Текст книги "Гувернантка из Лидброк-Гроув (СИ)"
Автор книги: Виктория Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
– Клариссу подарил мне папа, это моя собственность, – закончила я, заливаясь слезами.
– Ах, какие пустяки, – небрежно отмахнулась от меня миссис Линн и назидательно заметила: – Игрушкам надо делиться, Эмма, особенно старшим детям с младшими.
Убедившись еще раз в явном потакании своей матери Эндрю размахнулся и бросил мою куклу в горящий камин. В полете она столкнулась с мраморной стенкой очага, упала на пол и разлетелась на куски. При виде этой утраты мое сердце горестно сжалось и потемнело в глазах. Кларисса осталась для меня единственной памятью об отце и о его горячей родительской привязанности ко мне, и ее потеря причинила мне самое настоящее горе.
– Вы – злые, несправедливые люди, и недостойны называться добрыми христианами! – вскричала я, обращаясь к Кэролайн Линн и ее сыну, заливаясь слезами.
Миссис Линн сначала опешила от моих слов, выражающих явный протест против обращения членов ее семьи со мной, затем она возмущенно проговорила:
– Какая вопиющая неблагодарность и это после того, как мы оставили тебя в своем поместье, а не выставили вон и не отправили в работный дом к таким же нищим голодранцам, как ты сама!
– Хайгейт-Хаус – это также и мой дом! – бесстрашно заявила я ей. – Глава рода Линнов должен заботиться обо всех членах нашей фамилии.
Лицо Кэролайн Линн побагровело, поскольку мои слова являлись истинной правдой, но она быстро пришла в себя, грубо схватила меня за руку и быстро потащила по коридору под глумливый смех своего сына, приговаривая:
– С этого дня я запрещаю тебе выходить из твоей комнаты, неблагодарная девчонка, пока ты не уедешь в школу!
В моей спальне миссис Линн немилосердно швырнула меня на кровать и ушла, громко хлопнув дверью. Я зарылась лицом в подушку и снова залилась слезами от нового горя, одиночества и безысходной тоски.
– Папа, мама, мне так плохо без вас, заберите меня к себе на небо, – прошептала я, надеясь, что моя мольба будет услышана. Мне казалось, что мое горькое одиночество будет вечным и не хотела больше от него страдать. Плакала я долго, около часа, но потом вдруг вспомнила утешительные слова нашего викария Ричарда Вуда, мягко говорившего своим прихожанам о том, что даже если от несчастного бедняка отвернутся все люди на земле, Бог от него не отвернется, и будет ему помогать по своему безграничному милосердию и неисчерпаемой Любви. Нужно только всем сердцем, всей своей душой желать чуда Божественной помощи и это Чудо случится!
Я успокоилась, словно по моей голове кто-то ласково провел рукой, и наивная вера в скорую благотворную перемену в моей жизни завладела моим детским сердцем. Некоторое время я лежала на постели, затем перебралась на подоконник и залюбовалась закатом вечернего солнца. Его алые лучи падали на деревья парка, заставляя их ветви, покрытые инеем сверкать волшебным блеском, где-то на востоке сгущалась темная синева будущей ночи, неся с собою первые, загоревшиеся на небе звезды, с липы мягкие дуновения ветра сбрасывали комки снега. Эта красота снова заставила меня ощутить жизнь как великий дар Божий, и я снова поверила в то, что в моей жизни радостных страниц будет больше, чем печальных.
» Глава 4
Мое заточение длилось около недели, затем произошло долгожданное освобождение. Утром того дня я сидела на кровати, неумело пришивая оторванное кружево к своей ночной сорочке и не предполагала, что кто-то вспомнит обо мне. Непривычная работа не слишком спорилась. Ранее мои вещи чинили горничные или няня Мэг, но с приездом новых хозяев им стало не до моих нужд. Я старалась делать по возможности маленькие и аккуратные стежки шва, но без сноровки они у меня плохо получались, и приходилось полностью сосредотачивать свое внимание на шитье, чтобы шов выходил более-менее ровным.
