Текст книги "Путь к колодцу (СИ)"

Автор книги: Владимир Середа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

   Гена, застыв в напряжении, следил за тем, как, болезненно морщился Саша, делая освободительные движения, каждое его плавное, наполненное скрытым усилием движение при взгляде со стороны поражало неестественностью. Непостижимый колдовской танец танцевал почти обнажённый парень на глухой лесной поляне.

   Не отрываясь, смотрел Геннадий на Сашу... Вдруг потемнело Сашино лицо, всё мрачнее и глубже становились с каждым мгновением с каждым Сашиным движением тени у него на лице, выделяя сверкающую пронзительность взгляд...

   И тело его уже утрачивая золотистый цвет здорового загара, чернело, подчёркивая рельеф мускулатуры... Всё резче судорожные движения, всё противоестественнее изгиб тела... Всё гуще излучаемый мрак... Всё труднее рассмотреть в окутывающем мраке самого Сашу... И вот только чёрный сгусток чуть проглядывает в густом облаке чёрноты. Но в единый миг исчезло мрачное облако, исчез его источник, нырнув в неведомое.

   Всматривается Гена сосредоточенно в светящееся успокоительным светом золотой ореол, окутывающий чёрную точку древнего зёрнышка. Всё пока в норме – нормально прошёл отрыв Саши от реальности, курьерским поездом всколыхнуло это сё вокруг, и уносились теперь во мрак сложнейшие комплексы его «теней», и не видны они уже Гене. И давно б уже потерял Гена его из виду, если бы не зёрнышко – идеально чистый луч, пронизывающий тьму, своим своеобразием поверхность реальности, медленно уплывающая вверх, хотя какой тут может быть верх или низ? Совершенно новые ощущения и чувства охватывают всего... Тела уже нет, оно утрачивает рельеф, обусловленный и проваливаться в глубину «картинки», входить в неё. Риск был, конечно, огромный, поэтому и настаивал Саша на страховке.

   Глава 24

   Как всегда первый момент, после отрыва, испытываешь растерянность, завораживает своим своеобразием поверхность реальности, медленно уплывающая вверх, или назад? Можно ли говорить здесь о каком-то направлении? А потом совершенно иные чувства охватывают всего... Тела уже нет, оно утрачивает свой рельеф и объём, обусловленные жёсткой поверхностью реальности, но ощущение его остаётся, только наполняется это уже совершенно иным содержанием.

   Пытаясь объяснить четырёхмерный мир, популяризаторы изобрели мир плоскатиков.

   Мир, в котором плоские жители живут в своих совершенно плоских домиках, гуляют по плоским дорожкам и воспитывают своих плоских малышей. Для их двухмерного мира третье измерение выполняет туже функцию, что в нашем трёхмерном мире выполняет время. Плоскость, как бы перемещается в третьем измерении, а скорость её перемещения определяет скорость течения времени в плоском мире плоскатиков.

   И наш трёхмерный мир перемещается во времени – четвёртом измерении, меняясь, каждый миг. Если смотреть на мир плоскатиков в процессе его перемещения, то увидим объёмные траектории остававшиеся от каждой плоской частицы, отпечатавшейся на плоскости реальности в их мире. Наш трёхмерный мир так же имеет, но только уже четырёхмерные траектории за каждой частицей существующей в реальности, и уходят эти траектории и в прошлое и в будущее, физики называют их мировыми линиями.

   Мысли об этом проносились у Саши, пока он скользил медленно и плавно среди волокон-траекторий, рассматривая узлы их взаимодействия, гроздья странных полипов на них. Казалось бы, раз это прошлое, то должно всё оставаться в неизменности, раз и навсегда застыв в неподвижности, но волокна непрерывно колебались, по ним откуда-то из неведомой глубины приходили волны, заставляя их соприкасаться и переплетаться друг с другом.

   В этом мире привычные предметы неузнаваемо изменялись, и человек, – тело которого представляло собой всего лишь пятнышко-отпечаток на плоскости реального, в этом мире представлял собой уже нечто совершенно иное.

