Текст книги "Путь к колодцу (СИ)"

Автор книги: Владимир Середа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

   А сейчас, этот странный разговор разбудил меня, определив цель, и теперь даже во сне шёл я какими-то сумрачными таинственными помещениями, мельком встречаясь с кем-то, не узнанным, шёл я к заветной цели, просыпаясь, всякий раз, прежде чем открывалась заветная дверь, занавес, скрывающий то-то, или кого-то...

   Проснувшись, лежал я, намечая план действий. Начать решил с Шангар, с Райцентра, ведь там служил мой университетский товарищ, может быть это как раз то, что сейчас необходимо мне.

   В Шангары, так в Шангары.– думал я, вышагивая утром по комнате из угла в угол. И от самой мысли о начинающемся действии замирало в трепетном ожидании сердце, хоть и понимал я, что трудно ожидать от Николая чего-то сверхординарного, только потому, что он в Шангарах. И если бы обнаружил он там нечто необычное, то уж знал бы куда докладывать... Впрочем? вспомнился мне Клим Фомич с его заявлениями... Возможно, и у Николая или у кого-нибудь из его коллег имеется что-нибудь подобное таким заявлениям, что откладывается в сторону в силу чудовищной неправдоподобности и котируется только в виде анекдотов, бреда, галлюцинаций и тому подобной чуши. А мне бы могло послужить зацепкой, и получил бы я тогда возможно выход на Братьев, сам ещё не понимая зачем. Невольно пожал я плечами, пытаясь представить, что бы делал я, встретившись с ними... Наверное, встреча эта необходима мне, как и желание Клима Фомича увидеть хозяев таинственного оборудования в подвале мехмастерской.

   До Шангар я добрался электричкой, потом бродил среди провинциальной тишины центра посёлка, утопающего в молодой зелени старых лип, среди старинных духэтажек присутственных мест, по-моему, так называли подобные заведения в старину. Ходил я удивляясь патриархальной этой тишине, где шелест листвы да воркование горлиц были самыми громкими звуками. Удивила меня и основательная неторопливость местной жизни, когда редкие прохожие, встретившись, друг с другом, надолго останавливаются, беседуя тихо и сосредоточенно подробно.

   Солнечный свет, пробиваясь сквозь густую светлую зелень, пятнами солнечных зайчиков ползал по проезжей части и тротуару, по серым стенам домов, подчиняясь неслышному колыханию воздуха в вершинах деревьев.

   Детские звонкие голоса, доносящиеся из огромных густо заросших разнообразной зеленью тенистых дворов, загромождённых множеством самых разнообразных клетушек, сарайчиков, гаражей, склёпанных на скорую руку из самых неожиданных материалов, но все они выглядели чрезвычайно к месту, наполняя пространство двора и укрываясь кустарником.

   Щебет пичуг да гунявое воркование горлиц завершали гармонию, наполняющую меня непонятной грустью, почему-то хотелось, что бы вечно продолжался этот неспешный путь в тенистой аллее посреди улицы.

   Как ни странно, но именно сегодня у Николая был выходной, по его словам, мне повезло, таких событий на его душу выпадало не более двух в месяц. Неделю тому он отправил жену с дочкой к матери, поэтому принял меня по холостяцки, угощая кофе. Но было не до кофе, довольно долго я посвящал его в подробности прошествия, он же молча слушал, уставившись в пол, а по окончании моего рассказа долго молчал, задумавшись.

   – Зря ты, конечно, рассказал мне всё это. – неожиданно хмуро сказал он: – Не вижу, чем бы я мог помочь тебе. Ваши ребята ещё зимой прошуровали все наши дела за несколько последних лет. –он многозначительно взглянул мне в глаза, намекая на все сопутствующие такому шурованию обстоятельства: –Теперь ясно, зачем им это надо было. – он устало потёр небритую щеку, пожал плечами: – Ты знаешь инструкции и собственно... –Николай поднялся и заходил по маленькой комнатушке: – Ты знаешь, что даже об этом разговоре я обязан сообщить... – взглянул он недовольный мне в глаза. Я только пожал плечами, начиная понимать в какое неудобное положение я его ставлю:– Извини, Коля, я как-то не подумал об этом.

