Текст книги "Посланец небес"
Автор книги: Вирджиния Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Вы просто не хотите, чтобы я слушал ваш спор с мистером Браттоном, – проворчал Эрик, однако медленно пошел к детям.
Обойдя Крида, и прежде чем он успел произнести что-либо, Ганна сказала глухим, тихим голосом:
– Если вы потеряли свою веру в Бога и людей, мистер Браттон, то я не позволю вам разрушать веру у этих невинных детей!
– Нет, вы, как и они, веруете в вещи, которые никогда не произойдут, – резко ответил Крид. – Неужели вы не можете посмотреть правде в глаза? Или вы уже так далеко зашли в созданных вами же иллюзиях, что отказываетесь принимать реальность даже после того, что свалилось на ваш дом и превратило его в ад?
– Я могу видеть реальность, мистер Браттон и могу также видеть, что вы – человек, потерявший душу. – Она глубоко вздохнула и продолжила: – Было сказано, что Бог делает чудеса. Я склоняюсь к вере в то, что Он сделает это и с вами.
– Сомневаюсь, – отпарировал Крид.
Ганна улыбнулась.
– А я нет. Бог живет в вашем сердце, мистер Браттон.
– Да? Ну, тогда дьявол в моей заднице, леди! А теперь потрудитесь определить, чье воздействие больше.
Ганна стояла в замешательстве, не проронив ни слова, а Крид повернулся и большими шагами ушел прочь. Он страдал так, как даже и не думал, что может страдать. «Какое она имела право рассуждать обо мне, ведь я никого и никогда не допускал в мою жизнь?»
Но в то же время он подумал и другое: «Неужели у нее больше нет никаких чувств и желаний по отношению ко мне, кроме обращения в свою веру?»
О, с его внешностью и фигурой он был приманкой для многих женщин, но этобыло нечто другое, более глубокое.
Между ними возникла тончайшая связь, которую Ганна не могла отрицать, – влечение, разжигавшее в ней крошечные искорки в окончаниях и пронизывавшее все ее тело всякий раз, как он случайно прикасался к ней или ловил ее взгляд. Сначала она терялась, а теперь поняла, что это означало. Мало ей волнений о детях, о будущем, так теперь еще и чувство к Криду Браттону.
8
Стемнело, и вместе с ночью стали сильнее все страхи и боли дневного похода. Младшие дети жаловались и ныли. Сейчас трагедия, связанная с «Черноногими», больше не нависала над ними, теперь их волновало совсем иное. Эрик и Флетчер перекидывались кинжалом через огонь, а Свен и Ребекка заспорили, кому следить за младшими детьми. Джессика и Иви ссорились, кто сядет рядом с Ганной. И только индейские дети, Фрог и Маленькая Птичка, были спокойны.
Крид, прислушиваясь к их распрям, покачал головой и подумал, что ему больше по душе путающая тишина, чем постоянная перебранка.
Он встал и большими шагами пошел в темноту. Сейчас ему необходимо было побыть одному, чтобы обдумать план своих действий после того, как он освободится от тех, кто нуждается в его помощи.
Форт Бентон был в пятистах милях отсюда. Если Стилман с приятелями действительно направлялись туда, они наверняка заглянут в «Сердце стрелы», а затем поедут на восток по Мулланской дороге. Но почему форт Бентон? Это же в тридцати милях от Олдерского ущелья – в тридцати милях от подведомственной области Генри Плюммера. Теперь нет сомнений, что шериф Плюммер положил руку на этот пирог. Это пахло заговором: бесцельная гонка и долгая охота, когда преследователи в конечном итоге отступаются и забывают о преступниках и золоте. А затем бандиты просто возвращаются в Олдерское ущелье и вместе с шерифом делят краденое. В конце концов сейчас ему надо постараться притормозить их. Слепое правосудие. А всегда ли оно было таким слепым?
Крид посмотрел в густую темноту ночи, скрутил сигарету и, не прикурив, задумался. Вдруг он выпрямился, услышав какие-то звуки из кустов. Рука автоматически потянулась к пистолету. Звуки были ему незнакомы, он весь напрягся. Когда кусты вновь зашевелились, он перекувырнулся и встал на одно колено с пистолетом наготове. Оттянув затвор своего кольта, он рыкнул:
– Кто здесь?
