Текст книги "Новая жизнь Димки Шустрова"
Автор книги: Владимир Добряков
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Ложка
В одиннадцатом часу приоткрылась дверь на веранду и вошла Надежда Сергеевна – хотела сыну ласковое слово шепнуть. А он и головы не повернул. Подошла на цыпочках – спит ее работник, а в руке зажата зеленая деталь с бугорками.
Надежда Сергеевна вернулась в комнату, сказала Сомову:
– Ты и есть волшебник. Что с Димкой-то сделал!
– Хороший он у тебя. Да, Надюша, отличный у нас с тобой сын!..
А Димка таких хороших слов о себе и не слышал – спал.
Утром проснулся от боли – что-то в бок колет. Пощупал рукой и улыбнулся – еще бы, крокодиловы шипы в ребра уперлись!
Снова все на свете проспал. Мамы и дяди Володи нет, Алена, хотя и дома, но встала, видно, давно: почти все свои цветы успела полить.
Димка снял простыни, сложил раскладушку и выдвинул тяжеленный ящик с инструментом.
В тот день он обточил еще пять заготовок.
Димка и еще бы помахал напильником, да расцарапал палец. Небольшую ранку Алена смазала йодом, а потом выжала на царапину желтую каплю клея из тюбика и размазала аккуратно:
– Пусть засохнет. А руку повыше подними.
К приходу мамы и Сомова ранка совсем перестала болеть. Дядя Володя осмотрел царапину и сказал:
– С техникой безопасности плоховато знаком. Если бы все у нас на заводе так работали – программу не с кем было бы выполнять.
– Конечно, – согласился Димка. – Я осенью три месяца с черным ногтем ходил. Гвоздь молотком забивал.
– Видишь, – усмехнулся Сомов, – молотком раз ударил – и три месяца. А у нас пять тысяч человек на заводе. И каждый день у станков, с инструментом.
– А вы чего там делаете на заводе? – спросил Димка.
– Как и везде – работаем.
– И чего работаете? Железки точите?
– Нет, Дима, там дела посерьезней. Вот скажи: большая наша страна?
– Еще бы! Самая большая.
– И что всего нужней для такой большой страны?
Будто и простой вопрос, а не ответишь сразу. Что нужней?
– Мам, – спросил у матери Димка, – а ты знаешь, что самое важное для нашей страны?
– Что?.. – Мама обозначила тонкую морщинку на лбу. – По-моему, хорошее настроение.
– Согласен, Наденька, – улыбнулся Сомов. – Но хорошие, надежные дороги для большой страны очень и очень нужны.
– Да, и я так считаю, – с готовностью кивнула Надежда Сергеевна.
– Бельгия, например, – продолжал Владимир Иванович. – О Люксембурге и не говорю – такую страну пешком за неделю обойдешь. А у нас…
– И года не хватит, – сказал Димка.
– Боюсь, и всей жизни не хватит… Понимаешь теперь, как нужны хорошие, современные дороги? Вот наш завод и выпускает некоторые машины для строительства дорог. А ты говоришь – железки!
– Я ведь не знал, – сконфузился Димка.
За ужином снова зашел разговор о технике, о машинах. Взглянув на притихшего Димку, Сомов пододвинул к нему ложку и спросил:
– Ну, а как вот эта вещь сделана, ты себе представляешь?
Димка взял ложку и с чрезвычайной внимательностью, будто никогда раньше такой вещи в руках не держал, исследовал ее.
– Берут железо, – с серьезным видом начал он, – обрезают вот так, потом ручку делают, потом вырезают чем-то углубление… – Заметив, что дядя Володя с трудом сдерживает смех, Димка замолчал, поморгал глазами и растерянно спросил: – А что, не так?
– Володя, – сказала Надежда Сергеевна, – напрасно улыбаешься. К сожалению, я и на этот счет имею довольно смутное представление.
– Папа, я тоже не знаю, – строго сказала Алена.
– Милые вы мои, – улыбнувшись, проговорил Сомов. – Придется устроить для вас экскурсию хотя бы на наш завод… А этот с детства знакомый вам предмет, – поднял он ложку, – изготовляется одним ударом штампа. А штампы самого разного назначения изготовляются в нашем инструментальном цехе.