   – Да ладно.– отвернулся он.

   Потом провёл меня на платформу, и уже стоя там, в ожидании поезда, сказал:

   – Женя, ты знаешь у меня такое впечатление, будто ты считаешь меня предателем, – хмуро разглядывал он рельсы у платформы:– Так вот, хоть и делаю я на мой взгляд тебе медвежью услугу, попробую я тебя свести с одним человеком.

   – Он встречался с необычным, был в зоне призраков?–оживился я сразу, Николай только поморщился:–Нет, ни чего такого за ним не замечалось. Как тебе сказать...–он чуть задумался:– Этот человек сам по себе зона призраков. – глядя на подходящую к платформе электричку, закончил:– Вот что, была, ни была, давай свой телефон, я попробую договориться кое с кем, а там – что получится.

   Торопливо выдернув листок из записной книжки, я торопливо нацарапал свой телефон, и уже стоя в дверях электрички, передал листок Коле.

   И вновь потянулись наполненные тягостным ожиданием дни. Беспрерывно проигрывал я в памяти разговор с Николаем, и теперь и меня начало тревожить предупреждение Николая об этом человеке. Что подразумевал он под его необычностью?

   –""–

   В среду около девятнадцати часов, по привычке я отметил время, раздался телефонный звонок. Трубку сняла мать, ко мне уже настолько давно ни кто не звонил, что я не поднимался к телефону, даже сейчас, ожидая звонка от Николая. Но её приглашение к телефону взрывом подбросило меня с дивана, на котором я коротал в тоскливом одиночестве дни.

   –Слушаю...– затаивая дыхание, спросил я в трубку.

   –Здравствуй, Женя, это Николай.– а меня уже трясла лихорадка нетерпения.

   – Привет, привет, Коля...

   – Женя, если ещё не пропало желание проведать меня, то выезжай завтра электричкой в восемь пятнадцать из Города.

   Двинулось дело, двинулось!– прошибла меня радостная мысль: – Конечно, буду.– заверил я его.

   – Тогда до завтра.– сухо попрощался он:– Извини, дел по уши.

   – Ты думаешь, толк будет?– не удержался я от вопроса, трубка после едва уловимой, но выразительной паузы, отозвалась со сдержанным недовольством:– До сих пор толк был. До свидания. – и вслед за этим коротки гудки. Николаю явно не понравился мой последний вопрос, в прочем, как и вся эта встреча, видно наши ребята, хорошенько порошуровав в их делах, потребовали и определённых обязательств по нежелательным контактам, я сейчас такой нежелательный контакт.

   Но неужели он в всерьез считается с возможностью прослушивания моего телефона?

   Эти мои размышления прервала мать, неодобрительно слушавшая разговор, опершись плечом о шкаф.

   – Что ты опять задумал? – с беспокойством спросила:

   – Женя, ты ещё слаб, тебе необходим ещё постельный режим.

   Я же, осторожно обняв её за плечи, повёл на кухню, где она готовила тесто для пирога, и где, поэтому витали аппетитнейший запахи ванильной сдобы.

   – Мамочка, это всего лишь встреча однокурсников. Помнишь Николая? Ну? –легонько толкнул я её в плечо: –С которым я тур поездку на Север ездил? Тебе ещё нравилось, как он поёт под гитару?

   Она кивнула головой, с подозрением глядя на меня.

   А я, вдохновённый удачей с Николаем, заливал дальше, не особенно напрягая свою фантазию:– Ты ведь помнишь, мне прописали не постельный режим, а активный отдых. А там озёра, река, лес – вот завтра и организуем рыбалку.

   –Это как в прошлый раз пикник с Анатолием Ивановичем?– вцепилась она в мою руку:– Не пущу!

