Текст книги "Тафгай (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5

«Легко сказать – начинаю новую жизнь. А как это воплотить в реальность? С чего начать? Куда податься?» – думал я, шагая по проспекту Ильича. Затем повернув на улицу Автомобильную, ноги сами меня привели на площадь перед хоккейным стадионом «Торпедо». На входе в эту под открытым небом спортивную арену красовалась большая афиша: «Внимание всем! 1 октября состоится открытие XXVI-го чемпионата СССР по хоккею. Играют «Торпедо» Горький – «Спартак» Москва».

Конечно, в удовольствии посмотреть на то, как готовится город к стартовой встрече с москвичами, я оказать себе не смог. Я беспрепятственно прошёл через бесхозную вертушку, и поднялся на главную трибуну. В хоккейной коробке прямо по бетонному покрытию пацаны гоняли футбольный мяч. За баталией наблюдал дедушка интеллигентной внешности, в шляпе и с газеткой в руках. Есть такой странный тип болельщиков, которые коллекционируют вырезки об отчётах памятных матчей и собирают на безвозмездной основе бесценную спортивную статистику. Дедушка, возможно, был из таких любителей спорта.

– Добрый день, – поздоровался я. – Как же тут отец, будут играть первого октября в хоккей, когда погода во всю ещё шепчет?

В подтверждении моих слов парни забили очередной футбольный гол в маленькие хоккейные ворота.

– Сразу видно, что вы молодой человек не здешний, – ухмыльнулся дедушка в шляпе.

– Я хоть и тамошний, но теперь уже точно тутошний, – сказал я туманно.

– На следующей неделе, ближе к выходным включат холодильное оборудование, которое здесь с 1967 года, так что не волнуйтесь лёд к «Спартаку» будет, – интеллигентный старичок отложил «Советский спорт» в сторону. – А знаете, почему здесь сделали искусственный лёд? Это целая история. 19 марта 1960 года к нам приехал играть ЦСКА в одной четвёртой финала чемпионата СССР. Первый матч мы выиграли 6–5. А ко второй игре, которая по регламенту должна была состояться здесь же, лёд подтаял. Матч перенесли на вечер, но тут уж Тарасов забегал, включил все свои подковёрные рычаги и игру перенесли в Москву. Народищу собралось видимо-невидимо, чуть автобус с ЦСКА не перевернули. Вот в Москве уже наши не вытянули, проиграли, – дедушка в шляпе задумался. – 3–1 и 8–0. Всё помню – во память какая!

– То есть проиграли в 1960 году, а искусственный лёд седлали в 1967? – Удивился я логической нестыковке рассказа.

– Жизни не знаешь, – махнул рукой старичок. – У нас же экономика плановая! Пока план примут, пока утвердят, пока закрепят, ни один год пройдёт. Да и к тому же уже крытый хоккейный дворец спорта на том берегу Оки построили в 1965 году. Там, наверное, «Торпедо» к сезону готовится.

– А как туда доехать? – Я вспомнил, что когда-то играл по юношам в том дворце.

– Как? – Заулыбался дедушка. – На автобусе, конечно, метро ведь ещё не скоро прокопают. У нас же экономика плановая, понимать надо!

До остановки «Дворец спорта» я добирался минут тридцать. Посмотрел на город из окна автобуса. Каким мне показался Горький? Если был бы выпивший, то подумал, что еду по родной Твери. Та же самая архитектура. Да и к слову сказать, река Волга там тоже имеется.

У дворца спорта «Торпедо», на простеньком без больших архитектурных изысков здании громоздилась красными буквами гордая надпись: «СЛАВА КПСС». У бетонного крыльца стояло с десяток машин, главным образом с нашего завода, то есть волги разных модификаций. У одной был забавный номер три ноля, тройка, ГОЛ. «Блатная», – хмыкнул я.

«И чего я сюда приехал? Вспомнить далёкую юность? А почему нет? Если не знаешь с чего начать, или запутался в настоящем, то нужно всегда возвращаться к истокам», – с такими мыслями я поднялся по ступенькам к застеклённым панорамным окнам и дверям. Первую преграду, наружные двери прошёл свободно и легко, а дальше около железной вертушки, меня тормознул зоркий дедушка в служебной фуражке:

– Куда?

