Текст книги "Путь к колодцу (СИ)"

Автор книги: Владимир Середа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

   А что получилось с брильянтами!? Одно приведение так и не удалось выжить, сейчас оно болтается по ночам в подвал, пугая слабонервных. Соседи, правда, уже к нему привыкли, даже по его жуткому ржанию в полночь часы сверяют...

   Поэтому, жертвуя любознательностью в пользу покоя, я, привстав, потянулся за учебником ТАУ, но Генка проявил бдительность и мгновенно вырвал его из моих рук.

   -Слушай дело настолько верное, настолько мало требует для своей реализации...–он просто сжигал меня своим азартом, горящем в его взгляде, интригуя до предела.

   –Ну?– не выдержал я, присаживаясь на койке.

   Подвинув стул, он сел, напротив: – На одного агента иностранной державы я уже вышел...

   Меня, его слова позабавили, и я вспомнил слова одного популярного персонажа:–Проходите, проходите, молодой человек, я подаю только по субботам.

   Что вызвало у него бурю протеста: – Всё точно, нас специально предупреждали–он продал своему голосу многозначительное выражение: – Компетентные органы!

   -Какие, какие органы? – загоготал я над его многозначительностью, он досадливо махнул рукой: – А о том и предупредили, что ряд студентов иностранцев, у нас на факе завербованы соответствующими спецслужбами.

   Я недоумённо покрутил головой: -И..?

   Генкины глаза вновь приобрели заговорческий блеск :– Вот и начнём с ними детективную игру...

   -Разведигру .– поправил я его.

   -Пускай разведигру. – согласился он: – Организуем и продадим парочку секретов. – он выразительно покрутил растопыренными пальцами, давая мне понять о каких секретах идёт речь. Я задумался, вообще-то, судя по детективным фильмам, это не являлось уголовным преступлением. Ведь реальных секретов мы ни каких не знали, к государственной тайне допуска не имели, поэтому имели полное право знакомиться с кем угодно и нести при этом любую чушь.

   -Ты юрист, а что поэтому поводу в УК говорится? – прищурился я насмешливо на него. А он расплылся в широкой улыбке, и, достал оттуда томик уголовного кодекса: – «Не подлежат ответственности лица, вступившие в сотрудничество с разведорганами иностранных держав с целью разоблачения их враждебной деятельности». Каково? – процитировав, глянул он с восторгом на меня: – Думаешь, я не заглядывал? Всё продумано, чувствуется, что профессионал берётся? Не то, что твоя техника, из-за которой нам ни одного дела толком до ума не удаётся довести.

   С присущей ему скромностью во всех неудачах он, естественно, обвинял меня. И сейчас, в избытке переполняющих его эмоций, не удержался он и кинул камешек в мой огород. Вообще он становился невыносимо многословен, в минуты подобного восторга, а жертвой безмерной веры в успех, овладевающей им при этом, как обычно становился я. Но и на сей раз я не обратил внимания на очередной его взбрык, задумавшись над деталями предстоящего дела. "Раскрутить можно здорово, тут он прав всё больше загорался я его идеей.

   -Твой план? – спросил я его, переходя к делу.

   -Ну, чёрт его знает...– пожал он, задумываясь, плечами:

   -Знакомимся, а потом что-нибудь покажем... Не думал я над деталями. – вопросительно уставился он на меня: – Тут сама идея важна. А?– он снова впал в восторг и хлопнул себя по колену.

   -Не плохо, – согласился я осторожно: – Но детали тут главное. – задумался я.

   Генка с деловым видом, заложив руки за спину, заходил по комнате, глубокомысленно уставившись в пол: – Прежде всего, система. Система– это вход в действие и выход из него, и, естественно, она же определяет и маршрут, если можно так сказать...

