Текст книги "Неутолимая страсть"
Автор книги: Вирджиния Хенли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– Мне известно, что скандал еще не закончился, – пробормотала Кэтрин.
– На днях Мэри Фиттон разрешилась мертвым ребенком. Надо сказать, достойное наказание за распутное поведение.
“Боже мой, у тебя не сердце, а кусок льда. Бедная Мэри! Она, наверное, была влюблена в Уилла Герберта”.
– А Пембрук?
– Тот прислал Сесилу письмо с просьбой освободить его из тюрьмы. Но ее величество твердо заявила, что не хочет видеть Герберта при дворе.
Кэтрин вздохнула с облегчением. Хотя ничего, кроме презрения, она к Пембруку не испытывала, ей не хотелось бы встретиться с ним лицом к лицу.
– Немедленно иди собирайся.
Кэтрин поднялась из-за стола и пошла к себе. Закрыв за собой дверь спальни, она достала шкатулку для украшений. Ей была нужна золотая цепочка. Она отцепила ее от жемчужного ожерелья, продела сквозь кольцо Патрика с леопардом Хепбернов. Застегнула на шее и, прежде чем спрятать под платьем на груди, благоговейно приложилась к кольцу губами.
В Уайтхолле, сразу после того как распаковала вещи, Кэтрин отправилась поздороваться с Филаделфией и Кейт.
– Как сейчас дела у Елизаветы? – с беспокойством спросила Кэтрин.
– Ее величество решила отметить Новый год в Арундел-Хаусе, хотя Кейт такое и в голову прийти не могло. Она все еще кашляет, говорит, что у нее насморк. Хотя, это больше похоже на воспаление легких. Она сейчас там чистит, моет, украшает и занимается бесконечными вопросами с поставщиками. Нужно ведь кормить всю придворную ораву. Эти дни я кручусь при королеве за двоих, так что мне пора бежать. Но перед уходом я должна убедиться, что у тебя в Спенсер-Парке побывал в гостях очень симпатичный визитер, так ли это?
Кэтрин уклончиво улыбнулась:
– Да, побывал.
– И? – нетерпеливо подтолкнула ее Филаделфия.
– Все остальное станет известно на празднике моего совершеннолетия.
– Действительно праздник, если вспомнить про некоего неукротимого грубияна.
Кэтрин приложила палец к губам, показала Филаделфии кольцо и быстро спрятала его.
– Чего стесняться, дорогая? Елизавета тоже носит медальон на шее и прячет от всех. В медальоне миниатюра ее матери.
Спустя три часа Кэтрин уже сидела у себя в комнате и порывисто набрасывала фасоны новых платьев для Елизаветы. Из-за простуды, которой королева страдала все эти дни, Кэтрин предложила сделать юбки стегаными, а бархатный лиф – на подкладке из тончайшей шерсти.
Втайне Кэтрин ужаснулась, увидев, насколько изменилась Елизавета, – кожа да кости! – и решила, что крой должен помочь скрыть ей худобу.
Поздно вечером, когда вернулась Изобел, Кэтрин поделилась с ней своими соображениями.
– Ее величество легко мерзнет, поэтому, мне кажется, нужно достать со склада ее меховые накидки. Одну из них мы посадим на подкладку, которая подойдет по цвету к платью для Рождественского сочельника. Я над ним сейчас как раз работаю. Конечно, в Теобальдсе нет таких сквозняков, как в Уайтхолле, но все равно тебе стоит приготовить для нее обувь на меху и несколько муфт.
В подчинении у Изобел была только одна фрейлина, поэтому Кэтрин помогала матери готовить необходимые аксессуары к туалетам, которые королева будет носить во время праздника. К каждому платью полагалось по два отдельных набора из рукавов и драгоценностей. Лифы и юбки были взаимозаменяемые, поэтому Кэтрин придумала особую схему подбора их по цвету. Затем к каждому платью подобрала меховую накидку и парик соответствующего оттенка рыжего цвета. Ярко-рыжий парик, например, прилагался к серому бархату и лисьему меху. А к платью из золотистого бархата полагались соболя и красновато-рыжий парик.
Закончив работу, Кэтрин попросила Филаделфию, назначенную ответственной за спальню королевы, посмотреть, что у нее получилось.
