Текст книги "Цивилизация страуса (СИ)"

Автор книги: Виталий Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

  –        Не слишком удачная шутка.

  –        Я не шучу. Хочешь, прямо сейчас съездим к врачу и анализы крови сдадим?

  –        Это какой-то розыгрыш?

  –        И снова нет. Так как насчет анализа?

  –        Зачем кому-то нас... вас клонировать?

  –        Именно это я и пытаюсь выяснить.

  –        И кто это сделал?

  –        Сей вопрос тоже в стадии выяснения.

  –        И чего вы от меня хотите?

  –        Говоря по правде, я и сам не знаю, – сказал Гусев. – Пару дней назад я совершенно случайно узнал, что у меня есть два клона. Один из них – ты.

  –        А второй?

  –        Второй мертв.

  –        Как он умер?

  –        Его убили, приняв за меня.

  –        За что вас хотят убить?

  –        Уже не хотят. Это было в рамках Черной Лотереи. Ты нормально в эти дни по улицам ходил?

  –        Я не ходил, я на этой неделе из дома работал.

  –        Повезло.

  –        Похоже, что так, – согласился Борис. – А дальше что?

  –        Я не знаю, – сказал Гусев. – Ты не помнишь, в твоем детстве не было ничего странного?

  Клон пожал плечами.

  –        Детство как детство. Вполне обычное.

  –        Никто за тобой не наблюдал?

  –        Воспитатели.

  Черт побери, подумал Гусев. Ну и зачем я сюда пришел? Что я ему скажу? Зачем я сказал ему то, что уже сказал? Зачем влез в его тихий уютный мирок и наследил там с изяществом гиппопотама? У меня ничего нет кроме подозрений, в которых я и сам-то не уверен.

  Неловкое молчание нарушил Борис.

  –        Может, кофе выпьешь? – спросил он.

  –        Не откажусь, – сказал Гусев.

  Клон включил кофеварку. Гусев наблюдал за ним, как завороженный. Смотреть на самого себя со стороны ему еще не доводилось.

  Борис поставил перед ним чашку, взял вторую себе. Они сидели, молчали и смотрели друг на друга. Одинаковые и никогда не видевшие друг друга прежде.

  –        Значит, формально, я тоже Гусев? – спросил Борис. – Фамилию-то мне в детдоме придумали.

  –        Нужно больше Гусевых, – сказал Гусев. – Хороший и разных. Хотя вот с разными у нас здесь как раз и не очень.

  –        Есть вообще какие-нибудь идеи, кому и зачем это было надо?

  –        Нет, – сказал Гусев. Врать самому себе было несложно, в этом деле у него была огромная практика. – А вот скажи, ты мне веришь?

  –        Как самому себе.

  –        Я серьезно.

  –        Если серьезно, я тебя первый раз в жизни вижу, – сказал Березкин. – И вопрос моей веры твоим словам зависит исключительно от того, что ты собираешься мне сообщить.

  –        У меня есть нехорошее предчувствие, – сказал Гусев. – Тебе может угрожать опасность.

  –        Откуда?

  –        Тот, кто тебя создал... В общем, я думаю, он вряд ли будет рад нашему знакомству.

  –        Тогда зачем же ты пришел? – резонно осведомился Борис.

  –        Потому что если мои выводы верны, то этот кто-то уже знает о том, что я знаю о твоем существовании, – сказал Гусев. – Ты не можешь уехать из города на пару недель? Внеплановый отпуск, все такое? Билеты я оплачу, если что.

  Борис покачал головой.

  –        Ты вот поставь себя на мое место, – сказал он. – Ты сидишь дома, к тебе приходит какой-то тип, заявляет, что ты его клон и тебе надо свалить из города, потому что у него нехорошее предчувствие. Ты бы свалил?

  –        Наверное, нет, – сказал Гусев.

  –        Ну и вот. nbsp; Тридцать семь лет – срок достаточный только для смены декораций, – заметила Марина. – Изменения в человеческой природе происходят куда медленнее.

  Гусев взял чайную ложечку, насыпал себе в чашку сахара, размешал. Березкин почесал ухо.

