Текст книги "Гувернантка из Лидброк-Гроув (СИ)"
Автор книги: Виктория Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
– Мисс Линн – это гувернантка Мэллоунов? – пренебрежительно проговорила блондинка, продолжая беззастенчиво меня рассматривать. – Интересно, что скажет ваш кузен Николас Эндервилль, когда узнает, что эта особа переступила порог парадной Торнбери?
– Мой кузен – человек чрезвычайно щепетильный в отношении светских условностей, но пока я хозяин Торнбери он мирится с моими гостями, милая графиня, – смеясь, ответил ей Дориан, будто она сказала в высшей степени нечто забавное.
– Миледи, мисс Линн в прошлом была воспитательницей сына Мэллоунов, однако сейчас она компаньонка моей дочери, – вставила свое слово леди Лэндон, внеся ясность в вопрос о моем положении в обществе.
– В этом случае присутствие этой девицы здесь допустимо, – нехотя согласилась высокомерная аристократка, но ее взгляд, обращенный в мою сторону, ничуть не потеплел.
– Баронет, скоро ли начнутся танцы? – спросила она, подчеркнуто отворачиваясь от меня. – Я хочу танцевать!
– Танцы сейчас начнутся! – с готовностью ответил ей Дориан. – Вы – царица бала, моя дорогая Джиневра, и ваше желание – закон!
Он дал знак музыкантам на хорах, и они заиграли веселый рил. Дориан повел за руку графиню Джиневру в танцевальный ряд, джентльмены начали приглашать леди на танец и на какое-то время я, Фанни и ее мать оказались оттесненными в угол.
– Мама, что это за противная женщина, которая посмела так пренебрежительно отнестись к нашей Эмме? – с негодованием спросила Фанни, глядя на танцующих рил Дориана и его партнершу.
– Это вдовствующая графиня Хоум, – с глубоким вздохом ответила дочери леди Амелия. – Сама она не слишком знатного происхождения, эта младшая дочь сэра Гью Эштона из Дарби-холла, но умеет нравиться джентльменам. Примерно четыре года назад твой кузен Дориан влюбился в нее и просил ее руки, но она предпочла титул старого графа Хоума сердечному чувству. Теперь еще года не прошло, как ее престарелый супруг скончался, однако графиня явно желает стать супругой баронета Эндервиллся и появляется в обществе еще до окончания траура, не опасаясь потери репутации… Эмма, не огорчайся ее резким обращением, – прибавила мать Фанни, ласково глядя на меня. – Ты не виновата, графине Хоум явно не нравится твое пребывание в Торнбери и твоя в высшей степени привлекательная внешность.
– Спасибо за поддержку, леди Амелия, – с признательностью сказала я, но все равно у меня на сердце было тяжело при виде того, с какой готовностью Дориан одаривал своим вниманием графиню. Слов нет, баронет Эндервилль на балу по-прежнему продемонстрировал ко мне дружеское расположение, но при этом не обнаружил столь откровенной привязанности как по отношению к молодой графине Хоум. Он ни на шаг не отходил от нее, и явно вознамерился танцевать с нею все бальные танцы.
И, желая сохранить лицо, я спокойно произнесла: – По всей видимости, препятствий к браку баронета Эндервилля и графини не существует, он состоится рано или поздно, тем более, что они выглядят очень подходящей парой.
– Не думаю, – с сомнением сказала Фанни. – Над моим кузеном Дорианом словно тяготеет злой рок, он несколько раз был помолвлен, но все его помолвки так и не закончились женитьбой. И нравом графиня Хоум слишком отличается от Дориана, чтобы они могли ужиться вместе.
Как ни слаб был последний довод моей подруги, я невольно ухватилась за него как утопающий за соломинку, желая, чтобы Дориан не связал свою жизнь с такой неприятной особой, каковой являлась Джиневра Эштон.
