Текст книги "Тафгай (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Тафгай

Глава 1

Завод. Как много в этом слове для сердца пролетарского слилось, как много в нём отозвалось. Это же махина, где по рельсам поезда ходят, где всё гудит, свистит, громко стучит в штамповочных цехах по башке и ухает в ушах сквозь наушники весёлым громом, а в литейке жара, пекло и дым коромыслом!

Вот он наш Горьковский Автозавод! Большой город в большом городе Горьком на Волге матушке реке. А сколько народищу топает к шести часам утра на родную заводскую проходную, что в люди вывела меня? Минимум тысяч тридцать. Это примерно как на футбол в «Лужники», и то когда там играет «Спартак»!

Но мы, передовой советский класс, которому все дороги в СССР настежь, на футбол ходим, разве только пиво попить и семечки лузгать. Потому что настоящая страсть и гордость – это хоккейное «Торпедо», гроза чемпионов! Ведь пролетарские хоккеисты никогда не сдаются! Примерно так думал Ванька Тафгаев, гордо шагая в плотном людском потоке в знаковый день – понедельник 30 августа 1971 года.

«Эх, хорошо в стране Советской жить! Так и хочется сейчас крикнуть во всю свою богатырскую грудь – зае…ись!» – подумал Иван, кивая знакомым мужикам и подмигивая многим интересным заводским женщинам, с которыми Тафгаева связывали самые крепкие дружеские отношения.

– Ванюха, здоров! – Вылез с боку и просипел тщедушный Данилыч, коллега из ремонтно-инструментального цеха. – Чё так одеколоном намарафетился? С трёх метров в нос сшибает!

– У Маринки вчера посидели, отметил, вот чуть-чуть не рассчитал, а теперь попробуй, унюхай через «Тройной»! – Хохотнул Тафгаев.

– Это с какой ты Маринкой загулял? – Заинтересовался менее удачливый на женском фронте работяга. – Из копировального? Или со сборки колёс?

– Ты же знаешь, я не трепло, – хмыкнул довольный проведённым накануне уик-эндом Иван. – Так что не скажу, а то у неё свадьба через неделю, зачем же такую бабу хорошую компрометировать.

– Ну, ты паря и ходок, – с завистью посмотрел на богатырски сложенного двадцати пятилетнего парня Данилыч, у которого всё самое яркое из жизни осталось в далекой молодости.

Мужики вдвоём миновали проходные, где взяли пластиковые пропуска и по широкой внутризаводской улице потопали к мощнейшему сооружению, к своему зданию Кузовного корпуса. Кого только не было понапихано в этом эпическом промышленном строении из железа, стекла и бетона. И цеха штамповки, и цеха сборки, и ремонтные помещения, и это только первый этаж! А на втором: инженеры с карандашиками, профком, партком, библиотека, красный уголок, столовая и конечно, душевые с раздевалками. А ещё в корпусе был третий этаж, четвёртый, где тоже кипела заводская жизнь, где ковалась советское счастливое автомобильное будущее.

– Поверь мне Ваня, – сипел Данилыч, – скоро в каждой семье будет по машине. И даже по две.

– Да, – почесал мощный затылок Тафгаев. – Опохмелиться бы, а? А то башка трещит, спасу нет. Зря пиво с водкой вчера смешали.

– Сейчас Казимир Петрович придёт, – стрельнул глазами по сторонам товарищ по труду, у которого тоже трубы горели. – Может, осталась ещё заначка? Хотя, вряд ли. В пятницу не помню даже как домой вернулся.

– Как вернулся? – Хохотнул Тафгаев. – Я тебя дотащил. Передал твоей супруге с рук на руки под расписку. Ладно, пойду, поработаю что ли. А то набросали всякого железа. Там проточить, там шлифануть. Там фаску срезать. В обед заскочу в медпункт к Ольге Борисовне. Может сжалиться над рабочим классом? Придётся конечно чуть-чуть попотеть… Только никому не слова!

