Текст книги "Тафгай (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 19

Под конец второго тайма, когда мои «деды» подсели, я снова выпустил ПТУшников, но засушить игру на последней минуте не удалось. И форварды «Торпедо» Мишин, Федотов, Фролов нам залепили пару безответных банок. Табло хоккейного стадиона под открытым небом во время перерыва показывало неутешительные цифры: 5–3. Кто-то крикнул с трибун нам, что сливай воду ремонтники. А кто-то наоборот подбодрил: «Мужики давай, все работяги за вас!»

– Может, поставим сейчас пацанов в защиту, а нас ветеранов в нападение? – Предложил «новую» тактическую уловку Данилыч.

– Хоть так вас переставляй, хоть сяк, всё равно вместо двух больших разниц, получается две большие задницы, – я нервно постучал кулаком по краю деревянного борта. – Погоди, мужики, сейчас узнаю регламент турнира, есть одна хитрая идейка.

Я перемахнул через борт, пересёк хоккейную коробку и обратился к организатору заводских соревнований, который сидел за столом:

– Товарищ главный судья, а если встреча закончится вничью? Что дальше?

– Ну, ты и наглец, – захохотал товарищ из профкома, что вёл протокол игры. – Хотите сыграть вничью с «Торпедо»! В одном месте не треснет?

– Будете пробивать по три штрафных броска, – к нам подъехал судья в поле Володя Кудряшов.

– А может все три буллита исполнить один и тот же игрок от команды? – Я пропустил мимо ушей колкость про то, что в одном месте может и треснуть. Хотя кулаки сжались сами собой, и на какой-то миг товарища из профкома я увидел в гробу в окружении заплаканных родственников.

– Если вы сыграете вничью, то можете пробивать штрафные как угодно, чем угодно и кем захотите, – продолжал потешаться профкомовский деятель.

– Ха-ха, – хмыкнул я. – Занесите ваши слова в протокол, чтобы потом не возникло необоснованный претензий.

Я развернулся и покатил к своей скамейке запасных. План второго тайма перед моим внутренним взором выстроился с невероятной четкостью. Девять минут тянем время, валяем дурака. За это время «Торпедо» не будет рвать жилы, чтобы нас добить и дожать. А в последнюю минуту заталкиваем им две шайбы, как в первом тайме. Они даже не успеют разозлиться и включиться на полные обороты, как придёт время пробивать штрафные броски, в которых я – дока! Я посмотрел вверх на холодное осеннее солнце, и оно внезапно подмигнуло мне, выглянув из-за маленькой заблудившейся тучки.

– Давай, Тафгай! – Зычно крикнул мужик из нашего цеха перед стартовым вбрасыванием, которое я тут же выиграл.

Я постучал клюшкой по льду, потребовав шайбу назад. И физорг Палыч отпасовал на меня. Я сделал небольшой круг в средней зоне и покатил в сторону своих ворот.

– Казимир! – Крикнул я, закатываясь за ворота. – Что там мастер сказал по поводу оснастки? Что за фигня? Почему на складе вечно какие-то проблемы?

Я встал за воротами, тасуя шайбу из стороны в сторону.

– Говорит, что лимиты исчерпали, – Казимир Петрович тоже откатился в зону защиты и прижался к левому борту.

– Может, вы потом поговорите? – Спросил Саша Федотов, после того как тройка нападающих из горьковского «Торпедо» вкатилась за нами, но пока лишь обозначила позиционный прессинг.

Я сделал пас на Казимира, который тут же вернул шайбу назад, затем в касание я переправил её направо на Палыча, и тот тоже не стал рисковать и откатил резиновый диск в самое безопасное место, ко мне, за ворота.

– Нужно с мастером что-то решать! – Опять я вернулся к производственной теме. – А вам если не интересно чем живёт родной завод, можете пока перекурить! – Бросил я на недоумевающих нападающих соперника.

Федотов как центрфорвард, который должен был опекать меня, резко бросился за наши ворота, чтобы, во-первых отобрать шайбу, а во-вторых, его так тренер учил, что соперника нужно задавить в первые же минуты. Однако, если Александр кинулся объезжать ворота слева, то я ушёл вправо и длинным навесным выстрелом отправил шайбу к воротам команды управленцев. Судья в поле свистнул проброс в нашей зоне.