– У тебя безошибочный вкус, дорогая. – Она понизила голос. – Благодаря твоим стеганым платьям у нее хоть будет человеческий вид. Покажи мне, что ты придумала к Рождественскому сочельнику.
Кэтрин подняла крышку сундука и достала платье.
– Я выбрала алый бархат, расшитый золотыми коронами, львами и единорогами. У горностаевой пелерины изнанка из того же алого бархата. Это будет плохо сочетаться с париком, поэтому я еще придумала что-то типа шляпки, украшенной белыми и черными страусовыми перьями, которая его прикроет.
– Изобел, твоя дочь – гений. Поздравляю тебя!
– Филаделфия, не порть мне дочь бездумной лестью. – Изобел недовольно посмотрела на нее. – Пойду пересчитаю драгоценности.
Филаделфия подмигнула Кэтрин.
– Я не собираюсь ничего красть, Изобел.
После рождественских празднеств в Теобальдсе Изобел и Кэтрин с Мэгги отправились в Арундел-Хаус, на Стрэнд, куда Кейт и ее муж лорд-адмирал Чарлз Хауард пригласили королеву со всем двором на Новый год.
– Быть придворным дорогое удовольствие. Представляешь, во что Кейт и Чарли обойдется этот новогодний визит? Не только по деньгам, кстати. Сколько здоровья это будет стоить Кейт!
До Кэтрин вдруг стало доходить, что жизнь при дворе пуста, о чем постоянно твердила Мэгги. Здесь было весело, здесь было интересно. Но жить так изо дня в день, год за годом… Из человека это высасывало все соки. Изобел нельзя было бросать своего мужа ради постоянного места при дворе. А ведь Кэтрин по-настоящему и не знала своего отца. Она поклялась себе, что ни за что и никогда не станет лишать своих детей отца. У нее перехватило дыхание, когда она подумала, что отцом ее детей будет Патрик Хепберн.
Глубоко вздохнув, счастливая Кэтрин отправилась помогать матери. Платье, которое она придумала для встречи Нового года, было сшито из кремовой стеганой шерсти. Каждый дюйм ткани украшали вышитые розовые розы, фиолетовые цветки чертополоха и зеленые веточки трилистника, что означало власть королевы над Англией, Шотландией и Ирландией. Чтобы развлечь королеву и ее придворных, Кейт пригласила к себе знаменитых лондонских музыкантов. Среди гостей расхаживали менестрели, игравшие на виолах и лютнях. В каждом зале на первом этаже разыгрывались живые картины из греческой мифологии. Поэты слагали стихи дамам и дарили им серебряные корзиночки с игрушками и засахаренными фруктами.
– Ты видела Кейт? – спросил у Кэтрин граф Ноттингем. – Я безумно волнуюсь за нее. Сегодня она спала всего пару часов. А мне тут приходится следить за мужчинами-придворными, чтобы они не нализались вусмерть.
– Я ее найду, дядя Чарлз, и уговорю немного отдохнуть.
Кэтрин прошлась по всем комнатам Арундел-Хауса сверху донизу. И в конце концов нашла Кейт на кухне в окружении корзин с продуктами, дичью и омарами, посреди группы заплаканных судомоек.
– Ох, Кэтрин, я на грани. Шеф треснул кухарку черпаком и ушел. Теперь кухарка говорит, что у нее голова не варит, и она не может справиться с поварятами. С полуночи я даже не присела. Но, судя по тому, как идут дела, банкет сегодня не состоится.
Кейт была бледна как смерть.
– Я сейчас приведу Мэгги. Она живо с ними разберется. У нее любимый аргумент – деревянная ложка да кельтские проклятия.
Кэтрин бросилась наверх и вскоре вернулась в сопровождении Мэгги.
– Мы с Мэгги последим тут за всем. А ты пойди и отдохни.
– Спасибо вам обеим огромное. Пойду наверх, надо хоть принять ванну и переодеться. Когда подойдет твоя очередь принимать королеву, моя дорогая, ты поймешь, что отдых в этот момент – вещь недостижимая.
На следующий день – день встречи Нового года – общей катастрофы удалось избежать только благодаря тому, что Бет Кери привезла из своего поместья всю кухонную команду целиком.
После торжественного ужина Елизавета осталась сидеть в резном, напоминающем трон кресле с подушками и принимала от всех дорогие подношения.