– Могила, Ванюха. Ты же меня знаешь! – Прыснул от смеха Данилыч, представляя, Ольгу Борисовну в самом срамном виде.

Вот чего Иван Тафгаев не любил, так это понедельник, реже вторник, ещё реже среду. К четвергу уже наступало безразличное привыкание к монотонному процессу работы на фрезерном станке. А вот пятница – была маленьким праздником, которую он часто заканчивал в приятном женском обществе. Ну, нравился Иван бабам. Высокий, метр восемьдесят семь или того выше, физически развитый, руки сильные, как у атлета. Лицо, говорили, что мужественное. Что характерно без прыщей и оспин.

Тафгаев тяжело вздохнув, взял в руки чертёж и сравнил его с лежащей на металлической тумбочке деталью, в которой не хватало нескольких глухих отверстий.

– Опять в приспособе брак сделали, а мне теперь мучайся, – пробухтел он себе под нос, после чего в шпиндель вставил сверло нужного диаметра, и аккуратно по разметке пошёл растачивать не достающие глухие отверстия.

Процесса ввода сверла в отверстие, сразу же перенёс фантазию Ивана к вчерашнему романтическому вечеру под магнитофон и водочку. А белая смазочно-охлаждающая жидкость, которая сейчас лилась на сверло, выстроила в сознании фрезеровщика чёткий кульминационный момент последней ночи прощальной с Маринкой.

«И что она нашла в этом хлюпкие из института? – зло подумал Тафгаев, выполняя свою основную работу чисто автоматически. – Эх, какую девку можно сказать с фрезы сняли! Страстная, заводная, а какая фигура – песочные часы! Грудь – троечка, минимум. Говорит, что со студентиком своим ей интересно, есть о чём поговорить. Сучка! Ничего, заявление в школу рабочей молодёжи уже написал, закончу восьмой класс, может, тоже куда поступлю!»

Иван даже взмок от такого количества лишних размышлений в своей голове. И даже не заметил, как первое инструментальное приспособление довёл до нужной по чертежу кондиции.

– Быстрее бы обед! – Пробурчал он себе под нос.

И когда на больших белых часах, которые были прикручены высоко на стене прямо в цехе, наконец-то, маленькая стрелка показал цифру десять. Тафгаев быстро смахнув непослушную металлическую стружку со стола, сразу же, не забегая в столовую, рванул в медпункт.

– Чего тебе? – Недовольно бросила Ольга Борисовна, когда Иван уселся на белую кушетку.

И хотя сорокалетняя медсестра, которая ещё не утратила своей женской привлекательности, итак знала, что Тафгаеву надо, всё равно решила от заранее заведённого сценария не отступать.

– Ольгочка, милая, температуру бы померить, – хитро улыбнулся фрезеровщик. – Кажись, простудился. Вчера из реки спас утопающего, а сам на сквозняке простыл.

– Некогда сейчас, – пробурчала женщина и прошла мимо, чтобы закрыть дверь, и как только защёлка щёлкнула, сильные руки фрезеровщика тут же сжали её шикарную немного полную фигуру.

– Что ты делаешь? – Разволновалась как в первый раз Ольга Борисовна.

– У нас в инструментальном, шлифовка глухих отверстий самое ответственное дело, – горячо прошептал медицинскому работнику в ухо Иван.

– Дурной, баб тебе молодых мало что ли? – выдохнула со стоном медсестра.

– А я в паспорт не заглядываю, главное чтобы человек был хороший, – закончил короткую теоретическую вводную часть Тафгаев и приступил к практике, в которой он, возможно, был одним из лучших в городе, где родился великий писатель Максим Горький.

Чем хорош большой завод? Тем, что в нём всегда найдутся укромные места, где работягу не достанет никакой народный контроль, ни профком, ни партком, и даже мастер и тот поймает не сразу. Вот такой закуточек и был у мужиков из ремонтно-инструментального цеха. И в понедельник после обеда посидеть здесь можно было даже лучше, чем в санатории.