   А ведь мы не представляем себе и масштабов того, на что мы смотрим– думал Саша с благоговением глядя, как прямо перед ним, сцепившиеся тёмно зелёные волокна вдруг затрепетали, по ним волнами пронеслось разноцветное сияние, а в месте соприкосновения сформировалась гроздь полипов. Волокна расцепились, приобретая привычную окраску, разорвав гроздь и унося каждое свою часть.

   – Ведь на человека можно смотреть с высокой горы,– думал Саша: – А можно рассматривать радужную оболочку его глаза. И в том и в том случае, это будет взгляд на человека, но вид его будет совершенно разным. А что рассматриваем мы, глядя на мир?

   Но особенно рассуждать не когда, Саша скользит в переплетениях стеблей, старясь не прикасаться по возможности к ним и уж тем более избегая соседства с причудливыми наростами полипов. Никто ни чего на может сказать о последствиях даже малейшего к ним прикосновения, в этом мире всё имеет совершенно иное значение и смысл. Вокруг странный ни с чем несравнимый мир, и Саше надо разобраться в нём, в переплетении его волокон, в петлях, с непонятной периодичностью проскакивающих по волокнам от одного нароста полипов до другого.

   В какофонии звуков, окружающих его– Саша знает, что это не звук, нет здесь ни каких звуков и быть не может,– это всего лишь чувства мои преобразуют непостижимую информацию в подобие звуков, которые Саша и слышит, а разум должен разобраться в ней, понять взаимосвязь с остальной информацией, определить последствия воздействия происходящего на мои интересы, – создать цепочку причинно-следственной связи. В этом и заключается процесс, который мы привыкли называть понятием – понял.

   Но, что это, всё тревожнее становятся ноты в какофонии доносящихся со всех сторон звуков, подсознание моё чем-то встревожено, что-то ещё не зафиксированное встревожило его.

   Саша чувствует, как напрягаются мышцы на спине, сковывая движение... Это тоже сигнал тревоги, Саша пытается замедлить движение, вплетаясь в тени используемой для этого специально колоды, чувствует, как поддаются они, спрямляются, всё жестче определяя события...

   Вокруг Саши стало значительно светлее, а главное стало гораздо больше простора, – волокна-тени каждого отдельного предмета сплелись в сложные канаты, начался качественный переход. А вот и тоненький светлый лучик древнего зёрнышка запутался в клочковатой структуре, пульсирующей невдалеке,– окончилась моя путеводная нить, тысяча лет её неизменности в этом масштабе уже слишком ничтожна.

   Пора возвращаться, в принципе задача выполнена, – достигнут качественный переход, и теперь Саше хорошо видны структуры квантов времени – фактически каждая из этих структур, это какая-то реальность, заключённая в своём кванте времени, если верить начальной гипотезе. Оглянувшись, Саша попытался представить себе всю совокупность этих квантов времени, структур самой разнообразной формы, дёргающихся невпопад и изменяющих цвет в странной зависимости друг от друга, это всё ещё предстоит осмыслить...

   Но вдруг, что-то изменилось, косой штриховкой что-то пронизало пространство, зависнув на мгновенье серебреными нитями. Что-то произошло, как будто сузилось пространство, стало тяжело дышать, но опять таки Саша понимал, что здесь ни о каком дыхании в привычном понимании не может быть и речи, как не может быть разговора о наличии самого воздуха. Дыхание здесь всего лишь ощущение чего-то непостижимого, что подсознание пытается представить в привычной для сознания форме дыхания. В этом мире все чувства и ощущения несут уже совершенно иной смысл, понять который ещё предстоит.

   Обеспокоенный Саша начал выход, протискиваясь к своей путеводной нити, светлому лучику зёрнышка. Теперь должен он стать тем канатом, что вернёт Сашу в привычную реальность... Но серебреные нити замутили всё вокруг, ожигая резкой непривычной болью, укрывая окружающее с необычной скоростью мраком.. Пульсирующими толчками возникла боль, пронизав всё тело, погружая всё в багровый туман...

