Текст книги "Гувернантка из Лидброк-Гроув (СИ)"

Автор книги: Виктория Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

При этом внутреннее беспокойство не оставляло меня даже во сне и я проснулась засветло, хотя горничная Сара уверяла меня, что нужно вставать с постели не раньше восьмого, по той причине, что первый завтрак в доме Меллоунов подается в девять часов утра. Но я предпочла встать раньше, чтобы привести себя в порядок и пришить к своему черному платью из хлопка свежий кружевной воротник. Это единственное украшение, которое могла позволить себе в будние дни простая гувернантка в богатом доме.

После завтрака, состоящего из свежей овсянки и вареного яйца, я уединилась вместе с Томом в классной комнате и попыталась дать ему первый урок. Увы, очень скоро мне пришлось убедиться в том, что это трудная, почти невыполнимая для меня задача. Прежние воспитательницы Тома и его гувернер с трудом научили его читать по складам, а писать он мог разве что малоразборчивые каракули. Я попыталась применить все свое умение, которое приобрела во время занятий с Фанни, чтобы развить его способности к чтению и письму, но этот маленький дьяволенок нисколько не слушался меня, ерзал на стуле, вопил, а затем вовсе начал с хохотом бегать вокруг письменного стола, корча мне рожи. Жаловаться миссис Меллоун на поведение ее сына было совершенно бесполезно. По ее мнению, вина в его диких выходках лежала всецело на мне, это я не могла заставить ее «чрезвычайно способного и умного мальчика» вести себя прилично. Так, первые дни жизни в доме Меллоунов показались мне если не Адом, то Чистилищем точно, а это были далеко не самые худшие дни моего пребывания в доме моих первых нанимателей.

Мне раньше доводилось слышать рассказы о том, что в некоторых родовитых семьях к гувернантками привязывались настолько, что их считали чуть ли не членами семьи и обедали с ними за одним столом. Я наивно полагала, что Меллоуны удостоят меня этой чести, ведь все-таки я была дочерью благородного джентльмена, пусть даже разорившегося. Но нет, миссис Меллоун распорядилась, чтобы я обедала за столом прислуги, явно показывая этим отношением, что если она мне платит деньги, то я стою для нее на одной ступени с другими служанками дома. Скоро я поняла, что мне не стоит чрезмерно огорчаться из-за того, что я обедаю по правую руку от дворецкого. Меллоуны обращались с людьми, служившими им на редкость презрительно и высокомерно, а слуги, разделявшие со мной немудреную трапезу, хоть и обнаруживали грубоватость в манерах, свойственную северянам, но вместе с этим были людьми искренними и добрыми, они проявляли ко мне участие, видя, как я страдаю от черствости хозяевов. Провидение словно испытывало меня на прочность, желая показать какую большую ошибку я совершила, ответив отказом на предложение выйти замуж за своего кузена Джона. Оказавшись бедной девушкой без всяких средств к существованию, я словно лишилась уважения людей привилегированного круга, к которому принадлежала от рождения, и всяких прав. Миссис Меллоун отказала мне даже в вечернем отдыхе, и когда Том засыпал в своей детской, заставляла меня чинить его и свою одежду.

– Праздным рукам находит работу дьявол, – неизменно повторяла она, видимо ставя себе в заслугу то, что лишила гувернантку своего сына всякого досуга.

Причем она требовала тонкого шитья, несмотря на тусклый свет предоставленной мне лампы, и это скоро отразилось на моем самочувствии. Глаза скоро начали болеть, и кухарка украдкой давала мне заварку чая для облегчения болезненных симптомов. Так, час обеда и общения с прислугой Меллоунов – этими искренними и отзывчивыми людьми – стали для меня лучшим временем суток.