» Глава 16
Все на свете когда-нибудь заканчивается, подошел к концу рождественский бал, от которого я ждала так много, и который принес мне очень мало удовольствия. Вдобавок, на следующий день выяснилось, что атласное бальное платье оказалось слишком легким и мое неокрепшее после болезни тело снова начало знобить. Доктор Льюис Харпер категорически заявил, что мне не следует отправляться в Лондон вместе с леди Лэндон и ее дочерью, пока не установится тепло, иначе он не отвечает за жизнь вверенной его попечению пациентки в моем лице. Дориан с готовностью поддержал его, уговаривая меня остаться в его доме по меньшей мере до мая, и леди Амелии вместе с Фанни пришлось уехать домой без меня.
Я осталась в Торнбери, и моя жизнь стала похожа на спокойно текущую размеренную реку беспрерывной тихой радости. Пусть Дориан отдал свое предпочтение на балу другой, но зато он вел себя по отношению ко мне как самый лучший в мире друг, во всем поддерживая и опекая! По возвращении в поместье он всегда спешил увидеться со мной, мы обсуждали наедине все на свете, начиная от новостей в округе и кончая сокровенными личными воспоминаниями. Для нас стало приятным открытием, что нам нравятся одни и те же книги, доставляет удовольствие музыка прославленных композиторов Европы и искусство живописи. Дориан с наслаждением слушал, как я играю на рояле в большой гостиной, а я восхищалась его природным талантом художника. У молодого баронета Эндервилля был настолько острый глаз и точная рука, что всего несколькими линиями карандаша он мог нарисовать верный портрет человека, выражающий его характер. Он загорелся желанием написать мой портрет, и принялся делать для этой цели многочисленные наброски, избегая при этом утомлять меня длительным позированием. Я чувствовала, что мы все больше сближались друг с другом, становясь единым целым. Поначалу меня волновала мысль, что графиня Хоум может своим приездом нарушить мое счастье на правах невесты владельца Торнбери, но Дориан со времени бала никогда не упоминал об этой особе, и моя сердечная тревога улеглась. Волшебные чары исподволь, но верно овладевали моей душой, когда я находилась рядом с любимым человеком, и дом Дориана казался мне прекрасным местом, в котором я не буду знать печали и не испытаю разочарования.
Владелец Торнбери являлся попечителем многих благотворительных заведений, и нередко его отсутствие оказывалось вызванным стремлением удостовериться, как поживают его подопечные. В начале февраля я посетила вместе с ним школу для бедных сыновей священников, где провела несколько часов. Было видно, что молодой баронет Эндервилль опекает малоимущих детей не ради формальности, а по велению своего благородного сердца и я ощутила горячее желание помогать ему в добрых делах. Дориана обрадовали мои намерения, и он рассказал мне, что весной он откроет школу также для девочек. Желая уладить все вопросы, связанные с открытием нового учебного заведения, он уехал в город. Миссис Эббот любезно согласилась скоротать со мной мое одиночество, и мы неспешно прошлись по картинной галерее, рассматривая портреты, при этом сухопарая экономка рассказывала мне истории жизни людей, изображенных на холсте. Эта пожилая женщина успела ко мне привязаться за время моего пребывания в Торнбери, и ее теплое отношение рождало во мне теплую благодарность и признательность в ответ.
Скоро мое внимание привлекло прелестное изображение двух мальчиков, весело и беззаботно играющих с кудрявым белым спаниелем возле большого дуба.
– Какие красивые дети и очаровательный пес! – восхищенно воскликнула я, рассматривая картину. – Вы не знаете их, миссис Эббот?
– Темноволосый мальчик – мой нынешний хозяин баронет Дориан Эндервилль, а светловолосый его кузен Николас Эндервилль, – с улыбкой ответила мне экономка. – Мой старый хозяин сэр Роджер был бездетен и по этой причине очень привязался к своим племянникам. Он часто забирал их к себе в Торнбери на каникулы и позволял играть с любимым им спаниэлем Бимом. Да, прекрасные раньше были времена – баронет и мистер Эндервилль были неразлучны, но теперь вряд ли что-нибудь возродит их дружбу.
