима, будто я слепая, не вижу, что в ящике. Газеты все развертываю, как же – не хуже других: читаю, интересуюсь, что в мире делается, и как там ихний президент бомбой страшной размахивает.

Всю неделю Димка чуть ли не каждый день ездил к бабушке, а не поедет, так бежит к магазину – звонить по автомату. Теперь, когда в аквариуме появился «прекрасный страшила», которого рыбы скоро перестали бояться, Димка немного даже и заскучал. То каждый день был занят, а теперь и делать-то нечего, тем более, мастер Никита Степанович опять отослал Димку в отпуск – чтобы играл в футбол, ходил на речку, в общем, отдыхал.

А Димка просто так отдыхать уже не мог. Хотелось чего-нибудь делать. И вот перечитал он снова письмо Марины, где она просила представить, как несется на сёрфинге с парусом и волосы ее ветром раздувает, и закопошилась в голове мыслишка. Взял карандаш и нарисовал доску с парусом, а под ней волны изобразил – крутой змейкой, как стружка на токарном станке. Красиво получилось. Тогда рядом с парусом принялся рисовать девчонку. Рисует, а не получается. Мысленно вот она, как живая, а на бумаге какая-то каракатица выходит.

Мучился, мучился, вышел на крыльцо и сказал Алене:

– Ты позировать умеешь?

– Хочешь меня нарисовать?

Уточнять, кого хочет рисовать, Димка посчитал не обязательным. Попросил, чтоб Алена к турнику стала, а рукой касалась столба.

Пожалуйста, трудно, что ли! Алена стала. Димка попросил еще и голову в сторону повернуть.

– И что же это будет? – глядя на сетку сарая, за которой бродили куры, поинтересовалась Алена.

– Ветер. Волосы раздувает. А ты за мачту держишься. Море кругом. Волны.

Минут десять Алена изображала отважную мореплавательницу, а Димка все рисовал, подтирая резинкой.

– Долго еще?

– Можешь посмотреть.

Живая натура Димке помогла. Теперь можно было без труда определить: нарисована девчонка.

– И нисколько на меня не похожа, – сказала Алена. – Я догадалась: свою Марину рисовал. Она же на море отдыхает… Ну чего застеснялся? Ведь угадала?

А застеснялся Димка не потому, что Алена угадала, – его смутили слова: «свою Марину».

Свою! А она и не пишет.

– Ты чего поскучнел? Обиделся, да?

– Нет. – Димка помотал головой.

– А нога не так нарисована… Дай поправлю.

Вот кто был мастером в этом деле! И пяти минут не прошло, как рисунок преобразился. На доске уверенно стояла стройненькая девчонка. Смотрит в сторону, волосы летят на ветру. Прямая рука держит мачту, вторая – на поясе. И словно этим ветром, что раздувал волосы у девчонки, вмиг унесло Димкину грусть.

– У тебя пятерка по рисованию?

– Я все классные газеты оформляла, – без хвастовства сказала Алена. – А почему она стоит на доске? Нарисовать яхту?

Димка принялся с жаром объяснять, что такое сёрфинг. Увлекшись, и о письме Марины рассказал, о счастливом камне, который нашла для него. Сказал и о мечте Марины научиться, как отец ее, плавать на доске. А после и задумкой поделился: выпилить из железной пластинки сёрфинг с парусом и девчонку, а потом хорошенько шкуркой почистить, чтобы блестел.

– Ей подаришь?

– Угу, – кивнул Димка и, словно оправдываясь, сказал: – Она же счастливый камень хочет мне подарить. – А про себя подумал: «Правильно, надо обязательно выпилить и подарить. А что писем не хочет больше писать… так, может, и не виновата. Если бы я на ракете полетел, а то… рабочий. Не понимает. Вот вернется, все объясню, подарю сёрфинг, тогда и поймет».

От этих мыслей Димка совсем повеселел, оживился. Но теперь отчего-то грустной сделалась Алена.

– Твоей Марине хорошо, – глядя перед собой, сказала она.

– Почему? – не понял Димка.

– Жалеешь ее. Сёрфинг этот выпилишь…

– Ты… не хочешь, чтобы я дарил? – осторожно спросил Димка.

