Текст книги "Ап (СИ)"

Автор книги: Виталий Абанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

   – Хорошо. – говорю я: – хорошо. Я все понял. Надо вызвать скорую помощь. – на самом деле скорее всего нет, она скорее всего уже мертва, двадцатый этаж, гравитация, как говаривал Шелдон – бессердечная сука, и думать, что в твоем случае она сделает исключение по меньшей степени наивно. Но все же хочется верить в чудеса, в розыгрыши и в то, что все это лишь дурной сон, и я вот-вот проснусь посреди ночи в своей кровати, весь покрытый потом и с бешено колотящимся сердцем. Но я все не просыпаюсь, хотя то, что происходит больше всего напоминает какой-то фарс, какую-то фантасмагорию, что-то, даже не из дешевых боевиков, а из третьесортных ранобэ китайского происхождения, только там главный злодей может сидеть на крыше отеля в специально установленном для него кресле с позолотой, хотя после увиденного я допускаю мысль, что это кресло и в самом деле из золота, ну кому придет в голову тащить на крышу отеля золотой трон? И свита, да, я не могу назвать это иначе – именно свита. Все – девушки, все очень красивые и подтянутые, все с фанатичным блеском в глазах. И одна из них только что ступила за крышу «Президент Отеля», повинуясь жесту своего Хасана ибн Ас Саббаха. Ступила легко, словно делала это всю жизнь, она не готовилась к прыжку, не собиралась с духом и мыслями, не прощалась со своими подружками и коллегами, нет. Как только палец указал на нее и они встретились глазами – он просто сделал жест. Так, словно бы выкидывал что-то с крыши «Президент Отеля». Вон. Прочь. Ступай по воздуху. И она шагнула в пропасть. Я даже не могу вспомнить ее лица, она была так же красива, как и остальные девушки тут, просто одна из свиты, когда роз так много, еще одна роза становится просто еще одной розой. Но она шагнула вниз, так, будто это было раз плюнуть. Будто ей был не нужен великий дар жизни. И даже не это поразило меня, не то, как легко она шагнула вперед и вниз, а то, как отреагировали на это другие фейдакины из свиты. Она была одна из них и вот, через несколько секунд она уже лежит внизу, на бетонной парковке возле «Президент Отеля» изломанной куклой, и никто из этих девушек даже не моргнул глазом. Не всхлипнул. Не задержал дыхание, когда она падала. Не зажмурился, когда глухой звук удара. Это говорило о многом. Вы можете нанять себе девушек из модельного агентства для антуража, играть роль вашей свиты. Вы можете нанять профессионалов для охраны из наемников. Вы можете даже притащить чертов золотой трон на крышу отеля. Но вы не сможете сделать из молодых девушек хладнокровных ублюдков, спокойно смотрящих на смерть одной из них, для этого надо чтобы они прошли через что-то, о чем я боюсь даже думать. Или сразу же вырасти в общине религиозных фанатиков, последователей Аум Синрике, или Старца Горы. Из всего этого я могу сделать один вывод – это сон. Яркий, с красками, я вижу золотой трон и человека, сидящего на нем, вижу теплые домашние тапочки на его ногах и дорогой шелковый халат пурпурного цвета с вышивкой на нем, отчетливо вижу как отраженный свет играет на полированной поверхности пистолета, который держит одна из свиты фейдакинов, этот свет заслоняет ее как человека, заслоняет даже ее большую, наверняка очень упругую грудь, от девушки остается только функция – она держит в руке оружие. Ствол пистолета опущен вниз, ее рука расслаблена, она не тычет в меня им, не напрягается и не беспокоится. Наверняка она знает, что в любой момент сможет вскинуть его на уровень глаза и выстрелить. А может быть она стреляет с бедра, как в старых ковбойских фильмах, может быть она – Винниту, Крепкая Рука, может у нее на счету уже сотни скальпов бледнолицых, а может быть она просто не знает, что пистолет надо направлять в сторону цели и держит его в первый раз. Но я вижу, как свет играет на полированной поверхности ствола и понимаю, что это сон. Я слышу, как где-то далеко завыла сирена «скорой помощи», как с ветром донеслось несколько тактов какой-то мелодии, пробившейся сквозь шум ночного города. И я чувствую легкий запах духов, который идет от одной из фейдакинов, может быть от Винниту, а может от ее соседки справа, которая носит платок на голове, почти полностью закрывающий ее лицо, видны только глаза и эти глаза странно знакомы мне. Поэтому это сон. И штифты на челюсти нестарого Старца, отблескивают в отраженном свете огней навигации и города под нами, штифты, скрепляющие кость, поэтому Старец не может говорить и поэтому он снова машет рукой. На этот раз одна из фейдакинов, та, что рядом с Винниту, выходит вперед и крик застревает у меня в горле, потому что я хочу сказать – не надо кидаться вниз с чертовой крыши, но она просто снимает платок с лица и я замираю, глядя на ее скулы, на ее губы, на ее странно знакомые глаза. Я знаю это лицо.