  –        Пистолет у тебя есть?

  –        Два.

  –        Не хочешь уезжать, поработай из дома еще хоть пару недель, – попросил Гусев. – И пистолет поблизости держи.

  –        Мне все-таки кажется, что ты меня...э...обманываешь.

  –        Ты не прав, Борис, – сказал Гусев. – Я не могу тебе ничего объяснить, потому что я сам этого не понимаю. Но один мой клон уже мертв...

  –        Это была случайность.

  –        Человек, который раскопал информацию о вашем существовании, тоже мертв, – сказал Гусев. – И да, возможно, это тоже была случайность. Но то место, где он добыл информацию, уже почистили, и вот это не случайность ни разу.

  –        Хорошо, – сказал Борис. – Я буду осторожен. На улицу не выйду без крайней необходимости. Это тебя успокоит?

  –        Лучше бы ты вообще уехал, но пусть хоть так, чем вообще никак.

  –        Как я могу уехать? У меня тут работа, друзья...

  –        Много у тебя друзей? – спросил Гусев. Сам-то он большим их количеством похвастаться не мог, ни в этой жизни, ни в предыдущей.

  –        Немного, – сказал Борис.

  –        И они не протянут без твоего общества пару недель?

  –        А ты уверен, что во всем за пару недель разберешься?

  –        Не уверен, – признался Гусев.

  –        Ты даже не знаешь, в чем именно тебе надо разбираться, – уточнил Борис.

  –        И это тоже.

  –        Но если будет нужна помощь, обращайся, – сказал Борис. – Мы, как выяснилось, все же не чужие люди.

  –        Угу, – сказал Гусев.

  Он нервно крутил чайную ложечку в пальцах правой руки. Разговор складывался как-то не так, точнее, он не складывался вообще. Борис был точь-в-точь, как Гусев, и в то же время, не был. Он вырос в другом времени, воспитывался в другой обстановке, получал другой жизненный опыт, его характер сложился совсем не так. Он был полной физической копией Гусева, за исключением, разве что, нескольких шрамов, но интеллектуально близки они не были.

  Гусев в очередной раз подумал, что зря сюда пришел.

  Левой рукой он потянулся за чашкой кофе, его рассеянный взгляд скользнул по чайной ложке и...

  Ложка согнулась.

  [1] Диггерство (от англ. digger – копатель) – жаргонное определение увлечения, суть которого состоит в исследовании искусственных подземных сооружений в познавательных, либо в развлекательных целях. Людей, занимающихся диггерством, называют диггерами.

  [2] Фейр-племй (от английского fair play – честная игра) – свод этических и моральных законов, основанных на внутреннем убеждении индивидуума о благородстве и справедливости в спорте.

  Глава двадцатая.

  –        Ну, офигеть теперь, – сказал Гусев. – Можно уже идти в циркачи записываться.

  Березкин смотрел на него заинтересованно и несколько удивленно. И, может быть, с опаской. На самом деле, Гусев был плохим физиономистом и поручиться за то, что правильно счел эмоции лица собеседника, не мог. Пусть даже это было его собственное лицо.

  –        Надеюсь, эта ложка не была дорога тебе, как память, – сказал Гусев, выпрямляя столовый прибор руками

  –        Давно ты так умеешь?

  –        Вот только что научился.

  –        Может быть, это и есть ответ?

  –        Может быть, – согласился Гусев. – Но на какой вопрос?

  –        Повторить фокус сможешь?

  –        Черт его знает, – Гусев посмотрел на ложку, снова прямую. Слегка расфокусировал зрение, повел глазами... Ложка согнулась. – Могу.

  –        Круто.

  –        Вообще не круто, – сказал Гусев. – Телекинез какой-то. Только вот практического применения нет. Кроме, опять же, цирка.

  –        Добро пожаловать в реальный мир, Нео.

  –        Очень смешно, – сказал Гусев.

  –        А еще что-нибудь можешь? Пулю остановить, например?

  –        Даже пробовать не собираюсь, – сказал Гусев.

  Березкин взял ложку, повертел ее в руках, бросил на стол.

