Текст книги "Ап (СИ)"

Автор книги: Виталий Абанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

  А.П.

   (быль-повесть информационной эпохи)

   Глава 1

   Как манипулировать мужчинами (ветка на женском форуме)

   – главное – правильно взяться за манипулятор...

   – Восемьдесят пять процентов всех судей в стране – женщины. Этот интересный факт многое говорит о системе правосудия в целом. Более того, семьдесят процентов этих женщин – одинокие женщины. У них есть дети, собаки, кошки и любовники, а у некоторых даже есть мужья, но они все равно одиноки тем надрывным одиночеством русской женщины, от которого хочется выть на луну, обнимать березы в соседней роще и останавливать коней на скаку. Вообще, какой нормальной, сытой, уверенной в себе, сексуально удовлетворенной бабе придет в голову бросаться под копыта столь крупного млекопитающего? Некоторые говорят, что бросаться под копыта и останавливать коня на скаку это скорее метафора, нечто вроде горшочка с бараньим жиром, который давали старикам в бурятских племенах – старики ели жир, запивали холодной водой, случался заворот кишок, а племя избавлялось от необходимости кормить лишних иждивенцев. Или, если продолжить метафору – сеппуку, в просторечье – харакири. Церемониальное лишение себя жизни. Вот, не получилось у бабы завести себе мужика и жить нормальной бабьей жизнью, как у ронина не получилось исполнить свой долг самурая. Оба в этом случае уходят из жизни, прекращают свое существование, но не абы как, а строго в соответствии с установленной процедурой. Для самурая это сеппуку – белое кимоно, острый вакидзаши, написанное на рисовой бумаге хокку о красоте природы и блядской натуре судьбы, а для бабы – это конечно же конь на полном скаку. Бешеное, разгоряченное животное, конечно же жеребец, как отражение мужской энергии, разрушения и пенетрации, что-то неостановимое в своей сути. А в том случае, если эта попытка не удалась, то у каждой уважающей себя бабы есть вторая попытка – войти в горящую избу. При этом, если остановить коня на полном скаку и не получить повреждений несовместимых с жизнью – все-таки возможно, то насчет горящей избы... Видите ли, ведь никто не говорит – «войти и выйти». Как там в оригинале? «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Именно. Только войдет. А выйти оттуда бабе уже не суждено. Однако у тех баб, которые не реализовались на Великом Бабьем Пути, но все же хотят жить – есть монастырь. А в наши времена – судебная система Российской Федерации. Это и есть основная проблема третьей ветки власти. – сказал я и потер подбородок, проверяя степень небритости. Сидящая напротив меня Лапочка тихонько хмыкнула, кивнула головой, изображая внимательность и сочувствие. Конечно же, она меня не слушала. Она не в состоянии слушать. Зато она очень убедительно может делать вид, будто она слушает и понимает. Все-все. За это мужчины ее любят. Вот только не надо просить ее цитировать ваши велеречивые и пространные высказывания – она все равно их не помнит, не понимает и не имеет такого желания. Не надо думать, что Лапочка тупая, ограниченная личность, нет. То есть, сперва, она производит такое впечатление, будто «рыбой ударенная». Взяли такого здоровенного карася из соседнего пруда и – «БАЦ», с размаху по башке. С тех пор и ходит немного не в себе, всегда одной ногой в Зазеркалье. Такое впечатление создается, когда она смотрит сквозь тебя вдаль, словно бы ты сделан из стекла или полиэтилена, мистер «Целлофан», когда она задумчиво проносит чашку с кофе мимо рта, или в очередной раз садится прямо на кошку, спящую на диване. Но на самом деле Лапочка – замечательный собеседник, словно бы случайный попутчик в поезде, которому не страшно открыться, потому что все равно забудет, и в то же время нет ощущения будто разговариваешь сам с собой, впустую. Как у нее получается одновременно быть отстраненной и заинтересованной в разговоре с тобой – я не понимаю. Воспринимаю это как данность.