Легкое шевеление, нервный кашель, и мальчики, Флетчер и Эрик, вылезли из кустов. Поднявшись, Крид обрушил на них поток ругательств.
– Вы глупые идиоты! Я мог убить вас!
– Но мы… мы не подумали об этом, – промямлил испуганный Флетчер. Несмотря на ночную прохладу, на лбу его от волнения выступили капельки пота.
– Неужели вы не понимаете, что нельзя подкрадываться к человеку? – спросил Крид, убирая пистолет.
– Мы просто не подумали об этом, – повторил Эрик.
– Я не верю вам, – резко сказал он. – Что вам здесь надо?
– Ничего! – невинными голосами хором ответили они, что еще больше усилило подозрение Крида.
– Держу пари… я узнаю, ну-ка, пошли обратно в лагерь – вы, оба, впереди меня, – предложил он, и его подозрения подтвердились, когда мальчишки переглянулись между собой.
– Нет, нет, – мы ушли оттуда, чтобы… немного успокоиться, – смущенно сказал Эрик.
– Отлично. Я жду вас.
Эрик и Флетчер снова переглянулись и пожали плечами. По пути Крид размышлял, какую проказу они задумали на этот раз, ведя их перед собой и подгоняя каждый раз, как они задерживались. Когда они подходили к лагерю по узкой тропинке, Крид убедился, что его подозрения были ненапрасными.
Хотя Флетчер и пытался играючи подпрыгнуть, но длинная, натертая сажей веревка, привязанная к согнутому дереву, рванула его в воздух. Эрик тоже хотел спрыгнуть с тропы, но попал в объятия Крида.
– Это и есть то, мальчики, что вы придумали для меня? – спросил Крид.
Коренастый проказник на одной ноге покачивался в воздухе. «Он смахивает на турка, связанного для продажи», – подумал Крид и грубо встряхнул стоявшего мальчика. Затем достал из ножен, висевших на ремне, нож и протянул его Эрику.
– Вырежи прут вон с того дерева, – приказал он, показывая на то самое дерево, на котором висел Флетчер.
– В-в-вырезать прут?
– Режь прут, и потолще. Или мне придется вырезать еще один, когда твой сломается, – сказал Крид.
– Но-н-но…
– Ну, быстро!
Мальчик взял нож, с неохотой срубил толстый сук и протянул его Криду. Со свистом помахав прутом в воздухе и согнув, определяя его гибкость, Крид удовлетворенно крякнул.
– А теперь, как вы думаете, чего я хочу? – спросил он мальчиков.
Флетчер, все еще висевший вниз головой, пробормотал что-то невнятное, но Крид заставил его повторить.
– Вы собираетесь нас отхлестать, – ответил мальчик.
– Ты прав, – был мгновенный ответ.
Ганна испугалась, увидев Крида, за руки тащившего Эрика и Флетчера. Глаза обоих мальчиков были красными, и они шмыгали носами, а Эрик неистово потирал ягодицы.
Пожав плечами, Крид ответил:
– Просто они убежали слишком далеко отсюда, правильно, мальчики?
– Правильно! – хором ответили они.
Ганна была не совсем удовлетворена этим ответом, но ей пришлось принять его. Она молча наблюдала, как Крид усаживался у костра. Флетчер предоставил ему спальное место, а сам уселся подальше. На самом деле он не сидел – он вытянулся на сваленном дереве. Эрик решил проблему, уместившись рядом с Кридом и с осторожностью поглядывая то на огонь, то на Крида.
Крид, расслабившись, растянулся на сваленном дереве и раскинул руки. Он сидел, глядя на мерцающее пламя и молчал. Ганна, не понимая, что произошло, в конце концов повернулась опять к девочкам.
Крид резко толкнул полено поглубже в пылающий костер и чуть не сжег подошву мокасина. Разнесся резкий запах горящей резины, и Крид слегка поморщился, зарывая ногу в грязь.
Ганна взглянула на него. Было бы неправдой сказать, что она не думала о Криде. Он постоянно был в ее мыслях. Но почему это происходит? Почему она думает о нем так часто – и с такой силой влечения? Ночью, оставаясь наедине со своими мыслями, глядя на небо и зная, что Крид лежит рядом, она жила в своем маленьком мирке – потому что Крид Браттон поселился во всех ее снах. Она поняла, что скоро и днем он будет владеть каждой ее мыслью.
