Текст книги "Посланец небес"
Автор книги: Вирджиния Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
– Мисс Ганна? – заговорила Джессика, и Ганна склонилась к ней. – Мисс Ганна, а куда же нам теперь идти?
Ганна промолчала, поправив толстую ветку в костре. Когда девочки обступили ее, Ганна ответила:
– Надеюсь, что мы можем пойти в лагерь «Сердце стрелы», где у меня есть друг, который поможет нам.
– А кто? – спросила Джессика.
На губах Ганны промелькнула легкая чуть заметная улыбка, она уселась на сваленное дерево и притянула Джессику к себе.
– Добрый, сердечный человек Джоэл Аллеи. Я не уверена, что вы помните его, потому что уже прошло много времени с тех пор, как он приезжал в Джубайл, но мой отец был знаком с ним очень близко. Пастор Аллен будет счастлив помочь нам.
– Почему? – спросила Джессика со свойственной ей прямолинейностью.
Кончиками пальцев Ганна ласково коснулась лица девочки.
– Потому что он заботится о нас.
– Вы собираетесь за него замуж? – выпалила Джессика, взглянув Ганне прямо в глаза.
– Замуж?..
– Я слышала, мой отец однажды говорил, что вас сватал какой-то проповедник из «Сердца стрелы». Я помню это, потому что очень не хотела этого и плакала, – сказала малышка тоном, не принимавшим возражений.
– Почему, Джессика, о чем ты говоришь?
– Но ведь это так?
– Да, леди-миссионер, – медленно произнес знакомый голос из-за пламени костра, – это так? – Крид вышел из тени на свет. – Может быть, в этом причина, почему вы решили пойти в «Сердце стрелы»?
– Не будьте смешным, – огрызнулась Ганна и подумала: «Зачем ему надо ставить меня в такое неловкое положение – будто бы я обманываю кого-то». – Я уже приводила вам свои доводы по поводу «Сердца стрелы», мистер Браттон. О детях необходимо позаботиться, а…
– А этот Джоэл Аллен сможет это сделать лучше любого другого в Айдахо, не так ли?
– Нет, я никогда не говорила этого. Я сказала только, что в «Сердце стрелы» есть люди, которые смогли бы помочь детям поселиться в нормальных семьях, или даже отправить к родственникам.
– А, и я могу полагать, что этот пастор Аллен никогда не занимал ваши мысли? – Крид злорадствовал, а сам недоумевал: какое ему дело до того, что она собралась выходить замуж за какого-то проповедника?
Та же мысль пришла и к Ганне, и она с удивлением посмотрела на него. На фоне огня ей был виден лишь его силуэт.
– А какое это для вас имеет значение, мистер Браттон? – мягко спросила она.
Крид в упор посмотрел на нее.
– Никакого, – ответил он равнодушно. – Мне просто нужна правда.
– Я сказала правду. Говоря о людях, которые помогут детям, я подразумевала пастора Аллена. Не думала, что вам будут интересны имена и подробности, мистер Браттон.
– Я не предполагал, что вы такая лицемерка, мисс Макгайр! – выпалил он в ответ.
– Лицемерка? Почему… как вы осмелились…
– А что же вы тогда понимаете под лицемерием?
Медленно поднимаясь, Ганна горящими глазами встретилась с мрачным взглядом Крида.
– А что вы понимаете под филистимлянином, мистер Браттон?
У него вырвался возглас отвращения.
– Так и знал, что вы опять ввернете что-то библейское…
– А меня удивляет, что вы понимаете все только в этом смысле!
Браттон Крид долгим взглядом посмотрел на нее, и его губы искривились в странной усмешке – полунасмешливой и полувысмеивающей себя.
– Я слышал стихи из Библии, мисс Макгайр…
Все еще обиженная на то, что он обозвал ее лицемеркой, Ганна не могла остановить поток обидных слов, слетавших с ее языка:
– Тогда я нахожу невозможным для себя предположить, что вы придали большое значение тому, что услышали! Вы уверены, что слышали стихи именно из Библии, мистер Браттон?