– Что ж, – сказала Надежда Сергеевна, – охотно принимаю предложение. Мне как газетчику вообще-то непростительно не знать этого… Как-нибудь выкроим время и сходим.
После ужина Димка сказал дяде Володе, что хочет еще немного поработать. И показал детали, которые сделал днем. Сомов осмотрел их, похвалил.
– Дядя Володя, – сказал Димка, – а мне на завод с вами можно?
– Ну, это не проблема. Было бы желание.
– Дядя Володя, а завтра?
– Что, прямо завтра и хочешь? Только ведь вставать надо рано.
– Я встану! – обрадовался Димка.
Завод
Работа на заводе у дяди Володи начиналась в восемь утра. А у мамы – на час позже. Но из дому они выходили вместе. Глядя, как они дружно шагают рядом, Димка, не отпускавший маминой руки, подумал, что мама просто не хочет расставаться с дядей Володей, хотя в трамвае Надежда Сергеевна, смеясь, говорила, будто за то время, пока сидит утром в редакции одна, успевает сделать больше, чем за весь день. А может, и на самом деле так было. Димка не раз заходил к маме на работу и видел, сколько там бродит людей – двери не закрываются. То и дело трещит телефонный аппарат, кто-то о чем-то рассказывает, а другой сидит с листками в руке и ждет, когда на него обратят внимание. Мама говорила, что пишет статьи дома, а там только разговаривает и набирается мыслей. Интересная у нее работа – целый день разговаривать и набираться мыслей.
Перед длинным мостом Димка и дядя Володя вышли, а мама поехала на другую сторону реки, в редакцию.
Завод был от остановки в пяти минутах ходьбы. К зеленой проходной с тремя распахнутыми дверями шло много народа. И трамваи, и тролейбусы, и маршрутки, и автобусы беспрерывно пополняли людской поток. Димка подумал: как на стадион идут, футбол смотреть.
За те пять минут дядя Володя раз десять кивнул. Многие, видно, знали тут слесаря Сомова. Иные еще и улыбались:
– Помощника ведешь?
– Хочу завод сынишке показать.
Димке было лестно, что и на него обращают внимание. И приятно было, что дядя Володя его называет «сынишкой». Что ж, разве не так? Конечно, жалко, что нет у дяди Володи «Жигулей», как у Бориса Аркадьевича. Да ничего не поделаешь. Зато вряд ли сумел бы выдумать Борис Аркадьевич такой стол, как у них дома. И зеленого крокодила, наверно, не придумал бы.
За руку дяди Володи Димка держался даже крепче, чем за мамину. Тут и потеряться ничего не стоит.
В проходной, у железной вертушки, крутившейся как карусель, Владимир Иванович вынул пропуск, показал его пожилому вахтеру в фуражке:
– Максимыч, сынишка со мной.
– Понятно, товарищ Сомов, – разрешающе поднял руку вахтер.
Карусель приняла их, повернулась и скрипнула на прощание.
– Ну, – сказал Сомов, – в прессовый цех пойдем – глядеть, как ложки делают?
– Идемте, – согласился Димка.
– Сейчас… предупредить надо… Дима! – крикнул Сомов и догнал парня баскетбольного роста. Что-то сказал ему, вернулся и снова взял Димку за руку.
– Вот это Дима! – удивился тот. – Как баскетболист в сборной СССР.
– И наш Дима – в баскетбольной команде, – с улыбкой сказал дядя Володя. – До игрока сборной ему, правда, далековато, но будем надеяться. Еще молодой, а рука меткая.
Димка полагал, что на заводе одни железки кругом, а шагали они мимо цветника, который был раз в десять больше, чем у Алены. Еще и круглый фонтанчик виднелся неподалеку – брызгал высокими, рассыпчастыми струями.
Но вошли они в ворота длинного, приземистого здания, и Димка, действительно, очутился в царстве грохочущего, стучащего, ухающего, раскаленного железа. Если бы не дядя Володя, без страха вступивший в это огнедышащее скопище машин, то Димка один вряд ли рискнул бы пойти дальше.
У высоченной, богатырского вида махины с крутящимися где-то наверху зубчатыми колесами Сомов остановился. На раскаленную до малинового цвета и пышущую жаром болванку то и дело с шумом опускался тяжеленный молот; двое рабочих в брезентовых куртках и рукавицах длинными клещами туда и сюда подвигали болванку, поворачивали на бок, и она прямо на глазах у изумленного Димки худела, вытягивалась.
