Текст книги "Гувернантка из Лидброк-Гроув (СИ)"
Автор книги: Виктория Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Том сделал героическую попытку спасти меня.
– Нет, мама, нет, ты ошибаешься. Мисс Линн хорошая, она не способна на плохой поступок, – закричал он, хватая мать за руку.
Его заступничество ни к чему не привело. Миссис Мэллоун с размаха закатила ему пощечину и закричала:
– Подлая учительница уже настроила тебя против родителей! Ты понимаешь, что защищая ее, ты обвиняешь в прелюбодеянии своего отца – самого достойного уважаемого жителя Эрглтона?!
Том ничего не ответил и только разразился рыданиями.
– Уведите молодого мастера в его комнату, – морщась, приказала миссис Мэллоун слугам, растерянно столпившимися у входа, и снова обратила внимание на меня. – Ты еще здесь?!
– Хозяйка, прошу вас, позвольте мне остаться, пока я полностью не оправлюсь от простуды, – со слезами на глазах попросила я свою жестокую нанимательницу.
– Нет, я не собираюсь терпеть распутницу рядом с собой, – отрезала хозяйка.
– Миссис Мэллоун, если вы мне не верите, я покину ваш дом, но прошу вас заплатить мне за те месяцы, которые я служила вам, – тихо произнесла я подавленная разразившимся скандалом и несправедливыми обвинениями в мой адрес.
– Ты еще смеешь говорить о плате, бесстыдница! – взвизгнула миссис Мэллоун и закатила глаза: – Неслыханное нахальство!
Хозяйка явно не собиралась давать мне заработанные деньги, и я с тяжелым сердцем пошла в свою комнату за вещами. Мое положение оказалось не только незавидным, но еще и отчаянным из-за отказа миссис Мэллоун платить жалованье. У меня оставалось всего лишь четрые шиллинга, и это было очень мало, чтобы добраться до своих друзей, живущих на юге. Приходилось надеяться на то, что кто-нибудь из кучеров дилижансов сжалится надо мной и согласится отвезти меня в Лондон с условием отсрочки платы за проезд.
С сундучком в руках я покинула неприветливый дом Мэллоунов, и, выйдя за большие кованые ворота, сразу окунулась в сгущающийся холодный сумрак севера. Мрак заполнял также мою душу, и я все время сквозь слезы повторяла: «Как несправедливо, как несправедливо со мной поступили! Обвинили в проступке, которого я не совершала, и выгнали, словно уличную собачонку!».
Острее всего меня задело именно ложное обвинение в попытке соблазнения хозяина. Я понимала, что мне будет трудно оправдаться – общество поверит именно уважаемому мэру Эрглтона, а не моим словам, и слуги, скорее всего, выступят с показаниями в его пользу. Бесправной гувернантке нечего было рассчитывать на непредвзятый суд, если разразится скандал, и оставалось только надеяться на то, что Фанни не лишит меня своей дружбы, и ее родители по-прежнему будут относиться ко мне с добротой.
Мой путь лежал в гостиницу «Корона», где останавливались все дорожные кареты в Эрглтоне. Но поскольку я недавно поселилась в пригороде, то еще плохо знала окрестности города и потому очень скоро сбилась в сумерках с дороги, свернув в неверную сторону, и забрела в густой лес. Вдобавок пошел дождь, перешедший в сильный ливень. Моя ненадежная одежда быстро намокла под непрерывными потоками воды, и промозглая сырость добралась до костей. Болезнь не замедлила вернуться в мое измученное тело, и озноб снова начал сотрясать мои конечности.
Мое сознание все больше мутилось, кашель с удвоенной силой принял терзать мою грудь. Мои руки неуклонно слабели. Не помню где и как я обронила сундучок, в котором находились все мои вещи и последние четыре шиллинга. А лес все не кончался, и мне мерещились призраки мертвых людей среди низких дубов и голых чахлых рябин, которые призывно махали мне истлевшими руками, приглашая в свою компанию. Дождь прекратился, но это мало чем облегчило мое положение. Моя мокрая одежда не могла высохнуть без огня, ночной холод все больше усиливался.