Когда дошла очередь до Изобел приблизиться к королеве, она почтительно присела в низком поклоне и положила к ногам монархини молитвенник в переплете, украшенном драгоценными камнями.
Стоя от Елизаветы по правую руку, Филаделфия сухо заметила:
– Она дремлет уже целый час. Так что извини, Изобел…
В полночь королева поднялась, приветствуя наступление нового 1603 года, что должно было подчеркнуть важность момента. И одновременно граф Ноттингем поджег фейерверк, первый в роскошном огненном представлении, которое он устроил в саду Арундел-Хауса, выходящего на берег Темзы.
Примерно в час ночи Кэтрин отправилась в постель. “Этот год изменит всю мою жизнь! Наконец-то наступил январь. В марте я отпраздную совершеннолетие и стану женой Патрика Хепберна!” Кэт обхватила себя за плечи. А что, если он не приедет? Мысль была мимолетной. “Нет, он приедет обязательно. Патрик любит меня. Я доверяю ему свое сердце и душу”.
Утомленный праздниками двор вернулся в Уайтхолл. Потребовалось еще несколько дней, чтобы все вошло в свою колею. Филаделфия по-прежнему замещала Кейт, которая оставалась в Арундел-Хаусе, чтобы привести дом в порядок после нашествия, которое опустошило его как саранча.
– Изобел, ты должна помочь мне. Сегодня утром королева с гневом отказалась от всех платьев, которые я ей предложила надеть. Она говорит, что мерзнет, и сейчас, боюсь, крайне раздражена.
– Филаделфия, я еще пока не распаковала и не развесила ее платья, которые она надевала на праздники. Я пришлю тебе Кэтрин. Она что-нибудь придумает.
Кэтрин нашла Филаделфию в спальне ее величества и стала свидетелем истерики.
– Ну наконец-то! – проскрежетала Елизавета. – Наконец появился кто-то, кто хоть что-то знает о моих костюмах. Как тебя зовут, дитя? – требовательно спросила она.
“Неужели она меня не помнит?”
– Леди Кэтрин, ваше величество.
– Принеси то теплое платье, которое было на мне в Теобальдсе. И поторопись!
Кэтрин растерялась, не понимая, что именно имела в виду королева. За двенадцатидневную поездку Елизавета сменила двадцать четыре костюма. Вежливо поклонившись, Кэт кинулась в гардеробную, нашла самое теплое платье из стеганого бархата и помчалась назад.
Филаделфия вместе с двумя фрейлинами переодела королеву и застегнула у нее на шее воротник. Ее величество сорвала его и кинула на пол.
– Неумехи! Где Кейт? Я хочу, чтобы за мной ухаживала Кейт! У нее такие добрые руки!
Размахнувшись, Елизавета ударила Филаделфию в ухо. Та, оскорбленная, немедленно ретировалась.
– У Кейт, конечно, руки понежнее, чем у этой старой суки, – заявила Филаделфия. – И терпения не занимать, не то, что мне.
– Я хотела сказать ей, что Кейт отмывает дом после того, как там повеселились ее придворные, но побоялась.
– Нет, не надо, наша мегера разъярится. С каждым днем она становится все хуже и хуже. Ей все не нравится. Всех подозревает в заговорах против себя. Она всегда была несдержанной на язык, и меня это мало волновало. Но теперь дошло до тумаков. Я этого терпеть не буду!
К ночи долготерпеливая и ласковая Кейт вернулась в Уайтхолл, но королевского спокойствия не восстановила.
– Ненавижу Уайтхолл! В этом Богом забытом месте холодно, как в могиле! Я хочу туда, где тепло, как в твоем Арундел-Хаусе. Даже в разросшемся Теобальдсе уютнее, чем в этом насквозь продутом ветрами мавзолее. Все, хватит! Мы перевозим двор в Ричмонд. Нам там всегда нравилось жить. Паковать вещи! Фрейлины при моей гардеробной и спальне – это стадо ленивых потаскух. Я хочу переехать туда сегодня же. Сегодня! Ты меня поняла?
– Да, ваше величество. Может, мне принести вам травяной настой?
Кейт делала все возможное, чтобы утихомирить свою разошедшуюся монархиню, хотя сама еле таскала ноги.