– Я тут по юношам шайбу гонял в своё время, хочется немного окунуться в ту атмосферу, пропусти отец на пятнадцать минут просто на трибунах посидеть, – взмолился я.

– Здесь весь Автозаводской район с клюшками по юношам бегал, а всех пропускать вертушка отвалится, – заворчал недовольный страж порядка.

Я вынул из кармана рыжую рублёвую бумажку и приложил её к стеклу с наружной стороны, накрыв сверху ладонью. Как бы давая понять, что рыжик случайно здесь приклеенный, готов сменить один кошелёк на другой, если согласие, которое есть продукт полного непротивления сторон, будет непременно достигнуто.

– Ты это чего? – Уже не так категорично спросил дед.

– Мне кажет это ваше, – я скосил глаза на рубль.

После чего вахтёр целых десять секунд красиво выразительно и даже художественно прокашлял.

– Пройдёшь, вон там сбоку, – показал страж спортивного дворца рукой. – Сядешь тихо с краю, и чтоб ни одна душа тебя не унюхала. Там сейчас «Торпедо» к сезону готовится. Понимать надо!

– Да я понимаю, – пробурчал я и пошёл туда по краю.

«Торпедовский» ледовый стадион был, прямо скажем, скромненьким. Вместимость всего четыре с лишним тысячи человек. «Молот», к примеру, в Перми вмещал целых шесть. «Лужники» – двенадцать тысяч зрителей. Правда были арены и хуже, например дворец спорта ЦСКА запускал внутрь всего две тысячи счастливчиков.

Я тихо, как очень большая мышка, протиснулся в толстую дверь и уселся на зрительское кресло с краю. Как всё-таки я соскучился по хоккею, ведь после травмы колена два года не мог в себя прийти, поверить что всё, закончил в двадцать с лишним. Потом коммерция закрутила, и хоккей остался в сознании, как далёкий яркий сон.

А на арене сейчас тренер с микрофоном гонял свою ледовую дружину и в хвост, и в гриву.

– Астафьев! Почему не добегаешь? – Гремел голос наставника команды, усиленный местной аудиосистемой. – Гордей! Пиво много пил что ли накануне?! Что спортивный режим – хер моржовый?! Так?! Молодец Федот! Всем брать пример с Федота! Терпим! Терпим! Терпим!

«Вроде с первого октября начало сезона, – вспомнил я афишу при входе на стадион. – Ничего, мужики, недельки две попотеете, базу физическую заложите, дальше тренировки пойдут поинтересней. Эх, мне бы сейчас туда, на лёд! Всё бы за это отдал».

Ещё пару минут посидев и погрустив, я поплёлся на выход, где уже дедуля в фуражке меня тревожно высматривал.

– Скажи, отец, а любители здесь тренируются? – спросил я.

Уж очень мне захотелось побегать хотя бы для себя. А что? Колени у моего нового тела в порядке. Да и физика на уровне, тренированная постоянными сексуальными нагрузками. На льду не сдохну – 100 %.

– После восьми Игорь Петрович Троицкий с молодёжью работает. А что? На них посмотреть могу пустить и за двадцать копеек, – хитро улыбнулся вахтёр.

– Мне бы покататься с пацанами, хотя бы с боку. Как считаешь, пустят меня, нет? – Я уже начал было в уме прикидывать, что надо бы купить коньки, клюшку, спортивный костюм.

– Тебе, дылда, лет-то уже ближе к тридцатнику? Всё, баста! В твоём возрасте некоторые уже заканчивают. А ты начинать удумал, – обломал меня жестко дедуля. – И вообще двигай, давай. Не мешай мне здесь за порядком наблюдать!

«Да уж, хорошо первый день новой жизни начинается – с облома, – грустно усмехнулся я, топая в «Пельмешку». – Что в первой жизни с хоккеем не повезло, что во второй. А я ведь со своими габаритами на пятаке «молотил» всех подряд. «Центрфорвард оборонительного плана первого класса!» – говорил мне тренер. Спорт жестокая штука. Пока здоровый, пашешь – нужен всем. Как сломался – никому».

В «Пельменной» по традиции взял двойную порцию фирменного одноименного блюда, стакан сметаны, стакан компота, а вот от беленькой сразу отказался. Во-первых: денег жалко, которых итак не много. Во-вторых: а смысл? Вот о нём я и размышлял, автоматически поедая купленную мной пищу.

