Текст книги "Цивилизация страуса (СИ)"
Автор книги: Виталий Фролов
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
– Оно всегда зреет.
– Недовольны, по большей части, люди среднего возраста. Те самые, которые родились в твои времена и почему-то испытывают по нему ностальгию. Они говорят, что страна выбрала не тот вариант развития, и нам стоит вернуться в нулевые и снова пойти по европейскому пути.
– Как можно вернуться туда, где никогда не был?
– Вот именно, – сказал Макс. – Но они этого не понимают, и было бы неплохо, если бы кто-то развеял их заблуждения.
– Ну и зачем вам я? – поинтересовался Гусев. – Всего-то тридцать семь лет прошло, должно быть полно живых очевидцев.
– Есть-то они есть, – сказал Макс. – Но, видишь ли, они твои хронологические ровесники, и новое поколение практически не воспринимает их всерьез. Тут нужен кто-то, кто и был очевидцем и может говорить с людьми на их языке. Кто-то такой же, как они. Кто-то, кому они поверят.
– И как это должно выглядеть?
– Полагаю, в виде курса лекций, – сказал Макс. – Для начала. А там видно будет.
– И сколько денег?
– Больше, чем ты заработаешь дворником.
– Это интересное предложение, – соврал Гусев, который не хотел ввязываться непонятно во что. – Но я должен его обдумать.
– И это тоже нормально, – сказал Макс. – Ну, и в качестве жеста доброй воли я предоставлю тебе твою историю болезни совершенно безвозмездно. То есть, даром.
– Нет, – сказал Гусев, который не любил быть у кого-то в долгу. – Бизнес есть бизнес. Я привык оплачивать оказываемые мне услуги.
– Как знаешь, – ухмыльнулся Макс. – Но могу я хотя бы сделать тебе небольшую скидку в расчете на дальнейшее сотрудничество?
– Не стоит, – сказал Гусев. – Я пока не бедствую.
– Если ты сделаешь все правильно, бедствовать ты не будешь никогда.
– Я подумаю, – пообещал Гусев и протянул Максу банковскую карту.
Выйдя от Макса, Гусев сразу же наткнулся на дитя тьмы.
Надо сказать, что детей Гусев не особенно любил. Эти маленькие горластые ублюдки вечно орут в самолетах или устраивают истерики в супермаркетах (Купи! Купи! Купи!), и любой здравомыслящий человек должен держаться от них подальше. Гусев помнил, что сам он был не таким ребенком. Ну, это вроде бы, все помнят.
Совсем без детей жить, конечно, нельзя, однако Гусев был бы не против, если бы всю молодую поросль изолировали бы где-нибудь на отдаленном острове лет эдак до двадцати пяти, и только после этого начинали пускать к приличным людям. Разумеется, лишь в том случае, если они докажут, что умеют вести себя в обществе.
Ну ладно, девочкам можно сделать послабление и скинуть пару лет изоляции. А вот с мальчиками нужно обходиться со всей возможной строгостью.
Мальчики отвратительны, а особо отвратительны мальчики примерно девяти лет, которые носят застегнутые на все пуговицы рубашки, зализывают волосы назад и смотрят на незнакомых людей странным, пугающим и стеклянным взглядом. Таким, каким смотрело сейчас на Гусева это дитя тьмы.
Гусев сделал попытку обогнуть мальца, но тот нагло схватил его за штанину.
– Чего тебе? – дружелюбно сказал Гусев.
– Ты умрешь, – механическим голосом сказало дитя тьмы.
– Ты тоже умрешь, – сказал Гусев. – Все умирают.
– Однажды ты сбежал, но она идет за тобой, и она все ближе.
– Точно, – сказал Гусев. – А ты случайно не видишь мертвых людей?
– У звезды смерти три луча, – сообщило дитя тьмы, проигнорировав вопрос.
– Я точно не помню, но, по-моему, ты не прав. Мы сейчас о какой серии говорим?