На его лице была все та же странная улыбка, когда он мягко произнес:
– Думаю, что да. Видите ли, мой отец был тоже проповедником…
6
Ганна долго не могла произнести ни слова. Она лишь в легком замешательстве смотрела на него. Когда до нее наконец дошел смысл сказанного – его отец тоже был проповедником, – она недоверчиво покачала головой.
– Нет…
– Что? – усмехнулся он, засунув свои большие пальцы под ремень, склонив голову и пристально взглянув на нее. – Вам не верится, что такой недоумок и грубиян мог иметь лучшее начало? Вы никогда не слышали сказку о щедром сыне пли…
– Каине и Авеле? – закончила за него Ганна. – Пожалуйста, мистер Браттон, вы должны понять, что я считаю вас совершенно равнодушным к духовности и поэтому никак не могу увидеть в вас мальчика из церкви.
– В самом деле? А может быть, я просто стал взрослым и понял, что все эти прекрасные волшебные истории только сказки, мисс Макгайр. Может быть, я осознал, что реальность не в Боге, – не в том, о чем так любят говорить миссионеры, расписывая Его, и не в том, как мой отец представлял мне Его. Может быть, я понял, что никакая религия в мире никогда не справится со злом, убийствами, насилием и жестокостью. «Вера без благочестивых деяний умирает», – обычно говаривал мой отец. Он даже сам не представлял, насколько близок к правде: религия, вера – мертвы, заморожены, похоронены и зарыты в могилу.
Крид глубоко вздохнул и замолчал. Все это опять вскрыло его старые раны.
– Моя вера жива, мистер Браттон, – сказала Ганна в тишину, чувствуя на себе взгляды детей, их завороженные лица и их тела, натянутые, как струны.
– Хорошо, подумайте, насколько она жива, когда я вам напомню Джубайл, мисс Макгайр! Неужели после вчерашнего вы захотите сказать мне, что у вас не возникло сомнений? Потому что, если вы скажете это, – мягко сказал он, – я назову вас лгуньей.
Губы Ганны задрожали, а руки вцепились в подол юбки, как утопающий цепляется за соломинку.
«Как он узнал? Как он смог постичь, с какой горечью я спрашивала Бога о своей вере?» Ответ пришел, как вспышка молнии: когда она услышала, каким тоном Крид отзывался о своем отце, какими мрачными до черноты стали его глаза, когда он упомянул о религии своего отца. И ей стало все понятно. Он чувствовал то, что недавно испытала она, только Крид Браттон еще не смог исцелить свою душу от разочарования. И это омрачало его жизнь. Злость, обида и страх, возникшие в ней, куда-то ушли. Она даже смогла выдавить из себя улыбку.
– Вы ее просто потеряли, так ведь? Вы лишились вашего отца и вашего Бога, а теперь у вас нет веры ни во что и ни в кого.
Ошеломленный ее словами, Крид отступил от Ганны.
– Я ничего не потерял, мисс Макгайр. Я только нашел, от чего и от кого я на самом деле могу зависеть, вот и все, – сказал он, удаляясь снова в тень, и услышал вслед:
– Я полагаю, вы недолго раздумывали перед тем, как свернуть в Джубайл и помочь нам, мистер Браттон.
Но собирая притихших детей и принявшись за обустраивание ночлега, она вернулась к своим собственным сомнениям, захватившим ее с повой силой после резких слов Крида. Он приблизился вплотную к правде – совсем вплотную к пониманию того, что творится в ее сердце и мыслях, – и это напугало ее. Наверное, он сам тоже столкнулся с теми же мучениями, и они принесли ему горечь и разочарование. Неужели это случится и с ней? «Только с моего позволения», – сказала себе Ганна.
И лежа в нижней юбке и сорочке на одеяле, недалеко от костра, она поймала себя на том, что не может уснуть. Ей казалось, что в душе Крида Браттона можно увидеть нечто среднее между печалью, состраданием и страхом, так похожими на одиночество ее души, и от этого ей стало легче.
Сквозь густые кроны деревьев Ганна разглядывала темное небо. На нем среди звезд луна кажется серебристой и яркой, но здесь, на земле, под этими вековыми стражами, от нее исходит лишь слабый свет. Огонь уже угасал, глядя на мир из горячей золы угрюмыми красными искорками.
