Текст книги "Посланец небес"
Автор книги: Вирджиния Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
– Извини. Для человека нет ничего банальнее, чем он сам, уверяю тебя!
Крид сжал губы.
– Подожди, все что я хотел сказать тебе, – это то, что ничего не изменилось между нами. Я никогда больше пальцем к тебе не прикоснусь, если ты сама не захочешь этого.
– Спасибо Господу за маленькое одолжение, – снисходительно бросила Ганна. – Благодарю тебя за выдержку и деликатность. Где же она была прошлой ночью?
Крид не ответил. Он просто посмотрел на нее, и в глубине своей измученной и израненной души Ганне стало стыдно. Она выговаривала ему за отсутствие выдержки в себе самой. Снова несправедливость – белые и черные тона вместо серого. Впервые она поняла, что означало самобичевание в древности, когда люди, мучимые осознанием своего греха, надевали на себя власяницу, каждый момент напоминавшую им о нем. Это была своего рода епитимья, но более жесткая, это была кара. Даже если живущие рядом с ними не знали об их грехах, они все равно не могли скрыться от Бога.
Она догадывалась, что Крид Браттон был очень хорошо знаком с власяницей и карой Божией: он тащил на себе отметину раскаяния. Но ничего этого не было заметно ни в его тяжелом взгляде, ни в резких чертах его лица.
Вскочив на ноги и толкнув Ганну обратно на одеяла, он, стоя над ней и глядя на нее в упор, произнес мягким голосом:
– Черт тебя возьми! Неужели все должно быть так четко определено? Неужели вам не знакома умеренность, мисс Макгайр? – Он поднял свою портупею, надел ее и большими шагами ушел прочь.
Не высказанное им пронзило намного острее, чем эти несколько слов. Ганне стало стыдно. Она должна была сказать, должна была признаться, что была не права, но не сделала этого.
Вдруг Ганна заметила, что Джессика смотрит на нее. Девочка сидела, наблюдая за Ганной с большим вниманием.
– А почему вы спорите? – спросила она в своей обычной манере.
После некоторой растерянности Ганна ответила:
– У нас с мистером Браттоном часто бывают разногласия, Джессика. В этом нет ничего странного. Почему бы тебе не помочь мне помыть эти тарелки, а после давай разбудим остальных.
Выздоровление Ребекки затянулось еще на два дня – два дня мрачной, угрюмой тишины и безмолвия, за исключением колких замечаний в адрес друг друга. Она неохотно приняла предложенные им брюки, чувствуя себя в них очень неуютно, ей пришлось надеть и его мокасины, так как один свой ботинок она потеряла, как она теперь стала называть, «той ночью».
– Как пленница, – пробормотала она.
Услышав ее замечание, Крид заметил, что она больше похожа на сердитого маленького мальчика.
Уязвленная таким сравнением, Ганна не замечала его до конца дня. Конечно, «в ту ночь» ему совершенно не казалось, что она похожа на мальчика. Нет, тогда он был уверен в ее женском начале.
Крид, остро чувствующий ее женское начало и сейчас, когда на ней были облегающие ее бедра и длинные красивые ноги брюки, отнесся к ее заявлению с легкой улыбкой. Ей шли брюки намного больше того платья, которое казалось слишком строгим и благопристойным. Единственное, чего ей сейчас не хватало, так это шляпы с большими полями и патронташа крест-накрест. Тогда она была бы точно похожа на разбойника.
Бедная Ганна, она и не знала, что на лице ее отражалось все, что творилось в ее душе. И Крид видел, как она постоянно винит себя. «Это результат ее обостренной совестливости», – размышлял он и был рад, что уничтожил все пути к своему собственному раскаянию и угрызениям совести.
Время тянулось очень медленно, и перед сном, ночью второго дня, Крид в грубоватой форме сообщил Ганне, что намеревается отправиться в путь на следующее утро.
– С вами или без вас, – добавил он.
Она пристально посмотрела на него и кивнула.
– Очень хорошо, мы будем готовы, мистер Браттон.
Крид недоуменно поднял брови. Он ожидал каких-нибудь возражений – обличительных или злых. Но Ганна лишь посмотрела на него большими глазами цвета яркого, чистого неба.
