Текст книги "Новая жизнь Димки Шустрова"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Счастливая пятерка

Сделав уроки, Димка посмотрел телевизионную программу и с огорчением подумал, что сегодня можно и не включать телек.

– Хочешь симфонический оркестр слушать? – спросил он сидевшего на полу и чинно сложившего белые лапки Дымка.

Тот поднял круглую мордашку, внимательно посмотрел зелеными глазами на хозяина и ничего не ответил.

– Ясно, – сказал Димка, – и я не хочу. Давай в пинг-понг поиграем.

Четырехлапый хозяин квартиры ракетку держать не мог, и Димка прекрасно обходился одной. Он замахивался ею и с лету ударял по легкому шарику, целясь в кота. Пушистый вратарь радостно кидался за шариком, подкидывал его лапами, кусал и гонял по комнате.

Димка хотел, чтобы кот приносил ему шарик, каждый раз требовал: «Неси ко мне! В зубах! Быстро!» Однако Дымок никак не желал выполнять его команды.

– Все равно заставлю! – сердился Димка.

Кончилось тем, что звонкий шарик больно шлепнул кота по черному пятнышку носа. Дымок отчаянно мяукнул и спрятался под шкаф, а прыгучий шарик отскочил от его носа и упал на стол, едва не угодив в букет сирени.

Димка положил ракетку и стал пристально вглядываться в крохотные белые лепестки. Цветков было великое множество, но у каждого лишь по четыре лепестка.

Из комнаты, потягиваясь, вышла Надежда Сергеевна. Димка знал: не со сна потягивается, а потому, что засиделась, работала. Несколько минут тому назад быстро стучала ее пишущая машинка – наверно, срочную статью писала.

– Вот скажи, мам, – спросил Димка, – ты нашла цветок с пятью лепестками, а я смотрю, смотрю – нету.

– Так он же счастливый, – засмеялась Надежда Сергеевна. – Потому сразу мне и показался… А ты зачем ищешь?

– Так просто.

– Дураха ты мой! – Мама схватила Димку за уши, всмотрелась в лицо, поцеловала. – Что, счастья тебе мало? Я же люблю тебя, лопоухий, носатый, губастый, бровастый! – Она опять засмеялась своим придуманным, забавным словам. – А ну-ка, где оно прячется?.. – Надежда Сергеевна отпустила покрасневшие Димкины уши и склонилась над сиренью. И одной минуты не смотрела. – Вот же! – воскликнула радостно. – Прямо на виду. Эх ты, муха-слепуха! На, ешь. Будет и тебе счастье.

Димка взял цветочек:

– Жевать?

– Непременно! Счастье почувствовать надо, на вкус и запах.

Димка пожевал, поморщился:

– Горькое вроде.

– А ты думал – сплошной мед счастье? – грустно улыбнулась мама. – Оно и горчит, и кислит. Как сама жизнь.

Надежда Сергеевна ушла на кухню, а Димка упрямо нахмурил брови: нет, и он должен найти. Сам. И нашел наконец! Пряталось его счастье на другой ветке. Посмотрел Димка на пять длинных лепесточков, даже тонкие прожилочки разглядел.

– Ну, отыскал, глазастик? – взяв из передней телефонный аппарат и собираясь направиться в свою комнату, спросила мама.

– Нашел! – радостно сказал Димка.

– Вот и ешь скорей.

Надежда Сергеевна скрылась в своей комнате, длинной коричневой змейкой уполз в щель под дверью шнур, а Димка снова взглянул на счастливый цветок. Подумал, помял губы пальцами и срывать цветок не стал, а вытащил ветку из вазы. Вытащил и огорчился – ветка оказалась неказистой, маленькой.

И тогда Димка задумался. Так крепко, что и на усатого друга не посмотрел. А зеленоглазый Дымок все уже простил ему, глупому, молодому. Сидел у его ног и готов был снова затеять игру.

Звуки, раздавшиеся в другой комнате, насторожили Димку.