Несмотря на то что задача упаковать весь гардероб Елизаветы требовала титанических усилий, Изобел не проронила ни слова осуждения. Правда, Кэтрин с Мэгги помогали ей изо всех сил.
– Мне даже нравится, что мы переезжаем в Ричмонд, – призналась Кэтрин няньке. – Может, удастся пожить в своем собственном доме.
В начале третьей недели января Кейт не выдержала и слегла. У нее открылось воспаление легких. В конце недели Кейт умерла.
Глава 25
– Этого не может быть.
Глядя на обезумевшую Филаделфию, Кэтрин почувствовала внезапную слабость.
– Мы с Чарлзом просидели около нее всю ночь, пока она боролась за глоток воздуха. Доктор ничего не мог поделать. Перед самым рассветом она умерла. Ноттингем вне себя от горя.
По лицу Филаделфии текли слезы.
Кэтрин в оцепенении смотрела, как Мэгги осеняет себя крестным знамением.
Первая мысль Изобел была о Елизавете.
– Ее величество будет потрясена. Кто возьмется рассказать ей эту новость?
– Эта участь скорее всего достанется мне, – заявила Филаделфия. – Искренне надеюсь, что она действительно будет потрясена. Королева виновна в смерти Кейт!
– Что за дерзости ты говоришь! Ты, наверное, не в своем уме.
– Я с ума схожу от горя.
Кэтрин испугалась, что в такой момент мать сцепится с Филаделфией на кулаках.
– Давай я помогу тебе. Нужно ведь еще столько всего сделать. Пойдем прямо сейчас. Я хочу попрощаться с Кейт.
Они нашли Чарлза возле покойной. Упершись головой в кровать, он держал жену за руку. Взяв ее за другую руку, Кэтрин мысленно поблагодарила Кейт за доброту, за материнскую заботу и попрощалась с ней. Вместе с Филаделфией они вывели Ноттингема из комнаты, чтобы женщины смогли обмыть и одеть тело, перестелить постель перед прощанием.
– Филаделфия, тебе нужно переодеться в траур, и я причешу тебя по-другому, прежде чем ты пойдешь с новостью к королеве.
Получив известие о смерти леди Ноттингем, дольше всех ходившую у нее во фрейлинах, королева Елизавета впала в меланхолию. Она вызвала к себе мужа Кейт и каждый день долгими часами держала его возле себя. Лорду-адмиралу даже было запрещено покидать королевский дворец в Ричмонде.
Постепенно стала съезжаться вся семья Кери. Из Карлайла приехал лорд Томас Скроуп – муж Филаделфии. Из Бьюкасла – пропускного пункта на границе – прибыл Джордж Кери. Джон Кери вместе с женой Мэри появились вместе, бросив все дела на ферме в Хартфорде. Получив письмо Кэтрин, тут же примчались Роберт Кери с Лиз.
– Елизавета уверяет, что ее скорбь глубже, чем у любого из нас, что бедняга Чарлз поддерживает ее. Хотя все должно быть наоборот. Мне кажется, мы очень ошибались на ее счет. Нам все время казалось, что она центр Вселенной, а солнце и луна восходят и заходят только ради нее, – заявила Филаделфия.
Дождавшись, когда Изобел выйдет из комнаты, Роберт передал Кэтрин письмо, которое он привез от Патрика Хепберна. Она ушла в застывший зимний сад, чтобы прочитать его.
“Моя дорогая Кэтрин!
Я целую следы слез на твоем письме. Хотя в данный момент я не могу физически быть рядом, чтобы утешить тебя в твоем горе, мыслями и душой я с тобой. Потеря Кейт – это трагедия, но когда острая боль пройдет, вспоминай чаще моменты радости, которые вас объединяли, поминай ее добрым словом. На прошлой неделе мы занимались кое-какими делами с твоим дедом. У меня есть все основания полагать, что он одобрительно отнесется к нашему с тобой выбору. К тому времени, когда ты будешь читать это письмо, останется меньше шестидесяти дней до моего приезда за тобой. Для меня это как вечность, но все равно и у вечности есть свои временные вехи.
Я доверяю это письмо Роберту, но советую тебе сжечь его, как только прочтешь. Мое сердце в твоих руках.
Патрик”.
Письмо нужно было уничтожить, но только не сейчас. “Я положу его под подушку на ночь”, – решила Кэтрин.