– На заре, – предупредил он.
Она снова кивнула, кутаясь в одеяло, и, встретившись с ним взглядом, проговорила.
– Я же сказала вам, что мы будем готовы. – И, немного помолчав, спросила: – Что-нибудь еще?
– Да, постарайтесь помолчать и не разговаривать со мной все это время.
Ганна посмотрела на его спину, когда он повернулся и большими шагами уходил от нее, распрямив плечи. Она хотела закричать на него, бросить что-нибудь ему в голову и пинать и топтать его ногами. Ее внешнее спокойствие принесло ей определенное удовлетворение, хотя его хватило ненадолго. Наверное, это произойдет много позже – позже, когда она научится жить с постоянной болью в сердце…
Вечером, когда тени уже окрашивали небо в пурпур и зависали над вершинами елей, кедров и сосен, перед ними раскинулся лагерь «Сердце стрелы» – крошечное скопление деревянных домов и разрозненных строений на берегу озера.
– А мне запомнилось оно намного большим, – тихим голосом сказала Ганна. – Не знаю, почему…
– Он вряд ли больше, чем Джубайл, мисс Ганна! – разочарованно сказал Эрик Рамсон. – Я-то думал, он намного больше.
– И я тоже, Эрик. Значит, я была не права. – Ганна откинула со лба волосы. При взгляде на стройный ряд домиков ее лицо омрачилось сомнением. – Может быть, я так думала, потому что мы с отцом так много путешествовали и каждый город мне тогда казался большим, – вслух размышляла она.
Крид подъехал к ней, сдерживая коня в узде.
– Вы думаете, можно одновременно идти и разговаривать, мисс Макгайр? Я бы был вам очень благодарен, если бы мы до темноты уже были там.
Испытывая боль от его замечания, Ганна резко ответила:
– Да, конечно, мистер Браттон! Однако вы можете считать себя свободным, если мы очень вам надоели. В конце концов город совсем уже близко, и мы сможем найти его сами!
Испуганно и напряженно глядя то на Ганну, то на Крида, Эрик вставил:
– Пожалуйста, не оставляйте нас, мистер Браттон! Я бы так хотел, чтобы вы были с нами, и другие тоже хотят, я знаю.
– Серьезно? – протянул Крид, не отводя глаз от Ганны. – Как-то сомневаюсь в этом, мальчик, но хорошо, я доведу вас, – прибавил он, когда Эрик выпятил свою нижнюю губу и вздохнул.
– Ну-ка, давай, – нагнувшись, он подхватил мальчугана и, к великому его удовольствию, посадил позади себя.
Впервые Крид позволил кому бы то ни было ехать с ним на коне. Обхватив Крида за талию, Эрик посмотрел на всех победоносным взглядом, и конь пустился рысью.
Грязная, уставшая и упавшая духом, Ганна еле брела эти последние футы их путешествия. Прогулка вокруг озера была не из коротких и не из легких. Она замерзла и промокла. Но теперь все уже было позади.
– Идемте быстрее, ребятки, – измученным голосом поторапливала она. – Мы уже почти дошли. Здесь нас ожидают надежда и приют.
Крид остановил коня и обернулся к Ганне.
– Вы бы помолились, чтобы у местных было то же настроение, – сказал он. – У меня предчувствие, что вы можете разочароваться. Возможно, вам придется искать другую надежду и приют.
– Если это произойдет, мистер Браттон, – ответила Ганна, – тогда мы так и поступим. Вы поймете, что напасти и несчастья делают меня только сильнее.
– Серьезно? – Крид покружился на месте и смерил Ганну холодным взглядом. – Вы истинная мученица, не так ли?
– Нет, просто уверена, что Бог поможет нам.
– Да, но сейчас вам бы лучше надеяться на «Сердце стрелы», потому что это то место, куда я вас привел, – парировал он.
Ганна вздрогнула от резкости его тона. Было очевидным, что ему не терпелось избавиться от нее в первый же удобный момент.
– Я уверена, что это будет ответом на наши молитвы. Новая дорога, ведущая на восток, даст детям возможность найти родных или обрести свои новые семьи. Это было моим основным желанием, вы знаете.