Внезапно дверь резко открылась и ко мне, задыхаясь от быстрой ходьбы, вошла Мэг. Лицо моей пожилой няни было покрыто капельками пота, она выглядела такой озабоченной, что я забыла о своем занятии и удивленно спросила у нее:
– Мэг, что случилось?
– За вами человек приехал, мисс Эмма, – выпалила няня. – Встаньте, чтобы я посмотрела все ли у вас в порядке.
– Подожди немного, Мэг, мне осталось сделать всего пять стежков, – попросила я ее, желая закончить свою работу.
– Мне некогда ждать, Эмма, хозяйка велела, чтобы ты шла в гостиную немедленно, – нетерпеливо отозвалась няня. Она грубо выдернула сорочку у меня из рук, заставила встать и осмотрела. Осмотр Мэг удовлетворил – моя прическа и платье были в полном порядке – и она повела меня по коридору в то место, где находилась гостиная.
В гостиной сидели в креслах Уильям Линн, его жена Кэролайн, и еще один незнакомый мне джентльмен стоял возле пылающего камина и изящно держал в руке фарфоровое блюдце с чашкой чая. Я смотрела на него во все глаза, догадываясь, что этот рыжеволосый господин с широкими бакенбардами тот самый человек, который за мной приехал, чтобы отвезти в школу. Только я ожидала, что посланный за мной из северной благотворительной школы будет напоминать по внешнему виду неотесанного клерка-северянина. А на самом деле мой предполагаемый сопровождающий оказался щегольски, даже богато одет, и его костюм явно шил столичный портной.
Миссис Линн, заметив меня и няню на пороге гостиной, с задушевной улыбкой громко позвала:
– Эмма, дорогая, иди скорее сюда. У нас для тебя есть прекрасные новости, которые привез мистер Роуд!
Сбитая с толку всем увиденным, и еще больше непривычным ласковым тоном Кэролайн Линн, я нерешительно направилась к живописной группе людей, расположившихся возле камина. Незнакомец при виде меня быстро допил остаток своего чая, затем поставил на чайный столик чашку с блюдцем как совершенно уже ненужные ему вещи и важно сказал мне:
– Мисс Линн, я приехал за вами по поручению вашего дяди мистера Джонатана Уилсона.
– Разве у меня есть дядя? – с недоумением спросила я у него, так как о существовании дедушки Уилсона я знала – отец мне говорил о нем, объясняя, почему мы не поддерживаем отношений с матушкиной родней, а вот дядю ни разу не упомянул.
– Есть, – кивнул в знак подтверждения посланный неизвестного мне родственника и пояснил: – Мистер Джонатан Уилсон – старший родной брат вашей матери, миссис Коры Линн. Он недавно вернулся из Франции, куда ездил по делам, прочитал накопившуюся за время его отсутствия корреспонденцию и, узнав о смерти вашего отца, возымел желание стать вашим опекуном. Мой клиент был очень привязан к своей сестре и теперь готов перенести свою родственную привязанность на вас.
– А как же мой дедушка Самсон Уилсон? Не будет ли он против моего присутствия? – растерянно спросила я, зная о том, что отец моей матери отрекся от нее за ее самовольный брак.
– Увы, сей достойный джентльмен покинул наш бренный мир три года назад, – с приличествующей случаю торжественной печалью возвестил рыжеволосый незнакомец.
– И куда вы намерены увезти Эмму, мистер Роуд? – поинтересовалась Кэролайн Линн.
– Мой клиент определил ей в качестве проживания школу Лидброк-Гроув, прислушавшись к советам знакомых, которые пользуется его полным доверием, – вежливо пояснил ей поверенный моего дяди. – Директриса школы миссис Беатрис Леннокс пользуется доброй славой также среди родителей высокородных отпрысков. Она ранее являлась воспитательницей дочерей герцога Девонширского, и так хорошо проявила себя на этой службе, что он дал ей превосходные рекомендации для своих друзей.