   -Завёлся. – злорадство просто распирало меня и требовало выхода: – У, демагог, какая там система, кончай лапшу сам себе на уши вешать. Всё будет так – ты входишь в контакт с объектом вожделения – насмешливо ухмыльнувшись, я смотрел на него: – И, между прочим, за пустым разговором рассказываешь нечто загадочное, это требует отдельного обсуждения, возможно чертежи..? – я хлопнул себя по лбу: – Вот дурак, какие там к черту чертежи?

   -Вот именно! – обрадовано закричал Генка: – Где мы их возьмём? Сделаем проще, вхожу в контакт, и между делом рассказываю– мол вижу не однократно летающие тарелки, и кое-что о них знаю...

   Я присвистнул: – Готово! Ты их секрета не знаешь, но ты знаешь, где расположен полигон, на котором их испытывают. После долгих уламывания с его стороны, достаёшь пару снимков. А со временем везёшь его туда. И мы ему там чего-нибудь продемонстрируем... Там видно будет, что именно.

   А ты чё делать будешь? – озабоченно смотрит он на меня.

   – Оформляю тарелки – задумываюсь я: – И разыгрываю роль специалиста с секретного полигона, твоего хорошего знакомого, которого можно завербовать. – почти сразу нахожу я роль и для себя.

   -Отлично. – потирает руки Генка: – Остаётся решить вопрос со стабильностью «пузырей» в роли летающих тарелок и выбрать место для полигона.

   Его предложение использовать «пузыри» в качестве летающих тарелок мне показалось заманчивым. До сих пор они только мешали нам, появляясь периодически в ходе работы установок.

   И я добавил: – Идея с замечательна, но и предложение по поводу летающих тарелок весьма дельно. Ведь так и транспортную проблему решить, возможно, а значить и место для полигона. Улавливаешь?

   Он задумался, озабочено потирая подбородок: – Значить ты предлагаешь...– тянул он: – Стабилизировав «пузыри», превратить их в управляемые объекты – летательные аппараты! – он подпрыгнул от восторга: – И сразу же получим идеальное транспортное средство! – он тут же вскочил: – Идём, давай сразу и попробуем.

   А я уже одевался, собираясь в гараж, где с недавних пор мы начали собирать свои установки, не решаясь уже испытывать судьбу в квартире.

   В гараже мы, прежде всего, поспорили, в то время мы ещё не овладели техникой «погружения» для исследования теней-стеблей, тянущихся неизвестно куда за каждым предметом и смутно нами различаемыми. Тогда мы ещё довольствовались тем, что называли – прямым взглядом – поверхностным наблюдением за их взаимодействием, но и это уже позволяло видеть несколько вариантов взаимодействия, ведущих к достижению поставленной цели. И, разумеется, Генка всегда избирал самый краткий путь её достижения. Вот и в данном случае, он сразу же предложил использовать в качестве «генератора»– детали, стебель-тень которой предполагалось использовать, направляя его движение и управляя его взаимодействием с остальными стеблями-тенями, ржавый обруч, даже не снимая его с бочки. Вдаваться в детали собираемой установки, конечно, необходимости нет, скажу только, что рядом был приёмный пункт стеклотары, и очередь к нему сейчас, во второй половине дня, могла вырасти очень быстро, что могло привести к жутким наводкам. В тот период мы ещё не могли прослеживать связи живых организмов и уж, тем более людей, поэтому ни чего не могли сказать о воздействии волны от воздействия на очередь, или огромной мощи очереди на нашу установку. Поэтому я предложил ограничиться достаточно мощным стеблем старой вешалки, валяющимся в углу гаража. Генка презрительно поморщился, но согласился. И я занялся установкой, старясь разместить остальные её детали так, что бы стебель, тянущийся за вешалкой, занял необходимое положение в пространстве, но главным при сборке установки я считал тогда, и весьма обоснованно, это заполнение объёма вокруг стебля генератора. Необходимо исключить его наименьшие не контролируемые колебания. Генку же такие детали интересовали меньше всего, для него главным оставалось быстрое достижение поставленной цели. А в результате самые неожиданные случайности – совсем недавно, вдруг подъехавший к расположенному рядом с гаражом хлебному магазину автомобиль пророс из двигателя мощной корневой системой. На много метров ушли в землю стальные корни. С неделю стояла легковушки, и чесал затылок незадачливый хозяин. Причём Генка так же с деловым видом лазил под машину, клацал языком, сочувствовал ошарашенному хозяину, выслушивая жалобные причитания того, о только что сменённом в двигателе масле. И так мне и не поверил, что двигатель пустил корни в результате его небрежности и спешки. Ему почему-то казалось, что всякий двигатель внутреннего сгорания может обрастать корневой системой, и поэтому ни чего удивительного нет в том, что столь рядовое событие началось рядом с нашим гаражом.