В последнее время у Хепберна выработалась привычка каждую неделю навещать Сетон. Ему покоя не давали подозрения, что Малькольм Линдсей всерьез намеревается стать следующим графом Уинтоном. Но из-за того, что Джорди решительно отказался поверить в обвинения против собственного племянника, Хепберн больше не затрагивал эту тему.
– Приветствую вас, лорд Уинтон. Прекрасно выглядите.
– Не величай меня лордом. Зови меня Джорди. Надеюсь, скоро потеплеет, и мы выгоним скот на пастбище.
– Завтра первое февраля, так что скорее всего начнется оттепель. И продлится до буранов в марте. Если погода установится, я, пожалуй, отправлю своих ребят патрулировать границу.
– Молодчина, Патрик. Как только снова потеплеет, тут же объявятся проклятые английские налетчики.
– У меня печальные новости. Умерла золовка вашей дочери, Кейт Хауард. Она была старшей фрейлиной королевы.
– Елизавета переживет всех нас!
Джорди не скрывал досады.
– Нет, Джорди, это заблуждение. Мне кажется, ей недолго осталось, а смерть Кейт – еще один гвоздь в крышку ее гроба.
– Значит, ты считаешь, что Яков добьется всего, чего хочет?
– Считаю, что да. Надеюсь, что в этом году Яков станет королем Англии и Шотландии. Когда это случится, граница перестанет существовать, а Яков перевезет свой двор в Лондон.
Джорди развеселился.
– Боже всемогущий, вот англичане наделают в штаны, когда орда диких шотландцев нагрянет в Лондон и захапает самые выгодные должности и лучшие владения.
– Процветать будут только те англичане, которые завязали хорошие связи с Шотландией. Вам будет интересно слияние Сетонов, Спенсеров и Хепбернов воедино?
– Слияние? – растерялся Джорди.
– Как вы относитесь к тому, чтобы мы с вашей внучкой Кэтрин поженились?
До Джорди дошло, о чем идет речь. Он осмотрел Хепберна с головы до ног.
– Вопрос не во мне, а в том, что Кэтрин думает по этому поводу?
Патрик усмехнулся:
– У меня имеются основания полагать, что леди Кэтрин нравится эта идея. Когда в марте она достигнет совершеннолетия, я собираюсь просить ее выйти за меня замуж. Мне важно знать ваше мнение.
Джорди подумал и заявил:
– Пусть уж лучше мои земли и призовой скот перейдут к тебе, чем к проклятым англичашкам, но… – Он еще раз оценивающе оглядел Патрика. – Но если ты обидишь мою малышку Кэтрин, тебе не жить, Хепберн. Пойдем в дом, выпьем по стаканчику доброго виски за слияние.
По дороге из Сетона Патрик вдруг заметил, что за ним кто-то едет. Он остановился, чтобы перехватить преследователя. Это оказался Эндрю Линдсей. Черные глаза Патрика столкнулись со взглядом его голубых глаз.
– Лорд Стюарт, вы запретили Дженни Хепберн выезжать вместе со мной. Я прошу вас пересмотреть свое решение.
Патрик не отводил глаз от крепко сбитого молодого парня, оценивая его шестым чувством.
– Вы встречались с ней тайно, Линдсей? – поинтересовался он.
– Нет. Но если вы по-прежнему будете запрещать мне ухаживать за ней, я попытаюсь видеться с ней у вас за спиной.
Хепберн смягчился, услышав такое честное признание.
– Я поговорю с Дженни и ее отцом. Она уже пострадала один раз, и мне не хочется, чтобы это повторилось.
– Логично, милорд.
– Скажите мне правду, Эндрю. То была стрела вашего кузена?
– Не знаю, лорд Стюарт.
– Как вы думаете он способен на такое? – настаивал Хепберн.
Эндрю помолчал, потом медленно кивнул головой.
* * *
– У королевы ангина. Все из-за того, что она уперлась и отправилась на похороны Кейт на барке по реке, а не в закрытой карете посуху. В тот день на Темзе дул сумасшедший ветер, но разве она послушается совета?
Филаделфия и Кэтрин обсуждали последние события, сидя в столовой королевского дворца в Ричмонде.
– Ее уложили в постель? – спросила Кэтрин.