– Почему вы так говорите, миссис Эббот? – обеспокоенно произнесла я. – Мне не показалось, что они не ладят.
– Это всего лишь тень их прежних отношений, мисс Линн. Если чашка разбилась, она больше не будет целой, даже если ее склеить, – с сожалением вздохнула верная служанка. – Мой старый хозяин одинаково сильно любил и Дориана – сына своего среднего брата полковника Эдварда Эндервилля и Николаса – сына младшего своего брата священника Эндрю Эндервилля. Дориану он думал завещать Торнбери – родовое поместье семьи, а Николасу – йоркширский замок Обитель Ястреба Хок-Хоум – входивший в приданое его супруги леди Шарлотты. Однако войдя в возраст, мистер Николас Эндервилль, обладающий в детстве непокорным нравом, окончательно сделался необузданным и строптивым молодым человеком, хотя старший дядя из любви к нему сделал все от него зависящее, чтобы слелать из него достойного состоятельного дворянина. Он купил для него чин лейтенанта в драгунском полку, зная, что младший племянник терпеть не может религию, несмотря на то, что вырос в семье священника, использовал все свои связи, чтобы устроить его в самый престижный полк и ввел его в общество полезных ему людей. Однако Николас Эндервилль начал бездумно кутить с такими же повесами как он сам, проигрывать большие суммы денег, тратить все свое жалованье на куртизанок, не слушая увещеваний своего старшего родственника. Командиры полка сначала снисходительно смотрели на выходки млдашего Эндервилля, но после того, как он бросил тень на репутацию дочери одного уважаемого помещика близ деревни Китли, и отказался на ней жениться, исключили его из полка под тем предлогом, что молодой лейтенант ведет себя не как джентльмен.
– Представляю, как был разочарован сэр Роджер, – задумчиво сказала я.
– Это было настоящее горе для моего старого хозяина, мисс Линн, – согласно кивнула головой пожилая женщина. – Сэр Роджер понял, что именно его мягкость и попустительство сделали из младшего племянника отъявленного негодяя. Тогда он решился на крайнюю меру для его нравственного исправления – лишил его наследства и все свое состояние завещал Дориану Эндервиллю, за исключением десяти гиней, которые были использованы для покупки Библии с пометкой, что священная книга гораздо нужнее юному грешнику, чем все деньги на свете. Николас Эндервилль оказался настолько ошеломленным после оглашения завещания дяди, что некоторое время молчал как безгласная рыба, а потом огласил комнату возмущенным криком, что его обманули, украв то, что принадлежало ему по праву. Баронет Дориан попытался было успокоить своего кузена, предлагая ему попытаться решить полюбовно проблему наследования родового имущества. Но Николас Эндервилль злобно ответил, что больше не верит ему и наверняка мой молодой хозяин попытался обманом и интригами заставить дядю изменить завещание в свою пользу. После этой тирады младший племянник усопшего выбежал из кабинета хозяина Торнбери и конюх Эд рассказывал потом, что обойденный наследник с проклятиями выбросил Библию в воды ближайшей реки, после чего он тут же поклялся забрать у Дориана все имущество Эндервиллей и все то, что дорого его кузену.
– Печальная история. Всегда вызывает сожаление, когда близкие люди ссорятся без надежды на примирение, – вздохнула я.
– Молодой баронет все же попытался помириться со своим кузеном, несмотря на то, что он вел себя после оглашения завещания в высшей степени недостойно, – продолжила посвящать меня в тайны отношений наследников сэра Роджера Эндервилля экономка. – Мистер Николас Эндервилль вроде бы остыл и внешне пошел моему молодому хозяину, но я часто замечала, что, несмотря на внешнее согласие, в глазах Николаса горит еле сдерживаемая ненависть, и нередко злоба прорывается в его разговоре со своим более удачливым кузеном, который унаследовал все состояние сэра Роджера.
– Мне кажется, Всевышний распорядился так, чтобы богатство досталось более достойному члену семьи Эндервиллей, который не тратит его на личные прихоти, а использует, чтобы творить добрые дела, – заметила я.