   В последнее мгновение перед Сашиными глазами на какой-то неуловимо короткий миг раскрылась чёткая и ясная картина – унылый пейзаж серой пустыни с нечёткой линией горизонта, и огромная беспалая лапа-клякса, мчащаяся из-за горизонта и чьи-то злобно-радостные глаза... В следующий миг с невероятно силой кто-то безжалостно вырвал воздух у Саши из лёгких, выворачивая их наизнанку...

   – Качественный переход...– мелькнула последняя мысль, и мрак окутал всё у него перед глазами.

   Гене удалось сорвать свёрку пространства, замыкавшуюся вокруг Саши, и даже опрокинуть свертку на другой объём. Колода при этом исчезла бесследно, вероятно, пропал и её след в самой истории. Но на это и был расчёт, такова была её функция и назначение.

   А вот Гене тогда досталось самое трудное, страшно представить картину, когда в полуметре от тебя в неимоверном напряжении закручивается пространство, пряча в своих складках бездыханного брата. И в тоже время нельзя отвлекаться – рушатся связи, соединяющие его с миром, связи, удерживающие его жизнь. И надо, не медля, их восстанавливать и при этом противодействовать чьему-то слепому усердию, наращивающему мощь свёртки.

   После срыва свёртки, в течение нескольких ужасных минут, когда, глядя на неподвижное тело брата, ещё окутанное мраком, он кинулся делать искусственное дыхание и закрытый массаж сердца, готовясь вмешаться в «картинку», тянущуюся за сердцем Саши, за его жизненно важными центрами, что бы попробовать оживить их. Ни когда они ещё не пытались вмешиваться в процессы живого организма, но необходимость – главный учитель. А в тот момент Геннадию казалось, что всё кончено – произошло непоправимое... И готов он был уже на всё...

   Но постепенно он почувствовал под рукой сначала слабые, потом всё усиливающиеся толчки в груди у Саши, а когда Саша слабо всхлипнул и начал дышать, он оглянулся, не узнавая привычной местности.

   Прямо перед ними зияла в земле свежим изломом красной глины, огромная трещина метров восьми шириной, молниеподобным зигзагом тянулась она среди деревьев, пряча края свои в глубине леса. Но самое удивительное было на противоположном её краю – слабо шелестели на лёгком ветру длинными лентами своих светло-зелёных листьев косматые высокие пальмы, возвышающиеся над густым кустарником, пестреющим всевозможными оттенками зелени, от почти чёрного до серебристого. А в кустарнике, направляясь в сторону обрыва, кто-то шумно возился, волнуя вершины, кто-то огромный и неуклюжий...

   – Вотю-тю.– от удивления не нашелся, что сказать Саша, пытаясь сесть, опершись спиной о берёзу и морщась при этом от накатывающейся тошноты: – Порядка нескольких миллионов тонн.

   Покачал с удивлённым восхищением головой: – Вот это встрясочка..?

   – А что ты думал?–озабоченно наблюдая за колышущимися вершинами кустарников, отмечающих чьё-то неторопливое шумное движение, сказал Геннадий:– Пожалуй из третичного периода стряхнуло.

   -Думаешь там саблезубый тигр? –пытаясь шутить, слабым голосом спросил Саша.

   – Да вряд ли...– протянул Гена, не отрывая взгляда от кустарников: – Он бы, так ломиться, не стал. Просто гадаю, а вдруг из мелового периода? Динозаврик..? А?

   Но на противоположный край обрыва вышли мастодонтиха с детёнышем, вызвав небольшой обвал. Испугавшись вызванного обвалом шума, они подались назад, вновь скрываясь в кустах.

   – То, то, у биологов радости будет.– вымучено улыбнулся Саша, разглядывая противоположную сторону обрыв. Геннадий уселся, внимательно разглядывая Сашу, и примолк, покусывая стебелёк травы:– Как мусор с половика стряхнуло. Но думаю не на долго. Это скорее складка, а не порыв, и пространство скоро расправится...

