Текст книги "Научи меня летать"

Автор книги: Виктория Шавина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Вы её съели что ли?

– Да нет, мы туда положили Хахмануха… Ну и чуток попробовали – надо же было убедиться, что это хорошая идея. Потом налили воду в котёл. Сыро, мягко, ну и оставалось сделать так, чтобы было темно. Никогда не угадаешь, что мы придумали.

– Разрезать все мои платья и завесить окно? – с равнодушным видом предположил Сил'ан.

– Эх, ну почему ты спал?! – в сердцах воскликнул паук. – Мысль отличная, но поздно. А мы посадили в окно драконикуса. Семейство долго обсуждало, какой из них подойдёт по размеру. Высокий сказал, что он слишком крупный, а мелкий – что он, хм, слишком мелкий. Честно говоря, как по мне, так мелкий был в самый раз, но средний им поверил и полез, простофиля. Видел бы ты, как они его туда забивали! А уж как мы его оттуда будем доставать…

Паук присвистнул.

– Ну да ладно, – вновь затараторил он. – До этого ещё далеко. Он, бедняга, весь день ноет. Говорит, снаружи и внутри, дескать, большая разница влажности и температур. Представляешь, какими словами стал выражаться? А ещё жалуется, что ему хвост напекает. Ничего, ночью ему этот хвост основательно подморозит. Правда, ночью, по-хорошему, его стоило бы вынуть, так ведь… Сам понимаешь. Но я уже придумал выход: пошлю Ре его твоим плащом обернуть. Или нет, лучше Фа, а то ведь терпения Хахмануха у меня нет.

– Ему точно стало лучше? – уточнил Сил'ан, строго взглянув на паука.

– Точно! – уверил Синкопа. – Слизь начала выделяться, всё хорошо. Он просто перегрелся в этом чёрном ящике. Чёрном! В стране, где так жарит Солнце! Нет, скажи мне, чем думают эти люди?

– Не знаю, – заметил Келеф, возвращая внимание к вазам.

– Кстати, я нашёл копьё, – вспомнил паук. – И что с ним делать?

– Бросить и забыть.

– Ладно, вижу ты не в настроении, – заключил лятх. – Тогда я пойду. Только один вопрос: это правда, что вы бились так яростно, что переломились сначала копья, потом дубины, и даже ножи?

– Нет.

– Ага, – сказал паук. – А правда, что он как кинется на тебя! А ты отпрыгнул вот так! А потом так ему и так, а он тебе: ввух, ввух! И ты его хрясь, бдынг! Дыщ!..

– Нет, – прервал его Сил'ан.

Синкопа прекратил скакать по потолку, изображая бой, и проговорил:

– Ты уверен? Может всё дело в неверно подобранных звуковых эффектах? Я и сам полагаю, что «бдынг»…

– И хватит подслушивать разговоры стражников, – закончил мысль Келеф.

Паук помолчал, затем солидно кашлянул и степенно молвил:

– Что же, я так и думал. Пойду, разочарую крылатых.

Хахманух пришёл в себя через день после приезда. Через два он уже мог болтать с несчастным драконикусом, зажатым в окне. Через три стал прохаживаться по комнате, а на четвёртый решительно отворил дверь и отправился, по его словам, наводить порядок. Первым делом он разыскал двух свободных представителей чешуйчатого семейства – те разливали масло в чаши, свисающие с потолка на цепях, и забавлялись тем, что воспламеняли их дыханием.

– Вы что творите! – напустился на них переводчик, топорща гребень.

– Хахманух! – радостно воскликнули оба затейника и бросились тереться боками о червя.

– Зачем вы издеваетесь над Бекаром? – строго спросил тот. – Пусть он умом не вышел, но вы одна семья.

Злодеи лишь захихикали и убежали вприпрыжку. Лятх попытался задуть пламя в чашах, что ему так и не удалось, а потом неторопливым шагом направился в залу.

– Ясного утра, Хахманух, – поприветствовал его Синкопа, сидевший на каминной полке. – Я такую славную паутину недавно закончил. Давай подарю?

Червь обвился вокруг колонны.

– А что я буду с ней делать? – спросил он.

– Повесишь на стену, – предложил паук. – И будешь любоваться. Ну, как?

– Ладно, – согласился переводчик. У него было благодушное настроение.

– Замечательно, – обрадовался Синкопа. – Так трудно быть плодовитым автором шедевров, один другого краше. Хорошо хоть в крепости ещё много места.

Оба помолчали, паук перебежал на потолок и устроился над головой червя.

– Не хочу тебя тревожить, но кое-что скажу. Келеф странно себя ведёт: ночами уходит к реке, все дни проводит в комнате. Почти не разговаривает, и его тянет к вазам.