– Это так, мисс Линн, – убежденно кивнула головой моя пожилая собеседница, и похвалила меня. – Вы так молоды, но в тоже время очень умны и ясный ум помог вам разобраться в этом запутанных отношениях наследников моего старого хозяина. Мой молодой хозяин достоин быть единственным наследником сэра Роджера. В нем почти нет недостатков, за исключением излишней вспыльчивости и эмоциональности, унаследованной им от матери-итальянки.
Наш дальнейший разговор прервал приход Дориана, который вернулся из Эрглтона. Он тут же пригласил меня в свой кабинет для доверительной беседы. Оказалось, самый богатый фермер в округе Боб Картрайт намеревался в ближайшее воскресенье выдать замуж свою старшую дочь Бэтти, и он пригласил своего помещика – баронета Эндервилля – разделить его семейную радость. Дориан нашел, что это неплохая возможность развлечься для меня, но его несколько беспокоило состояние моего здоровья. Я с уверенностью ответила согласием. С началом весны мое самочувствие заметно улучшилось, и я охотно пообщалась бы с обитателями округи, поскольку почти не покидала Торнбери с самой осени и чувствовала себя несколько засидевшейся в одном месте. Словом, посещение сельской свадьбы скорее пошло бы мне на пользу, а не во вред. Даже перспектива посетить радостное торжество чужих мне людей заставила меня воспрянуть духом и увлеченно выбирать себе выходное платье.
Деревушка находилась настолько близко, что не понадобилось конного экипажа, тем более что стояла ясная солнечная погода. И мы по проселочной дороге, в нарядных одеждах, отправились в дом Картрайтов, предварительно послав свадебный подарок молодоженам – столовый серебряный сервиз. Дориан все время поддерживал меня, я с удовольствием опиралась о его надежную руку, так мы дошли до местной церкви, полной народу.
После венчания избранной пары начались развлечения. Со всей округи собрали верховых лошадей, и веселая кавалькада молодых всадников и всадниц, одиночных и двойных упряжек направились наперегонки к дому жениха, где во дворе уже накрыли столы с горячими блюдами, а также с вином и элем. Подкрепившись, подвыпившая молодежь снова взгромоздилась на лошадей и устроила скачки до деревенского шлагбаума на большой дороге на непологом пути, из-за чего немало нетрезвых участников конной гонки свалилось со своих Буцефалов.
К счастью, обошлось без серьезных травм, свалившиеся всадники даже шутили над собою, заставляя смеяться своих родственников и соседей. Бывшая мисс Картрайт, а теперь почтенная миссис Бэтти Лейн бросила главный свадебный приз – свой букет подруге, после чего под громкую музыку волынок и барабанов начались танцы.
Я с удовольствием пообщалась с местными несколько грубоватыми и в то же время искренними жителями, но скоро ощутила некоторую слабость и поняла, что переоценила свои силы после серьезной болезни. Дориан бросил на меня обеспокоенный взгляд и, сказав несколько прощальных слов хозяевам, повел назад в поместье, выбрав кратчайшую дорогу через лес. По пути нам попался широкий ручей, причудливо извивающийся между деревьями, и владелец Торнбери осторожно перенес меня на руках через эту водную преграду и бережно опустил на землю.
Я втайне наслаждалась этими минутами, во время которых Дориан всецело принадлежал мне одной, его надежными руками, взволнованным взглядом, каким он неотрывно смотрел на меня. Мы очутились под сенью цветущих лесных яблонь, утопающих в апрельской бело-розовой дымке и я почувствовала, что менжду нами таинственным образом исчезли все преграды.
– Эмма, дорогая, если бы ты знала, каким я становлюсь счастливым рядом с тобой! – хрипло проговорил Дориан, глядя прямо в мои глаза. – Ты так прекрасна, что весь мир становится лучше от твоего ласкового взгляда устремленного на меня, и в моей душе несмолкаемым напевом звучит нежная трепетная мелодия любви.
