Текст книги "Ап (СИ)"

Автор книги: Виталий Абанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

   Может быть поэтому, а может по другой причине я никогда не мог принять насилия по отношению к женщинам. Как-то не лежало оно на сердце. Но я могу себе представить, что именно стал бы делать человек, именно этот человек, получив себе абсолютную власть над другим человеком. Над женщиной. И ему было этого мало. Ему нужно было не тело. Ему нужна была душа. Я все понял еще до того, как Афина закончила. Чем сильней она сопротивлялась – ментально, не физически, тем сильней ему хотелось ее уничтожить, именно морально. Она видела, как ее родные забыли про нее, несколько слов и вот они уже смотрят на нее как на чужого человека. Она видела, как рушилось все, что она строила и создавала годами. Как из гордой и властной женщины она превращалась в животное, в дрессированное животное, дрожащее и следящее за рукой с кнутом. Но она все еще оставалась человеком.

   – Я не знаю, почему. – сказала Афина, ее голос звучал сухо и хрипло. В комнате наступил полумрак, мы разговаривали уже два часа подряд, но никто не включил свет, а я не хотел, да и не мог прервать ее рассказ.

   – Я не знаю почему, но я могла думать. Остальные не могли. Он не мог приказать мне забыть себя, я все равно помнила, кто я и что здесь делаю. Наверное, было бы легче, если бы я все забыла, если бы стала такой, какой он сделал всех вокруг – просто рабыней, безмерно преданной и влюбленной в него. Наверное, я бы ему надоела, и он оставил бы меня в покое. Но я могла сопротивляться ему – пусть только мысленно, но могла. И поэтому именно на мне он и сосредоточился. Я могла думать не так, как он приказывал и все. Поэтому спрашивал меня – что ты сейчас думаешь. И я не могла противиться этому приказу и выкладывала все как есть. Что я ненавижу его, что если бы я могла бы, я бы убила его самым ужасным из всех возможных способов, что тысячи смертей ему мало за то, что он сделал с моими родными, за то, что мои дети перестали меня узнавать, и что я ищу способ перестать подчиняться его приказам и добавить в его обычный вечерний бокал вина толченного стекла или провести провода от розетки к его золотому джакузи. Сперва ему это нравилось, но потом стало надоедать. И вот тогда он и задал вопрос, и если бы я могла умереть и не ответить на него – я бы так и сделала. – Афина вздохнула. Я понял, что за вопрос был задан Сердцеедом. Очень простой вопрос, тот самый, который задал бы Иван Царевич Кощею Бессмертному, который задал бы Лекс Лютор Супермену – в чем твоя слабость? Где твой криптонит, твоя игла в яйце? Кого ты любишь больше всего? Удивительно, но связь между сестрами намного сильнее, чем связь между детьми и родителями. Старшая и младшая сестры проводят вместе больше времени, чем с родителями или потом – со своими детьми. Поэтому их связь такая крепкая. Поэтому младшая сестра для Афины была как основа жизни, как стержень внутри. Вынь ее – и она упадет. И после того, как сестры не стало, не стало прямо на ее глазах, после всего этого – он спросил ее – что ты сейчас думаешь? А она хотела только одного – умереть. Прекратить существование. В ее душе не осталось даже места для мести, для ненависти, для ярости. Поэтому он ушел, оставив ее там, в подвале какого-то госпиталя, наедине с телом и инструментами. Острыми, достаточно для того, чтобы прервать жизнь.

   – Но в тот день я не ушла. – сказала Афина: – потому что я задумалась о другом. Не о мести. А о том, что пока такая сволочь ходит по свету – никто не может быть в безопасности. Ничьи дети, родители, сестры или братья. И моя цель именно в том, чтобы прекратить физическое существование этого существа. Потому что я не могу называть его человеком. – она замолчала, потянулась к графину с водой, наполнила стакан и отпила несколько глотков.

   – Почему я тебе это рассказываю. – она поставила стакан на место: – потому что сейчас мы с тобой в одной лодке. Он запомнил тебя и он к тебе еще вернется.

   – Он же оставил меня на крыше. – напомнил я: – может быть решил, что с меня довольно?