Мама смеялась. Звонко, заливисто, счастливо. Димка и не помнил, когда она так смеялась. Обычно она говорила по телефону коротко, энергично – что-нибудь уточняла или назначала деловую встречу. Димка послушал мамин смех, улыбнулся и тихонько прошел к двери. О чем же она разговаривает, с кем? Почему так смеется?

– Володя, – проговорила за дверью Надежда Сергеевна, – ты просто ужасный, просто невероятный фантазер. Тебе бы у нас в редакции работать. По субботам мы выпускаем сатирическое окно. «С наждачком» называется. Ты же видел, конечно. Вот и писал бы туда… Володя, непременно зайду перед командировкой. В район еду, по письмам разбираться… Ничего, ничего, переживешь. Не на месяц еду – всего на три дня… Обязательно зайду. Не волнуйся – мы, газетчики, все разыщем. Адрес у меня твой записан. Ну, до встречи, Володя.

Димка удивленно покачал головой и вернулся к столу, где на прозрачной клеенке лежала неказистая ветка сирени. Он сунул ее обратно в вазу и посмотрел в окно. На улице начинало смеркаться.

Димка прошел в переднюю и, ничего не сказав бабушке, готовившей ужин, тихо открыл дверь и выскользнул на улицу.

Не задержался Димка и во дворе, где с мячом все еще носились мальчишки, а девочки, словно заведенные, с самого утра прыгали через веревку. Обогнув дом, он вышел на улицу, миновал уставленный изнутри обложками журналов киоск «Союзпечати» и свернул в узенький, показавшийся темным переулок. Здесь на углу стоял одноэтажный дом с зеленой, покривившейся крышей, перед которым тянулся забор.

Около забора Димка и остановился. Оглянулся по сторонам. На улице никого не было. Может, программу он плохо смотрел, и по телевизору все же что-то интересное показывают?

Забор был не очень высокий, верхний край рукой можно достать. Он выбрал место, где ветки сирени свисали погуще, и опять с опаской оглянулся. Никого. Димка подпрыгнул, ухватился за доску, помог себе ногой и без труда оседлал забор. Так, теперь ветку надо достать, на которой густые кисти… Получилось: дотянулся, потом изо всей силы согнул ветку, обломил ее… И тут в доме угловое окошко с белой занавеской распахнулось, показалась старушка – древняя, морщинистая, в черном платке.

– Я те вот задам! – тонким голосом не крикнула, а скорее пропищала она.

Но Димка все равно перепугался – чуть не кубарем скатился с забора. Хорошо еще, что головой не шмякнулся и ветка в руке осталась.

– Охальники! – донесся голос старушки. – Ишь, по заборам! Нет бы в дом зайти, коль нужно…

«Во – удивился Димка, – в дом приглашает! Может, так говорит только? А в калитку войдешь – она тебя и огреет!..»

Но теперь уже заходить никуда не нужно было. Ветку добыл что надо. Не хуже тех, которые наломал матери ее храбрый Сомов. Тут и счастливая пятерочка отыщется.

Пузатый портфель

Любчик надел берет и встал у двери. Минут пять простоял, прислушиваясь, что делается на лестнице. Дядя Никита прошел с третьего этажа. Шаги тяжелые, и слышно, как дышит. Отец говорит: сердечная астма у него. Люська-второклашка попрыгала…

«Неужели пропустил? – подумал Любчик. – Странно. Раньше времени Димка почти никогда в школу не идет… Но это прежде не ходил, а теперь, может, и побежит к своей Мариночке… У-у, глазастая, только на него и смотрит!.. А если он дома, то сейчас должен выйти. Пора. – Любчик посмотрел на высокие часы, стоявшие на полу и медленно качавшие длинным, метровым маятником. – Неужели и сегодня пройдет мимо, не позвонит? Вчера не позвонил…»

Ага, дверь вверху стукнула… Димка! Любчик перестал дышать. Ближе, ближе шаги… Так и есть – не позвонил. Любчик побежал на кухню – посмотреть в окно. Конечно, Димка! И портфель пузатый, будто все учебники и тетради собрал. Но почему не зашел? Всегда же заходил… Что делать? Догнать?