– Нет, конечно. Она запретила леди Трокмортон даже заикаться об этом. – Филаделфия покусала губу. – Сегодня Елизавета три раза назвала меня Кейт. Не могу понять, то ли это оговорка, то ли она немного не в себе и действительно считает, что я – Кейт. Одно знаю наверняка: ей требуется уход.
Кэтрин тронула Филаделфию за рукав.
– Я не хочу, чтобы и ты заболела. Если она откажется от услуг других фрейлин, на тебя свалится столько хлопот. Я вижу это по своей матери. Она сейчас чистит и убирает на хранение все платья Елизаветы, в которых есть хоть намек на какой-то цвет. А вынимает и приводит в порядок только черные.
Филаделфия оглядела зал.
– Весь двор – что мужчины, что женщины – в трауре. Понятно, это дань уважения Кейт, но дворец просто задыхается в меланхолии. Я не только чувствую себя какой-то тусклой и серой, я и выгляжу так же.
– Тебе нужно порадовать себя новым платьем. Черный цвет элегантный, но только в редких случаях. Я сейчас сижу без дела. У королевы уже заготовлена куча траурных костюмов.
– Спасибо, моя дорогая. Это будет мило. Пойду-ка я назад, к Елизавете. На вечер назначена аудиенция Сесилу, и ей захочется привести себя в порядок.
Когда Филаделфия вошла в королевскую спальню, Елизавета сидела с закрытыми глазами. У нее дрогнули веки, она встрепенулась, и пронзительный, воспаленный взгляд обежал комнату. При виде Филаделфии королева успокоилась.
– Кейт, я задремала и увидела, что с тобой приключилось что-то ужасное. Который час?
– Почти семь, ваше величество. Вот-вот придет лорд Сесил.
– Я помню. Помоги перебраться к письменному столу. Это придаст мне величия.
Когда Филаделфия ввела Роберта Сесила, ему показалось, что за столом вместо Елизаветы сидит скелет. Положив папку с бумагами на кресло, он приблизился к королеве. Низко поклонился и стал ждать, когда с ним заговорят.
– Мы видим, вы прекрасно себя чувствуете.
– Да, ваше величество. – Он прочистил горло. – Я пришел говорить об Ирландии.
– Всегда только об Ирландии!
– Мной получена депеша от лорда-наместника Маунтджоя. Он подтверждает, что мятежник Тайрон укрылся в бесчинствующем Ольстере, где он практически вне досягаемости для нас. Мы с лордом-наместником выступаем за то, чтобы разрешить Тайрону объявить о своем повиновении вам, хотя бы формальном.
– Я отказываюсь! Проявить к нему снисхождение – значит, показать всему миру нашу слабость. Надо поймать его!
– Ваше величество, Королевский совет, так же как Маунтджой и я лично, ходатайствует о даровании прощения Тайрону. Война в Ирландии обходится нам в три тысячи фунтов в год, и мы несем немалые человеческие потери.
– Я заберу у вас ведение этого дела и передам его в руки вашего отца. Бёргли никогда и ни при каких обстоятельствах не отступает.
Роберт Сесил тут же сообразил, что королева не вполне адекватна. Его отец умер почти пять лет назад. Но Сесил не подал виду и склонился в поклоне.
– Как пожелаете, ваше величество.
Выходя, он сделал знак Филаделфии, что хочет поговорить с ней наедине.
– Вам не кажется, что королева немного забывается?
– После похорон сестры она путает меня с Кейт, милорд.
– Держите это в тайне, леди Скроуп. Ограничьте доступ к королеве только теми, кому вы полностью доверяете. Ее величество еще может оправиться.
В такую возможность Сесил не верил. Вернувшись к себе, он отправил депешу Маунтджою, информируя его, что ее величество возлагает на него право принять у Тайрона заявление о покорности, чтобы прекратить восстание и избежать дальнейшего кровопролития. Затем написал еще одно – шифрованное – письмо королю Шотландии Якову Стюарту.
Кэтрин очнулась, почувствовав на плече руку Мэгги.
– Мать заболела. Она в постели. У нее тяжелый кашель и озноб. Я уговорила ее не вставать, не то она заразит ее величество. Только это и подействовало. Изобел попросила, чтобы ты подменила ее в гардеробной сегодня.