   – Вряд ли. Скорее всего решил дать тебе иллюзию побега. Он неоднократно так играл и со мной. Отпускал поводок, а потом снова дергал его. Куда ты сможешь убежать от него? Любой сотрудник любых спецслужб, вплоть до генерала – в его распоряжении. Проводники в поездах, водители автобусов, стюардессы в самолетах, обычные попутчики, да кто угодно – могут быть его людьми. И потом, после всего, что я тебе только что рассказала, ты серьёзно думаешь, что он оставит тебя в покое после небольшой взбучке на крыше? – я посмотрел на силуэт Афины в полумраке комнаты и медленно покачал головой. Я так не думал. Ее слова, словно бы забивали гвозди мне в сердце. И Лапочка. Она осталась у этого ублюдка в полной власти. Даже если бы он оставил меня в покое, этого было бы недостаточно. Мне нужно, чтобы он освободил Лапочку из-под своей власти и не трогал никого более из моего окружения. А это невозможно.

   – Стой. – сказал я: – что-то не вяжется. Когда он стал вести себя как ублюдок там, в ресторане, я забычил в ответ и он приказал мне разбить бутылку о край стола и забить себе в задницу. Тогда я подумал, что это фигура речи, но если он и вправду приказывал мне – почему на меня это не подействовало?

   – Именно. – Афина встала, подошла к двери и щелкнула выключателем. Яркий свет залил комнату и я прищурил глаза.

   – Именно. По какой-то причине на тебя его прямой приказ не подействовал. Только поэтому ты смог ударить его. Если бы он знал, что ты в состоянии сопротивляться, он бы попросту приказал другим людям избить тебя до полусмерти и все. Думаю, что он до сих пор в шоке, до сих пор не понял что произошло, иначе ты был бы уже мертв. Он слишком самоуверен. – приоткрыв глаза я увидел как Афина улыбается.

   – Так, минуточку. – говорю, привстав в кровати: – вот тут подробнее, пожалуйста. Ты что, предлагаешь мне его убить?

   – Конечно. Никто, кроме тебя не сможет этого. Только ты в состоянии противится его приказам-внушениям, один раз у тебя получилось, значит выйдет и в другой раз. А он обязательно вернется за тобой, обязательно.

   – Но в этот раз он может оградить себя толпой охранников и вообще сделать все руками своих фейдакинов, попросив записать все на видео, если уж он дрочит на такие развлечения. – сказал я: – я не ниндзя какой-то, чтобы раскидать кучу народа и влепить ему сюрекеном в глаз. Кроме того, почему не сесть на крыше с хорошей винтовкой? Думаю он не успеет сказать снайперу «не стреляй» до того, пока пуля не разбрызгает его мозги по ближайшей стенке.

   – Если бы я знала, когда и где он появится, я бы так и сделала. – сказала Афина: – Громозека неплохой стрелок, он бы смог. Но этот ублюдок параноик и кроме того, его очень сложно отследить. Ему нет необходимости регистрироваться в аэропортах или гостиницах, он может в любой момент поменять свои планы, кроме того все, кто его видели могут внезапно забыть об этом. То, что мы оказались в этом городе вместе с ним уже чудо. То, что он вернется за тобой – это возможность. Если сейчас бы упустим ее – в дальнейшем такой возможности не представится. – в ее словах был свой резон, ведь если он в состоянии приказать человеку что угодно, то уж что-то а путешествовать инкогнито для него пара пустяков. Я представил себе, как приставляю холодный ствол пистолета ко лбу Сердцееда, как искажается его лицо от понимания близкой смерти, как я улыбаюсь ему – такой же холодной улыбкой и как мой палец понемногу выбирает слабину на спусковом крючке, как сухо щелкает курок, дергается в моей руке «Беретта 92», как вырывающиеся пороховые газы освещают все вокруг и его тело безвольно падает вниз. Как меня обнимает Лапочка, и все фейдакины, солнце выходит из-за туч и все люди вокруг как будто очнулись от кошмара и зловещая тень Эльсинора на заднем плане теряет форму, начинает обваливаться вниз, погребая тело Сердцееда под своими обломками, а на обломках развевается мое знамя... наверное все же изображение пениса на пурпурно-золотом фоне, да. Это мое знамя – хуй на золоте с пурпуром.

   – Хорошо. – говорю я: – и как вы себе это представляете?