– Так ли? – усомнился Крид. – У меня создалось впечатление, что вы больше беспокоитесь о проповеднике, который живет здесь.
– А, еще одно заблуждение, мистер Браттон! Мне жаль вас, вы слишком часто заблуждаетесь.
Крид дернул коня за поводья и пустил его рысью. Ганна посмотрела ему вслед, вздохнула и повела детей за собой.
– А я все же говорю, что он нас ненавидит, – пробормотала Ребекка, сидя на кобыле.
Ехавшая за ней Иви Рамсон утвердительно закивала головой:
– Это точно, мисс Ганна! – подтвердила Иви. – Только иногда мне кажется, что он нас немного любит…
– Нет, – с уверенностью возразил Фрог, – он только делает вид, что не любит нас! Но на самом деле он правда любит, иначе бы не помогал нам и не ходил бы на охоту, чтобы мы ели не только вяленое мясо и сухие фрукты.
– Может быть, ты и прав, – сказала Ганна, – но теперь это не имеет никакого значения. Мы уже почти у цели и больше никогда не увидим мистера Браттона.
– Вы переживаете из-за этого, мисс Ганна? – спросила Джессика, проницательно посмотрев на учительницу.
«Как прозорлива эта слишком уж восприимчивая девочка», – подумала Ганна, улыбнулась и ответила:
– Ну, конечно, Джессика, меня расстраивает, что уедет человек, который нам так помог. Сомневаюсь, что мы еще когда-нибудь увидимся, но будем с радостью вспоминать его.
Взгляд Джессики словно прожигал насквозь, и Ганна отвернулась.
– Давайте не останавливаться, дети, – торопливо сказала она. – Нам осталось совсем немного, и там мы сможем отдохнуть.
Последняя миля до «Сердца стрелы» была самой трудной. Крид все еще ехал впереди. Эрик прижался к нему и время от времени поворачивался к ним, проверяя, следуют ли они за ними. Младшие дети ехали на двух кобылах с провисшими спинами, а старшие устало плелись пешком.
Вид их был жалким, когда они наконец вошли в поселок и побрели по его основной грязной улице.
В поселении завывал холодный ветер, заставлявший людей придерживать свои шляпы. По широкой улице неторопливо проехали всадники на конях, которые тянули за собой фургоны. Чувствуя себя жалкой и своим видом привлекающей внимание, Ганна подобрала превратившиеся в лохмотья фалды одеяла. Брюки Крида прикрывали ноги, но ее тонкая блузка совершенно не защищала от обжигающего ветра. Все дети были укутаны в одеяла, сложенные как шали. Это был в самом деле странный караван.
Она сделала попытку выпрямиться, не обращая внимания на взгляды, бросаемые ей вслед. Это была нескончаемая длинная дорога. Стойкость всегда вознаграждается, а в этот момент сам город, к которому она так стремилась, был уже большой наградой. Цель была достигнута.
Неделя, проведенная в дороге от Джубайла до «Сердца стрелы», преподала ей уроки жизни, и теперь Ганна сильно отличалась от той девушки, которую Крид впервые увидел в почерневших развалинах деревянного дома. Ветер трепал ее одеяло. Она расправила плечи и выпрямилась. Длинные медные локоны, затянутые лентами, оторванными от ее платья, вились по ее спине, а ее лицо было золотистым от загара.
Джоэл Аллен первый увидел девушку и не сразу узнал ее. Он услышал лай собак и вышел на крыльцо своего уютного деревянного дома, чтобы встретить путешественников. С тех пор как открылась дорога в форт Бентон, путники не были редкостью в их поселке, но эта группа была очень странной. Проезжие останавливались на час и редко дольше, чем на ночь; некоторые выглядели опасными, обвешанные ружьями, пистолетами и ножами, но таких было немного. Однако хрупкая медноволосая женщина в мужских брюках, окруженная детьми, была очень странной.
Джоэл Аллен стоял на крыльце, наблюдая за процессией. В руке он держал Библию, его постоянного и порой единственного друга. В эти дни он был совсем один. В связи с хорошей погодой все были очень заняты посадкой овощей и зерновых. Поэтому у пастора Аллена появилось время для уединения – часы, которые он проводил в подготовке к воскресной мессе и в молитвах.
