Текст книги "Ап (СИ)"

Автор книги: Виталий Абанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

   – О, я радуюсь жизни, пока могу. – сказал я: – но не все могут порадоваться этому. Например... – я повернул голову, отведя взгляд от Старца, чтобы взглянуть... да, она никуда не делась. Лапочка все так же лежала рядом со мной, я чувствовал как кровать прогибалась под тяжесть ее тела.

   – Понятно. – кивнул головой Старец: – боль от утери родных и близких людей, желание заглушить эту боль и конечно же надежда на воссоединение в загробной жизни. Думаю мне все же придется сперва расставить все точки и запятые. – Старец повернулся к Винниту и покачал головой: – видишь, дорогуша, какие люди пошли недоверчивые, всем все покажи авансом... ну да ладно. – он откашлялся, сухим и хриплым кашлем курильщика и щёлкнул пальцами правой руки: – Дорогуша, хватит валятся, вставай.

   Поверхность кровати рядом со мной дернулась и я вздрогнул, вскочил на ноги и отшатнулся к стене, глядя на то, как Лапочка поднимается, откашливаясь и протирая глаза руками. Этого не может быть, подумал я, я же видел что она... и тут же в голове возникла другая мысль, сметающая все остальные – она жива! И какая разница почему, верно?

   Какая разница почему и как? Я смотрел, как она приподнимается, улыбается своей робкой улыбкой и садится, скрестив ноги по-турецки.

   – Привет. – говорит она и машет мне рукой, так как это делают дети, уезжая в деревню на каникулы – ладошкой, из стороны в сторону. Прежде чем я понимаю, что я делаю, я машу ей в ответ, так же, по-детски.

   – Привет. – шепчу я пересохшими губами. Может быть она все-таки умерла, а теперь ее подняли из мертвых, думаю я, может быть она теперь умертвие, зомби, и каждый раз, оставаясь с ней наедине мне нужно будет беречь свои мозги и яремную вену? Вздор, конечно, вздор и бред, чушь, но тут и сейчас все именно так. Осознавать реальность у меня больше нету сил, осталось только принимать ее.

   – Я рад, что ты жива. – говорю я: – мне бы тебя очень не хватало.

   – Это взаимно. – кивает Лапочка с совершенно серьезным видом: – мне тоже не понравилось умирать. При мысли, что я больше не буду трахаться у меня прямо мурашки по коже.

   – Это ... важная и безусловно страшная мысль. – подтверждаю я: – думаю, что я тоже переживал бы по этому поводу. А ты уверена, что там это невозможно?

   – Ну конечно. – говорит Лапочка: – правда я далеко не ушла, но по-моему там вообще ничего физического нельзя. Радости тела – по эту сторону. Поэтому я рада, что вернулась. У меня есть довольно обширные планы на это тело и его возможности. А для начала я бы чего-нибудь выпила.

   – Конечно, дорогая. – вмешался в наш разговор Старец и легким кивком дал понять своей свите. Одна из фейдакинь, та, которая Аса Акира и Китана, легким шагом упорхнула к бару и через пару секунд уже появилась рядом с кроватью, предложив Сонечке бокал с мартини. К этому моменту я обнаружил, что стою у стены совершенно голый и едва сдержал себя от того, чтобы не начать прикрываться как стеснительная курсистка. Если тебя уж застали голым, то орать и комплексовать по данному поводу глупо, да. Надо повернуться к вошедшим, опустить голову, так, чтобы глядеть на них поверх воображаемых очков, и спокойно сказать – «Я вас слушаю». При этом, конечно желательно иметь здоровенный черный член в сорок пять сантиметров, толщиной с докторскую колбасу, но чего бог не дал, того не дал. С другой стороны, старина Миямото Мусаси говаривал что мужчина не должен зависеть от длины своего клинка, главное, так сказать умение им пользоваться. Так что держим это в уме, не переживаем по поводу размеров, цвета кожи и не вовремя появившегося животика, в конце концов, я это зрелище не навязывал, пусть любуются.

   – Продолжая разговор. – сказал Старец, отследив взглядом следующий бокал: – Итак, ваши, сударь, инсинуации относительно темной стороны силы отметаются самой жизнью. Вот, – он сделал легкий жест ладонью в сторону Лапочки. Лапочка едва не подавилась своим мартини.