– Кузнечный молот, – наклонившись к Димкиному уху, громко сказал Сомов. – Триста тонн усилие.
Димка не знал, много это или мало, – триста тонн, просто смотрел, и в карих глазах его бледно светилась отраженная искорка малиновой, похудевшей болванки.
Сомов тронул Димку за плечо, и они двинулись мимо других, глухо и с содроганием ухающих молотов к прессовому участку.
А там рвали воздух долгие пулеметные очереди разнокалиберных прессов. Одни, как дятлы, клевали стальными носами крепкие полосы железа, гнули и вытягивали его, другие с яростью пропарывали этими своими носами железо насквозь, и после ужасающей силы их ударов на полосе ровным рядом тянулись пустые квадраты, круги, восьмерки.
Димке хотелось зажмуриться. Кругом стучало, лязгало, било в уши плотной волной трескучего шума.
Но продолжалось Димкино оцепенение недолго. Приободрила его смешливая девушка в красной косынке. Она сидела на высоком стуле за прессом, который громоздился перед нею серым исполином, и, будто играючи, двигала рычагами. Девушка не боялась, не трепетала перед этой силой, а наоборот, даже посмеивалась и что-то напевала про себя. Она еще и на Димку успевала взглянуть, показать в улыбке белые и ровные, как у Марины, зубы.
И не только белозубая девушка чувствовала себя тут хозяйкой. Спокойно сидели за прессами и другие женщины, и молодой чубатый парень с острыми, как шильца, кончиками усов.
– Это, – снова наклонившись к Димке, чтобы тот лучше слышал, сказал Сомов, – и есть прессовое хозяйство, о котором вчера говорили. А на каждом прессе – штамп. Только они не ложки штампуют, а тысячи всяких деталей для дорожных машин. Понял теперь?
– Понял, – громко сказал Димка.
– Не страшно?
– Нет! – Димка решительно замотал головой.
– Ну, пошли к нам, в инструментальный, там потише. Да и пора мне, работа не ждет.
– Ага, – кивнул Димка и оглянулся еще раз на девушку в косынке. До чего же ловко работает! Сидит на высоком своем стуле, как волшебница. Снимет маленькую ногу с педали, и пресс замирает, ждет команды. Вставит девушка новую полосу, надавит туфелькой на педаль, и опять заклевал, застучал послушный великан-помощник.
Димка улыбнулся на прощание хозяйке пресса и взял Сомова за руку.
Вновь пошли мимо фонтана, мимо цветника.
– Интересно было? – спросил дядя Володя.
– Очень, – нисколько не лукавя, ответил Димка. – Я и не знал, как все это делается.
– А теперь на мою работу посмотришь.
В просторном инструментальном цехе по сравнению с прессовым была, как показалось Димке, полная тишина. Ну где-то заурчало, стукнуло, пробарабанило – это же ерунда. А в том месте, где у высоких окон стояли покрытые железом верстаки с узкими абажурчиками раздвижных ламп, с привинченными тисками и всевозможным инструментом, было совсем тихо.
Димка сразу приметил высоченного тезку-баскетболиста, который стоял у точила. Яркие искры желтым веником летели под его длинные ноги.
Дядя Володя прошел к тискам, подставил к стулу табуретку и показал Димке, чтобы садился.
Димка сел, оглядываясь с любопытством. Баскетболист все еще расцвечивал зеленую стену ярким фейерверком летящих искр.
– Дядя Володя, а что вы будете делать?
– Как всегда – работать, – скупо улыбнулся Владимир Иванович и положил на верстак целый набор напильников, молоточек, раздвижную линейку, которую он мудрено назвал штангенциркулем. И еще какие-то стальные брусочки, пружины. Тут же разложил и розовый чертеж со множеством линий, кружков, стрелок, цифр.
– Трудная у вас работа, – почтительно глядя в чертеж, сказал Димка.
– Да, голову иной раз приходится поломать.
– А зачем ломать? – спросил Димка. – Здесь же все нарисовано.
– Это, Дима, нарисовано, что нужно сделать. А вот как сделать? Можно недели две провозиться, а можно, если поразмыслить хорошенько, и в неделю управиться.
