Текст книги "Новая жизнь Димки Шустрова"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Дневник

Марина вытерла пыль на своем полированном, в темных и светлых разводах, письменном столе. Той же тряпочкой вытерла и подарок отца – мраморный квадратик с гнездышком для ручки.

Потом взяла вазу с пышной веткой сирени и поставила на стол. Отошла, посмотрела и передвинула вазу левее. Так лучше. Наверное, это самая красивая сирень, какую она видела в жизни.

Улыбаясь своим мыслям, Марина выдвинула нижний ящик стола, где лежали старые тетрадки, обрезки разноцветной бумаги, ножницы, тюбик клея, и вытащила из-под всего этого голубую, полупрозрачную папку. В папке лежал блокнот. Марина перелистала несколько страниц, исписанных аккуратным почерком, и остановилась на последних записях.

«6 мая. Утром была ветреная погода. Потом пошел дождь. Он был такой мелкий, что я не смогла рассмотреть за окном капель. На улицу не выходила. И это называется воскресенье!

8 мая. Погода замечательная! Разбудили меня воробьи. Сидят на тополе в трех метрах от окна и такой шум подняли, будто это у нас в школе третья переменка началась. Я хотела открыть окно и прогнать воробьев, но один, темногрудый, так сердито посмотрел на меня, что я решила их не прогонять. Может, у них какое-то важное собрание идет.

Д. и его друг Любчик Черных сидели в коридоре на подоконнике и смотрели на тех, кто мимо идет. Я шла мимо, и Д. посмотрел на меня. И почему-то опустил глаза. Неужели тоже чувствует?..

9 мая. Папа сказал, что это самый главный праздник. День Победы. По радио передают торжественную музыку.

Днем ходили на дедушкину могилу. Он умер очень давно, почти тридцать лет назад. Папа рассказывал, что дедушка на войне шесть раз был ранен, потому и умер еще молодым. Кладбище очень большое, и многие памятники сделаны, как острые башенки. Там тоже похоронены фронтовики.

Когда ехали домой, папа был очень грустный. Я спросила, почему он грустный, а папа прижал меня к себе и сказал: «За тебя страшно». Это он о войне подумал. И по радио часто говорят о войне. Что на нашу страну со всяких баз нацелены ракеты. Я про войну только в кино видела, но все равно это очень страшно.

11 мая. Переставляла вазу и нечаянно уронила ее. Прямо не знаю, как из рук вырвалась. Хорошо, что упала на ковер и не разбилась. Вот бы влетело.

13 мая. Как воскресенье – так дождь. К вечеру собрался. А мы на речку ездили. И даже купались часов до пяти. А потом вдруг пошел дождь. Хорошо, что машина у нас. А многие вымокли до нитки.

14 мая. Д. купил мне в буфете булочку. И не хотел брать деньги. А я все равно отдала. Зачем мне это нужно? Он же сказал, будто этот пятачок лишний у него и просто не знает, куда его девать. По-моему, Д. немножко смутился…

17 мая. У Кати есть часы. Она засекла время. Я восемь минут прыгала через веревку. А потом Катя посчитала на песке, и получилось, что я 960 раз подпрыгнула. Почти тысяча! Вот бы Д. рассказать, наверно, и не поверил бы. Ходит задумчивый. Может, обдумывает какой-нибудь полет к Марсу? Они с Любчиком только и говорят об этом. В сочинениях тоже писали о полетах и космонавтах.

20 мая. Воскресенье. Хоть и в лес ездили, и погода хорошая, а мне почему-то было печально. Какие густые брови у Д. Как веточки на елках. И глаза большие… Видели под деревом ужа. Мама задрожала – решила, что ядовитая змея. А папа засмеялся и сказал ужу, чтобы полз спокойно. Никто его не тронет. А что бы сказал Д.?

21 мая. Ой, что мне Д. сказал! Я была дежурной, а он не вышел из класса. Нарочно. Д. сказал, что подарит мне цветы. Вот это да! Вообще, он сочинитель. Про свою маму какую-то сказку рассказывал, про волшебного сапожника. Неужели все-таки подарит цветы?