   – Самое главное – это то, что он обязательно придет за тобой – говорит Афина: – а значит нам надо подготовить тебя к этому. Громозека уже приготовил обувь...

   – Обувь? – спросил я, теряясь в догадках.

   – Да. – Афина торжественно поставила на стол потрепанные кроссовки с красной эмблемой и надписью «Найк».

   Глава 9

   Реальность, подумал я. Вот здесь-то я и останусь.

   Харуки Мураками «Дэнс, дэнс, дэнс»

   Я сижу в своей квартире и внимательно наблюдаю за Петром Алексеевичем, применяя технику Созерцания Кота. Кот спокоен и уверен, развалился на диване, задрал ногу вверх, вылизывая свои, котовьи, причиндалы. Говорят, что коты привязываются к месту, а не к человеку, поэтому Петр Алексеевич не испытал стресса из-за того, что я пропал на несколько дней, ему главное – чтобы была еда в кормушке, да вода в поилке. Это важно, а присутствие всяких двуногих и прямоходящих – второстепенно. Я беспокоился о нем, ведь еды в кормушке оставалось дня на два, не больше. Но как оказалось – беспокоился зря. Кормушка заправлена полностью, поилка тоже, в холодильнике свежие продукты, посуда вымыта, а на дверце холодильника, под большим магнитом с аляповатыми домами и надписью «Красноярск 2011» прикреплен листок из блокнота. На листке размашистым подчерком синими чернилами выведены слова – Привет! Кота покормила, прибрала твой бардак. Где ты? Позвони! – и размазанная на пол-листа подпись, словно трезубец Посейдона. На телефоне – с десяток пропущенных и несколько смс такого же содержания. Я же сижу в кресле, созерцаю Кота и думаю. Думаю о том, что я окружен сумасшедшими и фанатиками. Возможно так же маньяками и идиотами, но уже первые две категории – точно. Я, конечно, не в восторге от поведения Сердцееда, и у меня большие вопросы к поведению Лапочки, но, блядь, взрывчатка в обуви?! Афина уверила, чтобы я не беспокоился, что все произойдет мгновенно, надо только стоять в пределах трех метров от объекта, а желательно направить на него подошву дутых кроссовок, а затем потянуть за шнурок сбоку, до поры спрятанный в шве. Потом почти полкило пластиковой взрывчатки сделает «бум» и моя берцовая кость пробьет мне же грудь и я скончаюсь очень быстро и безболезненно, а с другой стороны, в подошву вмонтировано несколько десятков керамических (чтобы не звенеть на металлодетекторе) шариков, которые вылетят в противоположном направлении и превратят Сердцееда в решето. Что будет с людьми, которые будут рядом – Афина не сказала, но судя по всему ничего хорошего. Фактически это как взорвать гранату в помещении, полном людей. Фейдакины, которые будут стоять рядом – обречены. И, если с ними будет Лапочка, – она будет обречена тоже. Я не могу сказать, что я люблю Лапочку, прямо такой уж любовью из книжек и фильмов, но она мой друг и я должен сделать то, что в моих силах, чтобы выручить ее. Но, блядь, полкило взрывчатки в старых кроссовках, это перебор. Ах, да взрывчатка будет в обоих кроссовках, и в правой и в левой. Чтобы они не отличались по весу, да. И скорее всего второй кроссовок тоже детонирует в результате взрыва. Итого – килограмм пластида. Я, блядь, шахид, только у меня не пояс смертника, а кроссовки. С ума сойти. Я могу честно сказать, что я не боюсь смерти, но подобная кончина вызвала у меня закономерные вопросы. Черт, дайте мне пистолет и в следующий раз я не промахнусь. Поэтому я отказался от щедрого предложения Афины и незамедлительно покинул ее гостеприимный гостиничный номер. Я был внутренне готов, что ее глухонемой Громозека остановит меня и прикует наручниками к батарее, но нет, он просто пропустил меня, подчинившись ее жесту. В этот момент я понял, почему этот здоровяк и Аса Акира – глухонемые. В крайнем случае они не смогут услышать приказы Сердцееда, у них есть шанс. Вот, сказал я обернувшись, соберем армию глухонемых, дадим им в руки автоматы и гранаты, перебьем охрану, зачем в крайности впадать? Афина покачала головой и сказала, что она уже пробовала так и что его сила как-то преодолевает этот барьер. Как – она не знает, но факт остается фактом, ее люди, которые были отправлены на операцию, будучи совершенно глухими от рождения – стали его людьми. Мгновенно. И она еле спаслась от них, пришлось менять явки и конспиративные квартиры, обрубать хвосты и ложиться на дно на несколько лет. В любом случае, сказала она, ты наша последняя надежда, и все что тебе надо – потянуть за шнурок в нужный момент. Мы с тобой союзники, говорила она, нельзя оставлять его в живых, а ты все равно уже труп. И в этот момент я ушел. Было больно, мои ребра еще не зажили, но оставаться там я не мог. Мне надо было подумать. И вот я сижу у себя дома, созерцая кота и записку с холодильника. Женька. Я помотал головой. Все происходящее имеет под собой какое-то рациональное и простое объяснение. Не бывает людей, которые способны так влиять на других людей. А Лапочка... Лапочка наверное скрывала свой роман на стороне, с этим хмырем, потому он и подошел тогда. А потом был хитрый