– Ой, глупости! Конечно, подари! Я еще лучше нарисую тебе.

– А почему… – внимательно посмотрев на Алену, спросил Димка, – ты стала какая-то… – Он не смог подыскать нужного слова.

Алена поводила пальцем по гладкой лавочке, на свою толстую косу с лентой посмотрела.

– Хочешь погулять? – спросила она.

– А может, в футбол?..

– Ну как хочешь. – Алена грустно вздохнула.

– Нет, тогда пойдем, – сказал Димка. – Чего-нибудь покажешь.

– Школу могу. Детский сад, четыре года туда ходила, с малышовой группы… Дальше немного пойдем…

Они заперли дом, калитку и отправились.

Школу Димка и раньше видел, но издали. А теперь вошли внутрь. Коридор светлый, широкий. Жалко, что закрыт физкультурный зал. Алена сказала, что зал замечательный. Шефы с завода помогали строить. В таком зале можно проводить любые соревнования. Говорят: соответствует международным стандартам. «Международные стандарты» внушили Димке особое уважение.

Что ж, хорошо. Ведь с первого сентября ему, наверно, придется в эту школу ходить. Жалко будет прощаться со старой школой. Да еще Марина там остается… Но что поделаешь – не на другой планете, можно в любой день поехать.

– Ого, какую отгрохали! – выйдя на улицу и оглядывая высокое здание школы, сказал Димка. – А кругом – почти деревня.

– Через несколько лет тут большие дома построят, – без радости сообщила Алена. – И наш дом, наверно, снесут.

Метрах в двухстах за школой, огороженный веселым, желтым заборчиком, стоял красный двухэтажный кирпичный дом – детский сад. Хорошо тут было – деревья, цветы, лужок. Малышня бегала по траве, с визгом подбрасывала большой, полосатый мяч. А на палубе корабля суетилась шумная команда.

У Алены снова запечалились глаза.

– Мой второй дом. Утром мама приводила меня сюда. А вечером забирала. Каждый день…

Алена избегала разговоров о своей маме. Хотя и четыре года прошло, как не стало ее, но ей было больно говорить о ней…

– Идем, – почувствовав состояние Алены, сказал Димка и взял ее за руку.

Из садика вдруг послышалось:

– Алена, Алена!.. – К воротцам широким шагом направлялась очень высокая и худая женщина, в халате и квадратных очках. – Здравствуй, Аленушка! А это кто же с тобой?

– Мой брат, Дима.

– А, – закивала та, – слышала, слышала… Аленушка, не передашь отцу, чтоб зашел в свободную минуту? Очень нам нужен.

– Хорошо, Серафима Ильинична.

– Как живете-то?

– Очень хорошо.

– Не забудь, передай отцу. Что сама-то не заходишь?

– Зайду, Серафима Ильинична. Обязательно…

– Ну и рост! – удивился Димка, оглядываясь на уходившую женщину. – Как у нас в цехе – баскетболист Дима. Тоже могла бы играть в команде.

– Дима, да ей на пенсию скоро. Серафима Ильинична – заведующая, а раньше воспитательницей была. Такая ласковая. Я ее тоже очень люблю… А сейчас, Дима… – неожиданно сказала Алена. – Сейчас мы подойдем вон к тому дому… Видишь, балкончик на втором этаже? В цветах.

– Ну и что?

– Ничего. Посидим на бревнышке.

– А зачем?

– Ноги устали.

– Поглядите на нее какая старушка! – засмеялся Димка.

– Ты можешь посидеть пять минут?.. Мне очень нужно.

– Так бы сразу и сказала. – Димка подошел к старой, потрескавшейся колоде, присел на горячее, нагретое солнцем дерево.

Он смотрел по сторонам, щурился. Поймал на колоде зеленую муху, послушал, как жужжит в кулаке, и отпустил на волю.

Алена эти пять минут просидела молча. И не меньше пяти раз вздохнула. А потом, поглядев на балкон с цветами, сказала:

– Тут Володя Савин из нашего класса живет. Понял? Да? И вот ему, Дима, как раз нравится, что я заплетаю одну косу. Понял? А не две. Зимой мы ходили с ним на каток. И в кино два раза.

