Текст книги "Гувернантка из Лидброк-Гроув (СИ)"

Автор книги: Виктория Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

» Глава 25

Дилижанс должен был прибыть в девять часов утра, и к этому времени я успела приготовить свой небольшой саквояж с вещами. Однако Анжела задержала меня, не желая отпускать без себя в дальнюю дорогу.

– Мама, мама, ты не бросишь меня в замке? Не оставишь одну с дядей Николасом? – со слезами спрашивала она, с надеждой смотря мне в глаза.

Я понимала чувства бедной девочки, поскольку сама пережила ощущение острого сиротства в детстве. Без добрых взрослых, которым ребенок доверяет, окружающий мир кажется ему огромной мрачной пещерой, полной жестоких чудовищ, готовых безжалостно напасть на него. Однако я не могла взять Анжелу с собой без согласия опекуна, которым на данное время являлся Николас, а кузен Дориана не должен был знать о моем отъезде, чтобы не помешать мне получить помощь по удочерению Анжелы согласно букве закона. Если судебное разбирательство завершится в мою пользу, и я смогу забрать дочь Дориана под свою опеку, тогда Николас не сможет шантажировать меня ребенком для заключения подневольного брака.

И я придумала как отвлечь внимание моей девочки от нашей разлуки и ласково сказала ей:

– Анжела, верь, я никогда, слышишь – никогда не оставлю тебя и ни перед чем не остановлюсь, лишь бы быть с тобой. Мне нужно ехать в Лондон и договориться с дедушкой Лэндоном, чтобы дядя Николас не смог вмешиваться в нашу жизнь. На это путешествие потребуется много времени, но как только ты выучишь стихотворения из этой книги сказок, то я непременно, а возможно даже раньше вернусь к тебе!

Мои руки протянули малышке толстую книгу старинных британских сказок о феях и эльфах, и Анжела с готовностью взяла том, поверив, что желание ее маленького сердечка тоже может оказать влияние на мое возвращение к ней. Я не опасалась, что нарушу обещание, данное своей приемной дочери. В этой книге было несколько сотен страниц, и на каждой из них было стихотворение, что давало мне приличный запас времени. Анжела просто не сможет выучить их все до моего приезда, и так она будет занята полезным делом, которое поможет ей развить память.

После того как Анжела успокоилась я попрощалась с супругами Эббот и замковой прислугой, затем нежно поцеловала девочку. Слуга закрепил мой саквояж веревками в багажном отделении экипажа, а потом помог мне сесть в дилижанс. Кроме меня еще не было пассажиров, и я могла дать волю слезам, видя, как уменьшаются в размере люди на крыльце. Прощаясь с Обителью Ястреба, я словно снова расставалась с Дорианом, и особенно мое сердце ощущало тоску по маленькой Анжеле.

Погода установилась хорошая, и дилижансу ничто не мешало двигаться на моем пути. Он быстро доехал до Уорвика и поздно вечером я остановилась на большом постоялом дворе «Лебедь Эйвона». Хозяйка привела меня в уютную комнату для ночлега, предоставила умелую горничную и я, уставшая, но не сломленная горем путница, добралась до желанной постели. Мои веки смежил крепкий сон, я провалилась в черную бездну, в которой не было просвета, но скоро тьма перед моими глазами начала отступать, обнажая лучезарный берег большого южного моря и город, утопающий в пышной растительности, выстроенный из белых камней. Я удивленно любовалась представшим передо мной зрелищем, так как никогда не видела столь светлого города, ярких цветов и птиц с радужным оперением. И тут в моих ушах послышался самый желанный голос – голос Дориана, который звал меня: «Эмма, Эмма, приди ко мне!».

Я проснулась и вскочила в кровати с сильно бьющимся сердцем. Прошло немало времени прежде чем я могла успокоиться и взять себя в руки. Но я так и не могла решить, был ли этот сон правдой или же Фея Сновидений решила подшутить над моим влюбленным горюющем сердцем.