– Мистер Джонатан Уилсон настолько богат, что может позволить себе поместить племянницу в школу воспитательницы дочерей герцога? – уважительно осведомился Уильям Линн.
– На Лондонской Бирже состояние мистера Уилсона оценивается в семьдесят тысяч фунтов золотом, – просветил его мистер Роуд. – Этот достойный судовладелец значительно приумножил наследство, доставшееся ему от отца, который сам слыл большим богачом и его состояние продолжает непрерывно расти вследствие его похвального усердия.
– Какое сказочное богатство! – всплеснула в восхищении руками хозяйка дома. – Передайте, пожалуйста, мистеру Уилсону, мистер Роуд, что если он когда-нибудь захочет навестить вместе с Эммой Хайгейт-Хаус, мы будем рады их принять.
– Очень рады, – многозначительно добавил от себя Уильям Линн.
– Непременно передам, – пообещал поверенный и повернулся ко мне. – Я буду признателен, мисс Линн, если вы соберетесь для поездки как можно скорее. Я должен уже сегодня доставить вас в учебное заведение Беатрис Леннокс.
– Конечно, конечно, – засуетилась Кэролайн Линн. – Мэг, возьми двух моих горничных Бетси и Ханну, чтобы они помогли тебе собрать вещи Эммы, – велела она няне.
Менее чем за час усилиями трех служанок мой скудный гардероб был уложен в дорожный сундук, и я оказалась полностью собранной в дорогу. Напоследок, завязывая под подбородком шелковые ленты своей зимней шляпки, я бросила на свою комнату последний взгляд. Меня никто не провожал в путь кроме моих маленьких четвероногих друзей, которые вышли из комода всей семьей после ухода собиравших меня в дорогу женщин, и я положила им на прощание печенья, которое сберегла для них после завтрака.
Поверенный моего дяди усадил меня в дорожную карету, заботливо осведомившись при этом удобно ли мне сидеть. Я отвыкла от подобных знаков внимания и потому с благодарной улыбкой поспешила ответить ему утвердительно. Меня мое место устраивало тем, что находилось возле окна, и я могла бросить прощальный взгляд на Хайгейт-Хаус. Сердце мое невольно защемило, словно я навсегда расставалась с самым родным и близким мне человеком. Но моя вера в Господа очень окрепла после того как он явил мне свою помощь в виде чудесного объявления богатого дяди, пожелавшего стать моим опекуном и я отправилась навстречу своему будущему без особого сожаления о прошлом, с надеждой на счастье, которым Бог награждает истинно верующих в Него людей.
Едва наша карета проехала милю, как в воздухе белыми мушками начал кружить снег. Белая пелена плотным ковром постепенно покрывала невысокие холмы, дорогу, крыши редких домиков, и когда мы въехали в Виндзор, снег стал идти еще гуще. Я увлеченно следила за толпами людей, снующих по городским улицам. Через два дня должно было наступить Рождество, и в Виндзоре витал дух предстоящего праздника. Я мечтательно посмотрела из окна кареты на представительного джентльмена, его молодую жену и их маленькую дочку, которые весело шли по улице, держа в руках свои рождественские покупки, обвязанные цветными лентами. Крошка, заметив меня в карете, приветственно помахала мне своей ладошкой, я с улыбкой махнула ей в ответ. Мне хотелось так же идти домой вместе с отцом и моей матушкой, но увы – это уже была недостижимая для меня мечта, и мне надлежало желать и просить Бога о другом. Только я не знала в тот момент, каковы мои желания – прошлое отступило далеко назад, а будущая моя жизнь еще не наступила.
В пути мы остановились только раз на постоялом дворе, и мистер Роуд заказал для нас вкусный обед, состоящий из овощного супа, жареной камбалы в кляре, а также из орехового пудинга. Подкрепившись, мы снова сели в карету преодолевать остаток пути.