22 мая. Опять сидели в буфете. Д. купил мне пряник. Сказал, что в подарок. Я не могла отказаться. Это, говорит, от сердца. Да, теперь вижу: он совсем иначе смотрит на меня.

23 мая. Этот день запомню на всю жизнь! На переменке Д. сказал, что хочет со мной поговорить и (даже написать страшно!) назначил свидание. Чтобы сразу после уроков шла в Троицкий парк и ждала на скамейке. И я пошла. Я ждала, ждала, и он пришел наконец. А потом достал из портфеля сирень. Хоть мы вчера в буфете и говорили, что цветы и учителям дарят и что это вообще ничего не значит, но я знаю – это неправда! Еще как значит! Потом Д. о своей маме рассказывал, как ей тоже дарят цветы. И еще о Любчике Черных рассказывал. Вот никогда бы не подумала! Оказывается, Любчик интересуется мной. Удивительно!

Такой умный мальчишка, такой прилежный, и вдруг обращает внимание на девчонку. Ну просто чудеса на белом свете! Ой, как интересно жить! Как хорошо, что май, синее небо, мир на земле, что конец учебы, каникулы! Ой, забыла совсем! Д. показал мне счастливый цветок-пятерку, и я съела его. Теперь будет еще больше счастья.

Жалко, что сирень, которую поставила в самую красивую вазу, может все-таки завянуть. Что ж, все равно буду помнить ее такой, какая она сейчас на моем столе!»

Закончив перечитывать дневник, Марина снова посмотрела на букет сирени. Нет, еще не завяла. Нисколько! Надо каждый день менять воду.

Потом задумалась, грустная тень легла на лицо. Вынула из гнездышка ручку, и острый кончик стержня коснулся бумаги:

«24 мая. Сегодня Д. был очень задумчивый. Что-то дома у них происходит…. А его друг. А., и правда, посматривает на меня. Только очень уж маленький он, будто второклассник. Подрасти бы ему… А так симпатичный… Мне тоже хочется что-то подарить Д. Может, раковину на море найду? Или камень какой-нибудь красивый…»

Объяснение

Любчик с нетерпением ждал Димкиного звонка. Сидел с книжкой у телефонного аппарата – только руку протянуть. Но когда телефон зазвонил, Любчик сначала перевернул страницу, дочитал абзац до конца и лишь на шестом звонке снял трубку.

– Любчик, ты один? – озабоченно спросил Димка. – Можно к тебе?

– А ты… чего хотел?

– Забыл разве? Секретное дело.

– Ну… приходи.

На этот раз Димку ожидать не пришлось. Еще сидя за столом, Любчик услышал, как забухало на лестнице. Наверно, через три ступеньки скачет. Что за дело у него?

Димка торопливо вошел в комнату, на ходу развернул какую-то карту и положил на стол тетрадный листок.

– Садись – сказал он Любчику. – Давай вместе соображать.

– Чего соображать?

– Вот адрес. – Димка подвинул Любчику листок. – У матери в блокноте нашел. Читай!

– «Улица Топольная, дом четырнадцать», – прочитал Любчик.

– А вот туристическая карта города.

– И что? – оглядев карту, а потом и самого владельца ее, спросил Любчик.

– Нет на карте такой улицы. Полчаса искал.

– А зачем она тебе?

– Да, – вспомнил Димка, – я же не сказал: на этой улице живет чудак тот, цветовод-садовод или кто там еще…

– Знаменитый лауреат, – поддел Любчик.

– А может, и лауреат. Не смейся. Все может быть.

– Ну и пусть живет, – равнодушно сказал Любчик.

– Чокнутый, да? – вытаращился Димка. – Я должен узнать, кто он?

– Ну, а зачем? – Любчик все еще не мог простить Димке обмана.

– Знаешь!.. – сказал Димка и стал складывать карту. – Тогда я и один…

Но одному заниматься таким интересным и важным делом ему показалось еще более обидным, и он, покусав губы, проговорил:

– История-то, знаешь, какая… Намертво мама влюбилась. И дядю Борю признавать не хочет, и отца моего на порог, наверно, не пустит…

Вид у Димки был такой удрученный, что Любчик обругал себя: «Капризничаю, как девчонка!»