– Ну конечно. Я сейчас. – Быстро одевшись, Кэтрин зашла в материнскую спальню. – Матушка, я даже не надеюсь, что у меня все получится так же хорошо, как у вас, но я постараюсь. Пообещайте мне, что не будете вставать. А Мэгги останется тут, чтобы присмотреть за вами.
Помощницам Изобел Кэтрин сказала, что мать больна и что она пока заменит ее. Быстро распаковав два огромных сундука с траурными платьями, доставленными из Уайтхолла по реке, она выбрала два из черного бархата. В дополнение к ним подобрала нижнее белье из белого шелка, а также черную юбку с фижмами, черные туфли и чулки. Отомкнув одну из шкатулок с королевскими драгоценностями, поковырялась и нашла два гарнитура – один из черного янтаря, другой из жемчуга.
Все это, а заодно и рыжий парик без украшений Кэтрин отнесла Филаделфии в королевскую спальню.
– Полагаю, сэкономила тебе один поход в гардеробную.
Филаделфия закатила глаза, всем видом показывая, что, вероятно, это была не самая лучшая идея Кэтрин – вломиться в святая святых.
Кэтрин подошла с одеждой к кровати и, не веря своим глазам, уставилась на тщедушную, во влажной ночной сорочке фигурку, которую только что протерли мокрыми губками две фрейлины. Теперь они выносили сидячую ванну. Без роскошных королевских одежд, без парика и косметики, иссохшая, понурая Елизавета, сидевшая на краю постели, оказалась старушкой, вызывавшей откровенную жалость. Английская монархиня была почти лысой, с редкими прядками коротких седых волос, и совсем без бровей.
Черные, бисеринками, глаза рассеянно глянули на Кэтрин.
– Мама? – Худая, со вздувшимися синими венами рука потянулась к горлу, которое заныло при разговоре. На лице появилась гримаса, означавшая улыбку. – Я ношу твой портрет у себя в медальоне, – проскрипела Елизавета.
“Она думает, что я – Анна Болейн!”
– Это Кэтрин, ваше величество. Она придумала вам чудесные наряды.
– Кэтрин? Кэтрин Эшли? Моя самая добрая подруга! Где ты пропадала? У меня болит горло. Приготовь мне ячменный отвар.
Кэтрин поклонилась.
– Сию минуту, ваше величество.
Она бросилась на кухню и распорядилась насчет отвара. Сама присела на табурет и принялась ждать. Только сейчас до нее стало доходить, что королева тоже смертный человек. Фасад, который лепили фрейлины, упаковывая королеву в платья, водружая на нее парики, накладывая грим, а потом еще и выводя ее на люди под руки, как куклу, – этот фасад был полнейшей фикцией. Королева Елизавета находилась на пороге смерти.
К тому времени, когда Кэтрин принесла отвар, Елизавета уже сидела, одетая в черное платье. Казалось, что каким-то странным образом парик на голове и наложенный грим помогли королеве прийти в себя. Каркающим голосом она отдавала приказы леди Хантингдон и леди Редклиф.
Филаделфия глубоко вздохнула с облегчением.
– Нам удалось удержать ее еще на один день… Можно сказать, на целый месяц. Завтра наступает март. – Она передала Кэтрин ручное зеркало. – Унеси его отсюда.
Статс-секретарь Роберт Сесил пришел к выводу, что решающий момент настал. Бросая вызов львице в ее логове, если точнее, в ее спальне, он приступил к щекотливой теме:
– Ваше величество, мой долг поставить перед вами вопрос: согласны ли вы, чтобы король Шотландии наследовал вам в качестве монарха?
Елизавета зло сощурила глаза.
– Мы отказываемся обсуждать эту тему, лилипут!
Сесил поклонился и вышел вон. Потом наедине предупредил Филаделфию:
– Постоянно держите меня в курсе состояния ее здоровья. Завтра я приду снова.
– Она совсем перестала спать. Доктор является каждый день, но королева отказывается принимать лекарства из-за опухшего горла. Ест меньше птички, но постоянно испытывает жажду.
Сесил кивнул в знак понимания и приказал:
– Держите ее в чистоте и обеспечьте комфорт.
Этим же днем, позже, королеву проведал один из ее крестников, сэр Джон Харрингтон, который вознамерился почитать ей модные вирши своего собственного сочинения.
Елизавета осталась равнодушной.
– Когда чувствуешь, что время утекает, как песок сквозь пальцы, эти глупости перестают радовать.