   – Мама!– я вкладывал в это слово и мольбу и протест. Вообще взаимоотношения с родителями это одно из больных мест и, вероятно, не только у меня. Это результат, скорее, оборотная сторона известного тезиса:–Дети цветы жизни! Всё для детей! Вот и вырастает поколение, воспитанное на этом тезисе – привыкшее получать самое лучшее, ограждённое, от всех забот. Но, в большинстве случаев, хорошо начитанные, думающие, а поэтому понимающие всю искусственную нелепость такого взаимоотношения с родителями, мелочной этой опеки. При этом и родители, и великовозрастные дети попадают в весьма неудобное положение, одни, по привычке, всеми силами стараются помочь своим «отпрыскам» привыкнув за много лет этим заниматься.

   А другим неудобна и тягостна эта опека, унижающая, по их мнению, и самих родителей. И в тоже время, как у Павловской собаки, уже только звука звонка достаточно для выделения желудочного сока, так и у детей с родителями, уже при виде друг друга включаются странные условные рефлексы, превращающие взрослых тёток и мужиков в капризных детей. В глубине души все ощущают глупость и нелепость этого и раздражаются, срываясь почти до ругани.

   Поэтому, чтобы не сорваться и самому, я не стал вдаваться в подробности, и закрыв дверь своей комнаты, постарался не обращать внимания на горестные причитания матери по поводу моей дерзости, адресованные неизвестно кому.

   Встреча и манила меня и настораживала. Николай сильно изменился за эти за эти несколько лет, по окончанию университета, превратился, судя по всему, в человека искушённого в тонкой политической игре на пути к вершинам карьеры, о чём говорили все его намёки и недосказанности. Сейчас и я понимаю, если всё решается людьми, то основную роль начинают играть факторы субъективные, тончайшие оттенки настроения... Это закономерно и от этого невозможно избавиться, каждый из нас понимает, что не волен над своими эмоциями и желаниями. Зависть и ярость, злоба и негодование – эти эмоции могут в самый неожиданный момент овладеть нами и заставить совершить самые неожиданные поступки. И тот, кто умеет управлять своими эмоциями, получает возможность управлять эмоциями других людей, а это уже великое искусство. И приятно узнать, что твой друг понимает это и пользуется этим. Мне остаётся только порадоваться, что Николай понимает это и использует, в меру своего разумения.

   –""–

   Николай встретил меня на платформе, хмуро кивнул и, пожав руку, буркнул: – Давай в сквер пройдём.

   Такое начало мне не понравилось, и, не сдержавшись, я спросил его, пока мы переходили дорогу к небольшому, но густо заросшему кустарником запущенному скверу, за украшенным вычурными башенками маленьким старинным вокзалом.

   –Так что, встреча не состоится?

   Николай мельком взглянул на меня, пережидая проезжающий по дороге голубой автобус:– В том-то и дело, что состоится, поэтому и надо обсудить и спланировать всё мероприятия.

   Этот его оборот вновь вводил меня в привычную обстановку оперативной работы. К тщательной проработке деталей операции, скрупулезному вниманию к мелочам. Но почему Николай так серьёзно относится к этой встрече? В недоумении пожал я плечами.

   Усевшись на скамью, спрятанную среди высокого кустарника, он всё так же хмуро, мне даже с неприязнью взглянул на меня:–Честно говоря, насколько спокойнее был я, если бы отказался ты от этой встречи.

   – В чём дело?–попытался я улыбнуться, заражаясь его тревогой. Сырой тёмный после ночного дождя асфальт аллеи порос во множестве иероглифов своих трещин густой молодой травой. Обстановка была настолько по провинциальному благодушной, что все эти беспокойства Николая казались совершенно неуместными. Он, видно тоже почувствовал это, вздохнул, в смущении потёр подбородок:

   –Попробую объяснить, что это за человек, а ты уж решай. Короче ему чуть больше тридцати, окончил лет семь, восемь тому толи педагогический, толи политехнический институт. Сейчас официально ни где не работает, по крайней мере, у меня нет данных, – промышляет случайными заработками. Он прекрасный аналитик, – на основе минимума информации, он строит превосходную версию, между нами говоря, кое-кто из наших иной раз этим пользуется...– Николай замолчал, проводив взглядом прошедшую по аллее старушку и продолжил:– Промышляет он и диссертациями, при этом ему абсолютно всё равно – по ядерной физике, по философии или по литературе... Но сам он не защищался и, кажется, ни чего не публиковал от своего имени...– Николай пытливо взглянул мне в глаза:

   – Как видишь, при желании во всём этом можно увидеть нарушение закона, но ты понимаешь, связи у него богатые и, возможно, не всегда чистые. Я, по крайней мере, с ним дела иметь не решаюсь, да в прочем и не нахожу нужным...–Николай перевёл взгляд себе под ноги:–Понимаешь, уж очень он универсален и услужлив. Он и производство наладить может,– продолжил Николай:– Его частенько менеджеры различных предприятий для этого приглашают, выплачивая солидное вознаграждение и сложнейшую автоматическую линию наладит и запустит... Он очень талантлив, а это меня настораживает... Но нам его скорее всего не понять, в силу его таланта...

   Помолчав, Николай взгляну на меня:

   – Так что ты решил?– Я пожал плечами, удивляясь:– Конечно, встретиться. Лучшей рекомендации, чем ты ему дал, не придумаешь.– улыбнулся я. Он только поморщился и взглянул на часы:– Моё дело предупредить. У тебя есть двадцать восемь минут до встречи, я с этим ни чего общего иметь не желаю.– многозначительно взглянул мне в глаза:– И не имею права иметь что общее. Поэтому договоримся сразу– мы собрались на рыбалку, но меня, неожиданно, назначили дежурным по отделу, я тебя своевременно предупредить не успел...

   Я с удивлением слушал его инструктаж, на мой взгляд, он явно злоупотребил своим высоким профессионализмом. А он продолжал:– Поэтому встретил тебя на платформе и извинился, отменяя рыбалку, после чего уехал в отдел, а ты в ожидании электрички решил побродить и пошёл...– сухой веточкой Николай начертил на песке под ногами схему кварталов и указал маршрут:– Вот по этому пути, и где-то здесь...– ткнул он палочкой к песок: Не доходя колодца и встретился с этим парнем.

   Николай встал, глянул на часы: – Пора. Да, его зовут Александр. Мы вышли на дорогу, прощаясь, он подал мне руку и пытливо взглянул в глаза:– Жалею, что вырвалось у меня об Александре... Тогда на платформе...

   – Колян, не узнаю тебя, – засмеялся я, напоминая его студенческую кличку: – где тот, былой авантюрист, способный с семнадцатью копейками в кармане, не задумываясь, отправиться в другой конец страны?

   Он устало улыбнулся: – Ещё помнишь. Нет уже того авантюриста, зашибло насмерть начальством об ответственность, И ты знаешь, совершено об этом не жалею...– добавил решительно и, притронувшись неуверенно к моей руке, добавил уже другим тоном:–Ну ладно, топай. Хотелось бы, что бы у тебя всё наладилось.

   –Спасибо.– кивнул я: – Обязательно так и будет. Счастливого и тебе.

   Он торопливо направился к поджидавшему его служебному автомобилю, а я, проводив взглядом его поджарую фигуру, неторопливо направился по намеченному маршруту.

   Окунаясь сразу в уют застроенных комфортабельными особняками кварталов.

   Как поэтичны эти тихие провинциальные переулочки после лёгкого утреннего дождя, когда хранит воздух свежесть ночи, когда нет ещё удушающей жары. Густо заросшие свежей зеленью незамутнённые пылью, тучами поднимающейся на центральных магистралях после транспорт.

   Плакучие ивы, превращающие водопадом своих гибких ветвей узкие тротуары в прохладные зелёные тоннели. Вишни, яблоки, абрикосы – множество фруктовых и ягодных деревьев, густо усыпанных, где созревшими, где ещё созревающими плодами, обступали тротуар с обеих сторон, как и аккуратно подстриженный кустарник живых изгородей, и приятно было ощущать доверие в такой доступности плодов.

