Текст книги "Гувернантка из Лидброк-Гроув (СИ)"
Автор книги: Виктория Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
К моему удивлению, я имела на балу больший успех, чем Фанни, в честь которой давался этот бал, хотя накануне ожидала обратного. Но много совершенно незнакомых мне мужчин и юношей пожелали быть мне представленными и я ни разу не осталась без кавалера на танцах. Даже Николас Эндервилль бросил заинтересованный взгляд в мою сторону, в то время как был занят очередной богатой наследницей, на которой планировал жениться. Такое всеобщее внимание к моей скромной персоне я приписала тому, что в отличие от Фанни, которая любила поговорить, я умела внимательно слушать своего собеседника, а это очень льстило мужскому самолюбию. Но отвечая терпеливыми улыбками на все словесные излияния своих партнеров, в душе я мечтала снова танцевать с Дорианом, и это мне удалось только под конец бала.
Время котильонов прошло, оркестр заиграл контрданс «Сэр Роджер Каверли» и вереница молодых леди, желающих танцевать, снова выстроилась напротив своих партнеров. Для меня снова настали моменты упоительного счастья, когда моей руки касалась рука любимого мужчины, и тогда я окончательно поверила, что превратилась из гадкого утенка в прекрасного лебедя. Под утро, засыпая в спальне Фанни, я продолжала слышать в душе звуки воображаемой бальной музыки, и жизнь представала в радужном свете, как предсказывала Фанни.
Утром Фанни оживленно говорила только о новом предмете своего обожания – молодом виконте Деверо, ничуть не вспоминая Дориана, и это меня откровенно радовало. Любовное соперничество не грозило разбить нашу дружбу, больше Фанни не говорила о своей влюбленности в Дориана, а всецело отдалась новому сердечному увлечению. Сам Дориан при встречах со мной в доме Лэндонов оказывал мне явные знаки внимания, и постепенно я начала мечтать уже о дне, когда он сделает мне предложение руки и сердца. Однако вопреки своему намерению остаться в Лондоне до конца сезона, баронет Эндервилль уехал в начале весны к своему полковому другу, который просил его о содействии в деле чести. Всеведущая Фанни сама толком не знала в чем дело, и только потом мне стало известно, что дело касалось легкомысленной сестры этого друга, тайно сбежавшей из дома с неподходящим претендентом на ее руку. Дориан согласился помогать другу в поисках его сбежавшей сестры, и это послужило причиной его поспешного отъезда. К счастью, они успели вовремя ее найти в Шотландии еще до того как она успела стать женой обольстившего ее негодяя и благополучно вернуть ее домой, чем спасли ее репутацию.
Тем временем в газете «Таймс» было объявлено о помолвке Фанни с молодым виконтом Уильямом Деверо, да и я получила предложение от сорокалетнего полковника Грегори Перри, владельца обширного поместья в Дербишире. Но горячая любовь к Дориану Эндервиллю заставила меня, не раздумывая сказать «нет» очередному искателю моей руки и ждать приезда Дориана.
Фанни и виконту Деверо так не терпелось связать себя узами брака и соединить свои судьбы, что свадьбу было решено играть сразу после заключения брачного контракта. К моему великому сожалению я не могла присутствовать на этом торжестве, поскольку мне пришлось уехать вместе с дядей и кузеном в графство Сомерсет. Дядю замучила подагра, и лучшие лондонские доктора почти единогласно предписали ему отправиться в Бат на лечебные воды. Горячими источниками Бат был обязан своему расположению, поскольку находился в жерле спящего вулкана. Вулкан потух много тысячелетий назад, но он до сих пор продолжал испускать тепло, благодаря которому больные подагрой и ревматизмом могли получить облегчение, а то и исцеление от своих болезней. И вот, в начале лета я очутилась на самом знаменитом английском курорте, не слишком этого желая, но покоряясь выполнению долга послушной племянницы, и могла узнать, как прошла свадьба Фанни только из ее писем и писем леди Амелии.