– Разве вы не испытываете сердечного чувства к графине Джиневре? – несмело спросила я, пытаясь прояснить этот давно мучающий меня вопрос – что же испытывает Дориан к блистательной аристократке, ставшей предметом его неустанного внимания в Рождество. – На рождественском балу вы смотрели только на нее.
– Ох, я совсем забыл про этот бал! – хлопнул себя по лбу Дориан. – Эмма, когда-то я действительно питал к этой леди нежные, смешанные с любовной страстью чувства, но после того, как она променяла меня на титул я, к своему удивлению, очень скоро понял, что это было всего лишь пылкое увлечение, а не настоящая любовь. Моя страстная привязанность к ней моментально погасла как задутая неосторожным ветром свеча.
– Но, возможно, графиня теперь думает иначе и ждет от вас предложение руки и сердца после того внимания, которое вы оказали ей зимой в Торнбери, – зардевшись от смущения, предположила я.
– В данный момент леди Джиневра Хоум готовится пойти под венец с маркизом Морли, который сделал ей предложение месяц назад. Она снова выбрала громкий титул, а не любовь, – спокойно произнес Дориан и ласково привлек меня к себе. – Эмма, не сомневайся в моей самой горячей привязанности к тебе. Я подчеркнуто одаривал вниманием графиню, чтобы пресечь слухи на твой счет с целью уберечь твою репутацию. И мне это удалось – мои соседи поверили, что мое сердце принадлежит графине Хоум, а к тебе я равнодушен. Моя вина в том, что я забыл предупредить тебя об этой игре на публику. Мне казалось, я так плохо скрываю свою любовь к тебе, что не нужно объяснять, кому на самом деле принадлежит мое сердце.
– Вы и графиня выглядели безупречно идеальной и красивой парой. Казалось, что мне – скромной гувернантке Мэллоунов – никогда не сравниться с леди Джиневрой, – призналась я в своих потаенных переживаниях.
– Нет, Эмма, это не так! Ты – лучшая, самая лучшая девушка на свете! – пылко воскликнул Дориан, преданно смотря на меня.
Наши губы оказались в опасной близости, но в эту минуту меня больше ничто не пугало – ни репутация, ни осуждение людей. Наши уста слились в продолжительном сладостном поцелуе, и это первое тесное прикосновение вознесло меня прямо на Небеса. Все мои мечты оказались исполненными, и сердце в моей груди зажглось незатухающим пламенем, по сравнению с которым все прежние мои сердечные привязанности казались маленькими огоньками еле тлеющих свечей.
Но недобрый взгляд заставил меня вздрогнуть. Прямо из высоких кустов можжевельника выступил вперед Николас Эндервилль, продолжая сверлить меня при этом своим пронзительным, недоброжелательным взглядом – взглядом врага. Он подействовал на меня как ушат ледяной воды, и я испуганно отпрянула от Дориана.
– Что с тобой, дорогая? – обеспокоенно спросил у меня Дориан.
Я молча показала ему на его кузена, который исподволь проник в наше уединение как злокозненный Змей в райский сад Эдема.
Дориан нахмурился и неприязненно спросил, всем своим видом показывая, что появление его единственного родственника не доставило ему никакой радости:
– Чем обязаан твоему приходу, Николас?
– Нам нужно поговорить, – отрывисто ответил его кузен. И покосился в мою сторону: – Без лишних свидетелей.
– Хорошо, иди в Торнбери, – с видимым сожалением, что наш с ним тет-а-тет был нарушен, произнес молодой баронет. – Я и мисс Линн придем в поместье чуть позже.
Ответ Дориана удовлетворил Николаса и он, размашисто шагая, пошел дальше по лесной тропинке. Дориан, видя, как взволновал меня неурочный приезд его кузена, заботливо провел меня до самой моей комнаты и отправился выяснять, с какой целью Николас явился в Торнбери.