   – Думаю это из-за подавленной сексуальности. – тем временем говорит Лапочка, она же сэр Ланселот: – они же все-таки женщины. Им хочется секса. А вы все приходите, уходите, толку от вас никакого. Вот и смотрят на вас как на бесполезных... бесполезное... – она подняла глаза вверх и потерялась в своих размышлениях.

   – Роль личности в решении суда, безусловно присутствует. – кивнул я головой: – но дело в том, что индивидуальность тут практически исчезает. Потому что они все одинаковы. У них у всех одни и те же проблемы и радости, одни и те же страхи и мечты. Это одна большая Бабья Гидра, захватившая суды всех категорий и инстанций.

   – А. Вот и Женька пришла. – сказала Лапочка, вставая из-за стола и взмахнув рукой: – Привееет!

   Я обернулся ко входу в кофейню. У входа стояла Женька, отряхивая рыхлый снег со своей соболиной шапки. Она встретилась взглядом с Лапочкой и улыбнулась. Я тоже помахал ей рукой в знак приветствия и дождался, когда она дойдет до нашего столика. Я всегда полагал что Женька у нас сэр Гавейн с его многочисленными победами над великанами.

   – Здравствуйте, дорогие... – сказала Женька, выполняя поцелуйный ритуал с Лапочкой: – давно ждете?

   – Только что пришли. – сказал я, вставая, чтобы помочь Женьке снять шубу и повесить ее на вешалку у столика: – я даже не успел прочесть Сонечке лекцию о засилье женщин в судебной системе страны.

   – Значит давно. – сделала вывод Женька, аккуратно подобрала юбку под коленями, чтобы присесть за столик: – я буду матэ. И что-нибудь на десерт, да... пожалуй вот это... – она ткнула пальцем в меню, возникшая возле нашего столика официантка кивнула и растворилась в воздухе, а Женька откинулась на спинку стула и стала рыться в своей сумочке в поиске пачки сигарет. Женька очень нравилась нам с Лапочкой сразу по нескольким причинам – во-первых у нее была чудная гладкая кожа, гладить которую было особенным наслаждением, она пахла как-то совершенно умопомрачительно и подушки, на которых она спала еще несколько дней благоухали этим чудесным запахом. Во-вторых у Женьки была потрясающая фигура, обалденная задница и роскошные длинные волосы. И в общем и целом Женька была красавица. А еще она любила классическую музыку, стихи Ахматовой, прозу Маркеса и трахаться как шлюха. За последнее мы с Лапочкой любили ее особенно.

   – Итак. – сказала Женька, прикурив и отбросив волосы назад: – в чем дело, дорогие мои?

   – В нем. – сказала Лапочка: – он у нас молодец сегодня. Выиграл дело по Агесяну.

   – Правда? Поздравляю. – Женька привстала ко мне над столиком, вытянув губы трубочкой для триумфального поцелуя. Я встал навстречу и принял почести, как и подобает герою.

   – Говорили же что он проиграет. – сказала Женька, сев на место и взмахнув рукой с зажатой между пальцами белой тростинкой дамской сигареты: – все говорили.

   – Да. – сказала Лапочка: – говорили. А он говорит, что все суды бабские, а говорили мужики. Они, дескать, не учитывают психологию женщин. Что-то вроде единой гидры Бабской Власти, захватившей мир. А он у нас знает про Бабскую Власть и не идет против течения, а приносит ей жертву и всячески поклоняется. А тем, кто про нее знает, богини дают успех и деньги, а иногда просто дают...

   – О, да... – протянула Женька: – он у нас про Бабскую Власть знает. – она покачала головой. Женька сама жила только за счет Бабской Власти, ведь ее картины и мелкие украшения, что она мастерила дома, практически не приносили дохода. У Женьки был Генерал. Генерал оплачивал Женьке все, в чем она, Женька, нуждалась. А Женька нуждалась во многом. И соболиная шапка в этно-стиле, а также кокетливая шубка, а также квартира в хорошем районе и стоящий возле кафе бело-красный «Лендровер» – это только небольшой список того, в чем Женька нуждалась. В чем Женька не нуждалась, благодаря Генералу, так это в работе. Поэтому она с удовольствием участвовала во всяких авантюрах, вроде съемок эротического фильма с малоизвестным режиссером, купле криптовалюты «пока цена низкая» и финансировании экспедиции по поискам могилы Чингисхана потому что «там золота много». Впрочем, съемки фильма принесли ей больше всего – и если не денег, то морального и физического удовлетворения, потому как режиссер был хоть и малоизвестный, но очень внешне привлекательный, а также разделяющий идеи свободной любви. К сожалению, эти идеи не разделяла жена режиссера и его две любовницы, но Женька, как и всегда, умудрилась выйти из воды относительно сухой.