Сейчас он с трудом вглядывался в маленький караван, идущий по улице. Когда он приблизился, у Аллена мелькнуло смутное воспоминание. Он заулыбался, его глаза засветились, он спустился с крыльца и почти побежал им навстречу.
– Мисс Макгайр! Ганна Макгайр! Как вы оказались здесь, в нашем поселке? – спрашивал он, подбежав к ней и взяв ее за обе руки. Его бледно-голубые глаза окинули ее фигуру с явным замешательством. – Я так рад видеть вас, – сказал он, все еще не выпуская ее рук. Его взгляд опять упал на ее брюки.
Смущенная такой неожиданно бурной встречей, Ганна растерялась. Конечно, она узнала его – его высокую худощавую фигуру, его светлые жесткие, как солома, волосы, которые не поддавались никаким попыткам уложить их. Но сейчас проповедник выглядел не совсем таким, каким она его запомнила. Потом, сознавая, что и в ней самой произошли перемены, Ганна улыбнулась.
– Пастор Аллен! Я тоже вам очень рада. Мы прошли такой долгий путь…
– Конечно, конечно! Я понимаю, вы, должно быть, так натерпелись, пока дошли до нас.
Его взгляд упал на детей, тихо окруживших ее. Он нахмурился, когда не увидел Джошуа Макгайра, но когда он открыл рот, чтобы спросить о своем друге, лица пришельцев как-то сразу омрачились, и он замолчал.
Уголком глаза Ганна увидела, как Крид резко остановил коня и покружился на месте. Затем он подъехал к ней, стоящей рядом с пастором, державшим ее за руки. Она набрала воздуха, но так и не нашлась, что сказать, и от этого растерялась.
Но в ее словах и не было большой необходимости. Мрачный, с прищуром, взгляд Крида остановился на них, и Ганна чувствовала, что его глаза сверлят се голову насквозь… как червяк яблоко или термит дерево; было множество других сравнений, пришедших ей в голову в этот момент.
– А, – произнес Крид ласковым тоном, – я так понимаю, что вы нашли своего друга, мисс Макгайр. Это освобождает меня от дальнейшей ответственности за вас, я прав?
Заскрипело кожаное седло, и Ганна, скорее, почувствовала, чем увидела, как Крид наклонился к Джоэлу Аллену и критическим взглядом с насмешкой посмотрел на него.
Эрик Рамсон, все еще сидевший за его спи-пой, издал легкий возглас протеста, когда был выдворен на землю.
– Здесь мы расстаемся, – было его короткое заявление. Крид встретился взглядом с Ганной. – Я не скажу, что наша разлука доставляет мне большую радость, но, конечно… это очень поучительно, – растягивая слова, сказал он.
Ганна почувствовала на себе лукавый взгляд Джоэла Аллена, и яркий румянец вспыхнул на ее щеках. Она еще больше покраснела, когда вынимала свои руки из рук пастора.
В насмешливом взгляде и в кривой усмешке Крида было явно видно вспыхнувшее в нем чувство обиды, и это было местью с ее стороны, хотя и не принесшей ей никакой радости.
Сбросив огромную, непосильную ношу, она светло и беззаботно заулыбалась. Крид Браттон заберет эту месть с собой: вместо прощальных слов. Может, это заставит его быстрее забыть ее? И, конечно, она не выдавит ни слезинки. Они придут к ней позже, когда она останется одна.
И поэтому, когда он уезжал, пустив коня быстрой рысью вдоль широкой улицы, Ганна весело помахала ему на прощанье рукой, глядя на него сухими глазами и с широкой улыбкой, совершенно не совпадавшей с ее внутренним мучительным состоянием.
– Моя дорогая мисс Макгайр, – проговорил Джоэл Аллен, напоминая ей о своем присутствии. – Вы уже поселились где-нибудь? Ваш отец неподалеку или… – он деликатно замолчал.