   – Очень даже живая особа. Я бы даже сказал, живет полной жизнью, не останавливаясь на поворотам. Мне даже немного завидно.

   – Кхм. – откашлялась Лапочка: – спасибо.

   – О, не за что, дорогая. Ты и вправду являешь собой удивительный сплав жизнерадостности и цинизма с неуемной энергией молодости. Я бы хотел иметь такой цветок в своем тесном коллективе. Но, увы, твоя судьба тесно сплетена с этим недалеким молодым человеком, увы и ах.

   – Послушайте. – сказал я, стараясь не обращать внимания на иронические намеки: – Может быть я не самый блестящий интеллектуал, но я не понимаю ничего из происходящего. Что вам от меня надо?

   – По крайней мере невежливо задавать такие вопросы, не познакомившись. Дорогуша – обратился он к Винниту: – не будешь ли ты столь любезна?

   – Здравствуйте. – сказала Винниту своим глубоким, хорошо поставленным голосом: – прошу меня извинить за грубость. Представляю вам господина Пономарева Виктора Геннадьевича.

   – Ээ... – сказал я, но машинально представился в ответ: – Овечкин Виталий Сергеевич.

   – Нам очень приятно. – сообщила в ответ Винниту: – благодарим за возможность воспользоваться вашим гостеприимством. – когда она говорила, возникало впечатление, что слова «Вашим» и «Нам» – она произносила с заглавной буквы, словно бы герольд в тронном зале.

   – Мармеладова Софья Николаевна. – кивнула Лапочка с кровати и помахала пустым бокалом в воздухе: – да, я знаю. Папенька любил русскую классику и ему показалось, что это замечательная шутка.

   – Замечательная фамилия. – сказал Старец Горы, он же Виктор Геннадьевич Пономарев.

   – К слову сказать, уважаемые гости. – произнес я со всей возможной куртуазностью: – я прошу у вас прощения за свой внешний вид, и мою грубость, я ведь даже не предложил вам чаю.

   – О, пустяки, любезнейший. – улыбнулся Старец: – мы взяли на себя смелость и немного похозяйничали на вашей кухне... вернее заказали завтрак в номер.

   – Ну и хорошо. – моя куртуазность исчерпала себя. Немного подумав, я нашел свои брю с трусами и, не торопясь, стал одеваться, присев на край кровати. Ситуация все равно непонятная, от того, оденусь я или буду сверкать мудями на солнце, она не изменится.

   – Замечательно что мы все друг друга теперь знаем. – сказал я, закончив одеваться. Лапочка со своей стороны не озаботилась даже накинуть покрывало на плечи, впрочем, я уже говорил, что без одежды она выглядела лучше, чем в ней. Происходящее начинало напоминать сумасшедшее чаепитие у Кэролла, особенно когда одна из амазонок Старца вкатила накрытый хромированный столик и аромат свежезаваренного кофе раздался в воздухе. Фейдакиня легким движением сняла крышки с блюд и к запаху кофе добавился запах свежей сдобы, жаренного бекона и масла.

   – Так-с. – сказал Старец, потирая руки: – поскольку теперь мы все добрые друзья и знакомые, предлагаю приступить к трапезе. Что же вы, милочка, – он укоризненно метнул взгляд на Лапочку, – к столу, к столу. В большом коллективе, так сказать, можно и не успеть.