Но даже такая призрачная встреча с Дорианом приободрила меня и побудила к деятельности. В столице я встретилась с лордом Лэндоном и леди Амелией и рассказала им о требованиях кузена Дориана. Родители Фанни пришли в ужас от душевной низости своего молодого родственника, и лорд Лэндон пообещал мне сделать все возможное, чтобы передать маленькую Анжелу Эндервилль под мою опеку.

Успокоившись на этот счет, я решила навестить своего кузена Джона Уилсона и его семейство. Его лондонский дом в то время находился на тихой улице Патерностер-роу под сенью собора Святого Павла и был примечателен наличием многих книжных магазинов и складов. Сопровождаемая служанкой, я поднялась на второй этаж и сразу попала в шумное детское царство. Пятилетняя Мэри играла на кушетке с куклой, трехлетний Генри с помощью отца качался на игрушечной лошадке-качалке, малыш Рон уютно расположился на руках няни. Жена Джона, миловидная молодая женщина Маргарет управляла этим царством, не повышая голоса и ее тихой просьбе, признавая ее авторитет, беспрекословно повиновались все обитатели дома. Она и Джон сердечно приветствовали меня, и я искренне порадовалась за своего доброго кузена, который обрел заслуженное семейное счастье в браке с Маргарет Бемптон. Заикание почти исчезло из его речи, и он словно раздался в плечах, стал выше и мужественнее.

После вечернего чая Джон, с сочувствием посмотрев на мое черное траурное платье, пригласил меня в свой кабинет, чтобы в тишине расспросить о моих делах и душевном состоянии. Как всегда, он опекал меня и желал оказать посильную помощь. Я стала рассказывать ему о трагическом дне моей неудавшейся свадьбы и гибели Дориана, а когда дошла до середины, то заметила возле восточного окна небольшой живописный рисунок, изображающий город возле южного моря. Читатель, это был город из моего сна, взволновавшего меня до глубины души! Я застыла и больше не могла сказать ни слова от нового душевного потрясения.

– Милая Эмма, что-то случилось? – спросил Джон, обеспокоенный моим молчанием.

– Джон, что это за место, изображенное на картине? – еле слышно спросила я, не сводя взгляда с картины.

Кузен проследил за моим взглядом и пояснил:

– Барбадос. Несколько лет назад я был на этом острове, и он мне так понравился, что я приобрел это полотно у местного художника с его изображением на память.

– Недавно мне приснилось, что я нахожусь в этом городе, которого никогда прежде не видела и Дориан зовет меня, – растерянно прошептала я. – Джон, мне нужно непременно попасть на Барбадос. Этот сон приснился мне не просто так, и я должна выяснить в чем дело.

– Это легко устроить, – ответил мне Джон. – Через день принадлежащее мне судно «Целестина» отплывает в наши заокеанские владения, и я охотно предоставлю пассажирскую каюту в твое пользование, дорогая кузина.

Я горячо поблагодарила своего великодушного двоюродного брата и, вдохновляемая призрачной надеждой что-нибудь узнать о Дориане, начала готовиться к длительному плаванию.

Утром, пятого июня, нанятая Джоном лодка доставила меня на борт «Целестины», и я, с удовольствием подставляя лицо освежающему легкому бризу начала осматриваться, стараясь заодно приноровиться к качающемуся дну палубы. Корабельная команда заканчивала последние приготовления на судне, разворачивая паруса на корабельных мачтах, и боцман призывно заиграл на дудочке, давая знак к отплытию.

Матросы подняли якорь и укрепили его на носу корабля. С него долго капала вода, словно «Целестина» невольно проливала слезы, прощаясь с родной Англией и не желая с нею расставаться. Вдруг сильный ветер резко раздул паруса, и берег быстро отступил от «Целестины», отпуская ее. Корабли, окружавшие нас в порту, – «Святой Георгий», «Дельфин», «Морская сирена», – стали неумолимо отдаляться.