Прошла неделя и я впала в недостойное уныние от валящихся на меня, словно ком снега, огорчений. Миссис Меллоун оставила всякую сдержанность в обращении со мной и грубо распекала меня, если была недовольна моей работой. Том, видя откровенное пренебрежение матери по отношению ко мне и мою незначительность в доме своих родителей, окончательно перестал прислушиваться к моим справедливым требованиям, что навлекало на меня дополнительные нарекания миссис Меллоун. Этого мальчика могла укротить только большая строгость, даже жестокость, но я со своей мягкой натурой никак не могла воздействовать на него притом, что мне запрещалось жестко наказывать его. Дориана я не только не смогла увидеть за все свое время пребывания в Эрглтоне, но никто не мог ничего рассказать мне о нем. И, гуляя после обеда по дорожкам сада вместе с Томом, я окончательно решила, что мое решение служить гувернанткой в доме Меллоунов стало ошибкой и мне нужно написать письмо леди Амелии с просьбой сделать меня компаньонкой Фанни.

Пока я в задумчивости прохаживалась между кустами поздних роз и георгинами, размышляя над тем, как осуществить новые планы, Том побежал к лужайке посмотреть свою ловушку на кротов. К его огорчению, в ней не обнаружилось пойманного зверька, зато в силках для птиц запутался сизый голубь. Я отвлеклась от своих мыслей, услышав тревожное воркование птицы и торжествующие вопли маленького негодника, ради забавы бросающего камни в пойманную птицу, тщетно уворачивающуюся от небольших, летящих в нее кусков гранита.

Мое сердце замерло при виде такой ничем не оправданной детской жестокости, затем я бросилась вперед, пытаясь защитить несчастного голубя от новых ударов.

– Том, нельзя! Нельзя мучать птиц, Том, они тоже создания Божьих рук, – жалобно твердила я, пытаясь словами вразумить разошедшего мальчика.

Но Тому, как всегда, мои слова оказались совершенно безразличны, и он не прекращал бросать камни в окровавленного голубя, который уже не кричал, а хрипел. Тогда я, забыв об обычной сдержанности, быстро сняла со своей талии поясок и попыталась им связать запястья малолетнего истязателя птиц. Однако Том вырвался из моих рук и, разозлившись, бросил один из своих камней уже в меня.

Мой лоб тут же залило кровью. Очевидно, острый край брошенного камня задел артерию, потому что крови выбежало много. Том не ожидал такого результата своих действий и испугался моего окровавленного лица. Он заплакал и отчаянно закричал:

– Это не я!

Все же его детское сердце не окончательно зачерствело от неправильного воспитания потакающих ему во всем родителей, и он очень переживал, что его злоба привела к такому исходу как мое ранение.

Я достала свой платок из кармана, вытерла им кровь с лица, прижала его к ране, препятствуя образованию нового потока, и ласково стала успокаивать взволнованного мальчика.

– Том, все хорошо, все уже позади и моя рана скоро затянется, – уверяла я его.

Всхлипывания Тома мало-помалу начали стихать. Мальчик с опаской посмотрел на меня и, не заметив ничего угрожающего моей жизни, повеселел.

– Я люблю вас, мисс Линн! – вдруг неожиданно произнес он, застенчиво смотря на меня из-под своих рыжих ресниц.

– Я тебя тоже, Том! – невольно, но искренне сказала я в ответ, так меня растрогала внезапная перемена в его обращении со мной.

В полном согласии мы освободили голубя из силков. К счастью, он меньше пострадал от камней, чем можно было ожидать, и даже мог улететь на дерево.

С этого дня я и Том стали друзьями. Я до того привязалась к мальчику, что отодвинула мои планы возвращения в Лондон на неопределенный срок.

» Глава 12

Осень окончательно вступила в свои права, и хорошая погода надолго покинула Ланкашир. Густые туманы часто простирались за большими окнами дома Мэллоунов, их сменяли проливные дожди, но хуже всего для меня оказались непривычные северные холода, да еще при наличии плохо отапливаемого камина в моей комнате. Дождевой плащ, привезенный мною из Лондона, плохо защищал от непогоды в холодном крае, где сильный ветер накидывался на путников, как на своих злейших врагов, – яростно и порывисто. Том из-за долгой прогулки при таком ветре сильно простудился и лежал в горячке в кровати под постоянным присмотром своей няни. К нему вызвали доктора из Эрглтона, и я от души надеялась, что врач скоро вылечит бедного мальчика, находящегося в тяжелом бреду.