   – Конечно. – Лапочка пересела на край кровати, поближе к столику, я в свою очередь подобрал рубашку с пола и принялся застегивать манжеты. Винниту, через плечо Старца, утащила со стола сдобную булку и принялась отщипывать от нее кусочки, по-прежнему глядя в пространство у меня над головой. Я сел за стол. Кофе пахло просто умопомрачительно. Ничто на свете не дает такой запах, такой уют и спокойствие. Если у вас дома срач, бардак, Содом и Гоморра, а вы хотите привести гостей (например скромную девушку с ее двумя скромными подругами) и уговорить на безумную оргию, то просто убрав все вещи в шкаф – недостаточно. Останется запах. Запах берлоги старого холостяка, а самое страшное заключается в том, что вы его не чувствуете. Да. Для вас это привычный фон. А вот пришедшие на сексуальную оргию скромные монашки обязательно все унюхают. О, да. Малейшие обертона, чувствительные оттенки, альфу и омегу – все. Поэтому есть два способа отбить запахи и превратить берлогу в царство похоти и раскованности, первый – это табак. Если вы курите сами, или разрешаете гостям курить дома, то все проблемы снимаются сами собой. Перебить запах табака может только аммиак, но это уже, товарищи, когда вы бухаете так сильно, что ссытитесь прямо во сне и потом спите в своей моче, а потом ходите прямо так. Да, это уровень бомжа. Либо гения. А таким людям устраивать оргии уже ни к чему, потому что бомжи, как и гении живут в другом подпространстве, чуждом нам, обычным людям. А вот второй способ – это сварить дома кофе. И нет, сублимированный кофе не пойдет и кофеварка тоже. Это не сложно, научиться варить кофе, черт возьми. Сложно – научиться варить хороший кофе, но этого от вас никто и не ожидает. На худой конец просто прокалите зерна кофе на сковороде и в вашей холостяцкой берлоге расплывается аромат уюта и доверия к ближнему, аромат маленьких тайн, которые так и хочется поведать друг другу, склониться головами поближе и обменяться понимающими улыбками, почувствовать притяжение и возможно, даже отдаться этому чувству.

   Но это только аромат. А первый глоток кофе с утра – это не только аромат. Это жидкое благословение Воина Господня, посыл для страждущих и уставших, ведь есть такие люди, что просыпаются уже уставшими и клянусь бородой Зевса, я из этой категории. Эта жидкость поднимает веки и прочие члены, усиливает дух и душу. И перед казнью, в свой последний прием пищи я обязательно попрошу чашечку хорошего кофе. Чтобы предстать на Страшный Суд бодрячком и в отличном расположении духа. Вот и сейчас, чашка кофе совершила свою обычную магию и в голове моей стало прояснятся, грозовые тучи скрылись за горизонтом и выглянуло солнышко, растудыкивая лучи по всему светушку, а старик Ромуальдыч со своей портянкой приготовился заколдобится... лучше стало в общем, да.

   – Еще кофе? – спросила наблюдательная Винниту, я отрицательно покачал головой и она успокоилась, присев на подлокотник кресла.

   – Ну вот. – сказал Старец, поставив чашку на стол и откинувшись на спинку кресла. Ладонь его правой руки легла на бедро Винниту, вместо подлокотника. Винниту и бровью не повела, продолжая отщипывать кусочки от сдобной булочки, словно бы хотела кормить голубей или уточек в пруду.

   – Теперь можно и поговорить, Виталий Сергеевич. – стоящая за его левым плечом Аса Акира извлекла откуда-то здоровенную сигару, ловко прикурила ее и аккуратно вложила в руку Старцу.

   – Спасибо, дорогуша. – сказал Старец, приложился к сигаре и выпустил клуб дыма. Я проследил взглядом за поднимающимся сигарным дымом. Интересно, здесь есть противопожарная сигнализация, подумал я, можно ли вообще курить в номере?

   – Что же ты хотел у меня спросить? Ах, да... – он выпустил еще один клуб дыма к потолку: – что мне от тебя надо. Хм. Мне от тебя ничего не надо. А вот тебе от меня нужно все.

   – Как это?

   – Думаю, что мне придется объяснить все с самого начала. – сказал Старец и поерзал в кресле, устаиваясь поудобнее: – в самом начале было Слово...

   Глава 13

   Пусть пушку закрепит человек с головой, чтобы

   Майк не вышел из туалета с одним членом в руках.