Положив руку под щеку, Ганна глубоко вздохнула и распустила волосы, упавшие ей на глаза. Перед ней вставали расплывчатые очертания и тени, призраки огня, облетающие лес. В этой загадочной тишине улавливались еле слышные звуки ночи: плеск волн, набегавших на берег, и она почувствовала, что если постараться, то можно услышать, как туман ложится на зеркальную поверхность озера. До нее доносились неясные шорохи, треск падавших деревьев, шепот ветра в ветвях сосен и прощальный крик совы. Ганна закрыла глаза.
Открыв их, она подумала, что, наверное, не надо было ей поворачиваться к огню лицом. Два огромных пятна света горели совсем близко от нее. Но потом до сознания дошло, что она все еще лежит спиной к огню. Холод сковал ее холодные пальцы, она замерла, ее парализовало от страха. Должно быть, это какое-то дикое животное. Оно расположилось совсем недалеко, на сваленном дереве в той стороне, где лежал Крид Браттон.
Это был первый раз, когда она позволила себе негромко вскрикнуть, – настолько тихо, что не напугала бы и мышку. Ганна снова закрыла глаза, желая, чтобы существо поскорей исчезло. Но оно все так же сидело там со злобным, немигающим взглядом. Она услышала, как крик снова вырвался из ее горла, на этот раз громкий, словно из глубины души, и оно моргнуло. Потом что-то тяжелое упало рядом с ней – это был Крид.
– Что за черт? – спросил он, положив тяжелую руку ей на плечо. – С вами все нормально?
Она кивнула, и рукой показала в сторону, где горели глаза. Но когда Крид обернулся, они уже исчезли. Она услышала его нетерпеливый вопрос, что же там такое было, и повернула к нему голову. В этот момент лунный свет пробрался сквозь кружева листвы, освещая лицо Крида, и Ганна увидела неподдельное беспокойство в его глазах.
– Там было какое-то дикое животное. Я видела его. Оно было вон там – два огромных глаза смотрели на меня, как маяки…
Крид перебил ее, поспешно спросив:
– И смотрели не мигая? Держу пари, это была крупная рогатая сова. Вы когда-нибудь ее видели?
Она кивнула.
– Да, но всегда днем, и она не казалась такой… такой злобной.
– Не волнуйтесь. Нечего бояться какой-то совы. Кроме того, вы сами ее до смерти напугали, цитируйте лучше стихи или еще какие-нибудь пошлости, – Крид хихикнул.
– Спасибо за поддержку, – ледяным тоном ответила Ганна.
Крид усмехнулся. Лунный свет освещал и будто покрывал серебряной пылью его лицо, высвечивая мелкие морщинки в уголках глаз, его полуотросшую бороду и небритые щеки. Ее преследовали вопросы: что за жизнь вел этот человек и что толкнуло его в пропасть неверия? Какие на его долю выпали страдания? Может, он потерял свой дом, семью, жену и детей? А может, безответная любовь?
Она напряглась и с решимостью сказала:
– Все нормально, мистер Браттон. Я уже успокоилась.
Его рука все еще оставалась на ее плече, и вдруг Ганна вспомнила, что под грубым одеялом на ней только нижняя юбка и сорочка, и посмотрела на него как-то по-особенному: увидела его мускулистую фигуру, его взъерошенные и падающие на глаза волосы, словно он только что проснулся. Ее взгляд скользнул по обнаженной груди, по штанам из буйволовой кожи. Она подняла глаза и с ужасом поняла, что он заметил, как она разглядывала его. Это, должно быть, развеселило Крида, потому что его улыбка стала шире. В эту минуту Ганна мечтала только об одном: провалиться сквозь землю, но казалось, что он и об этом уже знает.
Рука Крида оставалась неподвижной на ее плече, как приговор.
Он лежал на своих одеялах, поглощенный думами о ней, представляя перед глазами нежный поворот головы и яркое пламя ее волос. Когда она вскрикнула, ему показалось, что это был призыв. Но теперь, когда он был здесь, чувствуя хрупкие плечи и запах ее тела, он растерялся. В его голове звучало слишком много голосов, предостерегающих его, и он не мог не прислушаться к ним.
– Что вы делаете? – прошептала она с напряжением в голосе.
– Ничего.
– Не обманывайте! Я же чувствую… я же вижу по вашим глазам.
