Текст книги "Цивилизация страуса (СИ)"

Автор книги: Виталий Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

  Решил, что возьмет паузу до зимы. Если и тогда в его состоянии ничего не изменится, то, наверное, надо будет идти к психологу, или искать квалифицированной помощи в другом месте. А пока – просто перерыв. В конце концов, он ведь этого заслуживал...

  Стояла середина октября. Днем моросили противные дожди, по утрам землю схватывал морозец, работать стало нудно и неприятно. В пять утра, когда за окном все еще было темно, Гусев стоял перед зеркалом и брился. Телефон в комнате пиликнул, сообщая о пришедшем сообщении, и хотя Гусев вяло заинтересовался – рассылку от социальной сети он отключил, и теперь сообщения приходили к нему крайне редко – но процесс бритья прерывать не стал, разве что чуть-чуть его ускорил.

  Гусев недолюбливал процесс бритья, потому что во время оного ему приходилось смотреть в зеркало, а смотреть в зеркало он не любил. И дело не в том, что ему не нравилось его отражение. Просто это отражение ему, внутреннему Гусеву, никак не соответствовало, и это несоответствие резало глаза.

  Из зеркала на Гусева смотрел брутальный мужчина средних лет, выбритый наголо, с жестким взглядом серых стальных глаз и  волевой ямочкой на подбородке. Чем-то этот человек был похож на британского актера Джейсона Стетхема, а чем-то – на американского актера Брюса Виллиса. Такой парень просто обязан быть крутым, непробиваемым и несклонным к рефлексии.

  Гусев же внутренне ощущал себя совсем не так, и поэтому ему постоянно казалось, что из зеркала на него смотрит чужой, совершенно незнакомый  человек.

  Это несоответствие внешнего и внутреннего Гусева проявилось не сейчас, оно угнетало его практически всю сознательную жизнь. В школьные годы, когда внутренний Гусев был юношей бледным со взором горящим, внешний Гусев был пышущим здоровьем балбесом с тяжелым взглядом и без всяких намеков на присущий молодому человеку романтизм.

  Покончив с бритьем и заварив себе чашку растворимого кофе, Гусев взялся за телефон. Сообщение было от Макса и было оно коротким.

  'Позвони мне'.

  Гусев позвонил.

  –        Привет, – Макс был до отвращения бодр и жизнерадостен.

  –        Привет. Ты знаешь, который час?

  –        Пятнадцать минут шестого, а что? Я же знаю, что ты уже не спишь.

  –        А ты?

  –        А я еще не сплю, – сказал Макс. – Ночью как-то оно все плодотворней и вообще.

  –        Не знал, что ты человек творческой профессии.

  –        А какой же еще? – деланно оскорбился Макс. – Слушай, с твоим заказом полным облом.

  –        В смысле?

  –        В смысле, полный облом, – сказал Макс. – Твоего дела в архивах нет. Вообще никаких следов.

  –        Так бывает?

  –        Ага, – сказал Макс. – И причин тому может быть целых две. Первая – это, конечно же, дремучий, запредельный, ужасающе-чудовищный бардак, творящийся в нашей бюрократической системе. А вторая... ну, так бывает, когда следы кто-то очень тщательно подчистил. Тебе какой вариант нравится?

  –        Есть мнение, что не стоит объяснять злым умыслом то, что можно объяснить обычным идиотизмом, – сказал Гусев.

  –        Вот да, – сказал Макс. – Есть такое мнение, не спорю.

  –        И совсем ничего не удалось узнать?

  –        Там все странно, – сказал Макс. – Упоминания о твоем деле есть, но самого дела не наблюдается вообще, ни в электронном виде, ни в бумажном. В общем, часть денег я тебе верну, в качестве компенсации за неудачу, но, извини, не все.

  –        Да черт с ними, с деньгами, – сказал Гусев. – Дай мне хоть что-нибудь.

  –        Есть фамилия следователя, – сказал Макс.

  –        И ты молчал?

  –        Это тебе никак не поможет. Дедушке за восемьдесят и он в полном маразме.

  –        Все равно, давай.