С этим Димка не мог не согласиться. Ясно: если ему, например, поручить сделать эту штуковину, то и два года без толку просидит. А дядя Володя на то и мастер: посидит, покумекает, да и придумает. Конечно, придумает! И Димке стало радостно, что у него появился такой умный, все умеющий друг. А что «Жигули»? И на трамвае быстро доехали. Машину надо еще где-то поставить, запереть, да волнуйся потом – вдруг украли?
Димке даже захотелось к плечу дяди Володи слегка привалиться, но застеснялся, и потом – нельзя же мешать.
– Дядя Володя, можно, я там похожу?
– Ну походи, посмотри. Не заблудишься?
Димка принял это как шутку. Хотя, если далеко зайти, где станки негромко шумят, рабочие ходят, то, может, сразу и не сообразишь, в какую сторону возвращаться.
Погулял Димка, а потом оглянулся издали на склонившегося у верстака дядю Володю, на его широкую спину в синей спецовке, и как-то неудобно Димке сделалось. Тот сидит, голову ломает, вот уже и молоточком стучит. Работает. А он, Димка, гуляет.
Вернулся Димка, понаблюдал несколько минут, как дядя Володя на гладком, будто зеркало, стальном брусочке малюсенькие крапинки тонким молоточком да острым гвоздиком метит, и так самому захотелось что-нибудь делать, что даже ладони зачесались.
Когда дядя Володя закончил затейливый узор из крапинок, положил серебристый молоточек, Димка сказал:
– Дядя Володя, я тоже хочу работать.
– Ну что ж, – не удивился Сомов, – вот свободные тиски рядом. Здесь Климов работает, слесарь. Большой мастер. Он сейчас на крымском солнышке греется, в отпуске. Ящик его заперт, ну да у нас и своего инструмента достаточно… Только что же тебе поручить?
– А нету чего попилить? Я один раз трубу для турника хотел отпилить, и не получилось. Вы меня научите, как надо. Я попробую. И тиски такие крепкие тут. – Димка потрогал прохладное, массивное железо тисков слесаря Климова.
Дядя Володя достал ножовку, подобрал на полу болт с истертой резьбой, зажал его в тисках и объяснил, как надо пилить.
Вроде, и в тот раз Димка делал все так же, но то ли пила была у Любчика не такая, то ли, обтачивая заготовки для крокодила, чему-то немножко научился, но дело у него сейчас пошло вполне успешно. Через несколько минут, конечно, вспотел, однако тонкая щелочка, по которой взад и вперед сновала ножовка, была уже глубока – почти все лезвие пилы скрылось в ней.
Подошел невысокий дядя. Очки на носу, стальная линейка из кармана торчит.
– Владимир Иваныч, – строго сказал дядя, – хорошо-то хорошо, да ведь и плохо.
Димка испугался: что-то не так делает?
– Непорядок, – еще строже продолжал дядя. – Инструмент зря тупите. И болт еще мог бы в дело пойти, а теперь испорчен. И сила молодецкая без пользы расходуется. Так говорю или нет?
– Правильно, Никита Степаныч, говоришь, – ответил Сомов. – Да не случилось у меня подходящей полезной работы. А сынок только дело начал осваивать.
– Да, вроде неплохо у него выходит, – сказал Никита Степанович. – Но я работу ему другую найду. – И он ушел.
– Настоящую работу? – не поверил Димка.
– Он мастер на участке, – сказал Сомов. – За все отвечает. Раз пообещал, то найдет. Это уж точно.
Через минуту мастер участка вернулся и подал Димке гладкий и светлый, в палец толщиной, пруток.
– Шпильки надо нарезать, – сказал он. – Чем станок гонять, электроэнергию тратить – вот возьми-ка и распили. Каждая шпилька – сто пятьдесят миллиметров. Запомнил?
– Ага, – немного испугавшись, сказал Димка.
– Вот наметит отец, где резать, и работай. Да и людей у нас лишних нет – станок гонять. Шесть человек в отпуске. Владимир Иваныч, сделай разметку… Как тебя звать? – обратился он к Димке.
– Дима. Шустров.
– Может, Дима, до обеда и управишься… Нужны шпильки-то. Срочно… Ну, не стану мешать. Работайте.