Мы поселились в гостинице «Голова Сарацина» на Палтни-стрит, возобновили батские знакомства и на следующий день дядя начал лечиться ваннами. А мы с Джоном принялись осматривать город, после того как выпили по стакану минеральной воды в Галерее-бювет.
С первого взгляда сильно озелененный, расположенный на реке Эйвон Бат покорил мое сердце. Столько прекрасных особняков в георгианском стиле я видела только в Лондоне, но не в пример столице они были более изящными, небольшими и светлыми, что придавало им дополнительный уют. Но особенно поразил меня «Королевский полумесяц» – выгнутая дугой улица из тридцати домов, которые оказались объединенными в одно здание. А еще батские знакомые дяди очень хвалили парк Прайори. Кроме прекрасного ландшафтного сада в нем находись еще множество интересных особенностей, включая готический храм, грот миссис Аллен и извилистое озеро. Я загорелась желанием посмотреть эти места, и кузен Джон пообещал свозить меня в парк Прайори.
Дядя уже через три дня почувствовал заметное облегчение от лечения ваннами, и это привело его в хорошее расположение духа. Джону он подарил новый кабриолет с сильной молодой лошадью, а мне верхового породистого скакуна, да еще обещал приобрести новый рояль, зная, как я люблю музицировать на этом инструменте. Ради того, чтобы покрасоваться на подаренном мне коне я заказала себе у местной модистки новую амазонку и щедрая оплата привела к тому, что одежду для верховой езды пошили мне быстро, за два дня. Портниха мне смастерила черный верх как мужской камзол, только чуть укороченного вида, и зеленую, так называемую «фишстасковского» оттенка широкую юбку без кринолина. Модная черная шляпка с зелеными страусовыми перьями придавала мне столь лихой и задорный вид, что дядя умиленно назвал меня «маленькой леди-разбойницей».
– Ах, если бы моя сестрица Кора дожила до этого дня, и увидела, какой красавицей стала ее дочурка, – с сожалением сказал он, горестно при этом вздыхая.
Мне самой нравилось, как я выгляжу в новой амазонке. Это была к тому же очень удобная вещь – в амазонке можно не только скакать на коне, но и совершать пешие прогулки и даже наносить дневные визиты. Полная нетерпения я хотела уже показаться батским знакомым в новом наряде в порыве детской непосредственности, но тут кузен Джон предложил мне совершить прогулку в парк Прайори, что показалось мне еще лучшим вариантом провести этот день.
Предусмотрительный дядя быстро посмотрел на барометр, висевший на стене гостиной тех гостиничных апартаментов, в которых мы остановились, и довольным тоном сказал:
– Стрелка указывает на ясный день. Езжайте, дети мои, гуляйте, только не забудьте вовремя приехать к ужину.
– Непременно, папа, – с почтительным поклоном ответил отцу Джон.
Я тут же подала руку Джону и спустилась с ним вниз, где у крыльца нас уже ожидал готовый к дороге кабриолет с запряженной лошадью гнедой масти. Экипаж быстрее ветра помчался по Палтни-стрит, и при этом я не ощутила никаких резких толчков, из чего заключила, что новый кабриолет моего двоюродного брата очень качественная вещь.
Скоро мы имели удовольствие любоваться из возвышенного места парка Прайори великолепным видом города Бата. После осмотра достопримечательностей мы погуляли с Джоном по лесным дорожкам, а затем присели отдохнуть в одной из каменных беседок парка. Я принялась разбирать собранные летние цветы, составляя из них красивый букет, а Джон некоторое время в полном молчании наблюдал за моими руками.
– Я люблю тебя, Эмма! – наконец тихо сказал он, поднимая голову и застенчиво глядя на меня своими голубыми глазами.
– И я тебя, Джон, – ласково ответила я, не прекращая своего занятия.
Мои слова приободрили Джона и помогли ему справиться с его вечной нерешительностью. И он, чуть заикаясь, но справляясь со своим речевым недостатком, произнес:
– Милая Эмма, я спросил разрешения у папы… пап-па мне разрешил… словом, я прошу тебя стать моей женой.