– А где сейчас Володя?

– В туристический лагерь уехал. И еще не вернулся.

– А когда вернется?

– Через три дня.

– Вот через три дня и придем сюда, – рассудительно сказал Димка.

– Нет, тогда уже не придем.

– Смешно!

– Абсолютно не смешно. Мы поругались. И очень принципиально.

– Из-за чего поругались?

– Ну, Дима, тебе все расскажи! И я думаю, что мы уже никогда больше не пойдем с ним в кино.

Когти

Рано или поздно это должно было случиться. Все шло к тому. Еще когда в первый раз Димка увидел рыжего с обглоданным батоном, уже тогда он ему – ужас как не понравился! А чего стоил рассказ Алены, как этот недоумок убил кошку, повесил на забор дяди Володиного дома и хохотал, будто ненормальный!

А вскоре произошла еще встреча, которая заставила Димку сильно заподозрить, что и убийство петуха Яго – на совести рыжего Пушкаря.

Димка возвращался от бабушки. Вышел из трамвая и сразу заметил рыжего. И как было не заметить: тот стоял на одном колене возле ограды у пивного ларька и, вытянув руку, палкой пытался подкатить валявшуюся там пустую бутылку. Две такие пойманные «рыбины» уже поблескивали горлышками у его ног.

Димка так заинтересовался, что подошел и стал смотреть. И тут-то и увидел он самое главное: из кармана джинсов Пушкаря свисает белая резина. Кому-кому, а Димке и гадать было нечего – рогатка! Да и видно ее хорошо, в тесном кармане обозначилась.

А бутылка никак не давалась. Умная! Рыжий ее – к себе, а она боком повернулась и… покатилась от «рыболова» в другую сторону. Димка обрадовался, а рыжий с досады плюнул. Поднялся с колена, обернулся, а перед ним – Дима глазастый.

– Чего зыришь? В ухо захотел? – Рыжий поднял стоявшую у ног бутылку. У такого дурака ума хватит – трахнет!

Димка отошел, не стал связываться.

Идет и все о рогатке думает. Конечно, рогатка в кармане – еще не улика. Но если бы у кого другого, а у рыжего… Кошку на заборе повесил, стекла бить грозился. И вообще… может, в самом деле ненормальный?

Рассказал Димка Алене, а та фыркнула:

– Видела у него рогатку. Птиц стрелял, воробьев. У-у, позорник, убийца!

– Это и петуха, наверно, он…

– Мне ребята тоже говорили…

– Гайку в рогатку заложил. Она тяжелая, как пуля.

– До апреля, пока ничего не росло, куры у нас по всему двору ходили.

– Ну вот, – еще больше уверился Димка, – подошел Яго к ограде – этот придурок и шарахнул гайкой в голову.

– Но никто же не видел, – беспомощно развела руками Алена. – Знаешь пословицу: не пойман – не вор.

Да, верно: не пойман… Димка помолчал, спросил:

– А бутылки зачем палкой достает? Бедный такой? Не похоже. Велик у него хороший. Джинсы. Он в коричневом доме живет?

– В коричневом, – подтвердила Алена. – У них, знаешь, какие там парники – все под стеклом! Рассаду выращивают.

– Потому и забор высокий?

– А видел бы ты собаку – как волк, злющая!.. Бутылки собирает от жадности. Как же не подобрать ему бутылку? Сдаст в магазин – деньга получит.

– Может, с головой не все у него в порядке? – вслух подумал Димка.

– Очень даже в порядке. Пятерка по математике.

– Наверное, у него электронная счетная машинка.

– Не знаю. Только говорят – лучше всех в классе считает.

Димка почесал в затылке – везде загадки…

И вот на футбольном поле встретились эти двое – Димка и рыжий Пушкарь. Полем служил зеленый луг, по которому в свободное от футбольной игры время мирно расхаживали белые гуси. Ребят было много – две команды, двое ворот. Но Димка, азартно гоняясь за мячом, больше всего следил за Пушкарем. И тот глаз не спускал с Димки. В один из моментов, в сутолоке у ворот, он острым локтем больно ударил Димку в спину. Димка сморщился, но подумал: может, случайно? Но когда Пушкарь почти в спокойной обстановке снес Димку в центре поля, тот понял: не случайно.