  –        У меня не получается, – сказал он.

  –        Одной головной болью меньше, – прокомментировал Гусев.

  –        Ладно, черт с ним, – Березкин, было поднявшийся на ноги, сел обратно за стол, сложил руки домиком и посмотрел на Гусева поверх получившейся конструкции. – Курить хочешь?

  –        Хочу, – сказал Гусев. – А откуда ты знаешь...

  –        Кури, – сказал Березкин. – Нам с тобой действительно надо серьезно поговорить.

  –   &nесть факт, в подтверждении не нуждающийся, – согласился Гусев. – Что еще?

  –        Но когда я говорил о том, почему ты здесь, я имел в виду не это 'здесь', – Березкин нарисовал рукой маленький круг. – А здесь вообще.

  Второй круг, видимо, должен был подразумевать всю вселенную.

  –        Занятно, – сказал Гусев. – Так ты философ, что ли?

  –        Не в большей степени, чем ты сам, – сказал Березкин.

  –        Жаль, – сказал Гусев. – Я-то думал, что ты мне сейчас о смысле жизни начнешь задвигать.

  Березкин снова потер ухо.

  –        Особого смысла в жизни нет, – сказал он. – Но, как бы это помягче сказать... в данной ситуации это не имеет для тебя никакого значения.

  –        Любопытное заявление. Теперь я, видимо, должен спросить, почему так?

  –        Потому что ты не совсем жив, – сказал Березкин. – И я – не твой клон.

  –        А кто?

  –        Ты сам. Твое альтер-эго, если хочешь. Разве этот случай с ложкой не открыл тебе глаза?

  –        На что? – спросил Гусев.

  –        На то, что этот мир нереален, – сказал Березкин. – Я ведь не случайно напомнил тебе про Нео. Это – маркер, который должен сообщить тебе о искусственном происхождении всего вокруг.

  –        Типа, сейчас четыре тысячи черт знает, какой год, компьютеры поработили человечество и все мы в Матрице? –  уточнил Гусев. – Учти, коды доступа к Зиону я тебе все равно не скажу.

  –        Все не так просто и я не агент Смит, – сказал Борис. – Ты не в Матрице, ты в виртуальном мире. И кроме тебя, здесь больше никого нет.

  –        Шизофрения косила наши ряды, – вздохнул Гусев. – А ты тогда кто?

  –        Порождение твоего разума, по большей части. Именно ты придал мне такую форму.

  –        Видимо, мой разум не так уж изобретателен, – сказал Гусев. – А по меньшей части ты кто?

  –        До этого мы еще дойдем, – сказал Борис. – Обещаю, ты получишь ответы на все твои вопросы.

  –        Весьма сомнительно, но ты все же начинай излагать, – Гусев воспользовался блюдцем.

  –        Знаешь, в чем главная проблема крионики?

  –        Она чертовски дорогая.

  –        Я имею в виду техническую сторону вопроса, – сказал Борис. – Главная проблема, с которой сталкиваются криоинженеры, это смерть мозга от кислородного голодания. Человека, умершего от, скажем, инфаркта, можно заморозить, вырастить ему новое сердце, разморозить, провести операцию по пересадке, но в результате получится все равно овощ с отключенным сознанием. Идеальные условия для криозаморозки – это если пациент умирает в крио-клинике, а рядом стоят врачи и техники с готовым оборудованием, но в жизни, как ты сам понимаешь, такие условия встречаются нечасто. Люди в основном умирают совсем не так.

  –        Угу, – сказал Гусев.

  –        Сейчас эту проблему научились решать, – сказал Березкин. – Мозг можно стимулировать извне, налаживая разрушенные связи и восстанавливая нейронные сети. Это долгий, кропотливый и очень болезненный для человека процесс.

  –        Было бы странно, если бы это получалось быстро и легко, – согласился Гусев. – И что дальше?

  –        Сознание человека, подвергающегося этому процессу, начинает оживать задолго до его окончания, – сказал Березкин. – И тогда его помещают в искусственный мир, своего рода виртуальность, созданную лишь для него одного.

  –        Для каких целей?