Я поняла, что без посторонней помощи погибну, и без сил упала на большой валун. В этом безлюдном лесу кто придет ко мне на помощь? Но я покорно приняла волю Всевышнего и, подняв глаза к темному беспросветному небу, прошептала: «Господи, я принимаю то тяжелое испытание, которое Тебе было угодно послать мне и возьми меня в свою Обитель, если на земле нет никого, кто был бы согласен приютить меня».
Как только эти слова произнесли мои уста, послышался стук копыт: кто-то спешил домой, мчась на быстром коне по наезженной тропинке. Я собрала последние силы, чтобы воззвать к случайному всаднику, который проезжал мимо меня и воскликнула:
– Помогите мне! Я умираю!!!
От неожиданности конь заржал и взвился на дыбы. Его всаднику стоило некоторого труда успокоить его, и тогда он обратил свое внимание на меня.
– Господи, Эмма, что вы делаете в лесу далеко от поселения?! – раздался знакомый и бесконечно дорогой мне голос.
Все во мне задрожало от радости при звуке этого голоса, даже болезнь на время потеряла надо мной свою власть.
– Дориан?! Дориан, это вправду ты?! – прошептала я, все еще не веря своему счастью.
– Я еду в принадлежащее мне поместье Торнбери кратчайшей дорогой, – объяснил свое появление баронет Эндервилль и тут же тревожно снова спросил меня: – Но, Эмма, что заставило тебя находиться в лесу?
– Мэллоуны отказали мне от места, – стыдливо призналась я. – Я хотела уехать в Лондон, но сбилась с дороги.
– Как это бесчеловечно выгнать слабую девушку в такую ненастную погоду! – с негодованием произнес Дориан, и его спасительные руки тут же подняли меня на лошадь. Он прижал меня к себе так нежно и бережно, как мать обнимает свое дитя и прошептал: – Не волнуйся, дорогая! Я больше никому не позволю тебя обидеть.
После этих его слов удивительный безграничный покой завладел моей душой, я перестала испытывать даже тень тревоги. Моя жизнь была в руках Дориана и это меня несказанно радовало. Я всецело положилась на любимого и потеряла сознание.
» Глава 14
Два первых дня моего пребывания в поместье Дориана под названием Торнбери прошли в жару и в беспамятстве. Я только изредка с трудом улавливала обрывки разговоров возле своей постели, но не могла понять, кто именно из собеседников навещал меня. Помню, как большие язычки пламени ярко пылающего камина моей спальни вырывались из ажурной решетки и при их свете большие видневшие на стене тени хлопотавших возле меня людей казались огромными призраками, не принадлежащие земному миру. В то время я в самом деле находилась на грани смерти, и только искусство вызванного Дорианом из Эрглтона врача вернуло меня к жизни.
На третий день мне стало немного лучше, и я уже не проваливалась без конца в черную пропасть без сознания. Лечивший меня по приглашению Дориана доктор Льюис Харпер громко выразил удовлетворение моим состоянием.
– Через пару дней я поставлю вас на ноги, мисс Линн, – заключил он.
Я хотела его спросить, сколько времени уже нахожусь в постели, но моя слабость оказалась столь сильной, что я смогла лишь беззвучно пошевелить губами.
– Не напрягайтесь, мисс Линн, – предостерег меня мой врач. – Всему свое время, и вам лучше поберечь себя. Тогда вы скорее поправитесь.
Я послушно склонила голову, и доктор Харпер засобирался домой. Но на выходе из комнаты его перехватил человек, который волновался за мое здоровье еще больше, чем я.
– Как мисс Линн, доктор Харпер? – тревожно спросил Дориан. Он не осмеливался войти в мою спальню, щадя мою девичью скромность и уважая правила светского приличия, но эта сдержанность при его пылком темпераменте дорого стоила ему.
– Кризис миновал, и жизни моей пациентки больше не грозит опасность, – довольным тоном ответил Льюис Харпер. – Пусть больная продолжает принимать микстуры, которые я ей прописал и через два, самое большое через три дня наступит заметное улучшение.