   (с) Сантино Корлеоне к/ф Крестный Отец

   На крыше здания в теплую погоду вполне комфортно. Легкий ветерок доносит шут переполненных улиц, гудков клаксонов автомобилей, далекие завывания сирен, чьи-то страстные стоны из ближайшего окна. Я сижу у края крыши, приложившись к прицелу мощной винтовки Баррета пятидесятого калибра, или как ее называют на западе – «anti material rifle». Да, а по нашей классификации это калибр двенадцать и семь, это знаменитый крупнокалиберный ДШК, это патрон, который и в ладонь-то не помещается. Несмотря на ее вес и размер, управляться с винтовкой неожиданно легко, она прикладиста и удобна, как и все, что вы покупаете за большие деньги у лучших специалистов. Все, буквально все вокруг меня именно такое – и одежда из немаркого и неброского материала, тактические перчатки, спецбоеприпасы, наушники, радиостанция-сканнер, тренога с мощным биноклем и тактическим калькулятором, девушка, которая сидит за этим биноклем, отслеживая цели в здании на противоположной стороне улицы.

   – Объект приближается к зданию. Готовность пять минут. – щелкает радио в наушниках.

   – Поняла. – отвечает Винниту Верная Рука, продолжая наблюдение. Я окидываю ее взглядом – ладная девушка, точные, уверенные действия, спокойствие удава, в корне задавливаю непристойные мысли и снова прикладываюсь к мягкой резиновой манжете оптического прицела. Я люблю, когда все просто и незатейливо. Когда вот ты, а по другую сторону прицела – твой враг. Когда все проблемы можно решить на выдохе, плавно выбирая слабину спускового крючка, когда рядом с тобой твои верные друзья и напарники, которые готовы за тобой в огонь и воду, с которыми пуд соли съели. Когда ты охотник, а жертва даже не подозревает о том, что кто-то прямо сейчас решает когда тебе умереть, здесь и сейчас, или спустя некоторое время. Власть, которую дает тебе мощный патрон пятидесятого калибра антиматериальной винтовки.

   – Поправка на ветер – два. – говорит Винниту, сверяясь с баллистическим калькулятором на запястье. Я киваю и два раза щелкаю, отменяя поправку. Глядя на окна здания напротив, на многочисленные офисные помещения, в которых сидят и работают десятки клерков, я думаю. Думаю о том, что здесь делаю я. Бывает такое ощущение, когда вдруг включается какой-то механизм в голове и – раз, и ты смотришь вокруг с недоумением, кто эти люди? Что вообще происходит? И что я тут делаю? Логика жизни неумолимо подводит тебя к этому моменту, все логично и правильно и вот ты стоишь с топором на помосте, над чьей-то послушной согнутой шеей и кто-то уже зачитал приговор и толпа одобрительно шумит внизу, выкрикивая непристойности и плоские шуточки, доски помоста слегка пружинят под твоими ногами, а над головой ослепительно синее небо, а в руках – удобная рукоять. И ты знаешь всю цепочку развития событий, знаешь, почему ты стоишь тут, знаешь, почему тебе надо это сделать, знаешь, почему это лучшее решение и ты умеешь это делать, но сейчас в голове у тебя что-то включается и спрашивает тебя – Что ты тут делаешь? Кто ты? Зачем это все?

   Ты можешь выносить приговор, снюхивать дорожки кокаина с атласной девичьей кожи, взмахом руки двигать полки вперед, красться под деревом в Немии, сжимая в руке бронзовый меч, произносить речь перед Конгрессом – это чувство подкрадывается совершенно неожиданно, унося тебя куда-то в сторону от момента.

   Вот он, этот миг. Здесь и сейчас ты сидишь на крыше и наблюдаешь в оптический прицел повышенной кратности за обычной офисной жизнью в здании напротив. И твой указательный палец вытянут и лежит на ложе винтовки, сбоку, по всем правилам техники безопасности, палец не должен ложиться на спусковой крючок, если ты не хочешь выстрелить. Это не всегда удобно, рукоятки винтовок сделаны так, что самый естественный хват – с пальцем на крючке. Когда ты берешь винтовку, пальцы сами стремятся занять такое положение. Может быть это магия оружия, но скорей всего просто дизайн. И хотя в случае снайперской винтовки ты чаще держишь палец рядом со спуском, чем на нем, все дизайнеры и разработчики оружия делают удобным именно такой хват. Потому что самым важным для винтовки является момент, когда твой палец все таки ложится на курок. Пусть даже это самый короткий миг. Этот миг.