   В конце недели, автогеном, с большим трудом, корни перерезали, машину утянули. Ходят слухи, что её приобрёл за солидные деньги кокой-то исследовательский центр. А оставшийся у самого магазина пенёк, уже успел прорости стальными острыми, как стилет, побегами десятисантиметровой длинны.

   Короче, стало в посёлке на одно проклятое место больше. Я не скажу, что у меня исключались такого рода накладки, всякое бывало, чего уж греха таить, но не сравнено реже, да и последствия были не столь странные.

   И в тот раз возился я, с увлечением заполняя пустоты. И почему-то не доставляло

   мне тогда это мне обычного удовольствия. И собираемая установка, а

   особенно время сборки и место, мне доверия не внушали. И так, и эдак я располагал

   детали, менял их, но чувствовал себя, как в японском саду камней, в котором,

   говорят, откуда б ты не смотрел, обязательно одного камня не увидишь, как бы

   не петлял по саду в поисках заветного места. Тонкий намёк сделали японцы на жизнь, постичь которую не возможно, – что-нибудь, да и ускользнёт...

   Так и я, как не пытался равномерно заполнить пространство, всё время

   ощущал скрывающуюся пустоту, угадываемую скорее чувством сходным с

   ощущением тошноты в момент внезапного падения. Я даже чертыхнулся в полголоса, чего, конечно же, делать в такие моменты ни как нельзя.

   И в этот момент с жестяным грохотом, ударив в полуоткрытую створку ворот,

   в гараж просунулся конец толстой жестяной трубы, а вслед за ней и Генка,

   втаскивая всю закопчённую помятую трубу.

   –Оно..? – грохнув нею об пол, довольный осмотрел, оттирая руки от копоти и

   ржавчины. Я только досадливо хмыкнул, не понимая его замысла. А он, достав из

   кармана рулончик полуистлевшй бечевы, принялся подвязывать её под потолок,

   навешивая трубу и балансирую её в горизонтальном положении. На эту трубу я

   тоже, ещё неделю тому назад, обратил внимание, но уж очень она бросалась в глаза,

   а я по опыту знал, это не к добру. Как ловушка, слишком явно лежала,

   как будто поджидала... Я заглянул внутрь, достав оттуда скомканный газетный лист,

   ткнул его Генке под нос. Он высокомерно поморщился, отворачиваясь:

   – Стоит ли так перестраховываться? Мы и так надёжно экранированы. – кивнул

   он на валяющуюся у входа сплющенную позеленевшую с кое-где насквозь

   источенную временем винтовочную гильзу. Я только вздохнул, подсыпая в

   трубу жменю песка. Потом достал из кармана большую костяную пуговицу

   и начал запускать установку. Генка завис у меня за спиной и засопел напряжённо

   на ухо... Сначала я активировал генератор-вешалку, она вздрогнула, и начала

   медленно раздваиваться, я малость крутанул старую галошу, и вешалка успоко-

   илась, чуть расплывшись в горизонтальной плоскости. Холостой ход в норме,-

   отметил я довольный про себя, и начал подводить остальные связи,

   линию за линией. Но вдруг донышко разбитой чашки, лежащее перед нами, внезапно опрокинулось. В нём сидел, подавая нам какие-то знаки лапками, малюсенький мохнатый чёртик. Со злостью я оглянулся на Генку, – эта его труба... Он удивленно, виновато пожал плечами:

   – Сгинь нечистая сила. – пробормотал упавшим голосом и начал выковыривать чёртика ржавой отвёрткой. Конечно, мне бы обратить на это внимание, а я, не отключив установку, кинулся искать старый пакет из-под молока, куда мы сажали появляющуюся в процессе реакции нечисть. Чёртик ожесточённо сопротивлялся и даже укусил Генку за палец, прокусив ноготь. Генка взвыл и запрыгал, натыкаясь на стены по гаражу, размахивая укушенным пальцем, капая везде кровью. Я пинцетом, лежащим тут же именно для этой цели, подхватил чёртика и, вбросив в пакет, прихлопнул, отправив туда, откуда он так не кстати появился.

   Когда я повернулся к установке, то труба уже пыхтела, то, раскаляясь до красна, то, покрываясь седой бородой инея. По поверхности её перекатывались волнами выпуклости.

   Как всегда по началу, реакция не шла, мешало множество мелких наводок. И я метался, тыкая окурком в узлы на верёвке, настраивая связи. Но что-то мешало, регулировка срывалась раз за разом, без видимой причины, тут бы мне и вспомнить, как Генка заляпал кровью из пальца весь гараж...

   Уже и Генка не выдержал и начал крутить трубу, заглядывая внутрь ее, и озабочено скребя свой затылок.

   Но вдруг труба вырвалась из его рук и наклонилась, став вертикально, что-то стало распирать опущенный её конец. И вскоре к нашим ногам, из разорвавшегося её жерла ввалилась какая-то изрядно помятая машина, по-моему, стиральная, какой-то иностранной марки. Генка же, недовольный таким оборотом, ухватив трубу, засунул туда руку по самое плечё, и долго, бурча себе под нос, перебирал там, сосредоточено морщась, в конце концов, вытащил оттуда здоровенный ананас, удивив меня и себя изрядно. К сожалению, ананас оказался совершенно не зрелым. Именно в это момент обратил я внимание на истошные вопли, доносящиеся со двора, и сразу ж остановил поэтапно установку, стараясь пока отодвинуть мысли о неприятных последствиях – иной природы эти вопли иметь не могли, и вышел на улицу.

   По улице к соседнему дому валом пёр народ, штахетный забор, вокруг него уже густо облепила собравшаяся толпа, задние подпрыгивали, пытаясь рассмотреть за спинами передних происходящее во дворе, откуда доносились крики в несколько голосов.

   Стараясь сдержать волнение, двинул и я к забору, продираясь сквозь толпу, заглянул: – очень полная женщина в грязном цветастом халате висела в развилке яблони и до рези в ушах визжала тонко, но не прерываясь даже на вдох. А трое мужиков в окровавленных рубашках гонялись среди малинника по огороду за кем-то неопределённой формы, но здоровенным, какого-то неопределенного грязно-серого цвета. Существо это с огромной скоростью и не малым проворством носилось среди вскопанных грядок, издавало невнятные чавкающие звуки, проламывалось с хрустом сквозь кусты, оставляя на ветках клочья серой пены, сбивая с ног ловящих его с выпученными от удивления глазами мужиков, вызывая смех и оживления в толпе зрителей. Вскоре с ужасом я понял, что по огороду моталась огромная уже разделанная свиная туша, ошкуренная и обезглавленная...

   Потом, из рассказов очевидцев, я полностью смог разобраться в происшедшем. Тушу, конечно же, после долгих мытарств, поймали, правда, уже на железнодорожных путях у вокзала. Пробив забор и распугав зрителей, в результате долгой беготни по всему Райцентру, она попала на вокзал, где и была вторично зарезана, уже маневровым тепловозом. Но в каком она при этом была виде...