Лидброк-Гроув
Усилившийся снегопад и сгустившиеся зимние сумерки не помешали нам добраться до школы Беатрис Леннокс вечером. Мы проехали липовую рощу и вдалеке смутно обозначились очертания парадного подъезда Лидброк-Гроува. Лидброк-Гроув представлял собой здание небольшого старинного аббатства и позднейшую двухэтажную пристройку. Наша карета миновала кованую ограду, концы которой терялись в снежной мгле, и приблизилась к большому входу бывшего аббатства. Нас уже ждали. Привратник с почтительным поклоном отворил дверцу кареты и провел нас в кабинет директрисы. Тут я имела случай в первый раз увидеть женщину, которую милосердное Провидение предназначило стать моей заботливой наставницей и самым искренним другом, неизменно поддерживающей меня на протяжении многих лет жизни. Миссис Ленокс была еще достаточно молодой и полной брюнеткой с приятными манерами и правильными чертами лица. Дочь королевского аптекаря она ни по рождению, ни по мужу не принадлежала к дворянскому сословию, но врожденный такт, прирожденный ум и замечательное чувство меры делало ее истинной леди, призванной преподавать уроки хорошего тона ученицам Либрок-Гроува после ранней кончины своего супруга – владельца этой школы.
С сочувствием посмотрев на мое траурное платье, Беатрис Леннокс ласково попросила меня подождать, пока она не поговорит с поверенным моего дяди. Вполголоса они обсудили некоторые деловые вопросы, затем мистер Роуд попрощался с нами и отбыл восвояси.
Миссис Леннокс отвела меня в гостиную, где находилось пять учениц примерно моего возраста, которых родственники не могли забрать домой на рождественские каникулы и две учительницы, оставшиеся в школе помогать директрисе. Мисс Кэтрин Вульф преподавала историю и географию; Иоганна Келлер – немецкий язык. Учительницы школы носили одинаковые темно-синие платья, но на ученицах были разные платья модного покроя светлых расцветок. Из их причесок выбивались изящно завитые локоны, отчего мне показались красавицами даже самые невзрачные девочки.
Уютная гостиная, освещенная множеством свечек и большим пылающим камином, оказалась полна мягкой мебели. Ее центральную, противоположную от входа стену украшал большой старинный гобелен с изображением Круглого стола короля Артура, его самого и королевы Гвиневры, а также рыцарей этого славного ордена. Дух предстоящего Рождества ощущался в этом месте с особенной силой – дверь служанки украсили свежим рождественским венком из вечнозеленого остролиста; на каминной полке догорала большая свеча рождественского поста Адвента, в которой воска осталось ровно до Рождества, а обитательницы гостиной развлекались тем, что рассказывали друг другу рождественские истории.
Миссис Леннокс уделяла мне повышенное внимание и опекала на протяжении всего вечера, помогая освоиться на новом месте. После того, как одна из учениц и мисс Вульф закончили свои рассказы, она повернулась ко мне и ласково спросила:
– Мисс Линн, возможно вы тоже знаете какую-нибудь рождественский рассказ?
Я задумалась, понимая, что пришла моя очередь поведать что-то интересное и утвердительно кивнула головой, вспомнив историю, которую мне год назад в Сочельник рассказывал папа.
– Могу рассказать вам легенду о Рождественской Розе, – сказала я, чуть смущаясь оттого, что множество пар глаз было устремлено на меня в нетерпеливом ожидании. – Она учит о том, что чудо искупления происходит с теми грешниками, которые искренне раскаиваются в своих грехах и тогда для них снежной холодной зимой расцветает Рождественская Роза.
Все громко захлопали в ладоши, приглашая меня начать рассказ и я, одобренная всеобщей поддержкой, рассказала о жене разбойника, увидевшей весенний сад в засыпанном снегом лесу и не поверившем ей аббате.