   – Я не говорил о Бабьей Власти. – заметил я: – на мой взгляд это моветон, говорить о столь очевидных вещах в столь изысканном обществе. Все знают, что женщины управляют миром. За каждым успешным мужчиной...

   – Нет. – перебила меня Женька, взмахнув рукой: – нет. Просто – за каждым мужчиной.

   – Ну... да. За каждым мужчиной стоит женщина. Так что можно сказать, что миром управляют женщины.

   – Ладно. Рассказывай. – сказала Женька: – все равно не утерпишь и будешь хвастаться.

   – Я? Хвастаться? Да ни в жизнь. Разве что немного. Да. В меру своей скромности.

   – Скромный ты наш. – кивнула Лапочка.

   – Да ладно вам. – сказал я: – все равно я буду хвастаться. Да, вы сидите за столом с Давидом, который сразил Голиафа в честном неравном бою. И этот подвиг будут воспевать в веках, а заплаканные школьницы будут приносить охапки гвоздик к моему скромному памятнику из чистого гипса с бронзовой краской, а пылкие юноши будут желать вырасти похожими на меня и так далее. Конечно же, в самом начале по всем принципам драматургии, конфликтологии и теории игр, в самом начале я был мал, тощ, ублюдочен и местами прыщав...

   – Местами? – подняла свою идеально выщипанную бровь Лапочка.

   – Местами. По большей части. Да, а из оружия у меня была только гнутая ложка, или все-таки праща? Думаю, что с ложкой я все-таки управляюсь лучше чем с пращой. И вот, с этой ложкой я сперва подошел к Берту, а Берт сказал что...

   – Берт? – Женька бросила взгляд на Лапочку, та пожала плечами: – Роберт Давидович, ты же его знаешь, они дружат со школьной скамьи. Лысый такой.

   – Аааа... он же прокурор Ленинского района сейчас? – Женька стряхнула пепел с кончика своей сигареты: – поняла, поняла.

   – Ну, так вот, Берт мне говорил, мол дорогой, какие проблемы, сделаем, сейчас девочка займется твоим делом, действительно бардак, не должно так быть в социально ориентированном государстве, прокуратура всегда на страже интересов граждан, сейчас мы этот муниципалитет выебем и высушим, поплывут их мохнатые жопы вниз по течению...

   – Именно так Роберт Давидович тебе и сказал? – уточнила Женька.

   – Эээ... смысл был примерно такой. – ответил я: – в любом случае он попросил меня написать им входящее заявление, с тем, чтобы была возможность официально среагировать, а затем его сотрудница подала бы в суд от прокуратуры. Это сильно бы увеличило наши шансы.

   – А. Понятно. – кивнула Женька.

   – Так вот. Через неделю звонит мне его «девочка». Татьяна Ильинична, заместитель прокурора, и говорит, что ничего не получится. То есть никак. Да, говорит, нарушение закона есть – на первый взгляд, но! Но! Практика против нас. Все, абсолютно все процессы подобного рода оканчивались сокрушительным разгромом, поражением, сожжением городов, разграблением имущества, массовыми изнасилованиями и геноцидом. А прокуратура, как сказала «девочка» Берта, прокуратура подобными вещами не занимается. То есть не подает в суд там, где они могут проиграть. У меня волосы дыбом. Я говорю, вы же прокуратура, вы же броня и секира нации, вы же защищаете нас всех и сажаете нас всех, посадите их всех на кол, отрубите головы и отправьте то, что осталось в ссылку в Мухосранск вместе с конфискованным имуществом и выжженным клеймом на лбу. Но нет. Говорят, извините, но тут без нас. Потому как если «девочка» Берта подаст в суд от имени прокуратуры и проиграет, то ей потом будут последствия. Выговор там, галочка в личном деле, вымазанные дегтем ворота, не знаю, что у них там за это бывает. Я, естественно, звоню Берту, а тот мне говорит, мол извини, дорогой, но ничего поделать не могу. Опять-таки «девочку» жалко. Ты то, говорит, проиграешь и ладно, а ей отметка в личном деле. Ворота дегтем опять-таки обмажут. Может быть. Не знаю. – я перевел дух и отпил воды из стакана. Женьке принесли ее матэ в причудливом круглом не то стакане, не то тыкве. Официант поставил матэ на стол и испарился, Женька едва взглянула на напиток и снова перевела взгляд на меня, показав, что слушает.