фокус, никто и никуда не шагал, это был трюк, фокус-покус. Гудини крал статую Свободы, заставлял исчезать слона, для современного фокусника и иллюзиониста плевое дело сделать так, чтобы я поверил, что девушка шагнула с двадцатого этажа, верно? Даже если бы я был суперзлодеем, подчиняющим себе людей, я бы стал убивать своих приспешников, только для того, чтоб произвести впечатление на третьих лиц, это бессмысленно. А значит, этого не было. Это трюк. А все остальное реально, да. Лапочка разозлилась, что я ударил ее любовника и отпинала меня на крыше, что, кстати, освобождает меня от необходимости выручать ее из лап злодея, потому что с ней все в порядке. Я открыл на смартфоне ее ленту в инстраграмме. Хорошо, подумал я, это еще ни о чем не говорит. Ну да, обычно она сразу постит фоточки с собой оттуда и отсюда и уж если собралась куда-то с хахалем – обязательно запостила бы фоточки «мы с ним в кафе», «мы с ним в аэропорту», «мы с ним выбиваем дерьмо из Витали на крыше отеля, хэштэгобманулидураканачетырекулака», но ситуация-то необычная. Если он достаточно крут, ему известность не нужна, попросил Лапочку придержать коней, пока из страны не уедут, например. Или вовсе. Говорят же, что если женщина ничего не постит в инстаграмм, то либо она умерла, либо счастлива. Я ее видел, она жива, следовательно счастлива. Вместе с ним. И все. В свою очередь, он, наслаждаясь Лапочкиными изгибами и упругостями – простил меня и уехал. Далек-далеко. И я могу жить как и прежде, вставать по утрам, пить кофе и идти на работу, встречаться с Женькой и Мариной, обсуждая, какая же Лапочка стерва, а могу замутить с этой новенькой в соседнем офисе, как ее там, или позвонить Аде, в любом случае мне нет надобности направлять подошву кроссовок в сторону Сердцееда и тянуть за шнурок, чтобы взрыв пластида вбил мне в грудную клетку мою же берцовую кость. Это хорошие новости, не так ли? Фух, можно вздохнуть свободно и вытереть пот со лба, забыть эти глупости про суперзлодеев и долг перед человечеством. Вообще, в принципе не понимаю, почему я кому-то чего-то должен? Если бы я чего-то занимал, это было бы понятно, а так? Глупости. Я встаю, иду к холодильнику, открываю его и беру банку пива. Рассматриваю стилизованные готические буквы в названии. Банка открывается с глухим «пшшт» и я делаю первый глоток. Есть только здесь и сейчас, думаю я, только сейчас и здесь. Прямо вот тут у меня есть банка пива и еще пять ей же подобных бойцов в холодильнике, положенные туда заботливой рукой Женьки. Я поднимаю листок из блокнота, смотрю на него. Она беспокоится обо мне, беспокоится о Сонечке, она сможет помочь мне понять что это было. Я представляю, как откроется дверь и Женька войдет, румяная с мороза, свеженькая как только что испеченная булочка, как она громкогласно поприветствует меня прямо из коридора, чуть-чуть задержится, чтобы скинуть сапожки и шубку, впорхнет в комнату и бросится в объятья, ошеломит ураганом хорошего настроения и позитива, как она будет сидеть за столом, курить свои вечные тонкие сигаретки и рассуждать о том, что – «давно знала, что Лапочка смотрит на сторону, но ты не принимай на свой счет, сучка она и стерва, но я ее все равно люблю, и как мне теперь быть, я за вас обоих переживаю...». И потом мы будем смеяться над этим недоразумением и какой-то чокнутой дурой с пафосными именем Афина, с ее глухонемыми последователями, а может даже заявление в полицию напишем, в конце концов она же ненормальная – взрывчатку в кроссовки засовывать. И вообще, ввести человека в заблуждение легко. Приснилось все. Как говаривал один монах, которому приснилось что она бабочка – кто же я? Монах, которому приснилось, что он бабочка, или бабочка, которой приснилось, что она – монах? Вернее, которая проснулась бабочкой. А выясняется это просто – реальность – она длится. Быть бабочкой, баобабом в штанах, или слоном на каникулах в Бомбейском борделе ты можешь быть только несколько часов, а все остальное время ты скучное серое существо в мешковатом костюме из плоти и костей, сидящее в офисе и клепающее презентации в павер пойнт. Поэтому сейчас все и выяснится, позвоню Женьке, приглашу ее в гости, увижу ее улыбку и пойму, какой же все это бред. Я протягиваю руку за смартфоном, чтобы пролистать список звонков до Женькиного номера и в этот момент раздается стук в дверь. Тук-тук-туктуктук, как обычно, тот самый секретный стук морских пехотинцев и Джеймса Бонда, для того, чтобы другие морские пехотинцы и Джеймсы Бонды распознали этот стук и не стали стрелять прямо через дверь. У меня нет в руках «старой длинной черной Салли», как у зеленых беретов, нету и элегантного пистолета с глушителем, но я все равно крадусь в прихожую, прижимаясь к стенке, чувствуя себя немного глупо, все равно же придется смотреть в глазок, тут-то они и выстрелят прямо через несколько миллиметров жести китайской двери. В глазок было видно, что на лестничной площадке стоит Женька. Несколько движений ключом и вот она уже внутри.