   – Вот тебе и пространство-время. – вздохнул с сожалением Саша: – А рвётся и мнётся, как простая дерюга, только клочья летят.– кивнул он в сторону пальм.

   – Что делать будем?– глянул на Сашу внимательно Геннадий:– А вдруг не соприкосновение, не складка?

   – Не знаю.– утомлённо пожал плечами Саша:

   – Но нырять пока не хочу и тебе не советую. Не нравится мне...–попытался улыбнуться, но получившаяся гримаса на улыбку походила мало.

   – Кому-то это ещё не нравится.– повернулся на живот Гена:– Хотелось бы знать – кому?

   Саша с усилием помассировал виски:– У меня впечатление, что шёл он навстречу и, кстати, усёк меня раньше, чем я его.

   – Думаешь..?–спросил с интересом Гена:– Что же нам теперь делать, ведь он может и сюда пожаловать?

   – А ты не усёк, свёртка опрокинулась или на его грохнулась?– Сашу заинтересовали последствия этого происшествия для самого незнакомца.

   – Куда там мне и за этим смотреть было,– озлился Генка:– Тут ты трупом валяешься...

   – А жаль...– задумался Саша:– Если свёртка опрокинулась, то нам беспокоиться нечего – незнакомца уже не существует, замкнуло его в пузырь пространство-время. Но если замкнулась свёртка сама на себя – хлопнула, не причинив ему вреда – тогда дело другое...

   Саша даже не мог понять, чего же ему хочется больше– что бы исчез странный этот соперник без следа, или остался невредимым.

   –"Кто с мечём пойдёт, от меча и погибнет". Неужели захлопнул ты его, голубчика, и теперь мы ни когда не узнаем, кто это был?

   – Хотел бы я этого.– буркнул мстительно Генка.

   Саша принялся одеваться, маскируя за шутливым покряхтыванием разбуженную движением боль:

   –Давай, Гена, пойдём порассуждаем, что же нам теперь делать. Я ведь того...– решил Саша признаться:– Чуток сорвался в самом конце, уж и не знаю к чему это приведёт...

   – А то такое?– быстро обернулся обеспокоенный не на шутку Геннадий.

   – Как сознание терять начал, так и увидал...– попытался Саша припомнить уныло ровную линию горизонта, делящую увиденный мир на две половины – тёмно-серую пустыню внизу, и более светлое однотонное небо вверху. А, припомнив ни с чем не сравнимую идеально ровную линию эту, ощутил вдруг каждой клеточкой своего тела тоску и безнадёжность одиночества, в тот же миг зародившегося в нём, сейчас неосторожно разбуженное, чувство это охватило его, захлестывая волнами отчаяния.

   С трудом ему удалось справиться с ним, понимая его природу, понимая, что не в тоске и одиночестве тут дело, а всё в той же информации. Что-то, Сашей не понимаемое, рвётся к нему. Что-то, что не может быть передано ни каким из привычных ощущений, что не понимается сознанием, но что воспринимается подсознанием, которое пытается донести эту информацию до сознания, отыскивая эквивалентную замену, эмоциональное подобие. А уж сознание должно самостоятельно разобраться в происходящем и увидеть подлинную причину, вызвавшую столь странную эмоцию. И всплыла в памяти рожа кошмарная, выдвигаясь рывком из-за горизонта, и лапа больше похожа на язык хамелеона, которым захватывает он свою добычу во время охоты.

   Они уже сталкивались с этими явлениями, и поняли насколько они опасны, насколько разрушительно действуют на психику, если отдаться этой тоске и ощущению безнадёжности. Уже через несколько часов депрессия достигает такой силы, что самоубийство приобретает вид блаженного выхода.

   Проблема становится в том, что бы эту эмоциональную нагрузку не воспринимать в отношении собственной личности, что бы связать эти эмоции с неким конкретным и совершено посторонним от психики явлением.