Обидно стало Любчику. Столько лет дружили, книжки давал читать. Вместе мечтали совершать подвиги, летать к звездам и делать открытия. А теперь мимо двери проходит. С Мариной секретничает. Будто она ему дороже. Дороже, чем он, Любчик, его лучший друг.

Любчик повздыхал, проводил взглядом неверного друга до угла дома и тоже отправился в школу.

Димка странно вел себя и в классе. Пузатый портфель он засунул под крышку парты. Сколько Любчик ни наблюдал – ни разу и не вытащил его. И учебников, кроме «Русского языка», никаких не принес. Да еще четыре тетрадки и дневник.

Димкин портфель не давал Любчику покоя. Он даже плохо слышал, что происходило у доски. Все-таки не утерпел и, потеснив друга локтем, поборов обиду, тихонько спросил:

– А где твой учебник истории?

Не глянув на приятеля, Димка еще тише сказал:

– Не взял.

– Почему?

– Положить некуда было.

– А портфель?

– Там… коробка с туфлями.

– С какими туфлями?

– Обыкновенными. Чего пристал? – Димка поморщился. – Слушать мешаешь.

«Обманывает, – решил Любчик. И еще сильнее обиделся. Он искоса взглянул на Димку. – Ах, какой прилежный! Слушает! Глаз с доски не сводит! С каких это пор стал таким?..»

– Ну чего ты? – обернулся Димка и сердито зашептал: – Не веришь, да? Мама велела туфли своей знакомой отвезти. Сама в командировку уезжает. После школы пойду и отдам.

Димка нарочно сказал про маму – знал, что Любчик, как и многие в их классе, к его маме относится с особенным уважением. Ведь областную газету читают все родители, фамилия Шустрова всем хорошо известна и многими весьма почитаема. Мамины острые, смелые выступления в газете часто вызывали в городе разговоры и оживленные споры. Димка иной раз чувствовал и к себе повышенный интерес ребят и учителей.

«Может, и правду говорит?» – подумал Любчик.

– А почему утром не зашел ко мне?

– Спешил.

– И вчера спешил?

– Слушай – точно от зубной боли скривился Димка, – у меня дома… не поймешь чего! А ты…

Любчик сконфузился. В самом деле, пристал к человеку, а у него дома всякие неприятности. А какие неприятности?..

Но докучать новыми расспросами Любчик не решился.

Все же подозрения не рассеялись. После второй перемены он поспешил в класс и, пока Димка был в коридоре, сунул руку под крышку парты на половине друга и ощупал портфель.

«Интересно, – удивился он. – Сказал, что коробка с туфлями, а тут мягкое что-то…»

Почти все ученики зашли уже в класс, а Димка все не показывался. Любчик поглядел на парту Лизюковой – тоже пусто. Эх, посмотреть бы в коридоре… Поздно. Вот и они. Глаза у Марины опущены, и сам Димка какой-то… будто двадцать кругов на велике по двору отмахал.

После уроков Димка засунул под ремень учебник и дневник с тетрадками и вытащил из парты портфель.

– Видишь, даже учебник не лезет, – объяснил он.

– А далеко нести… туфли? – боясь выдать себя, спросил Любчик.

– На трамвае надо ехать. Часа через два вернусь… Ты домой иди один. Ладно?

– Понял, – кивнул Любчик.

Внизу, у дверей школы, друзья расстались. Любчику, как и всегда, нужно было идти направо, до почтового отделения, а затем свернуть на свою улицу Глазунова. Димка же пошел налево, где по Троицкой улице тянулись трамвайные пути.

Любчик, пока шагал к почте, три раза оглянулся – точно, Димка идет к остановке. Но едва тот скрылся за изгибом улицы, Любчик остановился и повернул обратно. Он шел так быстро, что вполне мог бы составить конкуренцию мастеру спорта по ходьбе на длинные дистанции.