Несмотря на то, что шляпа почти закрывала его лицо, Ганна чувствовала, что Крид смотрит на нее.
Отвернувшись, Ганна сдержала страстное желание заговорить с ним. Пусть он заговорит первым, сделает первый шаг. Со времени его возвращения – и это очень волновало ее – они обменялись лишь парой осторожных слов. Что случилось там в лесу? Он отказался говорить на эту тему, а она все думала, убил ли он бандитов, за которыми охотился. Может, это было легче, чем взять их живыми?
– Мисс Ганна? – пропищала Иви, дергая ее за рукав. – Мисс Ганна, мне нужно сходить… – она таинственно зашептала. Ее тон был слегка взволнованным, и Ганна сразу же поднялась.
– Конечно, Иви.
Мальчики хихикнули, а Эрик заметил:
– Ей всегда не терпится.
Обиженная неосторожным выпадом брата, Иви сказала в свое оправдание:
– В конце концов я же не намочила свои штанишки в подвале!
Эрик вскочил на ноги, его лицо пылало от возмущения:
– Ты же обещала, что никому не расскажешь!
– Ну, сказала. Ты меня обидел, – ответила Иви.
– Дети, – вмешалась Ганна, пока ситуация не вышла из-под контроля, – я считаю, что бы ни случилось там, в подвале, – все простительно. Нам всем было очень страшно. Эрик, резкие слова лишь ранят душу и все равно не принесут никакого успокоения. Ты понимаешь?
Мальчик кивнул и опять пристроился рядом с Кридом. Он сложил руки вместе и исподтишка поглядывал на человека-гору: не смеется ли он. Но Крид был серьезен. Он смотрел на огонь, стараясь никого не замечать. Воцарилась тишина. Но Эрик не смог долго вытерпеть и толкнул его локтем.
– Мистер Браттон, можно я буду спать рядом с вами сегодня? – спросил он, проглотив страх. – Я бы чувствовал себя в большей безопасности.
– В безопасности – от чего?
– От того… что вокруг нас. – Эрик задрожал и взглянул на успокаивающий отблеск огня, на тени, качавшиеся на свету, и придвинулся поближе к Криду, так что оказался совсем рядом с ним.
Рука Крида упала на его плечо.
– Здесь нет никого, кроме ветра и звезд.
– И Бога, – мягко добавила Ганна, и Крид удостоил ее взглядом.
Она не смутилась от его мрачного испепеляющего взгляда, но отвернулась, испугавшись его возражений. Он промолчал, только осторожно повел широкими плечами и потянулся за кисетом с табаком и бумагой.
Эрик с нетерпением ожидал, когда Крид развернет тонкий лист бумаги, положив табак, скрутит его и послюнявит край кончиком языка. Крид зажал сигарету в зубах, потянулся вперед, вынул из костра горящую лучинку и прикурил. Затем, вытянувшись на бревне рядом с Эриком, Крид глубоко затянулся и стал наблюдать за колечками дыма. В воздухе из дыма создавался водоворот, зависавший, как низкие облака, и мальчик не удержался и поднял палец, чтобы разрушить его.
– А теперь подумай, – сказал Крид Эрику. – Посмотри на дым. Что с ним сделалось?
– Он разрушился – рассыпался и уплыл от моего пальца, – ответил Эрик в замешательстве. – А почему?
– То же случится и с твоим страхом, когда ты встанешь к нему лицом, – сказал Крид. – Он очень смахивает на этот дым. Он поворачивается и уходит, и больше не терзает. Понимаешь, о чем я говорю?
Кивнув, Эрик медленно сказал:
– Да, думаю, что понимаю. Если я резко встану и не отступлю, если я повернусь лицом к тому, что меня беспокоит и волнует, – оно уйдет.
– Ну, может быть, не совсем уйдет, но в любом случае тебе станет легче.
Крид глубоко затянулся, затем бросил окурок в костер, вытянулся, скрестив ноги и надвинув шляпу на глаза, давая тем самым понять, что разговор окончен.