– Ну, заказ получил – надо выполнять, – сказал дядя Володя. – Видишь, срочная нужда в этих шпильках… Нельзя мастера подводить: с него ведь тоже спрашивают. Сможешь?.
– Смогу, дядя Володя, смогу! Видите сколько здесь пропилил?
Сомов ничего больше не сказал, раздвинул штангенциркуль точно на сто пятьдесят миллиметров и острым керном-гвоздиком наметил ямку. Еще четыре ямки уместились на гладком прутке.
– Начинай, – сказал он. – Не торопись. Повнимательней…
Обед
Димка подумал, что строгого мастера участка и сам дядя Володя побаивается. Когда Никита Степанович вынул из кармана линейку и, поправив на носу очки, стал тщательно измерять готовую шпильку, Сомов оставил работу и с опаской посмотрел на мастера. И Димка волновался, но не очень сильно. Ведь шпильки, по совету дяди Володи, он гладко опилил сверху тонким напильником, и сделались они с торцов совсем блестящие. И по размеру шпильки были одна в одну. Чего же волноваться?
Никита Степанович измерил шпильку, к ней другие рядышком приставил, потом спрятал в верхний карман линейку, а в нижний положил изготовленные Димкой шпильки.
– Замечаний не имею. Сработано качественно. Как фамилия?.. Шустров?.. Владимир Иванович, – обратился он к Сомову, – работу на твой наряд запишем.
– Понятно, – кивнул тот.
Едва мастер отошел, Димка с любопытством спросил:
– А в какой наряд, дядя Володя?
– Ну ты же работу выполнил – значит, должна быть оплачена.
– Мне оплачена?.
– Видишь ли, – объяснил дядя Володя, – тебе заплатить не имеют права. Ты же не оформлен у нас как рабочий. Вот и приходится пока на мой наряд записывать твою работу.
Но Димку эти тонкости мало интересовали, его поразил сам факт: постояв полтора часа у тисков и помахав с удовольствием ножовкой, он, Димка Шустров, заработал деньги! Делал настоящую и нужную работу.
Однако как следует осознать это чудо Димке помешал гудок цеховой сирены – начался обеденный перерыв.
Столовая помещалась за углом цеха. И трех минут не прошло, как Димка уже сидел у окна за квадратным столиком и держал перед собой две ложки и две вилки.
Скоро и дядя Володя появился с подносом. Поставил по тарелке с борщом, по шницелю с маслянисто блестевшими макаронами. И кисель, который Димка больше всего любил, – вишневый.
Порция борща была великовата – Димка понял, что и половины не одолеет. Он не спешил, солидно, как и Сомов, набирал в ложку розовый, в желтых блестках, борщ, прикусывал ноздреватый пшеничный хлеб.
На них с веселым уважением поглядывали из-за соседних столиков. А худощавый мужчина с редкими, зачесанными набок волосами, желая сказать Сомову приятное, кивнул на Димку:
– Рабочее пополнение кормим, Владимир Иваныч?
– Кормим, Сергей Сергеевич, – просто сказал Сомов.
Сидевший рядом с Сергеем Сергеевичем дядька с широким лицом покривил мясистые губы:
– А не рано ли, Владимир Иваныч? Ребятенку-то, поди, нет и тринадцати?
Сомов прожевал хлеб и даже ложку на край тарелки положил:
– А потом-то, Егор Петрович, может и поздно быть. Я так думаю.
– А ты, Петрович, улыбочку-то спрячь, – сказал его сосед. – Оно, может, и рано, да хуже не будет. Вот во дворе у нас оболтусы есть – борода в аршин уже, а от работы бежит, как собака от палки. Кто виноват? Может, мы сами и виноваты? Все готовенькое им подсовываем – ешьте вкусненько, пейте сладенько. Да слова, как ты, Петрович, говорим: рано, рано, пусть погуляют. А теперь за голову хватаемся: как его, оболтуса, к полезному делу приучить?
Все с одобрением слушали речь худощавого, а Сомов сказал:
– Спасибо, Сергей Сергеич… – И добавил, обведя всех веселыми глазами: – Я, ребята, поверите, первый раз напильник в руки взял в семь лет.
– Ну, это уж, Иваныч, ты малость подзагнул! – засмеялись за столиками.
Сомов и сам рассмеялся, взял ложку и принялся есть.
