Текст книги "Новая жизнь Димки Шустрова"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Любчик

Казалось странным: как это Любчик, несмотря на внушительные папашины габариты, удался такой щуплый. Был Любчик худ, слаб и на полголовы ниже Димки Шустрова. С Димкой они по-настоящему дружили. Это знали все – и в школе, и во дворе. Правда, то обстоятельство, что Любчик отлично учился и прилежно готовил домашние уроки, в глазах Димки большим достоинством не было. Ведь ради этого, как считал Димка, Любчик платит слишком дорогую цену: иной раз и во двор не выходит погулять, и с ребятами как-то по-настоящему не сошелся.

А дружил Димка с Любчиком не только по той причине, что квартиры их помещались в одном подъезде и четыре школьных года они просидели за одной партой. Главное, из-за чего они дружили, были книги.

В квартире у Любчика в полированных шкафах за стеклами, помимо дорогих подписных изданий, стояли особенно привлекавшие ребят пестрые томики Майн Рида, Фенимора Купера, Жюля Верна, Дюма, Вальтера Скотта.

Разумеется, и у Димки были свои книжки – целых две полки на этажерке. Но все же эти полки не могли идти ни в какое сравнение с библиотекой Любчика. Собирать ее начал еще покойный дед его. Много книг покупали и родители Любчика. Они очень дорожили своей библиотекой, и выносить книги из дома сыну не разрешали. Зато в комнате Любчика друзья частенько зачитывались ими. Конечно, случалось, что Любчик нарушал строгий запрет: давал Димке книжки домой. Как не дать – друзья ведь!

Когда Димка с немалыми трудностями скатил с четвертого этажа велосипед и вышел во двор, где, залитые солнцем, заманчиво сияли асфальтированные дорожки, то Любчика еще не было – он, конечно, зубрил историю. Наверно, решил повторить материал за всю первую четверть.

Димка сделал по двору двенадцать кругов, а приятель все не появлялся. Ошибку допустил Димка: надо было в дверь Любчиковой квартиры велосипедом грохнуть – вроде нечаянно задел.

Все же дождался: Любчик выскочил из парадного с сияющим лицом.

– Сделал дело, гуляй смело! – радостно объявил он.

– Отца наслушался? – хмуро спросил Димка.

– А разве не правда? Такое правило на целую жизнь не вредно запомнить. Тогда все будешь успевать. И добьешься, чего захочешь. Все великие ученые и путешественники так делали.

Любчик научился не хуже своего папаши провозглашать эти фразы.

– Вот ты умный такой, – остановил его Димка, – ответь: зачем нужны цветы?

Любчик серьезно наморщил нос в конопушках и четко, как на уроке, сказал:

– На цветы садятся пчелы, мед собирают. А мед содержит огромное количество разнообразных полезных веществ…

– Ладно, – Димка приставил велосипед к скамейке, – допустим, мед. А еще для чего нужны?

– Чтобы жизнь украшать. В праздники дарить. И тогда людям – радость, очень приятно. Папа тоже принес на Восьмое марта цветы.

– Сколько твой отец принес цветков? – спросил Димка.

– Букет. Штук пять.

– А если один человек дарит другому человеку пятьдесят семь тюльпанов – это что?

Любчик заерзал на лавочке и захлопал глазами.

Не вдаваясь в подробности, Димка рассказал другу о вчерашнем странном происшествии.

– А теперь, – закончил он, – главная задача – узнать, кто этот человек?

– Какая фамилия? – попытался уточнить вопрос Любчик.

– Не фамилия. – Димка поморщился. – Кто он? Сапожник, цветовод или наоборот – знаменитый лауреат?

– Ну уж, лауреат! – Любчик прыснул со смеху.

– А знаешь, сколько стоят эти цветы? – оскорбился Димка. – Полпуда шоколадных конфет можно купить. Понял? – Насчет «полпуда» он, ясное дело, здорово загнул, но очень уж Любчик обидно фыркнул – как было не прибавить! Впрочем, куча шоколадных конфет не смутила Любчика.

– Лауреат! – снова обидно ухмыльнулся он. – А в портфеле – молоток, гвозди. И туфлю починил в одну минуту. Надо, Димочка, реально смотреть на вещи: обыкновенный сапожник он. А ты нафантазировал, вообразил и сам поверил.

Да, Любчик умел логически и трезво мыслить. Димка опустил патлатую голову и печально сказал:

– Вот и получается: никакой радости от этих цветов.