«Жаль, что в хоккей играют чистое время, то есть останавливают часы, пока идёт пауза. Сейчас бы пару тройку минут потянуть резину не помешало бы», – подумал я. Владимир Кудряшов в полосатом судейском свитере и черных брюках подозвал команды в правый круг вбрасывания в нашей же зоне.

– Палыч, а если мастера вызвать на товарищеский суд, по профсоюзной линии? – Спросил я физорга, выезжая на точку, чтобы побороться за ничейную пока шайбу.

– Вот если бы он пьяный напился или подрался, тогда другой разговор, – пожал плечами Самсонов. – А так вам нужно главному инженеру докладную писать.

Мужики потихоньку стали понимать, что я имел в виду, когда сказал, что сейчас косим под дурачка и тянем время. Шайба из ладони рефери полетела на лёд, и я в очередной раз выиграл битву за неё. Чёрная резиновая попрыгушка отлетела к физоргу, который не раздумывая по борту махнул дальше за наши ворота, куда я сразу же устремился после вбрасывания. Но на этот раз мне не дали там просто так постоять и поболтать на производственные темы. С одной стороны налетел Алексей Мишин, а с другой Саша Федотов. Мишина я встретил мощным ударом плеча в плечо, и он грохнулся на лёд, потеряв равновесие. А от Федотова я просто улетел в поле. Сначала пересёк нашу зону, затем среднюю, а потом развернулся и пробросил шайбу обратно к своим воротам, когда на меня выкатился защитник Вова Астафьев. Трибуны недовольно засвистели.

– Сдулся Тафгай! Теперь иди, бухай! – Кто-то зычно гаркнул с места и народ весело заржал.

– Бахнул сотку, закрой глотку! – Ответил я невидимому в толпе собеседнику, под новый гогот болельщиков, и вернулся к своим воротам, для продолжения хоккейной комедии.

***

– Полторы минуты осталось, – зашептал возбужденно физорг Самсонов, у которого клюшка в руках чесалась, чтобы броситься в атаку.

– Ладно, – махнул рукой я, – пока в зону зайдём пока расставимся. Скажи мужикам, что понеслась.

Я подъехал уже в тридцатый раз на точку вбрасывания. Где для меня «торпедовский» центрфорвард Александр Федотов стал почти родным человеком, поэтому перед тем как шайба упала на лёд, я успел сказать:

– Поздравляю с призовым местом.

– Наверное, с первым? – Переспросил Александр.

«Наверное, но это не точно», – подумал я, выковыривая шайбу себе за спину. Тут же сделал разворот и откатился для получения обратной передачи.

– «Канадцы» в края! – Отправил я ПТУшников под чужую синюю линию, и быстро перебирая коньками, полетел немного влево, оставляя опекуна Федотова позади.

На меня мигом сместился крайний игрок нападения «Торпедо» Лёша Мишин, и я тут же поменял направления движения уже в правую сторону. Затем быстро пересёк центральную красную линию и закинул шайбу в правое закругление хоккейной коробки. За ней как за любимой девушкой кинулся Мефодий и опередил защитника Юру Фёдорова.

– Сыграй вдоль борта, дальше за ворота! – Дал я ещё одну команду своему молодому партнёру, а сам полетел на пятачок перед воротами.

«Только бы довели до меня!» – пульсировало единственное желание в голове в данный конкретный миг. Кирилл дотянулся до шайбы и переправил её на Казимира, которого тут же стал прессинговать «торпедовец» Мишин.

– На другой фланг переведи! – Крикнул я и стал раздавать увесистые тумаки сразу двум игрокам обороны Астафьеву и Фёдорову, которые пытались меня выпихнуть с самого опасного участка поля перед воротами.

– Шайбу! Шайбу! – Вдруг заволновались трибуны, заметив перемену в настроении хоккеистов.

Казимир лишь чудом откинул резиновый диск на физорга Самсонова, которого почему-то «забыл» Толя Фролов. Хотя Фролов это время прикрыл Мефодия, ведь оба игрока обороны толкались со мной, и поэтому Палыч сделал пару шагов, нацелился и спокойно набросил шайбу на ворота. Черная непослушная и твердая как камень попрыгушка оторвалась ото льда на высоту колена. Я махнул и пером клюшки подцепил её немного вверх. Шайба улетела за спину, и тут я услышал сначала звон удара спрессованного диска об штангу ворот, а затем крик трёх тысяч заводчан:

– Го-о-ол! Молодцы, мужики! Дави "Торпедо"!