   Когда они впервые столкнулись с таким ударом по психике, то начали использовать «первоначальные гипотезы погружения», таким образом, втискивался весь комплекс непостижимых ощущений и порождённые ими эмоции в рамки понятной посторонней структуры, боле менее чётко определённой первоначальной гипотезой.

   В отсутствии гипотезы подсознание такое начинало вытворять... Что не вмещалось ни в какие рамки – самые фантастические образы обретали плоть и кровь и оживали, поражая воображение причудливостью и непостижимостью логики своих действий. Очевидно, было, что за этим скрываются стереотипы мышления – каждому действию реальности на наши чувства соответствует определённая реакция подсознания, которое преобразует это действие в эмоцию, с помощью которой воздействует на сознание.

   А эмоции это очень индивидуальное у каждого человека, так мы ни когда не сможем узнать как, на пример, видит красный цвет другой человек. Мы можем только сказать, что мы все одинаково выделяем его, кроме дальтоников, и одинаково, поэтому называем.

   Эмоции приобретены человеком в процессе воспитания. С самого детства вырабатывалось соотношение между каким-то цветом и комплексом ощущений, постепенно этот комплекс приобрёл своего рода стандартный вид –конкретный цвет, который легко узнаётся.

   Но в мире теней-стеблей всё это утратило смысл, за каждой эмоцией уже скрывался другой смысл. И красный цвет уже мог означать совершенно неожиданное явление, но вызывающее у подсознания такое же ощущение как красный цвет, вот и транслирует оно сознанию этот цвет. Но это в простейшем случае одного воздействия, а когда начинал действовать на подсознание целый комплекс непостижимых воздействий? Да ещё собранный в самых противоестественных комбинациях? Чёрный свет, сухая вода, леденящее пламя...Или вообще кислый свет, вызывающий изжогу и тошноту...

   Попав в тёмное помещение, мы перестаём узнавать самые привычные предметы. В условиях недостатка информации подсознание начинает гадать – а может это... Нет, а может...? А перед ошеломлённым сознанием проносятся странные и часто пугающие образы.

   «Сон разума порождает чудовищ!»– сказано это уже давно, но не разум порождает чудовищ, кто-то в глубинах психики, чьей обязанностью является распознавание образов, не в состоянии их узнать, и порождает чудовищ. И задача становится понятной – снабдить этого распознавателя достаточным количеством информации, обеспечить его знанием о происходящем. А знание, это, прежде всего, причинно-следственная цепочка, связывающая нечто непостижимое с интересами человека с его потребностями, с его представлением о самом себе. Всё это, по сути, одно и тоже.

   И эту функцию, по компенсации недостающей информации, снабжению знанием выполняла первоначальная гипотеза. Это был своеобразный переводчик – он придавал стабильность создаваемой воображением картине и направлял воображение к нужной цели, заставляя последнее подлаживать образы под принятые условия. Вот и получалось, что с одной стороны братья сами формируют выбранные образы в наблюдаемом ими мире взаимодействий, а с другой стороны взаимодействие это совершенно независимо и может внутри созданной картины выбросить совершенно неожиданный фортель.

   Глава

   Мысль об этом зацепила Сашу своей недосказанностью, смутной связью с имевшим недавно разговором.

   – Слышь, Гена, а мы ведь сами себя загнали в ловушку.– вдруг догадался Саша, когда проходили они по заросшему просёлку в молодом березняке.

   – Это как же?–хмуро глянул на него Геннадий. А Саша уже загорелся, начиная понимать происшедшее:

   –Смотри, из всех совокупно происходящих там процессов мы выбираем только то, что желаем увидеть.– Саша ещё сам толком не разобрался и поэтому хватался за первые пришедшие в голову слова, объясняя сбивчиво и путано;– Понимаешь, мы высвечиваем фрагментик чего-то огромного, втискивая в заранее избранные формы гипотезы всё остальное...– Саша поморщился, понимая трудность такой попытки с наскоку, объяснить самому ещё не понятное явление.