Я осталась одна, но мое беспокойство росло. Мне представилось, что Николас каким-то образом причинит зло Дориану и, не выдержав тягостного ожидания, я направилась к кабинету хозяина поместья узнать, какого рода разговор происходит между двумя кузенами.
Между тем объеснение между ними сделалось настолько бурным, что их громкие голоса сделались явственными уже в коридоре.
– Я не должен снова покрывать твой карточный долг, Николас! – гремел голос Дориана. – Два месяца назад я четко и определенно сказал тебе, что это последний раз, когда я плачу за твои безрассудные траты и мотовство. Возьмись наконец за ум и начни жизнь достойного джентльмена!
– Нет, ты обязан мне! – в свою очередь вышел из себя Николас. – Ты украл мое наследство и своими интригами уговорил дядю отдать тебе мой замок Обитель Ястреба, сделал из меня нищего озлобленного на весь мир человека.
– Дядя Роджер лишил тебя наследства, потому что понял, что ты потратишь его самым позорным образом на твоих распутных приятелей и продажных женщин, – с горечью ответил на это Дориан. – Ты так до сих пор не понял, Николас, что наследство предполагает большую ответственность и его нужно использовать на благо людей, которые находятся в зависимости от нас. Если ты изменишь к лучшему свое поведение, я верну тебе Обитель Ястреба!
Тут Николас оглушительно расхохотался и язвительно заметил:
– Ты строишь из себя праведника, Дориан, а сам приютил в своем доме эту лицемерную скромницу мисс Линн, которая пыталась соблазнить мистера Мэллоуна в отсуствие его супруги. Как ты думаешь очистить свою репутацию?!
– Я знаю душу и сердце подруги нашей Фанни. Она невиновна в том, в чем ее обвиняют досужие сплетники, – твердо заявил Дориан.
– Ну, людям рты не заткнешь, они уже вовсю обсуждают затянувшееся пребывание Эммы Линн в Торнбери. Ты же не осмелишься сделать предложение мисс Линн?! Или осмелишься?! – и Николас во второй раз рассмеялся громким, поистине дьявольским смехом.
Читатель, я больше не могла слышать издевательские речи Николаса Эндервилля и стремглав бросилась бежать к себе. В моей груди появилась чудовищная боль и с каждой минутой она росла все больше. Я бы стерпела кривотолки на свой счет, но мне невыносимо было думать, что тень моего позора покроет своей черной тенью моего великодушного друга, который спас мне жизнь. Дориан не мог жениться на мне – в этом Николас Эндервилль был прав. Долг главы семьи состоял в том, чтобы жениться на невесте безупречной репутации, с солидным приданым и полезными светскими связями. У меня же не было ни того, ни другого и даже репутация оказалась опороченной из-за посягательств мистера Мэллоуна на мою девичью честь. Дориан готов был и дальше покровительствовать мне, но это уже явно во вред своему доброму имени.
После долгих тягостных размышлений я решила оставить Торнбери. Леди Амелия дала мне мешочек, туго набитый шиллингами и мне их с избытком хватало на дорогу до Лондона. Когда вечернее алое солнце спустилось за полями округи, моя неверная рука вывела несколько дрожащих строк пером на писчей бумаге. В своем письме я поблагодарила Дориана за гостеприимство, однако выразила желание в дальнейшем жить в доме Лэндонов под покровительством леди Амелии. Несколько моих слезинок упали на последние слова и чернила несколько расплылись. Однако я не стала переписывать письмо, понимая, что у меня не хватит духа писать его снова. Слов не было, как мне хотелось остаться в Торнбери, который стал мне родным домом, но я понимала, что не должна больше слушаться голоса сердца, а следовать велению разума.
Когда стемнело, я незаметно выскользнула из дома. Мой уход напоминал бегство, но если бы я поддалась искушению снова встретиться с молодым баронетом Эндервиллем, даже если для того, чтобы попрощаться, то вряд ли смогла уйти от него.
» Глава 17
За последние месяцы своего пребывания в Торнбери из рассказов слуг поместья я успела узнать расположение окрестных дорог вокруг Эрглтона и, во второй раз, отправившись на станцию дилижансов пешком, уже не заблудилась в лесу и не сбилась в пути.