– Да-а-а! – Взвыл я, высоко задрав клюшку вверх и замахал ей как лопастью вертолёта.

Механическое табло на стадионе показало, что до конца второго тайма осталось сорок секунд и счёт 5–4 в пользу команды заводоуправления. Нападающий главной команды города Алексей Мишин, почувствовав неладное, сразу же попросил тридцатисекундный тайм-аут. Я тоже собрал свою инвалидную команду около своей скамейки запасных.

– Сейчас на лёд выйдут те, кому больше всех в этой жизни надо, – сказал я, оглядев мужиков и парней. – Данилыч и Казимир, вы в 46 году свой финал просрали, теперь пришло время вернуть должок.

– Почитай двадцать пять лет прошло, – удивился Данилыч.

– Тем более пора рассчитаться с судьбой, пока ноги держат, – выдохнул я. – Давай в поле. Палыч, а ты хотя бы раз выигрывал первое общекомандное место?

– Да я и в призах ни разу не был, – выдавил кислую улыбку физорг.

– Тоже на поле, – махнул я рукой. – Игорич, ты как?

– Нога болит, – честно признался крепкий коренастый мужик.

– Ясно, – я посмотрел на «канадцев». – Мефодий?

– Могу выйти, – пожал он плечами.

– Кирилл? – Такой ответ меня не устроил и я зыркнул на другого ПТУшника.

– Я хотел дальше учиться пойти в десятый класс, а потом в институт, но дома сказали, иди деньги зарабатывай. Это считается? – Паренёк с надеждой глянул на меня.

– Всё считается! – Я кивнул ему головой и покатил на точку вбрасывания. – Ах, да! Валера, а ты давай иди на ворота! Всё равно стоять некому.

Примерный отец большого семейства обреченно покатил в рамку, ему наше геройство было побоку. Судья Кудряшов дунул в свисток и потребовал прекратить тайм-аутные разговоры.

– Всё равно вам ничего не светит, – пробурчал Федотов, поставив клюшку на лёд.

– А солнце? – Спросил я, резко пером зацепив упавшую шайбу.

И снова та же комбинация номер один, она же и номер два, не знаешь, что делать – отдай хоккейный снаряд мне.

– Тафгай! Тафгай! – Вновь выкрикнули трибуны моё давнее прозвище, которым меня обзывали и на улице, и когда я по юношам играл.

Я влетел в среднюю зону, немного сместился влево и накинул шайбу точно на ворота. «Давай Минеев поймай мою бабочку», – мелькнула в голове небольшая мысль. И третий вратарь горьковского «Торпедо» меня не подвёл, шайбу в ловушке зафиксировал намертво, и дисциплинированно дождался свистка судьи. Двадцать пять секунд показало табло.

– Шайбу! Шайбу! – Крикнул я, призывая трибуны поддержать нашу последнюю атаку, при этом встав в правый круг вбрасывания.

– Шайбу! Шайбу! – Ответили громко благодарные трибуны.

– Данилыч уйди на левое крыло атаки, – пробурчал я, видя, как ветеран мечется, не зная куда примкнуться. – Мужики, собрались! – Я поставил клюшку на точку.

Судья усмехнулся чему-то своему и бросил шайбу вниз. К сожалению одним точным ударом выгрести резиновый диск не удалось. Федотов тоже сунул клюшку вовремя. И поэтому я приналёг на соперника всей своей нехилой массой, оттёр его в сторону и уже коньком откинул шайбу за спину на открытого физорга Самсонова.

Двадцать секунд до конца, мелькнули стрелки на табло. Палыч откатил шайбу вправо на Казимира, а сам отъехал к левому борту. Казимир сначала хотел вернуть черный диск из спрессованной резины обратно, но успел заметить, что направление паса перекрыл Толя Фролов. И запустил шайбу по своему левому борту на открытого Кирилла. Я пробился на пятак, при этом получил несколько тычков от Астафьева с одного боку, и дважды клюшкой отгрёб по рукам от Фёдорова с другой стороны.