Я до того растерялась от этого неожиданного предложения, ставящего меня в очень неловкое положение, что все цветы выпали из моих рук. Я было наклонилась за ними, подняла несколько цветков, в отчаянии выронила их снова и пробормотала:
– Джон, это невозможно. Ты же для меня брат.
– Молодым людям, находящимся в двоюродном родстве можно вступать в брак, – напомнил мне кузен и снова умоляюще посмотрел на меня: – Эмма, я знаю, что не очень красив, но обещаю сделать все, чтобы ты была счастлива, чтобы ты полюбила меня.
Трудно было ответить отказом на это благородное предложение моего доброго кузена, но я вспомнила лицо Дориана Эндервилля, его горящий от восхищения взгляд, с которым он имел обыкновение смотреть на меня и поспешно проговорила:
– Увы, Джон, я люблю другого джентльмена.
После этого признания Джон поник и еле слышно пробормотал:
– Если так, тогда конечно ты вправе отказать мне.
Потом между нами вроде снова воцарилось согласие, но сердцем я чувствовала, что уже ничего не будет как прежде. В подавленном состоянии мы вернулись в гостиницу «Голова Сарацина». Но дядя ожидал нас увидеть совершенно в другом настроении. Ликующе протянув к нам руки, едва мы с Джоном вступили на порог, он прочувствованно сказал:
– Дайте мне обнять вас, дети мои, и поздравить! Давно у меня не было столь счастливого дня. Я мечтал, дорогая крошка, назвать тебя не только племянницей, но и дочерью, и вот моя мечта сбылась! Стоило, ой как стоило пережить все невзгоды, чтобы теперь испытать безграничную радость этого знаменательного для нашей семьи дня.
– Папа, Эмма отказала мне, – сказал Джон, смущенно глядя на отца.
– Как отказала, почему отказала? – вид у дяди сделался крайне изумленный и ошеломленный.
– Она полюбила другого молодого человека, – рискнул произнести мой кузен.
– Другого!!! – вскричал дядя, и изумление на его лице сменилось гневом. – А мы, значит, недостаточно хороши для нее, если она нами пренебрегает!
– Это не так, дядя, – сумела выдавить я из себя. – Я люблю Джона, но люблю как брата. Питая любовное чувство к другому джентльмену, я буду плохой для него женой. Джон заслуживает лучшего.
Но мои доводы ничуть не подействовали на дядю.
– Неблагодарная! Вот так-то ты отплатила мне за мою доброту и благодеяния! – загремел он, и показал указательным пальцем на дверь. – Не хочу тебя больше видеть! Если твои знатные друзья и обожатели значат для тебя больше, чем родственники-торговцы, то отправляйся к ним и покинь мой дом.
– Дядя, неужели вы в самом деле выгоняете меня?! – спросила я, ошеломленная тем неудержимым гневом, который охватил моего прежде доброго и щедрого родственника.
– Папп-па, так нельзя. Эмма ни в чем не виновата, – произнес не менее потрясенный, чем я решением своего отца сказал Джон.
Я с молчаливой благодарностью посмотрела на моего кузена. Он, вопреки тому, что сделался отвергнутым женихом, продолжал вести себя по отношению ко мне крайне великодушно и благородно. На минуту я пожалела, что влюбилась не в него, поскольку такое золотое сердце, какое было у Джона Уилсона, встречалось крайне редко даже среди лучших представителей человеческого рода. Чуткий, верный любящий – о таком муже можно было только мечтать.
Но заступничество Джона не помогло. Дядя оказался столь обижен моим пренебрежением его сыном, что не пожелал слушать его защитную речь дальше, и приказал горничной собрать столько моих вещей, сколько я могла унести в руке. Заливаясь слезами, я взяла небольшой саквояж и вышла из гостиницы «Голова Сарацина». Так печалилась и горевала грешница Ева, покидая райские кущи и направляясь в бесплодную пустыню. Моя голова была словно в тумане от горя, я еле разбирала куда иду. Джон догнал меня по дороге и вручил кошелек с деньгами на неотложные расходы.