Я испытывала неутихающее волнение, страх и упоительный восторг одновременно. Читатель, в то время отправиться в путешествие по океану было гораздо опаснее, чем теперь, пароходов не еще не существовало и люди на борту находились всецело во власти морской и воздушной стихий. Однако безумная надежда отыскать след Дориана заставила меня забыть обо всех опасностях на свете, в том числе об угрозе пойти на дно океана в случае крушения шхуны. К тому же я с детства мечтала о большом путешествии на большом корабле, и то, что мое давнее желание осуществилось совершенно случайным для меня образом, способствовало желанию совершить плавание на торговом судне.

Прежде чем расположиться в своей каюте я решила навестить капитана и отдать ему дань уважения. Почтенный Гай Уилкокс явно не обрадовался перспективе взять на борт своего судна пассажирку, когда кузен представил ему меня накануне. Он, как многие моряки был суеверен, и считал, что женщина на корабле не к добру. Однако он не мог перечить хозяину судна и нехотя согласился взять меня в плавание на борту «Целестины».

Я решила приложить все старания, чтобы завоевать расположение угрюмого и нелюдимого мистера Уилкокса, и моя неизменная любезность начала приносить плоды. Капитан два дня плавания отмалчивался при встречах со мной, но невольная улыбка все чаще начала появляться на его морщинистом, обветренном морскими ветрами лице, стоило мне попасть в его поле зрения. В конце плавания мы окончательно подружились, и еще ко мне очень привязался юнга Сэм Дирсли. Двенадцатилетний подросток рано остался сиротой, и я оказалась единственной женщиной, с которой он близко стал общаться за два года после смерти матери – вдовы шкипера «Целестины». Нелегкая судьба мальчика вызывала сочувствие, и я сначала подолгу беседовала с ним, затем дала ряд уроков по школьным предметам в свободное для него время, стараясь восполнить пробелы в его образовании. Наше общение доставляло нам взаимное удовольствие. Сэм оказался смышленым и понятливым учеником, занятия с ним скрасили мне долгие дни плавания и отвлекали от тоски по Дориану и маленькой Анжеле.

Барбадос возник перед нами внезапно, когда утренний туман прорезали первые лучи солнца. «Целестина» шла прямо на Бриджтаун – главный город острова, и капитан Уилкокс предупредительно дал мне свою подзорную трубу, поняв, что я желаю рассмотреть новую землю. Бриджтаун, к которому стремился наш корабль, раскинулся на закругляющей части побережья залива Карлайл Атлантического океана. Прежде чем мы добрались до него я успела полюбоваться вечнозелеными мангровыми лесами, пещерами в скалах и оранжекрылыми попугаями, порхающими на ветках деревьев. Вдоль дорог острова росли пышные казуарины, красные деревья и кокосовые пальмы, привлекающие восторженный взгляд такой неискушенной путешественницы как я, и особенно прекрасными мне показались яркие тропические цветы, которые не могли бы и минуты прожить в суровом климате моей холодной родины.

К полудню «Целестина» плавно вплыла в спокойные воды оживленного морского порта острова при попутном пассате. Я поразилась тому, каким белым на берегу оказался песок и чистой, почти небесной голубизны морская вода. Насквозь пронизанный солнечными лучами Барбадос окончательно стал для меня неким подобием рая.

Матросы по приказу капитана заботливо помогли мне переправиться на берег с помощью лодки, и наемный извозчик доставил мою скромную особу с вещами до комфортной гостиницы «Карибская Жемчужина».

Я позволила себе короткий отдых в отведенном мне номере и решила совершить прогулку по Бриджтауну, осмотреться в городе и решить, что мне делать дальше. Моя вера в то, что Всемогущий Господь укажет мне путь к моему жениху осталась непоколебимой. Капитан Гай Уилкокс собирался представить меня губернатору Барбадоса сэру Генри Уорду через два дня, и я могла свободно располагать собою до официального приема в губернаторском дворце новых жителей острова.