– Кир бросай, б…ть! – Не выдержал я.

Паренек, немного растерявшись, быстро посмотрел по сторонам, и, не дожидаясь, когда в него воткнётся Алексей Мишин, наудачу прострелил вдоль ворот. Время как будто притормозило свой неотвратимый безудержный стремительный полёт. За доли секунды я увидел стрелки на табло, вмазал Вове Астафьеву и махнул клюшкой точно по шайбе. Однако вратарь Минеев был на чеку, черный резиновый диск он отбил, я же, как бык ломанулся его заталкивать в сетку, но потерял равновесие и упал прямо на «торпедовского» защитника Юру Фёдорова. А сверху меня до кучи придавил своим телом Астафьев.

– Пять, четыре, – увидел я краем глаза секундную стрелку на табло, беспомощно копошась, как борец вольного стиля с двумя «торпедовцами». – Три, два…

– Го-о-ол! – Словно ненормальные заорали трибуны автозаводского стадиона.

– Да отцепитесь вы, – буркнул я, оттолкнув Астафьева и Фёдорова, и наконец встав на коньки.

– Я забил! Я забил! – Голосил, прыгающий на месте Данилыч, у которого из глаз тихо ползли маленькие слезинки. – Я забил, мужики! Как в сорок шестой год на целую секунду слетал! Забил ведь!

– Данилыч! Дорогой дай я тебя обниму! – Ревел как медведь физорг Самсонов.

– Качай Данилыча! – Горланил Казимир.

– Молодцы, молодцы, – я попытался немного успокоить команду. – Нам ещё буллиты пробивать. Ничья ведь пока.

– Ванюша, это я сейчас на машине времени покатался, – продолжал рыдать несносный ветеран хоккейного мяча. Там, в сорок шестом, махнул мимо, а тут уголок-то был совсем маленький, а я забил!

– По регламенту в случае ничьи, команды должны исполнит по три штрафных броска! – Объявил хоккеистам и зрителям судья Кудряшов.

– Отдай первое место работягам! – Гаркнул какой-то поборник справедливости. – Они с мастерами спорта вничью зарубились! Отдай первое место!

– У команд есть десять секунд на подготовку, – сказал равнодушно судья в поле и отъехал к судейскому столику, у которого я заметил Яну Снегирёву. И девушка улыбнулась персонально мне.

– Валера, ты главное расслабься, – я подъехал к нашему голкиперу. – Сначала, как только игрок на тебя с шайбой наезжает, ты немного из ворот выкатись, сократи угол обстрела, и тихонько сдавай задом назад.

– Да понял я, – равнодушно махнул вратарской клюшкой отец семейства. – Главное напугать? Так?

– Валера, – к нам подкатил счастливый Данилыч. – Запоминай, не наеб…ь, не проживешь. Головой соображай. Всё, поехали, судья уже команду дал, – ветеран показал рукой на центр поля, где встал в полосатом свитере Владимир Кудряшов.

Я подкатил, на правах капитана, вместе с капитаном от команды заводоуправления Алексеем Мишиным к судье. Тот подбросил двадцатикопеечную монету, поймал её и быстро накрыл ладонью.

– Что? – Спросил он Мишина.

– Орёл, – сделал предположение тот.

Судья Кудряшов открыл ладонь, и действительно монета легла орлом, точнее гербом Советского союза кверху. Это означало, что первыми пробивать штрафные придётся «торпедовским» игрокам. Я откатился к своей скамейке запасных, подпрыгнул и уселся попой прямо на край деревянного хоккейного борта.

К шайбе вышел Анатолий Фролов. В прошедшем чемпионате СССР он стал одним из лучших нападающих главной команды города. Кстати, мой ровесник, тоже уже исполнилось двадцать пять героических лет. Толя чуть замер, затем толкнул шайбу вперед и покатил на средней скорости прямо на вратаря. Валера, как я ему и подсказал, немного выдвинулся из ворот, и тут же стал сдавать назад. Но таким простеньким маневром Фролова было не удивить, он усмехнулся и пульнул точно под ловушку.

– Гол! – Закричала вся скамейка команды заводоуправления, и зрители на трибунах, сидевшие как на иголках вполне доброжелательно похлопали.