  –        Как скажешь, – Макс продиктовал Гусева данные следователя и адрес дома престарелых, в котором его можно найти. – А можно личный вопрос?

  –        Валяй.

  –        Как долго ты собираешься идти по стезе уличного клининга, без сомнения, праведной и благородной?

  –        Не знаю.

  –        Мое предложение о работе все еще в силе, если что.

  –        Знаешь, наверное, ничего не выйдет, – сказал Гусев. – Та работа предполагает публичность, а я публичности не хочу.

  –        Жаль. Если передумаешь, звони. Если что понадобится, тоже звони. Я тебе даже скидку сделаю, как постоянному клиенту.

  –        Спасибо, – сказал Гусев. – А теперь извини, мне на работу пора.

  –        Удачного подметания, – хохотнул Макс и отрубился.

  Еще одна ниточка привела в никуда. Гусев решил, что к следователю он, конечно, сходит, но большей частью для очистки совести. Человеку за восемьдесят, хорошо, если он помнит, как его зовут, где уж ему вспомнит подробности дела почти сорокалетней давности, тем более, что дело-то было не слишком важным. Подумаешь, убийство. Сколько в Москве за год происходит убийств?

  Точной цифры Гусев не знал, но предполагал, что много.

  Кац снова ждал его на аллее. На этот раз Гусев не стал выпендриваться, отложил метлу, уселся рядом с завхозом из 'Второй жизни' и закурил.

  –        Все метете? – спросил Кац.

  –        Как видите.

  –        Кстати, вы стали лучше выглядеть, – признал Кац.

  –        Физический труд на свежем воздухе и все такое, – Гусев и чувствовал себя лучше, по крайней мере, физически. У него пропал намечающийся было животик, куда-то делать одышка, хотя курить он не бросил и даже не планировал. – Но вы, похоже, не очень за меня рады.

  –        Я-то рад, – сказал Кац. – А вот наш отдел маркетинга – нет. В сети пошла целая волна негативных откликов. Люди говорят, что платят на большие деньги не для того, чтобы в будущем заниматься низкоквалифицированным трудом. Несмотря на все изменения в законодательстве и страховом деле, поток клиентов уменьшился на тридцать два процента. Люди не верят, что смогут адаптироваться в новом мире.

  –        Я бы сказал, что мне жаль, но мне-то начхать, – сказал Гусев.

  –        Почему?

  –        Я не верю в эту проблему, – сказал Гусев. – Жизнь, пусть даже на социальном дне, все равно лучше, чем смерть. По крайней мере, в глазах большинства.

  –        В глазах большинства – возможно, – согласился Кац. – Но наши клиенты отнюдь не большинство. Эти люди привыкли к определенному уровню комфорта. Влияния. Собственной значимости.

  –        Снизьте расценки, – посоветовал Гусев.

  Кац покачал головой.

  –        Это все равно не моя проблема, – сказал Гусев.

  –        Я хочу вам помочь, Антон.

  –        Ой ли?

  –        Да. Я говорил о вашем случае с психологом.

  –        Я никуда не пойду, – сказал Гусев.

  –        И не надо. Я готов передать вам его рекомендации прямо сейчас.

  –        Чушь, – сказал Гусев. – По мне, это ничем не отличается от лечения по фотографии и гадания на кофейной гуще.

  –        У вас отложенный культурный шок, отягощенный кризисом среднего возраста, – сообщил Кац.

  –        Увы мне.

  –        Вам нужно сбросить эмоции, – сказал Кац. – Излить их. Поделиться с кем-то. Это поможет вам разобраться в себе и своих чувствах.

  –        Шаманство и вуду, – сказал Гусев.

  –        Вовсе нет. Это может сработать.

  –        И с кем вы предлагаете поделиться? – спросил Гусев. – Уж не свою ли кандидатуру имеете в виду?

  –        Я бы предпочел, чтобы это был кто-то другой, – сказал Кац. – Но если вам больше не к кому пойти, то могу выслушать.

  –        Благодарю покорно.

  –        Я так понимаю, это означает 'нет'?

  –        Угу.