   – Ты? – говорю я, понимая, что это глупо и неинформативно. Что еще за «ты»? Очень похоже на сдавленный шепот Юлия Цезаря, но тот хоть имя добавил – и ты, Брут?! Да, имя, он сказал имя, проткнутый кинжалами тридцать восемь раз, хватило бы одного точного и хладнокровного удара, но это были не наемные убийцы, это были тучные сенаторы, расслабленные десятками лет ничегонеделанья, они суетились и боялись, им надо было связать друг друга кровавой порукой, каждый должен был ударить Цезаря хотя бы раз, замараться в крови. И поэтому – тридцать восемь ударов. И сейчас я своим сердцем чувствую каждый из этих ударов, каждый из них, направленный рукой труса и подлеца, но более всего – этот. И ты, Брут. И ты.

   – Quod licet Iovi, non licet bovi. – говорит Лапочка, становясь рядом со Старцем. Сперва я не понимаю о чем, но Лапочка продолжает: – Что позволено Юпитеру – не позволено быку. Ты перешел границы приличия между миром людей и миром богов, а потому ты будешь наказан. Это... – она обвела рукой все вокруг, крышу «Президент Отеля», золотой трон со Старцем, его свиту из фейдакинов, легким жестом указала вниз, на бетонную парковку, где рядом с изломанным телом одной из фейдакинов уже собралась небольшая толпа и кто-то снимал происходящее на айфон, а кто-то набирал номер «Скорой»: – это всего лишь небольшая демонстрация. Я хотел привлечь твое внимание. Чтобы ты осознал глубину пропасти между нами, человечек. – она смотрит мне прямо в глаза и я всматриваюсь в ответ, пытаясь понять что происходит и почему Лапочка ведет себя так, словно она и не знает меня, словно она одна из свиты. Она говорит от его имени, она говорит, потому, что он не может сейчас говорить, понимаю я, но как?! Почему?! Какого черта?! Спокойно, говорю я себе, спокойно, этому должно быть рациональное объяснение. Во-первых это сон. А во сне возможно что угодно. Во-вторых это параллельные вселенные, как учит Зеланд, и я попал в ту, где Лапочка – одна из фейдакинов этого фрика. Или, если ни то, ни другое, значит либо это ее идентичная сестра-близнец, либо ей промыли мозг. Последнее пугает. Кто-то настолько могущественный, что щелчком пальцами может полностью поменять самоидентификацию человека, либо заставить его двигаться и говорить по приказу – не говоря ни слова – это пугает. Есть, конечно, еще объяснения, как и всякий фокус, этот может быть мошенничеством со скрытыми от зрителей зеркалами и тросами, с согнутой в три погибели ассистенткой фокусника и зажатыми в фальшивом дне цилиндра голубями, но мысли в моей голове несутся как табун испуганных лошадей и я не успеваю заметить подделки, даже если она есть. Выводы. Надо делать выводы, кричит кто-то в моей голове, он испуган. И я испуган тоже. Что-то щелкает в голове, и я чувствую, как в кровь впрыскивается адреналин. И перестаю думать. Дикий человек из Дикого и Мокрого Леса снова поднимает голову, наклоняет ее вбок, разминая шею, готовый броситься вперед.