Он усмехнулся.
– Фокус. Ловкость рук. Вот так – видно, вот так – нет. Горошина в скорлупе.
От неуверенности Ганна задрожала, сознавая, что его прикосновение как-то странно подействовало на нее, превращая ее тело в желе.
Они молча посмотрели друг на друга, оба осознавшие свое томление – влечение друг к другу и препятствия, стоящие на их пути. Одно из препятствий сразу дало о себе знать. Детский сонный голос попросил попить воды.
Ганна сбросила пелену, которая, казалось, держала их в волшебном мире лунного света. Этот голос взорвал видение на сотни осколков, и она почувствовала себя проснувшимся лунатиком и, обернувшись к Иви, сказала:
– Сейчас принесу, Иви. Минутку.
Крид молчал. Почувствовала ли она ту же дрожь, что и он, когда дотронулся до нее, тот же стремительный порыв чувств, словно закипела кровь. «Это самая лучшая шутка надо мной, – подумал он. – Не слишком ли много их преподносит мне судьба?» Рука Крида упала с плеча Ганны, и он сел на корточки уже с холодным, непроницаемым лицом и обычным выражением пренебрежительной усмешки.
Ганна заметила перемену в нем и обрадовалась: не сейчас, не с ним; он был слишком сильный и в нем столько противоречий, он только выведет ее из состояния равновесия, и она потеряет свои последние силы. Среди ночных кошмаров и сказочных видений в этом мрачном диком лесу она снова почувствовала себя потерянной – потерянной и одинокой.
Видимо, растерянное и удрученное лицо девушки тронуло какие-то струны в душе Крида. Он обратился к ней с улыбкой:
– Все будет хорошо, Ганна. Пока ты со мной, с тобой ничего не случится.
Она поверила ему и, в некотором смущении глядя на него, улыбнулась.
– Я знаю. Спасибо.
Ганна принесла Иви воды и вернулась на свое место. Теперь ей так захотелось спать, что никакие звуки и существа не смогли бы ее разбудить. Она уснула мгновенно и проспала до рассвета.
А Крид уже колдовал над костром, в центре которого на вершине сложенных горкой поленьев в черном от сажи кофейнике закипал кофе. Увидев, что девушка проснулась, Крид посмотрел на нее как-то особенно.
– Вы любите кофе?
Она робко кивнула, вспомнив, что произошло с ними ночью.
– Да, очень.
Он налил дымящейся темной жидкости в помятую оловянную кружку и протянул Ганне, позволив себе дотронуться до руки девушки. Одно только прикосновение к ней заставило замереть его дыхание. Он нахмурился: кажется, ситуация берет над ним верх. А если она увидит его поражение, что тогда? Нет смысла забивать себе голову этой девчонкой, которая, может быть, такая пылкая только при выполнении своего долга, а в постели совсем и не такая.
– Я похоронил их, – резко сказал он.
– Кого? – подняла на него Ганна большие глаза.
– Карлислов. Пока еще было темно, я вернулся и похоронил их.
– О! Ой, я… я так рада.
– Думаю, есть чему.
Крид резко поднялся, такой изящный и красивый, держа руки на кожаном портупейном ремне, висевшем много ниже его талии. Он провел рукой по волосам и пробормотал, что надо проверить лошадей. Ганна посмотрела вслед, почувствовав его смущение и замешательство. Она оглядела все еще спящих детей, свернувшихся калачиками под одеялами. «Они так устали, пусть поспят подольше, сон – лучший лекарь для их измученных душ», – подумала она.
Ганна осторожно отхлебывала крепкий дымящийся кофе, согревавший ее на утренней прохладе. Лес стоял под покровом тонкой пелены тумана, окутавшего даже низкий кустарник. Она ясно слышала плеск воды, который эхом раздавался в темноте. Поднявшись и напевая про себя, стала пробираться через кусты к озеру.
Выйдя из темноты чащи на берег озера, она обрадовалась, увидев яркий свет солнца, золотившего снежные вершины. Они переливались нежными оттенками от розового до розовато-лилового. От красоты у Ганны перехватило дыхание.