– Может, смотрел плохо? – Он взял у Димки карту и снова развернул ее.

Стали искать вместе. Каких только улиц не было! И свою нашли – Глазунова. Лишь Топольной не было.

– А правильно адрес списал? И в блокноте так написано?

– Будто я читать не умею!

– Тогда все ясно, – сказал Любчик.

– Что ясно?

– Новая улица. А карта, видишь, три года назад напечатана.

Нет, что ни говори, а Любчик – голова! А он-то, балда, не мог додуматься! Димка три раза трахнул себя кулаком по лбу.

– А как же быть? – озабоченно спросил он.

Но мудрый Любчик знал, как быть: сняв телефонную трубку, набрал номер секретарши на работе отца.

– Здравствуйте, – обратился он, – вы не подскажете, как доехать до улицы Топольной? Это Любомир звонит. Черных… – Любчик послушал и радостно улыбнулся: – Большое вам спасибо!

– Сказали?! – изумился Димка.

– Трамвай номер девять. Юго-западный микрорайон. Вот так-то!

Любчик чуть снисходительно взглянул на Димку, но тот ничего не заметил.

– Поедем сейчас! – заторопился он.

– Прямо сейчас?

– А зачем время терять? Интересно же.

– Ну, а… – Любчик замешкался, опустил глаза. – А почему я должен ехать с тобой?

– Не хочешь, что ли? – Димка в упор посмотрел на друга. – Так и скажи.

– Нет, – побледнел Любчик, – лучше ты скажи: почему я должен ехать?

– А как же, друг ведь. Всегда вместе.

– Говоришь – всегда? – В серых и чистых глазах Любчика сверкнула решимость. – Значит, всегда?.. А вчера?

– Что вчера? – потупился Димка.

– Вчера, после школы! Я, Димочка, все видел. На трамвае поехал! Туфли отвозить! А сам…

– Следил все-таки, – вздохнул Димка.

– Не надо было обманывать! – запальчиво продолжал Любчик. – Сказал: коробка в портфеле. Твердая. А там…

– И что же ты видел? – Димка чуть покраснел.

– Что надо, то и видел! Как цветочки ей подарил! Скажешь, не было такого? Не дарил?

Димка долго разглядывал сгибы на карте, наконец сказал:

– И что из этого? Ну, подарил. Да. Чего такого? Она хорошая девчонка. Это всегда так… цветы дарят.

– Когда дарят? Когда?.. – Любчик не договорил.

– Стой! А ты сам-то… – неожиданно спросил Димка. – Почему сам-то?.. Почему следишь, допрашиваешь? Не знаю будто! Знаю. Сам ты в нее влюбился. Вот!

Теперь пришла очередь краснеть Любчику.

– В буфете за нами следил? Следил. Будто сок так тебе понравился! Пять минут пил. А сам – глаза в нашу сторону.

Любчик совсем растерялся.

– Но я ведь ничего, – уже без ехидства сказал Димка. – Я понимаю… Конечно, глазищи у нее… как посмотрит… А знаешь, я ей сказал, что ты тоже…

– Что тоже? – встрепенулся Любчик.

– Ну, тоже… интересуешься.

– Да ты!..

– Ну чего я? – улыбнулся Димка. – Спасибо скажи. А то и не знала бы. Теперь знает. Удивилась, а потом сказала: «Он интересный мальчишка. Умный, начитанный. И обязательно станет знаменитым ученым».

– Так и сказала? – Любчик разинул рот.

– А почему не сказать? Это ведь все правда…

– Да не верю я, – замотал головой Любчик. – Придумываешь все.

– Я? Придумываю? – переспросил Димка. – Что, бумагу съесть? – Он оторвал большой уголок от листа с адресом. – Съесть? Ну говори, сейчас начинаю жевать…

– Зачем? – пожал плечами Любчик. – Я верю. Ладно… – Он взял листок с оборванным углом, прочитал адрес, прищурился, а затем посмотрел на часы с длинным маятником: – Успеем? Где эта девятка проходит?