Вот и сейчас на столике, под который приспособили ящик из-под заготовок, поверх нежно расстеленной свежей газеты «Труд» водрузили заветный пузырёк с белой жидкостью. И пока Данилыч бегал с чайником за питьевой водой, Тафгаев расслабленно растянулся на старом в темных пятнах кресле. Напротив него на рабоче-журнальном столике Казимир Петрович, худой мужчина лет сорока, с философским спокойствием нарезал принесённые из дома солёные огурцы.

– И как только тебе врачиха даёт спиртик этот? – Недоумевал Казимир. – Я всего один раз просил у неё немного для компресса. Так меня послали неудобно куда сказать. А ты ну прямо волшебник.

– Да, к любой женщине нужен подход, – лениво протянул Иван. – Ласка. А ты Петрович, когда в последний раз с женщиной ласково обходился?

– Так? – Задумался заводчанин. – Три года назад в профилактории был грех. Даже цветок подарил, один, о!

Наконец прибежал с чайником Данилыч и в граненые стаканы сначала разлили по чуть-чуть из заветного бутылька прозрачную жидкость, а затем в пропорции три к одному долили питьевой воды. И первая партия разбавленного спирта пошла хорошо. А кружок солёного огурчика, попав на язык, своей остротой полностью замаскировал неприятный привкус самопальной заводской водки.

– Иван, – обратился Данилыч к фрезеровщику широкого профиля. – Всё стесняюсь спросить, вроде не первый день вместе трудимся, а чё у тебя фамилия такая странная, Тафгаев?

– Давай ещё по одной, – предложил Ваня, чтобы спокойно пуститься в невесёлые воспоминания детства. – Я ведь детдомовский. Подкинула меня мамка моя непутёвая к воротам детского дома, а в двери постучаться испугалась. Сбежала. Зато Брошка, собака местная, меня унюхала и давай тявкать. Тяв! Тяв! Поэтому, когда фамилию давали, сторож наш и предложил: «Давай назовём Тявкин или Тявкаев». А заведующая сказала, что не звучат такие фамилии, силы в них нет. Вот так и стал я – Тафгаев. Кстати, Иван Ивановичем в честь сторожа окрестили, который меня подобрал.

– Да силы тебе не занимать! – Поднял стакан с новой порцией разбавленного спирта Казимир Петрович. – Ну, за…

Однако чокнуться, замахнуть стопарик и закусить его огурчиком, было не суждено. На лестнице в этот тайный закуток кто-то громко заблажил по матери, опрокинув пустое ведро, которое мужики специально поставили под ноги какому-нибудь непрошенному гостю. И за несколько секунд, в укромном помещении трое выпивающих в рабочее время работяг превратились в троих политически подкованных товарищей, которые чинно и благородно читали свежую прессу.

Мастер цеха инструментальщиков Сергей Ефимович, въедливый мелкого роста мужичок сорока пяти лет, которого за глаза называли Ефимка, накрыть с поличным нарушителей само собой не успел. Он подозрительно поводил носом туда и сюда, но «Тройной одеколон» Тафгаева бил по обонянию сильнее химической атаки.

– Смотри, Ефимыч, что Америка творит, – хмыкнул Казимир Петрович, листая газету «Труд». – Никсон, собака такая, ввёл плавающий курс доллара.

– Нужно срочно собрать мужиков, – предложил Иван Тафгаев. – И заявить категорический протест от нашего ремонтно-инструментального цеха.

– Ноту в ООН напишем! – Возбудился Демидыч. – Печать поставим! Пусть потом американцы эти, как хотят, так и выкручиваются!

– Вы мне тут дурочку прекращайте валять! – Взвизгнул Ефимка. – Живо на работу поднимайтесь!