   Потом долго ещё мужики, разгорячённые погоней за тушей, а в ней участвовало почти всё мужское население Райцентра, по крайней мере, самая активная его часть, охлаждали глотки холодным пивом в станционном буфете, оправдывая долгую и неудачную ловлю туши отсутствием на последней шкуры, – сало, мол, от беготни растопилось, превратившись в великолепную смазку.

   – Ох, и склизкая...– жаловались друг другу, прихлёбывая пиво.

   – Я её хватаю, аж пальцы в сало вгрузли, так разве ж удержишь? – оправдывались, оттирали рука и смачно сплёвывали.

   Я мне ясно стало, почему реакция уже шла, и труба пыхтела, когда повернулись мы к ней, ликвидировав чертика. Связь осуществилось через тушу, по паразитному контуру, активированному кровью из Генкиного пальца. Это он зарядил тушу своей жизненной энергией, значительно усиленной установкой. Но на его это происшествие впечатления не произвело:

   – Подумаешь невидаль,– туша разделанная бегает, тоже мне сенсация... –презрительно скривился он, слушая возбуждённые разговоры окружающего народа, возбуждённого этим событием до наивысшего предела.– вот когда я служил в армии, и однажды в наряде...– но тут он сразу осёкся, поймав интерес в моих глазах. Давно меня уже интересовало, как проходила его армейская служба, единственная наша с ним длительная разлука. Ни как я не мог поверить в искренность многочисленных благодарностей, полученных им от армейского начальства, но было это неопровержимым фатом, как и максимальное, для солдата воинское звание, с которым он вернулся домой, да отпуска его многочисленные. Сам Генка о перипетиях своей армейской службы не особенно распространялся, всякий раз одёргивая себя. По всем этим признакам мне было ясно, ох, и наделал он там чудес... Если даже бегающая свиная туша, кажется ему пустяком.

   Глава 23

   Саша улыбнулся, вспоминая, наделавшую столько шума погоню.

   Тогда всё им казалось очень простым и очевидным,– найти только надо место поуединеннее, сваргнить несколько установок...

   Поднимем панику у шпионов и потешимся над их страстями. И стоить будет это всего – ничего. Но решаемая пустяковая проблема порождала целый пласт проблем, уже далеко не пустяковых, требующих всё больше сил и времени. И цеплялись проблемы одна за другую, высвечивая в совокупности своей нечто невообразимо сложное...

   Первая неудача потребовала более глубокого изучения взаимосвязей между предметами, что требовало большей сосредоточенности, возникла необходимость не только рассматривать картинку взаимодействия стеблей-теней, тянущихся за всем, но и входить в неё, погружаясь в глубину, отслеживая переплетения и связи.

   Но чем глубже погружались, тем усложнялись взаимосвязи, возникали совершенно новые виды взаимодействия. И они очень быстро заметил, что возникновение этого нового всё больше начинает зависеть от их самих, от их отношения к происходящему. Увеличивая глубину проникновения, приходилось и расширять и внешние масштабы установок, используя в качестве их составных частей не только отдельные предметы, что проделывалось ими до сих пор, но и комплексы, образующие уже новое качество. Если до этого имели они дело с отдельными тенями-стебельками, тянущимися за всем на свете, то теперь дело приходилось иметь с комплексом теней, свитых подобно канатам. Которые уже взаимодействовали по своим законам, извиваясь, вплетались они друг в друга, обменивались своими волокнами. Вообще, открывался совершенно новый мир. И в тоже время сами эти канаты сплетались между собой в структуры более высокого порядка, в какие-то странные клубки, о которых и предполагать что-то было боязно, настолько много непонятного начинало происходить со всеми пять чувствами при «погружении» на такую глубину. Слепли, корчились от неимоверной боли, каждый раз имеющей другую природу, характер... То оскомой сводило зубы, то совершенно непередаваемые вкусовые ощущения, запахи...