– Спросим! – оживился Димка и добавил: – Идем ко мне, перекусим? А то бабушка все равно без обеда не отпустит.

Топольная, 14

Узнать, где проходит девятый номер трамвая, оказалось проще простого. Сама же Елена Трофимовна, с удовольствием покормившая их обедом, и навела на верный след:

– От вокзала девятка ходит. На ту сторону реки, через мост.

– Ага, – кивнул Димка, – на юго-запад.

– А зачем вам? – спросила Елена Трофимовна.

Димка как чувствовал, что без расспросов не обойдется:

– Мальчишка в нашем классе заболел. Поручение дали – узнать.

– Из такой дали в школу к вам ездит? – удивилась бабушка.

Димка и на это нашелся:

– Новую квартиру им дали, а он хочет доучиться в старой школе.

– Господи, – словно с укором сказала бабушка, – понастроили квартир! Уезжают, приезжают, переселяются, расселяются…

Проехать к вокзалу не представляло труда.

Сели, лавочку заняли, билеты на компостере пробили. Не какие-нибудь зайцы – солидные пассажиры, едут по секретному и важному делу.

От вокзала, на девятке, уже ехали без удобств – народу полно. Хорошо хоть на задней площадке у дверей укромный закуток нашли. Здесь и устроились.

Через две остановки Димка спросил у очкастого парня с желтой бородой – не знает ли улицу Топольную. Тот лишь пожал тощими плечами. Потом у женщины спросил. Тоже не знает.

– Зачем сейчас спрашивать, – шепнул Любчик. – До юго-запада далеко.

И снова прав оказался Любчик. Голова!

Минут через десять в вагоне стало просторнее. Можно бы и места поискать. Но решили стоять тут – вдруг скоро выходить?

– Надо спросить у пожилого, – сказал Любчик. – Сейчас я сам.

Любчик выбрался из укрытия и подошел к старичку с палкой. Старичок послушал, закивал и что-то даже пальцем на ладони нарисовал.

– Полная информация, – вернувшись, сказал Любчик. – Ехать еще минут двадцать. Предпоследняя остановка. От нее – налево, потом чуть пройти, а там и наша, секретная. – Любчик улыбнулся.

Кончился мост. Потянулись пятиэтажные дома, скверы, просторная стоянка машин, какой-то завод с бесконечной стеклянной стеной, затем показались дома высокие, даже в шестнадцать этажей. Совсем незнакомые места. Вдруг и высокие дома кончились, а за ними – пустырь, потом будто деревня сразу: дома приземистые, в один-два этажа, заборы, сады, узенькая речка с кустами вдоль берегов. Старик давно вышел, вагон почти опустел. Снова спросили – оказалось, сейчас и выходить: предпоследняя остановка.

– А мы не в другой город приехали? – с улыбкой спросил Любчик.

После разговора с Димкой он как-то повеселел, пытался острить. А у Димки не было охоты шутить.

Как старик «нарисовал», так и пошли: свернули налево, еще шагов полтораста отшагали, мимо заборов, крылечек, сердито брехавшей за зеленой сеткой собаки.

– У-у, рыжая, не достанешь! – Любчик показал собаке язык, но Димка тут же оборвал друга:

– Притихни! Не на своей улице. Вон какие-то ребята.

Любчик будто сжался. Однако ребята, увлеченные игрой в мяч, не обратили на них внимания, и тут приятели вышли на улицу Топольную.

Она оказалась неширокой, малолюдной. Вот почему и на карте города не обозначена: чего тут показывать туристам? Ни дворцов, ни бассейнов. Правда, вон школа стоит – красивая, четырехэтажная, застекленный коридор пристроен, – видно, к спортивному залу.

На углу улицы, где они осматривались, стоял коричневый, с высокой крышей особняк под номером «28». Значит, и дом этого Сомова должен быть поблизости.

Метров через сто ребята увидели изгородь из крупной металлической сетки, а в глубине двора – серый кирпичный дом. На кирпичах голубой краской выведено: «14».