– Лэндоны приютят тебя на первых порах, кузина, а там папа сменит свой гнев на милость и простит тебя. Я постараюсь, чтобы это произошло как можно скорее, – с сочувствием глядя на меня, сказал Джон и тяжело вздохнул: – Это я виноват. Мне нужно было сначала осведомиться о твоих чувствах, а потом уже разговаривать с папой.
Кузен выглядел столь несчастным, что я поняла – он больше был огорчен моим изгнанием из дома Уилсонов, чем моим отказом.
– Джон, я ни в чем тебя не виню! И никогда не забуду того, что ты для меня сделал и как ты защищал меня! – с чувством произнесла я и порывисто обняла своего двоюродного брата. Щеки Джона заметно порозовели от удовольствия, и он с улыбкой сказал:
– Все будет хорошо, милая Эмма. Бог не оставит тебя в беде! – после чего проводил меня на почтовую станцию Чип-стрит. Она распологалась вблизи лондонской и оксфордской больших дорог и по этой причине там часто останавливались пассажирские дилижансы, которые следовали в нужном мне направлении. Джон посадил меня в полупустую пассажирскую карету и долго смотрел мне вслед. Я махала ему на прощание платочком, пока он не скрылся из виду, затем забилась в угол кареты и снова залилась слезами. Оплакивала я резкую перемену в своей судьбе, разрыв с дядей и крушение своих иллюзий. До последнего дня пребывания в Бате я надеялась, что Дориан как рыцарь в сверкающих доспехах приедет за мной и увезет в свой замок. Но он не прислал даже весточки о себе, отчего мне начало казаться, что я ошиблась, полагая, будто он влюблен в меня. Будь Дориан влюблен, он обязательно нашел бы способ связаться со мной. Но его безразличие и гнев дяди омрачили мою жизнь, словно в ярко освещенной комнате с любящими меня родственниками и преданными друзьями внезапно потухли свечи и она погрузилась в тьму, полную зловещих теней и пугающих призраков. Будущее покрылось для меня мраком неизвестности, и я не знала, как примут меня Лэндоны. Все в моем мире перевернулось с ног до головы.
» Глава 10
В Лондон я приехала к ночи, едва часы на городской башне пробили одиннадцать часов. На темных улицах стали появляться странные личности, напоминающие пугающих черных призраков, и мне при взгляде на них не верилось, что у этих людей имелись добрые намерения. Одинокой девушке в моем положении легко было стать их добычей, и я затрепетала от страха при мысли, что мне придется столкнуться с ними лицом к лицу. На мое счастье кучер дилижанса оказался добрым человеком. Он согласился по моей просьбе, изложенной довольно робким голоском остановиться прямо перед парадным въездом городского особняка моих столичных друзей, и я успела добежать до больших двустворчатых дверей особняка, прежде чем кто-либо из уличных незнакомцев мог приблизиться ко мне.
Лэндоны уже собирались ложиться спать, но мой неурочный визит заставил их сразу отказаться от этого намерения и они оказали мне то сердечное гостеприимство, в котором я отчаянно нуждалась после горестного разрыва с дядей.
Сэр Джордж и леди Амелия усадили меня в гостиной и, после того как я подкрепилась горячим чаем с гренками начали недоуменно расспрашивать, что побудило столь юную девицу как я отправиться из Бата в дальнюю дорогу без надежного сопровождающего. В ответ я залилась слезами и без утайки рассказала родителям Фанни историю неудачного сватовства ко мне моего кузена и моего последующего изгнания из дома дядей. К моему немалому облегчению они приняли мою сторону.
– Это самое настоящее тиранство – заставлять юную, не знающую жизни девушку выходить замуж против ее воли, не считаясь с ее чувствами! – возмутился сэр Джордж и пообещал: – Я подниму этот вопрос в парламенте, поскольку подобное принуждение родственников, применяемое к слабым девицам, не согласуется с моралью добрых христиан и устоявшиеся законы этого рода нужно менять.