Она вспомнила огоньки, мерцавшие ясной ночью в небе, – светящиеся точки, похожие на крошечные вспышки. Иногда за ними образуется нечто похожее на шлейф, но чаще они бывают стремительными, как спицы в вертящемся колесе, переливаясь всеми цветами радуги. Однажды она наблюдала это несколько часов подряд, почти всю ночь. Джошуа сказал, что это было благоговейным знамением Божиим. Но маленькая Ганна тогда думала, что весь мир и так есть знамение Божие, иначе почему же тогда все вокруг так любимо ему? «В весенней целомудренности цветов не меньше красоты, чем в этих огнях», – сказала она тогда своему отцу. Он нежно улыбнулся ей.
Ганну всегда больше привлекала естественная красота. Она заметила фиалки на берегу и, все еще улыбаясь, нагнулась снять ботинки и стянуть чулки. Освободившись от узкой, тесной обуви, она с минуту постояла на камне, выступавшем из журчащей поверхности озера. Она присела на него, опустив уставшие ноги в воду и с удовольствием поплескала ими в ледяной воде. Эта прохлада была так приятна!
Вдруг за спиной Ганна услышала шелест кустов и увидела подходящего Крида. Она вспомнила, что должна была предупредить его, куда направляется. Подойдя поближе, он стал жестко выговаривать ей:
– Видите ли, это не заняло бы у вас много времени и не наделало бы больше шума, если бы вы догадались сказать мне, что собираетесь искать на свою шею приключения, леди…
– Ганна, – ровным голосом поправила она Крида.
– …а если бы что-нибудь с вами случилось, – продолжал он сердито глядя на нее, – что бы тогда сталось с вашими малыми детками?
Ганна опустила юбку, прикрывая голые ноги, и ответила, что была не права. Его темные глаза сузились, и она покраснела, правда, не поняв причины своего смущения:
– Я хотела умыться, – оправдывалась она.
– Могло кончиться тем, что вы бы сейчас уже лежали поперек какого-нибудь индейского пони, мисс Макгайр! Или, может быть, в компании тех, за кем я охочусь – или охотился, пока вы не заставили меня служить вам. Вы подумали об этом?
– Нет, – честно призналась она. – Простите меня, но это как-то не пришло мне в голову. Конечно, я должна была подумать, я понимаю, но…
Все еще не сводя с нее глаз, Крид тяжело вздохнул. В глубине души он понимал, что больше обезумел при виде ее голых ног, чем злился на ее непослушание.
– Глупее этого ничего нельзя было придумать, – закончил он с глухим ворчанием.
– Вы правы. Я виновата.
Крид неловко стоял перед ней. Почему-то Ганна вспомнила, как он сидел ночью у костра с обнаженной грудью. Он смотрел на нее своими непроницаемыми глазами, черными как ночь, и она отвернулась.
– Дети все еще спят? – спросила она, потянувшись к своим ботинкам и чулкам.
– Нет. Высокий, тощий мальчик…
– Свен?
– Да, думаю, он – швед. Он разбудил детей, они оделись и сворачивают одеяла. Я оставил его за старшего.
– Свен – исполнительный мальчик, – произнесла Ганна.
Она подумала, стоит ли ей сейчас перед ним натягивать чулки. Затем решила надеть только ботинки.
Поднявшись, Ганна поправила свои юбки и улыбнулась Криду, полностью обезоружив его этим.
– Может, вы последуете за мной? – спросил он и пошел обратно к зарослям кустов.
Ганна хотела остаться одна и надеть чулки, чтобы грубая кожа ботинок не натерла ноги, но у нее так и не хватило смелости попросить Браттона подождать. Его настроение не располагало к терпению.
Ганну заинтересовало, что могло связывать его с бандитами. Он только упомянул об этом, но ничего не рассказал, и она решила как следует расспросить его.
– А почему вы гоняетесь за этими людьми, мистер Браттон? – Она отвела ветку, мешавшую ей пройти, и оказалась рядом с Кридом.
– Что? – он остановился и посмотрел на нее.
– Люди, – начала она нерешительно, растерявшись от его грозного вида. – Вы сказали, что преследуете людей. Зачем?
– Из-за денег. А что это так вас заинтересовало? – удивился он.