– Но если, кроме того, он сказал, что цветы из сада, то можно сделать вывод, что работает он садовником, цветоводом.

– А-а, – уныло отмахнулся Димка, – какая разница. – Он потискал пальцами заднее колесо, не спускает ли камера, и добавил: – Раз такое дело – сам буду у телефона сторожить. Если позвонит, скажу – не проживает такая. Верно?

– Естественно, – кивнул приятель и вдруг оживился. – А теперь ты угадай: кого я видел вчера?

– Султана турецкого.

– Я же серьезно, – сказал Любчик. – Информация из реального мира.

– Тогда не знаю.

– Отца твоего. По Плехановской шел. Важный, в костюме, с кожаным дипломатом. С дядькой каким-то разговаривал. Золотые зубы сверкают.

– Ну и что? – покривил губы Димка. – Удивил! Он в прошлую субботу приходил к нам. С мамой разговаривал. Мне «тузиков» целый кулек принес. – И, помолчав, вздохнул. – А что толку-то…

Хитрющий

Ни в этот, ни на следующий день чудак не позвонил. То ли раздумал звонить, то ли перепутал цифры телефона. В самом деле, запомни-ка сразу шесть цифр, да как они следуют друг за дружкой!

Елена Трофимовна успокоилась и даже к тюльпанам подобрела. Особенно после того, как дочь, торопясь утром в редакцию, упрекнула ее:

– А цветы-то в чем провинились? Может, поменяешь воду?

И Елена Трофимовна смилостивилась: налила в вазы свежей воды, еще и по какой-то таблетке бросила, чтобы цветы подольше постояли. А то уж красавцы эти, неизвестно кем дареные, слегка и вянуть начали.

На третий день вечером Димка сидел у телевизора и лишь поморщился от раздавшегося телефонного звонка. Ну и люди! Звонят, когда фильм начинается! Димка и с места бы не тронулся, но бабушка ушла на долгую «минутку» к соседям, мама закрылась в ванной комнате, а усатый Дымок брать трубку и отвечать еще не научился.

– Алё! – нехотя покинув кресло и не спуская глаз с экрана, крикнул в трубку Димка.

– Простите, пожалуйста, у вас тюльпаны дома есть?

– Есть, – машинально ответил Димка и тут же испугался: это же тот самый звонит!

– А много их у вас?

Димка не знал, что сказать. А если просто положить трубку? Нет, будет подозрительно – тот снова позвонит. А тогда и мама может подойти.

– А зачем это вам нужно? – после паузы спросил Димка.

– Очень нужно! – обрадованно прозвучал мужской голос. – Разыскиваю одного человека. Много, значит, тюльпанов?

– А этот человек здесь не проживает, – жестко произнес Димка. Может, он еще чего добавил бы, но тут на экране появилась заставка фильма.

«Не очень вежливо разговаривал, – подумал о себе Димка. – И пусть. Не станет больше звонить… Хотя нет, теперь-то уж наверняка позвонит. Это он, видно, плохо номер запомнил и проверял – о тюльпанах спрашивал. А я-то, балда, и попался – все выложил. И про тюльпаны, и что такой человек не проживает. Будто знаю, кого он разыскивает. Эх, дурак, надо бы сразу положить трубку».

Но долго переживать у Димки не было времени. На экране начали развертываться всяческие удивительные события, и он забыл обо всем на свете. Не заметил, как и бабушка от соседей вернулась, и как мама, розовая после купания, в цветастом халате и остроносых красных шлепанцах, вышла из ванной комнаты. Маму, правда, пришлось заметить: склонилась сзади над креслом, где сидел Димка, и дурашливо потрясла распущенными волосами. Димка даже фыркнул и поежился, смахивая с лица ее влажные волосы. Он и про телефонный звонок вспомнил в ту секунду, однако промолчал.

Не до разговоров было.

– Интересно? – спросила Надежда Сергеевна.

– Ух, – выдохнул Димка. – Потрясно! Этот, в шляпе на мосту, преступник. А милиционеры – на машине, ловят его…

– Ну, пошел-поехал! – засмеялась мама и вновь помотала перед его лицом золотистыми волосами.

– Обожди… не мешай!.. – И Димка даже привстал с места: преступник как раз повис на руках и вдруг спрыгнул на крышу вагона проходившего внизу товарного поезда. – Все! Ушел! – От досады Димка стукнул себя кулаком по коленке. – Все, теперь не поймают!