   Пока не могло быть и речи о попытках воздействия, само погружение становилось всё более сложным и приносило массу неожиданностей. Понятным становилась важность первоначальной гипотезы, именно она определяла структуру возникающих форм и понимание их, поэтому именно первоначальная гипотеза погружения приобрела важнейшее значение. Собирались всё боле сложные установки, менялись предметы, по чьим связям они «ныряли» в неведомое...

   – И к чему это привело?–уныло думал Саша, уткнувшись лбом в холодное стекло: – Система всё расширялась и расширялась.

   Прост строительный кирпич, но, сколько непохожих друг на друга архитектурных объёмов можно построить из него? И в тоже время необходимо иметь определенный уровень мышления, что бы увидать порядок в составляющих готический собор кирпичах, увидеть следующий качественный переход, определяющий место самого собора в кварталах, образующих город, да и место самого города...

   А потом столкнулись с сопротивлением... Саша поёжился невольно, вспоминая. Уже тогда «погружение» они проводили вдали от Райцентра в глубине леса, и, по сложившейся к тому времени привычке, сначала взялись за обсуждение рабочей гипотезы погружения. Столкнулись с проблемой времени, и подошли к необходимости четко определится с этим фактором. Это несколько удивило Генку:

   – Странно, что до сих пор мы не думали об этом?

   Саша с силой помассировав себе шею:

   – А обратил ты внимание, для чего нам вообще понадобились эти гипотезы? Почему без них погружение утрачивает смысл?– пытливо взглянул он на Геннадия. Тот, лёжа под деревом, покусывал травинку: – Приблизительно ясно. – хмыкнул равнодушно: – Что там вообще понять можно, если не привязываться к гипотезе? – раскинув руки, он развалился в густой траве, вглядываясь в усеянное кудрявыми кучевыми облаками небо.

   –Вот именно, а меня это здорово тревожит.– Саша уселся, облокотившись спиной о дерево:– По сути, приняв гипотезу, мы начинаем втискивать ощущения, получаемые в момент погружения в её модель...– в Сашином голосе звучала тревога и озабоченность.

   –Чепуха,– поднялся Геннадий, отряхивая брюки: – У нас другой альтернативы нет. Давай этот базар кончать.– он взглянул на часы:– К шести надо домой вернуться. Генка наглел, когда чувствовал себя неуверенно. С пониманием было явно что-то не так. Саша чувствовал это с всё возрастающей тревогой. Понимание явно отставало от уровня получаемой информации, а это приводило..? Что-то смутно начинало проясняться, какое-то воспоминание настоятельно всплывало, ещё непонятое, оно уже тревожило. Так и дикари не понимая окружающего мира, втискивали его в собственные модели. Да нет, дикари и не пытались осмыслить мир, они пользовались отработанным набором штампов – запретами-табу! А вот язычники, эти уже моделировали мир и отношения в нём. Используя в качестве модели прекрасно ими понимаемые отношения внутри семьи. Вот и начал жить их мир как огромная семья, со своим главой – главным божком, и множеством других богов и духов. А с помощью взаимоотношений между всеми этими богами и божками язычники описывали процессы реального мира... Они, создали модель, и начали описывать свои ощущения с помощью этой модели. Саша начал понимать, что приоткрывается очень важная деталь, открывается возможность исследовать сам инструмент познания, ту линейку, с помощью которой человек меряет всё окружающее и самого себя.

   Но Геннадий не желал оставаться молчаливым созерцателем:

   – В чём дело, тебя что, перемкнуло? Давай начинать самой примитивной логики,– он уже обдумывал проблему времени и намечал путь её исследования: – Попробуем определить время через его функцию в этом мире.– он легонько прихлопнул себя по колену:– Что даёт нам время?

   С насмешливым интересом Саша взглянул на него, приглашая развивать мысль дальше. Гена пожал плечами:

   – Начинай ты, если знаешь, что выполняет время в этом мире?

   – Ну, если определять через функцию, а самой функции не знаем, то давай этот фактор вообще исключим. Поставим мыслимый эксперимент – представим, что произойдёт с миром, если исчезнет время?