   – Я на всякий случай стучусь – говорит она, проходя в дверь: – а то вдруг ты дома непотребствами занимаешься. Сперва стучусь, а потом уже ключами открываю. Даю тебе время трусы натянуть.

   – Спасибо. – говорю я, принимая у нее сумку с чем-то тяжелым: – и здравствуй.

   – Привет-привет. – говорит она: – у тебя все в порядке? Вид какой-то... – она вертит пальцами в воздухе, подбирая определение: – ударенный какой-то.

   – Ударенный? – я ставлю сумку на стул, помогаю Женьке с ее шубой, мы проходим в гостиную, к Петру Алексеевичу. Женька тут же бросается к коту, погружает свои пальцы в его шесть, греясь. Петр Алексеевич не в восторге от такого поворота событий, но как настоящий аристократ он терпит вызывающее поведение простолюдинов.

   – Угу. – говорит Женька: – и вообще, где ты был? И почему у тебя физиономия вся в синяках? Боже ты мой, я только сейчас увидела, ты подрался с кем-то?

   – Да, можно и так сказать. Помнишь, мы в ресторане были и там какой-то тип к вам пристал? Ну, еще Лапочка там была. – говорю я, расставляя все по местам. Все просто, не так ли, сейчас Женька скажет свое сакраментальное «Лапочка дура, как она могла тебя бросить» и мне останется только поплакать у Женьки на плече, ну или на другой части тела, какую часть тела мне предоставят, на той и поплачу. У Женьки все изгибы совершенны, так что жаловаться не стану. Я смотрю на ее ножки в черных чулках, точенные, словно ноги статуи из мрамора, представляя, как буду поклонятся ей прямо тут, на этом диване, предварительно согнав кота и заперев его в ванной, чтобы он не сверлил нас своим взглядом, выражающем презрение к плотским радостям. Я думаю о том, как уложу ее на диван и задеру ее юбку, стащу с нее эти черные колготки, как она будет слабо сопротивляться и говорить что не сейчас, что я дурак, и что кот опять будет на нас смотреть. А я скажу что именно сейчас, что я травмирован, физически и душевно, что кот в ванной, а ее ноги та чудесно пахнут и у нее такая гладкая кожа...