Эрик понял намек и замолчал. Он смотрел на дым от костра и думал о последних днях. Он подслушал разговор мисс Ганны с мистером Браттоном об их будущем, но как-то его это больше не волновало. Каким-то образом он понял, что мисс Ганна обязательно позаботится о них и что мистер Браттон – несмотря на все его грубые отречения – тоже.
Для Эрика даже теперь не имело значения, что Крид отлупил его, что его ягодицы саднит и жжет от хлестких ударов прута. Он же пережил это, не так ли? Кроме того, он должен был думать, соглашаясь на предложение Флетчера. Вот Флетчер был зол, Флетчер задумал мстить, а у Эрика не было никакой обиды. Он даже старался объяснить и оправдать поведение Крида.
Да, человек-гора остался совершенно невозмутимым, увидев эту дурацкую веревку, которой они пытались его поймать. Почему же он никогда не заикнулся о пауках и лягушках, которые они засовывали ему в ботинки, и о воде в бутылке из-под виски, и о колючках, натыканных в подседельное одеяло, чтобы конь, встав на дыбы, сбросил его. Нет, этот человек просто ждал, а потом поступил так, как на его месте поступил бы каждый.
Ганна принялась укладывать детей на одеяла. Когда они все улеглись, она вернулась к костру. Было холодно, и она натянула одеяло себе на плечи, стараясь заснуть и прогнать мысли, смущавшие ее. А источник ее смущения дремал напротив нее, сложив руки на животе и прижав подбородок к груди. Она даже не могла разглядеть его лица и внезапно обрадовалась этому.
Она посмотрела на пламя, становившееся все ниже и ниже. Белые, оранжевые, красные, желтые и голубые его языки плясали, создавая неестественные узоры. Ночные звуки медленно проникали в ее мысли. Она слышала гортанный крик совы, напоминавший одну из недавних ночей, когда ее пугали круглые горящие глаза огромной рогатой совы. Может быть, если она отыщет источник своего влечения к нему, она отбросит его так же, как и страх перед совой.
Оторвавшись от огня, Ганна посмотрела на Крида. Он казался отрешенным от всего мира. Вздохнув, она поднялась и ушла из освещенного костром круга и направилась по узкой тропинке к озеру. Вытянувшись на бревне огромного кедра, она поплотнее завернулась в одеяло.
Воздух был наполнен резким запахом кедра, стояло полнолуние, и на темной воде узкой ленточкой бежала лунная дорожка. Тихо, лишь легкий ветерок теребил листья на деревьях и рябил воду.
Ганна закрыла глаза и представила, что она дома в Джубайле. Ночь. Джошуа работает допоздна над одной из своих проповедей, а она отправилась прогуляться на реку Кутеней. Все мирно и спокойно. Никакие «Черноногие» не врывались в их спокойную долину… не было резни, не было мертвых…
Стон, который она так долго сдерживала, наконец вырвался из ее груди. Горячие слезы обожгли глаза. Чтобы приглушить рыдания, Ганна закрыла лицо руками, и слезы, осмелевшие от ее слабости, которую она не позволяла себе раньше, вырвались с еще большей силой. Она никак не могла остановиться. Куда пропала ее воля? Где были ее вера и выдержка? Она чувствовала себя потерянной и одинокой, такой же маленькой, как ее дети, уснувшие у костра.
Она упала на колени, ее плечи сотрясались. Она рыдала по своему отцу, по всем погибшим в их поселении, по себе самой. Погребенные были далеки от ее страданий и волнений; она была оставлена здесь для печали, а это было так больно: больно думать, что она больше никогда не увидит их – никогда не увидит улыбку своего отца, не услышит его беззаботный смех, не послушает его докучливые нравоучения. Что ей теперь делать? Куда идти? Как она выживет без него? На его месте должна была оказаться она, Ганна, ибо она была такой слабой и незначительной, а ее отец таким сильным человеком от Бога. Зачем она живет, а он нет?
В ней закипала обида и злость. Ганна подняла лицо и посмотрела на холодную, как серебряный доллар, луну. Ее кулаки сжались. Она боролась со своей бессильной яростью.
«Почему Джошуа Макгайр умер? Почему Бог не пожалел его? Почему Он позволил этим язычникам «Черноногим» убить столько хороших людей – женщин, детей, стариков, младенцев. Они же все были его, Божьими детьми, а Он не пожалел их. Почему, почему, почему?»