– Почему? Потому что минуту назад вы сказали, что они могли схватить меня, – выпалила она, – и я думаю, они опасные люди, если вы так разволновались, что такое могло произойти.
Крид пристально посмотрел на нее.
– Они очень опасные. Это такие люди, что спокойно могут перерезать глотку вам и вашим детям.
Ганна заставила повиноваться свой непослушный язык и сказала уже без всякого заикания:
– Думаю, это те самые люди, которые останавливались в Джубайле.
– Эти люди?
– Почему бы и нет. Три бандита, заезжавшие поесть…
Приблизившись вплотную к ней, Крид прорычал:
– Кто они такие? Как они выглядели? Не говорили ли они, куда направляются?
Когда он стоял, глядя на нее сверху вниз и повторяя свои вопросы, его вид вдруг стал таким же угрожающим, как и у них. И таким же безжалостным. В ужасе она окаменела.
– Главный был высоким, скуластым мужчиной с очень острыми чертами лица, а у другого был шрам через все лицо, вот так… – Она пальцем провела от правой брови к нижнему углу скулы и увидела, как Крид весь напрягся. – А третий мужчина был молодым, почти юным, хотя был с теми двумя на равных. Это вы хотели узнать, мистер Браттон?
Вместо ответа он задал еще вопрос.
– Они не упоминали свои имена и куда едут?
В вопросах Крида не было ничего криминального, просто он задал их в слишком резкой, требовательной форме. Но зачем ему знать о внешности этих людей, если он с ними не знаком? И что может быть общего у него с ними?
Ей не показалось неблагоразумным спросить у него о мотивах его столь живого интереса, и она задала этот вопрос. К сожалению, Крид не разделял ее точки зрения.
– Будьте любезны ответить на мои вопросы, мисс Макгайр! Вам совершенно не обязательно знать, зачем мне это надо. – Он помолчал, мрачно глядя на нее, и, нахмурив брови, продолжил: – В любом случае я скоро вас брошу. Какая вам разница, куда я еду и чем занимаюсь. Но вам будет не все равно, если я разозлюсь и откажусь вас сопровождать, не так ли?
– В таком случае, кажется, я могу вспомнить. Дайте подумать – это были Стилман, Ропер и ммм…
– Труэтт? – закончил Крид, и Ганна кивнула.
– Так и есть. Труэтт. Он был самым молодым.
– Ганна, куда они направлялись?
Она была в нерешительности, пытаясь вспомнить это, не сомневаясь, что Крид не поверит ей, если она скажет, что не знает. Но все ее попытки были тщетными, и она вздохнула.
– Ну, я не уверена. Я слышала, что они что-то говорили, но не могу вспомнить…
Он схватил ее за плечи и так тряхнул, что она выронила свои чулки.
– Черт возьми, вспоминай! – рычал он сквозь стиснутые зубы. – Это очень важно!
У нее вырвался злобный крик. Забыв о выдержке и самоконтроле, она резко оттолкнула его руки и вспылила:
– Не смей до меня дотрагиваться в злости!
Удивившись своим действиям, а затем реакции Ганны, Крид усмехнулся:
– Вы взвыли, как горная кошка, мисс Макгайр!
– Правда? Возможно, это и к лучшему. Теперь вам, наверное, больше не надо будет напоминать, что у кошек есть когти, мистер Браттон.
Ее сердце бешено билось, а зубы стучали, как крышки на кипящих кастрюлях, но она не собиралась отступать.
– Да, может быть, это и к лучшему.
Крид размышлял, стоит ли настаивать на ответе. Затем он все-таки решил изменить тактику и попытался подойти к этому вопросу с другой стороны.
– Было бы очень неплохо, если бы вы вспомнили, куда все-таки они направлялись. Нат Стилман – нехороший человек, особенно, если ему перейти дорогу. А он знает, что я гоняюсь за ним, и поэтому он может быть отвратительным вдвойне.
– Я постараюсь вспомнить, но все ваши грубые действия не вытрясут из меня ответа, если я действительно вспомню, – сказала Ганна и подняла свои чулки, которые теперь были мокрые и облеплены листьями. – Боже, – пробормотала она расстроенно, – моя единственная пара.
– Банда мародерствующих «Черноногих» и трое опаснейших бандитов на хвосте, а вы переживаете о паре чулок? – спросил Крид, удивленно вскидывая брови.