Я прокатился мимо нашего вратаря, подмигнул ему, дескать – забудь и забей, и широкими раскатистыми шагами выехал на центр. Кудряшов дунул в свиток. И я сначала обратной стороной крюка подтолкнул резиновый диск, а затем повёл его, перекидывая из стороны в сторону. Третий «торпедовский» вратарь совсем молодой двадцатилетний Володя Минеев тоже чуть выехал из рамки. Я резко убрал шайбу под неудобную руку, показал, что сейчас брошу, дождался доли секунды, когда голкипер рухнет на лёд, чтобы перекрыть пустой угол, и тут же ушёл с шайбой влево. Бросок в пустые ворота отразить уже оказалось некому.

– Гол! Да! – Грянула моя инвалидная команда и её поддержали простые работяги с завода.

Следующим испытать нашего Валеру на непробиваемость вызвался Александр Федотов. Тоже неплохо провёл прошлый чемпионат СССР, но по возрасту был старше меня на год. Странно, но центрфорвард решил повторить бросок своего партнёра по тройке нападения. Почему странно? Потому что снаряд иногда два раза в одну воронку не попадает. Так и тут, простенький бесхитростный кистевой выстрел, шайба чуть-чуть чиркнула щиток Валеры и брякнулась в штангу, от которой отскочила в поле.

– Б…ть! – Хором высказалась скамейка заводоуправления.

И тут пришла пора первых возмущений наших мастеровитых соперников, потому что на пробитие штрафного, снова выехал такой красивый я.

– Спокойно! Спокойно! – дунул в свиток судья. – Всё по регламенту.

– Тафгай! Тафгай! – Принялись скандировать трибуны.

И под такой бодрящий аккомпанемент, я резко стартанул, и на высокой скорости побежал к воротам, заломив небольшую дугу слева на право. Минеев, тоже пытаясь поймать ритм моего движения, быстро заработал здоровенными вратарскими щитками. Я же чуть-чуть ушёл вправо и тут же нырнул влево. Володя сделал небольшой шаг в сторону и открыл между щитков «домик» для моей хитрой шайбы, которая туда и нырнула, как мышка в норку.

– Гол! – От нетерпения заколошматил в борт клюшками работяги из наших ремонтных цехов.

Я проехал вдоль бортика, где сгруппировались «торпедовцы» и весело подмигнул советским профессиональным хоккеистам, дав понять, чтоб учились, пока я жив.

– Молодцы мужики! – Продержали нас заводчане разрозненными, но громкими выкриками.

Последним выехал к шайбе в центральный круг Алексей Мишин. По лицу ещё одного моего ровесника, я успел прочитать растерянность и сомнение. «Как же так обложались не пойми с кем?» – говорили его сосредоточенные глаза. Алексей, в отличие от партнёров, решил взять хитростью нашего Валеру. Мишин медленно покатил, заложив небольшую дугу. А отличный семьянин и примерный работник вдруг почувствовал себя как вратарь сборной команды Чехословакии, резко выдвинулся на встречу и, перебирая здоровенными вратарскими щитками в ожидании броска, покатил назад. Алексей же от неожиданности бросил с расстояния в четыре метра. Шайба взвилась вверх и бабахнула с громким резким звуком в перекладину, после чего улетела за ворота.

– Да-а-а-а! – Из последних моральных сил выкрикнул я.

На лёд тут же полезла и вся команда, кто-то меня хлопал по спине, кто-то по плечам, кто-то жал руку. Затем выбежали девчонки из общаги и сосед Василий и разом, или по очереди, я не разобрал, повисли, облепив мою богатырскую фигуру.

– Слабаки, – категорично высказался Данилыч, наградив снисходительным взглядом лучшую пятёрку горьковского «Торпедо». – Палыч, гони три поллитры! Мы свое обещание выполнили, сейчас твоя очередь!

– Разве только чтоб нервы успокоить, то можно, – улыбаясь, пробубнил физорг Самсонов.

Глава 20

Принявший хорошо на грудь, вдоволь заливший за воротник и при этом, нализавшийся в стельку, физорг Самсонов в пятый раз, перекрутив плёнку магнитофона «Комета» на свою любимую песню, шлёпнул по кнопке «пуск». И музыкальный чемоданчик, который в плохом освещении хоккейной раздевалки выглядел тёмно-серым прямоугольником, сначала затрещал звуковыми помехами, а затем выдал нестройное гитарное соло и запел высоким мужским голосом:

Синий – синий иней лёг на провода.