  –        Но все-таки, вы подумайте над этой идеей, – сказал Кац.

  –        Ладно, – сказал Гусев. – Чего еще ваш маркетинг от меня хочет?

  –        Работу, я так полагаю, вам предлагать бессмысленно?

  –        У вас?

  –        Нет, это не даст нужного пиар-эффекта, – сказал Кац. – Скажем так, есть места в дружественных нам компаниях.

  –        Все равно не интересует, – сказал Гусев.

  –        Но послушайте, вы же молодой еще человек, – сказал Кац. – Рано или поздно, но вам все равно придется из этого выбираться.

  –        Это я биологически молодой, а так – ваш ровесник, вообще-то.

  –        Криосон не в счет, – отмахнулся Кац. – Так что о хронологическом своем возрасте можете забыть.

  –        Не могу.

  –        А лучше бы могли.

  Гусев постарался отнестись к словам Каца серьезно. Ведь на самом деле, ему, если ничего не обломится, предстояло прожить еще не один десяток лет, и вряд ли все это время он сможет мести улицы. Это было честное занятие, которое приносило немного денег, немного пользы для здоровья и крышу над головой, но вряд ли это был предел его мечтаний. И хотя Гусев понимал, что долго так продолжаться не может, что же делать дальше, он все равно не представлял.

  Ни к каким психологам, он, конечно же, не пошел. Вместо этого он прочитал несколько книг в стиле 'Как заставить мотивировать себя' и 'Как начать жизнь сначала после тридцати лет', подписался на несколько тематических форумов, проштудировал пару сообществ в сети. Практической пользы это никакой не принесло, Гусев мог писать подобные тексты левой ногой и раздавать советы направо и налево, но сам он в подобное не верил.

  Тогда Гусев решил последовать другому совету Каца и поделиться своими ощущениями. Поскольку идти в бар, чтобы там надраться и выдать очередному незнакомцу слезливую историю своей жизни, у Гусева никакого желания не возникло, а со знакомыми в этом мире у него был полный напряг, он решил поступить так, как и следует поступать цивилизованному человеку, живущему в двадцать первом веке.

  Он решил написать свои мысли в сеть.

  Зарегистрированный аккаунт в социальной сети предоставляла возможность любому пользователю вести блог. Заодно Гусев решил отвадить от своей странички кучу жаждущего его внимания народа, потому как подозревал, что ни один здравомыслящий человек такую муть читать просто не станет.

  Подключив к своему телефону портативную клавиатуру, Гусев откупорил новую бутылку пива, уселся за стол, сделал пару глотков, вознес руки над клавишами и его понесло.

  'Тренеры по личностному росту. Психоаналитики всех мастей. Менеджеры всего и вся.

  Они говорят нам, что для нас открыты все пути. Они говорят нам, что любую ошибку можно исправить и никогда не поздно начать свою жизнь сначала. Они говорят нам, что нет невыполнимых задач и недостижимых целей, есть только недостаточная мотивация. Они говорят нам, если вы чего-то не достигли, значит, вы не очень-то этого и хотели.

  И я скажу вам, что это полная фигня.

  Всем интересны истории успеха, а я хотел бы прочитать историю неудач.

  Тысячи рок-групп репетировали в подвалах, но известными стали единицы. Тысячи людей изобретали что-то в своих гаражах или на задних дворах, но свои компании основали двое или трое. Тысячи людей пытались выйти из наезженной колеи и переломить что-то в своей судьбе, но получилось это у немногих.

  И вы знаете, я думаю, что ни мотивация, ни трудолюбие, ни усердие тут не помогли. Я считаю, что этим людям повезло. Они оказались в нужном месте и в нужное время. Мгновением позже – и на их месте был бы кто-то другой из тех самых тысяч. С той же мотивацией, с тем же трудолюбием, с тем же усердием.

  И я хотел бы узнать об этих людях. О тысячах неизвестных людей, о тех, которым не повезло. О подавляющем большинстве населения нашей чертовой планетки. Я хотел бы знать, как они живут со своими несбывшимися надеждами, с разбитыми в пыль мечтами, с рухнувшими планами. Как они уговаривают себя просыпаться и каждое утро тащиться на ненавистную им работу.