На этот обычный, ничем особо не выделявшийся дом ребята смотрели по-разному. Любчик, расширив серые глаза, – с любопытством. Через минуту, как настоящий разведчик, он уже насчитал несколько, по его мнению, примечательных деталей: не видно и не слышно собаки; телевизионная антенна, торчавшая над оцинкованной крышей, была особенная – в виде лесенки; на сухой верхушке яблони голубел скворечник; за сетчатой оградой – красные и желтые разливы цветов; окна вымыты так чисто, что стекол не видно. И самое забавное – на калитке висел ящик, почти вдвое больше, чем у других, и на нем написано: «Я – почтовый ящик».

Димка же смотрел на дом, прищурив глаза. И в этом прищуре затаились настороженность, недоумение, а верхняя, уголком приподнятая губа словно говорила: «Разве стоило для этого ехать в такую даль!» Он тоже заметил надпись на ящике, но не улыбнулся. А еще заметил, что ни у проволочной ограды, ни в глубине двора не было видно гаражной пристройки с характерными широкими воротами, какие они видели у других домов.

– Веселый гражданин! – Любчик с одобрением кивнул на огромный почтовый ящик. – Какие дальнейшие действия?

Если бы Димка знал! Затаиться бы где-нибудь, понаблюдать надо. Но где тут затаишься? По другую сторону неширокой улицы – тоже дома, заборы высокие. И не как у Сомова – проволочные, а из тесовых досок, сплошные. На такие и не залезть, не нарвать сирени. Да и собаки, наверно, в каждом дворе.

Прошли немного вперед. Не маячить же перед домом!

– Мои выводы такие, – сказал Любчик. – Доложить?.. – Поскольку Димка не возражал, он загнул мизинец. – Первое: там живет веселый человек.

– Это я и без тебя знаю. – Димка вспомнил заразительный смех матери.

– Второе: этому человеку нечего прятать от людей. (Димка мысленно согласился – по забору видно.) Третье: много цветов… – Тут наблюдательный детектив умолк, опустив в землю глаза и ероша короткие волосы. – Не смотрел передачу «Человек и закон»? Показывали одного… типчика – целое состояние на цветах нажил. Даже самолетами на Север отправлял.

Как ни был Димка в глубине души настроен против Сомова, но сейчас взял его под защиту:

– Тогда забор из досок сделал бы.

– Логично, – согласился Любчик. Насчет голубого скворечника и антенны лесенкой ничего стоящего он пока придумать не мог. – Еще окна чисто вымыты…

– Дочка у него, – пояснил Димка. – В седьмой перешла… А машины-то, видел, нет у него… – И добавил с горькой усмешкой: – Да, на лауреата не похоже.

– Надо спросить у кого-нибудь, – заметил Любчик. – Одних визуальных наблюдений недостаточно.

Они повернули обратно. Навстречу, будто сама по себе, ехала коляска. Девочка, толкавшая ее сзади, пряталась за ней, лишь пышный бант, завязанный на голове, виднелся издали.

Такую малявку и тревожить не стали. А вот женщина в халате с незастегнутой нижней пуговицей вполне подходила для получения нужной информации. По халату видно: где-то рядом живет, должна знать. Впереди себя, как дорогую вазу, женщина несла трехлитровую банку компота с красными сливами.

– Давай, – сказал Димка, – у тебя лучше получается.

Для начала Любчик очень любезно поздоровался с женщиной. Чуть удивленная, она с улыбкой смотрела на вежливого, щуплого мальчика.

– А почему ж не знать! Знаю. – Она округлила крепкие и румяные, как сливы в банке, губы. – В четырнадцатом доме Сомов живет. Владимиром зовут. По батюшке – Иванович.

– А кто он, простите, пожалуйста?

– Сомов? – будто удивилась женщина. – На заводе работает. Слесарь.

– А… слесарь – это кто? – Любчик мог бы, конечно, и не задавать такого наивного вопроса, однако ничего другого в голову ему не пришло, а отпускать эту сердечно улыбавшуюся женщину вот так сразу, не выяснив чего-то еще, не хотелось.

– Слесарь-то? – еще больше удивилась женщина. – Известно, слесарь и есть. С железом там всяким. Пилить, точить, припаять – вот его работа… Ну, – засмеялась она и переставила тяжелую банку с руки на руку, – ничего больше не нужно?.. Да вы зайдите к ним. Алена, небось, дома. Лучше расскажет.