Димка тоже обрадовался, что Сергей Сергеевич отбрил толстогубого.
«И правильно, – думал он. – Сказал бы мне теперь дядя Володя не делать крокодила или прогнал бы сейчас из цеха, разве мне хорошо было бы? А сколько Алена делает! И стирает, и на кухне, и цветы, и куры, и в магазин ходит… Чепуху говорит этот Петрович! Пусть своему сынку не дает ничего делать, а за других нечего расписываться!..»
Поели они, вышли на солнечный заводской двор, и дядя Володя вдруг сказал, будто сам удивляясь:
– Спасибо, сынок.
Димка удивился вдвойне:
– Мне спасибо? За что?
– За обед.
Димка опять ничего не понял.
– Шпильки-то изготовил? Пять штук. По скольку там нормировщик расценит – не знаю. А обед-то себе да и мне, может, и заработал.
Путевка в лагерь
В тот вечер у Димки только и разговору было, что о заводе. Маме всю дорогу в трамвае рассказывал, – Надежду Сергеевну они подождали в сквере, неподалеку от редакции газеты, – потом Алене. Потом рассказал, о чем беседовал со своим тезкой – двухметровым баскетболистом.
Веселый оказался парень. На финальную встречу пригласил. С победителем зоны будут играть. Встреча – через две недели.
– Пойдем? – спросил Димка и посмотрел на всех – на маму, на дядю Володю и Алену.
– С удовольствием, – сказал Сомов и тоже посмотрел на маму.
Но мама сказала:
– Дима, какая встреча? Ты же в лагере будешь!
Вот тут Димка действительно запечалился:
– А как же крокодил? И завод…
– Ну при чем тут завод? – пожала плечами мама.
– Мастер мне велел, чтобы я опять приходил. Дядя Володя, ведь правда?
– Был такой разговор, – подтвердил Сомов.
– У них рабочих не хватает, – объяснил Димка. – В отпуске шесть человек.
– Ты что же, – удивленно уставилась на сына Надежда Сергеевна, – работать на заводе собрался?
– Ага, – кивнул Димка.
– Володя, объясни мне, я что-то не совсем понимаю.
Сомов объяснил. Даже частично привел горячую речь Сергея Сергеевича, которую тот произнес в столовой.
– Наденька, не ругай нас, – сказал он. – Ну походит Дима немного, поглядит, руками чего-нибудь сделает. Ему только польза. И мне приятно. Диме там все рады, хорошо приняли. И помощь опять же. Вот сегодня на обед заработал. Дима, понравилось тебе на заводе?
– Очень понравилось! – горячо подтвердил Димка, надеясь, что мама поймет и откажется от путевки. – Жалко, – добавил он, – что завтра суббота. А потом – еще целое воскресенье. – И Димка вздохнул.
– Я уши в месткоме прожужжала: нужна путевка, нужна путевка, – сказала Надежда Сергеевна. – Мне выделили ее, осталось только деньги внести, и вдруг… В какое положение вы меня ставите? Выходит – несерьезный я человек. Так? Дима, – тронула она сына за руку, – там же лес, речка, походы…
– Здесь тоже хорошо, – упрямо сказал Димка. – И речка недалеко. И ребята в футбол играют. Я видел. И крокодила не доделали…
– Без ножа режете. Бессердечные! – Надежда Сергеевна нахмурилась.
И вдруг Владимир Иванович встрепенулся. Быстро подошел к ней, взял под локти и, подняв, поставил на стул.
– Это мы-то бессердечные? Без ножа режем? Опомнись, Наденька. И улыбнись. Сейчас же улыбнись!
Надежда Сергеевна не выдержала, улыбнулась, в точности, как и на фотографии, и соскочила на пол.
– Вот это лучше! – удовлетворенно проговорил Сомов. – Наденька, я же забыл про байдарку! Моя старая уже прохудилась, но в магазин «Турист» на днях поступят новые, разборные. Я рекламный проспект видел. Отличная вещь! Все поместимся. Вот славно и поплаваем тогда.
– Понятно, – все еще улыбаясь, сказала Надежда Сергеевна. – Как говорится: забил последний гвоздь. Если уж новую байдарку обещаете, путешествие по реке… Что ж, хорошо, пусть я буду отныне несерьезным человеком! Но если ты, Дима, потом заскучаешь, будешь жалеть…
– Да ты что! – запротестовал Димка и даже вскочил с места.