На следующий день приехал Роберт Кери, и Филаделфия повела его к королеве, надеясь, что он сумеет развлечь ее. Она отказывалась есть, только маленькими глотками пила розовую воду.
– Робин [16], мне так плохо!
В эту ночь перед сном Елизавета отказалась раздеться и легла в чем была. Наутро фрейлины поняли, что ей отказал язык. Вечером Филаделфия нашла ее лежащей на полу. Вместе с леди Хантингдон и Мэри Редклиф они насильно раздели ее и перенесли в королевскую постель. Перепачканную одежду, которую королева не меняла в течение последних пятидесяти часов, унесла Кэтрин.
Утром, как всегда, появился Сесил. В присутствии Филаделфии, стоявшей сбоку от него, он снова задал вопрос королеве:
– Вы согласны, чтобы король Шотландии наследовал вам в качестве монарха?
После минутного молчания Сесил пронзительно посмотрел Филаделфии в глаза.
– Королева кивнула в знак согласия.
Филаделфия Скроуп не выказала возражений. Тогда Сесил удалился.
С этого момента Сесил, Филаделфия и Роберт Кери начали свои бдения у смертного одра. В спальню шеренгой вошли проститься члены Королевского совета. После них Елизавету могли видеть только врач и архиепископ Уитгифт. Фрейлины признались, что они не в силах переносить ее жалостное состояние. Из них лишь одна Филаделфия оставалась возле умирающей.
Двадцать четвертого марта в два часа ночи Елизавета Тюдор вздохнула в последний раз и скончалась.
Филаделфия вышла в переднюю и толчком разбудила брата. Ни слова не говоря, она протянула Роберту изящный медальон, который Елизавета всю жизнь носила на груди.
Словно не веря своим глазам, он уставился на вещицу, потом поцеловал сестру.
Вскоре Роберт уже скакал в Шотландию.
В течение часа прибыл Сесил, который потребовал, чтобы никто не покидал дворец без письменного разрешения.
В семь утра члены Королевского совета отправились в Уайтхолл на совещание, чтобы подготовить воззвание о восшествии на английский престол Якова Стюарта.
Глава 26
В десять утра в Уайтхолле Сесил огласил воззвание, в котором Яков Стюарт был провозглашен монархом.
Вечером зажглись огни салютов и зазвонили колокола в церквах, приветствуя восхождение на престол нового короля, и в воздухе, родилось некое тревожное ожидание наступления нового этапа английской истории.
В полночь тело Елизаветы, облаченное в саван, погрузили на королевскую барку и по Темзе доставили во дворец Уайтхолл, где стали готовить к прощальной церемонии.
На следующий день Филаделфия пришла к Изобел.
– Мне кажется, нужно сделать добрый жест. Пусть каждая фрейлина выберет и возьмет себе одно из платьев Елизаветы. Уверена, королеве это было бы приятно.
– Как вы можете предлагать такое? – поразилась Изобел. – Это будет осквернением ее памяти!
– Нет, Изобел, это практичный способ отблагодарить ее многочисленных фрейлин, служивших ей верой и правдой. Как только прибудет новая королева, весь гардероб перейдет к ней. Вы это понимаете?
Изобел широко открыла глаза.
– Откровенно говоря, даже в мыслях не было. Твоя идея прекрасна, только большинство королевских нарядов расшито камнями.
– Полудрагоценными камнями, матушка, – встряла Кэтрин. – Горным хрусталем, черным янтарем, гранатами и красным халцедоном. На них нет ни алмазов, ни рубинов, ни изумрудов, ни настоящего жемчуга.
– Придворные уже начали думать, во что одеться на коронацию Якова. Получив королевское платье в подарок, фрейлины сэкономят большие деньги на этот случай, – особо отметила Филаделфия.
– Коронация? – ужаснулась Изобел. – Ее величество еще не погребли. Как люди могут быть такими бессердечными? Весь двор в трауре. Я не сниму траура до конца моих дней.
Филаделфия жалобно посмотрела на Кэтрин, но решила проявить максимум терпения.
– У меня пропасть дел. Нужно перевезти двор из Ричмонда обратно в Уайтхолл. Спасибо, Изобел, что согласилась одарить фрейлин ее платьями. Сейчас Елизавета смотрит на тебя с небес и радуется.