Главная площадь Бриджтауна, ажурный фонтан в центре его, исходящий водами, производили благоприятное впечатление. В городе было полно гуляющих нарядных джентльменов и леди, имевших вид довольных жизнью людей, что дополнительно располагало к острову и позволяло считать Барбадос одним из лучших мест на земле.

Однако на окраинах я увидела иную картину. За городом простирались безграничные поля сахарного тростника, на которых под бичом безжалостных надсмотрщиков трудились измученные чернокожие рабы. Их истощенные тела взывали к жалости, пот смешивался с кровью, текущих от ран, причиненных острыми шипами, нанизанных на бичи. И это было не самое страшное, что довелось в этот день увидеть моим глазам. На территории поместья особо жестокого рабовладельца в присутствии зевак, считавших публичное наказание рабов хорошим развлечением, на высоком помосте виновным в попытке бегства невольникам ампутировали ноги и разрезали подколенные сухожилия. Меня настолько поразило это жестокое зрелище, что я решила подойти к бараку, где содержались наказанные невольники и выяснить сколько их там и смогу ли я выкупить их из неволи.

За крону надзиратель разрешил мне поговорить с узниками барака и удалился выпить пинту портвейна. Я приблизилась к решетке узкого окна и, пытаясь рассмотреть людей в сумраке мрачного сырого помещения, стала спрашивать:

– Тут есть уцелевшие мужчины? Сколько среди вас покалеченных, можете мне ответить?

– Мэм, нас тут семеро, у троих отняли правую ногу, двум перерезали сухожилие. Меня не тронули поскольку я не решился покинуть барак, – ответил мне седовласый негр. – Тут еще есть один молодой англичанин, он сильно избит и потому не может говорить, только стонет. Хотя бы ради своего соотечественника передайте нам еды и лекарств!

– Конечно, я сделаю это, – заверила я несчастного раба, думая о том, как повторно подкупить надзирателя для этой цели. Молодой англичанин среди чернокожих невольников заинтересовал меня, и я невольно приподнялась на цыпочки, стараясь его рассмотреть. Но он лежал в дальнем углу на соломе и смутно можно было видеть лишь макушку его головы.

– Эй, мистер, не расскажете ли мне, как вы, англичанин, очутились среди карибских невольников? – громко окликнула я его.

При звуке моего голоса узник вздрогнул, быстро повернул голову в мою стороны и воскликнул: – Эмма!!!

В этом изнуренном, покрытом многочисленными кровоподтеками мужчине, одетом в лохмотья трудно, почти невозможно было узнать элегантного баронета Эндервилля, но я сразу признала в нем Дориана! Мое сердце от неожиданности испустило гулкий удар, затем замерло от счастья, и я радостно прошептала:

– Мой Эндервилль, наконец-то я нашла тебя!

– Эмма, скажи мне, что я не сплю! – Дориан, несмотря на свои болезненные раны, бросился ко мне и протянул сквозь решетку свои исхудавшие руки.

– Нет, милый, это не сон, – со счастливыми слезами на глазах стала уверять я его, нежно целуя его израненные пальцы. – Я пришла и теперь никогда не оставлю тебя! Но как и почему ты очутился здесь, в этом не подобающем для тебя месте?

– Когда я приехал к мистеру Энджерсону, оказалось, что он не посылал мне письма, и матерый волк – губитель множества овец не более чем выдумка, – начал свой рассказ Дориан. – Я сразу подумал, что письмо от имени моего соседа, весьма уважаемого земледельца округи подделал Николас, чтобы заставить меня попасться в ловушку. Решив принять меры предосторожности, я оставил своего коня у мистера Энджерсона и решил вернуться в замок кратчайшей дорогой на лодке. Однако люди Николаса следили за мной, один из них оглушил меня на берегу озера, когда я уже собирался садиться в лодку. Очнулся я уже в трюме корабля «Буревестник», идущий в Барбадос. Судно принадлежало сообщнику моего кузена, которому он хорошо заплатил, и по прибытии в Бриджтаун меня связанного отвезли в это поместье Николаса, где он пытками и угрозами пытался вырвать документ с правом на опеку над Анжелой и ее многомиллионным итальянским состоянием. Но я скорее приму мучительную смерть, чем предам свою девочку в руки этого негодяя, и никакие угрозы не заставят меня это сделать!