– Спасибо, – поблагодарил Любчик.

А Димка ничего не сказал. Даже вздохнуть при Любчике побоялся. За мать было обидно.

– Пошли отсюда, – дернул он приятеля за руку. – Все ясно.

В общем, и Любчику было ясно. Только вот закушенные Димкины губы, его сузившиеся, с холодными льдинками глаза… Любчик страдал за друга. Что ж, ладно, слесарь, на заводе работает… Но, может, какой-нибудь особенный слесарь? Чем-то знаменит?

– Сейчас, – увидев на другой стороне улицы мальчишку примерно их возраста, сказал Любчик и поспешил к нему.

Мальчишка был рыжий. Рыжие не только волосы, но и скуластое лицо забрызгано яркими, как яичный желток, веснушками. В прозрачном мешке он нес батон, а другой батон держал в руке и с одного конца уже успел почти на треть обкусать его.

– Привет! – сказал Любчик. – Вкусный?

– А тебе что?

– Да так, спрашиваю просто. Очень аппетитно жуешь.

– Сам хочешь? Фига! – Рыжий изобразил хорошо известную комбинацию из трех пальцев.

– Ты знаешь Сомова, который там живет, в четырнадцатом доме?

– А тебе что?

– Да ты ответь: знаешь?

– Дурака этого! – Рыжий погрозил кулаком в сторону дома с проволочной оградой.

– Почему дурака?

– Потому!

– Ну ты можешь сказать предложение хотя бы из четырех слов?

– Иди ты! – Рыжий замахнулся батоном. – Дурак, и все! За уши меня! Вот! – Он потянул себя за ухо. – Ни за что! Дурак! Я им стекла повыбиваю!

– Идем! – нетерпеливо позвал Димка. И когда Любчик пересек улицу, зло добавил: – Чего ты связался? Не видишь – придурок!

– Я хотел…

– Нечего и хотеть! Поехали обратно.

Виндсерфинг

Зеленоглазый Дымок был согласен на все. Пусть даже снова Димка стреляет своим белым шариком. Не всегда же попадает шарик в нос. Зато молодой хозяин тогда веселый, бегает, играет, кричит всякие глупые команды.

Дымок отыскал под шкафом шарик, ударил по нему лапой, и вслед за ним пулей выскочил на середину комнаты. Но играть одному не очень интересно.

А хозяин, будто он и есть настоящий хозяин, развалился в кресле перед телевизором.

Не понимает Димка своего пушистого друга, смотрит футбол. Когда у ворот возникает острый момент, глаза у него расширяются, а нога сама собой напружинивается, словно он – там, у ворот, и вот сейчас с лету, как…

Но игра перемещается в центр, отобьют мяч в аут – и снова вспоминается поездка по дальнему маршруту девятого номера, дом за сетчатой оградой, румяная женщина с компотом, рыжий придурок.

Когда вернулся домой и бабушка усадила его за стол, накормила салатом со свежим парниковым огурцом, Димка испытывал большое искушение рассказать, где был и что видел. Однако сдержался. И в первую очередь, наверно, потому, что Елена Трофимовна сообщила: звонил Борис Аркадьевич, справлялся о маме.

– Ответила я, Димочка, как и велела Надя, что в командировку уехала. А он, Димочка, вежливо так поблагодарил и сказал, что снова позвонит, когда она вернется. И тебе, Димочка, привет передал. Скоро, говорит, славный отрок вкусит прелесть свободы. Это он – про каникулы, значит. Видишь, помнит тебя.

Поэтому Димка ничего и не сказал бабушке. Зачем расстраивать? Может, посмотрит-посмотрит мама на этого Сомова, посмеется, да тем и дело кончится. Что она, без глаз? Собиралась же зайти к нему. Значит, и дом видела его, и как добираться туда, и… вообще, смешно даже. Железки пилит. Паяет. Слесарь. Каблуки еще прибивает и подметки…

Но все же настроение у Димки было скверное. И утром проснулся без всякой радости.