– Милый мой детектив! – Надежда Сергеевна села на подлокотник кресла. – Видела сегодня вашу классную руководительницу…

Димка на короткий миг вскинул на мать тревожные глаза.

– Да-да, – кивнула она, – есть отчего беспокоиться. В полсилы занимаешься, мой дорогой. Парень, говорит, способный, но лентяй… Слышишь?

– Ага, слышу, – не спуская глаз с экрана, сказал Димка.

– Да ничего ты не слышишь! – повысила голос Надежда Сергеевна. – Дима! Я сейчас выключу этот ящик!

– Мама! – взмолился Димка. – Дай досмотреть.

Надежда Сергеевна беспомощно пожала плечами и ушла в свою комнату.

А минут за пять до конца фильма, когда стало ясно, что преступнику никак не проскочить мимо расставленных милицейских заслонов, в передней зазвонил телефон. Димка лишь покосился в ту сторону. Мама вышла из своей комнаты и взяла трубку.

– Добрый вечер, – ответила она на чье-то приветствие и вдруг удивленно воскликнула: – Ах, это вы! Вот не ожидала. Я решила, что номер не запомнили… Что-что? Девяносто шестая комбинация цифр? Третий день морочите людям голову? Ну, знаете, так и до Нового года могли звонить!.. Кто говорил? Ну Димка, конечно, мой сын… Узнаю по почерку. Да, человек с характером, с причудами. Кстати, большой лентяй и любитель детективов. Но мы пока, в общем, ладим… Минуточку, он как раз фильм смотрит, телефон в другую комнату перенесу.

Надежда Сергеевна, подергивая длинный шнур, прошла в свою комнату и притворила за собой дверь. Бабушка проводила дочь взглядом, полным укора.

– Как я обрисовала, – вздохнула она, – так и получается: телефон узнал, а там и дорожку проторит. Ох, и настырный пошел народ! Прямо тебе землю роет!

– Хитрющий, – поддакнул Димка, вспомнив, как позорно раскололся на пустяковом вопросе о тюльпанах.

Прошло минут десять, а из комнаты матери все еще доносился ее оживленный голос.

«О чем столько говорить? – с неприязнью думал Димка. – Может, опять обо мне – какой я лодырь?.. Этого еще не хватало – докладывать неизвестно кому!»

Димка вспомнил: днем оставил в комнате у матери пистолет-фонарик с батарейкой. Пистолет вообще-то был сейчас не нужен, но Димка решил его взять. Он нахмурился и толкнул дверь, из-под которой тянулся коричневый шнур.

Мама лежала на диване, опершись белым локтем на подушку, и, улыбаясь, слушала, что говорил ей тот, хитрющий и, как определила бабушка, «настырный», который «прямо тебе землю роет».

Увлеченная разговором, она будто и не заметила Димки. Взяв со стола фонарик и ничего не сказав, он вышел из комнаты. Димке стало обидно, что мама, его мама, разговаривает по телефону с чужим, хитрым дядькой, улыбается ему, а на него, Димку, даже не посмотрела.

В чем суть

По четвергам Надежда Сергеевна обычно работала дома, и поэтому квартиру номер 26, расположенную на четвертом этаже, первым это утро покидал младший член семьи Шустровых. Бдительная бабушка, проявлявшая большую настойчивость в том, чтобы внук ушел из дому сытым, в этот раз была расстроена, о чем-то задумалась, и Димке удалось незаметно переложить из своей тарелки обратно в кастрюлю тройку пузатых вареников. Эта операция несколько приободрила и обрадовала его, но совсем отвлечься от тревожных мыслей о матери он так и не смог.

Вечером Димка, хотя и обижен был на мать, но все же надеялся, что туман неизвестности рассеется, и он узнает – кто же этот таинственный мамин знакомый.

И правда, кое-что стало известно. Зовут – Владимир Иванович, фамилия – Сомов. Живет в собственном доме, имеет сад. И есть у него дочь Алена, заканчивает шестой класс. Телефона у Сомова нет. Звонить ходит на улицу, к автомату, что не всегда ему сподручно, особенно в последние дни, когда упорно разыскивал Надежду Сергеевну (номер телефона он и вправду запомнил неточно).

Вот и все, что сообщила мама после разговора с Сомовым.

На эту скудную информацию Елена Трофимовна отреагировала печальным и насмешливым покачиванием головы:

– Э-э, да он, голубчик, еще и с хвостом.

Димка сразу не понял, о каком таком хвосте говорит бабушка. Оказалось – его дочку Алену имела в виду.