  –        По большей части, для медицинских. В виртуальном мире пациент не испытывает боли, которую терпит его организм в реальности. Кроме того, проживая новую жизнь, мысля, получая новые ощущения, принимая решения и делая выбор, пациент положительно влияет на процесс восстановления, ускоряя его в разы. Ведь механизмы действуют все те же самые, что и в реальной жизни.

  –        Выходит, ты пытаешься мне намекнуть, что вокруг меня совсем не будущее?

  –        Нет, только твои представления о нем, – сказал Березкин. – Та же ложка, которую ты только что согнул. Откуда она? Правильно, из Матрицы. Ее бы здесь не было, если бы в своей настоящей жизни ты не смотрел этого фильма.  Искусственную реальность формируешь ты сам, она берет образы из твоей памяти и твоего подсознания. Фильмы, которые ты когда-то смотрел, книги, которые ты когда-то читал. Она построена на твоих желаниях и на твоих страхах.

  –        Страхов тут явно больше, чем желаний, – сказал Гусев.

  –        Причем, ты сам уже можешь не помнить, что смотрел те или иные фильмы, а подсознание все равно подсунет их в виртуальность, – сказал Березкин. – Потому что подсознание не забывает. Оно хранит весь твой жизненный опыт и использует его...

  –        Стоп, – сказал Гусев. – Если весь этот мир замкнут на меня и состоит из вывертов моего мозга, кто тогда ты и откуда взялся? Если ты тоже часть меня, как же ты можешь рассказывать мне вещи, о которых я не знаю?

  –        Я – голос извне, вестник большого мира, – сказал Борис. – Форму ты придал мне сам, а содержание идет от медицинского консультанта, который подключился к твоей системе жизнеобеспечения. И да, меня на самом еле зовут Борис, только на самом деле я абсолютно на тебя не похож.

  –        Тогда почему же ты меня сначала в квартиру не пускал, консультант? Почему сразу все не сказал?

  –        Потому что сначала следовало установить контакт, – сказал Борис. – Поговорить на отвлеченные темы, и лишь потом, когда подвернется случай, рассказать правду. А уж когда ты ложки начал гнуть, я и понял, вот он, тот самый момент.

  –        А если бы не начал?

  –        Тогда бы я все равно рассказал, – сказал Борис. – Может быть, чуть позже. На пятнадцать минут или полчаса, или твой разум придал мне какую-то другую форму, и правду ты бы узнал от кого-то другого. От того же Макса, например.

  –        Я должен был узнать правду именно сегодня? – уточнил Гусев. – Почему?

  –        Потому что процесс восстановления подходит к концу, и тебе скоро надо будет просыпаться, – сказал Борис. – И мы увидимся с тобой уже в реальном мире, и тогда я действительно поздравлю тебя с началом твоей новой жизни.

  –        Мне что-то нужно делать? Как-то подготовиться? – спросил Гусев.

  –        Нет, делать ничего не нужно. Важно лишь одно – ты должен знать, что мир, который окружает тебя сейчас, на самом деле не существует и скоро закончится.

  Гусев затушил окурок в пепельнице и тут же прикурил новую сигарету.

  –        Выходит, я все это придумал себе сам?

  –        Придумал или вспомнил. Тебе нужны доказательства?

  –        Хотелось бы.

  Березкин дернул головой.

  –        Самое очевидное – это Черная Лотерея, – сказал он. – Вспомни 'Седьмую жертву' Шекли или его же 'Цивилизацию статуса', там тоже был похожий эпизод. 'Бегущего человека' Кинга или одноименный фильм со Шварценеггером. Этот мир – лоскутное одеяло, которое сшил ты сам. Из того, что видел, читал или о чем думал.

  –        Довольно слабый аргумент, должен сказать, – заявил Гусев. – Фантасты написали столько всего, что, порывшись в груде книг, можно выудить пару-другую удачных прогнозов практически к любому пути развития. Если вдуматься, даже вот этот самый наш с тобой разговор тоже глубоко вторичен. Помнится, в другом фильме Шварценеггера его героя как раз убеждали, что он заблудился в собственных воспоминаниях и уговаривали сдаться  врагу[1].