«Ну, рыжий, – поднимаясь с земли, подумал он, – раз ты так, то и я буду…»

Санька Хром, чернявый мальчишка с левой короткой ногой, исполнявший трудные обязанности арбитра, засвистел в свисток и назначил штрафной за грубый снос Димки, а рыжему крикнул:

– Зачем без мяча нападаешь?

– Не твое дело, костыль! Давай, свисти!

Вскоре, взглянув на часы, Санька длинным сигналом объявил перерыв.

Уставшие игроки повалились на траву. И Димка присел. Рыжий Пушкарь – то ли специально, то ли так получилось – вытянул ноги и своим ботинком уперся в синий Димкин кед.

– Места, что ли, нет? – нахмурив густые брови, спросил Димка.

– А ты ноги подвинуть не можешь? Расселся!

Очень хотелось садануть по его черному ботинку!

Но как саданешь? Сейчас не игра – отдыхают. Стерпел Димка. Посмотрел на самодовольное, нахальное, в рыжих веснушках лицо Пушкаря и подумал: «Точно, задирается. Ну, подожди, петушиный палач!..» Ему в голову вдруг пришла мысль, как проверить рыжего. Если он Яго убил, то обязательно выдаст себя.

Димка нащупал рукой травинку пожестче и обрезал ее ногтем. На своей ноге, смуглой, с желтой каемкой трусов, он несколько раз провел острым кончиком травинки по одному и тому же месту. Через три-четыре секунды кожа в этом месте покраснела. Димка еще поцарапал, и тогда на коже четко проступила буква «Я». Димка осторожно покосился на Пушкаря: смотрит рыжий, наблюдает, чего это Димка безжалостно кожу царапает. И вторую букву рядышком написал: «Г». Тоже закраснела. А потом и третью принялся округлять – «О».

И тут совершенно неожиданно, как звон разбитого стекла, рыжий захохотал. Все с недоумением обернулись к нему. А тот, и правда, как ненормальный, хохочет – не может остановиться. И опять – наверно, случайно – синий Димкин кед ботинком теснит.

И вдруг взорвался Димка – отшвырнул его ненавистную ногу с ботинком. Рыжий вмиг перестал смеяться.

– В рожу захотел! Толкаешься!

– Это кому в рожу? – привстав, выговорил Димка. – Мне?

И Пушкарь торопливо поднялся. Коротко оглянулся на ребят:

– Вы свидетели – он первый начал!

Димка прозевал удар. От кулака рыжего зазвенело в ушах. Только нет, так легко Димку не взять! От второго удара он ловко уклонился, и тут же провел серию из трех слитных ударов. И все достигли цели. Рыжий с трудом устоял на ногах. Свирепея, опять кинулся на Димку.

Драка была жестокая, молчаливая. Все ребята стояли молча. Этот, недавно появившийся на улице мальчишка, Димка им явно нравился. Молодец – жмет Пушкаря, теснит. Ну давай, новенький, читалось на их лицах, покажи рыжему! Давно не лупили его, а следует!

Дрались до первой крови. Кровь показалась у Димки на щеке.

– Все! Все! – закричали кругом. – Хватит!

А Санька длинно засвистел в судейский свисток:

– Бой окончен! Выходи на поле! Начинаем второй тайм.

Но не сразу разбежались игроки по полю, не могли остыть от волнения, от зрелища злой, нешуточной схватки. Общее мнение было таково: Димка по всем статьям наклепал рыжему. Если бы тот не расцарапал ему щеку, был бы Пушкарь позорно бит…

Когда Надежда Сергеевна и Сомов пришли домой, Димка уже выглядел вполне благополучно. Лишь немного затекло под глазом да на щеке виднелась длинная царапина, которую заботливая Алена смазала йодной настойкой.

Самому Димке рассказывать ничего не пришлось. Его драку с рыжим Пушкарем Алена преподнесла как геройский подвиг, как акт справедливого возмездия: ведь ясно теперь, что петуха погубил этот разбойник Пушкарь.

– Хорошенькое возмездие, – оглядывая припухший глаз и царапину на щеке, сказала Надежда Сергеевна.