– Не имеем права, нарушать нормы социалистического трудового законодательства, – спокойно возразил Казимир, у которого было незаконченное высшее образование. – А если я, не использовав отведённое мне время на обеденный перерыв, палец себе оттяпаю? Тебя же самого по судам затаскают. Выпрут с завода с волчьим билетом.

Сергей Ефимович громко и выразительно закашлялся. И вообще слишком грамотного Казимира он давно побаивался, поэтому быстро пошёл на попятную.

– Иван, пойдем, поговорим, тут жалоба на тебя от одной работницы поступила, дело «пахнет керосином», – уже более миролюбиво заявил мастер цеха.

– Так, дальше без меня не читайте, – с серьезным видом потребовал у товарищей Тафгаев. – Сейчас вернусь, всё это дело обмозгуем. И если надо привлечём общественность и дойдём до высших инстанций!

Поднявшись в общий коридор, через который можно было попасть из одного подразделения в другое, Ефимка вытащил какую-то бумаженцию.

– Марухина со сборки колёс требует, чтобы ты на ней женился, – мастер потряс порядком замусоленной и помятой бумажкой. – Пишет, что залетела именно от тебя.

Кого-кого, а вот эту Марухину, склочную и скандальную бабу, Тафгаев на дух не переносил и никогда к ней даже в очень пьяном виде не подкатывал. И уж тем более жениться на ней ни при каких карах небесных не собирался!

– Сергей Ефимович, суньте ей бумажку эту в одно место! Я с сотню свидетелей найду, что у меня с этой оторвой, которая в общаге недавно на всех мужиков вешалась, никогда ничего не было! – Отмахнулся Иван и пошёл обратно в каморку к мужикам.

Внутри парня всё просто клокотало от возмущения. Он сам конечно был далеко не ангел, но пределы какие-то должны всё-таки существовать, человеческой наглости и бессовестности! В комнатушке Тафгаев угрюмо взял бутылёк с прозрачной жидкостью, плеснул его содержимое в гранёный стакан и, чуть-чуть капнув туда воды, залпом опрокинул полученный коктейль в горло. Он краем глаза заметил испуганные глаза мужиков и мгновенно потерял сознание.

Глава 2

Всё мое тело жутко горело и ломало. Особенно сильно полыхал пожар в больной голове. Иногда наступало небольшое облегчение, и я слышал чьи-то голоса. Но сознание уже смирилось с тем, что скоро мой земной путь прервётся.

«Жаль, очень жаль, ведь мне всего пятьдесят, – думал я, лёжа неизвестно где. – Глупо жизнь прошла. Сколько планов было в молодости. А так ничего и не достиг».

Перед моим взором вдруг полетели разные цветные картинки, как кадры из немого кинофильма. Вот меня дед пятилетнего учит кататься на коньках. У нас в дерене маленький прудик быстро перемерзал, там я и взял первый раз в руки хоккейную клюшку. А вот пошёл другой эпизод, я на сборах с молодёжной командой на всесоюзных соревнованиях. Красиво закатываю победную шайбу. И тут же воображаемая киноплёнка перенесла меня в маленький американский городок Уилинг в Западной Виргинии. Когда СССР распался, много нас, молодых ребят, рвануло на заработки – кто куда. А меня занесло в «Уилинг Нэйлерз», в команду низшей хоккейной лиги. Правда, там не хоккей был, а мясорубка. Сломали мне колено. А дальше в непонятно откуда взявшемся кинотеатре пошли помехи. А ведь больше и вспомнить нечего! В коммерции системы купи-продай, где я потом, вернувшись в Россию, трудился – ничего неординарного не происходило.

Вдруг моё сознание приобрело необычайную легкость и я взлетел. А потом увидел, как над моим бедным телом колдуют в операционной врачи. И красочный новогодний календарь на стене был раскрыт на ноябре 2021 года. «Зачем мне сейчас эта ненужная информация?» – подумал я и полетел по туннелю, который неизвестно как прямо здесь и открылся. Яркая точка среди тёмного непонятного царства стала медленно ко мне приближаться.