   – Ты. – говорю я в ответ, науськанный Диким, тыкая пальцем в Старца на троне: – если хочешь что-то сказать, скажи это мне лично, в лицо, а не прячься за бабами. Что ты за мужик вообще? – я прекрасно понимаю, что это дурная идея, злить кого-то, кто обладает такой властью, даже если предположить, что вся эта сцена всего лишь фокус с натянутыми канатами и подпольными люками, а внизу на парковке отеля лежит манекен, а вокруг него нанятые статисты, а в руке у Винниту Крепой Руки Большие Сиськи не пистолет, а игрушка, китайская подделка под «беретту-92», и все это лишь дешевый антураж из соседнего цирка – даже в этом случае этот человек могуществен. Кроме того, что он нанял весь этот цирк, он еще выдернул меня из участка, заткнув всем глотки, я даже не знаю, как он это сделал. А уж если допустить мысль, что это не цирк, хотя бы в одном месте, то идти поперек этого человека – это идиотская мысль. Но когда Дикий пляшет в моей голове на моих нервах, размахивая адреналином и тестостероном – я уже не могу себя контролировать в полной мере. Эскалация конфликта, это все что может сделать Дикий. Если в этот момент на меня выпрыгнет медведь из-за угла, клянусь своей треуголкой, я заору боевой клич и кинусь на него. Конечно, медведь сожрет меня в мгновение ока, видимо так и производится естественный отбор, всех идиотов съедали медведи. Или в моем случае – их убивали девушки с береттой в руках.

   – Что? – уже рычу я: – струсил? Давай, один на один, мужик на мужика, кулак на кулак, как и учил меня мой папочка, ты олигофрен на золотом стульчаке. – и я добавляю пару крепких ругательств на староваллийском, показывая, что я делал с его мамочкой и обстоятельно описываю его родословную. Он даже не нахмурился, его лицо выражает скуку и легкую неприязнь, что заводит меня еще больше.

   – Знаешь. – Лапочка стоит совсем близко ко мне и ее аромат дурманить мне голову, она кладет свою ладонь мне на плечо, она гладит его и улыбается мне. В этот момент Дикий человек застывает, он не понимает, что происходит, он простой парень, у него есть программа «бей-или-беги», и другая, та, что отвечает за шпили-вили в соседней пещере, но они не могут смешиваться, а то беда выйдет. Поэтому он в ступоре под Лапочкиной ладонью. И я в ступоре тоже, я не определился что вокруг меня происходит и как мне поступить, и поэтому я стою на месте и молчу, глядя в ее глаза. Ровно до того момента, как Лапочка со всей мочи бьет меня коленом в пах. Сложно описать что происходит с человеком, когда ему попадают коленкой в пах, да еще и со всей дури. Кен Кизи вложил в уста Макмерфи такие слова – как это лучше сделать, как тебя скрутить, как стреножить? А так: ударить коленом где всего больнее. Тебе в драке не давали коленом? Вырубаешься начисто, а? Хуже нет. Сил ни капли не остается. Если против тебя такой, который хочет победить, но не тем, чтобы самому быть сильнее, а тем, чтобы тебя слабее сделать, тогда следи за его коленом, будет бить по больному месту.

   Да, я вырубаюсь начисто, Макмерфи, старый ирландский бродяга, я не последовал твоему совету, я забыл следить за коленкой, я лежу на крыше отеля, скорчившись как креветка в кляре, которая ждет когда ее окунут в раскаленное масло, я лежу, не в состоянии вдохнуть воздух, а Лапочка бьет меня ногами, обутыми в тяжелые армейские ботинки с окованными металлом носками и мне больнее всего от того, что я не понимаю, как мог мой друг Брут воткнуть мне в спину кинжал. Или вернее – колено в пах. Удары сыплются как град, я чувствую, как трещат мои ребра, как звенит в ушах и все происходящее начинает казаться далеким и неважным. Последнее что я вижу, это металлический носок армейского ботинка, замазанный в чем-то темном.

   Глава 7

   – Но теперь, когда мы наконец увидели друг друга, предлагаю тебе сделку: я поверю в тебя, если ты поверишь в меня. По рукам?