Мальчик неожиданно отпустил штанину Гусева, да и взгляд у него стал осмысленным.
– Ты кто? – вопросило дитя тьмы.
– Скажи, а тебе родители не рассказывали о правилах элементарной вежливости? – поинтересовался Гусев. – Ну, типа там, когда ты обращаешься к взрослому незнакомому человеку надо, как минимум, говорить ему 'вы' и не нести всякую фигню о том, что он вот-вот склеит ласты? В таком вот аспекте?
– Чокнутый, – сказало дитя тьмы и засверкало пятками, скрываясь за углом многоквартирного дома.
– Псих какой-то, – пробормотал Гусев и отправился к метро.
Глава восьмая.
– Чем я могу вам помочь? – поинтересовалась молодая и улыбчивая девушка-менеджер, когда Гусев уселся за столик для обслуживания клиентов.
– У меня когда-то был счет в вашем банке, – сказал Гусев. – Я хотел бы узнать, что с ним стало.
– Можно ваш паспорт?
– Пожалуйста.
Руки девушки запорхали над клавиатурой, а ее носик забавно сморщился.
– Простите, ничего не могу найти. Как давно это было?
– Тридцать семь лет назад.
Девушка посмотрела на Гусева. Гусев мило улыбнулся.
– Вы шутите?
– Нет. И у меня тогда был другой номер паспорта.
– А сколько вам тогда было лет?
– Тридцать три.
– А сколько вам сейчас?
– Семьдесят.
– И как это может быть? – Гусев прямо-таки поразился ее выдержке.
– Вы слышали о крионике?
– О, – сказала девушка. – А я думаю, откуда мне ваше лицо знакомо. Это же вас показывали в новостях?
– Наверное, – сказал Гусев. Сам он новости не смотрел, но предполагал, что ребята из 'Второй жизни' запросто могли пропихнуть сюжет на телевидение.
– Подождите минутку, – сказала она и упорхнула.
Через минутку к Гусеву вышел сам начальник отдела по работе с физическими лицами. Его звали Алексей, он был улыбчив, прилизан и отчего-то напоминал Гусеву хорька, хотя никакого физического сходства между Алексеем и хорьком не прослеживалось.
Алексей проводил Гусева в свой кабинет, усадил в дорогое кожаное кресло и попросил еще подождать. Минут через двадцать Алексей вернулся, вставил в свой компьютер флешку, постукал пальцем по тачпаду и попросил Гусева еще раз предъявить документы.
– Да, – наконец подтвердил он. – Похоже, у вас действительно был счет в нашем банке.
– Отлично, – сказал Гусев. – Когда я смогу получить к нему доступ?
– Боюсь, с этим могут возникнуть определенные сложности, – улыбнулся Алексей. Гусев не нашел в этом заявлении ничего смешного.
– Например? – холодно осведомился он.
– Когда вы... когда с вами случилась неприятность, ваш счет заморозили.
– Как и меня, – сказал Гусев. – Но теперь меня разморозили, и я не вижу причин, мешающих вам так же поступить и с моим счетом.
– Тем не менее, такие причины есть.
– Огласите, – попросил Гусев.
– Понимаете, в банковском деле важна точность, – сказал Алексей. – Следование духу закона до последней буквы, так сказать. Тщательная проверка всех документов, фиксирование всех операций, полная финансовая отчетность...
Гусев молчал. Длительное вступление не обещало ему ничего хорошего, но он был из тех людей, которые и не ждут от жизни ничего хорошего, а потому не удивился. Он твердо знал, что в банке будут проблемы и на вложенные когда-то деньги особо не рассчитывал. Ему просто хотелось убедиться.
– Понимаете, – наконец-то перешел к сути Алексей. – Я вот понимаю, что вы и есть тот самый Гусев, который открывал у нас счет сорок с лишним лет назад. Я смотрю телевизор, читаю новости и знаю об этой истории в частности и о крионике в целом. Сейчас уже существуют законы, регулирующие подобные ситуации, но тридцать семь лет назад их не было. И тогда вы были признаны мертвым, и...э... В общем, для того, чтобы разморозить доступ к вашему счету, мне нужно документальное подтверждение что вы – это вы. Вы мне такие документы предоставить можете?