В небе тёмно-синем синяя звезда, о-о-о

Только в небе, в небе тёмно-синем…

– ВИА «Пьющие гритары», танцут эк се! – Объявил всеобщий танец, уже пошатываясь, организатор сегодняшней пьянки и по совместительству заводской физкультуры Олег Палыч.

И на небольшом пятачке, среди жестких кресел и шкафчиков для одежды завиляли своими соблазнительными попками и затрясли сиськами Нюрка, Лариска, Нелька и Танька. Чуть погодя к девчонкам присоединились Кирилл с Мефодием и ещё две девчонки из того же ПТУ. Сам же Палыч, блаженно прикрыв глаза, так и остался покачиваться около катушечного магнитофона. Возможно, где-то в своих весёлых мыслях он сейчас просто божил на этом импровизированном танцполе.

Ищу я лишь её – мечту мою,

И лишь она одна мне нужна…

А вот я сидел, развалившись в кресле и вытянув вперёд уставшие за день ноги, испытывая смешенные чувства. Во-первых, проснулся голос в моей и без того больной голове, который требовал немедленного необузданного секса. Как будто прошлой ночи ему с четырьмя «валькириями» не хватило? Во-вторых, я твёрдо решил с завода уволиться и серьёзно заняться хоккеем. Если не нужен здесь, в Горьком, то сяду в синий поезд ночью голубой и поеду в Челябинск, в «Трактор». Там же никто не знает, что я просто алкаш, который временно завязал с алкоголем и случайно обыграл сильнейшую пятерку главной команды города. Именно такое мнение о себе я услышал сегодня от «благодарных» заводских болельщиков после эпического финала.

И ещё нарисовалась третья, малозначимая проблема, оказалось, что бухать-то мне и нельзя. Только беленькую ко рту подношу, сразу костлявая баба в белом балахоне с косой встаёт перед глазами. Я попробовал опрокинуть рюмочку красненького, черти стали мерещиться. Тогда я пива себе налил, поднёс, и тут же ударил запах какой-то гнилой тухлятины, чуть вся закуска, а именно тушёнка с солёными огурцами и томатным соком, не полилась обратно. Поэтому пришлось срочно сослаться на посттравматический синдром, чтоб никто не обиделся.

Но всё это такие мелочи, когда есть большая настоящая цель – это хоккей. Да я тут в чемпионате СССР со своим североамериканским хоккейным образованием буду, как бык в посудной лавке крушить всех направо и налево. Вбрасывание – моё, игра на пятаке – опять моя коронка, а силовая борьба у бортов – да я в ней просто мега профи!

Тут ко мне подскочила Нюрка, с хмельной и бесстыжей улыбкой, которая всегда играла на лице, когда я её «на качелях качал», схватила меня за руку и потянула танцевать. «Ладно, завтра всё разрулю! – подумал я, лапая подругу за мягонькую попку. – А сегодня всё-таки праздник. Победа! Ведь если не будешь радоваться малым удачам, то большие могут вовсе и не прийти».

Я немного потоптался на месте, приподнимая руки так, как будто переставляю очень короткие лыжные палки, и «Пьющие гитары», как их представил физорг, закончились. Зато заиграла британская группа «The Animals», солист которой своим животным голосом позвал всех самых стойких гуляк в «Дом восходящего солнца»:

Зер из э хaус ин ну орлиэнз

Зей кол зэ райзин сан…

Нюрка тут же, даже быстрее иного хоккейного защитника, прижалась ко мне всем своим фигуристым телом. ПТУшники тоже разбились по парам. Лариска обнялась с Нелькой. А Татьяна сначала попробовала пригласить на танец Палыча, но у того вдруг резко подкосились ноги, и физорг медленно и профессионально, чтобы не повредить лицо, сполз по стенке на пол. Пришлось отнести его в «ленинский» уголок, где уже прилегли: звезда финальной игры Данилыч и сосед Василий. «Нужно будет с Васильком провести воспитательную беседу, по поводу здорового образа жизни, перед тем как ехать играть за «Трактор» из Челябинска, – решил я, прислоняя мужиков друг к другу. – Кстати, а остальные триумфаторы финала, наверняка уже дома чай пьют, и спать собираются. Да и нам, пожалуй, пора».