– Дурочку ищет, – добавила Елена Трофимовна, – кому бы, окромя себя, еще и дочь на шею повесить. Ты лучше скажи, сам-то он кто? Кем работает? В какой должности?

Слова матери неприятно задели Надежду Сергеевну. Она передернула плечами:

– Я же сказала – не знаю. Об этом не говорили.

– Да как же так? Самого главного не спросила?

– Вот так и не спросила. Кстати, не очень и любопытствовала.

– Это почему же? – удивилась Елена Трофимовна.

– Да потому что это неприлично. Мы просто знакомы – и ничего больше. И вообще, мама, суть вовсе не в этом. Суть – в самом человеке. Не в должности.

– Ай как интересно! – вконец изумилась Елена Трофимовна. – Значит, дворник он или директор – так это что ж, никакой разницы?

– Не надо упрощать, – поморщилась Надежда Сергеевна. – Хотя в принципе – да: разницы нет. Может быть, иной дворник достоин в десять раз большего уважения.

– Ох, Надежда, – Елена Трофимовна покачала головой, – дожила до тридцати четырех лет, статьи умные печатаешь в газете, а понятия про жизнь, ну никакого. Точно дитё-несмышленыш.

– Ладно, мама, – досадливо отмахнулась Надежда Сергеевна, – не будем об этом. У тебя свои убеждения, у меня – свои. С ними и проживу.

– Вижу, как живешь! Мальчонка без отца растет.

– А мне и так хорошо! – гордо заметил Димка.

И правда, чем плохо ему? Сам себе хозяин. Телевизор, пусть и не цветной, зато показывает четко, кто из ребят не приходит – все хвалят. Денег на кино или на мороженое выпрашивать не надо, мама рубль, а то и два всегда выложит. И с уроками не то, что у Любчика, никто над душой не стоит. Если бабушка иной раз заведется, так ведь не обязательно и слушать. Конечно, нашелся бы какой-нибудь стоящий отец – может, и был бы смысл взять его, посмотреть, что из этого получится. А не найдется – так и не надо! Проживет и без отца.

Утром мама была расстроена. Когда Димка собирался уходить в школу, она поправила под курткой воротничок его белой рубашки и сказала:

– На учебу, Дима, все-таки приналечь надо. Если бы не мог – другое дело. А слыть лентяем… – Она грустно улыбнулась. – По-моему, это немножко стыдно. Договорились, сын, приналяжешь?

– Попробую, – сказал Димка.

– В классе не жарко сидеть в курточке? Не запаришься?

– Терпимо.

– А деньги на буфет есть?

Димка позвякал в кармане серебром.

– Не подкинуть еще?

– Хватит.

– Ну, иди тогда.

– Пошел, – сказал Димка и откинул на двери цепочку.

Спускаясь по лестнице, он подумал: «Отчего все-таки она грустная? С классной руководительницей поговорила? Ну и что? Ведь не хуже других учусь. Может, и троек даже не будет. Разве только по русскому… Нет, не из-за учебы расстроилась. Из-за бабушки?.. А может, неправду нам сказала и что-то плохое знает о Сомове? Неужели так и не поинтересовалась, кем работает?..»

Димка до того задумался, что на втором этаже прошел мимо двери Любчиковой квартиры и даже не взглянул на нее. Лишь на улице вспомнил о друге. Но возвращаться не стал.

«И разговор затеяла странный, – размышлял Димка, – будто ей все равно – дворник или директор. Эх, наверно, этот Сомов просто-напросто работяга какой-нибудь, сапожник или кто там… И маме стыдно сказать об этом. Да, не поймешь, что у этих взрослых на уме. С дядей Борей почему-то не хочет дружить. А он – ничего дядька, его можно бы попробовать взять в отцы…»

Марина

Невеселых размышлений о жизни, о матери Димке хватило до самой школы. А там, за школьным порогом, – уже другие мысли, другие заботы: ребята, домашние задания, тревожный вопрос – вызовут, не вызовут, и, конечно, черноглазая Марина Лизюкова.

В этот день дежурной в классе была как раз она, Марина. На первой же перемене Лизюкова решительно потребовала, чтобы все выметались в коридор – будет проветривать класс.

Димка поглядел печальным взглядом на боевую дежурную, на ее тугие, будто резиновые, косички с белыми бантами и решился – нарочно задержался у парты, словно никак не мог найти нужную ему вещь. Интересно, что скажет Марина? Станет прогонять?