Но я не хотела, чтобы мои непростые отношения с родственниками стали достоянием публичной гласности и начала просить отца Фании никому о них не говорить. Видя, как я расстроена, лорд Лэндон пообещал молчать, а леди Амелия успокаивающе сказала мне:
– Ложись спать, дорогая Эмма. Я уверена, что утром мы обязательно найдем выход из вашего затруднительного положения, и возможно ваш дядя уже раскаялся в своей жестокости и послал вдогонку за вами посыльного.
Однако мой дядя не думал признавать свою ошибку и свое несправедливое ко мне отношение. Ни на следующий день, ни через неделю никто из Бата не приехал за мной от его имени. Не прекращающий гнев увеличил дяди чувство моего горя, причиненное жестокой ссорой с ним, а также тревогу за мое будущее, лишенное его покровительства. Фанни не было в то время в Лондоне, – она вместе со своим молодым мужем Уильямом Деверо совершала свадебную поездку по Франции и Италии, – и ее дружеское участие не служило мне поддержкой в это тяжелое для меня время. Видя мои слезы и переживания, лорд Лэндон написал брату моей матери письмо, в котором указал моему родственнику на предосудительность его поведения. Но, похоже, это письмо еще больше рассердило дядю. Как все авторитарные люди дядя не выносил, когда критиковали его поведение, и в своем ответном письме он резко заявил, что снимает с себя всякую ответственность за меня и не желает больше ничего слышать ни обо мне, ни о моей судьбе.
Когда окончательно стало ясно, что о моем примирении с дядей не может быть речи стал вопрос, как мне жить дальше без всякого состояния и финансовой поддержки со стороны. Сэр Джордж и леди Амелия предлагали мне стать компаньонкой Фанни после ее возвращения, но моя гордость не допускала мысли согласиться стать приживалкой и жить на содержании даже у самых великодушных и добрых друзей на свете.
– Сэр Джордж, леди Амелия я благодарю за ваше любезное предложение, но я желаю жить плодами своего труда, – сказала я родителям Фанни после некоторого размышления.
– Твое намерение похвально, дитя мое, но не так-то просто слабой девушке прожить в одиночку в нашем несовершенном мире, – с сомнением покачал головой лорд Лэндон. – И какое место может быть подходящим для тебя, если ты не имеешь никакого опыта?
– Я слышала, миссис Леннокс говорила о том, что она хочет расширить свою школу и взять хотя бы одну учительницу младших классов в этом году, – быстро ответила я ему. – Думаю, я смогла бы стать наставницей для самых маленьких учениц Лидброк-Гроув.
– Что же, это довольно подходящий вариант для тебя, милая Эмма, – с заметным облегчением произнес отец Фанни. – Можно попробовать поговорить с директрисой. За долгие годы нашего знакомства с нею я и моя дорогая супруга успели убедиться в том, что она добрая женщина и к тому же искренне к тебе расположенная.
На этом мы и порешили. На следующий день лорд Лэндон отправил меня в сопровождении своего надежного камердинера в Виндзор, и к полудню наша карета, миновав липовую рощу, приблизилась к школе. Мое сердце радостно забилось при виде знакомого школьного здания. Лидброк-Гроув представился мне уютной гаванью, защищающей меня от всех жизненных бурь и невзгод и надежной пристанью в будущем. Миссис Леннокс и другие учительницы встретили меня с нескрываемой радостью, как будто давно ждали моего возвращения в родную школу. Их приветствия были так ласковы, что я почувствовала себя так легко, словно вернулась домой.
Моя леди Беатрис проявила себя настоящим другом. Забросив все остальные дела и сердечно обняв меня, она села рядом со мной на диван в гостиной и внимательно выслушала мой рассказ о разрыве с дядей.
– Мистер Уилсон, конечно, повел себя некрасиво, но мне кажется, Эмма, ты сделала большую ошибку, когда отказалась стать женой своего кузена, – сказала директриса, выслушав меня до конца. – Вряд ли тебе еще кто-нибудь сделает столь выгодное предложение руки и сердца. Если бы ты стала миссис Уилсон, то ты не только бы не знала нужды до конца своих дней, но жила бы в роскоши, так как Уилсоны очень богатые люди.