– Ладно, ладно, шустряк! Решено. Посмотрим, насколько ты человек серьезный. Не всем же несерьезными быть в нашей семье.
Поужинав, снова принялись за крокодила.
Оставшиеся звенья спины опиливать было потруднее. Ведь туловище утончалось, переходило в длинный хвост, и звенья следовало делать все меньше и меньше. Димка это и сам понимал, а на рисунке-схеме, которую дядя Володя начертил, и вовсе это хорошо было видно. Однако Димка уже приспособился, и не робел, когда требовалось пропилить даже самую тонкую бороздку. На этот случай имелись в ящике напильнички чуть потолще стержня для шариковой ручки. «Надфельные» называются.
Тем временем дядя Володя просверлил ручной дрелью дырочки в заготовках, куда они пропустят капроновую жилку. Крокодила можно будет в любую сторону изгибать, как змею.
А еще лапы надо было вытачивать и голову с глазами, зубами и верхней раздвижной челюстью. Много работы. Даже и хорошо, что наступила суббота. Часов пять провозились. Димка все четыре лапы крокодила сначала напильником округлил, а потом зачистил мелкой шкуркой.
Дядя Володя просверлил широкие ямки на двух звеньях и, смазав ямки клеем, вставил растопыренные лапы.
Здорово получилось, как на рисунке. Только там и когти были нарисованы. Взял дядя Володя тонюсенькое сверло, и скоро в лапах ямочки появились – для когтей. А это уж совсем ювелирная работа – дядя Володя сам принялся делать. Димка присмотрелся, как он, отпилив ножовкой тонкую пластинку, а затем, округлив ее, стал нарезать коготки, и сказал:
– Теперь и я смогу. Ведь шпильки вчера так же отрезал.
– И верно, – согласился Сомов. – Тогда продолжай.
У одних тисков им было тесновато. Владимир Иванович, покопавшись в глубине верстака, нашел тисочки поменьше.
– На таких будет тебе сподручней. – И, не мешкая, привернул их рядышком к верстаку. Совсем удобно стало. Димка – у маленьких тисков, отец – у больших.
А вечером Димка наблюдал, как дядя Володя кормит рыб.
В большой аквариум он бросал красных червячков, которых с жадностью расхватывали многочисленные обитатели зеленых подводных джунглей. Бросал и червячков совсем тоненьких, длинных.
– Это трубочники? – догадался Димка.
– Они самые. Тоже хороший корм.
– А где вы их берете? – насторожено спросил Димка.
– Ребятишки приносят.
– Какие ребятишки?
– Да с нашей улицы. Намывают в ручье для своих рыбок, и мне приносят… Ты видел, где у нас продовольственная база для этих малышей? – Дядя Володя кивнул на полку, заставленную небольшими аквариумами. – Идем, покажу.
Вот так история – сколько раз проходил Димка мимо огромной бочки у крыльца и не подозревал, что это и есть «продовольственная база»! Думал: этой водой Алена цветы поливает. А в ней, оказывается, несметное количество дафний, циклопов и еще каких-то почти невидимых рачков. Зачерпнул Димка воду стаканом – и правда: плавает что-то, мельтешит, копошится.
Хотел Димка спросить у дяди Володи, куда он рыб потом девает, да постеснялся. Вдруг не захочет сказать? Но под конец не удержался, спросил.
– Видно будет, – неопределенно ответил дядя Володя. – Пусть подрастут сначала.
«Так и думал, – огорчился Димка, – скрывает…»
– А ты плавать умеешь? – неожиданно поинтересовался Сомов.
– Могу немного. Не так, конечно, как эти… – Димка кивнул на бочку, стоявшую у крыльца.
– А мама?
– Ну, как рыба. Она и научила меня, когда ездили в Гагру.
– Тогда все в порядке, – подмигнул дядя Володя. – Не страшно, если перевернемся.
– На байдарке? А мы когда в путешествие поплывем?
– Сначала купить надо.
– Наверно, дорого стоит? – поинтересовался Димка.
– Что об этом печалиться! Не крейсер, не подводная лодка – хватит на байдарку.
«Точно, – опять немного огорчился Димка, – не хочет сказать. Видно, рыбками все-таки торгует…»