– Слава Богу! Я скажу экономке Ханне Эббот, чтобы она продолжала выполнять ваши предписания, – с облегчением вздохнул хозяин Торнбери. – Идемте в мой кабинет, доктор, я выпишу чек суммы вашего гонорара.
– Вы уже второй раз платите мне, вы очень щедры, баронет Эндервилль, – с признательностью сказал доктор.
– Пустяки, – ответил на это Дориан. – Мисс Эмма Линн – подруга моей кузины и мой давний друг. Деньги ничто по сравнению с ее жизнью!
Молодой баронет сказал это с таким чувством, что я ощутила в душе то долгожданное радостное тепло, как если бы он пылко обнял меня. Шум шагов хозяина поместья и моего врача, спускающихся по лестнице на первый этаж, стих, а я продолжала со слезами радоваться проявлениям очевидной привязанности Дориана ко мне. Недаром я вытерпела множество мучений в доме Мэллоунов; судьба наконец-то вознаградила меня близостью к моему любимому и возможностью слышать его дышащие нежностью ко мне речи.
Положительные чувства благотворно подействовали на мое здоровье, и на следующее утро я проснулась, совершенно не чувствуя болезни. Пожилая женщина в белом чепце экономки уже хлопотала возле моего столика, накрывая первый завтрак. Я догадалась, что это и есть Ханна Эббот, которую накануне упоминал в разговоре с врачом Дориан. И все же на всякий случай спросила:
– Миссис Эббот?
Экономка повернулась ко мне и с улыбкой произнесла:
– Хорошо, что вы сейчас проснулись, мисс Линн, значит, овсянка с яйцом не остынут!
Пока я завтракала, миссис Эббот рассказывала мне о последних новостях поместья. Баронет Эндервилль уехал с ответными визитами к соседям, как только удостоверлся, что моя жизнь находится вне опасности. Доктор Харпер обещал еще раз навестить меня днем.
Подождав окончания рассказа словоохотливой экономки, я спросила у нее о том, что больше всего занимало меня:
– А когда вернется баронет Эндервилль?
– Думаю, дней через пять, – ответила Ханна Эббот. – Поместья соседних дворян находятся довольно далеко друг от друга, и хозяину придется много ездить, чтобы навестить их всех.
Я немного расстроилась тем обстоятельством, что мне снова придется ждать встречи с Дорианом, после того как прожила в довольно длительной разлуке с ним, но решила, что мне вполне по силам выдержать пять дней его отсутствия. Доктор Харпер еще раз навестил меня и, удостоверившись, что я пошла на поправку, больше не появлялся в Торнбери.
За неимением другого занятия я начала осматривать поместье. Меня сразу поразила величина и роскошь спальни, которую выделил в мое пользование Дориан, ее дорогие шелковые французские обои в незабудку.
– Это спальня покойной матери молодого хозяина, – объяснила мне миссис Эббот.
– Почему же баронет Эндервилль не выделил мне гостевую комнату? – засмущалась я. – Мне прямо теперь неловко.
– Это одна из самых теплых комнат в доме, а доктор Харпер сказал, что вам необходимо тепло, – со знанием дела проговорила экономка.
– Баронет очень великодушен, – с признательностью проговорили мои уста.
– Это так! Наш хозяин к тому же добрый человек и всегда придет на помощь страждущему, – подтвердила моя собеседница, поправляя мое атласное одеяло.
Ее слова доставили мне большое удовольствие, так как в моих глазах именно последняя похвала служила самой лучшей рекомендацией человеческому характеру. Потом мой взгляд упал на портреты, висящие на стенах спальни, и я с невольным интересом спросила:
– Миссис Эббот, а кто этот джентльмен в судейском парике конца восемнадцатого века и белокурая дама в бальном наряде?
– Судья Джеральд Питчер – двоюродный дядя нашего хозяина, большой друг покойной миссис Эндервилль, а дама и есть покойная миссис, – снова ответила мне на вопрос экономка.