   – И я, натурально, остаюсь один в поле воин. Позади меня мирные жители, старики, женщины и дети, а впереди огромное войско и громила Голиаф в стальной броне и с надписью «Муниципалитет города Н-ска» на волосатой груди.

   – Он же в броне, почему надпись на волосатой груди?

   – Ой, Жень, ладно не на волосатой груди, а на стальной пластине адамантовой брони. Но на груди. Пластина эта на груди.

   – Мн. Хорошо.

   – Так вот, стою я на этой равнине с пращей в руке...

   – С ложкой.

   – Что?

   – С ложкой. Гнутой. – уточнила Лапочка, рассеяно глядя куда-то вдаль и ковыряя ложечкой в поданном ей десерте.

   – Ах, да. С ложкой. Ну вот. Стою я, а за спиной Москва, отступать некуда, да и желания особенного нет. Так что написал я исковое от имени своих доверителей и вперед. А представителем от муниципалитета была та самая Георгидзе. Гиули Зурабовна которая. Красавица, умница, высококлассный специалист и все такое. Это она остановила волну исков против муниципалитета о вреде окружающей среде итальянскими баками для мусора.

   – И эта красотка и была твоим Голиафом? С волосатой грудью? – подняла бровь Женька.

   – Именно. С волосатой грудью и в блестящих доспехах. Метафорически, конечно же. Хотя, если проводить аналогию более точно – она скорее маг.

   – Маг? – кивнула Женька. Она тоже, как и Лапочка в совершенстве владеет искусством поддерживать беседу, даже если ничего не понимает в предмете, о котором идет речь. Как то раз я видел Женьку «в деле», если так можно выразиться. Трое здоровенных полицейских млели перед ней, словно были сделаны из пластилина. Чуть-чуть невинного восхищения, застенчивости и кокетства – и эти ребята были готовы за ней в огонь и в воду. Поистине – Шамаханская царица причина раздоров и войн, соперничества и ревности, и всего прочего, исходящего из самой природы женственности. Я еще раз взглянул на Женьку и покачал головой. – Что? – спросила она, тотчас уловив изменение настроения. – Да ничего. – сказал я: – просто смотрю на вас и думаю, что вы вдвоем и есть квинтэссенция женской власти над нами, мужчинами. Вы манипулируете и управляете нами как своей собственной плотью, сводите с ума и вдохновляете на подвиги. – Ничего подобного. – Женька покрутила головой: – это все происки мужланов и женоненавистников. Смотри, до сих пор на руководящих должностях предпочитают видеть мужчин а не женщин. Доверия как к специалистам всегда выше к мужчинам, да и зарплату женщины получают меньше на тех же должностях и при тех же самых обязанностях. Этот мир – мир мужиков и шовинистов, придуманный мужиками для мужиков, чтобы эксплуатировать женщин.

   – Да. – сказала Лапочка, накручивая локон на палец: – Они нас эксплуууууааатируют.... вот этот например меня всю ночь эксплуатировал... или я его? В любом случае нам тебя не хватало, Жень...

   – А? Я не могла присоединится к вашим языческим забавам, потому что у меня была выставка. И потом мы разговаривали. Я познакомилась с таким чудесным человеком, Павел зовут, он художник из Питера, просто невероятно творческий человек, с таким кругозором и жизненным опытом! Представляете, его духовный наставник – сам Далай-лама, пока он жил в Тибете...