Я поняла, что мне не пережить зиму в Ланкашире в теплой одежде, предназначенной для мягкого английского юга и заказала себе новый плащ из плотной шерстяной ткани у местной портнихи. Миссис Хэйт согласилась пошить мне нужную обнову, но, поскольку я не могла доплатить ей за срочность работы, то она не торопилась делать мой заказ, предпочитая уделять время более выгодным клиентам.

Выход виделся в том, чтобы по возможности утеплить ту одежду, которая у меня имелась. Я как раз занималась этим делом, когда в дверь предусмотрительно постучались и на мое приглашение войти, лакей Джефри зашел в комнату и почтительно произнес, протягивая мне запечатанный конверт:

– Мисс Линн, вам письмо!

– Благодарю тебя, Джефри, – обрадованно сказала я, с готовностью беря послание. Переписка с друзьями являлась единственной моей отрадой в доме Мэллоунов, где суровая хозяйка безжалостно давала мне все новую и новую работу, желая с избытком вернуть те деньги, которые она мне платила за воспитание и обучение Тома. И я не знала иной радости в семье моих нанимателей, кроме общения с моим живым и непосредственным воспитанником.

Письмо было от Фанни, путешествовавшей осенью с молодым мужем по Италии. Моя подруга увлеченно описывала прекрасную виллу, снятую виконтом Деверо, и расположенную среди живописных скал над лучезарным Адриатическим морем. А также она расписывала во всех подробностях свое счастливое пребывание в ней. Знакомства с путешествующими богатыми англичанами и итальянскими аристократами, роскошные приемы, дорогая и красивая мебель, приятная непринужденность желанных гостей, пикники и катания на лодках по морю – Фанни легко и красиво создавала на бумаге все эти пленительные образы, делая меня сопричастной празднику жизни, в котором она участвовала, и заставляя искренне радоваться за нее. Под конец она задала ряд вопросов о моей жизни, которую я вела в суровом, обдуваемом всеми ветрами Ланкашире, а также осведомилась – не хочу ли я присоединиться к ней в Италии в качестве ее подруги и постоянной компаньонки? Ее мужа постоянно навещали холостые друзья и знакомые подходящего возраста, и при желании среди них можно найти для меня, ее самой близкой и дорогой подруги, подходящего спутника жизни, с которым можно вступить в законный брак.

Я замерла, представляя себе, какой контраст существует между тем жалким существованием, который я была вынуждена влачить в доме неприветливых Мэллоунов и той сказочно прекрасной южной виллой, в которую приглашала меня гостить моя дорогая добрая подруга. Осенний дождливый Ланкашир отталкивал от себя своим суровым климатом, к которому я никак не могла привыкнуть. А в благословенной Богом Италии в это самое время светило теплое солнце и продолжали распускаться цветы. Возник неодолимый соблазн ответить Фанни и «Да!» и начать спешно собирать свои вещи, чтобы как можно скорее покинуть дом Мэллоунов и свой рабский труд в нем.

Но меня прочно удерживала на месте надежда увидеть Дориана. Через несколько дней Мэллоуны устраивали прием для всех дворян округи и баронет Эндервилль непременно должен быть на нем. И я, обмакнув перо в чернильницу, решительно написала своей подруге:

«Дорогая Фанни, не волнуйся за меня. Мистер и миссис Мэллоун замечательные люди и очень хорошо ко мне относятся. Мне нужно оправдать их доверие, и со всем старанием и прилежанием воспитывать их Тома, обучить его основам наук, приличествующему юным джентльменам и внушить ему желание придерживаться всех христианских добродетелей. Продолжай наслаждаться своим свадебным путешествием. Я от всего сердца желаю тебе и твоему супругу Уильяму счастья и семейного согласия».