Теперь она плакала молча, упав на мягкую, нежную землю, все еще не разжимая кулаков. Трава была мокрой и колола ей лицо, когда она прижалась к земле. Ганна ощущала жирную глину, чувствовала песок во рту и на щеках и приветствовала это. Она приветствовала острую боль от камней под ней, царапавших ей колени и руки. Она чувствовала, что делала то, что и женщины древнего Израиля и даже индейские женщины, бившие себя в грудь и вырывавшие на голове волосы, сидевшие во власянице и на углях… делавшие все что угодно, только бы отвести свои мысли от острой боли, разрывающей сердце и душу.
Когда рыдания совсем поглотили ее, она почувствовала руки на своих плечах и вздрогнула.
– Оставьте меня! – закричала она.
– Нет, Ганна… мисс Макгайр… разрешите мне помочь вам. Я понимаю, что ваши чувства…
Ганна вырвалась, отталкивая руки Крида.
– Вы ничего не знаете, что я чувствую! Он был всем, что у меня было, а теперь он ушел.
Крид присел рядом с ней. Его глаза были неразличимы в темноте, но голос был ласковым.
– Нет, я знаю, что вы чувствуете. И я знаю, боль со временем притупится, даже если она не уйдет никогда.
Тяжелые волосы вырвались из заколок, поддерживавших их, и упали локонами вокруг лица. Ганна, не соглашаясь, бормотала:
– Нет, не пройдет.
– Да, обязательно, Ганна. Поверьте мне.
Это заставило ее рассмеяться резким, гортанным голосом, который так не совпадал с се нежной натурой.
– Поверить вам, мистер Браттон? Что за глупости вы говорите? Неужели вы думаете, я поверю человеку, выказывающему только нетерпимость и неприязнь ко мне и несчастным детям? Почему, Бога ради, я должна верить вам?
Крид не отреагировал на ее топ. Он пожал плечами и сказал:
– Потому что у вас очень маленький выбор на этот счет и потому что вы знаете, что я прав.
– Вы серьезно? Я действительно знаю, что вы правы, мистер Браттон? – Ганна сидела, прижав голову к коленям, рассматривая его при ярком лунном свете. – Удивительно. Мне даже самой интересно, знаю ли я, что хорошо, а что нет.
Крид потянулся и провел кончиками пальцев по ее щеке.
– Вы знаете, что верно, Ганна. Вы знаете.
Она так яростно закачала головой, что своими локонами неожиданно хлестнула его по лицу.
– Нет, я не думаю так. Я стараюсь – я действительно стараюсь, – но сомнения просто преследуют меня и заставляют задуматься, могла ли я когда-нибудь отличать хорошее от плохого. Вам надо было познакомиться с Джошуа Макгайром. Он был такой сильный, такой преданный, а я всегда была слабой. Я даже сейчас не могу сосчитать, сколько раз он поддерживал меня, чтобы указать верный путь…
– Подумайте, – нетерпеливо перебил ее Крид, – перестаньте терзать себя. Если вы хотите носить короткие волосы, власяницу и пепел останков, – отлично, но в конце концов делайте это разумно.
– Я так полагаю, вы знаете, что такое благоразумие? – вспылила Ганна. – Полагаю, вам знакома цена покаяния?
– Не будь лицемеркой, – резко сказал он. – Человек никогда не был до конца совершенным, Ганна. Зачем вы караете себя только за то, что вы человек?
– Зачем я… ооо! Вы просто не знаете, что по этому поводу говорит Библия, мистер Браттон!
– Может, и нет, но я твердо знаю закон Жизни, Ганна Макгайр. И я знаю, что если вы не перестанете заниматься самобичеванием, не избавитесь от этого, вы не выживете.
Он поймал ее за плечи, когда она собралась встать, и грубо встряхнул. Одеяло упало с нее.
– Ну, остановитесь на минуту и подумайте, что вы делаете с собой. Можете ли вы честно сказать, что ваш отец хотел, чтобы вы были несчастной?
– С его смертью все остальное уже ничего не значит, мистер Браттон.
– Да, верно. Вы упрекаете себя, за то, что не умерли, я прав?
Ошеломленная, Ганна огромными глазами уставилась на него.