   – Ииии.... – протянула Лапочка, внезапно заинтересовавшись предметом разговора.

   – И у него коллекция мраморных колец, древних, средиземноморских, Древний Рим, Греция, Персия. Такие, всякие разные. – продолжила Женька: – у него вообще такая теория о развитии народов Средиземья, дескать ...

   – Средиземноморья. – поправила Лапочка: – Средиземноморья, балда. Средиземье, это там, где хоббиты кольцо потеряли.

   – С точки зрения литературной они его не теряли. Хотели бы потерять, наверное, но не потеряли. – возразил я.

   – Потеряли. – стояла на своем Лапочка: – они сперва его потеряли всей толпой, а потом оно нашлось. У Горлума. Моя прееелеееесть... – она изобразила Горлума, сузив глаза и скрючив пальцы на руках.

   – Если бы они его потеряли, то с Братства Кольца была бы снята ответственность за судьбу Средиземья, и Братство распалось бы. Какое нахрен Братство Кольца без кольца? Так сказать, без образующего элемента? Это как Жанна Д`Арк без зова небес, Папа Римский без бронированного автомобиля и президент без ядерного чемоданчика. – сказал я: – а значит не было бы и книги.

   – Ну вот еще. Отсутствие предмета не говорит о автоматическом роспуске соответствующих институтов. – заявила Лапочка: – например существует же в нашей стране Министерство Культуры? Более того, в нашем городе есть Комитет по Культуре.

   – Туше. – сказал я: – это туше.

   – И Круглый Стол, или там Тамплиеры в поисках Святого Грааля. Грааль так и не нашли, а братство осталось. Они могли еще сотнями лет шароебиться по всем уголкам Средиземья в поисках кольца, попутно трахая всех окрестных крестьянок и феодалок и вырезая орков под предлогом поиска артефакта. – сказала Лапочка: – лишь бы не работать, блядь.

   – И снова туше. Я даже спорить не стану. – сказал я: – так и представляю себе Леголаса с Гиви, которые шляются по Средиземью в поисках кольца. Безусловно, спокойным местом после таких поисков оно не стало бы. Зато столько историй было бы написано про «Славные поиски Кольца» и «Славные поиски Кольца – 2». Ролевики обрадовались бы.

   – Что за бред. – не выдержала Женька: – какие еще кольца и хоббиты. Я вообще про выставку рассказывала.

   – Не, не, не. – подняла палец Лапочка: – никаких выставок. Ты рассказывала, как ты встретила Павла и согрешила с ним. И как? Пенис у него большой?

   – Не грешила я ни с кем. – сказала Женька: – Нормальный у него пенис. Пенис как пенис.

   – Ничего интересного значит? – Лапочка покачала головой: – Ай-яй-яй, как нехорошо врать своей лучшей подруге. Кроме того, ты могла бы привести его к нам, познакомить...

   – Ага, знаю я вас, вы его сразу трахать будете. У меня не такая красивая грудь как у тебя, я все-таки рожала. – сказала Женька: – и вообще я все хотела по порядку рассказать, а ты мне всю интригу сломала на корню.

   – Ой, да была бы там интрига. – Лапочка пожала плечами: – Ты на выставке какого-то симпатичного художника из Питера. Он бы не трахнул тебя только в одном случае – если он гей.

   – Или ты гей. – добавил я.

   – Он не гей. – сказала Женька: – он хороший.

   – Ну, следовательно, интриги не было – он тебя таки трахнул. Рассказывай, как было?

   – Ну вас. – обиделась Женька: – не буду рассказывать. Вы думаете, что я шлюха какая-то.

   – Во-первых мы не думаем что ты шлюха. – сказала Лапочка и улыбнулась своей особенной улыбкой: – мы знаем что ты шлюха и это нам в тебе и нравиться.

   – Да. – подтвердил я: – в том числе и это тоже. Ну, кроме высокого уровня интеллекта, эмоциональной зрелости и твердости характера. И задницы.

   – А во-вторых, ты не какая-то шлюха. Ты просто обладенная шлюха. – продолжила Лапочка: – и мы просто влюблены в то, как ты трахаешься.