– Она – мать баронета Эндервилля? – уточнила я, думая про себя, что Дориан ничуть не похож на нее.
– Нет, миссис Шарлотта Эндервилль – жена баронета Роджера Эндервилля, тоже скончавшегося, младшая дочь губернатора Вест-Индии. Ее богатое приданое стало основой благосостояния Торнбери, – пояснила мне Ханна Эббот, и заключила: – Думаю, вам пора отдохнуть, мисс Линн, потом, когда вы окончательно пойдете на поправку, наступит время для более обстоятельных рассказов.
Я признала справедливость ее слов, ощущая, как слабость вновь овладела моим телом и послушно улеглась обратно в постель. Но через день от моей болезни не осталось и следа, и я оживленно принялась осматривать главное поместье Дориана.
Трехэтажное здание оказалось еще большим и роскошным, чем я ожидала увидеть богатое поместье, расположенное на севере Англии. Как верно упомянула экономка Эббот, приданое дочери баснословно багатого губернатора Вест-Индии Эдварда Джонсона послужило расцвету Торнбери. Были раширены оба крыла здания, построены новые залы, гостиные и спальни, увеличила свою площадь библиотека. Для убранства комнат не жалели денег, и что мне понравилось больше всего – это наличие большого колличества светлых больших окон в северном поместье, более нуждающемся в освещении, чем южные особняки.
Читатель, вероятно, ты знаешь, что налог на окна, введенный Вильгельмом Оранским, не послужил к пользе здоровья населения нашей страны. Применение налога на окна, который сначала был налогом на богатство, а затем распространился на все население, привело к тому, что в английских городах стали строить здания с меньшим количеством окон, а то и вовсе без них. Плохо налог сказался также на производстве стекла. Но особенно страдали из-за этого налога бедняки и английские медики все громче заявляли, что из-за злосчастного налога в стране стали возводить опасные для здоровья многоквартирные дома без окон. В таких квартирах царили мрак и сырость, и именно оттуда распространялись разного рода эпидемии и чахли неимущие люди
Никакого стремления экономить на окнах в Торнбери не наблюдалось. Я насчитала их более тридцати. Казалось, их выстроили с чувством подчеркнутого пренебрежения к злосчастному налогу, и меня радовало, что Торнбери имел чувство собственного достоинства. Я быстро привязалась к этому поместью, и казалось, что его дух тоже дружески принял меня и позволил мне, бесприютной страннице, прочно обосноваться в нем.
Вечером четвертого дня вернулся Дориан. Я как раз зажгла первую свечу, чтобы рассеять огнем сумеречный свет и увидела из окна спальни, как баронет Эндервилль соскакивает со своего коня перед парадным входом особняка. Редкие снежинки начали кружиться над его непокрытой головой, но он, не обращая на холод никакого внимания, передал поводья груму и обменялся несколькими словами со встретившим его лакеем перед тем, как войти в дом.
Море радости тут же разлилось в моей груди. Я не знала, захочет ли Дориан в этот вечер увидеть меня, но на всякий случай тут же переоделась в одно из новых своих платьев, которые мне доставили от местной портнихи благодаря любезности Дориана. Миссис Хэйт не слишком торопилась с моим заказом, когда я была стеснена в средствах, но щедрое вознаграждение от баронета Эндервилля заставило ее в течение двух дней не только завершить ранее заказанную мной одежду, но и сшить новую. Благодаря этому обстоятельству я могла надеть тщательно ею пошитое шелковое платье синего цвета, что придало мне дополнительную уверенность в себе.
Мои приготовлениения к встрече не остались напрасными. Экономка вскоре вошла в мою комнату и доложила:
– Мисс Линн, хозяин просит вас спуститься к нему для вечернего чая.
– Иду, миссис Эббот, – отозвалась я, поспешно накидывая на плечи теплую пуховую шаль и устремляясь к лестнице.
Дориан ждал меня в гостиной возле горящего камина и быстро обернулся на звук моих шагов. Лакей в это время принес блюдо свежих пирожных, а горничная уже заканчивала раставлять на чайном столике мейсенский сервиз с нежной росписью полевых цветов. После окончания своего дела они быстро удалились, и Дориан подошел ко мне с приветливой улыбкой, которая очень красила его красивое и мужественное лицо.