   Л. Кэролл «Алиса в Стране Чудес»

   Когда мимо меня проплыла уже четвертая по счету радужная девушка-русалка в костюме Китаны, я задумался. Как там – насторожился. Да. Потому что это что-то мне напоминало, потому что одна девушка в костюме Китаны, или даже две – это еще куда ни шло, но четыре подряд? Значит что-то прогнило в Датском королевстве и Фортинбрас идет войной, и Гертруда подала кубок, клинок отравлен тоже, ну так за дело яд, пусть Гамлета к помосту отнесут как воина четыре капитана, и будь ты невинна как снег и непорочна как лед, тебе не избегнуть клеветы. Именно так я и подумал, хватая Призрака за руку. Рука Призрака была неожиданно твердой и сухой, словно ветвь старого дерева в лесу после бури.

   – Когда б не тайна... – сказал он проникновенно, глядя мне в глаза пустыми провалами в черепе.

   – Я знаю, знаю. – сказал я: – знаю. Прогнило все и брат у тебя сволочь, а сынок бесхребетный. Вот Отелло бы на его место, он бы дядьку своего на тот свет мигом оформил бы.

   – Отомсти за гнусное его убийство. – поведал призрак, отпуская руку и отступив на шаг. Я огляделся. Мы, по-видимому, стояли на площадке возле Эльсинора, над нами возвышались шпили его башен, вдалеке стояли Франциско и Бернардо со своими неизменными протазанами. Над нами всеми плавали девушки-русалки в фиолетовых бикини и масках Китаны, отблески их радужной чешуи играли на лезвиях протазанов и доспехах воинов.

   – Стой, кто идет?! – крикнул Франциско и на парапет ступили Марцелл и Горацио. Слуга царю и люди Датской службы обменялись паролями и вступили в оживленную беседу. Я обернулся к Призраку и замер. В открытом забрале его рыцарского шлема с плюмажем я увидел лицо Старца Горы. Штифты, скрепляющие его разбитую челюсть составляли с шлемом одно целое, смесь киберпанка и средневековья. Старец встретился со мной взглядом и сделал жест рукой. Люди Датской службы вдруг замерли в тех позах, в которых они были секунду назад.

   – Нет. – сказал я: – нет. – но Старец взмахнул рукой еще раз, указывая вниз, и тотчас Бернардо шагнул в пропасть, прямо с площадки возле замка Эльсинор, продолжая сжимать в руках свой протазан. За ним шагнул Франциско, он успел разжать руки перед падением и его алебарда упала на камни, зазвенело стальное лезвие, отбрасывая блики от радужных русалочьих чешуек вокруг, словно на дискотеке 80-х.

   – Стой. Что ты делаешь... – хриплю я, хватая Старца Горы за горло и сжимая его до боли в пальцах: – что ты делаешь... – он смотрит на меня, я вижу что у него нет глаз, только черные провалы глазниц. Он машет рукой, и Марцелл с Горацио ступают с обрыва вниз, потому туда же устремляются все радужные девушки-русалки и вот мы остается вдвоем в стремительно сужающемся мире. А потом его рука становиться чудовищно огромной и вот уже и я лечу куда-то вниз...

   Вздохнув я открыл глаза и тут же закашлялся от резкой боли в груди. Чья-то легкая рука легла на лоб, облегчая боль, скосив глаза вбок я увидел смутный силуэт на фоне окна.

   – Все в порядке. – сказал чей-то голос. Голос был явно женский и не лишён приятности. У меня в голове происходила обычная перезагрузка, смутные силуэты сновидений, Марцелл, Бернардо и радужные русалки на площадке замка Эльсинор, уступали место воспоминаниям – крыша «Президент Отеля», золотой трон, Старец Горы, изломанное тело на парковке далеко внизу и спокойные, стеклянные глаза Лапочки, когда она заносила ногу для следующего удара.

   – Что? Где я? – выдавил я из себя, пытаясь принять сидячее положение и проморгаться. Голова кружилась, и что-то стреляло в висках, глаза отказывались фокусироваться, но через некоторое время я все же увидел своего собеседника. Напротив меня в кресле у окна сидела женщина в красном платье. На коленях у женщины, обложкой вверх, лежала открытая книжка карманного формата, на обложке молодой человек без рубашки с необычайно рельефной мускулатурой и длинными волосами держал в своих объятьях девушку в розовом платье. За парочкой, в голубоватой дымке, виднелись замковые башни Эльсинора.