Повернувшись к пастору Аллену, Ганна сказала:
– Я надеялась найти прибежище у вас, сэр. Мой отец… умер. Мы все сироты, и я не знала больше, к кому пойти.
– А тот человек, который только что ускакал?
– Это проходящий странник, который был настолько любезен, что привел нас сюда.
– Понимаю. – Джоэл Аллен положил руку на плечо Ганны и повел ее к своему дому. – Пойдемте в дом от ветра и холода, и там вы сможете мне рассказать, что случилось. А уж потом будем строить планы, – ласковым голосом сказал он.
12
Ганна бездумно смотрела на дождь, хлеставший в стекло. Голос Джоэла Аллена, не переставая, монотонно бубнил, как волны, которые одна за другой постоянно накатываются на берег.
– Я запросил об этом Криде Браттоне, вы знаете, о том, кто доставил вас сюда. Говорят, он грубый, неотесанный человек, безо всякой морали. Как такое могло случиться, что вы путешествовали все время с этим человеком, и он не причинил вам зла? Ведь он же не причинил вам зла, так ведь, мисс Макгайр? Я имею в виду не оскорбление, конечно. Возможно, непросто было избежать нежелательных притязаний этого человека. Но, конечно, с вами все время были дети, не так ли, мисс Макгайр? Конечно, были. О трагедии вашего отца. Он был очень хорошим человеком – набожным человеком, у которого так много причин гордиться своей дочерью. А теперь, когда все дети временно расселены по домам, давайте подумаем, что делать с вами, мисс Макгайр.
При этих словах Ганна обернулась и насмешливо посмотрела на него:
– Со мной нужно что-нибудь делать, пастор Аллен? А я думала, что у меня будет в запасе день-два, чтобы определить свои возможности.
– Возможности? – Пастор Аллен недоуменно пожал плечами и весело рассмеялся. – Как вы думаете, какие могут быть возможности в таком маленьком поселке, мисс Макгайр?
Сложив руки на груди, Ганна сказала резче, чем намеревалась:
– У меня было впечатление, что Америка – огромная страна, полная возможностей!
– Для мужчин, да, но не для незамужних женщин, одиноких во всем белом свете. – Джоэл Аллен поднялся со своего стула и подошел к Ганне. – Через замужество с достойным человеком женщина может выполнить свое назначение – назначение, данное ей Богом.
– И это назначение…
– Слушаться и подчиняться своему мужу, производить на свет детей и одеваться благопристойно, – закончил Джоэл.
Ганна напряглась. Ее пальцы крутили материю голубого платья, любезно подаренного местной жительницей поселка. Она подняла брови.
– Нет, пастор Аллен, это назначение выполняется само собой, в какой бы области ни раскрывались ее таланты.
– Моя дорогая мисс Макгайр, об этом в Библии ничего не сказано, – сказал Джоэл, очевидно ошеломленный ее ответом. – Что за новость, какая неприличная точка зрения!
Ганна пыталась овладеть собой, размышляя, как сильно все изменилось с тех пор, как она сюда приехала. Джоэл сначала был таким участливым, стремящимся во всем помочь, а потом они поссорились… из-за Крида Браттона. Было действительно глупо вообще разговаривать на эту тему, как и то, что в какой-то момент она поймала себя на том, что встала на защиту Браттона, так мучившего ее совсем недавно.
Тон Джоэла стал таким резким, каким он никогда не говорил с ней прежде. Да еще это его рассуждение… Ганна возмутилась его высказываниями, но только на мгновение, поняв, что это уже не имеет никакого значения. Для нее не было будущего здесь ни с Джоэлом Алленом, ни без него – после того, что случилось с Кридом. Этого нельзя было объяснить никому.
– Неприличная, говорите? Да, полагаю, что так, – согласилась она.
Они замолчали. Дождь бил по стеклу, а огонь в камине трещал и убаюкивал. Их глаза встретились.
– Мне кажется, в вашей голове зародился какой-то план? – сказал Аллен после долгого молчания.
– Да, – ответила Ганна. Она пристально посмотрела на Джоэла и сказала уже более мягко: – Пожалуйста, давайте сядем за стол, выпьем чашечку чая, и я все объясню. Ночью я много думала и уверена, что, когда вы узнаете мою идею, вам будет намного спокойнее.