   – Всё застынет?– вопросительно глянул Гена.

   – Почему? Это слишком просто. Это ведь не исключит время, а законсервирует его.– Саша задумался:– остановит какой-то его миг. Логично?

   – Согласен.– оживился Гена: – Избавиться от времени, это значить представить себе одновременно существующее и прошлое, и настоящее, и будущее..!

   – Это уже ближе.– улыбнулся Саша:– Уж ни как не фотография. А чему приведёт такое положение мир? Частица окажется одновременно везде – и там где была она в прошлом, и там где будет она в будущем...Чувствуешь? – поднял Саша указательный палец.

   – Объём её, сама форма её неузнаваемо изменится. Она внезапно вырастит до размеров Вселенной!

   – И тут даже говорить нельзя о каких-то линейных размерах – они утрачивают свой смысл!– от возбуждения Гена вскочил на колени.

   – Да ведь это мысленный эксперимент. – поморщился Саша досадливо:– Распространять его до размеров Вселенной вряд ли корректно, пока лишь видна неопределённость линейных размеров неких элементарных частиц вне времени.– Саша вздохнул:–Надо быть осторожными, что б не утонуть в нагромождении допущений, с каждым шагом утрачивающим точность. Вывод пока такой – время это то, что определяет конечные размеры, через линейные величины и вероятности.

   – И ещё один вывод,– хитро ухмыльнулся Гена:– скорее следствие, что есть такой промежуток, когда времени нет...

   – Скорее положение, – задумался Саша:– Промежуток это скорее относится к времени... Ведь какой-то объём у предметов реального мира имеется... А значить, прежде чем время уничтожает прошлое, частицы успевают создать настоящее, своим движением в положении, когда отсутствует время. Создаётся впечатление, что некие частицы осуществляют какое-то, тут о движении говорить нельзя в отсутствии времени, скажем так, – существование. В момент отсутствия времени, эти частицы успевают занять какой-то объём, следует нечто, что мы называет время, и как бы «оголяет» эту частицу, вытирая её траекторию. И вновь возникает промежуток безвременья, за который частица успевает опять приобрести некоторую форму...

   Геннадий забегал между деревьями, засунув руки в карманы:

   – Но тут налетает следующий квант времени...– подхватил он Сашину мысль:– Но как всё это происходит? Все эти возникновения и исчезновение-вытирание?

   – Тут не надо углубляться.– Саша задумчиво покусывал стебелёк травинки:–Это уже те допущения, которые уменьшают точность. Мы пытаемся моделировать с помощью привычного набора образов, то, что уже носит совершенно другую природу.

   Саша оглянулся по сторонам:– Пока попробуем использовать этот вариант гипотезы, а там будем уточнять... Интересно, что исходя из этой гипотезы можно объяснить принцип неопределённости, через величину отсутствия времени. Для размеров элементарных частиц, и при их скоростях, этот промежуток, вероятно, начинает играть определённую роль. И математическая иррациональность получает интересную трактовку, через неравномерность квантов времени по разным координатам, их несоразмерность...

   –Время, время.– засуетился Геннадий, показывая на часы.

   – Ну что же, начнём...–всё так же задумчиво протянул Саша, ощущая необъяснимую неудовлетворённость от его спешки: – Что будем использовать на сей раз?

   Геннадий с недоумением посмотрел на Сашу:

   – Входить будем!

   – Вот что, давай на сей раз подстрахуемся, давит меня какое-то нехорошее предчувствие. – Саша чувствовал беспокойство:– Один будет следить за ситуацией, а один войдёт... На всякий случай.

   Генка достал из кармана монету:

   – Орёл – ты идёшь, я страхую. Решка – наоборот.