Любчик по дороге в школу пытался развеселить друга – не развеселился Димка. Тогда решил удивить: сказал, что будет по-настоящему заниматься физкультурой. Сначала Димка не удивился, но когда услышал, что отец Любчика врезал в дверной проем железную трубу, чтобы Любчик мог упражнения делать, даже не выходя во двор, то, естественно, удивился. Почему-то не мог себе представить, как тучный – едва в дверь проходит – папаша Любчика врезал эту самую трубу.

– Что, не веришь мне? – чуточку обиделся Любчик. – Зайдем после школы – увидишь!

– А чего это вдруг ты захотел физкультурой заниматься? – спросил Димка.

– Ну… надо же начинать… Вон ты какой здоровый! Вчера тот рыжий замахнулся, хорошо – ты рядом был. А то и ударил бы. Потому что не боится – что я ему сделаю? А буду посильней, подрасту – и не всякий полезет. Кроме того, вообще, спорт и физическая культура… Как же без этого? Знаешь, у космонавтов какой режим тренировок – по нескольку часов в день. Экстремальные условия…

– Что это – экстремальные? – спросил Димка, удивившись, как Любчик запросто сказал такое мудреное, незнакомое слово.

– Напряженные, значит, – объяснил Любчик. – Самые сложные и трудные условия…

А в классе Димка пополнил свой словарный запас еще одним мудреным словом, которого никогда раньше не слышал: виндсёрфинг.

И что самое интересное: слово это узнал он не от какого-нибудь очкастого отличника или учительницы – ничего подобного. Сказала его Марина. Она стояла у открытого окна и смотрела во двор. До начала уроков еще было немного времени, Димка положил в парту портфель и подошел к Марине. Коса ее, туго заплетенная и лежавшая на белом переднике с волнистой кружевной оборкой, искрилась на солнце таким ясным, переливчивым светом, что Димке ужасно, просто до невозможности захотелось потрогать ее. И он, загородив собой Лизюкову от класса, действительно, тихонечко тронул пальцем искристый ручеек волос.

– Здравствуй, – смутившись, сказала она.

– Недавно ездил с одним дядей на машине, – сказал Димка, – вот так же блестели колеса…

Марина подержала в руке косу, повернула и так, и этак. Ей и самой понравилось, как теплым, живым светом переливается на солнце коса.

– А ты с кем ездил на машине?

– Ты не знаешь… Инженер один.

– Мы в воскресенье тоже ездили в лес. Я видела ужа с желтыми пятнами. И не испугалась.

– А чего бояться! – сказал Димка. – Я бы его и за пазуху себе положил.

– Ой! – в распахнутых глазах Марины метнулся ужас.

– А машину твой отец хорошо водит? – спросил Димка.

– Очень. Он еще до моего рождения купил машину. Да, – с гордостью добавила она, – мой папа все умеет. Даже на виндсёрфинге плавает.

Вот когда Димка услышал это удивительное слово. Конечно, у него было такое лицо, что Марина поспешила объяснить: оказалось, виндсёрфинг – обыкновенная доска с парусом. На ней плавают в море.

Марина до самого звонка рассказывала, как трудно научиться плавать на доске. Даже самые умелые надевают спасательные жилеты.

– Я скоро поеду на море, – поглядев в синее небо, мечтательно сказала она и, потупившись, погладив косу, добавила: – Если найду красивую раковину, то привезу тебе. Хочешь?

– В ней море будет слышно? – стараясь не показать охватившей его радости, спросил Димка.

– Наверно.

За партой Любчик пытливо посмотрел на Димку:

– О чем это так долго разговаривали?

– О виндсёрфинге.

Не все было Димке удивляться – теперь и всезнающий Любчик заморгал глазами…

А после школы Димка с удивлением узнал: в три часа у кинотеатра «Маяк» его будет ждать отец. Это бабушка ему сообщила. И, погладив внука по спине, добавила:

– Сходи, Димушка. Все-таки родной отец. Худа тебе не будет, а польза, глядишь, и может получиться. Голос у него по телефону был хороший, ласковый. Сходи. И кино посмотрите.