– Эмма, я очень рад приветствовать вас в своем поместье, – тепло сказал он, неотрывно глядя в мои глаза. Сумерки совсем сгустились, перейдя в темноту, но свет многочисленных свечей в гостиной создавал особый мягкий уют и придавал Дориану дополнительное, окончательно покорившее меня обаяние. В тот вечер им была оставленна всякая официальность в разговоре то ли потому, что я только оправилась от болезни, то ли потому, что он соскучился по мне, и искренне желал показать дружеские чувства. В ответ я поклонилась ему, вне себя от счастья таким его душевным обращением, и прошептала:
– Баронет Эндервилль, я всю жизнь буду у вас в долгу за то, что вы спасли меня от смерти.
– О, не нужно преувеличивать, милая Эмма, – ответил он, покраснев от смущения. – Любой прохожий сделал бы для вас то же самое, а я еще должен печься о вас по долгу дружбы.
В этот момент стенные часы над камином начали бить пять часов вечера, и Дориан пригласил меня за столик. Я разлила в чашки чай, и Дориан с приличествующей словесной благодарностью принял от меня одну из них.
Приятное тепло от горячего напитка разлилось по нашим телам, располагая к дальнейшему разговору и душевному общению. Как мне хотелось задать Дориану ряд нетерпеливых вопросов по поводу его долгого отсутствия, но правила приличия требовали от меня дать ему возможность высказаться первым.
Дориан сделал еще один глоток чая и начал:
– Эмма, на правах вашего друга я хочу спросить вас, по какой причине вам отказали от места Меллоуны? Опасаюсь, что для вас это болезненный вопрос, но я должен разобраться в этом деле, чтобы защитить ваши интересы.
Моя рука, держащая чайную чашку, задрожала. Ни за что на свете я не желала бы давать ответа на интересующую Дориана тему, но понимала, что умалчивание ни к чему не приведет, рано или поздно пересуды дойдут до его слуха и потому тихо проговорила:
– Мистер Меллоун обвинил меня в том, что я пыталась соблазнить его.
Рука Дориана, до той поры спокойно помешивающая сахар в чашке, застыла. Затем он, с силой звякнув серебряной ложечкой, гневно воскликнул:
– Вот как!!!
– Дориан, клянусь, я этого не делала! – быстро проговорила я, испугавшись, что он превратно может понять мои слова.
Усилием воли Дориан взял себя в руки и мягко сказал мне:
– Эмма, успокойтесь, я ни на минуту не усомнился в вас. Мистер Меллоун вовсе не принадлежит к числу тех мужчин, в которых безоглядно влюбляются молодоые девушки, а сами вы бескорыстны. Я прекрасно знаю, что вы отказали в своей руке вашему кузену, который является одним из самых богатых холостяков Лондона. Так что нет ни одной причины для безнравственного поведения лично для вас, и я намерен публично призвать мэра нашего города к ответу.
– Нет, Дориан, прошу вас, не делайте этого, – начала просить я его, умоляюще сложив руки.
– Почему, Эмма? – удивился он. – Я же хочу очистить вашу репутацию.
– Боюсь, что вся эта скандальная огласка тяжело подействует на моего воспитанника Тома и повредит его будущему, – вздохнула я. – Он очень впечатлительный мальчик, ему доставило большое страдание сцена моего изгнания из его дома, а тут еще один скандал окончательно может навредить его душевному здоровью. Мне хотелось бы еще раз встретиться с Томом, чтобы он убедился – со мной все в порядке.
Моя речь произвела большое впечатление на Дориана, и он спросил:
– Вы в самом деле так сильно привязались к мальчику?
– Да, он настоящий друг, – улыбнулась я.
– Эмма, я ни в чем не могу отказать вам. Не буду придавать вашему изгнанию огласку, придумаю другой способ наказать мэра, не задевая его семью, и завтра постараюсь устроить вашу встречу с Томом, – тоже улыбнулся он.