   – Ты в безопасном месте. – сказала женщина, убирая книгу с колен: – тебе здесь ничего не угрожает.

   – Безопасном месте? – повторил я. Повторить сразу за собеседником – это старый прием, позволяющий выиграть несколько секунд на обдумывание ситуации, это делает тебя немного туповатым или глуховатым в глазах собеседника, но дает возможность выбора стратегической позиции в случаях, подобных этому. Полный так сказать «туман войны». Но у нас есть исходные данные, нет? Первое – я проснулся не у себя в постели, у меня все болит, последнее что я помню, это крыша «Президент Отеля» и ... тут по сердцу резануло. Ты можешь быть удивительным циником, прагматиком и вообще полной сволочью, но у любого распоследнего гада есть какие-то «свои», кто-то, кто одобряет твои поступки и выходки, кто-то, чье мнение для тебя важно. Люди социальные животные, и предательство социума потрясает основы. Я могу сделать вид что мне все равно, что Лапочка просто одна из многих, но для меня она всегда была Священным Граалем, центром и основой моих непростых отношений с обществом и сейчас, когда последнее что я помню – это ее безразличное, неэмоциональное лицо в тот момент, когда она пинала меня на этой крыше, – мне чертовски больно. Я стискиваю зубы и издаю непонятный звук, нечто среднее между рыком и стоном. Мне стыдно, мне больно, я очень зол и очень устал одновременно. Но нет времени предаваться отчаянью, мой собеседник, женщина в красном наклоняется ко мне с выражением сочувствия на лице.

   – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она: – тебе больно? – вопрос дурацкий, думаю я, конечно мне больно, дура, неужели не видишь, я тут просто так валяюсь весь в бинтах.

   – Нет, не очень. – отвечаю я: – нормально. Уже лучше. – а сейчас надо быстро обдумать ситуацию. Какого черта происходит. Где я? В безопасном месте, сказала она – тут я окинул помещение взглядом. Обычная комната, кровать у окна, кресло, стол с какими-то лекарствами на нем, дверь. Слишком аккуратная для дома, больше похоже на общежитие или гостиницу. Но это не больница. Наверное. И женщина не похожа на медсестру или врача. Даже если бы она одела белый халат и перекинула через шею стетоскоп – все равно не стала бы похожей на медицинского работника. Было в ней что-то от случайной попутчицы, проходящей мимо раз в жизни, которую не увидишь больше никогда и которой можно поведать все тайны и секреты, с тем, чтобы забыть об этой встрече. Тем временем женщина нажала на какую-то кнопку возле изголовья кровати и почти мгновенно в комнату зашла молодая азиатка в зеленом ципао. Глядя на ее бесстрастное лицо я вдруг вспомнил где я ее уже видел – это та самая глухонемая Аса Акира, из приемной Большого Начальника Николая Ивановича. Я повернул голову и понял, что женщина, сидящая возле кровати – это женщина, которая зашла в кабинет и выжала Большого Начальника до состояния ступора меньше чем за минуту. От это информации мне легче не стало, только закружилась голова. Аса Акира в зеленом ципао быстро и с определенной сноровкой, показывающей что ей это не впервой, замерила мне температуру, давление, посветила фонариком в глаза, после чего повернула голову к женщине в красном и кивнула.

   – Хорошо. – сказала женщина в красном и легким жестом руки отослала Асу Акиру обратно в коридор, или откуда она там примчалась. Затем она откинулась на спинку кресла, тщательно смерила меня взглядом и принялась накручивать локон на палец.

   – Думаю, что у тебя полно вопросов. – сказала она, продолжая свое занятие: – поэтому я начну с ответов. Меня зовут Афина. Ты находишься в безопасном месте, а именно в моей квартире. Ты сильно пострадал в результате инцидента, но ты не должен был скрыться, потому что один могущественный человек с тобой не закончил.