– Встретишь сегодня в восемь? – У столика возникла весёлая и подвижная Зинка.

– Нет, – я хмуро опрокинул внутрь желудка стакан густой сметаны.

– М-м-м, прошла любовь, завяли помидоры? – Женщина резко переменилась в лице.

– Понимаешь, Зиночка, – я салфеткой стёр белые усики от натурального молочного продукта. – Тяжело идёт пока «Война и Мир». Лев Толстой в ней только про один дуб целую главу изобразил. А кроме него – есть ещё ручеек, травка и небо Аустерлица. Не могу я мастера цеха подвести. Иначе план не вытянем в этом квартале, – я тяжело вздохнул.

– Знаю я твой план! – Вспыхнула Зинка. – Баб еб…шь в своей женской общаге! Всех без разбору!

Я чуть пельменем не подавился, от такой откровенности. И хорошо, что народ пока на смене впахивает и в «Пельмешке» кроме меня и работников общепита нет никого.

– Так его крой Зинаида, кобеля проклятого! – Добавила от кассы толстая тетенька в белом фартуке. – По бля. ям своим бегает, а нами порядочными пренебрегает! Сволочь!

– Вы соображаете, нет! – Я тоже завёлся от ничем не обоснованных нападок. – Я вам про Льва Толстого толкую. А вы всё к одному сводите. Если, значит, мужик литературой заинтересовался, то это дело нечистое, так? А если он домой на бровях приходит каждый день, то тут можно быть спокойной? Правильно?

Вдруг Зина разревелась и бросилась мне на шею просить прощение.

– Погоди, – я отстранил странную женщину. – Давай я тебя с мужем помирю. У меня рука легкая, – я показал свой кулак размером с кувалду. – Как дам ему в одно ухо, так из другого у него вся дурь вылетит.

– Сама помирюсь, – внезапно успокоилась женщина и вернулась к своей непосредственной работе. Да и в «Пельменной» появились новые голодные клиенты.

***

Первого сентября, с тяжелыми мыслями о том, что как жить дальше по новому – пока не знаю, к шести часам утра я грустно передвигал ноги в сторону заводской проходной. Единый людской поток, в котором я, как капля в полноводной реке безучастно плыл, монотонно гудел и тихо переговаривался.

«Как же мне сегодня смену отработать-то? – ломал я голову. – Я ведь завод видел только на картинке. И с какой стороны к фрезерному станку подойти даже представления не имею».

– Ванюха, здоров! – Вылез откуда-то маленький тщедушный мужичок.

«Данилыч, коллега», – вовремя пришла подсказка от шибко умного организма.

– Привет Данила, – я пожал сухонькую руку. – То есть Данилыч. Ты там это, в цехе, чуть что подскажешь какую кнопку нажать надо. Хорошо?

– Чё, память-то совсем от рук отбилась? – Хмыкнул мужичок. – А ты знашь чё, сразу иди к Ольге Борисовне в медпункт. Пусть она тебе бюллетень продлит.

– Разберёмся, – пробубнил я.

Но как оказалось, страх неизвестного ремесла – был напрасен. Тело моего предшественника, после команды – работать, само с деловым видом взяло в руки чертёж какой-то хреновины, повертело его и так и сяк и сразу направилось к станку. Чего там оно дальше само делало, я решил не вникать. Вроде что-то крутится, что-то фрезеруется, что-то сверлится, и нормально.

Два раза мимо пробегал мастер, и, померив штангенциркулем готовые загогулины, даже похвалил меня один раз.

– Иван, ты давай это прекращай так впахивать, – сказал мне какой-то высокий и худой мужчина, лет сорока семи. – А то нам нормы потом все повысят. Из-за твоего рвения. И будем мы за те же деньги долбить в два раза больше.

«Казимир Петрович, хороший мужик, тоже коллега», – прилетела новая вводная.

«Стоп работа», – скомандовал я своему организму. И рука сама собой нажала на красную кнопку, которая обесточила бездушную фрезерную железяку.

– Пойдём на политинформацию, – улыбнулся Петрович.