   – ... – говорит Женька и я понимаю, что не слышу ее.

   – Что? – переспрашиваю я ее, возвращаясь на землю из страны своих грез.

   – Кто такая Лапочка, о которой ты говоришь? – спрашивает Женька. Я смотрю ей в глаза и понимаю, что я не проснулся. Кошмар продолжается. Она не могла забыть про Лапочку, не при каких обстоятельствах. Они давние знакомые, они друзья, они любовники в конце концов. И Женька может быть слегка легкомысленна в отношениях с мужчинами, но я совершенно точно знаю, что кроме Лапочки у не было других девушек. Она сама описывала свою сексуальную ориентацию словами – «обычно я гетеросексуалка, если не считать Лапочку». Что с ней? Может она головой ударилась – думал я, лихорадочно придумывая оправдания.

   – Вот. – говорю я, открывая фотографии на своем смартфоне: – вон она. А вот вы вместе, и даже практически без одежды.

   – Что? – она берет смарт, листает его, хмуриться, потом начинает улыбаться: – классная работа, девушка совсем как я. А вот тут... погоди-ка, это твоя квартира. О! Хороший фотомонтаж. Правда я не понимаю, зачем ты это сделал, все еще хочешь заманить меня заниматься любовью с тобой и еще одной девушкой? Ты же знаешь, что я чистая гетеросексуалка, меня возбуждают только мужчины. Впрочем не все. Хотя... – она кладет смарт на стол и потягивается всем телом, демонстрируя гибкость и хорошую физическую форму своего невероятного тела: – хотя мне импонирует, что ты приложил столько усилий для соблазнения... думаю, мне все же следует вознаградить тебя... – она поднимается, легко и грациозно, встает надо мной и ее рука начинает расстегивать пуговицы на блузке.

   – Постой. – мои мысли начинают метаться из стороны в сторону, словно испуганные рыбы в стеклянном аквариуме: – Постой, Женька, ты говоришь, что не помнишь Лапочку? Ты помнишь Марину?

   – Эту белобрысую стерву с надменным взглядом? Конечно помню. Она считает себя пупом земли. – говорит Женька, продолжая расстегивать блузку: – и если что, имей ввиду, что с этой сучкой я точно не буду заниматься ничем непотребным. И я думаю, что если ты сегодня еще раз упомянешь ее имя, то я расстроюсь. А в расстроенном виде я не смогу быть соблазнительной, если ты понимаешь меня... – она закончила расстегивать блузку и легким движением плеча скинула ее с себя вниз, на пояс, продолжив расстегивать пуговицы на рукавах.

   – А... например Аду помнишь? Она же двоюродная сестра Лапочки...

   – Аду? – хмурится Женька: – Аду помню. Закомплексованная монашка с красивой грудью и пухлыми губками. Наивная и до одури в тебя влюбленная, задурил ты голову девчонке.

   – Что? Ну вот еще, хватит об этом. Лапочка ее сестра, у них в генетическом коде прописана грудь такая. У Лапочки тоже красивая грудь, вспомни, ты же всегда ей это говорила!

   – Я, между прочим, стою тут перед тобой полуголая... – говорит Женька, стряхивая с себя остатки верхней одежды и оставаясь в чулочках и кокетливом кружевном бюстгальтере: – а ты интересуешься грудью других женщин. У меня к тебе один вопрос, Овечкин, а ты не охуел?

   – Что? Нет, ты прекрасно выглядишь, Жень, у тебя обалденное тело и все на месте, как надо. Вот только...

   – Тссс.... – Женька стряхивает с себя бюстгальтер и поворачивается из стороны в сторону, давая оценить свои формы: – не говори ничего.

   – Хорошо ... – начал было я говорить, как в этот момент в прихожей открылась дверь и послышались чьи-то шаги.