   – Старец Горы. – пробормотал я.

   – Вот как ты его назвал. – женщина наклонила голову, ее кисть замерла, перестав накручивать золотистый локон: – это имя ему тоже пойдет, пусть на вид он молод, но его истинный возраст мы не знаем.

   – Кто он такой? – спросил я: – Кто он такой и что ему от меня надо? И как ... – я хотел спросить – как он может превращать человека в зомби щелчком пальцев, но остановился, поняв, что это будет глупо звучать. Привиделось тебе, дружище, скажут, это твоя девка давно на тебя зуб точила, чужая душа – потемки, может она с ним роман закрутила, а тебя по борту пробросила и вся недолга. А ты тут мистику развел, зомбирует он людей, этот Старец, решил, что это реинкарнация Ас Саллаха, соплей развешал. Примени Бритву Оккама, примени, отрежь по живому и честно задай себе вопрос – что более вероятно, – то, что Лапочка – сука и стерва, или то, что Хасан ибн Ас Саллах воскрес? Конечно, все бабы суки и стервы, это даже без теории вероятности ясно, они суки и стервы по Шредингеру – пока ящик не откроешь, непонятно сука или нет. Но вероятность есть всегда. А вот что в современном мире ходит Старец Горы, который подчиняет себе волю других людей меньше чем за полдня – это бред. Чушь. Ненаучная галиматья. Так что отметем в сторону все эти сказки древнего мира и народный фольклор и начнем думать рационально, да? Кто бы ни был этот человек, он влиятелен и он враждебно настроен. Поэтому – кто он?

   – Имени его мы тоже не знаем. – призналась Афина: – мы зовем его Сердцеед. Что ему от тебя надо? Ему нужно уничтожить тебя как человека, сломать твою волю, стремление к жизни, растоптать личность и превратить в животное. В конце концов, полагаю – уничтожить физически.

   – Что? Но зачем? – спросил я, нутром понимая – зачем. Почему-то я стал делом принципа для этого человека, влез ему под кожу и развернул там пикник на семьдесят пять человек с шашлыками и пьяными танцами у костров. И теперь между нами кровная вражда, а учитывая разницу в ресурсах, – скорее дикая охота. На меня. Я не понимаю, – почему? Ну да, я сломал ему челюсть, но учитывая как он похабно вел себя, в общем можно сказать что он начал первым. Да. Кроме того, мужики дерутся, иногда получают в морду, иногда дают в морду, дело в общем скорее житейское. Ну, хорошо, поймал он меня со своими федакинами, отпинал люто и ушел. Маслину там в череп послал на самый худой конец. Но чтобы прямо вот так...

   – Ты ничего не заметил? – спрашивает у меня Афина: – ничего такого ... особенного? Как он держится? Как он ведет себя с людьми, а люди с ним?

   – Думаю, что заметил. – задумчиво киваю я: – он вел себя как чертов принц. Прямо как Сиддхартха какой-то. И никто ему и слова сказать не мог. – думаю именно это и завело меня тогда, что люди перед ним прямо расстилались, а он вел себя словно испорченный ребенок в магазине игрушек. И потом, потом, во время драки – никто даже не вмешался, даже мои девчонки стояли как парализованные, пока охрана не вмешалась.

   – Хорошо. – кивает головой Афина: – ты наблюдателен. Что же, думаю хватит ходить вокруг да около. Наш Сердцеед – особенный человек. В древние времена таких называли магами, а может даже богами. Сейчас их зовут экстрасенсами, но это название лишено былой мощи, экстрасенс – это скорее про фрика, экзотическое существо в зоопарке, а Сердцеед не таков. Его сила выражена в его слове, в его голосе, в его волевом посыле. Когда он командует, приказывает или даже рекомендует – никто не в состоянии сопротивляться этому посылу. И если... – она наклоняется вперед и смотрит мне прямо в глаза: – если он скажет тебе – иди и шагни в пропасть, с высоты двадцати этажей...