  –        Я тебе не враг.

  –        Но и не друг, – сказал Гусев.

  –        Я хочу только облегчить твою адаптацию к новой жизни, – сказал Борис. – И она пройдет куда проще и безболезненнее, если ты поверишь в то, что сейчас тебя окружают иллюзии. Иначе тебе будет очень тяжело с ними расставаться.

  –        С иллюзиями вообще тяжело расставаться, – философски заметил Гусев. – Но по этому миру я скучать точно не буду.

  –        Хотя получилось у тебя любопытно.

  –        Ага, – сказал Гусев. – Получается, что эта чертова охота была всего лишь салочками, и я, как какой-то глупый пес, гонялся за собственным хвостом?

  –        Скорее, убегал от него.

  –        Но что-то могло мне повредить?

  –        Физически – нет.

  –        Я вообще могу умереть в этом мире?

  –        Если сам того захочешь. Это же твой  мир.

  –        И что будет, если я умру?

  –        С миром? Он исчезнет.

  –        Со мной.

  –        Я точно не знаю, – сказал Борис. – Может быть, ты начнешь все сначала, может быть, воскреснешь в каком-то другом мире.

  –        Но в реальности, данной вам в ощущениях, в себя так и не приду?

  Березкин покачал головой.

  –        До окончания процедуры это невозможно.

  –        И сколько осталось до конца процедуры?

  –        В реальности – несколько суток. Но время в наших мирах течет неодинаково. Линейной зависимости тут нет. Может быть, пройдет пара недель, может быть, для этого потребуется год.

  –        Но не больше?

  –        Едва ли больше.

  Гусев внимательно смотрел на лицо Березкина. Героя, убеждавшего Шварценеггера в нереальности происходящего, выдал тот факт, что он потел и вообще очень нервничал. Березкин не потел, а если и нервничал, то это можно было объяснить вывертами гусевского подсознания.

  Гусев пожалел, что не обладает талантами доктора Лайтмена[2]. Тот по одному дрожанию левой икры мог бы сделать выводы о правдивости рассказа Березкина. Вот Борис головой трясет и ухо постоянно чешет, это что означает? Кто бы знал.

  Конечно, теория о виртуальности объяснила бы все нелепости и дурацкие законы. Но если этот мир придуман самим Гусевым, почему же на него, демиурга и творца, постоянно сыплются всякие неприятности? Как из рога изобилия и прямо на голову.

  –        Ты мне все еще не веришь, – констатировал Борис.

  –        Я сомневаюсь, – сказал Гусев. – Имею право.

  –        Имеешь. Сомнения в очевидном – признак пытливого ума.

  –        Лучше бы ты оказался просто моим клоном, – вздохнул Гусев.

  –        А ложку ты как объяснишь?

  –        Бритвой Оккама.

  –        Телекинез? С чего бы вдруг у тебя паранормальные способности прорезались?

  –        На почве стресса.

  –        Это у тебя что, первый в жизни стресс?

  –        Нет.

  И почему ложка? Пули взглядом останавливать было бы куда удобнее. Нео вон останавливал, но для него та история все равно плохо закончилась. Хотя сам Гусев предпочел бы, чтобы 'Матрица' закончилась уже после первой серии.

  –        Ты – взрослый и разумный человек, – продолжал Борис. – Ты можешь придумать рациональное объяснения для происходящего, что бы ни происходило. Однако, если ты воспользуешься той же самой бритвой Оккама, то поймешь мою правоту. Телекинез, клонирование, которое, вообще-то, незаконно и на территории страны не проводится даже подпольно, дуэльный кодекс... Тебе придется объяснять все это по отдельности, а я могу объяснить все оптом.

  –        Можешь, – согласился Гусев. – Это вообще очень известный литературный прием: 'а на самом деле все это приснилось ему с похмелья'. Обычно свидетельствует о патологической неспособности автора вменяемо объяснить, чего ж он тут раньше нагородил.

  –        Но автор в данном случае не я, – покачал головой Борис. – Автор ты.