Я с признательностью поблагодарила моего великодушного баронета, который показал себя благородным рыцарем. Затем к Дориану пришел по делам управляющий, и я отправилась спать с легким сердцем, веря в его обещания. И он не замедлил их исполнить.
Утром Дориан приказал заложить карету, и мы поехали на встречу с Томом. Я знала места окрестностей, где любил гулять мой бывший воспитанник, и вскоре увидела его понурую фигурку, бредущей по роще, росшей неподалеку от дома Меллоунов. Я показала на него рукой Дориану, и он приказал кучеру остановиться.
Том тоже заметил нас. Сначала он остановился, не веря своим глазам, затем, когда я стала выходить из кареты, радостно закричал:
– Мисс Эмма, мисс Эмма!!! – и что мочи бросился бежать ко мне.
– Я тоже очень рада видеть тебя, Том! – с воодушевлением произнесла я, протягивая к нему руки.
– Мисс Эмма, я думал, что больше вас никогда не увижу, – сказал мальчик, и слезы выступили на его глазах. – Матушка сказала, что вас никто не видел после того, как вы ушли из нашего дома, и скорее всего вы сгинули в лесу.
– Меня спас баронет Эндервилль, и только благодаря ему мы снова встретились с тобой, Том, – с признательностью им обоим за живое участие ко мне сказала я.
– Сэр, я очень благодарен вам за спасение мисс Линн, – сказал Том, с восхищением глядя на подошедшего к нам Дориана. Что и говорить, Дориан был очень представительным джентльменом.
– Рад познакомиться с тобой, Том Меллоун. Ты мне нравишься, и я собираюсь в будущем помогать мисс Линн видеться с тобой, – добродушно ответил Дориан.
– Но меня собираются отдать на обучение в столичную школу для мальчиков, – печально ответил Том. – Матушка сначала хотела взять для меня немца-гувернера, затем сочла, что школа с поркой лучше научит меня дисциплине. Через неделю меня увезут, несмотря на то, что скоро Рождество.
Я поняла, что миссис Меллоун наказывает таким образом сына за то, что он посмел заступиться за меня.
– Ох, Том, мне так жаль! – вырвалось из моей груди, и я порывисто прижала его к себе.
– Ничего, я сам хотел уехать из дома, повидать другие места и города, – шмыгнув носом, мужественно произнес мальчик.
– Это речь настоящего мужчины, – одобрительно сказал Дориан, и пожал Тому руку. – Если тебе в будущем понадобится помощь, Том Меллоун, обращайся ко мне.
– Спасибо, сэр, – расцвел улыбкой Том.
Дальнейшему нашему разговору помешало появление горничной Сары, которая временно присматривала за мальчиком. Она тоже очень обрадовалась при виде меня, но торопливо сообщила, что миссис Меллоун срочно требует сына к себе. Тому ничего не оставалось, как уйти с Сарой, а Дориан и я смотрели им вслед и надеялись, что у Тома в будущем будет все хорошо.
» Глава 15
Читатель, моя радость от ежедневного общения с Дорианом все росла, пока не стала безграничной, и все же я не забывала о своих прежних дружеских предпочтениях, которые испытывала в своем более счастливом и беззаботном прошлом. При первом удобном случае я написала письма своему кузену Джону Уилсону, директрисе Лидброк-Гроув миссис Леннокс, и, конечно же, моей дорогой подруге Фанни и благородной леди Амелии, которая всегда по-матерински пеклась обо мне. В пространных посланиях я постаралась уменьшить горечь испытаний, которые выпали на мою долю в Ланкашире, не желая, чтобы они ощутили чрезмерную печаль из-за моих страданий. И все же мои друзья горячо откликнулись на мою исповедь о моей нелегкой участи гувернантки Мэллоунов, адресованную им. Кузен Джон и миссис Леннокс откровенно радовались тому, что я нашла надежный приют в доме такого великодушного джентльмена, каким был баронет Дориан Эндервилль. А участие ко мне леди Амелии и Фанни оказалось столь велико, что они отправились на Рождество в поместье Торнбери навестить меня, оставив в Лондоне малыша Гарри, которого Фанни недавно родила на попечение кормилицы и опытных нянек. Молодой виконт с пониманием отнесся к желанию своей юной супруги совершить зимнюю поездку на север, зная, как сильно она ко мне привязана, тем более, что Фанни ехала в сопровождении своей матери.