Закончив писать, я смахнула с глаз непрошенную слезу, вызванную глубокой тоской по подруге и, запечатав письмо, передала его почтальону, который ожидал новую корреспонденцию от обитателей дома в прихожей. После чего снова занялась своим гардеробом. Плащ я утеплила, а также привела в порядок свое лучшее платье, надеясь на то, Мэллоуны все-таки допустят меня на бал, который должен был последовать за приемом в их доме.

Я могла рассчитывать попасть на светский прием в том случае, если на него будет допущен мой воспитанник. Но, увы, бедного мальчика охватил жар. Он так серьезно заболел, что миссис Мэлоун не на шутку встревожилась и даже думала о том, чтобы перенести дату приема всех состоятельных господ округи, не говоря уже о бале. Местный врач Вильям Джекбсон целые сутки просидел у постели больного ребенка и сумел своими микстурами переломить болезнь. Дора Мэллоун успокоилась насчет здоровья сына и возобновила приготовления к приему, плавно переходящему в бал.

Мне выпала благодетельная задача утешать Тома на его одре болезни, пока его родители веселились в бальном зале. Но я все-таки надела свое голубое шелковое платье в надежде на тот счастливый случай, который поможет мне увидеть любимого. У Тома глаза заблестели от удовольствия как только я подошла к его постели в своем самом нарядном платье, и он с восхищением произнес, отдавая должное моему бальному наряду:

– Мисс Линн, вы похожи на сказочную фею! Свет вашей лампы, рассевая возле вас тьму, окружает вашу голову неземным сиянием.

– Спасибо, Том! – я с благодарностью поцеловала его и села на стул возле кровати: – О чем ты хочешь, чтобы я рассказала тебе – о феях, королях или отважных мореплавателях?!

– Об отважных мореплавателях! – не задумываясь, ответил мальчик.

Я охотно поведала ему о решительном капитане Джоне Маршалле, который проложил удобный путь от Австралии до Китая, открывая во время своего морского путешествия еще неизвестные европейцам острова. Для большей наглядности я принесла глобус из классной комнаты и принялась показывать на нем мальчику маршрут капитана Маршалла.

Том с восторгом внимал моим словам, когда я упоминала о штормах, бурях и схватках англичан с туземцами. Свист морского ветра, скрип карабельных мачт и манящая даль чужих земель неотразимо подействовали на него. Очень скоро от избытка чувств он вскочил, начал прыгать по кровати в одной ночной рубашке и кричать:

– Когда я вырасту, то непременно сделаюсь пиратом, мисс Линн, и поплыву на черном корабле под черным флагом «Веселого Роджера» со своими отважными товарищами. Никто на море не сможет победить меня!

Мне стоило большого труда уложить будущего непобедимого корсара обратно под одеяло, и потом я, отдышавшись, спросила у него:

– Почему ты хочешь стать пиратом, Том?! Пираты – это грубые, невоспитанные и жестокие люди, которым нет маста в приличном обществе!

– Если я буду пиратом, то смогу создать свое королевство на каком-нибудь острове, стану его королем, а вы, мисс Линн, – его Королевой! – убежденно проговорил мальчик, с обожанием смотря на меня. Я была тронута нежными чувствами Тома ко мне, и одновременно мне стало жаль его. Родители мальчика любили своего единственного отпрыска, но в то же время были настолько сухими и черствыми людьми, что даже сын почти не ощущал их нежности к себе и невольно искал ее в наемной прислуге.

Пользуясь своим влиянием на Тома, я принялась объяснять ему, почему быть пиратом это нехорошо.

– Морские разбойники приносят много зла невинным людям, захватывают и топят мирные корабли, – внушала я ему. – Мне никогда не нравились пираты, и я не восхищаюсь ими, хотя это отважный и стойкий народ.

– Но если я стану пиратом, то могу никого не слушаться, а все меня будут бояться, и будут мне подчиняться, – вытянулось лицо у Тома, явно разочарованного тем, что он не нашел во мне поддержку его жизненным планам.