***

– Данилыч, ты какого х…я на стол техническую жидкость выставил? – Хрипел Казимир Петрович, вытаскивая из коморки вместе с коллегой бессознательное тело Ивана.

– Так чё, – волновался, тужась перепуганный Данилыч, – она в кармане мне сидеть мешала. И там же по запаху понятно было, что не спирт. Чё ж Ванька-то совсем не принюхался? Ох и тяжёлый чёрт!

Мужики с большим трудом вытащили тело отравленного фрезеровщика в коридор первого этажа и сделали небольшую передышку. Всё-таки переть почти сто килограммов пока ещё живого веса – занятие было не из легких. Однако страх потерять товарища придал инструментальщикам дополнительные силы. И по лестнице на второй этаж, а потом дальше по коридору в медпункт, тщедушные работяги донесли здоровенного Тафгаева быстро и незаметно для других работников завода. И лишь когда Ивана уложили на белую медицинскую кушетку Данилыч и Казимир Петрович рухнули обессиленно на пол.

– Ванечка! – Взвизгнула всегда спокойная и меланхоличная Ольга Борисовна.

– Глотнул чуть-чуть технической жидкости. И вот результат. Может ему клизму сделать? – Предложил «большой знаток медицины» Данилыч.

***

Маленькая белая точка за считанные секунды выросла до размеров огромного белого солнца, куда меня неумолимо несло. «Ещё, немного, ещё чуть-чуть, и эта ослепляющая белизна меня поглотит всего с головой», – мелькнула последняя здравая мысль в голове. А дальше начался какой-то нереальный сюр.

Я открыл глаза и увидел, что лежу не в современной поликлинике с хорошим ремонтом, напичканной оборудованием под завязку, а в каком-то врачебном кабинете, скорее всего Богом забытого сельского поселения. И смотрят на меня большими коровьими глазами заплаканная врачиха и два мужика в перемазанной машинным маслом, или чем-то подобным, робе.

– Хэе хуа хва, – просипел я, потому что в пищеводе был жуткий нескончаемый пожар.

– Ты скажи по-человечески чего тебе надо! – Вскрикнул мужичок невысокого роста.

– Чего у тебя Иван болит? Ты хоть намекни, мы сообразим! – Добавил другой мужик, высокий и худой.

«Механизаторы какие-то что ли?» – подумал я и, вытянув руку, кистью показал, что в неё нужно срочно вставить стакан.

– Воды ему надо, – правильно поняла меня врачиха. – Дуйте, давайте на работу! – Прикрикнула она на механизаторов, и, схватив вафельное полотенце, долбанула по голове сначала одного, а потом и другого.

– Сейчас Ванечка, дорогой, сейчас мой хороший, – засуетилась женщина в белом медицинском, но заметно укороченном халате, которые выставляли на обзор полные аппетитные ляжки в капроновых чулках.

«Какие мысли в голову сами лезут! – подумал я. – Я ведь уже умер, и должен был попасть либо в рай, либо в ад. А это что такое? Точно не ад! Но и не рай, судя по крайне скромному ремонту, который делали здесь, наверное, лет десять назад, а может больше».

Врачиха, наконец-то, присела рядом и, приподняв мою голову одной рукой, поднесла стакан воды к моим пересохшим губам. Живительная влага полилась по пищеводу прямо в желудок. Я и даже вспотел от удовольствия.

– Эхё, – попросил я – ещё.

Женщина немного приподняла и зафиксировала спинку медицинской кушетки под сорок пять градусов, чтобы мне было удобней пить самому. И взяв целый графин со стола, и вновь присев рядом, стала по чуть-чуть подливая в стеклянную ёмкость, тут же отправлять живую воду мне в рот. И уже через пару минут я чувствовал себя намного лучше.

Вдруг моя рука сама собой легла аппетитной барышне лет сорока на талию и поползла вверх, где добравшись до мягкой полной женской груди, продолжила хулиганить.