   – То ты шагнешь... – прошептал я, чувствуя, как у меня внезапно пересохло горло. Все вдруг стало на свои места. И девушка-фейдакин, которая шагнула вниз и Лапочка с ее бесстрастными глазами и люди в фойе отеля, совершенно не обратившие внимания на «свиту» Сердцееда, и то, что в этой свите были одни лишь только привлекательные девушки, и то, что они совершенно открыто носили оружие и даже чертов золотой трон.

   – Именно. – говорит Афина и откидывается назад, на спинку кресла: – именно.

   Глава 8

   Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек.

   Ф. Ницше «Так говорил Заратустра»

   Если человек всю жизнь занимается чем-нибудь, совершенствует свое умение, доводит до автоматизма и абсолюта свои навыки – как многого он сможет достичь? Человек, который стал мастером в своем деле, неважно, что это за дело – выращивать табак, заваривать чай, лечить людей, убивать их, вдохновлять на подвиг, соблазнять или писать книги – кем сможет стать этот человек? Неужели и вправду – богом? Нет, – Богом? Может даже – БОГОМ? Конечно, какому богу понравиться, что его пишут с маленькой буквы? А потом он захочет, чтобы его писали заглавными буквами – полностью. А потом потребует особого шрифта, и чтобы на это странице ничего не было, кроме его имени. Боги – похожи на газ, они занимают весь объем предоставленной им емкости. И поднимутся в небо багровые штандарты нового БОГА и на площадях городов взметнутся в небо храмы и алтари и священники новой религии придумают новые ритуалы и новые девственницы застонут на жертвенниках во славу БОГА, даже если он импотент, нет, тем более, если он импотент. Люди найдут как, найдут за что, и найдут чем оправдать свое свинство, если они захотят, а они захотят, потому что в основе своей человек – животное, и только потом – человек. И если развить эту эволюцию дальше, предположить, что следующая ступень эволюции по Стругацким будет достигнута не всеми, и не сразу, то можно в свою очередь сделать вывод о том, что кто-то из нас уже стал сверхчеловеком, люденами или богами, если по старому. Идея о сверхчеловеке вообще живуча, и даже не Ницше дал ей дорогу в умы человеческие, все началось еще раньше, с тех пор как богов стали изображать с человеческими лицами. Так думал я, сидя на кровати в комнате дешевого отеля рядом с Афиной и мысли мои скакали как кролики от древних богов Греции, Индии и Египта до современных глянцевых супергероев и суперзлодеев вселенных Марвел и ДиСи.

   – Но как? – спросил я: – как это вообще возможно? Физически?

   – Мы не знаем. – сказала Афина, пожав плечами: – но факт остается фактом. Человеку достаточно услышать его приказ и он уже не может ослушаться.

   – Но... каковы пределы этого? Нужно ли человеку знать язык, на котором ему приказывают? Если, например мне прикажут на староассирийском или китайском – буду ли я повиноваться приказу? Может ли этот приказ транслироваться по радио или телевидению? А в аудиозаписи? Это колебания воздуха или волевой посыл? И кто вы такие вообще? – не выдержал я: – кто такие загадочные «вы»? Скауты-добровольцы? Секта богоубийц? Спецслужбы? Что вообще здесь происходит?

   – О. Я обязательно отвечу на все вопросы. – сказала Афина, откинула волосы назад, достала из сумочки длинную дамскую сигарету и, не торопясь, прикурила ее от небольшой зажигалки. Выпустив дым вверх и проследив за его клубами, она перевела взгляд на меня.

   – Для начала вот. – она положила на край моего одеяла коричневый бумажный пакет: – взгляни. – я открыл пакет. Внутри было несколько фотографий. На первой была симпатичная юная девушка, с открытой улыбкой и в очках, делающих ее похожей на косплееров Гарри Поттера. На последующих было запечатлено ее тело. Я отвел взгляд. Что-то подобное с человеком могла сделать взбесившаяся сенокосилка или мясорубка. Вздохнув глубже, я стал рассматривать фотографию снова, уже внимательней. То, что на фото была одна и та же девушка, было понятно. По какой-то причине маньяк (или бешеная бензопила) практически не тронул лица девушки и даже оставил на ней ее очки, так что трудностей с опознанием тела не было. Однако что первая, что последующие фотографии не были сделаны опытным фотографом-криминалистом. Не были разложены линейки рядом с предметами и телом, нет привязки на местности и адреса, нет даты, углы съемки совершенно не давали нужной для следствия картины. Значит, фото были сделаны любителем. Может даже самим убийцей.