– Мой дорогой Том, настоящей властью обладает тот человек, который в первую очередь может владеть своими чувствами, – ласково сказала я ему и, поцеловав в лоб, предложила: – Закрывай глаза, и спи. Тебе нужно много отдыхать, чтобы отправиться от болезни.

– А обычные моряки вам нравятся, мисс Линн? – настороженно спросил мальчик, зорко следя за выражением моего лица.

– Нравятся, – подтвердила я, вспомнив своего кузена Джона.

– Тогда я стану моряком и буду открывать новые земли, как капитан Джон Маршалл, – подумав, сообщил мне Том.

– Это было бы замечательно! – воскликнула я, восторженно хлопая в ладоши.

– Значит, так и будет, – облегченно вздыхая, проговорил мальчик и снова тревожно посмотрел на меня: – Только вы, пожалуйста, никогда не покидайте меня, мисс Линн! Мне так хорошо с вами, что я готов сделать все, лишь бы угодить вам!

Он посмотрел на меня с такой мольбой, что я, невольно улыбнувшись, дала ему такое обещание. Успокоившись на мой счет, Том закрыл глаза и скоро уснул. Болезнь забрала почти все его силы, и вспышка активности под влиянием моих увлекательных морских рассказов способствовала его засыпанию.

Наступил тот долгожданный момент, когда я могла приблизиться к бальной зале и поискать глазами Дориана. Не мешкая, я приглушила огонь в лампе возле изголовья спящего Тома, поправила одеяло на нем и, стараясь не шуметь, вышла из спальни.

Мне был известен укромный уголок, в котором из-за лестничных перил можно было удобно рассматривать бальную залу и танцующих в ней гостей, и я поспешила к нему, вдохновляемая надеждой наконец-то увидеть Дориана. Запоздавшие гости все еще прибывали в дом. Глядя на этот блестящий людской поток, я не без сожаления подумала о том, что если бы в свое время приняла предложение кузена, то с полным правом могла войти к Мэллоунам через парадный вход. Теперь мне приходилось рассматривать украдкой их гостей в тщетных поисках найти взглядом единственного мужчину на свете, который навсегда завладел моим сердцем.

Чем больше я рассматривала гостей, тем сильнее отчаяние охватывало меня – Дориана среди них не было. Но скоро в шумной бальной зале появился его кузен Николас Эндервилль, и я несколько воспрянула духом, – Николас наверняка должен знать, где сейчас находился его двоюродный брат-баронет. Оставалось только улучить удобный момент, чтобы подойти к нему и затеять разговор наедине. Однако Николас предпочитал находиться среди лучших представителей местного общества и общаться с ними. Я, от нечего делать, принялась рассматривать его и невольно восхитилась его надменной красотой. В кузене Дориана тоже ощущалась порода, и еще он напоминал переодетого корсара своей улыбкой, в которой сквозила насмешливая любезность, показывающая, что он считает себя на голову выше всех окружающих и подавлял надменный взгляд, которым он смотрел на собеседника.

Когда музыканты заиграли контрданс, Николас, разом потеряв весь интерес к окружающим его джентльменам и леди, направился на крыльцо дома, желая выкурить сигару. Не желая упустить этой удобной минуты, чтобы пообщаться с ним, я поспешила следом, несмотря на то, что мое шелковое платье было слишком легким для осенней ланкаширской ночи.

На крыльце ночная тьма сгустилась больше, чем я думала, но Николаса можно было без труда обнаружить по огненному кружочку сигары, которой он задумчиво попыхивал, облокотясь об перила крыльца загородного дома Мэллоунов.

– Мистер Эндервилль, позвольте задать вам вопрос – почему вашего кузена Дориана нет сейчас среди джентльменов округи? – окликнула я его.

Николас резко обернулся, и при свете горящего на постаменте фонаря я заметила, что он недовольно нахмурился и, ни слова не говоря, принялся рассматривать меня. Полагая, что он не узнал меня, я напомнила ему:

– Я – Эмма Линн, подруга вашей родственницы Фанни Лэндон.