– Подожди дурак, я дверь закрою, – сказала, глубоко задышав, врачиха.

«Даже представить, не мог, что после смерти будет такая внезапная реакция на незнакомую обстановку!» – подумал я. А женщина на самом деле щёлкнула защёлкой и, усевшись рядом, стала расстёгивать мою клетчатую рабочую в тёмных пятнах рубашку.

«Занятно, – пронеслось в голове. – Я значит тоже здесь механизатор. Не успел появиться, а уже имею полезную профессию! А может здесь ещё и деньги за работу платят? То есть я здесь после смерти ещё и работать должен? И сюда пенсионная реформа добралась? Обалдеть!»

А пока я размышлял над нелогичностью загробной жизни милая барышня в белом халате уже покрывала мою шею и грудь своим жаркими и мягкими поцелуями. А затем живот.

«Может быть, здесь такая традиционная медицина? А почему нет? – подумал я, когда рука врачихи проскользнула под мои рабочие широкие штаны. – Ого! Как у меня там всё быстро встало! Хорошо, пусть – это не рай, но как приятно, чёрт возьми!»

– Я тебе выпишу бюллетень на день, – сказала через пятнадцать минут богиня загробного мира в медицинском халате, вытирая свои натруженные губы салфеткой. – Сейчас иди домой, завтра ещё отлежишься, главное пей больше жидкости. А первого сентября заглянешь ко мне, я тебе давление измерю, – хитро улыбнулась милая сорокалетняя женщина с кольцом на безымянном пальце, на которое я обратил внимание только сейчас.

– Хорошая у вас здесь медицина, – сиплым голосом пробормотал я. – И главное действенная. А я ещё там умирать не хотел, переживал.

– Типун тебе на язык! – Наигранно возмутилась врачиха. – С ума сошёл – умирать! Ты у нас на заводе один из самых полезных мужиков.

– Так это завод? – Пробормотал я, вставая с кушетки. – А я думал, что попал в колхоз, комбайнёр механизатор. Первого сентября буду здесь, на кушетке, в полной боевой готовности, а то как-то неудобно сегодня получилось.

Я медленно проследовал за дверь врачебного кабинета, и лишь в коридоре посмотрев на табличку, узнал, что меня сегодня «поставила на ноги» медицинская сестра – Ладина Ольга Борисовна. Затем повинуясь рефлексам своего тела, которое лучше меня знало, куда надо идти, и что делать, пошаркал по старому линолеуму на приглушённые звуки работающих заводских цехов.

Сейчас, для себя, мне срочно требовалось придумать хоть какие-то правила игры. Первое: если это не рай и не ад, то, скорее всего чистилище, или что-то наподобие промежуточного потустороннего мира. Плохо я знаком с учением о реинкарнации. Но всегда верил, что после смерти жизнь души не прекращается. И вот я в этом убедился. Но самое интересное – как тут всё натурально! Какие губы, язык и рот у этой чудесной медсестры. Никакой разницы с земными женщинами абсолютно! Через день обязательно зайду ещё раз и проверю – подтвердятся мои ощущения или нет.

«Второе: что за тело мне досталось после смерти? Вроде сейчас как я и покрепче, да и помоложе», – с такими мыслями я прошаркал на ватных ногах в туалет. Внимательные внешний осмотр выявил ряд значительных перетурбаций. Лицо – сходство есть, примерно таким я и был лет двадцать пять назад. Тело – сходство тоже имеется, но подкачаться чуть-чуть не мешает. Я когда в Америке играл, то был более физически мощным.

«А может быть, я попал в какой-то мир, где ходят одни аватары! В игру! – осенило меня. – Вывод, значит, будет такой: делаю вид, что я ничему не удивлён, всё мне здесь знакомо. А дальше разберёмся!»

Третье: нужно срочно разобраться, где я живу, и как происходит энергетическая подпитка организма-аватара? Через еду или нужно найти какую-нибудь бракозябру и её поймать?