– Дориан, твой безжалостный кузен замучит тебя до смерти. Тебе нужно немедленно покинуть это место! – в волнении воскликнула я, сжимая пальцы

– Это легче сказать, чем сделать, – тяжело вздохнул Дориан. – Пятеро рабов уже пытались сбежать из этого ада на земле, но неудачно. А я еще в отличие от них сильно ослабел от пыток.

– Не отчаивайся любимый мой! – нежно произнесла я. – У меня в Бриджтауне есть друзья, они помогут тебе бежать.

– Это все меняет, – улыбнулся мой жених. – Теперь я верю, что Господь спасет меня!

Наши губы на прощание слились в упоительном поцелуе сквозь заржавевшую решетку, но мы были так счастливы, словно Дориан уже был свободен, и мы возвращались в Англию. Надежда стала нашей путеводной звездой и глубоким счастьем в эти дни проведенные на острове .

Я вернулась в «Карибскую жемчужину» и хотела через Сэма связаться с Гаем Уилкоксом, чтобы рассказать ему как я нашла баронета Эндервилля и спросить у него, что нужно делать в таких мучительных обстоятельствах, которые грозят смертью Дориану. Мой ученик-юнга ответил, что капитан «Целестины» находится по делам на другом краю острова и вернется через неделю. Однако я не могла ждать так долго; беспокойство за жизнь Дориана сводило меня с ума, и я решила сама организовать побег моему жениху. Верный Сэм вызвался сопровождать меня в этом опасном предприятии, и я снова подкупила надсмотрщика в поместье Николаса, отдав ему в уплату за услуги свое обручальное кольцо с сапфиром, полученное от Дориана. Надзиратель пообещал подлечить раны баронета Эндервилля, отвлечь внимание других сторожей, отвести ночью собак в сарай и дал мне ключ от барака с невольниками.

Читатель, я не могла дождаться, когда стемнеет и настанет желанная ночь – предвестница освобождения моего любимого мужчины от рабского плена. Мы с Сэмом были на месте, прячась за деревьями, едва солнце исчезло с горизонта и окрестности покрылись сумраком. Нам пришлось ждать, пока надсмотрщики за невольниками покончили со своими делами и пошли на ужин. Больше, не медля ни минуты, я поспешила к бараку, и раня руки от торопливости, открыла ключом толстую дверь. Дориан тут же схватил меня в свои объятия и какую-то минуту мы бездумно наслаждались нашей встречей, позабыв обо всем на свете. Голоса других невольников, предостерегающих нас от возможной опасности, напомнили нам о реальности, и мы поспешили к выходу. Другие рабы не могли бежать с нами из-за полученных недавних увечий и про себя я решила сделать все возможное, чтобы освободить этих несчастных людей и дать им средства для дальнейшего существования.

Я, Дориан и Сэм побежали по проселочной дороге к спрятанной повозке, которая должна была отвезти нас в Бриджтаун. Поначалу стояла тишина, алмазные звезды мерцали высоко в черном небе и где-то вдалеке верещали обезьяны. Но очень скоро в поместье поднялся шум – побег Дориана обнаружили. Я рванулась вперед, спеша уйти как можно дальше от владения Николаса, но каблук моей туфли зацепился за корень красного дерева, и я упала, сильно разбив колено, то самое, которое раньше пострадало в подземелье Обители Ястреба. Увидев, что я не могу бежать, Дориан остался возле меня. Мои мольбы, обращенные к нему уехать вместе с Сэмом не возымели никакого действия, Дориан не мог оставить меня одну в руках своего врага. Я понимала его чувства – он любил меня больше всего на свете и был не в силах расстаться со мной в этот решающий наши судьбы час, однако невольно пожалела, что его любовь ко мне так велика, что даже превзошла инстинкт самосохранения.