– Вы до сих пор не поняли, какое место теперь занимаете в обществе, мисс Линн, если позволяете себе запросто обращаться к джентльменам? – резко спросил Николас, буравя меня недружелюбным взглядом.

– А какое место я занимаю в обществе? – растерянно переспросила я его и вдруг поняла скрытый смысл его речей.

– Вы хотите сказать, что считаете профессию гувернантки столь презренной, что даже не хотите разговаривать со мной?! Но разве наше столичное знакомство не дает мне права надеяться на некоторую вашу снисходительность? – вырвалось из моей груди отчаянный протест против нашего социального неравенства.

– Пошла вон!!! – рявкнул Николас Эндервилль, больше не считая нужным что-либо объяснять мне.

Его неприкрытая злоба стеганула меня подобно жгучему кнуту, и я бросилась бежать к себе, сгорая от стыда и унижения. По пути в свою спальню я то и дело натыкалась впотьмах на стулья и столики в холле, а также спотыкалась об ступеньки лестницы, сделавшейся необычайно крутой, и набила себе немало синяков на теле. Добравшись до своей кровати, я упала на нее и разразилась слезами, оплакивая свои разбитые мечты. После жестокой отповеди кузена Дориана мне стало понятно, как теперь на самом деле ко мне относятся привилегированные состоятельные господа. Я могла рассчитывать на их уважение и внимание только когда была опекаемой племянницей богатого негоцианта Уилсона с перспективой получения от него солидного приданого. Но стоило дяде в гневе отлучить меня от своей семьи, и я стала в их глаза чуть ли не прокаженной, не достойной их человеческого участия. И Дориан… Дориан тоже наверняка так презрительно относится ко мне, как его кузен, он только лучше воспитан, чем Николас Эндервилль. Одна Фанни и еще ее родители по своей доброте не отвернулись от меня, когда я стала нищей бесприданницей и бесправной гувернанткой, и в моей душе снова возник соблазн поехать к подруге в Италию.

Но я вспомнила, что обещала Тому не покидать его. Как я могу предать доверие моего маленького друга, огорчить его своим отъездом?! Нет, мне нужно спокойно и со смирением переносить все трудности службы гувернанткой в доме Мэллоунов, и наградой мне будет дружба моего воспитанника и доброе участие слуг. Приняв такое решение я наконец заснула, разом избавившись от всех своих иллюзий и принимая жизнь такой, какая она есть.

» Глава 13

Уединенная жизнь нередко порождает в чувствительных натурах склонность к фантазиям и романтическим грезам. Для меня – одинокой девушки, лишенной семьи и имеющей в друзьях одного маленького мальчика – сказочные видения сделались единственной отрадой в той безрадостной жизни, которую мне приходилось вести в особняке Мэллоунов после приема в нем влиятельных лиц Эрглтона.

Читатель, возможно, что ты сочтешь не слишком разумным мое желание представлять свое счастье вместе с Дорианом в вымышленном прекрасном мире, где нас не разделяли никакие преграды. Жизнь безжалостно разрушила все мои радужные мечты, и высокопоставленный баронет Эндервилль ничем не обнаружил стремления увидеться с подругой своей кузины Фанни, занимающей скромную должность гувернантки. В реальности только первый бал в честь дочери лорда и леди Лэндон, на котором Дориан желал танцевать со мной все танцы оказался похож на мои взлелеянные мечты о любви. Не было никакого основания надеяться даже на дружеское отношение ко мне самого видного жениха Ланкашира. Оправданием мне может служить разве только то, что эти сладкие мысли поддерживали меня в тот нелегкий период моей службы у Мэллоунов, который стал бы подлинным испытанием и для более зрелой и умудренной жизненным опытом женщины, чем я.