   – Да, нам просто немного завидно. – сказал я: – тому как легко у тебя удается устанавливать социальные связи в обществе и влиять на людей. Дейл Карнеги удавился бы от зависти.

   – Угу. – подтвердила Лапочка: – это да. У меня так не получается.

   – Верно. – сказал я: – У Лапочки большие проблемы с коммуникацией. Ты, не смотря на свою внутреннюю сущность, все таки умудряешься оставаться богиней и все такое, а вот у нас с этим не очень. Когда я впервые познакомился с ней, я сразу понял ее проблему. После первого же свидания.

   – Да? – сказала Женька, подняв бровь: – у нее есть проблемы? С такой грудью?

   – Проблемы не зависят от качества или количества твоих сисек. – наставительно подняла палец Лапочка: – и я могу вывести формулу такой независимости. И написать ее на майках, специально для конкурса мокрых маек. Кривая независимости коэффициента проблем от качества и размера молочных желез. Вот. И назову своим именем.

   – Хм. Это интересная тема, но если ты продолжишь в нее углубляться, я потеряю возможность мыслить аналитически и критически. И вообще потеряю способность мыслить и останется только репродуктивная функция. Прямо тут на столе. И на подоконнике. И на полу. Думаю, что посетители очень удивятся.

   – Да, я уже вижу заголовки местных новостных сайтов «Известный адвокат изнасиловал невинную девушку прямо на столике в кафе!». – кивнула Женька. Эта тема была ей близка, в течении полугода она пробовала работать в местной новостной службе, зарплата ей была не нужна, а романтика журналистики испарилась сама собой, так что и там она задержалась недолго. Зато приобрела модные очки и айпад с дорогой видеокамерой.

   – Думаю тут будет скорее заголовок «Известный адвокат изнасиловал двух девушек на столике». – сказал я: – потому что раз уж начал насиловать девушек на столике в кафе, то уж будь так добр, действуй последовательно. Думаю вы бы обиделись, если бы я изнасиловал одну и не изнасиловал другую. Это же дискриминация.

   – Спасибо, я бы как-нибудь обошлась без изнасилования на столике. – сказала Женька: – это не гигиенично, на нем же люди едят. И потом, меня сегодня уже насиловали.

   – Но это совсем другая история. – сказала Лапочка.

   Глава 2.

   Carthago delenda est!

   Стас лощенный. Если бы мне предложили найти картинку для энциклопедии в статью «Успешный адвокат вульгарус». – я бы предложил его фото. С его темно-синим костюмом от какой-то дизайнерской французской фирмы, золотыми часами, идеальной прической, дорогущими и начищенными до блеска туфлями. Возможно, где-то на нем есть еще какие-то знаки, которые говорят посвященным, что перед ними стоит очень успешный адвокат, но я, нищеброд и быдло, этого не замечаю. Рядом с ним как-то особенно остро ощущается, что у меня нечищеные ботинки. Всегда забываю почистить ботинки, когда прихожу к нему в офис и всегда об этом жалею. Впрочем, не думаю, что начищенные ботинки как-нибудь изменили бы тот факт, что за час работы этот скромный труженик правового фронта берет от пятидесяти тысяч рублей, в то время, как я оказываю услуги за скромные пять тысяч. И это даже не в час. Это за написание иска. Если бы мы были проститутками, то его возили бы на лимузинах в пентхаузы, а я стоял бы у вокзала и дышал выхлопными газами от проезжающих дальнобойщиков. Впрочем, основная часть работы не отличается, что у проституток, что у нас, юристов. Различается лишь оплата.

   – Послушай, старик. – говорит он мне, немного наклоняясь вперед: – ты же видишь, что требования твоих клиентов невыполнимы. Это... это чушь и бред, никто не даст за эту дыру в деревянном бараке столько денег. Ты же понимаешь, что мои идут навстречу твоим, просто поговори с ними, ты же можешь.