– Я уже показывал вам паспорт.
– Паспорт выдан гражданину Гусеву в этом году. В нем нет никакой связи с гражданином Гусевым, который открывал у нас счет четыре десятка лет назад.
– Дата рождения, например.
– Есть тысячи людей с одинаковыми датами рождения, – сказал Алексей.
– На самом деле, миллионы, – сказал Гусев. – Дат рождения всего-то триста шестьдесят пять, а людей в мире – несколько миллиардов.
– Вот именно, – сказал Алексей. – Я рад, что вы это понимаете.
– Ладно, – сказал Гусев. – Я понимаю, в чем проблема. Теперь расскажите мне, как эту проблему можно решить.
– Я даже не знаю, – развел руками Алексей. – Разве что только через суд.
В том, как он это произнес, была какая-то странность. Ну вот как если бы монах обратился к настоятелю монастыря с моральной дилеммой, а тот бы ему сообщил, что разрешить ее можно только продав дьяволу свою бессмертную душу.
Гусев обратил на эту странность внимаnbsp;ние, но заострять не стал.
– Тогда увидимся в суде.
Алексей широко улыбнулся.
– Сильно сомневаюсь, – сказал он.
Причину Алексеевских сомнений Гусев понял к вечеру. Он успел пообщаться с четырьмя разными адвокатами из трех разных юридических контор, и ни один из них не выказал ни малейшего желания браться за иск к банку.
Бродя по адвокатским конторам, Гусев заметил очередную странность. Среди встреченных им юристов не было женщин. Но и это еще не все. Среди встреченных им юристов не было стариков. Среди них не было ни одного толстяка.
Все адвокаты оказывались людьми в возрасте до сорока лет, все они были стройными и подтянутыми, а у некоторых под дорогими костюмами прятались мышцы. У кого-то горы, у кого-то бугры, но ни задохликов, ни обладателей пивными животиками Гусев так и не увидел. Видимо, фитнес среди юристов был не просто моден, он был необходим, он был одной из главных составляющих имиджа успешного адвоката. Однако, это ни пролило ни лучика света на отсутствие среди них женщин и людей предпенсионного возраста.
Гусев понимал, что этому факту наверняка есть какое-то рациональное и, скорее всего, очень простое объяснение, и причина лежит на поверхности, и ответ не может быть так уж сложен, но задавать вопросы он не решился. В этом мире задавать вопросы надо было очень аккуратно, ведь за каждым неосторожным словом мог последовать вызов на дуэль, а Гусев не горел желанием стрелять в других людей. Снова.
Вечером он поужинал в какой-то кафешке, заказал кофе и проверил свой почтовый ящик.
Обещанные Максом файлы уже бултыхались в аттачменте, и Гусев, прихлебывая горячий напиток, принялся изучать обстоятельства собственной смерти.
Весьма загадочные, надо сказать, обстоятельства.
Гусева застрелили субботним вечером в его собственной квартире. Приблизительно в десять часов. В то же время с его телефона было совершено два анонимных телефонных звонка, голос звонившего, как водится, был изменен. Первый звонок поступил в дежурное отделение клиники 'Вторая жизнь', второй – тоже в дежурное отделение, но уже полиции. Интервал между звонками был меньше минуты.
Дверь в его квартиру осталась открытой.
Криомедики приехали первыми и полицию им пришлось ждать. Однако, поскольку причина смерти Гусева была очевидна, они начали обговоренные в клиентском договоре мероприятия, которые хоть и не могли спасти пациенту жизнь, но делали его смерть не окончательной. Полиция, надо полагать, не пришла из-за этого в неописуемый восторг, однако, возбухать не стала. Видимо, ребята из 'Второй жизни' дали на лапу кому-то из милицейских чинов.