  –        Видимо, я скрытый мазохист, – сказал Гусев. – Что-то мне в созданном мною мире не очень уютно. А вот, кстати, если я тут один живой человек, значит ли это, что я могу выйти на улицу с пистолетом и невозбранно отстреливать там прохожих?

  –        По логике этого мира, тебя посадят в тюрьму, – сказал Борис после небольшой паузы.

  –        Ненастоящую.

  –        Кроме того, это может вредно отразиться на твоей психике, – сказал Борис. – До тех пор, пока ты окончательно не убедишься в иллюзорности мира, твое подсознание будет считать, что ты стреляешь в живых людей, которые тебе ничего плохого не сделали.

  –        Уж не кармическим ли воздаянием ты мне грозишь? – поинтересовался Гусев.

  –        Я тебе вообще ничем не грожу, – сказал Борис. – Просто есть такая теория, что намерение определяет больше, чем действие. И стрелять в людей для психики очень вредно, поверь мне.

  –        Я верю. В этом вопросе я как раз верю тебе безоговорочно.

  –        В других, значит, нет?

  –        Ну, знаешь, очень трудно уложить такое в голове вот так сразу, – сказал Гусев.

  Он тщательно затушил окурок, достал из кармана пистолет и направил его на Бориса. Борис заметно побледнел.

  –        Ты побледнел, – заметил Гусев.

  –        Наверное, потому что твое подсознание ожидало от меня именно такой реакции.

  –        А как отреагирует мое подсознание, если я всажу тебе пулю в лоб? – поинтересовался Гусев.

  –        Честно говоря, мне бы очень этого не хотелось, – сказал Борис. – Убив меня, ты можешь нанести травму своей психике. Ведь, по сути, ты будешь стрелять в самого себя.

  –        Всего лишь в отражение в зеркале, – сказал Гусев. – Кроме того, это же довольно очевидное решение. Герой должен сразиться с самим собой и одержать верх. Мне кажется, терапевтический эффект может оказаться весьма неплохим.

  Борис покачал головой.

  Гусев демонстративно сдвинул рычажок предохранителя, выбирая дуэльный режим.

  По лбу Бориса стекла капелька пота.

  Гусев встал, зашел к Борису за спину и приставил дуло вернувшейся в родные руки 'беретты' к его затылку. По пути он выщелкнул из рукоятки обойму и бросил беглый взгляд на положение выбрасывателя, которое показывало, что патрона в стволе нет. Он, вроде бы, и так помнил, что его нет, но перестраховаться все же не мешало. Обойму он спрятал под одежду, надеясь, что для клона эти манипуляции останутся незамеченными.

  Похоже, что остались. Когда холодная сталь коснулась его головы, Бориса начала бить крупная дрожь.

  –        Твое последнее слово, консультант? – спросил Гусев.

  –        Мы так не договаривались! – истерично выкрикнул Березкин, обращаясь непонятно к кому.

  Гусев спустил курок.

  Разряженный пистолет сухо щелкнул.

  Доведенный до предынфарктного состояния клон хлопнулся в обморок, уронив голову на стол.

  Гусев сунул руку в карман, достал обойму, зарядил пистолет и стал ждать.

  Через десять минут Гусев решил, что ждать уже нечего. Березкин начал подавать слабые признаки жизни. Вырубать его ударом по голове Гусеву не хотелось, объясняться с ним – тем более.

  Он убрал пистолет в карман, склонился над своим двойником и, преодолев природную брезгливость, обследовал то самое ухо, которое Березкин чесал все время разговора. В глубине ушной раковины оказался спрятан миниатюрный динамик.

  Гусев хмыкнул, сгреб со стола ложку и сообщил тем, кто за ним сейчас наверняка наблюдал:

  –        Это была неплохая попытка. Но страсть к дешевым спецэффектам вас когда-нибудь погубит.

  Никто ему не ответил, но Гусев на это и не рассчитывал.

  Глава двадцать первая.

  Приехав домой, Гусев в первую очередь тщательно закрыл за собой обычную железную дверь, которую в ближайшем же времени собирался поменять на сейфовую и пуленепробиваемую.