И наша троица в составе, я, Данилыч и Казимир Петрович, спустилась в маленькую укромную комнатушку. На стол, сделанный из ящика, легли две консервы – кильки в томатном соусе. Половина буханки черного хлеба и нарисовался маленький мерзавчик водки, такая миниатюрная бутылочка вместимостью в одну восьмую часть литра. Данилыч выставил три гранёных стакана, но я отрицательно покачал головой.

– Понимаю, после отравления – нельзя, – согласился сухенький мужичок. – Тогда поешь.

– Я, мужики, завтра тоже с собой хавчик принесу, – виновато пробубнил я, делая себе бутерброд с килькой. – Ещё плохо ориентируюсь в рабочем процессе.

Работяги за один присест быстро осушили содержимое фуфырика. У Петровича вмиг «загорелся глаз», и его тут же потянуло на философские темы.

– Мы, пролетарии, рабочий класс, в Советском союзе как в броне! – Вытолкнул наружу первую мысль Казимир. – Вот ты, Иван – детдомовский. Работу имеешь – раз. Койку в общаге – два. В очереди на жильё стоишь – три.

– Баб ещё до кучи имеет, – подсказал соратнику по труду дельную мысль Данилыч.

– Точно, – согласился Казимир Петрович. – Но…

Чем хотел было возмутиться Казимир, осталось загадкой, так как на огонёк заглянул мастер Ефимка, и потребовал немедленно приступить к выполнению служебных обязанностей. А я подумал, что нужно книжку какую-нибудь взять в библиотеке, чтобы было чем заняться, пока руки сами работают, выполняя норму на сто два процента.

После обеда прибежала взволнованная врачиха и долго уговаривала, чтобы я срочно зашёл на медицинский осмотр. Я же ответил, что не имею права в день знаний, когда все школьники как один сели за парты, увиливать от созидательного труда, прячась в медицинском кабинете. Ольга Борисовна предложила ещё раз подумать, а я сказал, что обязательно.

– В следующий раз на бюллетень не рассчитывай, – обиженно пробурчала знойная женщина, «мечта поэта».

Однако посетители на сегодня для меня не закончились. Появился около станка странный мужик в пиджаке с хитрыми и бегающими глазками. Он постоял, покряхтел справа, разминая в руках толстую тетрадь, затем обошёл слева.

– Если срочно надо что-то фрезернуть, то иди к мастеру, – пробурчал я недовольно. – Я не шабашу. Если только завтра и то не точно.

– Иван, не признал что ли? – Удивился мужик в пиджаке. – Это же я Самсонов Олег Палыч, физорг наших ремонтных цехов, механического и инструментального.

– Ну-ка отойди, – попросил я физорга. – Голову немного набок, улыбнись, боком повернись. Едрит мадрит, Самсонов, сукин сын, сколько лет, сколько зим?! – Картинно обрадовался я. – Чё пришёл-то?

– Кроме тебя некому постоять за честь подразделения, – затараторил Олег Палыч. – С сегодняшнего дня «Спартакиада» предприятия стартует. Нужно метнуть гирю.

– Куда метнуть? – Я выключил станок и присел на табурет, так как ноги за смену уже порядком устали.

– Да никуда, а на численность, то есть на сколькость. В общем, чем больше раз метнёшь, тем лучше. Значит, записываю тебя, – Самсонов открыл тетрадь и стал там что-то строчить. – Сегодня в восемь часов в спортзале ДК ГАЗ, форму иметь свою при себе.

Вдруг в проходе между стеллажами с заготовками появилась молодая девчуля лет примерно девятнадцати, плюс минус пару лет, в платье выше колен по теперешней смелой моде, и в туфлях на толстом каблуке. Ну, я естественно отвлёкся, посмотрел на новую персону женского пола. «Немного худовата», – автоматически отметил мой трудовой мозг. Я ей – приветливо улыбнулся, она мне – приветливо улыбнулась. А физорг Палыч почему-то враз посерел в лице.

– Я тебе чего сказал! – Цыкнул он на девушку. – Иди быстро в профком! А ты, куда пялишься кобель?! – Это уже предназначалось моей персоне. – Мало тебе местных баб? Кобелина такая! Со «Спартакиады» снимаю. Вычёркиваю!

Самсонов вскочил и побежал прятать своё «сокровище» от моих загребущих рук и прочих членов организма.