   Монета мелькнула в воздухе. Саша почувствовал, как Геннадий попытался управлять полётом монеты, но фокус этот Саша знал несколько лучше его, поэтому Генина досада была неподдельной:

   – Орёл.– взгляд его был как у Великого Инквизитора в период расцвета его деятельности, но Саша спокойно его выдержал, управлять полётом монетки было слишком элементарно. Генка надеялся, что его заговоренная монетка сработает безупречно, на этом и строился Сашин расчёт. Слишком хитрым тоже не надо быть...

   Методика входа была уже достаточно сложной и основывалась на новой «картинке»–предельно расширенной, в которой кроме простейших неорганических соединений использовались и комплексы «теней-стеблей», тянущихся за собственным телом. Конечно, сравнение это было весьма далёким, природа и уровень этих связей была несравнимой, суть была той же, за всем живым тянулись в сумрачную глубину тени-связи. Были они на много порядков более сложными, чем от простых предметов. Из-за недостаточной глубины, на которую братья могли их отслеживать, казались эти связи ещё разрозненными. Братья могли увидеть только незначительный фрагмент из всей массы взаимосвязей живого организма. Но уже и это позволяло им воздействовать на тени-связи организма, а самое главное, это представляло им возможность отрываться от плоскости реальности и нырять в странный и необычный мир взаимосвязей, где утрачивало значение всё, что определяло реальный мир.

   Вот и сейчас подтащили они трухлявую колоду. И Генка, открыв свой кейс, достал оттуда маленькую шкатулочку, из которой вынул завёрнутое в вату обгорелое пшеничное зёрно, с огромным трудом выклянченное у знакомого парня с археологического факультета. Зернышку было более девятисот лет, и

   его тень-стебель, использовал Саша как путеводную нить для выхода из мира теней. Быстро собрали отдельную установку, для подвеса колоды, которая на время погружения не должна была ни чего касаться.

   Геннадий, доставая из кейса и раскладывая в определённом порядке различные

   предметы, как-то,– перо чёрного петуха, уголёк из пожарища, ручку от

   разбитой сахарницы.

   –Запускаю.– оглянулся он на Сашу и плюнул на землю, быстро отскочив назад. Раздалось тихое шипение, и по земле, между деталями, собранной им установки, зазмеились позёмкой синие язычки пламени.

   – Вот чёрт.– выругался Геннадий и принялся веточкой подвигать уголёк к чёрному петушиному перу. Шипенье начало утихать, а зёрнышко, до сих пор лежащее неподвижно в крышке сахарницы, окуталось всё сгущающимся золотым ореолом и начало медленно подниматься вверх, застыв неподвижно на высоте полутора метров. Благодаря этому, его стебель-тень был идеально гладким, исчезал во мраке, не взаимодействуя ни с одной из соседних теней, и выполняла, поэтому роль путеводной нити.

   Пора начинать сам выход за пределы плоскости, на которой отпечаталась реальность объёмами материальных тел, отрыв от этой поверхности и скольжение вдоль теней в темные глубины – само погружение.

   Сцепив в напряжении зубы, Саша стал перед мерцающим зёрнышком, оставшись в одних плавках, сосредоточившись на картинке, внимательно рассматривая свои тени-стебельки. С чего начинать отрыв, в качестве своеобразного скальпеля выступала лента Мёбиуса, сваренная по заказу из алюминиевой фольги. О её наклонный стебель-тень и следовало обрезать связи собственного тела, как бы скоблить по реальности.

   Саша поморщился, начав подводить связи под скальпель ленты Мёбиуса, обрезая их. Боли не было, но и назвать это удовольствием было трудно, похоже на онемение при обезболивании зуба.

   Сначала Саша делал плавные движения, вжимая сверкающую тень ленты Мёбиуса в плоскость реального и срезая связи. Он старался скоблить по реальности, не оставляя ни какого остатка на ней, трудно было предположить что бы произошло, в случае, если бы на реальности остался какой-нибудь след.

   Сначала этот процесс не требовал особого труда и не требовал и особого напряжения, но с усложнением обрезаемых связей, требовалось всё больше гибкости и резкости движений...