» Глава 26

Преследователи настигли нас в тот момент, когда я молила Дориана оставить меня. Их было четверо надзирателей с собаками-ищейками и неграми-помощниками, среди них находился и тот, которого я подкупила ради спасения любимого жениха. Он же, приняв от меня в уплату драгоценное обручальное кольцо, почти сразу поднял тревогу, едва мы покинули территорию поместья. У нас почти не было шансов уйти с таким двуличным помощником, принимающего оплату за пособничество в бегстве и одновременно выслуживающегося перед своим жестоким хозяином-рабовладельцем.

Дориана силой оторвали от меня и увели в барак. Я же, медленно ковыляя по земле, при свете горящих факелов поплелась за своими захватчиками в господский дом, который являлся для баронета Эндервилля и меня смертельной ловушкой. Меня привели в темный холл и зажгли несколько свечей.

Я со стоном опустилась в ближайшее кресло. После многочисленных душевных потрясений и волнений у меня не осталось сил, и мое тело остро нуждалось в отдыхе, а сердце в покое. Но мои испытания только начинались. На верхней площадке лестницы послышался шум и недовольный голос Николаса проговорил:

– В чем дело, Хоуп? Какого черта ты разбудил меня, едва я заснул?

– Я сам еще не разобрался, мистер Эндервилль, – виновато ответил его помощник. – Стив сказал мне, что ваш кузен попытался бежать и побег организовала белая леди.

– Белая леди старалась устроить бегство невольнику?! – с недоверием переспросил Николас. Тут сон окончательно покинул его, он легко сбежал с лестницы, и я, вся дрожа от страха, очутилась с ним лицом к лицу.

Некоторое время мистер Эндервилль с изумлением рассматривал меня, словно решая кто перед ним – призрак или живой человек из плоти и крови. Затем он разразился громким хохотом.

– Я снова недооценил вас, Эмма! – смеясь, признался он. – Даже подумать не мог, что у вас хватит воли и решимости на такое дело как освобождение моего врага. Однако кто еще кроме вас может разыскать моего незадачливого кузена на другом конце света и прилагать свои милые женские уловки к тому, чтобы освободить его.

– Мистер Эндервилль, если у вас осталась хоть капля совести, выпустите из заточения вашего двоюродного брата – стараясь сохранять присутствие духа, сказала я ему.

– Моя дорогая мисс Линн, от такой монеты как совесть, я избавился давным-давно, на нее ничего не купишь, – философски заметил кузен Дориана.

– В таком случае я не собираюсь с вами общаться. С негодяями не стоит иметь дела, – твердо заявила я, стараясь сделать так, чтобы хотя бы моральный перевес был на моей стороне.

После этих моих слов веселая усмешка пропала с лица Николаса, и он жестко произнес, рывком притягивая меня к себе:

– Это мне решать, сколько нам общаться, Эмма! Хозяин положения – я, и вы с Дорианом зависите от моей воли.

Я не могла удержаться от стона при неожиданном резком рывке и Николас в первый раз заметил мое пострадавшее колено.

– Джеймс, приведи скорее врача! – отрывисто приказал он своему сподручному, затем подхватил меня как пушинку и отнес в гостевую спальню.

Я провела в барбадосском поместье Николаса два дня. Врач оказал мне необходимую помощь, целебная мазь хорошо подействовала на мой ушиб и боль в колене значительно уменьшилась.