Миссис Леннокс поблагодарила меня за интересный рассказ, затем наше небольшое собрание отправилось в столовой пить вкусный чай с гренками и сыром. После благодарственных вечерних молитв все разошлись по своим спальням и я, прислушиваясь в отведенной мне постели как за окном падает снег, с благодарностью Богу подумала о том, что меня ожидает самое чудесное в моей жизни Рождество вместо трудной зимней поездки в благотворительную школу, расположенную в северном графстве. Директриса Лидброк-Гроува приняла меня с душевной теплотой, и я сразу избавилась от робости, свойственной новичкам; преподавательницы и ученицы не скрывали своей симпатии ко мне. У меня появилась вера в то, что мое пребывание в этой школе, полной добрых людей будет весьма приятным, поскольку я любила учиться и всегда испытывала жажду знаний в своем маленьком сердце. С такими утешительными мыслями моя голова скоро провалилась в глубокий сон, полный светлых сновидений о школе Лидброк– Гроув и моих будущих успехах в ней.
» Глава 5
Рождество – пора чудес. В этом я еще раз убедилась во время этого светлого зимнего праздника, щедро наполненного минутами тихой радости и приподнятого настроения. Исполнилось самое заветное желание моего маленького детского сердца, словно Бог снова услышал мою, обращенную к нему молчаливую мольбу. Не раз мне приходилось с грустью наблюдать в окне как к парадному подъезду Лидброк-Гроув то и дело подъезжают запорошенные снегом экипажи родственников и друзей, желающих навестить моих школьных подруг, оставленных на время рождественских каникул в учебном заведении миссис Леннокс. Несмотря на то, что директриса была добра и внимательна ко мне, а учительницы окружили всесторонней заботой мою маленькую персону, я все же нуждалась в присутствии близких людей, членов моей семьи, служащих мне утешением в моем сиротстве. Особенно остро мною ощущалось одиночество в те моменты, когда Иоганна Келлер торжественно объявляла в гостиной одной из девочек, где мы занимались изготовлением маленьких бумажных ангелов для украшения комнат, что к ней посетители. Я уже не надеялась, что мой дядя Джонатан Уилсон меня навестит. Мистер Роуд предупредил меня о крайней поглощенности старшего брата моей матери своим предприятием, касающихся дела морских перевозок. Казалось, для этого джентльмена существуют только дела, – забав и развлечений он не признавал и они наводили на него скуку в лучшем случае, и вызывали раздражение в худшем.
Поэтому я даже не подняла голову, заслышав звуки подъезжающей к школе кареты, только с печальным вздохом одинокого ребенка продолжала вырезать крылья последнему своему ангелочку с чертами пятилетней девочки. Словами не описать, как я была изумлена и поражена, когда на этот раз Иоганна Келлер легкой поступью подошла ко мне и со своим едва уловимым немецким акцентом проговорила:
– Мисс Линн, к вам приехали, и миссис Леннокс просит вас пожаловать в ее кабинет.
– Кто приехал? – растерянно спросила я у нее.
– Полагаю, ваши родственники, – невозмутимо ответила учительница немецкого языка. Но по ее удивленному взгляду я поняла, что она считает мое замешательство странным и, не желая смущать ее больше, вежливо сказала ей:
– Благодарю вас, фрау Келлер. Я немного растерялась от ваших слов, поскольку не ожидала, что меня навестят, но на самом деле это известие для меня подлинная радость.
После чего поспешно направилась к миссис Леннокс. По дороге удивление быстро уступило место радости. Мое детское сердечко ликовало от сознания того, что в этом мире нашлись родные мне люди, которые в семейный праздник Рождества помнили обо мне и возымели желание меня навестить. Их общество мне было желаннее всех сюрпризов и подарков на свете. Мне хотелось как можно скорее увидеть старшего брата моей матери, о котором я слышала много похвальных слов от его поверенного мистера Роуда, который представлял его весьма достойным джентльменом.