Наступили последние дни ноября, омраченные ненастной дождливой погодой. Местная швея, миссис Хейт все еще задерживала мой заказ, и мне по-прежнему приходилось носить вне дома старый плащ, привезенный с юга. Не достаточно плотная одежда и суровый климат Ланкашира сделали свое дело, и скоро я ощутила признаки жестокой простуды. Между тем миссис Мэллоун получила письмо, что ее отец хочет видеть ее и своего единственного внука Томаса. Хозяйка тут же начала собираться в дорогу и в доме воцарилась суматоха. Властный мистер Джеральд Гриншоу был весьма состоятельным негоциантом, и никаких отговорок он не терпел. Семье Мэллоунов приходилось угождать ему во всем, чтобы унаследовать его богатство и потакать всем его прихотям.

Ощущая сильную неловкость, я отправилась к хозяйке и сказала ей, что по причине болезни не могу сопровождать ее и Тома в дороге. Разумеется, такое сообщение вызвало сильнейшее неудовольствие миссис Мэллоун.

– Милочка, вы и раньше не слишком хорошо справлялись со своими обязанностями, теперь оказывается у вас плохое здоровье, не позволяющее нести службу. Видно, мне придется подумать о замене воспитательницы для моего сына, – жестко заявила она, окидывая меня суровым взглядом.

Мне не хотелось расставаться со своим воспитанником, к которому я привязалась всем сердцем и я поспешила сказать:

– Миссис Мэллоун, я исправлюсь. Прошу, дайте мне возможность выздороветь от болезни и окрепнуть…

Сильный кашель прервал мою речь и не дал мне возможности закончить свою мысль. Но Дора Мэллоун поняла, что мои оправдания и ссылка на болезнь не были притворством, чтобы увильнуть от обязанностей гувернантки. Она несколько смягчилась и сказала:

– Хорошо, мисс Линн, оставайтесь. Надеюсь, что к моему возвращению вы будете полностью здоровы.

Я еле слышно пробормотала слова благодарности и, шатаясь от слабости, поднялась в свою комнату. Объяснение лишило меня остатков моих сил, и жар снова ослабил мое тело. К счастью, добросердечные слуги не оставили меня своим попечением, хотя это не входило в их обязанности. Горничная Сара часто приносила мне горячие лекарственные отвары и нагретые кирпичи для согрева постели, лакей Самуэль старался как можно чаще разогревать камин в моей спальне, а повариха Дженни пекла для меня любимые булочки с корицей и готовила подкрепляющий силы больного куриный бульон. Благодаря заботе этих внешне грубых, но добрых сердцем людей я не только не умерла от простуды, но очень скоро почувствовала облегчение от мучающего меня недуга. И поднятию моего настроения дополнительно способствовало сообщение Сары, что баронет Эндервилль непременно из года в год возвращается на Рождество в свое поместье Торнбери, чтобы провести праздник со своими соседями и арендаторами. В моем сердце снова расцвела упоительная надежда увидеть Дориана, и она подействовала на меня лучше всякого лекарства.

На следующий день после того как Дора Мэллоун уехала с Томом я почувствовала желание оставить кровать и заняться какой-нибудь полезной деятельностью. Лежать в постели, смотреть на серое от непогоды окно и слушать, как отчаянно стучит ветка дуба по стеклу, было очень тоскливо.

Я осторожно поднялась, проверяя свои ощущения. Мои движения были несколько более скованны по сравнению с периодом до болезни, но в целом болезнь уже не так стесняла меня как прежде. Обрадованная этим открытием, я надела самое теплое платье, накинула на свои плечи шерстяной платок и, не торопясь, спустилась в классную комнату.

Достав в ящике стола письменные принадлежности, я принялась чертить на большом плотном листе бумаги карту Ланкашира, рассчитывая использовать ее для занятий с Томом, когда он вернется из поездки к своему дедушке Гриншоу. Составление карты настолько увлекло меня, что я не заметила, как в классную комнату вошел хозяин дома Мэтью Мэллоун.

Его громоздкая тень упала на письменный стол, за которым я сидела, и это заставило меня поднять голову и вздрогнуть от неприятного предчувствия. Мэр Эрглтона пристально смотрел на меня, ничего не говорил и шумно вздыхал и выдыхал воздух через волосатые ноздри своего носа.