– Ну… да, тан оно и есть. Откуда вы это знаете?
– Тогда перестаньте. Ваш отец не хотел бы этого, – ответил Крид, не обращая внимания на ее вопрос, и взял ее за локти. – Плачьте, если хотите, Ганна, но разумно, – пробормотал он, притягивая ее к себе. – Надо плакать и горевать, но в разумных пределах.
Ганна снова заплакала и положила голову ему на грудь. В этот момент Крид подумал, что дал ей совет, исходящий из его собственного опыта. Он прекрасно понимал ее чувства – сначала тоску, потом обиду и озлобленность. Ведь он уже пережил все это. Горечь поглотила всю его душу, сделав из него такого человека, каким он стал, – без единой цели. Имея такую горечь в душе, эта нежная женщина-ребенок никогда не станет сильной: горечь поглотит ее всю. А по определенным причинам ему совершенно не хотелось, чтобы это произошло. Она взывала к его защитным инстинктам – инстинктам, которые, он думал, давно умерли. Да некоторые из них были и не совсем защитными…
Крид нежно обнял Ганну. Чудесное ощущение ее тела взволновало его: у него замерло дыхание.
Почувствовав запах табака и тела, она уткнулась лицом в его грудь. Она ощущала щекой, как бьется его сердце, его сильный, четкий ритм, и успокоилась. Неожиданно Ганна поняла, как хорошо, что Крид рядом, что она в защитном кольце его рук. Она подняла голову и взглянула на него.
Чуть откинувшись, Крид всматривался в ее лицо. Ослепительная красота в этих блестящих, не просохших от слез глазах притягивала и завораживала его. Он тонул в них. В который раз Крид подумал: знает ли она сама, как красива! Если бы только она поняла, с какой силой он хочет ее…
Эта мысль испугала его. Его губы сжались. Он хочет ее. Да, он на самом деле хотел ее. Он хотел прижать ее и ласкать ее тело, держать в руках ее грустное лицо и целовать ее губы, ее глаза… но как он мог сказать ей об этом? И должен ли?
Ганна прижалась к нему, водя руками по его телу, ее лицо выражало одновременно и страх, и любопытство. Ганна закрыла глаза, когда губы Крида ласково прикоснулись к ее. Сейчас ей было так необходимо, чтобы он крепко держал ее в своих объятиях и целовал нежно и ласково. Ее руки обвились вокруг него. Казалось, он понял, что она нуждалась в нем, и крепко прижал ее к своему большому и сильному телу. Они стояли на коленях и обнимали друг друга. Ганна забыла о времени, о мокрой траве и спящих неподалеку детях. Все ушло…
Сначала их поцелуи были нежными, почти братскими, затем неуловимо нежное давление его губ усилилось: стало неистовым и настойчивым. Из груди Ганны вырвался стон.
Она никогда даже не представляла, что мужчина может так целовать. Она думала, что поцелуи бывают только нежными и ласковыми. Сейчас же его страсть захватила ее. И напугала. Она не была готова к этому.
Ганна слегка оттолкнулась, ее губы дрожали, а глаза смотрели испытующе:
– Крид, – начала она, впервые произнося вслух его имя. – Крид, я не думала… я имею в виду…
– Ганна, сейчас не время для раздумий, – пробормотал он, ртом выискивая дорожку от ее губ к уху, заставляя всю ее трепетать. – Сейчас не время для благоразумия, – прошептал он ей в ухо. – Сейчас время для чувств.
Воды озера набегали на берег и камни. Ганна снова задрожала. Она замерла, хотя и горела от внутреннего всепоглощающего огня, теряя над собой контроль. Здравый смысл говорил ей, что надо избежать этого, но влечение, появившееся в самом начале их знакомства, было сильнее уже чуть слышного внутреннего голоса. Возможно, это было правильно. Может, это и была та самая большая любовь, о которой однажды рассказывал отец? Те всепоглощающие чувства, захватившие ее всю, тот всепожирающий огонь…
Ей нужен был Крид – его объятия, поцелуи, отгоняющие ее сомнения и страхи. И как же она могла сопротивляться этому? От прикосновения его рук, его губ кровь бурлила в ней. Кончики его пальцев ласкали ее лицо, шею, плечи. Крид поцеловал ее в шею, туда, где бешено бился пульс, предательски выдавая ее чувства. Она почувствовала, как его рот искривился в улыбке.