– Но ведь это все, что я могу надеть. А разбойников и «Черноногих» нет, – заявила Ганна.
– И правда, – Крид долго внимательно смотрел на нее.
Он до сих пор переживал, что вынужден сопровождать Ганну с детьми, вместо того чтобы догонять Ната Стилмана, но понимал, что у него не было выбора. В жизни человек должен отличать важное от не очень, должен знать, когда можно выбирать между тем, что ему хочется, и тем, что он должен. Может быть, в этом и есть главное отличие человека. А иногда – может быть – за хорошие дела случаются вознаграждения, такие, например, как Ганна.
Она была настолько хороша, душевна и невинна в своих чувствах и желаниях! Они еще спали в ожидании, что придет хороший человек и одним только своим ласковым прикосновением разбудит их. Он не был таким человеком. Ганна была верующей, пылко желающей посвятить себя достойному, а он был слишком циничным, слишком хорошо познавшим мир с худших его сторон, чтобы верить в чудеса. Нет чудес на свете, и, подозревал он, Бога тоже нет. Никакой Бог не позволил бы произойти тому, что он видел…
И Крид пожал плечами и, не проронив пи слова, которые так рвались с языка, повернул к лагерю. Он должен верить лишь в себя самого.
Когда они отправились по проторенной тропе, солнце стояло уже высоко. Вскоре лес приблизился вплотную к скале. Вокруг все было так красиво, и, если бы не горькие воспоминания о том, что случилось в Джубайле, их путешествие казалось бы прекрасной прогулкой. На этот раз дети хорошо отдохнули за ночь и по пути тихонько болтали между собой. Ганна шла между Иви и Ребеккой и делала все возможное, чтобы заставить их поверить, что все будет хорошо.
– Лагерь «Сердце стрелы» – это преуспевающий небольшой городок, – говорила она. – Там есть церковь и несколько магазинов, а дети учатся в настоящей школе. Лагерь расположен у слияния озера Кер'д Ален и реки Спокан, рядом проложена дорога до форта Бентон в Монтане.
Форт Бентон! Вот как это называется! Это и есть то название, которое она никак не могла вспомнить. Ганна глазами поискала Крида. Он ехал в нескольких ярдах впереди, как обычно, абсолютно игнорируя своих спутников.
– А вы так и будете нашей учительницей, мисс Ганна? – спросила Ребекка, и во влажных глазах газели светились сомнение и надежда.
– Нет, там уже есть учительница, – ответила Ганна ласковым голосом. – И она очень добрая, я уверена.
– Но я хочу вас, – сказала Иви тоненьким голоском. – Мне не нужна никакая другая учительница.
– И мне тоже, – сказал Флетчер Харрис.
– И мне, – добавил Эрик.
Ганна посмотрела на лица взбунтовавшихся детей и улыбнулась.
– Вы передумаете, как только попадете туда.
Ветви дерева отлетели, с силой рассекая воздух, когда Крид с большой скоростью проскакал мимо них. «Как он может быть таким черствым и бессердечным? Неужели у этого человека нет никаких симпатий ни к детям, ни ко мне?» – подумала она и тут же поняла, что так Крид выразил свое недовольство тем, что ему все-таки пришлось сопровождать их в лагерь «Сердце стрелы», хотя другого выбора у них уже не было. Она беспомощно пожала плечами. В данной ситуации ей ничего не оставалось делать, как принимать все как есть.
Глубоко вздохнув, Ганна подняла лицо к солнцу. После холодной ночи казалось невозможным, что оно может быть таким ласковым. Теплое солнышко ласкало ее щеки, и она улыбнулась: после ночной тьмы всегда приходит дневной свет, обновляя веру в Бога.
– Мечтаете, мисс Макгайр? – мягкий голос вывел Ганну из задумчивости.
От неожиданности она споткнулась о корень. Крид со своей уже очень знакомой пренебрежительной улыбкой остановил лошадь, чтобы поговорить с ней.
– Да, – ответила она, с трудом удержавшись на ногах. – Да, мечтала. А у вас никогда не бывает грез, мистер Браттон?
– Грезы для покойников, мисс Макгайр.