Николаса все это время я не видела, какие-то преступные дела требовали его внимания, и круг моего общения ограничивался слугами – людьми крайне немногословными и запуганными. Обстановка господского дома в стиле ампир была роскошной и поражала богатством своего убранства. Большие персидские ковры, мебель, инкрустированная слоновой костью, а также дорогие хрустальные люстры создавали атмосферу комфорта и всеобъемлющего уюта. Николас был заядлым коллекционером качественного холодного оружия, и его кабинет был заполнен хорошо отточенными клинками, саблями и старинными шпагами, стоивших целое состояние. Прекрасные, со вкусом подобранные живописные картины украшали стены бального зала и анфилады комнат. Но мне, узнице, было не в радость жить в этом красивом месте, и мой взгляд с удовольствием останавливался только на букетах ярких тропических цветов. Над изысканными фарфоровыми вазами возвышались нежные, похожие на орхидеи цветы альпинии прекрасной, белые и розовые звездочки бегоний, причудливые ярко-алые подвески хеликонии. Искусные руки рабынь составили также красивые сочетания гибискусов, орхидей, плюмерии. И особенно незабываемое впечатление на меня произвели цветущие баугинии с цветами-бабочками.

Большой палисадник перед парадным входом также был усеян красивыми цветами, однако я не могла выйти, чтобы как следует рассмотреть его. Джеймс Хоуп и его подчиненные зорко следили за каждым моим шагом и я, несмотря на все свои старания, так и не могла ничего узнать о Дориане. Больше всего я опасалась, что он подвергается новым пыткам и побоям. Полная неизвестность повергала меня во все большее уныние, переходящее в настоящее отчаяние.

Вечер второго дня я провела в полном одиночестве и почти не притронулась к ужину. Мне так и не удалось найти союзника среди обслуги, и моя полная беспомощность угнетала меня безвыходностью положения. Я чувствовала себя несчастной и потерянной, и после неудавшегося ужина решила перейти из столовой в гостиную, надеясь там развлечься и избавиться от горьких мыслей.

Великолепный солнечный закат лил свой радужный свет в окна комнаты, предназначенной для приема гостей, и мои глаза с восхищением посмотрели на уходящее дневное светило, дающее жизнь всему сущему на земле. В который раз я с благоговением подумала о могуществе нашего Творца и мысленно обратилась к нему с горячей молитвой, желая защитить Дориана и других подневольных обитателей поместья от власти их жестокого хозяина.

Позади меня раздался стук закрываемой двери, и я быстро обернулась на звук, желая знать с кем мне придется иметь дело. Сердце замерло: Николас смотрел прямо на меня и улыбался. По его возбужденному блеску глаз и опущенными уголками губ, а также несколько нетвердой походке можно было подумать, что он выпил прежде чем прийти ко мне.

– Милая Эмма, как вам живется в моем доме? – мягко спросил он, неслышно подступая ко мне как хищник, подкрадывающийся к своей добыче. – Если у вас есть какие-то пожелания, то достаточно высказать их мне или управляющему.

– У меня всего одно желание, мистер Эндервилль, – отпустите вашего двоюродного брата, – стараясь держаться спокойно, сказала я ему. – Он ни в чем перед вами не виноват и вам не за что мстить ему, разве только за его благородство, неведомое вам.

– Чем больше вы просите за Дориана, Эмма, тем больше мне хочется убить его, – вспыхнув, сказал Николас. – Когда-то я озвучил вам условие, при котором оставлю его в покое – ваше согласие на брак со мной. Теперь ставки повысились – ваша рука в обмен на его жизнь! Подумайте хорошенько, в случае вашего повторного отказа мне Дориан не доживет до завтрашнего утра!

– Постойте, разве Дориан не нужен вам для того, чтобы добраться до миллионов Анжелы? – испуганно спросила я.

– Я поменял свои планы, – равнодушно ответил жестокий кузен моего жениха. – Ваше присутствие подействовало на меня вдохновляюще, дорогая Эмма, просто озарило, как завладеть всем, что мне нужно, не отдавая ничего взамен. Единственное, что может спасти моего братца и сделать его жизнь ценной для меня это ваша покорность. Так что скажете, моя милая?