Но разговор имел продолжение быть, когда я после смены намыливал себе спину в душе.

– Ваня! – Окрикнул меня Самсонов из раздевалки. – Ты там?

– Нет меня! Чё надо? – Я перевёл мочалку в другую область тела, которая была чуть пониже спины.

– Выручай честь подразделение, – промямлил физорг. – Токарь Смирнов из ремонтно-механического спину дёрнул. На тебя одна надежда.

– Кто там сегодня с тобой приходил? – Я уже откровенно начинал посмеиваться над Самсоновым. – Дочь что ли?

– Ну? – Буркнул физорг.

– Познакомь, тогда метну я эту твою железяку, – хохотнул тихо я.

Дальше я услышал, как мужчина, что-то зло прошептал, и хлопнула дверь раздевалки.

Третий раунд переговоров состоялся уже около проходных завода. Самсонов очень долго жаловался на то, что уже третий год подряд наши цеха занимают последние места, что денег хронически не хватает, что мужики спиваются и последняя надежда только на мою молодецкую удаль.

– Ладно – махнул рукой я. – Не хочешь с дочерью знакомить, так и быть выписывай премию в сто рублей и по рукам!

– Она только-только в институт поступила, – жалобно проблеял физорг.

– Да успокойся, – я хлопнул Самсонова по плечу. – Всё равно она не в моём вкусе. Я люблю, чтобы было за что подержаться. Чтоб задница, как орех. Сегодня в восемь приду. А ты деньги ищи на премию. Если физорг, значит должен уметь организовать финансовую заинтересованность!

Глава 6

После заводской проходной первым делом заскочил в магазин. Так как нужны были белки, жиры и углеводы, без которых в спорте можно протянуть ноги раньше, чем придёт время принимать первые награды и поздравления. Поэтому я сходу купил два десятка яиц, рыбий жир, капусту, морковь, горох и макароны. И взял несколько консервов, чтобы было чем завтра с мужиками во время политинформации посидеть.

Оставалось решить одну пустяковую проблему – что это за вид спорта, в котором метают гирю? Возможно, физорг Самсонов перепутал, гирю должны будут не метать, а рвать, то есть делать ей рывки, когда она снизу вверх летит по большой траектории и фиксируется на вытянутой руке. Я на соревнованиях видел, как это делается, но сам в жизни никогда такой ерундой не занимался. Слишком нездоровый вид спорта, во-первых: спина полетит, во-вторых: живот вывалится.

В общаге, на моём четвёртом этаже царило какой-то оживлённое движение. Дверь в одной комнате моего левого крыла была раскрыта настежь и из неё разлеталась громкая музыка в стиле шейк с голосом Иосифа Кобзона:

Смешная челка, половина неба в глазах,

Идет девчонка с песней на устах.

Каблучки по асфальту стучат, на девчонку ребята глядят,

А девчонка идет, напевая песенку свою…

Рядом пританцовывал черноволосый парень, делая характерные движения руками и ногами, которыми он «тушил две сигаретки одновременно».

– Первый день сегодня в школе рабочей молодёжи! Отметить надо бы, – улыбнулся он мне.

– Если надо, то кто ж запретит? – Хмыкнул я. – Но в одиннадцать часов лично пройду проверю, чтоб магнитофон из розетки вытащили! А то тут через четыре комнаты слышно кто как под одеялом пердит. И вот ещё хотел спросить. Ты не в курсе, я раньше гиревым спортом занимался?

– Когда с армейки вернулся, было дело, а потом перешёл исключительно на спортивное двоеборье, – хохотнул парень.

– Может лыжное двоеборье? – Попытался уточнить я.

– Лыжное? – Захохотал он. – Ну, суди сам: литробол и женский пол, – парень опять весело заржал. – Кстати, пригласи девчонок из женской общаги к нам на чаепитие.

– Завязал, – пробурчал я.

Потом я поздоровался и с другими бегающими по коридору мужиками, которые готовились к первому сентября, поэтому приводили себя в порядок, чтоб произвести впечатление на своих новых великовозрастных одноклассниц. В комнате продукты легли на подоконник, а из-под кровати была вытащена и водружена на центр пыльная тридцатидвух килограммовая гиря.