   Я медленно шёл, рассматривая устроенные в палисадниках искусственные горки, сооруженные из причудливо изломанного мрамора и гранита, со статуэтками ярко раскрашенных смешных гномиков, лукаво выглядывающих из маленьких пещер. Миниатюрные водопады, едва слышно журчащие среди камней, пруды, скорее похожие на лужицы своими разменами, в тёмной воде среди таинственно тусклой зелени водорослей, плавно скользили разноцветные рыбки. Я любовался щегольским изяществом аккуратных домиков, поражающих взгляд причудливой архитектурой своей и изысканной окраской. Совершенно очарованный брёл я, забыв о цели своей прогулки, вдоль лёгкого забора увитого гибкими плетями паутели, невольно любуясь открывающимися маленькими чудесами трудолюбия и вкуса.

   – Вы не представляете насколько всё это выигрывает вечером, когда начинает смеркать.– донесшийся сзади спокойный голос не нарушил гармонии моего созерцания. Обернувшись, я увидел парня, стоящего у открытой низенькой калитки. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло в его в его взгляде неожиданной растерянностью и непонятной беззащитностью, продолжалось это долю секунду, потом он улыбнулся, скрыв за улыбкой это странное, чем-то уже знакомое мне и этим тревожащее выражение своих глаз.–Здравствуйте, Александр– протянул я ему руку:– Я не ошибся?

   Он мягко улыбнулся, пожимая мне руку:– Да нет, Евгений..?–вопросительно взглянул он,

   – Вообще-то Денисович,–поторопился я:–

   Но можно для краткости и просто Евгением.

   Он иронично улыбнулся: – Но живём-то мы не для краткости?

   Я, оценивая его замечание, улыбнулся и пожал в смущении плечами. Он отступил назад, жестом приглашая меня проходить во двор.

   –Это дом моих родственников.– кивнул он в сторону дома с ярко раскрашенным мезонином в глубине сада. Мы прошли по выложенной битым кирпичом дорожке к небольшой беседке, увитой виноградом и уселись за стоящий там стол.

   – Николай Тимофеевич сказал, что вы хотели бы выяснить ряд обстоятельств?– пытливо заглянул он мне в глаза. Я тяжело вздохнул, рассказывать все обстоятельства дела я не имел права, всё это была служебная тайна, поэтому пришлось на ходу импровизировать нечто правдоподобное о прогулке в лесу с друзьями и о событиях при этом происшедших. Я вдруг понял, что сам не знаю, зачем я вообще решился на эту встречу, что я хотел от неё получить

   После моего рассказа запала тягостная пауза, Александр молчал с непонятным удивлением разглядывая свои переплетённые пальцы.

   –Вы не жалеете о том что произошло с вами? Не сожалеете, что не послушали? Этого... Лешего, что ли..?– хмуро взглянул он на меня, Я только пожал плечами, вопрос его меня совершенно потряс, не этим, на мой взгляд, должен был заинтересоваться человек, услыхав такое... Он, мгновенно почувствовав моё недоумение:

   – Конечно, запутано здорово...– отвёл он глаза в сторону, и сразу же испытывающее взглянул на меня:– Даже завидую вам...

   Я только поморщился. Всё не так было в его словах, и он сам чувствовал это, но, казалось, не знал, а как же должно быть. Помолчав, он продолжил, стараясь придать своему голосу решительность:

   –В прочем важно другое. Необходимо понять – что значить помочь вам? Каким образом определиться с происшедшим, вернуть вам доверие к нерушимости существующего мира? – вопросительно взглянул он мне в глаза – Я правильно вас понял?

   Я только пожал плечами, разговор становился бессмысленным, что-то ускользнуло, и мне продолжение разговора становилось безразличным.