  Жаль, что никто не пишет таких историй.

  Вы можете сказать, что это нытье неудачника, и будете правы. Вы можете сказать, что я просто завидую всем этим богатым и успешным, довольным жизнью, ухватившим ее за хвост, и тоже будете правы. Вы можете сказать вообще что угодно, и, скорее всего, тоже будете правы.

  Этот мир несправедлив. Эта жизнь похожа на лотерею. Когда идет розыгрыш, не имеет никакого значения, хороший ли вы человек и достаточно ли сильно хотите выиграть. Имеет значение только одно – повезет вам или нет.

  Если вам повезет, вы станете небожителем, о вас будут писать таблоиды и распространять слухи, что, в принципе, сейчас уже одно и то же. Если нет – вы останетесь обычным человеком, одним из миллионов.

  Есть, конечно, и другие люди. Есть люди, которые ничего такого и не хотят, ни к  чему такому и не стремятся. Они довольны тем, что есть, лишь бы не было войны. Они не хотят странного, они не мечтают ночами, им не снятся цветные сны. Их интересы мелки и незначительны, да и сами они мелки и незначительно по сравнению с нами, титанами мысли. Они живут среди нас, их много, скорее всего, на них и держится наше общество, за что лично я им искренне благодарен.

  Но знаете, что? Иногда обществу недостаточно просто держаться. Иногда ему надо еще и расти. Развиваться. Достигать новых вершин. И тогда очередные тысячи людей уходят в подвалы, гаражи и на задние дворы. И я искренне надеюсь, что им повезет.

  Может быть, для этого и нужны все эти тренеры по личностному росту, психоаналитики всех мастей и менеджеры всего и вся? Чтобы пробудить у людей надежду, вдохнуть новую жизнь в умирающие мечты?

  Нет.

  Потому что они лгут. Они говорят, что важнее всего результат, но результат – это ничто. Пшик. Короткий звук на выдохе, послание, написанное вилами по воде. Ледяная избушка посреди Сахары. Ведь все равно в конечном итоге результат превратится в прах. Рок-группы уходят в забвение, корпорации разоряются, империи падают. Истинно говорю вам, результат – это тлен и прах. Вы достигнете цели, и вам нечего станет хотеть.

  Я не говорю вам, что цели не важны, но цели находятся в будущем, а вы не можете жить будущим, уж я-то знаю. Вы живете здесь и сейчас. И либо вы получаете удовольствие от процесса, либо вы не живете вообще.

  Процесс – вот что важнее всего. Именно от увлеченности процессом у людей загораются глаза, именно увлеченность процессом может свернуть горы, основать рок-группы, корпорации и империи. Если вы не получаете удовольствие от процесса, удовольствие от результата вам тоже не светит, уж я-то знаю.

  А в следующий раз мы поговорим о пиве и бабах'.

  Утром включенный телефон порадовал Гусева сообщением о пяти пропущенных звонках. Гусев толком не успел их рассмотреть, как телефон снова зазвонил.

  –        Ну и что эта была за проповедь? – поинтересовался на другом конце трубки Макс.

  –        Ты что, за мной следишь?

  –        За твоей страничкой – уж точно, – сказал Макс. – Точнее, не я, конечно, а бот, сам я слишком ленив каждые полчаса браузер по эф-пять обновлять.

  –        Бот, значит?

  –        И вот, не прошло и полгода, как он уведомил меня, что ты сподобился завести блог. Что за чушь ты там пытался прогонять? О чем это вообще все?

  –        Понятия не имею, – сказал Гусев. – Я после работы немного принял, ну и еще у меня с собой было... Так что в процессе написания я... э...

  –        Нажрался, – подсказал Макс.

  –        Несколько увлекся, – сказал Гусев.

  –        Ну, я тебя поздравляю, – сказал Макс. – Не знаю, чего ты хотел этим добиться, но число твоих подписчиков выросло вдвое.

  –        С чего бы? – изумился Гусев.