Но когда Ганна рассказала о своем плане – ее решении возвратиться домой в Септ-Луис и заняться учительством, – ее встретило упорное сопротивление.
– Боюсь, что это невозможно, – сказал Джоэл Аллен. Он поднял брови, а его тонкие губы словно свела судорога.
– Невозможно? А можно мне спросить, почему? – любезным тоном спросила Ганна.
Она попыталась говорить тихо и спокойно, несмотря на раздражение, вызванное рассуждениями Аллена.
– Все очень просто. Во-первых, для этого нет средств, во-вторых, я бы но советовал вам путешествовать в одиночку.
– Понятно. – Она посмотрела в чашку, считая чаинки, плавающие в бледном вареве. – Я буду трудиться, – наконец сказала она, – и заработаю деньги на свою дорогу.
– Работать здесь? – Джоэл замахал руками. – Моя плата за то, что я несу им слово Божие, мизерная – несколько цыплят и отрез на платье. У меня нет денег, чтобы покупать что-либо. Единственное, кто зарабатывает здесь, – это тот, кто владеет каким-то мастерством и может менять свои изделия на товары, мисс Макгайр. А что вы умеете?
Ганна опустила голову, поняв безвыходность своего положения.
У Джоэла был ответ на ее невысказанный вопрос, но это шло вразрез с ее желанием. Соскользнув со стула и встав перед ней на колени, он взял ее за холодные руки и торжественно произнес:
– Я имел бы честь предложить вам стать моей женой, мисс Макгайр. Если вы…
Покачав головой, Ганна закрыла пальцами его рот. В горле стоял ком: она чувствовала, как слезы накатываются ей на глаза.
– Я благодарна за предоставленную мне честь, пастор Аллен, но должна отказаться от такого лестного и великодушного предложения.
– Почему? – спросил он. Его взгляд был пронзительным, проникающим в душу. – Это из-за Крида Браттона?
Ганна выпрямилась и отдернула руки.
– Что вы имеете в виду?
Он пожал плечами, уголки губ опустились в печальной улыбке.
– Только то, что мне прекрасно видно, как вы относитесь к нему. А я-то все надеялся, что это все только из-за того, что он вызволил вас из горящего Джубайла. Конечно, это моя глупость и наивность, потому что не раз замечал, как меняется ваш голос и выражение лица, когда вы говорите о нем…
– Но вы сами говорите, пастор Аллен, – пробормотала Ганна, – что он спас жизнь мне и восьмерым детям!
– Это не то.
Воцарилась гнетущая тишина, которая, казалось, забилась в каждый угол. Ганне нечего было сказать, у нее не нашлось ни одного слова в свое оправдание. Она с горечью сознавала, что в его словах было слишком много правды. Это действительно было больше, нежели чувство благодарности за то, что Крид выкопал их из горящих развалин и согласился сопровождать их сотни миль. Но она не думала, что это окажется таким очевидным и для постороннего.
– Ну, – беспомощно пожав плечами, промолвила наконец Ганна, – я не совсем с вами согласна, но в ваших словах есть доля правды. Я не могу сказать вам конкретно, что я чувствую к мистеру Браттону, потому что не знаю сама точно.
Склонив голову, Джоэл посмотрел на свои руки и поднялся.
– Попытаюсь помочь вам, не знаю, правда, смогу ли, мисс Макгайр, – нежно произнес он. – В некотором смысле мне будет нелегко это сделать, потому что я постоянно думал о вас с тех пор, как впервые увидел, но постараюсь сделать все возможное.
– Спасибо, – прошептала Ганна. – Это много больше того, о чем бы я могла попросить вас.
Часы пробили одиннадцать раз, и Ганна тяжело вздохнула. Все также шелестя по толстому стеклу, шел дождь, и это и раздражало, и успокаивало. Огонь догорал. Она сидела у камина и смотрела на умирающее пламя. Ее руки отсутствующе теребили кружевной носовой платок, лежащий на коленях. Вот уже три ночи ей не спалось. Может быть, стакан горячего молока поможет или толстая скучная книга?