   Он всё так же пристально смотрел на меня, и взгляд его... Я не могу этого объяснить, но что-то не так было в его взгляде, в его вопросах, во всём этом разговоре, в этой встрече... И взгляд его, и досада в нём, говорили и о его неудовлётворённости, создавалось представление, что знает он гораздо больше, но поему-то сказать толи не хочет, толи не может. Он поднялся, досадливо поморщившись:– Знаете что, давайте я вам позвоню через пару дней...–со странным выражением глаз говорил он это:– Я думаю в ближайшие пару дней этот вопрос решится... Сумбурное впечатление оставила у мне эта встреча, неестественность сквозила в каждом его поступке, в каждом его слове... И я не мог бы сказать, да в чём же эта неестественность? Было бы это раньше, не задумываясь, сказал я, что встреча не удалась, и ни о какой помощи не может быть и речи... Но сейчас? Я совершенно не понимал, что же произошло, но у меня появилась твёрдая уверенность,– не позвонит он мене– это точно! Но что-то обязательно произойдет, что-то такое... У меня от самой только мысли о том, что должно произойти, холодная волна озноба прокатилась от затылка до самых пят.

   –""–

   Уже подходя к дому, я понял– мои надежды оправдываются даже раньше чем я ожидал. у подъезда стояла служебная машина, а вокруг её нетерпеливо топтался Володька Никаноров, торопливо затягиваясь сигаретой, увидев меня, он тут же отбросил её, бросился на встречу и, пожимая руку, ошарашил меня:

   – Где тебя носит, в шестнадцати километрах от Райцентра найдена летающая тарелка.

   Слова его дёрнули меня электрическим током. Вновь начиналось нечто невероятное, непостижимое, чужое и чуждое разуму...

   И сейчас, сидя в мчащейся на полной скорости к аэропорту машине, я почти не прислушивался в прерывающийся от детского восторга голос Володьки, в его рассказ о странной находке... Я был в плену странных предчувствий, захвативших всего меня полностью. Странное ощущение возврата к привычной жизни, не в смысле служебной деятельности в Агентстве, нет – возвращение в мир леших и летающих тарелок, возвращение в тот зыбкий и противный здравому смыслу мир. И в тоже время странная связь всего этого с недавним разговором, с Александром. Я уже не сомневался, не будет больше у нас с ним ни какой больше встречи, ни денька через два, ни когда, в чём я был полностью уверен – так это в том, что летающая тарелка в лесу у Райцентра его рук дело!

   Глава 27

   Летающая тарелка.

   (Рассказ инспектора Райцентровского отделения Агентства)

   За забрызганным мелкими каплями дождя ветровым стеклом, покачиваясь, медленно проплывали ветви кустарника, покрытые свежей омытой дождём листвой. Они пронзительно шуршали по брезентовым бокам вездеходовского тента, почти заглушая надсадное урчание мотора. Вездеход с трудом полз, визжа шестернями коробки передач, по раскисшей красной глине просёлка, ныряя в глубокие ухабы, наполненные мутной водой, почти садясь на днище.

   – И только подошли мы с Ермолаем к заросшему молодым ельником оврагу. – продолжил участковый: – Как сразу почувствовали – что-то не так...

   Глаза его при этих словах округлились, но вездеход в этот момент вскочил в очередной уха, и лейтенанта, увлечённо жестикулирующего, здорово бросило, ударив головой о планку поддерживающей тент дуги. Поморщившись, он крепче перехватился за поручень на передней панели и продолжил:

   – В общем, что там скрывать, вы сейчас сами это почувствуете – страх. Самый настоящий страх охватил нас и, чем ближе подходили мы, тем страшнее становилось.

   При этих словах он резко обернулся вперёд: – Стоп! Это здесь. – и, повернувшись ко мне, добавил виновато: – Дальше надо метров двести пешком пройти.

   Мы вышли из вездехода и, шурша накидками по молодым ёлочкам, углубились в заросли. Я шёл в след за участковым, ощущая почему-то всё возрастающую напряжённость, не испытывая ни страха ни особого волнения. Вдруг с боку, хрустя валежником, к нам вышел здоровенный мужик в выгоревшем почти до белизны, но уже изрядно потемневшем на плечах от дождя, брезентовом дождевике. При его появления я вздрогнул от неожиданности.

   –А, это ты, Ермолай. – почему-то шёпотом произнёс участковый, оглянувшись.

   – Курить захватил? – хрипло пробасил, сдерживая голос Ермолай, пожимая мне руку.

   – Да. А ты это почему здесь?