И вот, заветная дверь, за которой находился мой дядя, открылась передо мною рукой горничной, приглашающей меня войти. Я поспешила воспользоваться этим приглашением и в кабинете начальницы школы увидела толстого мужчину пятидесяти лет с пегими бакенбардами, который с удобством расположившись в широком кресле для особо уважаемых посетителей, любезно беседовал с директрисой. Возле него в почтительной позе стоял полный юноша восемнадцати лет с невзрачными чертами лица. Самыми приметными в его внешности были волосы пшеничного цвета. Он не слишком походил внешне на моего пожилого спутника, но я догадалась, что это был мой кузен Джон – единственный сын и наследник моего дяди Джонатана Уилсона. Кузен мне сразу понравился добрым выражением своих глаз и той смущенной улыбкой, какой встретил мое появление, и я инстинктивно сразу почувствовала, что мы с ним станем друзьями.
Дядя тоже сразу узнал меня, хотя до этого дня никогда прежде не видел. С радостным восклицанием: «Это она, живой портрет моей сестренки Коры!» он удивительно проворно для своего тучного тела поднялся со своего кресла, быстро подошел ко мне и сжал в своих мощных объятиях. Кузен Джон также сердечно поздоровался со мною, но ограничился легким поцелуем в щеку. Директриса умиленно наблюдала за нами, от души радуясь нашей родственной встрече.
Как я убедилась впоследствии, обычно мой дядя был очень сдержанным и сухим в обращении джентльменом, но в первую нашу встречу он дал волю чувствам и засыпал меня градом вопросов, касающихся обстоятельств моей прежней и нынешней жизни. Я быстро поняла, что мое внешнее сходство с моей покойной матушкой еще больше расположило его ко мне. Под конец нашей беседы мистер Джонатан Уилсон заявил, вытирая радостные слезы широким мужским платком:
– Всемогущему Провидению было угодно разлучить меня с любимой сестрой, но оно же послало мне тебя в утешение, дорогая. Я счастлив, что такой прелестный цветочек как ты украсит мой домашний очаг после окончания школы, а то после смерти моей милой супруги Сары нам с Джоном как-то сиротливо без женского внимания и руки.
– Надеюсь, сэр, Господу будет угодно скоро послать вам послушную невестку и отличную жену вашему сыну, – с улыбкой вставила в наш разговор свое слово Беатрис Леннокс.
– Посмотрим, посмотрим, миссис Леннокс, Джон еще очень молод, и спешить ему не следует. Нынешние девицы чересчур ветреные, только о балах и развлечениях думают, и выбор нужно делать с оглядкой и чрезвычайной предосторожностью,– сурово произнес дядя. – Мальчик полгода назад влюбился в некую особу, мисс Энн Тилни, сделал ей предложение, однако она нашла его слишком некрасивым для себя и отказала ему!!! – последние слова он произнес с нескрываемым гневом и возмущением, до сих пор сердясь на неразумную девицу, которая посмела пренебречь его сыном. – Сквайр Тилни, отец той особы, понимая все выгоды родства со мною, быстро вправил ей мозги, но я открыто заявил ему, что не желаю видеть его дщерь в своем доме. А Джона загрузил работой в своей конторе так, что он через неделю забыл даже думать о глупой девице.
Я с сочувствием посмотрела на покрасневшего от бестактного обсуждения его неудачного сватовства Джона. Судя по грусти, появившегося в его глазах он отнюдь не забыл свою первую любовь, но почтение к своему строгому родителю не позволяло ему сказать ни одного слова наперекор.
Директриса поняла свою ошибку, заключающуюся в том, что она невольно напомнила моему дяде о пережитом им неприятном инциденте и искусно перевела разговор на мою особу, тактично спрашивая, угодно ли будет мистеру Уилсону забрать свою племянницу на следующие каникулы.
– Я извещу вас об этом в письме, миссис Леннокс, если представиться возможность забрать Эмму к себе во время перерыва в занятиях, – подумав, ответил ей дядя. – К сожалению, мы с Джоном весьма занятые люди и подолгу не бываем в своем лондонском особняке. Но я уверен, что Эмме у вас в любом случае будет хорошо. Здесь уютно, все отлично продумано, школьные классы оснащены всеми необходимыми предметами. Мне не нравится только этот предмет, – и коммерсант неодобрительно посмотрел на мраморный бюст некоего античного деятеля.