– Занимался я, значит, гиревым спортом. Это хорошо, – пробормотал я и скомандовал организму, – гирю рывком поднимай…

Дворец культуры ГАЗ вмещал в себя почти все творческие коллективы Автозаводского района. Это и театр, и ансамбль пляски, и хор песни, и даже циркачи. «Строителям коммунизма все достижения культуры!» – гласила надпись на самой верхотуре трёхэтажного здания с шестью цилиндрическими колоннами.

А в маленьком спортзальчике, где для зрителей отвели лишь один вытянутый вдоль двух стен балкон, народу набилось видимо-невидимо, которые само собой балконом этим пренебрегли. Но лично у меня было такое чувство, что я здесь как голый король на площади. Спортивная форма, которая досталась мне от предшественника, была, мягко говоря, не первой и даже не второй свежести. Кеды – шнурки сгнили, и мне пришлось их продеть лишь через две дырочки, а так же один кед отчаянно просил каши. Трико – колени отвисли так, что можно было подумать, в них спрятаны два уродливых надувных шарика. А единственная чистая футболка оказалась с дырой. Дома я её кое-как заштопал, а здесь во время разминки она обратна отштопалась, зараза! А ещё кто-то пустил слух, что я отравился палёной водкой и склеил ласты. В общем, разглядывали меня все кому не лень и тихо посмеивались за моей спиной.

– Привет, – протянул руку мне один крепкий и коренастый парень. – Думал ты уже всё – спился окончательно. Я вот, кстати, на КМС недавно сдал. А ведь вместе начинали четыре года назад – помнишь?

– Кто старое помянет тому глаз вон, – пробубнил я, пожав крепкую руку. – А чё за четыре года мастера-то не дали? Засудили, происки завистников или сам не потянул?

– Кхе, – кашлянул мой будущий соперник. – Не надорвись с непривычки.

– А для меня главное не попрать основной Олимпийский принцип, что не в победе – счастье, а в участии, – хмыкнул я вслед.

Тут кто-то на магнитофоне врубил фанфары и участники «Спартакиады» дружбы трудящихся завода, по старой идиотской привычке выстроились вряд. Все двадцать человек, потому что по регламенту от каждого подразделения требовался лишь один участник, и неважно какого он был веса, роста, возраста и комплекции. Главное чтобы гиря в его руках трепетала, как игрушечная и как можно больше раз взлетела над головой за десять минут игрового времени.

Перед атлетами выступил глава заводского профкома, затем заместитель комсомольской организации предприятия. Точнее заместительница, которой я невольно залюбовался. Ладные ножки хорошо просматривались, так как мини-юбка ничего не скрывал. А через белую, обтягивающую тело водолазку, проступали красивые грудки и чётко-оформленная талия. Всё это довершало ангельское личико, обрамлённое тёмно-русыми волосами немного ниже плеч.

«Сейчас бы эту кобылку поставить в колено-локтевую позу, намотать волосы на кулак и вздрючить как следует!» – отозвался мой озабоченный мозг, доставшийся мне от предшественника.

«Мало тебе, моей подмоченной репутации, животное!» – ответил я ему.

Вдруг гиревики разразились дружными аплодисментами. Ну, и я пару раз хлопнул в ладоши за компанию. Затем вынесли четыре деревянных невысоких помоста, чтобы мы не расколотили паркетное покрытие спортзала. Напротив них поставили четыре стула для судейской бригады. А для ведения общего протокола соревнований выделили отдельный стол. Вот за ним и устроилась комсомолка с ангельской внешностью. А кроме неё глава профкома и ещё один крепкий мужчина в синей олимпийке. Сказали, что главный тренер сборной города по гиревому спорту.

Я спрятался подальше за спины болельщиков, чтобы лишний раз не отсвечивать рваными кедами, старыми трениками и драной футболкой.

«Дурила, сядь так, чтобы эту кобылку можно было лицезреть!» – не унимался организм моего предшественника.

«Сам дурила! – вспыхнул я. – Мало того что я для всех на районе кобелина озабоченная, так ещё сейчас одет как попрошайка, да и предчувствия у меня не хорошие от этой гиревой забавы».

Но тут появилась моя группа поддержки, физорг Самсонов с дочерью.