– Я все это понимаю, миссис Леннокс, но мне показалось неправильным выходить замуж за молодого человека, не испытывая к нему чувства подобающего невесте, – печально ответила я ей, взволнованно комкая в руке свой батистовый платочек.
– Значит, твое детское увлечение баронетом Дорианом Эндервиллем не прошло, – уточнила Беатрис Леннокс. – Дорогая, я уже говорила тебе, что общественное положение мистера Эндервилля несколько выше твоего, а наши дворяне женятся только на ровне. И потом, разве баронет Эндервилль давал тебе какое-нибудь обещание жениться или обнадежил тебя на будущее?!
– Нет, – вынуждена была признаться я, еще больше сознавая во время беседы со своей заботливой наставницей всю неразумность и недальновидность своего поведения. При этом я поспешила добавить: – Но я все равно люблю Дориана и даже если я для него ничего не значу, я все равно не могу стать женой другого мужчины, пока испытываю к нему чувство горячей любви.
– Дорогая, я понимаю тебя и искренне сочувствую тебе, поскольку ты попала в очень непростое положение, – ласково потрепала меня по руке миссис Леннокс. – И я хотела бы знать, что ты намереваешься предпринять, после того как лишилась содержания своего дяди?
– Миссис Леннокс, раньше вы выражали намерение расширить школу и взять двух учительниц для новых воспитанниц, – сказала я, с надеждой глядя на нее. – Я могла бы заниматься самыми маленькими ученицами, если вы сочтете меня подходящей для этой работы.
– Эмма, я бы с радостью взяла тебя учительницей младших классов – ты очень образованная, старательная и дисциплинированная юная леди, но мне нужно временно забыть о строительстве нового крыла школы из-за неожиданного ремонта, который нужно срочно сделать до наступления холодов, – с сожалением ответила директриса. – Экономка доложила мне, что крыша прохудилась в нескольких местах и, по крайней мере, часть каминов нужно заново обложить новыми кирпичами. И это при том, что собрана далеко не вся сумма денег для нового строительства.
– Что же мне теперь делать? – растерянно проговорила я. Мне так хотелось жить и работать под началом моего доброго друга Беатрис Леннокс, что ее отказ казался подлинным ударом судьбы. При этом я понимала, что миссис Леннокс не может ради меня уволить одну из учительниц, это был бы слишком несправедливый поступок.
– Не расстраивайся, моя дорогая, – поспешила успокоить меня директриса. – Для тебя есть еще одна возможность прожить самостоятельно – стать гувернанткой в почтенной семье, пока не будет построена новая часть школы. А потом я с радостью возьму тебя на службу.
Мне это предложение показалось подходящим и миссис Леннокс начала искать для меня место гувернантки. Но как оказалось, никто из состоятельных родителей не хотел доверить своих детей молоденькой, не имеющей никакого педагогического опыта девушке. Леди Амелия, принявшая самое деятельное участие в устройстве моей судьбы, тоже принялась искать мне место гувернантки среди своих светских знакомых. После трех недель поиска она известила меня, что мэр Эрглтона – одного из городов северного графства Ланкашир – Мэтью Мэллоун и его супруга Дора согласны взять меня гувернанткой своему восьмилетнему сыну Тому за жалованье двадцать пять фунтов в год. Сумма была ниже, чем обычно платили гувернанткам в богатых семьях, но меня привлекло место службы. Я знала, что возле Эрглтона находится Торнбери – поместье Дориана и возможность увидеться с кумиром моих грез показалась мне столь заманчивой, что я не задумываясь сказала «Да!», едва услышала о таком предложении. Миссис Леннокс упрашивала меня не торопиться и подыскать более выгодную работу поблизости от нее. Однако лишние деньги не имели для меня никакого значения по сравнению с возможностью встречи с баронетом Эндервиллем. Я самоуверенно настояла на своем желании служить воспитательницей незнакомого мальчика в Эрглтоне, и уже в конце лета большой пассажирский дилижанс, запряженный четверкой разномастных лошадей повез меня на север Англии.