   – Итак начальная гипотеза, – Саша сделал паузу, подчёркивая важность происходящего: – Говоря откровенно, давно уже меня тревожат все эти наши горе-термины: «тени-стебельки», плоскость реального, «полипы» да «клубочки», все эти «вскачки» и «пузырения», нам самим не понятные... Ведь это совершенно не соответствует тому, что там происходит, – это наше название чего-то непонятного и в действительности совершенно не соответствует влагаемому нами смыслу, – реальным полипам и тому подобному.

   – К чему это ты?– пожал плечами Гена: –Это и так ясно, там совершенно иной мир, в котором нет ни чего подобного этому.– небрежно он махнул рукой на окружающее.

   – Да подожди ты...– Саша помассировал вдруг разболевшиеся виски:– Я сейчас много говорю, потому что ещё не сформулировал сам себе то, что уже странной догадкой сидит у меня в голове, поэтому не мешай!

   Гена обеспокоенный, внимательно смотрел на Сашу: – Давай присядем.–заволновался он, решив, что Саше стало плохо после сорвавшейся свёртки.

   – Да нет,– его беспокойство вызвало у Саши досаду, но предложение присесть показалось разумным:

   – Садимся.– согласился Саша, умащиваясь под берёзой в высокой траве:

   – Понимаешь, назвав их привычными понятиями – не требующими пояснения, мы застываем на нем. Даже не мы, а наше подсознание, именно оно является источником любопытства. А значить и желания исследовать. А если это привычное явление – шарик, клубочек... Чего там его исследовать? И так всё ясно! Но ведь...– Саша досадливо поморщился, махнув рукой, отгоняя вьющихся перед глазами комаров: – А ведь это огромный массив информации.– он потёр подбородок, замолчав в подыскивая подходящую зрительную аналогию:– Например, взглянув на сложенные в стопку тома энциклопедии, мы можем сказать–"какая красивая башенка". И на этом забыть об увиденном, ведь нам всё понятно – башенка, как башенка... А можем, обратив внимание на форму, подумать и о содержимом, взять энциклопедию и изучить её. Получая принципиально новую информацию! Понимаешь?

   Геннадий задумался, закусив губу: – Но ведь это типично научный подход. Моделирование непостижимого с помощью давно понятного. И Вселенная, по науке это взаимодействие между различными шариками, размеры которых огромны. И молекулы и атомы, это тоже взаимодействие шариков...

   – Получается, что есть нечто, что, воспринимается человеком как само собой понятое. Во что он верит безоговорочно, узкая полоска на линейке мира – от доли миллиметра, которую он ещё способен разглядеть, до нескольких десятков километров, которые он способен охватить своим взглядом. Этот мир ему понятен и доступен его восприятию. И в этот диапазон он пытается втиснуть две бесконечности, одну бесконечно малую –атомы и элементарные частицы, а другую бесконечно большую – Вселенную! – Саша замолчал, осмысливая сказанное.

   Геннадий озабоченно покрутил головой:– Значить всё упирается в понимание?

   Саша только пожал плечами: – ты чувствуешь, насколько здесь всё утрачивает смысл? Всё, вплоть до простейших эмоций – боли, радости, отчаяния... Все они – это массив информации, обращение чьё-то на непонятном языке, чья-то жалоба или просьба. А мы её игнорируем.

   Но Геннадия оставался прагматиком, его интересовала практическая сторона разработанной гипотезы: – Значить, сейчас мы можем «нырнуть» прямо вовнутрь этих зловредных серебренных нитей? – в голосе его послышалось ни чем не прикрытое злорадство:– Ты его увидал в виде этих нитей, а в каком виде ты предстал перед ним?

   – А это как раз то, о чём мы только что говорили.– усмехнулся Саша:– Я моделировал с помощью своих образов, а он пользовался своими.

   – Теперь моя очередь идти первым. – поднялся Геннадий.