– Это Цицерон – выдающийся римский государственный деятель, оратор и философ. Я решила разместить в школе бюсты выдающихся людей античности в качестве наглядного пособия, – объяснила директриса Лилюрок-Гроув и поинтересовалась: – Почему он вызывает у вас неудовольствие, сэр?
– Он – тощий! – громко объявил дядя. – Чему может научить молодежь тощий философ? Бездельничать и делать долги!!! Скажем, взять меня или вас, миссис Леннокс – на вас тоже приятно посмотреть, поскольку вы упитанны, прекрасно одеты и хорошо выглядите. Взглянув на вас, сразу понимаешь, что вы преуспеваете в делах. А у тощих бездельников ветер в голове и доходов кот наплакал.
При этих словах дяди я почувствовала себя неуютно, поскольку отличалась субтильностью. К счастью, дядя был слишком занят разговором с директрисой, чтобы обращать внимание на столь досадное обстоятельство как отсутствие у меня приятной ему полноты.
Миссис Леннокс заверила моего родственника, что исправит свою оплошность, и впредь при покупке бюстов будет обращать внимание на философов только упитанного вида. Дядя пришел в хорошее расположение духа от ее сговорчивости и выписал щедрой рукой чек на пятьсот фунтов на нужды школы, чем привел директрису в молчаливый восторг.
На прощание дядя с кузеном одновременно подняли свои цилиндры, выражая почтение миссис Леннокс, и я почувствовала горькое сожаление, что они так недолго пробыли в Лидброк-Гроув. Несмотря на некоторую неотесанность, они были добры и сердечно ко мне расположены, и я испытывала большое желание познакомиться с ними поближе. Но для дяди, как я уже упоминала, на первом месте были его дела. На всех знакомых он производил впечатление настоящего британского льва – решительного, последовательного, твердого в своих принципах и неизменно удачливого. Кузен Джон со своим мягким нравом казался его бледной копией, но мне он полюбился не менее властного и авторитарного дяди.
Подарки от моих родственников, которые принесли в мою спальню, немного развели мою грусть от расставания с ними. Не считая новых платьев, которые обновили мой гардероб, дядя подарил мне акварельные краски с кистями для рисования, серебряные пяльцы, нитки и иголки для вышивания, несколько книг с яркими рисунками, а также красивые ленты и кружева. От кузена Джона мне доставили изящный золотой браслет, подходящий для юных девиц. Душевная щедрость дарителей казалась мне дороже самих подарков, и я с надеждой подумала, что дела все же позволят моим родственникам время от времени навещать меня. Эта надежда мало оправдалась, но между нами завязалась активная переписка, и потому я не чувствовала себя обделенной вниманием как в самом начале при поступлении в школу Лидброк-Гроув. Дядя постоянно интересовался в чем я нуждаюсь, и нужные мне вещи доставлялись в учебное заведение миссис Леннокс незамедлительно.
» Глава 6
После Рождества школа стала вновь заполняться ученицами, возвратившимися из лона своих семей к началу январских занятий. В учебном заведении миссис Леннокс считая меня, учились сорок три девочки разных возрастов, и все они являлись представительницами либо видных дворянских семей, либо богатого третьего сословия здешней округи. Состоятельные промышленники старались устроить в Лидброк-Гроув своих дочерей, несмотря на высокую плату за обучение, стремясь не так к тому, чтобы они получили хорошее образование, как к их связям со своими школьными подругами, чьи родители-аристократы были вхожи в высшее общество столицы. Так мою спальню мне предстояло разделить с мисс Фанни Лэндон – дочерью лорда Джорджа Лэндона, члена британского парламента. Я часто с интересом думала, какая она – эта маленькая аристократка, с которой мне суждено было проводить ночи и всей душой желала, что она не окажется чванливой и заносчивой особой.