По этой же причине не стали проводить вскрытие. Полицейский эксперт присутствовал при процедуре окончательной заморозки, и после того, как Гусева упаковали в холодильник, получил на руки полный отчет о характере гусевского ранения.
Сквозное, предполагаемый калибр – около девяти миллиметров, пулю в квартире Гусева так и не нашли. Полиция заключила, что стрелял профессионал и принялась искать причину убийства в области гусевской профессиональной деятельности, что было делом гиблым и абсолютно бесперспективным.
Таких, как Гусев, киллерам не заказывали. Для этого он был слишком мелок, слишком легко заменяем, слишком ничтожен для того, чтобы его смерть оказала хоть какое-то влияние он огромный корпоративный механизм, винтиком которого он служил. Он не был олигархом, не был владельцем компании, не был топ-менеджером, его звено было чуть выше среднего, и ни конкурентам, ни честолюбивым коллегам не было никакой выгоды от его смерти.
Кроме того типа, который занял его место начальника отдела и получил неплохую прибавку к своей и так неплохой зарплате. Гусев прикинул, стал бы он ради такого убивать. Нет, он бы не стал, но ведь это ни о чем не говорит. Все люди разные. Кто-то и за штуку баксов в месяц убьет.
Имя преемника в документах не значилось. Гусев подумал, что неплохо было бы его выяснить.
Впрочем, исходя из прочитанного, расследование стоило начинать с другой стороны.
Гусев не был большим поклонником интернета, но по роду службы в старой сети ориентировался неплохо. Политическая и культурная жизнь протекали где-то между 'Живым Журналом' и 'Фейсбуком', молодежь предпочитала 'в контакте', в 'одноклассниках' сидел народ. Сейчас же ничего этого не было. 'Живой журнал' окончательно умер, 'фейсбук', если и продолжал существовать, фатально вышел из моды, судьба остальных сайтов осталась для Гусева и вовсе неизвестной.
Социальная сеть ныне была одна, и зарегистрировано в ней было все население страны, причем в случае Гусева, согласия у этого населения никто не спрашивал. Этот подход Гусеву не особенно нравился, но были у него и свои плюсы. Поиск людей значительно упростился.
Если, конечно, люди не меняли фамилию или не уезжали из страны.
Настя не сменила и не уехала. Она все еще жила в Москве, и Гусев решил, что вечер еще недостаточно поздний, а потому можно нанести ей визит.
Она узнала его сразу.
– Ты, – коротко, на выдохе.
– Я, – не стал отрицать Гусев.
– Зачем ты пришел?
– Просто повидаться, – соврал он. – Проходил мимо, думаю, дай-ка зайду. Не так уж много знакомых у меня осталось.
– Я не хочу тебя видеть.
– Бывает, – она попыталась закрыть дверь, но он вовремя вставил ногу в проем. – Я недолго.
– Это твое второе имя, да?
– Скорее, кредо.
Насте было за шестьдесят. Ухоженная старушка, которая следила за собой, потому что больше следить ей было не за кем. Благодаря прозрачности нового мира, Гусев знал о ее жизни почти все. Ни мужа, ни детей, ни внуков.
Она посвятила свою жизнь карьере, но всякая карьера заканчивается пенсией. В случае Насти, это была хорошая пенсия, сдобренная доходами от удачных капиталовложений.
Не самый плохой, в общем-то, вариант.
– Я вызову полицию.
– Зачем?
– Чтобы они выставили тебя отсюда.
– Но я пока и не вошел, – заметил Гусев.
– Убери ногу.
– Что, даже чаю не предложишь?
– Убирайся к черту.
– Разве время не лечит раны?
– Ты кинул меня.
– За это ты меня и застрелила?
– Что?
От удивления она ослабила нажим на дверь. Гусев воспользовался заминкой и перетек в прихожую.
– Тебе там последние мозги отморозили, да?
– Нет. По крайней мере, мне так не кажется.
– Тогда что за чушь ты несешь?