Май мазэр уаз э тейлэр

Ши сoуд май ну блу джинз…

Надрывался солист «The Animals», когда я оглянулся на пространство перед магнитофоном, где почему-то осталось всего лишь трое танцующих пар. К бывшим учащимся ПТУ добавились Татьяна с Нелей. А Нюрка с Лариской, куда-то усвистали. «Не люблю я такие исчезновения, когда все в порядочном подпитьи! Потому что хорошие похождения на подвиги в таком состоянии, часто заканчиваются плохо», – подумал я и выбежал из хоккейной раздевалки автозаводского стадиона. Сначала прошёлся в один конец коридора, который вёл на улицу – пусто. Затем вернулся обратно и услышал, какую-то возню за дверью в соседнем помещении, где ещё днём переодевались другие команды. Я осторожно заглянул внутрь, чтобы убедиться, что там всё в пределах Женевской конвенции международного гуманитарного права и услышал.

– Чё подруга, повисла на Ванюше, как эта простихосподи и всё что ли? – Выпустив густую струю сигаретного дыма, криво усмехнулась Лариска.

– А тебе завидно, да? Что Ванюша сейчас мой? – Нюрка, тоже сильно затянувшись сигареткой, дунула в соседку по комнате.

– А хоть бы и так, ты видишь, какой он стал, да завтра его та же Снегирёва себе захапает. И забудет он про нас всех, – Лариска приготовилась к жестокому бою за шкуру пока не убитого медведя, то есть меня. – А это значит, спим с ним все вместе, или никто не спит. Поняла? Подруга?

– Да я тебе сейчас все лохмы крашенные выдергаю! – Угрожающе зыркнула Нюрка.

– Таньке и Нельке тоже дёргать будешь? – Усмехнулась Лариса.

Я резко открыл дверь, чтобы девчонки догадались, что всё слышал.

– Значит так, – Я грозно глянул на этих глупых малышек. – Пока у меня ни с кем серьёзных отношений нет, с которыми обычно люди бегут, теряя голову в ЗАГС, а значит мы с вами – друзья. Поэтому будем основываться на пролетарском нравственном образце, суть которого есть коллективизм. Либо я вас всех ставлю в коленно-локтевую позу со всеми вытекающими отсюда последствиями, либо никого. Кроме конечно Татьяны, пусть теперь с Василием делают это самое. И давайте по домам, мне ещё Палыча и Данилыча до квартиры нести. Хватит, погуляли.

Однако сначала пришлось донести до комнаты в общежитие соседа Василька, и хорошо, что оно было рядом. И лишь потом, пообещав девчонкам, что залезу, сегодня ночью к ним в окно максимум спустя полчаса, попёр мужиков по месту их прописки. Пятидесятилетнего ветерана взвалил на плечо, а физорга повёл, приобняв как бойца раненого в неравном бою с проклятыми захватчиками. Самсонов, кстати, ногами перебирал уверенно, и даже кое-что пытался петь:

– Синий, синий иней, синий, синий иней, очень, очень синий. У-у-у, голубой качается, бежит…

– У-у-у, – подвывал ему на моём плече Данилыч, пренебрегая остальными словами популярной песни, тем самым давая понять окружающим прохожим, что чужой хлеб советской эстрады ему и даром не нужен. – У-у-у.

Кстати его первым и сдал, под роспись, как ценную бандероль, жене. А вот Самсонов перед своим собственным подъездом решил сбацать гопака, пока я разминал затёкшую правую руку.

– Опа! – гаркнул он, как донской казак в шароварах. Развёл руки в стороны, раза три стукнул в потрескавшийся асфальт каблуками и проорал, – синий инеи лег на првовода-а-а!

После чего был пойман мной за рукав в последний момент перед соприкосновением со штукатуреной стеной кирпичного жилого дома. Я резко выдохнул, как делал это раньше перед употреблением горькой водки, взвалил физорга на второе пока не больное плечо и понёс в подъезд и дальше, вверх по лестнице.

– Хосподи, – всплеснула руками жена героического организатора заводской физкультуры. – Это чего же он так надрался?