   – Объект в здании. – шепчет мне радио. Я устраиваюсь поудобнее и выдыхаю воздух, пытаясь сосредоточиться. У меня есть несколько минут, пока объект не примет все полагающиеся ему приветствия, поднимется на лифте в переговорную комнату и сядет на свое место. На которое и направлен ствол анти-материальной винтовки Баррета.

   Что я здесь делаю? Ведь в начале было Слово. Так сказал Старец Горы. С незапамятных времен люди научились выживать стаей, коллективом, обществом. Человек обречен на смерть, если он остался один на один с природой. Какой-то механизм у нас в голове делает выживание «в одну харю» невозможным. Если ты тигр или медведь, коллектив тебе не нужен, разве что в брачный период. А вот человек... история Робинзона Крузо ложь от начала и до конца. Человек, предоставленный сам себе, одиночка – сходит с ума. Год. Два, три – максимум. А потом умирает. Пытка одиночкой – одна из самых изощренных, и самых необратимых. Разлагается сама личность. Да, коллектив, общество – это необходимая потребность человека. Даже не так. Не сам по себе коллектив, а коммуникация с ним. А коммуникация человека с коллективом осуществляется Словом. Нет, конечно, есть и невербальное общение, обнимашки и подзатыльники, но это есть и у животных, а высокий уровень коммуникации задается именно Словом. Речью. И воздействовать на других членов общества/коллектива можно именно так. Но у всего есть свои крайние стороны, верно? У любого навыка. Кто-то умеет это лучше, кто-то умеет хуже. Так было всегда. И всегда есть люди, которые совсем не умеют это делать. Но есть люди, которые умеют делать это лучше всех. Сотня лучших из семи миллиардов. Ну, или семь сотен. Что делают люди, которые умеют делать что-то лучше других? Выносливые, гибкие или сильные идут в спорт, получают награды, медали и кубки, умные в науку, предприимчивые в бизнес. А если ты умеешь влиять на людей? Словом. Да, тебе не надо убеждать судью, что твой доверитель невиновен, или что твои требования законные, тебе не надо уговаривать клиента купить твой товар, тебе не надо ухаживать за девушкой, тебе достаточно ПРИКАЗАТЬ.

   – Это же диктатура! – сказал я в тот момент: – диктатура и рабовладельчество!

   – Хорошо. – ответил Старец: – пусть. Диктатура. Рабовладение. Но с одним нюансом – они счастливы. Вот, например... – он повернул голову к Винниту, сидящей на подлокотнике его кресла: – Дорогуша, ты счастлива?

   – Конечно. – кивнула Винниту: – у меня есть цель в жизни. Я могу изменить этот мир, могу быть полезной для вас. Я счастлива.

   – Пожалуйста. – развел руками Старец: – я сам порой не могу сказать того же для себя. Я не знаю, счастлив я или нет. А люди вокруг меня счастливы.

   – Но это не настоящее счастье. – нахмурился я: – это внушенные чувства.

   – О! А вот тут мы подходим к отличиям. Хорошо. – сказал Старец: – чем отличается настоящая любовь от ненастоящей? Чем отличается страх, настоящий от ненастоящего? Чем отличается настоящая боль от ненастоящей? Надеюсь ты помнишь об экспериментах с внушением? Нет? Я даже могу продемонстрировать... – он взмахнул рукой и одна из фейдакин вышла из общего строя.

   – Вот тут у меня... скажем монета. Да, взгляни на нее... обычная монета, не так ли? А теперь, дорогуша, возьми ее в руку. Так. – Старец подождал, пока девушка не сожмет руку в кулак, кивнул и повернулся ко мне.

   – Так вот. Эта монета ... раскаленная. – сказал он и девушка тотчас вскрикнула и разжала руку, отскочив в сторону. Монета выпала у нее из руки и подкатилась к моим ногам.

   – Иди сюда, дорогуша, покажи свою ладонь. Вот. Взгляни. Это настоящий ожог. Больно? – девушка кивнула и всхлипнула, Старец погладил ее по голове: – Ну, ну. Сейчас перестанет. – он повернулся ко мне. Я поднял монету с ковра. Обычная монета. Десять рублей. Холодная.

   – Есть ли эта разница вообще? – сказал Старец.