От всех этих почему и как – у меня закружилась голова и я, открыв кран с холодной водой, так как другой тут не было, засунул голову под струю.

– Тафгаев! Вот ты где бездельник! Почему не на рабочем месте? – Закричал какой-то мелкий, но крепенький аватарчик.

«А можно здесь тех, кто неприятен – мутузить битой, ножом или кулаком, если ничего нет под рукой?» – подумалось сразу, как только я увидел этого въедливого и вредного мужичка.

– У меня справка, освобождение от работы, – я достал из широких штанин медицинский заверенный печатью документ. – И на будущее, если мы ещё раз пересечёмся, случайно, и ты позволишь на меня гавкать, я тебе нос сломаю.

– В милицию захотел? – Пискнул мужичок, отступив от меня на пару шагов.

– То есть ты хочешь сказать, здесь и милиция есть? А может быть, и суд тоже с правительством? – Удивился я. – И кто тогда здесь самый главный?

– Кто самый главный?! – Взвыл перепуганный бедолага. – Леонид Ильич Брежнев – Председатель Президиума Верховного Совета СССР!

– Эпическая сила, – причесал я пятерней свои мокрые волосы. – Вот это попадосий! И капиталисты тоже имеются?

– Теперь верю, что у тебя с головой что-то повредилось. А может ты пьяный?! – Опять взвизгнул вредный коротышка. – Ладно, иди домой, пока. Но разговор ещё не окончен. Ты ещё по делу гражданки Марухиной перед товарищеским судом предстанешь!

– Уймись уже мужик, чего привязался, я здесь первый день, – я посмотрел на него, как удав на кролика. – У вас здесь всех в первый день по судам товарищеским таскают с Марухиной вашей?

– Иди на хер, – протараторил аватар и быстро выбежал из туалетной комнаты.

Примерно минут сорок я потратил на то, чтобы разобраться, как правильно руководить данным мне телом то есть аватаром. Нужно было просто расслабиться и дать телу команду – хочу в душ. И оно само вело меня мыться. Потом – хочу переодеться. И из нескольких десятков железных шкафчиков мое тело отыскало мой собственный. Наконец я потребовал – хочу выйти с завода. И мой аватар повёл меня на проходную. Там я немного начудил, не мог долго разобраться, куда вставлять пластмассовый с фотокарточкой пропуск. Кстати, на нём я и прочитал, что лет мне – двадцать пять, и зовут меня – Тафгаев Иван Иванович. И если имя с отчеством поменять местами, а фамилию не трогать – то моё ФИО будет один в один, как там на земле. Чудеса!

С мыслями о том, что нужно как можно больше узнать об этом потустороннем мире, я купил несколько газет в киоске «Союзпечати». И удобно разместившись около фонтана напротив памятника Ленину на проспекте его же имени, я углубился в чтение последних новостей.

В общем, прав был коротышка. Весь этот потусторонний мир – это копия 1971 года, где в телевизоре по всем каналам сидит Брежнев, а «Международная панорама» клеймит позором загнивающий капитализм. И живу я сейчас в городе Горьком. При этом зачем-то работаю на одноимённом предприятии, где клепают отечественные авто.

Что это значит? Врали всё там, на земле, мистики и хироманты всякие, буддисты со своим колесом сансары. Вот она потусторонняя жизнь – кипит, шумит, пылит, воняет, стучит, бибикает, вот только женщины одеваются лучше. Все в мини платьях, в туфельках на каблуке, и с причёсками с химической завивкой. И самое главное вся эта красота идёт на вторую смену и мне улыбается. Ну и я тоже всем подмигиваю, и машу рукой, как своим хорошим подружкам. Плохо, конечно, что умер, но с такими красавицами можно пожить и пожить хорошо, хоть и не в раю!

– Ванюша привет! – Крикнули мне красотули разного роста и телосложения.

– Привет мои хорошие! – Выкрикнуло вместо меня моё вдруг взбодрившееся в разных местах тело.