   – Хорошо. – сказал я, закончив рассматривать фотографии и убрав их обратно, в коричневый конверт: – хорошо. Кто эта девушка и зачем вы мне показываете эти фотографии?

   – Мое настоящее имя не Афина. – сказала женщина, потянувшись за конвертом: – у меня были фамилия, имя и отчество. У меня были дети, родители, семья, карьера и власть. Но самое главное – у меня была сестра. – она забрала конверт и очень аккуратно убрала его в сумочку. Я сжал зубы и продолжил слушать ее историю. Афина не была адептом секты богоубийц, не была она и агентом спецслужб, она была просто женщиной, у которой было все. И у которой все было отнято. У нее была власть и влияние, она могла приказать, она могла требовать, она могла вершить судьбы и разница между ее положением в обществе и моим нынешним была равна пропасти. Большой Начальник, которого я знал в своем городе, мог только мечтать попасть к ней на прием. У нее была семья, большая и счастливая, дети, родители, семья. И сестра. И вот однажды, Афина встретила Его. Чем она привлекла Его, она не знала, но могла предположить – слава, деньги, интервью прессе, имидж самостоятельной и привлекательной женщины. Сперва, она посмеялась над ним, но в ту же секунду поняла, что не может сдвинуться с места.

   – Я стояла перед ним и не могла шагнуть, не могла пошевелиться. – сказала Афина и сжала сигарету в кулак, сминая ее и не заметив ожога: – он мог пожелать чего угодно. И он пожелал...

   Я мог представить себе эту сцену в отвратительных деталях, каждый мужчина иногда хочет этого, владеть, доминировать и унижать привлекательную женщину, сделать ее своей рабыней и тут главное не ее тело, а ее душа, это мы уже проходили. У меня никогда это не получалось, как бы мы ни пробовали. Как-то раз, договорившись с Адой о том, что я буду ее безжалостно насиловать как маньяк и условившись о том, что безопасным словом будет «Желтая селедка» – я повалил ее на кровать, сорвал одежду и принялся покрывать поцелуями тело, даже не поцелуями, а такими отвратительными засосами, мерзко вывалив язык – как и положено маньяку. Она сопротивлялась, а я брал ее силой, подавляя сопротивление. И тут она говорит мне – совершенно спокойным голосом, прекратив свои крики и стоны, говорит – только в глаза не целую, косметика смажется. И я ей отвечаю – конечно, не буду. И тут она начинает хохотать совершенно диким хохотом, валяясь по кровати и держась за живот. Я, надо сказать, чувствовал себя совершенно глупо, стоя над хохочущей голой девушкой с членом наперевес. Отсмеявшись, она сказала, что вдруг поняла, – говорить такие вещи маньяку глупо, но уж ожидать от него ответа – да, конечно, какие проблемы – это просто улет и она теперь маньяка во мне просто не в состоянии видеть и давай займемся этим без игр, а то у нее живот болит от смеха. Видимо, я воспитан в традициях женопоклонников, меня учили, что женщину нельзя бить, что согласие должно быть выражено в словах четко и однозначно, недвусмысленно и скреплено печатями в двух экземплярах. И я никогда не понимал – когда уже можно. Марина всегда говорила мне что ты, Виталя, тормоз. Вот, дескать, прямо сейчас ты мог бы взять меня прямо тут, разложить на рабочем столе в моем кабинете и я бы не сказала бы тебе ни слова, но ты снова протормозил. И тогда, на мосту. И тот раз в машине. И вообще. Да, кивал я, я тормоз. Но я не вижу ваши знаки, ваши знамения, ваши намеки. Откуда мне знать, что «дрожание левой икры есть великий признак»?! Я, демоны меня побери, человек, не понимающий двусмысленностей и намеков. Хотите, так сказать в койку, скажите это словами. Ртом. Напишите на бумаге, не надо мне тут ваших двенадцати признаков, расширенных зрачков и легких касаний руки.