   – А ты сам попробуй там высидеть. – хмуро буркнул Ермолай, вскрывая ногтем поданную участковым пачку дешёвых сигарет.

   –Ну, это...–нерешительно произнёс участковый, виновато взглянув на меня. Мы молча закурили, остановившись в нерешительности.

   Что-то странное начало происходить со мной, я явственно это почувствовал, первым делом почему-то начали дрожать пальцы, я чиркнул четыре спички, прежде чем прикурил. Обычно человек сначала пугается, а затем у него начинается то, что я определяю как мандраж – дрожь в руках коленках и прочих органах тела человеческого. А здесь происходило наоборот – дрожать сначала начинали пальцы и коленки и холодок страха от этого заползал вкрадчиво в живот, заставляя сердце биться судорожными рывками, от которых перехватывало дыхание – странное предчувствие чьего-то присутствия...

   – Ну ладно идем, а то совсем подуреем. – буркнул, глядя под ноги Ермолай, решительно притаптывая недокуренную сигарету.

   Как только мы вышли на маленькую прогалинку среди ельника, я сразу понял – чего боюсь, хоть и принял поначалу за вывороченный из земли огромный пень. Но подошли ближе...

   Совершенно чёрное. Черное настолько, что не возможно было рассмотреть ни одной детали на его гладкой поверхности, лежало оно на краю прогалинки у единственной здесь огромной старой сосны, слегка накренившись правой стороной клиноподобного корпуса, зарывшись на несколько сантиметров в почву.

   Я обошёл вокруг, величиной с малолитражку на поверхности ни каких стыков, зазоров, или какого-либо подобия люков заметно не было. Я осторожно прикоснулся к нему пальцем. Ощутив слабое тепло, резко отдёрнул руку, почувствовав как немеет кожа пальца в месте соприкосновения, но, успев заметить зазор между пальцем и корпусом.

   –Может попробуем вытолкать его на середину. – предложил участковый. После того как полазили мы возле этого «утюга» несколько минут.

   –Попробуем, – согласился я, успев позабыть странное ощущение онемения пальца: – Судя по всему оно не должно быть слишком тяжёлым.

   Но как мы ни старались, нам не удалось его даже шевельнуть, с таким же успехом, вероятно, муравей мог бы толкать Эверест – ощущение непреодолимой преграды чувствовалось в неподвижной угрюмости «утюга». Я уже твёрдо окрестил его этим именем.

   –Что это? – удивлённо рассматривал свои ладони Ермолай, мы подошли к нему. Ладони его лохматились клочьями облезшей белой кожей. Я глянул на свои, тоже самое, облезла почему-то омертвевшая кожа, но ни боли, ни зуда, ни каких ощущений, ни кто не испытывал. И страх как будто прошёл, я уже как-то привык к «утюгу».

   Так что делать будем? – нарушил тягостное молчание Ермолай, ему, видно уже ни как не хотелось оставаться здесь дальше. Я кивнул головой: – Да, пожалуй, пойдём, сейчас только с Центром свяжусь.

   Достав из планшета рацию, я включил её, но во всех диапазонах стоял один и тот же ни когда мною неслыханный вой и бульканье. Ни одна из моих попыток выйти на связь не удавалась.

   Может это она мешает?– кивнул озабоченный участковый на «утюг». И тут нам разом пришла одна и та же мысль, и ужас охватил нас в миг, и молча, ни сказав друг другу ни слова, мы бросились к машине...С хрустом ломились мы сквозь ельник... Это было неописуемое безумие, только в детстве возможно настолько всепоглощающее чувство страха. А здесь, трое взрослых вооружённых мужчин ломились, задыхаясь, сквозь ельник к просеке, забыв обо всём.

   Опомнились мы, только выскочив на просеку у машины, стыдно было глядеть друг на друга, и мы, потупившись, стояли и курили, под настороженно-испуганным взглядом водителя, понявшего, что с нами не всё благополучно, но не решающегося на расспросы.

   – Думаете, есть кто там? – кивнув в сторону ельника, спросил у меня участковый.