– Я тут узнал, что меня застрелили, – сообщил он. – Прямо в сердце. В моей собственной квартире. В той самой, от которой у тебя были ключи. И почти сразу же в клинику, заметь, в ту самую клинику, на договоре с которой настояла именно ты, поступил анонимный звонок, сообщающий о моей смерти. Неплохо сработано, кстати. С одной стороны, я мертв, и ты отомщена, с другой стороны, я все же не совсем мертв, по крайней мере, теоретически, и совесть твоя осталась относительно чистой.
– Бред, – сказала она.
– Дверь открыли ключом. Ключи были только у тебя.
– Значит, не только.
– У тебя была возможность, – сказал Гусев. – У тебя был мотив. Странно, что тебя еще тогда не арестовали.
– Ты несколько переоцениваешь свое значение в моей жизни, Антоша, – сказала она ядовито-ласковым голосом. – Да, ты меня бросил, и я расстроилась, но это еще не конец света. И, кстати, меня тогда допрашивали.
– И что ты им сказала?
– То же самое, что и тебе. Это не я.
– А кто?
– Откуда мне знать? Ты ведь хам, Гусев. О твоей смерти наверняка мечтала целая куча народа.
– Мечтать о чьей-то смерти, это одно, – сказал Гусев. – А дарить кому-то смерть – это совсем другое.
– Вот именно. Я и слезинки не проронила, когда узнала. Но сама я этого не делала.
– Так прямо и ни слезинки?
– Гусев, чего тебе надо?
– Правду.
– Ты ее уже получил. Что будешь делать дальше?
– Значит, это не ты?
– Не я.
– С другой стороны, если бы это была ты, вряд ли ты бы мне в этом призналась, так?
– Почему бы нет? – спросила Настя. – Тридцать семь лет прошло, срок давности вышел, ты жив, вот он, передо мной стоишь. Чем бы я рисковала?
– К примеру, я мог бы отомстить.
– Как?
– У меня есть пистолет.
– Теперь у всех есть пистолет, – сказала она. – Только у тебя духу не хватит в меня выстрелить.
– Ладно, – сказал Гусев. – Что-то мы вообще не о том. Как ты жила-то все эти годы, Настя?
– Нормально жила, Гусев. Не знаю, на что ты там рассчитывал, но душу я тебе изливать не собираюсь. Так что шел бы ты отсюда, а?
– Да, – сказал Гусев. – Я, наверное, и правда пойду.
Он был уже в подъезде и успел спуститься на половину пролета, когда Настя его окликнула.
– Гусев!
Он обернулся.
– Если бы все женщины убивали бросивших их мужиков, в мире бы осталось чертовски мало мужиков, не так ли?
– Наверное.
– Подумай об этом, Гусев.
– Обязательно.
– И постарайся сделать так, чтобы я больше тебя не видела.
Честно говоря, Гусев и сам не понимал, на что он рассчитывал и чего от этой встречи ждал. Что она разрыдается, упадет ему на грудь и они будут пить чай на кухне, вспоминая старые добрые времена? Или что она признается в убийстве, и тогда он... А что бы он тогда сделал?
Гусев понятия не имел.
У его дела давно вышел срок давности, так что полиция, даже имея на руках ее чистосердечное признание, вряд ли бы стала что-то предпринимать. Свершить возмездие самолично? Гусев не испытывал ни малейшего желания, во всяком случае, если речь шла о Насте. Как бы там ни было, как бы потом все не повернулось, было время, когда им хорошо было вместе, и... Черт побери, она была единственным человеком, оставшимся из его прошлой жизни.
Пусть она и не хотела его видеть, да и он, в общем-то, тоже. Но была между ними какая-то нить, что-то, что их связывало. Общие воспоминания о том вялотекущем романе, или принадлежность к одному поколению, или... Гусев окончательно запутался.
Он вышел из метро и пошел к своей общаге.