   – Да пойми, дружище, – говорю я в ответ, также наклоняясь вперед, так, что кончики наших носов почти соприкасаются: – я же выражаю интересы клиента. Клиент говорит столько, как я могу ему противиться. Я же такой же наемный работник как и ты. – на последнем пассаже лицо Стаса слегка кривиться, он не считает меня ровней, ну и правильно, но ты начал этот залихватский, побратимский тон, а я продолжу. Как там у Шекспира – «переиродить Ирода». Да, я могу переиродить тебя, я могу переиродить любого, кого бы не прислали за моей головой, потому что вы подавитесь моей головой, ублюдки. Я осажу ваши города, я ворвусь на улицы, мои воины разгромят и вырежут все на своем пути, а отступая я засыплю Карфаген солью, так, чтобы ничто и никогда не выросло на этом месте. Карфаген должен быть разрушен! – я накачиваю себя, чтобы не дрогнуть и не сдать назад, потому что соблазн, конечно есть.

   – Слушай, ну так дело не пойдет. – Стас откидывается в своем кожаном кресле назад и потирает переносицу: – ты же понимаешь, что стройку никто не остановит.

   – Да я то все понимаю. – говорю я, пожимая плечами: – я вообще понятливый малый. Но клиенты у меня упертые. Они же от меня откажутся. Параноики.

   – Хорошо. – говорит Стас: – Хорошо. – он захлопывает папку с документами, показывая что официальная часть встречи прошла: – Я могу говорить начистоту? Так, между нами, без протокола?

   – Конечно. – я развожу руками, всем своим видом выражая удивление, что кто-то мог подумать иначе: – какие могут быть сомнения.

   – Так вот. Стройка все равно будет. Этот сраный барак и твои клиенты в нем – единственное, что сейчас тормозит весь процесс. Но, стройка все равно будет, независимо от того, согласятся они на наши условия по выкупу барака или нет. Просто это будет или по хорошему, или по плохому. И ты это знаешь. Я не понимаю, ты хочешь своим клиентам зла? Может произойти всякое, ты же понимаешь. Пожар там например. Здание деревянное, вспыхнет и все. Я ни в коем случае не угрожаю, я хочу помочь твоим клиентам, защитить их интересы, то есть делаю твою работу. Это ты должен был подойти к своим клиентам и объяснить им, что если они не согласятся на нашу сумму, то не получат ничего, кроме проблем. И еще – я не верю, что ты не можешь на них повлиять. С твоим-то красноречием и умением вывернуть душу. Ты змей-искуситель. И сейчас ты совершаешь ошибку. Которая не будет стоить тебе ничего, да. Ты же просто представитель. А вот твоим клиентам будет плохо. – Стас нахмурился, спрятал лицо в ладони и выдохнул. Опустил руки и встретился со мной взглядом: – Подумай об этом.

   – Подумать? Конечно же. Подумаю. – сказал я, вставая и опуская руки в карманы: – вот только что я могу сделать, если они у меня такие несговорчивые? Ты же знаешь, я на твоей стороне, стройка должна идти. Но они... – я покачал головой.

   – Хорошо. Я понимаю. – сказал Стас: – но ты постарайся. Мои клиенты готовы в определенной степени споспешествовать этому. Финансово. Допустим... пятьсот тысяч. Сразу как только твои клиенты подпишут договор о выселении.

   – Конечно. – сказал я: – я попробую. Ничего не обещаю.

   – Ну вот и хорошо. Я знал, что ты разумный человек и мы можем договориться. – Стас просиял своей фирменной улыбкой: – а мне говорят, мол ты упрямый как осел и недоговороспособен.

   – Да ладно тебе, ворон ворону глаз не выклюет. – улыбнулся я в ответ. Расстались мы как закадычные друзья, обнимашки по-брежневски, едва без поцелуев взасос.

   Уже на улице я набрал номер своего клиента.

   – Да? – раздался в трубке взволнованный голос: – Это вы?

   – Да, Николай Ильич, это я. Только что провел переговоры, надо встретиться.