» Глава 11
Из уроков географии я знала, что Ланкашир является крайним северным графством западной Англии на берегу Ирландского моря и мне нужно пересечь едва ли не всю страну, чтобы добраться до пункта своего назначения. Вместе со мною на север ехали священник средних лет и почтенный коммивояжер с семейством, состоявшим из его супруги и четверых подросших детей. Все они были людьми тактичными и хорошо воспитанными, что делало их общество чрезвычайно приятным в пути.
В Бирмингеме наш экипаж на два дня задержал проливной испортивший проезжую дорогу дождь, и я со своими спутниками получила возможность отдохнуть в придорожной гостинице от своей продолжительной поездки и тряски дилижанса. В пути произошла еще одна задержка в виде поломки одного из колес экипажа, и только в начале сентября мы увидели ланкаширские пейзажи из окна своей кареты.
Города и деревушки графства по обе стороны Пеннинских гор примыкали к их ступенчатым склонам, на которых трудно возводить строения, и местная земля была мало пригодна для ведения сельского хозяйства. Но здесь располагались богатейшие залежи угля, что способствовало бурному развитию промышленности в южной части графства и многочисленности его населения. Поселения Ланкашира совсем не походили на зеленые цветущие города и села южной Англии, к которым я привыкла. То и дело городской промышленный пейзаж с фабричным дымом тесно соседствовал с многочисленными загородными пастбищами для овец, а сельские домики сменялись высокими городскими зданиями. Но Эрглтон находился в северной половине графства, в краю малозаселенных холмов и озер вдали от промышленных городов и до него был еще один день пути. В радостном предвкушении скорого окончания своего длительного путешествия я уже представляла себе как вместе со своим воспитанником – послушным и благонравным ребенком – и в сопровождении добрых хозяевов – его родителей я любуюсь красивыми видами живописного озера Уиндемир, который в стихах воспели наши лучшие британские пииты. Как выяснилось впоследствии, моя мечта не имела ничего общего с реальностью настолько, что если бы я знала об этом заранее, то без колебаний вернулась бы назад в Лондон.
Однако, читатель, я поведаю тебе о моем пребывании в Эрглтоне по порядку, с самого начала, как только приехала в этот город. На следующий день пассажирский дилижанс остановился в большой оживленной гостинице «Корона», служившей в этом городе станцией для путешественников, преодолевавших длительные расстояния и излюбленным местом сбора для местных клубных завсегдатаев. Зная, что семья мэра Эрглтона живет в собственном загородном доме, я попрощалась со своими спутниками, которые следовали дальше на север, в Шотландию, и наняла двуколку, поскольку не знала точного расположения усадьбы этого джентльмена, но желала скорее добраться до нее.
По дороге небо затянуло тучами, и подул сильный пронизывающий северо-восточный ветер. Начал накрапывать мелкий дождик, и я порадовалась тому, что у меня еще оставалась возможность оплатить проезд на нанятом экипаже – такая погода для меня, уроженки английского юга, являлась весьма некомфортной. Моя рука еще теснее прижала к груди ридикюль с рекомендательным письмом леди Амелии – эта бумага представлялась мне единственной вещью – гарантией радушного приема в новом месте, которое виделось некоей спокойной гаванью среди моря обуревающих меня тревог и неуверенности.
Во второй половине дня моя двуколка добралась до усадьбы, окруженной ольховым лесом, и проехала внушительные чугунные ворота, украшенными двумя фигурками металлических львов на столбах. Она покатила по гладкой, хорошо утрамбованной подъездной аллее между двумя рядами молодых платанов, и в ее конце я увидела большой величественный дом.
Дверь мне открыл лакей в новой ливрее, он же проводил меня в обширную, богато обставленную столовую, расположенную на первом этаже особняка.
– Мисс Линн, сэр, – зычно возвестил он, открывая передо мною последние внутренние двери.
Я быстро вошла внутрь, присела в низком поклоне и произнесла положенное случаю приветствие. За круглым столом сидел мэр Мэтью Меллоун с семьей, и прежде всего мне в глаза бросилась высокая сухопарая женщина в темно-синем платье. Ее волосы надежно скрывал белый кружевной чепец, складки дорогого бархатного платья были тщательно выглажены, что указывало на крайнюю щепетильность и аккуратность этой леди. Недобрый взгляд ее маленьких колючих глаз смерил меня с ног до головы.