   – Я... понимаю, о чем вы. – сказал я с неожиданной хрипотцой в голосе. И я действительно понимал. Если ты веришь, что монета раскаленная – ты получишь ожог. Если ты веришь, что раскаленный металл не обожжёт тебя – твои ладони будут чистыми. Именно так и проверялась истинность показаний в Русской Правде – раскаленным куском металла. И если ты истово веруешь, что ты прав и что за тобой право божье, то не причинит тебе вреда металл. У монголов доставали монетку со дна котла с кипящей водой, где-то входили в клетку с разъяренным зверем, общее везде только одно. Вера. Если ты веруешь истово...

   Я поднял взгляд с монетки на Старца. Тот дул на ладонь пострадавшей девушки и что-то ласково шептал ей на ушко.

   – Все, уже не болит. – сказал он и девушка выпрямилась и заняла свое место в строю.

   – И ... какие пределы этой силы? – спросил я, откашлявшись. Быть закоренелым скептиком это глупо. Человек всегда хочет верить в то, что ему выгодно, удобно, не ставит перед ним тяжелых моральных проблем, словом в легкое счастье и прочие радуги с пони и единорогами. Но если твоя картина мира расходится с реальностью, ты можешь пострадать, поэтому время от времени необходимо сверять карту своей реальности с общепринятой нормой. И сейчас мне нужно узнать, насколько реальность отличается от того, что я знаю и помню. Пункт один – в мире есть маги. Волшебники, экстрасенсы, гипнотизеры, внушаторы, как бы я их не называл, но они умеют больше, чем это возможно в моей хрупкой реальности. Надо узнать – насколько больше.

   – Пределы? То, что может сделать человек. – улыбнулся Старец: – ведь приказ действует только на человека.

   Я вздохнул. Конечно, это ограничение. Он не сможет повернуть реки вспять, уронить небо на землю, зажарить Луну или превратить воду в вино. Но с другой стороны, человеческие возможности достаточно велики для того, чтобы повернуть реки вспять, уронить термоядерные боеголовки, устроив конец света, и зачем тебе жаренная Луна, если ты можешь приказать что угодно и кому угодно? Кроме того, человек – удивительное существо, в состоянии стресса и крайней необходимости люди показывают чудеса силы и выносливости, совершают подвиги и чудеса. И тот, кто может управлять людьми, кто может внушить абсолютную лояльность своим сторонникам и мотивировать их – тот владеет миром. Значит я сейчас смотрю на Властелина Мира? Нет, не может быть, он не похож на властелина, слишком мелко, что-то не дает мне покоя, что-то тут не так... А, да!

   – Вы единственный кто может ... отдавать такие приказы? Или? – спросил я, глядя на Старца. По его мимике невозможно было понять реакцию на такой вопрос.

   – Конечно же нет. – ответил Старец: – ведь что умеет один, умеет и другой, мы тут все-таки не боги. Но даже у богов есть конкуренты и враги. Поэтому ты мне и нужен.

   – Объект на месте. – говорит Винниту: – огонь по готовности.

   – Понял. – говорю я. Объект. Мужчина в костюме садится за дубовый стол в конференц-зале, там, в здании на противоположной стороне улицы. В сетке оптического прицела отчетливо видно яркое пятно его галстука. Палец ложится на спусковой крючок и начинает выбирать слабину, свободный ход. Вот, свободный ход выбран и сейчас надо выдохнуть – не спеша, спокойно, одновременно равномерно усиливая нагрузку на палец, так, чтобы выстрел прозвучал неожиданно даже для тебя. Этому легко научиться, пара теоретических занятий, несколько сотен сожжённых на стрельбище патронов – и ты уже можешь нажать на курок правильно. Я смотрю на человека в оптическом прицеле моей винтовки, я не испытываю к нему никаких чувств, он не мой знакомый, не друг, не приятель, просто абстракция, цветное пятно в сетке прицела. И если я нажму на курок – я не буду ворочаться по ночам, вспоминая этот миг и кусая губы, его лицо не будет являться мне в кошмарах, отравляя сон и аппетит, философские вопросы о том «тварь я дрожащая или право имею» – тоже не станут причиной моей рефлексии. Выстрелил – и забыл. Вот так. Почему же я не нажимаю на курок? Мне начинает не хватать воздуха и я вдыхаю снова, ослабляя нажим на курок.