  –        Народ в этих наших интернетах жутко косноязычен, если ты не заметил, – сказал Макс. – Талант увязывать слова в предложения еще не утерян безвозвратно, но вот складывать из предложений абзацы может уже далеко не каждый, и это умение, тем более, обнаруженное у того, от кого ты этого никак не ждал, восхищает обывателей. Кроме того, народ у нас падок на всякую заумную муть, особенно если непонятно, о чем это вообще. Тут же найдут сотни скрытых смыслов, прочитают между строк всякого такого, что ты сам офигеешь, и припишут тебе то, о чем ты вообще ни сном, ни ухом, ни рылом. Ну, и повышенный интерес к твоей персоне тоже не стоит сбрасывать со счетов.

  –        О Господи, – сказал Гусев.

  –        Но давай лучше о пиве и бабах, – сказал Макс. – Мне эта тема как-то ближе. Кстати, ты меня вообще собираешься взаимофрендить или нет?

  –        О Господи, – сказал Гусев. – И ты туда же.

  –        Мы живем в век информационных технологий и социальных связей, – сообщил ему Макс.

  –        И если уж в тебе проснулся талант проповедника, советую еще раз подумать о моем предложении.

  –        О Господи, – сказал Гусев.

  –        Ты  все еще пьяный, что ли?

  –        Нет.

  –        Похмелье?

  –        Нет.

  –        А чего тогда ответы такие однообразные?

  –        Я мыслю, – сказал Гусев.

  –        Как есть, похмелье, – сказал Макс. – Прислать тебе пивка с доставкой?

  –        Нет уж, спасибо. Мне на работу пора.

  –        Передавай там привет.

  –        Кому? – тупо поинтересовался Гусев.

  –        Понятия не имею, – сказал Макс. – Ну хоть кому-нибудь и передай.

  Стоило Гусеву прочитать, что он там вчера понаписал, как ему стало нестерпимо стыдно. Набор ужасающих банальностей, поданный с менторским тоном и сдобренный нападками непонятно на кого и за что. Спроси у него сейчас кто-нибудь, что же он хотел сказать этим текстом, он вряд ли сумел бы ответить.

  Тем не менее, на его страничке бурлила жизнь. Запись обсуждали, о ней спорили, в ней искали и находили скрытые смыслы, глубокие мысли и сермяжную правду жизни. И много чего еще находили, если честно.

  Пост собрал три сотни тысяч лайков, число подписчиков и правда увеличилось, может быть, и не вдвое, но раза в полтора точно. Ящик был завален личными сообщениями, тысячи их.

  Гусев подумал немного, а не стоит ли снести запись к чертям, но в итоге ничего делать не стал, а собрался и пошел на работу.

  Менеджер кредитного отдела, виляя бедрами, проводила его к кабинету директора кредитного отдела и оставила его там.

  Директор был молод, успешен и чем-то напоминал прежнего гусевского начальника. Гусев сразу понял, что ничего хорошего его не ждет.

  –        Итак, вы хотите взять у нас ипотечный кредит, – сказал директор.

  –        Хочу, – подтвердил Гусев. – Мне много-то не надо, я человек тихий и одинокий. Однокомнатную бы на окраине, можно даже в области где-нибудь.

  –        В области хорошо, – согласился директор. – В области экология.

  В банк Гусеву идти не хотелось. Прошлый визит и то, чем это кончилось, слишком отчетливо запечатлелись в его памяти. Но другого варианта заполучить собственное жилье у него все равно не было.

  В принципе, он не сомневался, что откажут. Работает дворником, кредитная история вообще никакая, он и в прошлой жизни кредитов не брал, предпочитая копить и ждать, но не залезать в долги. И ему, конечно же, отказали.

  –        К сожалению, кредит мы вам предоставить не можем, – сказал директор, ни никакого сожаления на его лице не было.

  –        Это потому что я улицы мету? Между прочим, все профессии почетны.

  –        Нет, нет, не поэтому, – замахал руками молодой и успешный. – До этого даже не дошло. На самом деле, для вынесения решения об отказе нам и паспорта вашего хватило.