   – Кто там? – спросил я, вставая, в голове мелькнула мысль, что Женька забыла закрыть дверь и наверное соседи зашли. Соли там попросить, а тут Женька стоит в одних чулках, конечно ни мне, ни ей не стыдно за такое тело как у нее, некоторые люди могут ходить голыми как одетыми – такие у них тела, жаль что я не могу сказать этого о себе. Но лишний ажиотаж не нужен ни мне ни ей. В этот момент Женька сильно толкнула меня, и я снова упал на диван, не понимая, что происходит. В голове промелькнул вагон мыслей, хоровод образов, может быть она эксгибиционистка и хочет, чтобы соседи нас застали в недвусмысленной позе? Или может она наняла стриптизершу и хочет сделать мне сюрприз? Или может быть она просто не удержала равновесие и едва не упала сама? И среди этих мыслей была еще одна, черная, мрачная мысль, громадной тенью стоящая за всеми, словно тот самый слон, которого не заметили в кунсткамере Петра Великого, чудовищный и зловещий монстр. Я почувствовал слабость в коленях, под ложечкой противно затянуло и все пересохло во рту. Я смотрел, как в гостиную входит Винниту Блестящая Беретта, фейдакин его божественного величества Сердцееда, держа в руке пистолет с накрученным на ствол глушителем и чувствовал как земля уходит из-под ног и все вокруг внезапно становится таким далеким и неважным и звуки доносятся словно сквозь толстый слой ваты. Я видел, как за Винниту в мою гостиную заходят еще несколько девушек-фейдакинов. Они держали в руках оружие и двигались как профессионалы – уверенно и спокойно. Женька поднялась с дивана и сделала несколько шагов в сторону, даже не пытаясь закрыться или поднять свою одежду. Лицо у нее было совершенно спокойным, как будто ситуация была самой обычной. Винниту посмотрела на меня своим стеклянным взглядом куклы из игрушечного магазина и качнула пистолетом в сторону, что-то показывая.

   – Вставай. Одевайся. Ты едешь с нами. – сказала она, видя, что я не понимаю ее пантомимы. Голос у Винниту был приятный, мягкий и женственный, слегка хрипловатый. Глядя в ствол ее пистолета я вдруг понял что это – реальность. А значит все это правда, все о чем мне говорила Афина в дешевом гостиничном номере, все, что я считал горячечным бредом, весь этот набор несуразностей – правда. Я вспомнил фотографии, которые мне показала Афина и мгновенно осознал весь ужас ситуации. Из-за какой-то ерунды, ментального сопротивления, этот человек разрушил все, что было ей дорого, уничтожил ее как личность и пытал ее сестру. Что же будет со мной и моими друзьями, любимыми, знакомыми, если я сломал ему челюсть? Причинил ему боль, унизил его на глазах у всех? Все муки ада, возможно, покажутся мне легкой лаской в его руках. Я еще раз посмотрел на ствол пистолета. Смерть это легкий выход, подумал я, мне надо только не подчиниться требованиям Винниту, возможно испугать ее резким движением и тогда, тогда ее палец на спусковом крючке дрогнет, бам – и я обманул ублюдка, переиграл его. Надо только вскочить на ноги, схватить Я попытался вскочить на ноги и отобрать пистолет у Винниту, справедливо полагая, что любой в этой ситуации выстрелит. Винниту легко сделала шаг назад и ударила стволом пистолета мне по пальцам, да так, что я вскрикнул от боли.

   – Не дури. – сказала она, сделав жест в сторону кухни: – смотри сам.

   Я повернулся в указанном направлении и увидел Женьку, по-прежнему стоящую без одежды, но в ее руке был зажат столовый нож. Она поднесла его к своему глазу, втыкая под веко, держа его так, словно хотела выковырять его из глазницы. По ее подбородку стекала темно-бордовая струя крови, капли капали ей на грудь, делая ее похожей на костюм в Хэллоуин. Ее рука дрожала от напряжения. Эта картина сжала что-то у меня в груди и внезапно у меня совершенно не осталось моральных сил, я опустел внутри, был выжат как половая тряпка в центрифуге. Все кончено. Никаких резервов и ресурсов не осталось. Я поднял руки, показывая, что не буду сопротивляться и медленно прошел в прихожую, под пристальным взглядом Винниту. Уже в прихожей я развернулся к фейдакинам.