Димку с его пузатым портфелем Любчик увидел почти у самой трамвайной остановки. Любчик затаился за круглой тумбой, оклеенной спортивными и театральными афишами, и, высунув голову в берете, стал наблюдать. Пока все правильно: ожидает трамвая.

«Так, видно, ничего и не узнаю, вздохнул Любчик. Уедет сейчас…» Вот и колеса где-то на повороте провизжали. Через минуту подъехала красная двойная сцепка вагонов. Любчик почти весь высунулся из-за тумбы. Но… что это? В трамвай Димка почему-то не сел.

Любчику это показалось подозрительным, и он продолжал терпеливо следить. И вдруг увидел: Димка быстро оглянулся по сторонам и зачем-то торопливо зашагал по Троицкой улице, откуда недавно выехал трамвай.

Любчик обрадовался и сразу же вспотел. И без того было жарко от быстрой ходьбы, а тут он просто взмок. Капля пота, как мураш, прокатилась между лопатками.

Сохраняя дистанцию, он поспешил за Димкой. Дальше преследовать было легче: росло много деревьев, кусты акаций широко раскинули свои ветви. Начинался небольшой и уютный, с двумя аллейками, Троицкий парк.

Шел Любчик, шел и неожиданно потерял Димку из виду – будто под землю тот провалился. Любчик осторожно прошел направо по аллейке, затем свернул налево, вытягивая тонкую шею. Обогнул акацию и… едва не задохнулся: в пятнадцати метрах – Димка на скамейке, а рядом – Лизюкова. Присел Любчик со страху и думает: «Вот, оказывается, куда спешил Димка!». Подождал минуту, две, снова тихонько привстал. И как раз вовремя: расстегивает Димка свой пузатый портфель и достает… никакую не коробку с туфлями, а букет сирени.

Подглядывать за тем, как Марина взяла сирень как порозовело ее смущенное и радостное лицо, Любчик уже не стал. Чуть перегнувшись под тяжестью портфеля и наклонив голову, он медленно побрел обратно.

Шерсть на кофту

Встала Надежда Сергеевна рано, проверила собранный с вечера небольшой чемоданчик – не забыла ли чего, завернула в кулек приготовленный Еленой Трофимовной завтрак на дорогу и, перед тем как взять в передней плащ, подошла к Димке.

Посмотрела, улыбнулась – до того сладко посапывает, губы оттопырил, розовый, сонный. Жаль было будить, однако Надежда Сергеевна потрепала сына за каштановый спутанный чуб, возле уха провела пальцем, пощекотала у носа. И добилась своего – чихнул Димка, глаза распахнул:

– Мам, я думал – Дымок меня…

– Этот лежебока тоже спит еще… Сын, три дня меня не будет. Помнишь, какие дни?

– А какие? – спросил Димка.

– Вот тебе и раз! Последние. Когда вернусь, ты уже будешь… кем будешь?

Из-под одеяла показались круглые Димкины плечи. Это он поднял их: никак не мог догадаться, кем же станет через три дня.

– Эх, голова, пять дырок! – засмеялась мама. – Будешь учеником пятого класса.

– А-а, – заулыбался Димка. – Я и забыл.

– Чтоб все было на высшем уровне! – погрозила пальцем Надежда Сергеевна. – Троек не предвидится?

– Может, по русскому, – неуверенно протянул он. – Сочинение я хорошо написал, а вот…

– Читала, – кивнула мама. – Покоритель космоса! Только покорителю не помешает быть и грамотным. Шесть ошибок наворотил, о запятых понятия не больше, чем у Дымка. Видно, самой придется на будущий год с тобой подзаняться. Стыдно не знать, что перед разделительным союзом «а» ставится запятая.

– Да это я знаю, – сказал Димка.

– Бабушку слушайся, – добавила мама. – Не гоняй на велике до седьмого пота.

– Мам, а почему на голове пять дырок?

– А ты посчитай! Наказ мой понял?

– Ага! – радостно кивнул Димка.

Надежда Сергеевна прошла на кухню, где, облаченная в передник хлопотала Елена Трофимовна.

– Мама, кто будет звонить – скажи, что в командировке.