Их приезд не вызвал никакого возражения у Дориана – он всегда был рад принимать милых его сердцу родственниц в своем поместье. И, как я узнала впоследствии, он сам тайно написал леди Лэндон, прося ее приехать в Торнбери с целью ободрить и поддержать меня в нелегкое для меня время, и заодно желая придать моему пребыванию в его холостяцком доме благопристойный вид.
И вот звук колес многочисленных экипажей возвестил о приезде новых обитателей поместья. С долгожданным прибытием леди Амелии и Фанни Торнбери наполнился оживленной суетой, поскольку с ними приехало много прислуживающих им камеристок и слуг.
– Эмма, Эмма, наконец-то я увиделась с тобой! – ликующий звонкий голосок моей подруги прервал утреннее чаепитие, но я нисколько не жалела об этом, с радостью обнимаясь с порозовевшей от мороза Фанни. Она как всегда выглядела цветущей и жизнерадостной; недавние роды прошли у нее легко и вовсе не сказались неблагоприятным образом на ее самочувствии.
Фанни засыпала меня градом вопросов и тут же возбужденно начала пересказывать столичные новости и делиться впечатлениями о своем заграничном путешествии с молодым мужем. Скоро к нам в малой гостиной присоединилась леди Амелия и с доброй улыбкой ответила на мои вопросы о сэре Джордже. Как оказалось, прения в Парламенте занимали все его время, и он оказался чрезвычайно занятым даже в рождественский праздник. Под конец, леди Амелия и Фанни отправились отдыхать после дороги, а я пошла в большую гостиную, зная, что в ней находится баронет Эндервилль, который только что принял посетителя из Эрглтона, который искал его покровительства.
Этот городской стряпчий уже ушел, и я могла удовлетворить свое желание увидеть Дориана. Он читал у горящего камина свежую газету, желая быть в курсе последних новостей в стране, а у его ног примостился верный желто-пегий пойнтер, неотрывно глядевший ему в глаза. Я невольно пожалела, что не могу так же часами лежать возле ног самого лучшего мужчины в мире, как этот пес, и прикасаться к его руке и коленям, не опасаясь общественного порицания.
Наверное, мое дыхание стало слишком взволнованным, потому что Дориан быстро оторвался от газеты и посмотрел прямо на меня. Его взгляд прояснился, и он оживленно произнес:
– Эмма, как хорошо, что ты заглянула ко мне, у меня есть все тот же вопрос, который я всегда задаю тебе – как ты себя чувствуешь?
– Мне уже гораздо лучше, мистер Эндервилль, я полностью здорова! – поспешила заверить я его, втайне ликуя от его нескончаемого внимания к моей скромной персоне.
– Меня это очень радует, – с видимым облегчением произнес Дориан. – Как хозяин Торнбери я должен дать традиционный рождественский бал для дворян округи. Но как я смог бы играть роль радушного хозяина, если бы мой маленький друг по-прежнему страдал от болезни в своей спальне. Если бы он не присутствовал на балу, то я бы препочтел преданно ухаживать за ним, чем весело танцевать со своими гостьями бальные танцы.
– Я достаточно окрепла, чтобы тоже находиться в числе остальных гостей, – твердо заявила я.
– Это для меня самый лучший подарок – ваше присутствие на балу моего поместья, – тихо сказал Дориан, преданно глядя на меня.
Я опустила глаза – моя девичья скромность не позволяла мне выдать удовольствие, которую во мне вызвали его слова. Червячок сомнения продолжал грызть меня. Слишком разным было наше социальное положение, и благоразумие твердило мне, что я напрасно желаю достичь нечто большего в отношениях с тем, кого выбрало мое сердце. Мне, нищей скиталице, никогда не стать женой столь блистательного джентльмена, каким был баронет Дориан Эндервилль. К тому же он никогда не признавался в любви ко мне, и твердил только о дружеских чувствах.