– Познакомься, – буркнул Олег Палыч. – Моя дочь – Светлана.

– Очень приятно, Тафгаев, – я сурово протянул лопатообразную ладонь девушке.

– Очень приятно, Света, – улыбнулась она и пожала мою пятерню тонкими пальчиками.

– Ты главное не волнуйся, – зашептал физорг, отодвинув корпусом дочь как можно дальше. – Жеребьёвка для нас хорошая, выступаешь с последней группой. Если дометнёшь гирю до пятого места, да ладно, хоть даже до шестого, премия с меня, как договорились. Договорились?

– Договорились, – уныло протянул я, так как что-то совсем расхотелось позориться перед ангелочком из комсомольской организации.

«Не могли, кого пострашнее пригласить в судейскую коллегию для ведения протокола? – бросил я в сердцах. – Не конкурс ведь красоты! Главное же, чтоб человек писал без ошибок».

«Сядь, говорю в другое место!» – вновь откликнулся мозг.

«Не дождешься!» – шикнул я на него.

За три минуты до выхода на помост, я выбросил порванную футболку в угол, и стал, как перед хоккейным матчем разминаться и разогреваться. Чтобы кровь по организму забегала, и чтобы первый пот выступил на лбу. Не хватало ещё травму получить!

– Тафгаев! – Заблажил перепуганный физорг Самсонов. – Ты где? Давай на арену! И запомни: в здоровом теле что?

– В здоровом теле, здоровый уйх! – Я, наконец, улыбнулся.

«Что за глупые комплексы? Хватит писюганить, не Олимпийское золото уплывает!» – подумал я и спросил физорга:

– Палыч, а какой у нас заводской рекорд?

– 192, – подсказали болельщик со стороны.

– Дохера, – поддакнул Самсонов. – Ванюша, до пятёрочки, прошу, дометни!

Я трусцой с голым красивым торсом выбежал перед всей частной публикой. Сжал две свои ладони и поднял их над головой, затем ещё показал знак «No pasaran!».

– Засекай! – Обратился я к своему персональному судье на стуле, который сжимал в кулаке секундомер и смотрел на меня со снисходительной усмешкой.

– Поехали, – вяло махнул он своей левой конечностью.

«Ну, сексуальное животное, гирю сейчас взял, поднял и рванул и так 191 раз! Нам нечестных рекордов не надо!» – скомандовал я своему организму.

И тот молча, взял, поднял и рванул, со спокойствием нефтяной автоматической качалки.

«Ну, дело пошло, – подумал я. – Где там у нас комсомолка за судейским столиком? Невидно. Ну и хрен с ней. Зато дочка физорга стоит рядом и повизгивает, когда судья отчитывает очередную десятку».

– Сто двенадцать, сто тринадцать, – долетел, монотонный голос судьи до моего сознания, когда рука почему-то стала необычно онемевать и отниматься.

– Товарищ судья, а руку сменить можно? – Спросил я, стоя с поднятой вверх гирей. – А то она что-то не того стала. Не такая резвая.

– Каким хером правила слушал? Один раз можно, – сурово глянул на меня блюститель спортивного закона.

– Так бы сразу и сказал, – выдохнул я и, опустив гирю, поменял руку.

«Что замер?! – прикрикнул я своему «тупому» организму. – Поехали дальше, время же идёт!»

И тело послушно заработало с механическим упрямством на все сто процентов. Я опять немного подумал о превратность человеческой судьбы. Прав ли был Раскольников, когда спрашивал: «Тварь я дрожащая или право имею?» Но вдруг народ вокруг что-то заволновался, засуетился, и я вернулся в действительность.

– Сто восемьдесят семь, – испугано пробормотал мой судья. – Сто восемьдесят восемь.

– Давай, Ванюша! – Взвизгнула высоким голоском дочка физорга Света. – Давай!

– Давай Тафгаев, давай ещё за ремонтный цех! – Ревел рядом сам вспотевший Самсонов. – Метни ещё чуть-чуть!

– Сто девяносто, – совсем погрустнел судья, который, по всей видимости, был из действующих спортсменов, из сборной города. – Сто девяносто один.

«Нам чужого не надо, ещё заставят на область гирю толкать, что я им – толкач какой-то? – подумал я и бросил тяжеленную железяку на деревянный помост. – Второго места мне за глаза!»