Ганна вздохнула. Она взглянула на измятый платок с вышитой в углу буквой «W». Миссис Вентвисл, любезно предложившая ей старую одежду своей старшей дочери, весело сказала, что, если перевернуть его, «W» превратится в «М» для фамилии Макгайр. «Какое это имеет значение?» – подумала Ганна и бросила платок на гладкий сосновый стол.
Было уже поздно, очень поздно. Однако сегодня она даже не переоделась в чистую полосатую ночную сорочку, подаренную той же доброй женщиной, которая отдала ей это хорошенькое голубое платье. Зачем же надевать сорочку, если она все равно не ляжет в постель?
Привыкнув к постоянной активной деятельности – будь то уроки в школе или хлопоты по дому, или заботы последней недели, – Ганне было в тягость ее праздное времяпрепровождение. Она стремилась к работе – к чему-нибудь, что отвлекло бы ее от мыслей о Криде Браттоне, прекрасно знавшем, что она здесь, в поселке, и даже не побеспокоившемся навестить ее. Ганну удивляло, что он до сих пор в «Сердце стрелы». Значит, у него не было необходимости так спешно догонять тех самых бандитов, которых он уже должен был бы схватить, если бы не поступил на службу к «учительнице, размахивающей Библией, и ее сорванцам»? Она опустила плечи и слепо уставилась на тлеющие поленья.
Крошечный однокомнатный домик, казалось, давил на нее, как пресс для выжимания сока, пригвождая к стенам, так что она с трудом могла дышать. Бедный Джоэл! Он теперь переселился в церковь, чтобы она себя в его доме чувствовала комфортно, а у нее даже не нашлось слов, чтобы похвалить его жилище. Даже в Джубайле она предпочитала большие комнаты, а теперь, проведя столько времени, когда крышей ей было небо, а стенами – высоченные сосны, кедры и ели, любое помещение казалось тесным и давило на нее.
В безудержном порыве раздражения Ганна принялась расхаживать по комнате. Может быть, погода так действует на нее – холод и дождь, не прекращавшийся уже несколько дней. Скоро опять станет тепло, придет настоящее лето, которое она так любила.
Ее охватило чувство печали, когда она подумала, что ей придется покинуть Айдахо, где они провели с отцом три года в борьбе за существование, где она нашла – и потеряла – друзей. Она все еще чувствовала себя защитницей оставшихся в живых детей из Джубайла, считала себя ответственной за их будущее. Они доверяли ей. Как же она сможет предать их? Трое из них еще не были устроены.
Вздохнув, Ганна провела рукой по тяжелым волосам. Тиканье часов раздавалось все громче и громче в этой тишине. Дождь барабанил по стеклу, а ветер рвался в дверь с такой силой, что Ганца испугалась.
Она покрепче натянула на плечи шерстяную шаль и хмуро посмотрела на закрытую деревянную дверь. Как могла погода так внезапно измениться, когда?.. Стук повторился – сильный грохот, заставивший задрожать дверь. Это не Джоэл: он всегда стучал в дверь очень осторожно и дожидался ее ответа. Кто это может быть в такую дикую, дождливую ночь? Вдруг, к своему ужасу, она увидела, что щеколда поднимается.
Она невольно подумала о бандитах, о мародерах «Черноногих» и сотне других ужасных и страшных роках судьбы. Они промелькнули в ее голове, почти лишая ее разума. Ганна схватила первое, что ей попалось под руку. Им оказался ботинок, подаренный ей миссис Вентвисл. Собрав все свое мужество, она подняла его, как дубинку, подошла к двери и, резко открыв ее, размахнулась и изо всей силы ударила своим оружием.
Она увидела что-то огромное и бесформенное и услышала яростные ругательства. Ганна била снова и снова, нанося удары по незваному гостю. В итоге ее, перепуганную до мозга костей, пронзил голос:
– Ганна? Черт возьми, здесь так мокро! – прорычал в раздражении голос, и она замерла с поднятым ботинком в руке. Улыбка сначала искривила ее рот, затем осветила глаза и все лицо.
Это был Крид.