  Прошел на кухню, достал из пакета бутылку коньяка и стакан, налил, выпил. Закурил, в очередной раз подумав о том, что неплохо бы бросить.

  Его понемногу отпускало, почти вынесенный от разговора с клоном мозг возвращался на место.

  Виртуальность, ага. Крестись она конем три раза.

  Если бы Гусев создавал для себя мир, он был бы там, как минимум, арабским шейхом. Или Бэтменом. Или оператором огромного боевого человекообразного робота, и в любом случае это была бы куда более веселая реальность, чем данная ему в ощущениях.

  Хотя, надо признать, какое-то время он колебался. Слишком уж убедительную чушь подсказывали Борису невидимые советники. Ложка эта, опять же...

  Вопрос с ложкой следовало прояснить. Гусев достал ее из кармана, повертел в руках. На вид, это была вполне обычная чайная ложка, без каких-либо изысков, даже не серебряная.

  И взгляды на нее больше не действовали.

  Гусев посмотрел на нее расфокусированным взглядом. Потом сфокусированным. Даже периферическое зрение попробовал, но все без толку. Ложка гнулась только тогда, когда он давил на нее пальцами.

  Порывшись в посудном ящике, Гусев выудил на белый свет еще несколько чайных ложек и одну столовую. Они тоже отказывались гнуться, все как одна.

  Гусев допил коньяк, бросил все ложки, включая прихваченную из квартиры Березкина, в посудомоечную машину, пошел в комнату и улегся на диван. Планшет лежал рядом.

  Ложка для розыгрышей нашлась в три клика.

  Стоило это удовольствие сто пятьдесят рублей и продавалось сразу в нескольких интернет-магазинах. Гнулась она при помощи специального прибора дистанционного управления, входящего в комплект поставки. Принцип действия оказался прост. Часть ложки была сделана из специального полимера, который при пропускании тока изменял свои свойства. Внутри находился миниатюрны, а многого там и не надо, источник тока. Дистанционный прибор на короткое время включал источник тока, материал становился пластичным, ложка гнулась и в таком положении застывала. Радиус действия – не больше трех метров, что ж, кухня у Березкина по площади вполне подходила.

  Красиво, восхитился Гусев. Цена вопроса – сто пятьдесят рубликов, а голову заморочили знатно. Хотя, наверное, какой-то частью своего разума Гусев и сам хотел проверить в столь простое объяснение. Мир нереален, проблемы выдуманы им самим, настройся на позитивный лад и все пройдет. Или расслабься и получай удовольствие от процесса, не принимая его всерьез.

  Заманчиво, соблазнительно, но совершенно нереально.

  Психологи, а советы Березкину нашептывали явно они, его недосчитали. Или просто посчитали неправильно. Слишком уж недоверчивым типом был Гусев, чтобы купиться на такое объяснение. Да и клон, откровенно говоря, отыграл на троечку. Видимо, он с самого начала был не в курсе этой манипуляции и его подключили в последний момент. Подкупили, запугали, уговорили.

  Осталось только выяснить, зачем.

  Сущие пустяки, если вдуматься. У Гусева появилось ощущение, что он вязнет в болоте все глубже и глубже. Что бы он ни предпринимал, вопросов меньше не становилось. Напротив, их количество постоянно росло.

  Скорее всего, Березкин действительно рос и воспитывался в детдоме, и вся эта история была ему побоку. И когда Гусев узнал о его существовании, на него вышли создатели и решили задействовать в игре против Гусева, резонно предположив, что рано или поздно он с клоном встретится. Понятно было также, что создатели не желали Гусеву смерти, потому что если бы желали, он уже давно был бы мертв. Создатели хотели Гусевым манипулировать, и цели их все еще оставались неясны. А еще создатели избегали любой возможности попасться Гусеву на глаза. Они, даже Березкиным могли бы пожертвовать, наверное, лишь бы не раскрыться.

  Ну и зачем это все?

  Если бы ложка согнулась на самом деле, то ценность Гусевского ДНК нашла бы свое объяснение. Но ложка не согнулась, ценность не нашла...