В то, что Настя могла его убить, он и сам не особо верил. Это был не ее стиль. Вынести мозг живому – это да, это всегда пожалуйста, но всадить пулю в сердце, и не в состоянии аффекта, не в тот день, когда он ее бросил, а на следующий... Да и где бы она взяла пистолет?
Ситуация была абсурдная. У Гусева не было врагов, способных на его убийство, и он это прекрасно понимал. Кому он нужен вообще?
Подсидеть на работе, подставить перед начальством, кинуть на деньги – на это люди его круга были вполне способны. Но убийство было для них слишком крутым шагом. Слишком радикальным.
За что вообще убивают людей?
Понятно, что подавляющее большинство убийств в те времена происходило на бытовой почве, и девяносто процентов из них – по пьянке. Но модус операнди не тот.
Собутыльники, внезапно воспылавшие к тебе ненавистью, могут воткнуть в тебя хлебный нож, проломить голову гантелей или тупо забить ногами. Но стрелять тебе в сердце, а потом сразу же звонить в больницу и милицию они не станут. Зачем им это надо?
И, опять же, ни у кого из знакомых, с кем Гусев мог бы выпивать, не имели доступа к огнестрельному оружию. Тогда – это вам не сейчас, когда каждый второй со стволом не расстается.
Однако, факт оставался фактом. Гусева решительно некому было убивать, но кто-то же его все-таки убил. И Гусев решил обязательно докопаться до истины. В тот вечер, идя от метро по освещенной московской улице и наслаждаясь теплым вечером, Гусев открыл совершенно новое для себя ощущение.
В его жизни появилась цель.
Глава девятая.
– Не могу сказать, что я удивлен, – заявил Макс. – Я ожидал твоего повторного визита, просто я не думал, что ты придешь так быстро.
– Ты смотрел те файлы, которые мне переслал?
– Только чтобы убедиться, что это те самые файлы. Разве я ошибся?
– Нет, – сказал Гусев. – Это те самые файлы. Но теперь мне нужно больше.
– Больше чего?
– Информации.
Макс зевнул, прикрыв лицо рукой, а потом почесал подбородок.
– А ты уверен, что тебе это на самом деле нужно?
– Меня убили, – сказал Гусев.
– Отчасти это верно, – согласился Макс.
– Отчасти?
– Ну, ты же вот он, передо мной сидишь.
– У меня украли мою жизнь.
– Дав тебе новую взамен.
– Я сам должен был это решать, – сказал Гусев. – Но у меня отняли право выбора.
– Это было тридцать семь лет назад, – сказал Макс. – К чему ворошить прошлое? Если даже ты узнаешь, кто тебя застрелил, что это для тебя изменит?
– Я буду знать.
– Ты ж понимаешь, что тот тип, кем бы он ни был, вполне мог и не дожить до наших времен?
– Понимаю.
– И даже если он до них дожил, что ты будешь с ним делать? Полицаям сдашь?
– Срок давности давно вышел.
– Это я и пытаюсь тебе втолковать, – сказал Макс. – Знание о том, кто тебя застрелил, не изменит в твоей жизни ровным счетом ничего. Здоровье не станет лучше, денег не станет больше, Солнце не начнет ярче светить. Зачем ты смотришь в прошлое? Не пора ли задуматься о будущем?
– Я хочу узнать, – сказал Гусев. – И я готов платить. Тебе этого мало?
– Ты просто занимаешься не тем.
– Это мое дело.
– Твое, – согласился Макс. – Ты подумал над моим предложением?
– Я в процессе, – соврал Гусев.
– Ладно, думай дальше. И что я должен добыть для тебя на этот раз?
– Мое дело из полицейских архивов, – сказал Гусев. – Протоколы, все такое. Это реально?
– Я даже не уверен, что это закрытая информация, – сказал Макс. – Мои люди постараются все раздобыть. Но подумай вот о чем. Полиция, конечно, в ваши времена совсем мышей не ловила, но они расследовали это дело по горячим следам, и ничего не нашли. При том, что это их работа, и у них есть целый штат профессионалов и ресурсы, которые тебе и не снились. Почему ж ты думаешь, что сейчас, спустя тридцать семь лет, ты достигнешь успеха в том, в чем они тогда облажались?