– Я ждала вас несколькими днями ранее, мисс Линн, – сказала она после некоторого молчания, взяв рекомендательное письмо и снова неодобрительно посмотрев на меня.
– Проливной дождь задержал мой дилижанс в пути, миссис Мэллоун, – извиняющимся тоном произнесла я, в волнении комкая в руке ридикюль. Надежда на радушный прием от моих нанимателей, которую я испытывала раньше, таяла перед этим ледяным взглядом как снег зимой.
– Хорошо, я принимаю ваше объяснение и надеюсь, мисс Линн, что вы проявите во время службы в моем доме точность и дисциплинированность, – жестко проговорила хозяйка.
– Непременно, миссис Мэллоун, – поспешила заверить я ее, стараясь мужественно при этом улыбнуться и не потерять остатки присутствия духа при столь неласковой встрече.
Мэр – дородный мужчина с редеющей рыжей шевелюрой – вовсе не посчитал нужным что-либо мне сказать, он только шумно потянул носом, глотнув ложку супа из бычьих хвостов, и скосил на меня бесцветные водянистые глаза. Восьмилетний Том, беспрестанно крутящийся на стуле и старающийся съесть как можно больше засахаренных драже, лежащих в хрустальной конфетнице, уделил мне больше внимания, дерзко показав свой длинный язык и засмеявшись. Его родители предпочли оставить эту выходку малолетнего избалованного отпрыска без внимания, и меня осенила неприятная догадка, что такая невоспитанность является для моего будущего ученика обычным поведением.
Дора Меллоун позвонила в колокольчик и велела явившейся на ее зов старшей горничной взять надо мной опеку:
– Сара, покажи мисс Линн ее комнату.
– Да, мэм, – почтительно отозвалась горничная Сара, и я покорно последовала за ней к черной лестнице, находившейся в противоположной стороне от парадной, которой пользовались хозяева дома и их гости. Преодолев два крутых длинных марша, мы очутились в длинном узком коридоре третьего этажа, где находилась моя скудно обставленная спальня. Небольшая узкая кровать, низкий шкаф и пустая тумбочка возле окна – вот и все чем считали нужным снабдить гувернантку мои богатые хозяева. Я обвела комнату растерянным взглядом, не представляя себе, как можно жить длительное время с таким минимальным набором мебели. Мне нужны были, по крайней мере, еще стул и полка для книг и письменных принадлежностей.
– Вам что-нибудь еще нужно, мисс Линн? – спросила Сара, уловив мой удрученный взгляд.
– Да, стул и кувшин с водой для умывания, – со вздохом ответила я ей.
Сметливая горничная в знак понимания кивнула головой, и скоро привратник принес в мою комнату старый стул, она – кувшин с водой для умывания, затем горячий чай с гренками. Встретивший меня первым лакей занес два мои небольших дорожных сундука и картонную коробку со шляпкой, а также снабдил подсвечником с тонкой свечой. Я подкрепилась, распаковала некоторые свои вещи, и решила свое затруднение в виде отсутствия стола и полки, положив на подоконник несколько отобранных книг с писчей бумагой и чернильными принадлежностями. Комната приобрела жилой вид, и я немного повеселела. Ощущение новизны не давало мне грустить и я, помолившись Богу и поблагодарив Его за благополучное окончание моего путешествия, решила, что как знать – вполне возможно, жизнь не так печально сложится для меня в доме Меллоунов, как мне показалось на первый взгляд. В моей груди еще теплилась надежда на то, что они строгие, но справедливые люди, и работа гувернанткой в их доме поможет мне занять достойное место в местном обществе. А встреча с Дорианом с избытком вознаградит меня за все нынешние неприятности и печали. С этими утешительными мыслями я очень быстро заснула на жестком и неудобном ложе, поскольку порядком устала от длительного путешествия.