– В кои-то веки выиграл кубок за первое общекомандное место в «Спартакиаде», – я прислонил уже в прихожей Самсонова к вешалке.

– А где же кубок? – Подозрительно посмотрела на меня Светкина мама.

Кстати, сама Света тут же выбежала в стареньком цветастом халатике с книжкой в руках и украдкой показала мне язык. «Красное и белое» – прочитал я название этого литературного произведения, в котором, наверное, писали про московский «Спартак».

– Кубок? – Задумался я на мгновение, и вспомнил, что именно в него Самсонов сначала налил пиво, которое все отказались пить, а затем кто-то ещё настряхивал пепел от сигарет и набросал окурков. Поэтому жестяное изделие осталось там, в раздевалке, в одном из одёжных ящиков. – Кубок завтра я сам на завод принесу. Поставим его в профкоме на почётное место, чтобы все видели и гордились.

– Ку-бок не по-те-ря-й, – чётко по слогам проговорил физорг Олег Палыч, глядя на меня одним немного протрезвевшим глазом.

***

Вторую ночь подряд снова не спалось. Я мучился в поисках смысла жизни, и пытался разглядеть будущее, которое меня ожидало за первым же углом. При этом сначала изделие номер два я протестировал на Нюрке, именно за неё проголосовала первичная комсомольская организация женской комнаты в общаге. Затем насадил Лариску, и не забыл после успокоить перед сном и Нельку. А вот с тем – куда деть последний резиновый колпачок, вышла заминка.

– Делайте, что хотите, – недовольно засопела Нюра, отвернувшись лицом к стене, на которой был наклеен плакат актёра Родиона Нахапетова.

«Суй в карман, пошли домой, я тебе не семижильный», – высказался голос в голове, с которым я уже постепенно начал находить общий язык.

– Оставлю на память, – я сунул презерватив из толстенной советской резины в карман брюк висевших на стуле и первым делом натянул трусы.

– Стоять! – Вскочила с кровати Танька. – Давай в последний раз меня.

– Как же Вася? – Хором спросили Лариска и Нелька.

– А он пусть сначала предложение сделает, – выкрутилась Татьяна, снимая с себя последнее, что на ней было, а именно трусики.

– Засади ей как следует, чтоб не зазнавалась, – пробурчала Нюрка.

«Домой, домой, домой», – забубнил голос в голове.

«Теперь уже поздно, обидятся», – ответил я.

Не знаю, как они с Василием накануне днём стыковались, но на мне Танька прыгала как ненормальная, как будто месяц ей никто не шлифовал глухое отверстие. Что было совсем не так, ведь прошлой ночью это делал я. А за качество своей работы я привык отвечать. И вдруг пока Татьяна тихо рычала, как голодная самка, с кровати напротив захныкала Нюра.

– Да что опять не так? – Не выдержал я.

– Он нас девчонки скоро бросит, – всхлипнула девушка. – Я прямо чувствую, что Ваню мы больше не увидим.

Тут повскакивали со своих кроватей Лариса и Неля и принялись утешать подругу. Тот факт, что в метре от них мы с Танькой пытаемся достичь некого вдохновенного состояния, их не волновало. Всё потому что привыкли, да и девки, чего греха таить – бесстыжие.

– Признавайся, – потребовала Лариска, – что удумал? У нас Нюрка, как Вольф Мессинг, всё что не скажет, всё сбывается.

– Да-а, да-а, да-а, – подтвердила слова соседки по комнате, прыгая на мне Танька, колыхая голой грудью перед лицом.

– Завтра, сначала одно дело сделаю, а потом заявление напишу, – признался я, ведь глупо было отпираться от Мессинга. – Поеду в Челябинск за «Трактор» играть.

– Трактористом что ли работать хочешь? – Смахнула слёзы Нюрка-предсказательница. – Зачем же уезжать так далеко? У нас здесь свои колхозы есть.

– Да-а-а, о-о-о, – наконец допрыгалась на моём рабочем инструменте Татьяна и сползла на бок.

– Посмотрим, – я встал с кровати. – Мне ещё две недели отрабатывать придётся по закону – это раз. В школе нужно бы за восьмой класс экзамены сдать – это два. Так что ещё встретимся – это три.