– Ага! – горячо запротестовал Димка. – Ему, знаешь, как досталось!

За ужином Надежда Сергеевна спросила:

– А ну расскажите, что это за ужасная и вредная личность – Пушкарь? В двадцать восьмом доме живет?

Пушкаря и все их семейство Алена охарактеризовала одним увесистым, как булыжник, словом:

– Спекулянты!

– Дочка, – укоризненно покачал головой Сомов, – ты уж прямо сразу… – И объяснил: – Сам Пушкарев – на пенсии. Жена не работает. А сын – где-то сторожем при магазине. Сутки работает, двое отдыхает. Теплицы построили, рассадой торгуют. Цветами. Фрукты на рынок вывозят. А мальчишка, действительно, хулиганистый, злой, завистливый, жадный.

– Папа, – возразила Алена, – ты вот не знаешь: они на своей машине и в другие города ездят, спекулируют. Все говорят.

– Да о чем толковать, – словно от боли, поморщился Сомов. – Жалкие, мелкие, хищные люди. Все гребут под себя. А зачем? Ковры на потолок вешать?

– А почему же этот малолетний достойный отпрыск своих родителей с такой яростью обрушился именно на твой дом? – спросила Надежда Сергеевна. – И дохлая кошка, и петух…

– Наденька, – с улыбкой сказал Сомов, – все тут просто. Мы с дочкой живем иначе. Без высокого забора, без собаки. Цветы не продаем, рассаду не выращиваем. Догадываюсь, как Пушкаревы перемывают нам кости! Один почтовый ящик сколько им крови попортил. И тебе, наверно, досталось… Впрочем, тебя, вероятно, и побаиваются, если уж, конечно, разнюхали – кто такая. Еще бы, работник газеты, возьмет и напишет! Я же говорю: жалкие, темные люди. Без понятия, без образования.

Надежда Сергеевна розовым ноготком провела полоску на скатерти, усмехнулась своим мыслям.

– Ты считаешь, – сказала она, – что образование, как карандашная резинка, автоматически стирает в человеке пошлое и жестокое? Не всегда, мой дорогой. Мелкую душу нечестного человека, его хищные когти никаким дипломом не прикроешь, никакими красивыми словами и умными книгами, которые он прочитал. Когда-нибудь да покажутся эти коготки… – Надежда Сергеевна опять усмехнулась и посмотрела на Димку. – Помнишь Бориса Аркадьевича?

– А что? – насторожился Димка.

– А, так и быть, – скажу, – решилась Надежда Сергеевна. – Да, лучше сказать. – И улыбнулась Сомову: – Ты его не знаешь. Инженер, в научно-исследовательском институте работает. Диплом, естественно. Интеллигент – руку подать, уступить место… Дома библиотека. И сам читает. Записи делает. Хорошие мысли цитирует… Да, и между прочим, очень хотел, чтобы я стала его женой… Но только вот один человек, – Надежда Сергеевна положила руку на плечо Сомова, – помешал ему… И что же, ты думаешь, предпринял этот культурный, с дипломом?

– Ты меня спрашиваешь? – удивился растерянный Сомов.

– Ну, ты же помешал ему, – засмеялась Надежда Сергеевна. Этот так называемый интеллигент нашел человека, который тебя, милый Володенька, знает еще по школе. Вот, все у него выпытал, и два дня тому назад явился ко мне в редакцию. Явился и представил полный список твоих школьных прегрешений: что ты и занимался не ой-ой-ой, и драку однажды учинил, и что не захотел после восьмого класса дальше учиться – пошел в ФЗО… В общем, черным по белому доказывал, что с моей стороны было опрометчиво и неразумно связывать свою жизнь с такой темной и отсталой личностью.

– А ты… – дрогнувшим голосом спросил Сомов и поднял на нее серые большие глаза.

– Я? А что я? Я вот нашла себе такого нарушителя школьной дисциплины…

– Наденька, – тихо сказал Сомов, – а ведь это я тебя нашел.

– Ну нет уж! Если бы не сломался у меня каблук…

– Но если бы мой приятель не попросил помочь ему сделать книжный стеллаж, и я не взял бы инструмент…