– Да кому ж теперь звонить, – обижено подобрав губы, не удержалась Елена Трофимовна. – Всех порядочных людей разогнала.

– Ну не надо об этом! – поморщилась Надежда Сергеевна и сказала: – Будет возможность – позвоню из района… Поехала. – Она чмокнула мать в щеку.

– Плащ возьми, – напомнила Елена Трофимовна.

– Я знаю… Димка, до свидания! – И мама ушла…

Бабушка была не в духе. Это Димка сразу почувствовал, как только появился на кухне. Елена Трофимовна стояла у плиты с таким видом, будто не желтый ноздреватый блин фырчит на сковородке, а она сама на кого-то сердится. Не успел Димка сесть за стол, как бабушка, словно продолжая с кем-то разговор, вздохнула:

– Называется жизнь! Днем работа, вечером работа, потом – командировка. Чисто белка в колесе! – Перевернув на сковородке блин, покачала головой. – А когда для себя жить? Свою судьбу устраивать? Порядок ли – сын без отца! Какой человек Борис Аркадьевич!..

Димка понял: если не вмешаться – причитаний хватит надолго.

– Ба, я блинов не хочу!

– Это почему же? – мигом переключилась бабушка на внука.

– Вчера блины, сегодня…

– Да ты что ж! То вареники надоели, теперь от блинов нос воротишь! Погляди – румяные, пышные! Вареньицем помажешь.

– Ладно, – смилостивился Димка. – А дашь вишневого?

– Да хоть какого! Разве жалко.

Все-таки переключить бабушку на другой разговор было непросто.

– Неужели и тебе не открылась – кто такой Сомов?

– Говорю же – как партизанка… Слышал только, что он фантазер какой-то ужасный.

– Вот-вот, ужасный! Господи, затмение на нее нашло. Хоть бы Федора не гнала с порога… Слышь, Димочка, – понизила голос бабушка, – приходил вчера Федор Николаич. Папка твой. Трезвый, при галстуке. Речи разумные говорил. Подарок мне принес… Показать?

– Ну… покажи.

Бабушка скрылась в комнате, и, пока ее не было, Димка, постукивая вилкой по столу, насупленно смотрел в окно.

– Вот. – Елена Трофимовна положила на стол целлофановый мешок. – Семь мотков шерсти. Чистая, качественная. Кофту свяжу – залюбуешься!

– Откуда это у него? – держа в руке почти невесомый моток толстых голубых ниток, спросил Димка.

– Знать, достал! – Бабушка спрятала нитки в мешок и завязала резинкой. – Папка у тебя поворотливый… Кабы не водка, – снова вздохнула Елена Трофимовна, – жили бы да радовались.

– Ничего бы не радовались! – Димка встал из-за стола. – Если хочешь знать, он вообще…

– Много понимаешь! Наперсток! – осердилась бабушка. – С образованием у него не вышло как надо. Диплома нету. Это верно… Так люди и без дипломов живут, не шибко горюют…

– Ладно, – отмахнулся Димка. – В школу опоздаю. Еще портфель не собрал.

Секретное дело

Снова, затаив дыхание, Любчик ожидал в своей передней.

И вот хлопнула на четвертом этаже дверь. Спускается. Любчик даже рот приоткрыл…

«Бим-бом! Бим-бом!» – ударил вверху гулкий молоточек.

Любчик отскочил от двери, постоял секунду и, придав лицу равнодушное выражение, не спеша открыл замок.

– Привет, – без особой радости сказал Димка.

– Привет, – еще более угрюмо ответил Любчик.

– Собрался?

Так, не глядя друг на друга, и вышли они, спустились по лестнице, зашагали по двору.

На улице Димка спросил:

– Уроки сделал? – Будто был случай, когда Любчик шел в школу, не приготовив домашние задания.

– Не задавали ведь ничего.

– Ух, совсем из головы… – Димка поглядел на киоск «Союзпечати» и добавил: – Троячок, наверно, выведет мне по русскому.