   – Огонь по готовности. – напоминает мне Винниту, и я скашиваю глаз от прицела, осматривая ее. Крепкая, ладная девка, напоминающая плакаты советского времени со спортсменками-комсомолками-красавицами, вот только комсомолки не одевались в городской камуфляж от 5.11, но этой амазонке идет. Ей все бы пошло, интересно а как она выглядит без одежды, думаю я, конечно можно экстраполировать, можно представить как именно, на основании анализа внешнего вида в одежде, по тому, как натягивается ее одежда в определенных местах, как сгибаются ее суставы и как она поворачивает голову от своего прибора, чтобы взглянуть на меня...

   – Огонь по готовности. – повторяет Винниту, глядя мне прямо в глаза и что-то внутри меня натягивается, напрягаясь. Что-то едва ощутимое, что-то на грани сознания, что-то недовольное и ворчливое, как старый пес, которого разбудили в холодное октябрьское утро.

   – Что? – переспрашиваю я, наклоняя голову немного вбок, так делают собаки, когда хотят рассмотреть смешного человека немного получше. Так делаю я, когда хочу показать собеседнику, что я расслышал его, но лучше бы я этого не слышал и «неужели вы все еще упорствуете в своих заблуждениях, сэр или мэм?».

   – Огонь по готовности! – говорит Винниту, похожая на красивую фарфоровую куклу, одетую в стиле «милитари». Ворчливый пес внутри меня встает, со вкусом потягивается, отряхивается от всякой мелкой дряни и прочищает глотку коротким рычанием. Я уже узнал его. Это дух противоречия. Ослиного упрямства. Это «нет я буду делать по своему». И «какого черта ты тут командуешь?». Эта вот штуковина просыпается всегда не к месту. Не вовремя. Невпопад и не в такт. Когда тебе надо читать атмосферу и понимать что к чему, догонять намеки и полутона, считывать надписи невидимыми чернилами и неписанные традиции, но ты все равно включаешь слона в посудной лавке, разворачиваешь его нелепую, дурно пахнущую, покрытую редкими волосками тушу и с недоумением смотришь, как венецианский хрусталь превращается в осколки под ногами. Извините, я тут потоптался, да.

   – Какого черта. – говорю я и ставлю винтовку на предохранитель. Сзади раздаются размеренные хлопки.

   – Браво. – говорит Старец. Он стоит прямо за моей спиной.

   Глава 14

   Никаким количеством экспериментов нельзя доказать теорию,

   но достаточно одного эксперимента, чтобы ее опровергнуть.

   (с) Альберт Эйнштейн

   Это был тест. Так говорит мне Старец. Тест. Первый раз не показательный, всякое может случится, бывают осечки, но в этот раз он работал со мной в полную силу, он приказал мне убрать сомнения, забыть обо всем, кроме задачи. Убить того, на кого показал Старец. Без раздумий и колебаний. Но ты справился, да, кивает Старец и больно хлопает меня по плечу и громко смеется. Посмотрим, что ты скажешь на это, старая ты сука – кричит он куда-то в пространство, обнимая меня за плечи, хлопая по спине, словно закадычного друга. Мне немного непонятен этот энтузиазм, непонятна сама ситуация, непонятно чего следует ожидать дальше, непонятно что я тут вообще делаю. Я вообще считаю что этого сумасшедшего мудака устроил бы любой исход. Пустил пулю в лоб – молодец, слушаешься меня, все идет по плану, не пустил пулю в лоб – тоже молодец, это и был мой план...

   – Знаешь ли ты, что это означает?! – громко спрашивает меня Старец, делая безумные глаза. Он становится похож на Кристофера Ллойда, который только что открыл схему поточного конденсатора – большие глаза навыкате, волосы торчком, трясущиеся руки.

   – Чувак будет жить? – спрашиваю я. Не то, чтобы я сильно переживал за чувака в костюме и с ярким галстуком, но он все же является меткой, отметиной, зарубкой в моем решении поставить винтовку на предохранитель и послать Старца в жопу. В его собственную, костлявую и волосатую задницу. Вот только я не ожидал, что он так этому обрадуется.