Дальнейшие события, произошедшие на Рождественском балу, только укрепили сомнения, что я значу для Дориана нечто большее, чем подруга его любимой кузины. Но сначала Надежда еще раз поманила меня своим радужным крылом и ободрила робкое сердце, бьющееся ради баронета Эндервилля. Накануне меня посетил сладкий сон, в котором сбылись мои заветные мечты и Дориан вел меня под руку как спутницу всей своей жизни. Голуби порхали над нашими головами, друзья и родственники бурно приветствовали нас и поощрительно улыбался нам священник. Я замерла в предвкушении поцелуя, которого желала с тех пор, как влюбилась в принца своей мечты. Уста Дориана немедленно коснулись моих трепещущих губ, и я утонула в неземном блаженстве этой ласки, которую мог подарить только он – самый лучший джентльмен Англии!
На этой чудесной минуте сон прервался, но он был настолько осязаемым, что поначалу было трудно разделить сновидение и явь. Под его влиянием я, как маленькая девочка, весь день подготовки к рождественскому балу находилась в приподнятом настроении ожидания сбывающейся сказки. Леди Амелия привезла мне в подарок чудесное бальное платье из атласа белого цвета, делающее мою изящную фигуру еще более грациозной и воздушной. Камеристки матери Фанни по ее распоряжению провозились со мной чуть не весь день, стараясь сделать из меня некое произведение искусства, неотразимое в мужских глазах и приятное для всех ценителей красоты. Но я отказалась от тяжелых драгоценностей и пожелала украсить свою высокую прическу оранжерейными цветами, а шею шелковой ленточкой с медальоном из гагата с изображением белой розы – подарком Фанни, который она приобрела для меня в Италии. Леди Амелия при первом же взгляде на меня одобрила мой выбор, а Фанни с восхищением сказала, что я в своем бальном наряде похожа на неземную фею.
Немало ободренная их похвалами, я с нетерпением начала ожидать начала бала и новой встречи с Дорианом. Ночная тьма окутала Торнбери, но бальная зала, заполненная людьми, была светла, словно яркое утро летнего дня в период солнцестояния. Зная, что Торнбери готовится к приезду многих посетителей, леди Амелия предложила Дориану свою помощь в приеме гостей, но он с улыбкой отказался, говоря, что сможет справиться без ее помощи, и предложил ей беззаботно наслаждаться его гостеприимством.
Мы несколько припозднились из-за того, что Фанни никак не могла остановить выбор на бальном платье из своего многочисленного гардероба и отвергла прежний наряд в самую последнюю минуту перед нашим выходом из отведенных нам покоев. Наконец она облачилась в прелестное сиреневое произведение парижских модисток, и в моих глазах это был удачный выбор, оправдывающий нашу общую задержку.
Итак, хоть и с опозданием, но мы вступили на широкую ковровую дорожку, ведущую в бальный зал, и вскоре очутились среди шумной нарядной толпы гостей, окружающих молодого баронета Эндервилля, словно небесные спутники животворящее солнце. Дориан стоял в центре зала, приветливо разговаривая с последними прибывшими гостями, прибывшими издалека. Тут находились почти все дворяне округи, только Мэллоунов, к моему большому облегчению, не было, и я внутренне подобралась, готовясь устремиться к Дориану как быстрая птица.
Дориан заметил нашу маленькую группу, и тут же, приветливо улыбаясь, подошел к нам. Но он был не один. Мое сердце упало, когда я увидела рядом с ним на редкость красивую блондинку в роскошном бальном платье алого цвета. Все в ней было прекрасно – и тонкий стан, и лебединая шея, оголенные округлые плечи, тонкие черты лица – кроме узких зеленых глаз, недобро смотревших на меня как острие смертоносной стрелы. Она по-хозяйски держала Дориана за руку, и он чрезвычайно обходительно с нею обращаясь, представил ей нас.