– Ну, посмотри, это же ведь не так плохо? – бормотал он, касаясь губами ее тела, и она молча согласилась. – Ганна, это твой первый поцелуй? – спросил он, все также не отрывая губ от ее теплой кожи. Затем прибавил: – Не беда.
Ганна отвернулась, не желая, чтобы он заметил ее смущение или увидел, как она облизнула пересохшие губы. Она вся трепетала от незнакомых ощущений, сознание ее взбунтовалось.
Она так и стояла отвернувшись, в молчаливом сопротивлении упираясь ладонями в его широкую грудь. Крид притянул ее за подбородок, и она увидела его горящие черные глаза, молчаливо обещавшие отогнать все ее страхи. Он поймал ее губы, сила его рук и нежность губ разрушили наконец остатки ее сопротивления.
Ее рот трепетал и дрожал в потребности найти выход своим мучениям, и только Крид мог помочь ей.
Но Крид, столь искушенный в сексуальных играх, сейчас никак не мог справиться с собой, почувствовав себя неоперившимся юнцом. Неожиданно тонкий, слабый голосок совести, которая, как он думал, была давно мертва и похоронена, с неодобрением произнес:
«Ты дикарь, – неужели ты действительно овладеешь ею в таком состоянии? Неужели ты действительно уничтожишь ее, когда она тебе так доверяет?»
Опешив от слов своего внутреннего голоса, Крид замер. Нелепо и смешно. Она была женщиной, он – мужчиной, со своими мужскими потребностями. В чем проблема? Это был ее первый раз, и она лишалась девственности – так почему бы не с ним?
«Потому что ты знаешь, что это нечестно, что так нельзя», – последовал настойчивый ответ.
Не он ли пошел на все, чтобы защитить ее и всех этих причиняющих ему столько беспокойства детей? Не он ли отступился от преследования бандитов, вернулся назад, когда мог этого не делать? Должна же быть какая-то награда за такие великодушные поступки…
«Не уничтожай другого человека…»
И – к своему удивлению – он расслабился. Такого никогда раньше с ним не случалось. У Крида вырвался стон. Он всегда рассматривал женщин как теплые, уступчивые создания, удовлетворяющие его потребности, а потом забывал, о них. А сейчас эта хрупкая девчонка разбивала вдребезги его давно выработанные правила. Это было мучительно для мужчины, предпочитавшего не иметь никаких привязанностей вообще. Он увидел ее, выбирающуюся из пепла и сажи разрушенного здания, и подумал о ней как о самой красивой женщине, которую он когда-либо видел. Это была не физическая красота, а свет, идущий откуда-то изнутри ее. И теперь, держа Ганну, доверившуюся ему, он понял всю несостоятельность своего побуждения – овладеть неопытной девушкой, прильнувшей к нему с верой, что он праведный человек.
Крид сел, легким поцелуем в бровь нежно отстранив Ганну. Казалось, она была растеряна и смущена, так как никак не могла справиться со своим дыханием и не очень хорошо понимала происходящее. Он улыбнулся и с трудом поверил своим ушам, когда услышал произнесенные им же самим слова:
– Уже поздно, дорогая Ганна, а нам завтра рано вставать. Я провожу тебя к костру.
Ганна не сразу осознала смысл этих слов, но потом согласилась со смешанным чувством облегчения и разочарования. Если бы только остыла бурлящая кровь в ее жилах, она ответила ему не таким дрожащим голосом:
– Да, конечно, надо возвращаться к костру. – Поправляя помявшиеся юбки и корсаж своего платья, Ганна выдавила улыбку: – Так похолодало, – сказала она, пытаясь начать легкий разговор. Она чувствовала себя расстроенной. Как бы другая поступила на ее месте? Что бы она сказала и как мог Крид выглядеть таким собранным и спокойным, когда она чувствовала себя в высшей степени возбужденной и смущенной?
Когда она поднялась, Крид ласково укутал ее плечи одеялом.
– Это согреет тебя, – сказал он.
Ганна вздрогнула, ее глаза расширились.
«Но я чувствую себя, словно искупалась в огне, и он еще не угас, а лишь немного приутих…»