– Неужели вы на самом деле так думаете? Возможно, вы и правы, а может быть, мечты для тех, чья вера жива.
– У вас есть ответ на все, не так ли? – выпалил Крид.
– Между прочим, да. Кстати я вспомнила: люди, которые вам так нужны, говорили, что направляются в форт Бентон, – прибавила невинно Ганна.
– Форт Бентон, что в Монтане?
– А есть еще какой-то?
– Может быть. У меня было подозрение, что они поедут туда. Черт! – Крид ударил кулаком по ладони. – Я никогда не отстану от… Подумайте, а не сможете ли вы дойти без меня по этой тропинке до «Сердца стрелы»?
Ганна покачала головой.
– Нет, вряд ли. То есть я хочу сказать, что, конечно, смогу идти по этой тропинке, но как насчет нашей безопасности? Вы оставите нам ваше оружие?
Он пристально посмотрел на нее.
– Я так и думал. А как насчет того, чтобы немного поторопиться? Я прошел многие мили, и мой путь был тяжелым. У меня нет времени быть нянькой.
Ганна проглотила резкие слова, улыбнулась и сказала:
– Мы постараемся, мистер Браттон, – пробормотала она.
Крупный конь загарцевал поперек дороги, его грива блестела на солнце.
Крид свободно сидел в седле, с той естественной грациозностью, какая дается немногим. Его бедра в кожаных штанах словно облегали бока Генерала. Взгляд Ганны скользнул по разукрашенным ножнам, висевшим на бедре Крида. Ей захотелось увести разговор от возможного спора. Она сказала первое, что пришло ей на ум.
– Это индейский?
Крид проследил за ее взглядом и посмотрел на свои кожаные ножны. Бисер и перья создавали грубую картину того, что было похоже на крошечное солнце и бизона. Острое лезвие длинного стального ножа словно отбрасывало крошечные искры света.
– Вы очень наблюдательны, мисс Макгайр, – с сарказмом сказал он. – Что вас здесь возмущает, перья и бисер? Разрезанное сухожилие бизона?
– Нет, любой может использовать их. Это же орнамент. Это не «Шошони»?
– Да, как вы узнали? – Крид был просто потрясен ее познаниями.
– Однажды, несколько зим назад, мой отец обращал на путь истинный вождя племени «Шошони». Он много мне рассказывал о традициях и привычках «Шошони» и в том числе поведал мне о значении многих орнаментов.
– В самом деле? Пожалуйста, мисс Макгайр, продолжайте.
Рассердившись на его снисходительный тон, Ганна сказала безразличным голосом:
– Рисунок на ваших ножнах изображает индейский подсолнух. Только те, у кого доброе сердце и чистая душа, могут увидеть это индейское растение. Бизон означает изобилие. Таким образом, эта картина дает понять, что вы добрый человек, у которого всегда достаточно еды.
– Ерунда.
– Возможно, но я думаю…
– Может быть, ваша беда, мисс Ганна, заключается в том, что вы слишком много думаете?
– Что намного лучше, чем вообще этим не заниматься, мистер Браттон.
Они посмотрели друг на друга, забыв о детях и солнце, не замечая ничего, кроме своих горящих глаз. В глазах Крида Ганна почувствовала нечто иное, чем враждебность, совсем иное: новое… Если бы только они могли дойти до лагеря до того, как будет сказано или сделано слишком много…
– Он нехороший, да? – заметил Эрик, когда Крид, дернув поводья, пустил коня рысью.
– Он плохой, – мрачно сказала Ребекка, а Иви взяла Ганну под руку.
– Он уйдет от нас, мисс Ганна? – спросила Иви.
Ганна ответила не сразу.
– Ну, если он сделает это, мы пойдем одни, дети. Веруйте в Бога, который заботится о нас.
– А что, если Бог не захочет заботиться о нас? – вставила Маленькая Птичка.
Стоические черты ее характера были надломлены. Даже Фрог чувствовал себя неловко. Он хмуро стоял рядом с лошадью в ожидании ответа, его темные бездонные глаза были устремлены на Ганну.
Переведя взгляд с индейских детей на Флетчера, затем на Свена и Джессику, Ганна глубоко вздохнула. Она поняла, что дети нуждались в правде.