   – Пожалуйста, прекратите ... это. – попросил я их. Винниту кивнула и указала пистолетом, что мне надо обуться. Я наклонился вниз, в поисках своих ботинок и вдруг мой взгляд зацепился за поношенные кроссовки с красным логотипом «Найк». Я замер. В горле пересохло, в виски толчками ударила кровь, я вдруг почувствовал себя как проигрывающий в пух и прах игрок за покерным столом, подняв карты и обнаружив на руках фул хаус, прилагающий невероятные усилия, чтобы не выдать свой расклад выражением лица. Краем глаза посмотрел на Винниту, та ничего не заметила, по крайней мере ее лицо никак не изменилось. Ай да Афина, подумал я, ай да сукина дочь, успела, положила мне свое ультимативное оружие, свое Копье Святого Грааля, Га-Бульгу и Эскалибур в одном лице. Я взял кроссовок, явно ощущая его неестественную для обуви тяжесть и принялся одевать его на ногу. В голове мелькнула паническая мысль, что он будет мне несуразно, чудовищно мал и я не смогу натянуть его на ногу и Винниту заметит это и у меня будет отобран мой последний выбор, мой шанс. Но Афина, сделала свою домашнюю работу, кроссовок сел на ногу как влитой. И второй тоже.

   – Хорошо. – сказал я, одевшись, и как ни странно – чувствуя себя лучше, чувствуя себя уверенней. Винниту сделала жест к двери, я оглянулся назад и вышел, подталкиваемый в спину.

   Глава 10

   Они больше не были живыми людьми. Их убили на моих глазах,

   выстрелом из чековой книжки. А. Грин «Бегущая по волнам»

   Чай в чашке был отменным, терпким и с ошеломительным запахом бергамота. Стол на котором стоял поднос с чайником и чайной парой из китайского фарфора – тоже был вполне себе. Я отхлебнул чая и аккуратно поставил чашку на поднос, упредив движение мизинцем, чтобы не дай бог не звякнуть. В такие моменты ты делаешь все нарочито медленно, не суетясь, рассчитывая каждое движение. Мир все еще казался достаточно нереальным, звуки и запахи понемногу возвращались ко мне, но все было преувеличенно гулким и незнакомым. Мне надо было принять решение. И это решение относилось к разряду важных решений. При этом, как и всегда в решении скрывалась ловушка, какой-то изъян, что-то, что я не увидел, а может быть этой ловушки нет? Может быть я просто параноик и напридумывал себе глупостей? Я поднял взгляд на Лапочку, которая сидела напротив в своем любимом джинсовом пиджаке. Вот чего в Сонечке никогда не было, так это вкуса в одежде. Она красивая, обаятельная своей особой тихостью, в которой водятся здоровенные черти, она умная, а в постели она была лучше всех во все времена, пока я не нашел свой Грааль, но одежда у нее всегда такая, словно ее бросили в первый попавшийся бутик для бунтующих подростков и няшных фифочек, протянули оттуда на веревке, и все, что осталось на ее сексуальном теле – то и одели. Женька вот в этом плане совершенно другая, она может из простыни и двух шпилек изобразить что-то невероятно элегантное, причем это понимаю даже я, самец без дизайнерского образования. Поэтому многие недооценивают Лапочку, когда встречают ее в первый раз. Лахудра, дескать. Но таланты и прочие достоинства, которыми природа ее щедро одарила, проявляются именно тогда, когда она снимает свою одежду. Когда Лапочка работала официанткой в известной кофейне – вся смена девчонок сбегалась в раздевалку и хором умоляли ее показать сиськи. А после – расходились с выражением благоговения на лицах. Да, как-то раз мы с Лапочкой и Светкой играли в покер на раздевание (это была их первая встреча), и конечно, Лапочка проигрывала, и она легко и уверено скинула с плеч бретельки своего бюстгальтера, и тут Светка сказала, что сегодня она свой лифчик точно не снимет. Тогда я не понял почему. И только потом до меня дошло, что Светка поступила правильно. В этот вечер она даже сексом занималась, не сняв его – потому что все познается в сравнении. Поэтому Лапочка проигрывала в покер только до той минуты, когда она обнажала свою грудь. Потому что потом начинали проигрывать все остальные – и неважно, парни или девчонки – все таращились на эти совершенные формы. Да, некоторым людям лучше ходить без одежды, и Лапочка точно одна из них.