   – Конечно. Я буду у вас немедленно. – Николай Ильич повесил трубку, а я направился в свой офис. То, что я называю офисом. Полуподвальное помещение, в котором зимой холодно, а летом жарко. Старая мебель, единая вентиляционная система, которая гудит как взлетающий самолет, а потому включается не так часто. И конечно, тараканы. Здоровенные твари с коричневыми, маслянистыми спинками, покачивающие своими антеннами так, словно подслушивают твои разговоры и заранее не одобряют их содержание. К тому моменту, как я пришел, Николай Ильич уже сидел на стуле в прихожей, вместе со своей супругой, пухлой женщиной средних лет в вязанной шапке.

   – Здравствуйте. – сказал я: – проходите, садитесь.

   – Здравствуйте. Ну, как прошло? – Николай Ильич нервничал. Он без устали теребил свою зимнюю шапку из искусственного меха и переминался с ноги на ногу: – как там?

   – Минутку. – я снял пуховик и шапку, убрал все в шкаф, сел за стол и положил перед собой ручку с бумагой. Мелочи. Но мне сложно сосредоточиться, если передо мной нет чистого листа бумаги и ручки. Чистый лист бумаги дает какое-то ощущение перспективы, движения вперед, ощущение начала, того, что еще не все закончено и ты можешь начать что-то в очередной раз. Пусть даже это только лист бумаги. При этом в течение совещания или рабочей встречи не обязательно делать там пометки. Говорят, Иосиф Сталин во время встреч рисовал на своих листах волков. Как только он задумывался, его рука сама выводила на бумаге головы и зубы этих хищников. На его рисунках, как правило не было волков целиком – только головы и зубы. Я же, когда задумаюсь, начинаю рисовать стрелки. Вверх, вниз, словно молнии, и так далее. Если сидеть так долго, то стрелки начинают собираться в группы, образовывать какие-то фигуры, захватывать все пространство листа.

   – Значит так. Они готовы платить. Сегодня мне даже взятку предлагали. – сказал я: – а это хороший знак.

   – Взятку? Но... вы же...

   – Не беспокойтесь, я ее не возьму. – сказал я и улыбнулся: – как я и обещал, я буду с вами до самого конца. Все, что у меня есть в этом городе – это моя репутация. И если я предам своего клиента, то я не смогу работать в этой сфере. Поэтому не переживайте.

   – Предыдущих юристов эти соображения не остановили. – сказала супруга Николай Ильича, Светлана: – им либо угрожали, либо подкупали. Мы остались совсем одни, пожалуйста не бросайте нас!

   – Не переживайте, я на вашей стороне. Просто вы как и прежде всех, кто к вам придет – посылайте прямо ко мне. Так и говорите, что мол сами бы и согласились на что угодно, да юрист у вас зверь и не разрешает вам ничего. Да еще и угрожает вам. Вот вы и боитесь.

   – А вы как же?

   – А за меня вы не переживайте, работа такая. – на самом деле я сильно сомневался, что Великий и Ужасный перейдет черту. Им это было невыгодно. Не то, чтобы они чурались такой практики и если считали, что это даст результат – легко переходили к физическим средствам, вплоть до прямого устранения. Но это крайняя мера. В нашем случае легче дать этим людям что они просят, нежели иметь дело с последствиями. Выбор то какой – побить их? Смысла нет, они все валят на меня, а я в этом случае такой вой в СМИ подниму, что прокуратура и следственный комитет вынуждены будут что-то сделать. Побить меня? Еще глупее. Убить меня? Сейчас, когда все знают, что я занимаюсь этим делом – это очень невыгодно. Подкупить меня – это да, это они попробовали. Но обломятся. Значит выход только удовлетворить требования. Ах, да, конечно может быть вариант с «внезапным пожаром», но это я уже предусмотрел. Сказал семье выселиться на время, заселить туда каких-нибудь студентов, или гастрабайтеров – бесплатно. Если будут поджигать – хоть спохватятся вовремя. Ну и если сгорят нахер – тогда точно от уголовного дела никуда не деваться. Так что и поджог не вариант. Так что со стороны, наверное кажется что я безумно смелый, словно дрессировщик, сующий голову в пасть льва. Но это просто работа и хороший дрессировщик всегда знает, когда можно сунуть что-то в пасть, а когда нужно срочно выдернуть и обмотать изолентой во избежание.