Весь народ разочарованно ахнул. Даже эта кобылка, то есть комсомолка, прибежала на меня посмотреть своими большими серыми глазами.

– Ты чего парень? – Подскочил со стула судья. – У тебя же ещё пять секунд в запасе оставались!

– Секунды остались, а желание кончилось, – пробормотал я, и только сейчас почувствовал как я реально затрахался от этого гиревого мазохизма.

Из-за чего еле-еле доплёлся до скамейки в самый дальний угол спортзала и рухнул на неё без сил. Рядом пританцовывал, как человек, которому срочно нужно по маленькому Олег Палыч, а так же меня поедала влюблённым взглядом его дочка Светлана.

«Не за что подержаться, – высказался категорично мой мозг. – Нам бы вот ту комсомольскую кобылку необъезженную оседлать. И поставить в колено-локтевую позу!»

«Отдохни! – Не выдержал я. – Между прочим, на лицо она вполне ничего. Большеглазенькая, носик немного вздёрнутый. Худая, правда, как щепка, зато на какую-то фигуристку похожа из будущего. Хотя они все там такие худосочные в будущем».

– Ну, ты и дал, Ваня, ну ты и дал! Ты им всем показал, что мастерство за два года не пропьёшь! – Тараторил физорг, поглядывая в сторону судейского столика, где заполняли почётные грамоты.

Кстати, награждение победителей состоялось тут же буквально через десять минут. Всех спортсменов опять выстроили вряд, включили фанфары на магнитофоне и зачитали статистическую информацию, что в этом году гирю рванули больше раз, чем в прошлом и в позапрошлом годах. Потом стали по одному приглашать призёров в центр зала.

– Третье место завоевал участник от команды заводоуправления! – Весело и торжественно продекламировала кобылка-комсомолка с ангельским лицом.

– Второе место досталось команде главного конструктора! – Ещё веселее добавила красавица.

«А я не понял? – сразу мелькнула возмущённая мысль. – Я что, даже до тройки не дотянул?»

– И первое место достаётся атлету из ремонтных цехов, инструментального и механического, – на этих словах комсомольский задор у ведущей вдруг исчерпался. – Давайте похлопаем спортсменам.

Меня в спину подтолкнул счастливый физорг Самсонов и громче всех, взвизгнув, зааплодировала Света. Я медленно поплёлся за почётной грамотой на центр зала и ради приличия помахал зрителям рукой, которую мне потом и пожал глава профкома. Грамоту сунула с лицом полным отвращения местная комсомольская королева красоты.

– Не ожидал, – шепнул мне, занявший второе место КМСник, с которым мы когда-то начинали заниматься гирей. – Ты же по рывку выполнил норматив на мастера спорта. Обалдеть просто.

– Я тоже не ожидал, – тихо признался я. – Сказали, что рекорд 192. Ну, я примерно на него и нацелился.

– Всё верно, – грустно усмехнулся парень, которому прочили заочно первое место. – Рекорд этот пять лет назад установили.

«Японский бог! – обругал я себя. – Ну, народ – не могли нормально объяснить сегодняшний расклад сил. Ввели в заблуждение!»

После награждения участники и зрители стали быстро сматывать манатки. Я тоже накинул рубаху на голое тело. И хотел уже отчалить, но практически тут же из-под тяжёлой руки выскочил худой и прыщавый корреспондент заводской многотиражки.

– Вот ты где, – выдохнул «мелкий шпингалет».

– Не ты, а вы, – рыкнул я.

– Простите, буквально пару вопросов, – затараторил газетчик. – Чем вы в жизни увлекаетесь, какая у вас мечта и пожелания заводчанам?

– Увлекаюсь? – Я впал в небольшой ступор, вспомнив про литробол и женский пол. – Пиши. Утром в пять часов я включаю пластинку Дмитрия Шостаковича и под эту музыку делаю зарядку. А в шесть уже стою за станком и выполняю план на 102 процента. В обед у нас с мужиками политинформация. После смены иду в заводскую библиотеку и читаю Льва Толстого «Войну и Мир». И перед сном снова занимаюсь саморазвитием – вдумчиво листаю двадцать первый том Большой Советской Энциклопедии. Это конечно пока.