  –        Что не так с моим паспортом? – насторожился Гусев. Документы ему делали юристы клиники, и с ними, вроде бы, все было нормально.

  –        С паспортом все в порядке, – заверил его директор. – Но ведь вам же семьдесят лет. Выдавать кредит человеку такого возраста слишком рискованно.

  –        Биологически мне тридцать три, – сказал Гусев.

  –        К сожалению, компьютеру это не объяснишь. И нашим юристам, и генеральному директору тоже. Я понимаю, что вы относительно молоды, бодры, полны сил и готовы найти свое место в новом для вас мире. Но по документам вам семьдесят лет, и с этим ничего нельзя поделать. Боюсь, буква закона в данном случае оказалась сильнее его духа.

  –        А я на вас в суд подам и Гену-Геноцида натравлю, – сказал Гусев.

  –        Он только уголовными процессами занимается, – улыбнулся директор.

  –        Он пообещал, что сделает для меня исключение, – сказал Гусев, и улыбка директора немного померкла.

  Впрочем, парень быстро оправился после удара и вежливо, но настойчиво, Гусева из кабинета выпроводил.

  Подавать в суд Гусев не стал.

  'Про оружие.

  В мое время считалось, что оружие нашим согражданам давать никак нельзя, потому что они тут же друг друга перестреляют. Правда, они и так стреляли друг в друга из разрешенных уже тогда травматических пистолетов, резали друг друга ножами, проламывали друг другу головы кирпичами и вообще относились как к чужой, так и своей жизни без особого почтения.

  И вот, выйдя из криокамеры почти сорок лет спустя, я обнаружил, что оружие тут есть почти у каждого, но вы все же друг друга не перестреляли. Что я могу сказать? Молодцы.

  Но фигня в том, что ценность человеческой жизни для вас так и не изменилась. Она была низкой тогда, она низкая и сейчас. Плюс дуэли.

  Вообще, мысль, конечно, интересная. Благородная перестрелка смотрится более стильно, чем пьяная драка на ножах и табуретках. Ходить по улицам стало спокойнее, опять же. Люди стали сдержаннее. Ну, это я думаю, что несдержанных просто перестреляли еще до моей разморозки, типа, естественный отбор в действии и всякое такое прочее.

  Однако беспокоит меня одна мысль.

  Раньше носить оружие было нельзя. Теперь нельзя его не носить. Если у тебя нет ствола, тебя всякий обидеть норовит, и сам ты вроде бы тоже человек, но второго сорта, и статус у тебя ниже, и люди вооруженные смотрят на тебя, как на клопа. То есть, раньше выбора не было, и теперь его нет.

  У меня-то ствол есть, ежели что. Я даже однажды пустил его в ход, не сказать, чтобы совсем уж неудачно, но удовольствия, честно говоря, мне это никакого не принесло.

  А вы вот не думали, что на дворе двадцать первый век, что пора бы уже стать цивилизованней и научиться решать проблемы ненасильственным путем? Я не спорю, бывают такие проблемы, которые иным путем и не решишь, и легализация короткоствола – это хорошо, и, может быть, даже правильно, но не кажется ли вам, что вы слишком легко пускаете его в ход? Может быть, не совсем правильно заставлять противника за слова отвечать кровью? Может быть, не стоит ставить на кон собственную жизнь из-за одной неосторожно брошенной фразы? Стоит ли оно того?

   Быть всегда настороже? Да. Быть готовым к неприятностям в любой момент? Да. Дать отпор бандитам, грабителям и хулиганам? Да.

  Но зачем превращать пистолет в статусную вещь? Заnbsp;

&чем делать людьми второго сорта тех, кто не хочет его носить? Зачем продолжать жить по принципу 'каждый за себя'?

  А о пиве и бабах мы обязательно поговорим в следующий раз.'

  Этот текст Гусев написал на трезвую голову. Текст был глупым, пацифистским и таким пафосным, что Гусева пару раз чуть не стошнило. Ставки же он сделал на то, что за столь непопулярные мысли его разнесут в пух и прах, обзовут нехорошими словами, а в итоге его все отфрендят и отпишутся. Потому что читать такую муть невозможно. Гусев бы точно не стал.