   – Думаю надо идти вдвоём, только на расстоянии друг от друга.– предложил Саша: – Сейчас нужно страховаться при втором переходе.

   Быстро подготовив площадку, подтащили ещё одну колоду. Геннадий быстро подвесил зёрнышко. Вскоре оно засияло, излучая тёплые волны золотого света. Сначала, окутавшись мраком, нырнул Геннадий за ним Саша. Предстояло двойное погружение, из реальности в картину квантов времени, в которой появились странные эти серебреные нити, чуть не утянувшие Сашу во мрак свёртки. А потом погружение в мир самих этих нитей – в её саму, что бы разобраться в её природе в закономерностях её действий.

   То, что встретили они там уже не возможно описать привычными образами, настолько это было уже совершенно иным, как невозможно описать слепому от рождения человеку впечатления от красного цвета.

   «Вынырнув» братья долго молчали, осмысливая прочувствованное – назвать это увиденным было бы совершенно не верно, настолько оно ни на что не похоже, настолько мало значить в нём отдельное, взятое без взаимосвязи с остальным.

   Наверное, так же трудно было бы плоскатику, жителю плоского мира, увидевшему мельком тень человека, понять сущность человеческого организма по этой плоской тени...

   – Да...– протянул Геннадий, глядя куда-то в сторону и зябко потирая руки:– Дождались...

   Саша хмуро грыз ноготь:– Получается что всё, что вокруг нас, да и мы сами, препятствует нам. Пытается вышвырнуть в момент проникновения.

   – Ты сам видишь.– развёл руками Гена: –Оно как будто само себя держит. И ты смотрел, что происходит при входе, – как бы ни пытались мы входить, всё время нарушается равновесие, и связи обрушиваются, а, падая, они закручиваются в свёртки и даже кое-что похуже... Тебе прошлый раз здорово повезло, что медленно погружался, а если бы и те штукенции зацепил...– Гена выразительно покрутил пальцами:– Ну те, что вот так вот, урчали, что ли?– поморщился он недоуменно, пытаясь вспомнить то нечто, что уже было передать ни каким зрительным образом, что было их составляющей, элементарными частицами зрительных образов, если использовать аналогию с составом материи.

   –А ведь в той «картинке», по которой вы ныряли прошлый раз, этих штук было не видно совершенно.

   А Сашу мучила головная боль, и что случилось, то случилось, думал он, ведь дело-то в ином...

   – Получается, что, погружаясь в одну «картинку», хорошо нами наблюдаемую, мы осуществляем непонятное внедрение во множество нами невидимых миров, чьи «картинки» мы не видим, но возбуждаем там непонятное противодействие.

   Генка махнул кулаком:–И мне кажется, дело обстоит ещё проще. Противодействия-то и нет! А просто мы ведём себя, как дети, пытающиеся осветить темный и страшный, по их мнению, чулан, тем, что поджигают весь дом!– с сожалением он смотрел на Сашу.

   –Не удивительно, что пострадают они пи этом от собственной глупости и недальновидности, а не в результате происков мифического злодея из тёмного чулана.

   Сложилась страшная ситуация, говоря словами Геннадия, пожар в чулане, возникший по глупости разгорался не на шутку, погасить его пока возможности не было. По неведению они вызвали его, а теперь образовалось нечто наподобие входа в мир призрачных связей, в который до сих пор имели возможность попасть только братья, теперь при определённых условиях мог попасть практически любой человек, а ему это грозило крупными неприятностями.

   – Погасить мы его скоро не сможем...– задумался Геннадий покусывая стебелёк травинки, он уже ввёл пожар в принятую нами терминологию.

   – И локализовать тоже пока не можем...–Геннадий повернулся к Саше:– Насколько я понимаю тут дело в воображении. Саша пожал плечами:– Сейчас туда может попасть любой человек, если он засечет неестественность. Его воображение сразу же получит массу подтверждений тому, и если не контролировать то начнётся погружение в мир вероятностей.– Саша уныло взглянул на Геннадия: –Ты сам представляешь, мир вероятностей представится такому случайному посетителю самым неожиданным образом...