– Потому что это моя жизнь, – сказал Гусев. – Кому с ней разбираться, как не мне?
– Да будет так. Каждый сходит с ума по-своему, – кивнул Макс. – Еще что-нибудь?
– Ты не посоветуешь мне адвоката?
Макс в изумлении задрал бровь.
– Чего успел натворить?
– Ничего. Мне не по уголовному праву. Банк, в котором у меня был счет, не хочет отдавать мне деньги.
– Хороший, значит, банк, – ухмыльнулся Макс. – Хорошие банки просто так с деньгами не расстаются.
– Можешь кого-нибудь посоветовать?
– А много там денег?
– Средне.
– Тогда я могу посоветовать тебе забыть о них, – сказал Макс. – Но что-то мне подсказывает, что ты этому совету не последуешь.
– Не знаю, что именно тебе подсказывает, но оно право.
– Сейчас мало кто из адвокатов связывается с банками, – сказал Макс.
– Я заметил.
– Но есть у меня один парень, Федором зовут. Он не то, чтобы очень крутой, скорее, безбашенный, но другой за твое дело и не возьмется. Адрес и телефон я тебе в почту скину.
– Спасибо. А файлов когда ждать?
– День – два, – сказал Макс. – Это не очень интересная информация, поэтому я даже не знаю, к кому из специалистов мне обращаться. Ты, наверное, и сам мог бы ее нарыть, доступ к архивам у нас открыт.
– Пусть лучше специалисты займутся.
– Пусть, – согласился Макс. – Хотя и даль специалистов по такой фигне гонять. Копеечное ж дело.
– В наше время говорили, что информация – это самый дорогой товар, – заметил Гусев. – Но я смотрю, у вас оно не так.
– Врали потому что в ваше время, – сказал Макс. – Или добросовестно заблуждались, что, в принципе, не так уж важно. С чего б ей быть самым дорогим товаром, если ее вокруг столько, что хоть тачками вывози? Вон в гугле, хочешь, рецепт блинчиков добудь, хочешь, чертеж атомной бомбы и список сайтов, где для нее материалы прикупить можно. Но что-то никто ничего вокруг не взрывает, да и блинчиков приличных днем с огнем не найдешь. Информация, мой древний друг, это товар очень неудобный. Во-первых, потому что ее полно и она в основном бесплатна. А во-вторых, та информация, которую кому-то за деньги продать можно, добывается тоже не бесплатно, и не только деньгами за нее порою платить приходится. А самое главное, что список покупателей для той инфы крайне ограничен. Вот знаешь ты, например, страшную военную тайну стратегического значения. Кому ты ее продавать будешь? Много ты людей знаешь, которые такие тайны купить могут?
– Любой товар можно продать, – сказал Гусев. – Все зависит только от приложенных усилий.
– И заплатят тебе пулей в башку, – сказал Макс. – Но в общем случае, в наше время инфой торговать, это все равно, что рыбе стакан воды пытаться впарить.
– А я думал, ты только ей и торгуешь.
– Не, – отмахнулся Макс. – Это капля в море. Я б тебя, честно говоря, вообще на фиг бы послал с такими заказами, если б не Стас и не те парни, которые интерес к тебе проявили.
– Ценю такую откровенность, – сказал Гусев. Интересно, кто же эти парни? Крышу они, судя по смелости Макса, предоставляют совсем нехилую.
Макс отмахнулся от него пухлой рукой.
Контора адвоката Федора Краюхина находилась на третьем этаже второсортного бизнес-центра. Справа от нее торговали пластиковыми окнами, слева – железными дверями. В офисе, обставленном в стиле 'бедненько, но чистенько', кроме самого Федора сотрудников не было. Даже секретарши.