  Расчет не оправдался.

  Текст разнесли по сети, а потом разнесли в пух и прах, самого Гусева обозвали нехорошими словами, но число подписчиков и алчущих его дружбы только выросло. Текст поднял такую шумиху, что холивары противников и сторонников короткоствола, за которыми Гусев имел удовольствие наблюдать в  прошлой жизни, казались мирными посиделками старых друзей на коммунальной кухне, а к самому Гусеву в сети прилипла новая кличка.

  Махатма Гусев.

  На третий день разгоревшейся сетевой бойни Гусеву позвонили из стрелковой ассоциации и от лица производителей оружия и их представителей на территории России попросили написать что-нибудь менее провокационное и уже за деньги. Денег обещали слишком уж много, и Гусев решил не связываться. Потому что когда ты берешь большие деньги у больших людей, на тебя наваливается слишком много обязательств. А ну, как не понравится им, что он и в этот раз напишет? И вообще, четкого мнения о повальном ношении пистолетов у Гусева так до сих пор и не сложилось.

  Еще Гусеву позвонили из четырех рекламных агентств. Кто-то предложил размещать в его блоге рекламные тексты, кто-то звал к себе в штат. Гусев отказал и тем и тем. Не то, чтобы он стал бессребреником, но зарабатывать на непонятно откуда взявшейся популярности ему не хотелось. Должны были быть и другие способы, а от рекламы его тошнило уже давно. С прошлой жизни, можно сказать.

  На аллее его ждали. Немного, человек двадцать, в основном, молодые люди. Наверное, будут бить, подумал Гусев и напрягся. Бить не стали, попросили сфотографироваться с ними и автограф на распечатке из блога. Подписывая восьмую по счету бумажку, Гусев подумал, что с сетевой активностью порка заканчивать. Потому что если такими темпами все и дальше пойдет, то работать на улице они ему точно не дадут.

  В течение дня подходили еще несколько раз, и все за тем же самым. Фотографии, автографы. Гусев на время почувствовал себя селебрити и сделал вывод, что оно ему на фиг не нужно.

  Но были у этой активности вокруг его персоны и свои положительные стороны. Гусев наконец-то вышел из ступора и даже съездил в дом престарелых на предмет повидать того самого следователя, что вел его дело тридцать семь лет назад. Впрочем, визит этот ожидаемо ничего Гусеву не дал: дедушка и впрямь был в полном маразме и ему было все равно. Гусева он принял то ли за кого-то из своих сыновей, то ли сослуживцев, спрашивал о людях, о который Гусев не имел и понятия и жаловался на медсестер, которые следят за ним в туалете. Гусеву стало неловко и он слинял при первой же возможности.

  Примерно через неделю поток желающих сфотографироваться с Махатмой Гусевым иссяк, и он решил, что пронесло.

  Но это, конечно, не с его везением.

  Глава одиннадцатая.

  В начала ноября стряслась очередная фигня.

  Фигня случается, есть у нее такое свойство.

  Чаще всего фигня случается с вами, когда вы этого совершенно не ждете, но даже если вы будете ждать ее каждый день, она случится все равно. Предсказать, с какой стороны она на вас свалится, практически невозможно, увернуться от очередной ее порции никакой удачи не хватит. Если уж фигня решила случиться, то сделает это обязательно.

  Ибо фигня неумолима, неотвратима и беспощадна.

  В шесть утра, когда Гусев уже собирался выходить на участок, ему прислали черную метку.

  Телефон в кармане завибрировал, сообщая о полученном сообщении, Гусев взял его в руки и увидел абсолютно черный экран. На нажатия экран никак не реагировал. Гусев даже подумал, что телефон наконец-то сломался, когда на черном фоне стал проявляться рисунок. Неторопливо и неотвратимо.

  Череп и скрещенные под ним кости.

  Тогда Гусев подумал, что это какой-то вирус. Он еще раз, ни на что особо не надеясь, стукнул пальцем по экрану и картинка сменилась текстом.