   – Да...– протянул Геннадий, отворачиваясь:– Сам он оттуда не выйдет ни за что... Единственная радость зона не велика, да и воображение не у каждого развито.

   – А ты чувствуешь,– какой хомут мы на свои шеи повесили? – пытливо смотрел Саша на Генку:– А что мы можем? Торчать здесь проводниками? И вытягивать провалившихся на свет божий?

   – Ты соображаешь хоть что-нибудь?– в голосе Саши слышалась не прикрытая досада:– Да ведь сюда может легко ухнуть всё население!– с ужасом продолжил Саша.

   – Да уж не всё...– Генка встал, судьба населения его интересовала мало:– Давай домой трогаться.

   –Нет, братец,– сказал решительно Саша;– Кому-то из нас всё время пройдется сидеть в погружённом состоянии и выталкивать в реальный мир «утопающих». Кстати, и локализуем таким образом саму зону перехода, да уровень его здорово усилим, уже не каждый сможет его преодолеть.

   – Вечно ты перестрахуешься.– буркнул Геннадий, жестом образую «вход»– слабосветящийся туманный пузырь, метра два диаметром. Продукт знаний, полученных за время двух последних погружений. Новые знания давали совершенно новые возможности братьям, и теперь не нужны им ни древние зёрнышки, ни ленты Мёбиус, В любой миг из любого места могли они произвести погружение, воспользовавшись «пузырём», и попасть могли в любую точку пространства, им же воспользовавшись. Теперь для создания своих установок им не были нужны материальные объекты, из которых они до сих пор собирали свои странные установки, теперь достаточно было всего лишь памяти об этих предметах.

   Воспользовавшись «пузырём» в мгновенье ока, оказались они у себя в комнате.

   –""–

   Странная жизнь началась у них после этого. «Пожар» разгорался всё сильнее, и не было у них сил справиться с ним. очень быстро они разорались, что чем большее усилие прикладываешь для гашения этого пожара, тем сильнее он только разгорается. Это было похоже на попытку тушить настоящий пожар с помощью бензина. Был необходим качественный переход, но какой? Проблема качественного перехода занимала почти всё время братьев.

   Единственно, что удалось им удачно сделать, так это локализовать зону перехода в заповеднике, в глухом распадке, на территории бывшего лагеря, где и занимались «гашением», одновременно затеяв и задуманную Геннадием игру с разведчиками и шпионами.

   Глава 26

   Евгений Шторм.

   После разговора в компании у Светы, всю ночь мучили меня тревожные сны. Просыпался я весь в тревожном нетерпении, курил, наблюдая, как прозрачные нити дыма извиваются, проявляя множество невидимых до этого разноцветных рекламных лучей, пронизывающих комнату.

   Чувствовал я себя уже значительно лучше, появился интерес к жизни, я уже знал, что нужно делать – Брать, таинственные Братья, вот ключ к происшедшему, к боли засевшей ржавым осколком во мне. Чего удалось им достичь, чем заразился я?

   Всё чаще, оглядываясь внезапно, успеваю я заметить свиное рыло чёрта, его налитые неуёмной жадностью и наивной злобой глаза, русалки с вульгарной развязностью манят в западню... Страшно становится мне жить, мелькнёт изредка человеческое лицо, поразив растерянностью в глазах, и исчезнет, оставив ощущение боли от невосполнимой утраты, от чего-то так и не прошедшего...

   Можно ли это объяснить? Нужно ли объяснять? То, что произошло на болоте том треклятом, во дворце, разговор тот странный с Мудрецом, сломали во мне что-то, выбили из привычного мира моих интересов и увлечений, повергнув в непонятную неудовлетворённость, когда всё, что ни происходило вокруг меня, что ни говорили мне, лишь вызывало досаду у меня – не то... Не то... И отворачивался я, не в силах даже что-то сказать, настолько безразличным всё вокруг мне стало и постылым...