  Гусев посмотрел на часы, было уже далеко за полдень. Дело клонилось к вечеру. Такой приятный субботний день испортили, сволочи. Вместо того, чтобы наслаждаться ощущением от покупки собственного жилья очередные ребусы приходится разгадывать.

  Гусеву стало тоскливо. И поговорить-то на самом деле не с кем.

  Список контактов в телефонной книге оказался до отвращения коротким. Ни на что особо не рассчитывая, Гусев ткнул пальцем в телефон своего риэлтора.

  –        Возникли какие-то проблемы с квартирой? – осведомилась Марина.

  –        Нет, – сказал Гусев. – Просто хотел пригласить вас поужинать. Обмыть покупку и все такое.

  –        Прямо сейчас?

  –        Нет, можно часиков в семь, – сказал Гусев, немного обалдев от того, что она согласилась. – Скажите только, куда заехать.

  –        Давайте лучше в восемь, – предложила она.

  –        Давайте в восемь.

  Она продиктовала адрес, Гусев тут же заказал такси на семь тридцать. Садиться за руль в таком состоянии ему не хотелось.

  Ресторан выбрала Марина. Небольшое, но приличное на вид заведение, в котором подавали блюда итальянской кухни. Гусев ничего не имел против итальянской кухни.

  –        А от вас коньяком пахнет, – сказала Марина, когда их проводили к столику и официант выдал меню.

  –        Пил, – не стал отрицать Гусев.

  –        Неужели смелости набирались?

  Гусев несколько секунд потратил на раздумья, сколько очков может принести ему вранье, а потом решил не выделываться и сказал правду.

  –        Просто тяжелое утро выдалось.

  –        Что-то случилось? – участие на ее лице вроде бы не выглядело поддельным.

  –        Обычная фигня, – сказал Гусев. – Устал я от вашего времени, если честно. Слишком оно насыщенное.

  –        А многие жалуются на скуку.

  –        С удовольствием бы поменялся местами с любым из этих многих, – сказал Гусев. – С некоторых пор я просто обожаю скуку, но она почему-то оказалась состоянием для меня недостижимым.

  –        У вас проблемы? Я могу помочь?

  –        Просто поужинайте со мной, – сказал Гусев. – Представляете, я купил квартиру, а мне даже порадоваться этому событию не с кем.

  Конечно, этому событию можно было порадоваться вместе с Лешей Беркутовым, но по некотором размышлении Гусев решил, что он столько не выпьет. Да и виделись они буквально на днях, не стоит злоупотреблять.

  –        Вам, наверное, очень одиноко, – сказала Марина.

  Всю жизнь, хотел сказать Гусев, но не сказал.

  –        Не будем о грустном. Лучше расскажите, что в этом заведении самое вкусное.

  –        Рекомендую взять пасту с морепродуктами.

  –        Отлично, – сказал Гусев и жестом подозвал официанта. – И вина. Какого-нибудь приличного белого вина.

  Официант принял заказ и удалился.

  –        Вы в вашем времени были женаты? – спросила Марина.

  –        К счастью, нет, – сказал Гусев. – А то было бы совсем плохо. И детей не было. А вы замужем?

  –        Была бы я замужем, согласилась бы на ваше приглашение в субботу вечером?

  –        Резонно, – согласился Гусев.

  –        Вы могли бы все заранее узнать про меня в сети.

  –        Мне это как-то непривычно, – сказал Гусев. – Я предпочитаю такие вопросы по старинке выяснять, лицом к лицу.

  –        Что еще вы хотите спросить у меня лицом к лицу?

  –        Сейчас ваша очередь спрашивать.

  –        Я читала ваш блог. Вы действительно были готовы сдаться и умереть?

  –        В тот момент другого выхода не было. Невозможно воевать одному против всех.

  –        Далеко не все принимают участие в охоте.

  –        Тех, что принимают, мне вполне бы хватило, – сказал Гусев.

  –        Это жестокая мера, но она снижает уровень агрессии в обществе.

  –        Знаю, читал, – сказал Гусев. – Но все равно, мне этого удовольствия не понять. Я и на обычной-то охоте ни разу не был, хотя звали, а уж на людей...