   – Какой еще чувак? – удивляется Старец, потом машет рукой: – какая разница, будет он жить или нет. Дело не в нем вообще. Дело в тебе. Ты такой же как я, такой же как мы. И лично я рад, что в нашем полку прибыло.

   – Такой как ты... – говорю я, протягивая слова: – ты имеешь в виду, что я могу приказывать другим людям? – Старец Горы делает круглые глаза Кристофера Ллойда снова, я начинаю опасаться, что эти сферические штуковины будут выдавлены из орбит и повиснут у него на щеках, или скатятся вниз, к его красивым и блестящим туфлям.

   – Именно! – говорит Старец: – именно! Правда тебе нужно еще научиться кое-чему... смотри – ты у нас самородок, такие появляются нечасто, есть талант, да. Поэтому ты был в состоянии противостоять моим приказам. Однако ты не обучен, не умеешь формировать свою волю, и прочее. У каждой силы есть свои ограничения и тонкости, так сказать ноу-хау. И я готов тебя всему этому обучить. – он смотрит на меня. Я смотрю на него. Молча. Я понимаю, что здесь и сейчас что-то должно произойти. Не потому что я такой уж чтец атмосферы, не потому что за кадром вдруг заиграла нагнетающая музыка, или еще какая-нибудь мистическая хрень. Просто я знаю, если кто-то тебе что-то предлагает – и я имею в виду что-то хорошее, отпуск на Мальдивах, миллион долларов или швейцарские ножи – то скорее всего это коммерческая уловка. Поэтому я смотрю на Старца и жду когда опуститься второй сапог.

   – Хорошо. – говорит Старец: – почему бы нам не пройтись? – он поворачивается к выходу и идет. Я смотрю на Винниту. Она разбирает винтовку, ее движения чем-то напоминают движения хорошо смазанного механизма, они легкие, спокойные, несуетливые, привычные. Я задумываюсь над тем, сколько раз этой молодой девушке пришлось разобрать и собрать винтовку, чтобы сейчас двигаться именно так. Сотню? Тысячу? Винниту заканчивает разборку и укладывает части винтовки в кофр. Такими же несуетливыми движениями она собирает остальные вещи. От моей помощи она отказывается, посылает меня за Старцем, мотнув головой. Кофры на колесиках, наверное ей не будет тяжело, думаю я, спускаясь вниз по лестнице. Возле лифта стоит Старец, он выразительно поглядывает на часы, опаздываете, коллега. Я ничего не говорю, становлюсь рядом и жду лифт. Двери лифта открываются, из шахты тянет прогорклым маслом и холодным воздухом. Мы заходим внутрь, я жму на кнопку первого этажа и двери закрываются за нами.

   – Знаешь, я даже рад, что встретил тебя. – говорит Старец, не поворачиваясь. Он смотрит на двери лифта отсутствующим взглядом, словно увидел там что-то важное.

   – Да. Потому что самое главное что угнетает тебя, если ты – полубог – это одиночество. Если ты богат, то ты можешь спросить себя – почему рядом с тобой эти люди? Потому что они любят тебя таким какой ты есть, или все-таки потому что ты богат? Если ты красив, то ты спросишь себя – а останутся ли они рядом с тобой, после того, как ты потеряешь свою красоту? – Старец пожимает плечами: – но если ты в состоянии приказать человеку сделать все что угодно, любить, ненавидеть, забыть, вспомнить – то у тебя нет такой роскоши как сомнение. Ты можешь думать – а что было бы, если бы я не мог, если бы я был как все, но этот вопрос риторический. Все так как есть. И люди вокруг тебя рядом с тобой потому что ты приказал им быть рядом с тобой. И через некоторое время ты теряешь чувство... – он пошевелил в воздухе пальцами, подбирая слово: – чувство отдачи? Чувство реальности. – лифт останавливается и мы выходим в просторный холл, проходим мимо окаменевшего на ресепшене клерка, выходим на улицу и тотчас погружаемся в суету и какофонию городских звуков – гудки машин, где-то взвыла сирена, обрывки фраз, музыки и рекламы.