  'Поздравляем.

  Ваш номер выпал в Черной Лотерее, и вы получаете 'черную метку'. Начиная с этого момента, у вас есть два часа на подготовку.

  После этого начнется игра. Через сорок восемь часов она закончится.

  Желаем удачи'

  Гусев снова подумал и решил, что стал жертвой розыгрыша. Потом он еще подумал, и, помня, что от дивных новых времен можно ожидать любых пакостей, залез в интернет.

  И обалдел.

  Черная Лотерея на самом деле существовала, розыгрыши проводились раз в год и в них участвовали идентификационные номера всех официально зарегистрированных владельцев оружия. Но когда в ней выпадал ваш номер, это никоим образом нельзя было назвать удачей. Скорее, наоборот.

  Счастливчик, получивший черную метку, на сорок восемь часов становился законной добычей любого из зарегистрированных на сайте лотереи охотников. Полиция не была обязана его защищать, врачи не были обязаны его лечить, его гарантированные законом права урезались чуть ли не вполовину, и главным правом, которое у него оставалось, было право на самооборону.

  Он был волен идти, куда хочет и делать, что хочет. Но теперь его в любой момент могли пристрелить.

  Или зарезать, тут уж кому как нравится. Несмотря на то, что в игре принимали участие только владельцы стрелкового оружия, никаких ограничений на применение ножей, топоров и мечей не существовало. Можно было даже убить объект охоты голыми руками, коли у охотника присутствовало такое желание и была возможность.

  Игра заканчивалась либо смертью жертвы, либо по таймеру. Если жертве удавалось продержаться сорок восемь часов, государство выплачивало ей премию в размере ста тысяч рублей, плюс пятитысячный бонус за каждого убитого охотника. Охотники же в случае удачи получали по двадцать тысяч, но Гусев почему-то подумал, что большинство из них участвует в игре не ради денег.

  Хотя и деньги неплохие, за несколько часов-то...

  В верхнем правом углу смартфона сам по себе появился таймер, отсчитывающий время до начала игры. Гусев отошел от двери, сел в кресло и принялся читать правила, благо, их было не так уж много.

  Не опасаясь уголовного преследования отмеченного может пристрелить только охотник, заранее зарегистрированный на сайте и попавший заявку на участие в игре. Увидев такого охотника, отмеченный может стрелять первым. Отмеченному никто не обязан помогать, и если кто-то решит оказать ему поддержку, он делает это на свой страх и риск. Охотники могут стрелять в помощников только после того, как те продемонстрируют свои агрессивные намерения.

  Любой побочный ущерб, нанесенный не участвующим в игре гражданам, должен быть возмещен согласно действующему законодательству. Любые побочные жертвы станут поводом для уголовного преследования.

  Затем Гусев посмотрел статистику. Средняя охота продолжалась от трех до семи часов. Продержаться все сорок восемь часов удавалось лишь пяти процентам отмеченных. Общей стратегии, приводящей к выигрышу, не существовало.

  Таймер показал, что до начала игры осталось полтора часа.

  Гусев влез на сайт Черной Лотереи. Кроме него, сегодня были отмечены еще девять человек. Пятеро мужчин, пятеро женщин. Москвичей было четвероЮ, включая Гусева, остальные были разбросаны по стране без особого порядка. На главной странице сайта висели их фотографии, адреса и ссылки на их личные страницы в социальной сети.

  Чуть ниже проводилось голосование на предмет того, кого охотники предпочтут пристрелить первым. Разумеется, Гусев лидировал в этом списке с подавляющим отрывом. Такова была цена его популярности.

  Гусев достал из кобуры свою 'беретту', повертел в руках. Двадцать патронов в магазине, две запасные обоймы. С одной стороны, неплохо, с другой – у охотников может быть что угодно, начиная от автоматов и заканчивая снайперскими винтовками. И вполне возможно, что кто-то из снайперов уже занимает позицию на крыше соседнего дома. Полчаса, прошедшие с момента объявления целей, вполне достаточный срок, чтобы приехать по нужном адресу.