Хозяин гостиницы «Корона» окинул меня подозрительным взглядом, видимо решая про себя, смогу ли я заплатить ему за запрашиваемые услуги. И в самом деле, мой вид не внушал особого доверия. Тесемки плаща я наспех завязала неровным бантом, моя второпях надетая шляпка чуть съехала набок. На моем лице были написаны растерянность и отчаяние, что возбуждало подозрения, что я сбежала из отчего дома, обманутая ловким проходимцем, губящим невинных девиц. Но туго набитый монетами кошелек сделал свое дело, хозяин гостиницы смягчился и предоставил мне ужин и место в дилижансе.
Обратное путешествие прошло для меня без всяких осложнений и тревог, но если внешне мое поездка в дилижансе оказалась бедной на события, то в моей груди бушевала настоящая буря, ноги наливались тяжелым свинцом. И душа преисполнялась глубоким горем при мысли о том, что каждая следующая миля моего пути все больше отдаляет меня от Дориана. Разлука с ним воспринималась мною чуть ли не как конец жизни. Мне казалось, что мое истерзанное сердце никогда не исцелится, и будет кровоточить безудержными слезами. Читатель, вне всякого сомнения самый тяжелый выбор, который может выпасть на долю человека – это выбор между его сердцем и разумом. Из-за боли в сердце я почти теряла разум от горестной разлуки с любимым мужчиной, однако разум не давал мне окончательно потерять присутствие духа, беспрестанно твердя, что все мои жертвы не напрасны, если они принесены ради благополучия молодого баронета Эндервилля.
Чтобы попутчики не заметили моих страданий, я опустила густую вуаль на свое лицо и не снимала ее, пока экипаж не привез меня на фешенебельную улицу Вест-Энда Довер-стрит.
Сопровождаемая своей любимой левреткой Фионой, леди Амелия встретила меня прямо в прихожей. Она радушно поцеловала и обняла меня, говоря, что очень рада снова меня видеть, а также о том, что немало волновалась за мою судьбу после отъезда из Ланкашира.
– Все же, на присутствие юной леди в доме холостяка в обществе в любом случае смотрят неодобрительно, и я даже подыскивала в столице тебе компаньонку, Эмма, – призналась эта славная, во многом заменившая мне мать женщина, и добавила: – Сэр Джордж тоже будет рад видеть тебя за ужином.
– А виконтесса Деверо тоже находится в Лондоне? – осведомилась я о подруге, отдавая лакею свой дорожный плаш. – Я могу ее увидеть?
– Наша Фанни сейчас рядом с мужем в Белфасте, где сейчас расквартирован его гвардейский полк, – улыбнулась леди Амелия и многозначительно добавила: – Она сейчас снова в положении и не может с прежней резвостью разъезжать с визитами.
– Замечательная новость, значит, у маленького Гарри скоро появился младший братик или сестричка! – с радостью за своих друзей, ожидающих новое прибавление в семействе, воскликнула я. – Леди Амелия, с вашего позволения, я не буду задерживаться в Лондоне и сразу поеду в Белфаст повидаться с Фанни. Несмотря на то, что мы виделись с нею недавно в Рождество, я очень соскучилась по ней и хочу ее увидеть как можно скорее.
– Эмма, я понимаю, тебе не терпится обсудить с моей девочкой ваши маленькие секреты, но я прошу тебя задержаться в моем доме на один день. Наверху, в гостиной тебя дожидается человек, который приехал не далее как вчера вечером. Он желает тебя увидеть даже больше, чем ты Фанни, сказала мать моей подруги.
– Кто же он? – с недоумением проговорила я.
– Один художник, который рисовал ваши с Фанни портреты в этом доме несколько лет назад. – загадочно ответила моя собеседница.