– А ты… почему не выходишь? – с тревогой уставила она свои большие сливовые глаза на Димку. – Не слышал?

– Слышал.

– Ну…

– Ну, а выходить не хочу.

– Почему это?

– Апатия души у меня.

– Чего-чего? – переспросила Марина.

– Настроение неважное.

– Задачку не решил? Я дам списать.

– Задачку решил.

– Вазу разбил? Я недавно дома уронила. Так испугалась, прямо задрожала. Очень дорогая ваза. А она – ничего, целая. На ковер упала.

– У нас тоже все вазы целы, – сказал Димка. – Три штуки. Тюльпанами набиты. – И добавил. – Один дядька маме подарил.

– В редакции подарили? – с любопытством спросила Марина.

– Скажешь тоже! – нахмурился Димка и принялся деловито открывать окно. – Просто… один сапожник.

– А… почему?

– Откуда я знаю! – Димка рванул на себя набухшую раму. – Потому что это такой сапожник… Волшебный. Понимаешь? Он по воскресным дням ходит по улицам и, кого встретит, дарит цветы.

– Сочинитель! – Марина рассмеялась, и ровные зубы ее так открылись, так снежно сверкнули, что в груди у Димки похолодело.

– А тебе цветы дарили? – посмотрев за окно на улицу, тихо спросил он.

– Никто.

– Ну тогда… я подарю, ладно?

– Ты? – расширила и без того большие свои глаза Марина.

– Не веришь? Возьму и подарю!

– Ладно, – обрадованно закивала она. – Тоже будешь, как волшебник, да?

– Может быть.

– И сапожником тоже будешь?

– Ты что! – возмутился Димка. – Я буду… сказать, кем буду? Ученым. Может, даже и знаменитым. Вдруг открою какую-нибудь новую звезду. Тогда, может, и полечу на нее.

– Один?

– Что один?

– Один полетишь?

– Тебя, что ли, взять? Не испугаешься? Вдруг целый год придется лететь.

– Фантазер ты, Дима! – Марина снова засмеялась. – А вообще… пусть и год. Я согласна.

Перед зеркалом

Теперь Димка с бабушкой внимательно наблюдали за Надеждой Сергеевной. Раньше она не так уж часто смотрелась в зеркало. Некогда было: то на работу торопится, то дома пишет срочную статью и потом стучит на пишущей машинке, а еще – командировки, заседания, вечерние дежурства в редакции, встречи с людьми, о которых надо писать в газету. А идя домой непременно забежит в магазин и приходит, нагруженная тяжелой сумкой с продуктами: хоть и немногочисленная семья, а есть-пить каждый день надо.

Теперь ее будто подменили. И в большом зеркале, что вставлено в дверцу шкафа, внимательно оглядит себя, и немало времени проводит у туалетного столика с трехстворчатым зеркалом. Там же, на столике, появились новые цветастые тюбики губной помады, баночки с кремами и сиреневыми тенями. Из кладовки на столик перекочевала и коробка с электрошнуром и двумя десятками игольчатых, как ежики, бигуди, долго валявшимися без применения.

Ежедневные хлопоты перед зеркалом что-то изменили во внешности Надежды Сергеевны. Даже равнодушный к косметике Дымок охотно подтвердил бы это. Сидя на полу, он подолгу наблюдал, как молодая хозяйка втирает пахучие кремы, расчесывает щеткой волосы, накручивает их на горячие ежиковые бигуди. Правда, не совсем было ясно, одобряет ли зеленоглазый любимец семьи упорные старания одного из ведущих журналистов областной газеты похорошеть.

Димка тоже не спешил обнаруживать свое отношение к заботам матери. Хотя, если быть объективным, то надо признать: мама стала казаться красивее и моложе. Но это одновременно вселяло и смутную тревогу: все-таки непонятно было, что с ней происходит и ради кого она так старается.

И только Елена Трофимовна поведение дочери явно не одобряла. Повышенный интерес к своей внешности и туалетам (Надежда Сергеевна даже модное платье купила и белые босоножки на высоком каблуке) бабушка связывала с появлением у дочери нового знакомого. И это ее беспокоило. Прошла неделя, а Елена Трофимовна почти ничего и не знала о нем. Чего-то не договаривает дочь, таится. Нечем, значит, похвастаться. Оно и похоже: телефона нет, живет в частном доме. Небось, был бы каким-нибудь начальником – и телефон протянули бы, и квартиру с удобствами дали. Как у всех порядочных людей.