Любчику хотелось всем своим видом показать, что Димкины дела глубоко ему безразличны, но еще сильнее хотелось и уколоть неверного друга.

– Сам виноват. Ни одного правила как следует не выучил.

С критикой Димка согласился. И, разозлясь на себя, так зафутболил валявшийся на дороге камешек, что тот через всю улицу допрыгал до противоположного тротуара.

Димка проводил его взглядом и опять задумался о разговоре с бабушкой.

Димка плохо знал отца, никакого уважения к нему не испытывал. Тот покинул дом, когда Димке шестой год пошел. Выходит, больше половины жизни прожил он без отца. Не осталось в памяти ни шумных ссор, ни грубых сцен. Видно, мама даже и ссориться с отцом считала унизительным. Просто не разговаривала с ним, будто не замечала, и он однажды как-то незаметно исчез.

Мама почти никогда не говорила о нем, не жалела, не ругала, и Димка, может, и вовсе забыл бы его. Но бабушка нет-нет да и вспомнит бывшего зятя. Она считала его, несмотря на то, что выпивал, человеком стоящим, умеющим крутиться в жизни. А причину разлада видела в том, что дочь закончила университет, работает в газете, получает неплохую зарплату. Пусть и не достиг Федор ее положения, но ведь – родной же отец Димке, и не следует смотреть на него, как на пустое место.

В последнее время отец стал захаживать к ним, Димка узнал: он уговаривает маму снова принять его в семью, убеждает, что теперь они будут жить хорошо. В доказательство хотел подарить ей золотые часы, но мама от них наотрез отказалась.

Бабушка в их дела не вмешивалась. За дочерью уже два года ухаживал инженер Борис Аркадьевич, предлагал жениться, но она все тянула и согласия не давала.

И вдруг – Сомов! Цветовод, сапожник или кто там еще, неизвестно. И теперь Федор – законный Димкин отец, приходивший в чистом костюме и с подарками, казался Елене Трофимовне чуть ли не ангелом в сравнении с этим неведомым Сомовым.

Димка и в школе вспоминал про голубые мотки шерсти, которые показала бабушка. Когда он собирал в портфель учебники, бабушка подошла к нему и сказала, чтоб матери о шерсти не говорил.

– Свяжу ко дню рождения кофту, самую модную, – сказала она. – Сюрприз будет Надюше.

«Откуда он взял шерсть? – глядя в парту, недоумевал Димка. – И часы золотые. С дипломатом ходит. Может, каким-то начальником стал? Так похвастался бы. И отчего быть ему начальником? Института не кончал. Так, с работы на работу перебивался…»

Задумался Димка. Даже не замечал, как Марина со своей парты время от времени украдкой поглядывает на него.

– Ты что сегодня такой? – тихонько спросила она Димку, когда на перемене все вышли в коридор.

– Какой?

– Задумчивый… Апатия души? Дома что-нибудь?

Димка посмотрел на высокую и статную учительницу географии, пробирающуюся по коридору с длинной картой и указкой, словно ледокол среди снующих льдин-ребятишек, и сказал:

– Погляди, какая кофта на географии.

– Красивая, – понимающе подтвердила Марина. – Хорошая шерсть.

– Дорогая?

– Конечно. Это же натуральная.

На следующем уроке Димка снова думал об отце и натуральной дорогой шерсти, которую тот где-то достает. А что толку думать? Вот объявится снова отец, тогда можно и спросить.

Но объявится ли? Совсем влюбилась мама в своего Сомова. Кто же он такой? Как бы узнать…

И вдруг Димка часто заморгал, пожевал губами, неожиданно обернулся к Любчику и шепнул:

– Дома будешь? Никуда не уйдешь?

– А что? – настороженно и все еще с обидой спросил тот.

– Секретное дело придумал.

– Какое?

– Потом скажу.

Они и домой возвращались, как обычно, вместе, но Димка за всю дорогу так и не посвятил друга в «секретное дело».

Лишь у дверей квартиры Любчика таинственным голосом уточнил:

– У телефона сиди. Я позвоню.