Сам Федор принадлежал к юристам уже знакомого Гусеву типа, и тот начал думать, что другого типа тут уже просто не водится.
Федору было под сорок, он был широкоплеч, кряжист и коротко стрижен. На правой щеке красовался шрам от ножевого ранения, свидетельствующий в пользу бурной адвокатской молодости.
Если бы Гусева спросили о роде занятий человека с такой внешностью, о юриспруденции он подумал бы в последнюю очередь. Федор был похож на братка откуда-то из середины девяностых, причем, не на реального, а на такого, какими их было принято изображать в криминальных сериалах. Немного облагороженный вариант гопника с окраин.
Гусев поздоровался, представился, отказался от предложенного кофе, опустил тело на стул и изложил суть дела. Федор слушал его внимательно, не перебивая, изредка делая какие-то пометки в своем планшете.
– Возьметесь? – поинтересовался Гусев, закончив свой печальный рассказ.
– Сколько, вы говорите, там денег?
Гусев повторил.
– Немного, – сказал Федор.
– Это даже не вопрос денег, – сказал Гусев. – Это больше вопрос принципа.
– Понимаю, – сказал Федор. – Банки совсем обнаглели. Последнее время никто на них в суд не подает.
– Почему?
– А, вы же у нас гость из прошлого, – сказал Федор. – С нашей судебной системой еще не сталкивались, да?
– Пока не доводилось.
– Я ведь наверняка не первый, к кому вы пришли, – сказал Федор. – Сколько человек вас уже послали?
– Четверо.
– И вас в этом ничего не удивило?
– Удивило, – сказал Гусев. – Но они просто отшивали меня, едва услышав об иске к банку. После этого разговор у нас как-то не складывался, и спрашивать о причинах такого странного для юристов нежелания идти в суд мне спросить не довелось.
– Все очень просто, – сказал Федор. – Это административное дело класса А, и значит, что любая из сторон в любой момент может воззвать к суду последней инстанции, что адвокаты банка сразу же и сделают.
– Сразу в Гаагу? – удивился Гусев.
– Причем тут Гаага?
– Вот и я думаю, причем тут Гаага и с чего бы адвокаты банка стали переводить дело в суд по правам человека.
– Суд последней инстанции – это вовсе не Гаага, – сказал Федор. – Суд последней инстанции это вот то самое, что раньше называли 'судом Божьим'. Но у нас вроде как светское государство, поэтому название слегка изменено.
– Ордалии? – слегка опешил Гусев[1].
– Бог с вами, какие ордалии, – замахал руками Федор. – Мы ж не варвары какие-нибудь. Честный и благородный судебный поединок, плоть против плоти, сталь против стали.
Гусева снова посетило чувство, что над ним издеваются. Но он уже понимал, что если оно и так, то издевается над ним не вот этот конкретный человек.
Издевается над ним весь этот мир.
Судебные поединки, надо же. Впрочем, после дуэли, в которой Гусев участвовал самолично, это не казалось такой уж дикостью. То есть, конечно, казалось, и еще какой, но мозг Гусева уже практически адаптировался к новым обстоятельствам, и потому удивление было не чрезмерным.
– И какова вероятность, что мой иск перейдет в эту плоскость?
– Стопроцентная, – сказал адвокат. – В обычном порядке им это дело не выиграть. У вас пары документов не хватает, и все, что от нас требуется, это доказать, что вы – это вы, а сие элементарно в два хода доказывается. Показать бумаги из клиники, вызвать пару свидетелей... Но банки не любят платить, поэтому на первом же заседании они потребуют суда последней инстанции, и судья по закону не имеет права им отказать. Собственно говоря, поэтому с банками никто и не связывается – больно уж бойцы у них крутые.
– Я смотрю, реформа судебной системы, о необходимости которой говорили в мое время, оказалась слишком радикальной.
– Какое-то время реформа работала на обычных людей, – сказал Федор. – Очень недолгое, если судить по историческим меркам. А потом все стало как обычно – у кого больше ресурсов, тот и побеждает.