Фанни оказалась одной из последних учениц, прибывших в школу после каникул. Возвращаясь после ланча в спальню, я услышала доносящийся из комнаты звонкий смех, похожий на серебряный колокольчик. Заинтригованная, я поспешила войти, и застала в спальне прелестную сцену, участницами которой были две женщины и одна рыжеволосая девочка. По внешнему виду она казалась моей ровесницей.
– Нет, мама, я не надену это темное шерстяное платье, – игриво заявила она, отстраняясь от протягиваемой ей одежды. – Мне еще хочется поносить нарядное бархатное!!!
– Фанни, дорогая, праздники уже закончились, пора возвратиться к повседневным делам и занятиям, – с выражением безграничного терпения на лице сказала ей красивая светловолосая леди, выглядевшая моложе своих лет. – Как сказал господин Уильям Шекспир: «Если бы все время были праздники, опротивели они больше будней нам». Бог создал людей прежде всего для полезных дел, отведя для отдохновения лишь считанные часы.
– Ах, я еще не наигралась дома, – с сожалением вздохнула маленькая мисс Лэндон и умоляюще посмотрела на мать. – Мама, попроси папу, чтобы он забрал меня домой еще на неделю.
– Нет, милая, так нельзя, – тем же тоном ласкового увещевания ответила ей мать, и в этот момент ее лицо показалось мне смутно знакомым. – Столь долгий перерыв приведет к тому, что ты будешь отставать в учебе от своих одноклассниц, а это огорчит папу. Бери пример с этой прелестной девочки, она давно облачилась в приличествующее школьным занятиям платье, – добавила она, показывая на меня своей изящной рукой.
Фанни быстро взглянула на меня, застыдилась и поспешно закивала головой.
– Хорошо, мама, я согласна переодеться, – послушно сказала она.
Ее бонна – чрезвычайно дородная няня – поспешно взяла шерстяное платье и быстро повела свою подопечную переодеваться, зная ее переменчивый нрав. В школе Лидброк-Гроув не было дортуара, как это обычно бывает в школах-пансионах, и ее воспитанницы спали по двое в бывших монашеских кельях, переделанных под спальни. Не осталось ни одного следа былого католического аскетизма. Стены были оклеены светлыми кремовыми обоями с голубыми крохотными незабудками; вдоль стен стояла дорогая мебель из орехового дерева, стены украшали красивые картины с сельскими пейзажами. В небольших узких комнатах разместились все нужные предметы обихода, и возле окна в углу стояла китайская ширма, расписанная яркими пионами. За нею Фанни с помощью бонны начала снимать свой дорожный костюм, а ее мать – леди Амелия – принялась задавать мне вопросы.
– Как вас зовут, милое дитя? – с благожелательной улыбкой поинтересовалась она.
– Эмма Линн, миледи, – приседая в поклоне, ответила я ей.
– Линн? – оживившись, переспросила она. – Не приходитесь ли вы родственницей мистеру Элвину Линну из имения Хайгейт-Хаус?
– Я – его дочь, – подтвердила я.
– Мы с мужем хорошо его знали и часто принимали в своем лондонском доме и однажды посетили бал в Хайгейт-Хаусе, – доверительно сказала она мне. – Ваш папа, мисс Линн, был человеком редкого обаяния, все его любили. Какое несчастье, что смерть постигла его еще в молодом возрасте.
У меня запершило в горле от волнения, и я с трудом удержала слезы при упоминании столь горестного для меня факта. Леди Амелия заметила это и тут же перевела разговор на другую тему.
– Я очень рада, что возобновила знакомство с вами и надеюсь, что вы с Фанни станете добрыми подругами, – душевно произнесла она, ласково мне улыбаясь, после чего позвала к себе няню дочери: – Грейс, следуй за мной. Нам нужно выяснить у миссис Леннокс, какие вещи еще могут понадобиться моей дочери во время пребывания в школе.
Бонна ответила: «Слушаюсь, миледи» – и ушла вслед за своей хозяйкой.
Мы с Фанни остались наедине и некоторое время друг друга внимательно разглядывали.