   –Откуда я знаю? – почему-то озлился я внезапно, и сразу почувствовал себя виноватым, увидев в его глазах испуг: – Извините. – буркнул, отворачиваясь, в этот момент я обратил внимание, что где-то, в момент панического бегства, потерял рацию. Но возвращаться за ней назад?

   – Давайте-ка в машину, да возвратимся в Райцентр.–выдавил хрипло я из себя, отбрасывая в лужу окурок. Не хотелось думать о последствиях, все желания были устремлены к одному – поскорее покинуть это проклятое место.

   –""–

   К девяти часам утра мелкий моросящий дождь прекратился, и выглянувшее из-за лёгкой облачности солнце насытило всё окружающее ярким цветом и выпуклой объёмностью. Необычная яркость этих красок несколько отвлекла меня от тягостных размышлений о предстоящем трудном разговоре с начальством. По чести сказать, впервые за время службы я не знал, о чём говорить – просто, пересказать происшедшее? Другого выхода я не видел.

   Полковник, выслушав невнятный мой рапорт-рассказ, задумавшись, долго молчал, барабаня бесшумно пальцем по столу.

   –Так что же – нечистая сила? – насмешливо спросил, после довольно таки продолжительной паузы, подняв на меня наполненный вниманием взгляд. Безусловно, понять его можно, такого рода прошествия репутацию не украшают. Вышестоящее начальство, во всяком случае, желает от подчинённых ясности и недвусмысленности, во всех остальных вариантах подозревая подвох и посягательство на подрыв собственного авторитета. А здесь всё было так не ясно, и если бы не прошлогодний случай с ребятами из Городского отделения Агентства, исчезнувшими осенью в нашем лесу почти на полгода, то передали бы мы этот «утюг» от греха подальше, специалистам по НЛО и прочей чепухе. И то уже в коридорах вышестоящих инстанций непременно возникли бы смешки по поводу проявления «особой бдительности» в Райцентровском филиале Агентства.

   Я только поморщился, представив какие анекдоты начнут сочинять по нашему адресу в Центре. Есть там пара шутников, им только дай за что уцепиться... А потом поди докажи, что ты не верблюд. Начальству особенно задумываться некогда, да и не любит оно этого делать, «Толи он шапку украл, толи у него украли? Но там не ясно и не чисто!», а значить пусть посидит, где-нибудь подальше.

   Полковник скривился, как от лимона, бросив на меня недовольный взгляд. Его мысли если и отличались от моих, то не в лучшую сторону. Уж кому-кому, а ему это происшествие так вообще...

   Если меня тревожили зубоскалы, и их насмешки, то у него были основания, безусловно, посерьёзней. Начнутся комиссии, да проверки, да инспекции. А тут и странные эти прогулки военного атташе одной, отнюдь не дружественной державы, вдруг зачастившего в наш небольшой городок, в котором ни что не должно было бы привлекать его внимания. Ездит грибочки собирать в окружающих Райцентр лесах? Какой проверяющий поверит в это? А ведь сразу всплывёт, и начнётся...

   Выискивать чужие ошибки каждому приятно. За всё спросят дотошные проверяющие, а тут ещё надо учесть, что не зря, обладая столь высоким званием, возглавляет полковник наш филиал, где и майору-то делать нечего. Тут уж можно представить, как начнут копать, стараясь доказать закономерную справедливость этого его понижения. Лежачего всегда легко лягнуть, да если ещё и начальству этим удовольствие доставить, тонко напомнив о его проницательности...

   –А может передадим это дело науке? – предложил я, начиная осознавать всю двусмысленность нашего положения. Полковник раздражённо поморщился и, поднявшись, подошел к окну: – Это уже не наше дело. Мы обязаны доложить, решение примут без нас. – он повернулся ко мне: – Вот так по неволе бюрократом становишься, всякий раз гадая, как на верху воспринять будет. – с досадой ткнул он указательным пальцем вверх:– Начальства начинаешь больше всего на свете бояться. – и, усевшись в кресло, кивнул головой: – Давай пиши рапорт. Коротко, сжато... Мне на подпись и в городское отделение. Медлить нечего.