– Тебе-то ничего о нем не рассказывала? – настороженно спросила бабушка внука.

Димка отрицательно помотал головой:

– Молчит, как партизанка.

– Ох, хо-хох, – простонала Елена Трофимовна. – За какие мои грехи такое наказание?

Разговор этот был у них после завтрака, в солнечное воскресное утро – ровно через неделю после того памятного дня, когда Надежда Сергеевна отправилась в театр и когда у нее сломался – будь он неладен! – каблук.

– Опять собирается, – вполголоса сказала бабушка и кивнула на закрытую дверь. – Новое платье нагладила. Волосы накручивает.

– Может, надо с кем-то встретиться, интервью взять? – предположил Димка.

– Не похоже, – вздохнула Елена Трофимовна. – Чует мое сердце – не то… Ох, Димочка, боюсь я этого Сомова. Задурит он голову нашей маме.

В этот момент распахнулась дверь, и на пороге появились Дымок, с белой грудкой и белыми лапами, и сама Надежда Сергеевна, тоже вся в белом – и отглаженное платье с пояском, и босоножки, и сумка молочного цвета, висевшая на плече. Лишь крупные шары замка на сумке сияли золотом, да золотистыми кольцами спадали на плечи волосы.

Димка даже немного зажмурил глаза – до того мама показалась красивой.

– Ну, – независимо и с некоторым кокетством спросила Надежда Сергеевна, – как находите меня? Ничего? Смотрюсь?

Димка втянул носом вкусный, тонкий запах духов, исходивший от матери, и честно признался:

– Потрясно!

Ах, до чего же Елене Трофимовне хотелось спросить – куда это отправляется дочь и ради кого так вырядилась! Этот вопрос был написан на ее лице настолько ясно, что не заметить его было просто невозможно. Однако Надежда Сергеевна не заметила, не отозвалась. Вернее, сделала вид, что не заметила. У большого зеркала в шкафу она еще раз окинула себя долгим взглядом, тронула пружинистый локон у виска и удовлетворенно сказала:

– А ничего. Вроде смотрюсь. Женщина вполне модная и… не в таких уж больших годах.

Тут Елена Трофимовна посчитала необходимым вмешаться:

– Ох, Надежда, тебе ли говорить о годах! Да ты как девчонка. Двадцать пять. И одного годочка больше не прибавишь. Самая пора, Надюша, новую жизнь начинать. Мужчины-то, небось, так и засматриваются…

– Есть, есть такие! – тряхнула кудрями Надежда Сергеевна и скорым шагом прошла в переднюю, сказала оттуда. – Вернусь… В общем, к обеду не ждите. Сами тут питайтесь.

Дверь захлопнулась, и бабушка печальными глазами уставилась в полутьму передней.

А Димка поспешил к окну, чуть не по пояс высунулся: хотелось поглядеть, куда пойдет мама. А что увидишь? По солнечной дорожке прощелкала каблуками белых босоножек – мимо зеленого газона, мимо желтой песочницы – и скрылась за углом. Бежать в другую комнату на балкон бесполезно – за домами не видно.

«Эх, проследить бы, – запоздало подумал Димка. – Интересно: она – по улице, я – за ней, она – в троллейбус, а я… Нет, не получится. Сначала надо переодеться, может быть, бороду привязать, будто карлик-старичок…»

Димка так увлекся, представляя себя в роли ловкого и хитрого детектива, что не сразу заметил, как бабушка всхлипнула, вытерла кулаком слезы.

– Баб, ты чего? – встрепенулся Димка.

– Обидно, внучек, – снова прерывисто всхлипнула Елена Трофимовна. – Уж так забочусь, так сердце за нее болит, а где благодарность? И говорить не желает. Словно я враг какой.

– Да ерунда, – сказал Димка. – Вот придет вечером и все расскажет. Если не по работе, то к дяде Боре пошла. Точно, я вспомнил: вчера он звонил, и что-то о машине они говорили. Наверно, очередь его подошла.

– А может, и в самом деле? – посветлела лицом бабушка. – А я все на Сомова грешу. А рассудить – зачем он ей?

– Конечно! – подхватил Димка. – Дядя Боря – инженер! В институте работает. Да еще и машина!

– Ах, как бы хорошо, – с надеждой вздохнула Елена Трофимовна. – Дай-то бог, чтобы сладилось у них. А тебе, родной, спасибо, добрым словом утешил. Идем, касатик, баночку вишневого компота открою.

Компот – не вареники. Отказываться Димка не стал.