«Дориан?!», «Неужели это Дориан?!» – молнией блеснула в моей голове мысль и, не помня себя от волнения, я помчалась по лестнице вверх в знакомую гостиную, желая проверить верность своей догадки. Боюсь, я поступила крайне невоспитанно, так внезапно оставив леди Амелию одну, но в этот миг для меня встреча с любимым, с которым мне грозила длительная разлука по моей же воле, оказалась чуть ли не вопросом жизни и смерти.
Знакомая фигура стояла возле рояля, и я заметила, что Дориан в задумчивости перебирал содержимое папки с нотами. Но при этом его мысли были далеко, он мало обращал внимания на нотные знаки. Одет молодой баронет Эндервилль как всегда был очень изысканно – в желто-зеленый сюртук от модного портного, светлый жилет, штаны цвета буйволовой кожи и черные сапоги с коричневыми отворотами. Его шелковый платок обхватывал шею безупречным «боченочным узлом», и вся одежда выглядела настолько элегантной, что все ревнители моды единодушно сошлись бы в мнении о благотворном влиянии этого дорогого мужского костюма на внешность его носителя в этом случае. А вот я, смотревшая на молодого баронета влюбленным девичьим взглядом, сказала бы, что напротив – это баронет Эндервилль украшает свою одежду.
– Дориан! – не сдержав избытка своих чувств, воскликнула я, подходя и простирая к нему руки.
Баронет вздрогнул и стремительно обернулся ко мне. Вид у него при этом стал как у человека, который увидел свою небесную, спустившуюся на землю грезу. Сначала с его лица схлынули все краски, затем он вспыхнул как маков цвет и схватил меня в крепкие объятия с громким возгласом:
– Эмма, слава Богу, ты здесь! Я так боялся, что твои намерения изменятся, и ты отправишься не в дом Лэндонов, а в другое место!!!
– Дориан, почему ты здесь? – робко спросила я, сознавая свою вину перед ним. Хотя молодой баронет Эндервилль держался с большим присутствием духа, по новой складке возле рта и усталому взгляду было видно, как тяжело Дориан перенес мой побег и нашу вынужденную разлуку. Даже для этого необычайно сильного мужчины разрыв самых дорогих отношений с любимой девушкой обернулся незабываемым несчастьем.
Он посмотрел на меня и с какой-то отчаянной решимостью произнес:
– Дорогая, я приехал просить тебя вернуться ко мне! Ты была совершенно права, сбежав из моего дома. Мужчина, который не решается взять ответственность за любимую женщину и ее судьбу, ее недостоин!
Не успела я опомниться от этой просьбы Дориана, как он опустившись на колено, протянуд мне изящное золотое кольцо с изумительным изумрудом чистой воды в окружении мелких сапфиров и добавил: – И я прошу тебя выйти за меня замуж, а также принять кольцо моей матери, скрепляющий нашу помолвку!
Изумруд в сочетании блеском сапфиров производил поистине магическое воздействие неисповедимого бескрайнего моря человеческих чаяний и надежд. Это кольцо было самое дорогое, что было у Дориана, память о любимой матери, и он без колебаний отдавал его мне. Я посмотрела на него и со слезами сказала:
– О, Дориан, я была бы безмерно счастлива, став твоей женой. Но я недостойна тебя! У меня нет ни приданого, ни связей, ни положения в обществе. А тебе нужно найти невесту, которая бы соответствовала твоему общественному статусу и сделала бы честь твоей семье.
– Эмма, дорогая, не забивай свою прелестную головку этими глупостями, – с нежностью сказал Дориан, бережно взяв меня за руку. – Те, кто утверждает, что надо вступать в брак ради выгоды, лишены сердца и души! Скажу больше, любовь моя, для меня ты самая лучшая в мире невеста! Ты – мой Ангел-Хранитель. Когда-нибудь я расскажу тебе, от какой беды ты спасла меня, а сейчас просто поверь мне на слово и скажи, если ты испытываешь желание видеть меня своим мужем «Да!».
– Да, мой дорогой баронет, я хочу видеть тебя своим мужем, – с счастливой дрожью в голосе произнесла я.