Читатель, некоторое время я не могла вымолвить ни слова. Все во мне восставало против того, чтобы сделаться женой столь бесчестного человека каким являлся Николас Эндервилль. И в то же время я не сомневалась, что Николас выполнит свою угрозу в случае моего отказа, а пережить гибель Дориана для меня было все равно, что пережить гибель всего мира. И я непослушными губами прошептала трудные слова своего согласия на брак с моим мучителем.

Николас облегченно перевел дух и громко позвал:

– Хоуп!

Его помощник моментально появился в дверях, словно верный пес, сторожащий каждое слово хозяина.

– Да, сэр, – вопросительно произнес он.

– Разыщи священника и приготовь в гостиной все необходимое для венчания, – велел ему Николас, и повернулся ко мне. – Моя дорогая, иди в будуар. Там для тебя подготовлено подвенечное платье и лежат в шкатулке украшения. Принарядись как следует, я хочу, чтобы ты стала самой красивой в мире невестой. Помни, насколько ты станешь привлекательной, настолько смягчится мое сердце по отношению к кузену.

Я молча пошла в будуар и нашла там великолепное свадебное платье из белого атласа, украшенное жемчугом и серебряной цветочной вышивкой. Даже в тусклом свете свечи оно переливалось и сверкало завораживающим звездным блеском. На туалетном столике лежала большая шкатулка, полная драгоценностей. Я машинально начала перебирать их, стараясь сделать верный выбор к подвенечному платью и остановилась на бриллиантовом медальоне в качестве главного украшения. Темнокожая мулатка Кончита помогла мне одеться. Девушка явно боялась не справиться со своими обязанностями и старательно разгладила каждую складку на моей пышной юбке. Я чувствовала, что мало чем отличаюсь по положению от этой юной рабыни и также опасаюсь не угодить Николасу подобно невольнице.

Кончита закрепляла фату на моей голове, когда в дверь нетерпеливо постучали и голос одной из надзирателей возвестил, что хозяин меня ждет. Я поправила прическу перед зеркалом и последовала за посланным в гостиную. Там уже водрузили некое подобие алтаря, и священник в черной сутане уже приготовился к обряду венчания, открыв молитвенник на нужной странице.

Николас окинул меня одобрительным взглядом и, крепко взяв за руку, повел к священнику.

Венчание прошло для меня как во сне. Чуда, о котором я неистово молилась в душе, не произошло, и никто не прервал ненавистный для меня свадебный обряд. По окончании его священник сделал запись в книге регистрации актов гражданского состояния, заставил меня расписаться в ней после жениха, и я стала женой Николаса Эндервилля.

Я стояла ни жива, ни мертва, пока расходились участники церемонии и слуги. Когда кроме меня и Николаса никого не осталось в гостиной, он подошел ко мне и с удовлетворением в голосе сказал:

– Ну, я получил законное право прикасаться к тебе, Эмма! Теперь ты моя! Обещаю тебе, ты не пожалеешь, что согласилась выйти за меня. Я сделаю твою жизнь сказкой, исполню любое твое желание. От тебя только требуется любить меня.

– Счастье, которое вы мне предлагаете – это отрава, губящая душу под личиной привлекательной оболочки, мистер Эндервилль. Как все не настоящее, оно развеется прахом от малейшего дуновения ветра п. Ваш дом красив, не спорю, но вам нечего мне предложить кроме кучи находящемся в нем дорогостоящих, но мертвых вещей. Мне он уже надоел через час пребывания в нем, и я охотно променяю ваше поместье на свободу в бедной, но честной хижине, и ветер в вересковых пустошах!!! – непреклонно ответила я, глядя ему прямо в глаза.

– Эмма, ты находишься под властью лицемерной морали, придуманной ханжами для того, чтобы властвовать над недалекими простецами, – попробовал было убедить меня мой супруг. – Пожив со мной, ты поймешь, что значит настоящая свобода, я положу к твоим ногам весь мир. Ты единственная женщина, которая смогла заставить меня пренебречь собственными интересами ради тебя, но рядом с тобой я так счастлив, что все остальное делается несущественным.