Она бросила ботинок, в нерешительности раскрыла дверь, чувствуя, как слабеют ее колени. Она была взволнованной от еще не угасшего страха и в то же время безмерно счастливой. Он нашел ее, он здесь, рядом с ней, и она весело впустила волка в овчарню. Должно быть, это любовь – слепая, глупая любовь…
– За что ты меня била на этот раз? – спросил он, влетев в комнату и обрызгав ее с головы до ног.
Ганна закрыла за ним дверь и прислонилась к ней. Струи дождя стекали с полей его шляпы, образуя на полу лужицу. Крид посмотрел на кожаный ботинок, невинно лежавший на полу.
– Ты знаешь, я начинаю завидовать мужчинам, у которых женщины только визжат от страха. А у тебя нет недостатка воображения в поисках орудия защиты, – пробормотал он, стягивая шляпу.
Однако даже после ее нападения, его тон был неожиданно дружелюбным.
– Извини, – сказала она, смущенно пожимая плечами.
– Извини? Ну, это, конечно, вечное лекарство от всего – даже от шишек на моей голове.
Ганна почти не слышала его, она упивалась им. Даже такой мокрый, с прилипшими густыми волосами и до нелепости длинными ресницами, которые до сих пор хранили капли дождя, он выглядел божественно. Мокрая одежда облегала его мощное мускулистое тело, о котором она пыталась не вспоминать. Ганна вздрогнула и посмотрела ему в лицо. Неужели прошло всего несколько дней с того момента, когда они были так близки? А почему же кажется, что это было так давно? И почему ее сердце так бьется, кровь пульсирует и ускоряется в жилах, и застывает лишь в одном том месте? Ее смущение от его неожиданного визита и предательское возбуждение тела твердо и уверенно вели ее к покорности, но Ганна состроила строгую мину:
– Зачем ты пришел? – спросила она.
Крид, снимавший в этот момент мокрый макинтош, надетый поверх его одежды из буйволовой кожи, остановился и недоуменно и вопросительно посмотрел ей в глаза:
– А раньше со мной так не обращались. Ты пренебрегаешь мной? – Его взгляд пробежал по комнате. – Я не подумал спросить – может, ты кого-то ждешь?
– Тебе не следовало бы быть таким насмешливым, – огрызнулась она с поднимавшимся в ней раздражением, которое всегда возникало при разговоре с ним. – Это совершенно нормальный вопрос. Я имею в виду, что я здесь уже четыре дня, а ты и не подумал прийти ко мне раньше. Что тебе здесь надо? Зачем ты пришел?
– Конечно, не для того, чтобы делать визиты добрейшему и милейшему пастору Аллену. – Мокрая одежда соскользнула на пол, и Крид отпихнул ее ногой. – Как ты думаешь, почему я это сделал? – спросил он снисходительно.
– Я не знаю…
Ее ответ повис в воздухе. Красивые глаза Крида смотрели на нее с насмешкой и иронией и, может быть, с любовью, которая, как ей показалось, затаилась в их бархатисто-черных глубинах? Нет, было бы слишком глупо ожидать этого от мужчины, эмоции которого ограничиваются раздражением, цинизмом и физическим влечением. О последнем она даже не думала как о страстном желании.
В страсти было больше нежности и чувства, чем в простой физической потребности, толкающей человека к греху и превращающей его в животное. Физическое влечение любит скрытность и темноту, а страсть – лунный свет и тайну. Может, в этом и состоит разница между ними? Как предмет и его тень на стене. Одно – любовь, другое – отражение.
Любовь. Неужели это слово в полном понимании применимо к Криду Браттону? Сомнительно. В нем отсутствуют даже признаки сентиментальности. Она выросла с возвышенными понятиями о любви. Крид же никогда не принимал слово «любовь» за слово, имеющее такие яге права в английском языке, как и другие. Любовь, в его понимании, это какая-то субстанция – как куличики на песке. И как она могла быть такой глупой и влюбиться в этого человека?
Он был лживым, это она помнила. Но не могла забыть волшебную страстность его рук, ласкающих ее, губ, ничего не обещавших ей, хотя бы просто ради спасения ее гордости. А теперь он снова здесь, и она чувствовала предательское волнение сердца от его близости.