– Сэр, вы что-то хотели взять в классной комнате? – пролепетала я, чувствуя, как от страха сжимается мое сердце. С какой стороны не посмотри, я попала в очень двусмысленное положение, грозящее мне потерей пристойной репутации, очутившись с хозяином наедине в одной комнате.

– Мисс Линн, я хотел сказать, что вы очень миленькая, – с сальной улыбкой произнес Мэтью Мэллоун.

–Благодарю вас, сэр, – ответила ему я, отчаянно краснея. Комплимент ничуть не порадовал меня и только вызвал в моей душе еще большее смущение и растерянность.

– А что вы думаете обо мне? – не отставал от меня отец моего воспитанника.

– Я думаю, мистер Мэллоун, что вы очень достойный джентльмен и уважаемый мэр нашего города, – нерешительно проговорила я, надеясь про себя, что ему наскучит беседа со мной, и он покинет классную комнату.

– Это так, мисс Линн, но вы еще не все знаете обо мне. Я могу вас изрядно осчастливить, – важно сказал он и внезапно привлек меня к себе.

– Ой!!! Мистер Мэллоун, что вы делаете?! – испуганно воскликнула я и попыталась освободиться от недостойных объятий пожилого ловеласа.

– Не бойтесь, дорогуша, лучше иди со мной. Тебе понравится, я обещаю, – принялся уговаривать меня мой хозяин. – Будьте хорошей послушной девочкой, и я куплю вам новую шляпку.

– Сэр, мне ничего от вас не нужно, прошу вас – отпустите меня, – взмолилась я.

Но мистер Мэллоун не собирался так просто отпускать свою добычу. Я была полностью зависимой от него служащей девушкой, за которую бы не посмели заступиться другие слуги. Мне пришлось вынести все огорчения, которые выпадали на долю служанок, чья красота и молодость привлекли внимание их бессовестного господина. Не смотря на мои крики и сопротивление, мистер Мэллоун стал жадно целовать меня и заодно рвать ворот моего платья. При этом он все время исступленно повторял: «Ты моя, Эмма Линн, ты моя!».

– Что здесь происходит?! – голос миссис Мэллоун раздался в классной комнате как трубный глас карающего ангела в день Страшного Суда. Как выяснилось впоследствии, сломался мост, который она должна была переехать по дороге к отцу, и ей пришлось вернуться домой с сыном, пока его не починят. Читатель, это был первый и последний случай, когда я искренне обрадовалась появлению моей хозяйки. Выглядела она внушительно и грозно даже для не имеющих отношения к делу слуг, и в довершение картины из-за широкой спины матери выглядывал испуганный Том, совершенно не ожидавший увидеть своего отца в пикантной ситуации с гувернанткой.

Мэр тут же сник при появлении своей дражайшей половины.

– Дора, дорогая, это совсем не то, что ты думаешь, – растерянно пробормотал он и ткнул толстым пальцем в мою сторону, желая оправдать себя в глазах жены: – Она соблазняла меня, дорогая! Эта беззастенчивая девица воспользовалась твоим отъездом, чтобы удовлетворить свои желания. А я намеревался хранить тебе супружескую верность, готов поклясться в этом.

Эти несправедливые обвинения оказались непосильным испытанием для меня, и я в отчаянии воскликнула:

– Миссис Мэллоун, это неправда! Я не хотела соблазнять вашего супруга!

Но хозяйка предпочла поверить супругу. Ей было легче думать, что во всем виновата алчная гувернантка, пожелавшая преуспеть с помощью состоятельного джентльмена.

– Бесстыдная девица! Вот почему ты притворилась больной, замышляла затеять шашни с моим мужем! Я позабочусь о том, чтобы ты больше не могла получить места ни в одном приличном доме! – загремела она. – Быстро собирай свои вещи, и чтобы через час твоего духу не было в моем доме!!!