– Я не удивлён, – отозвался червь, но жёлтый гребень красноречиво поник. – Нам вот-вот объявят войну или нападут без предупреждения. Не знаю, как тут это делается. А у нас десяток стражников и ещё пятью столько человек в деревне, причём все мечтают с нами расправиться. Как бы ты себя чувствовал на месте Келефа?

– Он не виноват, – заметил Синкопа.

– Кому от этого легче?

Паук погрузился в задумчивость.

– Как-то это несправедливо, – наконец, заметил он. – Мы всё делаем хорошо, а получается плохо. Причём, всё хуже и хуже.

– Значит, не всё мы делаем хорошо.

– А как надо?

– Кто знает, – вздохнул Хахманух, прислушался и быстро выглянул в коридор. – Келеф! – воскликнул он радостно.

– Надеюсь, разговор не слышал, – пробормотал паук и убежал обратно на полку.

– Ясного утра, – ласково сказал Сил'ан, и Хахманух невольно расправил гребень, польщённый.

– И тебе, – пробормотал он. – А оно действительно ясное?

– Не уверен, – признался Келеф. – Сегодня к нам приезжает Марбе-уан.

– И ты принял его?! – воскликнул червь. – У него плохая кровь! От такого существа можно ждать чего угодно!

– Он поставил меня перед фактом, – Сил'ан вплыл в залу. – Ясного утра, Синкопа.

– Издеваешься? – хмыкнул паук. – После таких-то новостей.

– Почему он уверен, что ты его примешь? – настаивал Хахманух.

– Давайте, и правда, не откроем ему дверь, – предложил Синкопа. – Было бы гораздо эффектней не опускать мост, но тут стражники нас не спросят. Я серьёзно: всё равно, сколько против нас будет уанов и войск – нам ведь и с сотней пехотинцев не справиться.

Червь плюхнулся на пол и с надеждой предположил:

– Может, он решил нам помочь?

– Да, что и говорить, бескорыстия мы тут уже навидались! – возмутился его наивности паук.

Уан приехал после полудня. Надани, ещё не до конца одетая, из окна кабинета подавала стражникам знаки, которые при всём желании нельзя было понять. Не обращая на них внимания, летни опустили мост. И получилось так, что Марбе эффектно появился из экипажа посреди пустого, замусоренного двора. Люди на стенах разглядывали его с вялым интересом, сторожевой открыл оба глаза, зевнул и снова задремал.

Приезжий осмотрелся, отряхнул бархат куртки, поправил прекрасно уложенные волосы и надушенным кружевным платком вытер пот со лба. Стражники перебросились парой фраз и повернулись к нему спиной. Дверь крепости отворилась; наружу, спотыкаясь, выбежал Тадонг.

– О! – воскликнул он торопливым и чрезмерно радостным тоном. – Добро пожаловать! Счастливы видеть! Помните меня?

– Нет, – холодно сказал ему летень. – Где уан Кереф?

– Так вы к нему? – расплылся в улыбке Тадонг. – Я вас отведу. Мы тут живём в некотором роде отдельно. (Он визгливо рассмеялся.) Осторожней, прошу вас. Здесь столько мусора. Мы всё собираемся убрать. А вон у нас большая глыба. Вы когда-нибудь видели такую большую глыбу?

– Заткнись, – не выдержал Марбе.

– Ясно. Хорошо. Понял.

Когда они подошли к дверям второй половины, Тадонг, опередив уана, ринулся вперёд и заколотил по камню, точно беглец, спасающийся от стаи оборотней. Наконец, дверь отъехала в сторону, на пороге показалась высокая фигура в чёрном платье. Мужчина с облегчением выдохнул и забормотал:

– Кереф, тут к тебе… вам…

Марбе протянул было руку, чтобы оттолкнуть человека в сторону, но вовремя принюхался и, брезгливо сморщившись, стал постукивать носком туфли по земле.

– Да иди ты уже, – негромко подсказал Тадонгу червь, выглядывая из-за подола платья Сил'ан.

Мужчина быстро сотворил согласный жест и зашагал прочь. Оба уана в молчании уставились друг на друга. Марбе первым нарушил тишину:

– Не слишком радушный приём, – насмешливо выговорил он. – Но я понимаю, чем мог вас обидеть.

– Что привело вас ко мне и почему вы без свиты? – перевёл червь.

Красавец летень двусмысленно улыбнулся.

– Деликатный вопрос, – всё так же насмешливо выговорил он. – Вы можете выслушать меня, а можете указать мне на дверь, хотя этот жест и будет лишён смысла. Так или иначе, говорить снаружи я не стану.

В этот раз Келеф не смог понять человека сам, и червь какое-то время был занят объяснением.

– Входите, – пригласил он, наконец.

Чёрная фигура повернулась и уплыла во мрак коридора, Хахманух держался с ней рядом. Марбе пошёл следом, внимательно её рассматривая.

– Ваш слуга обращается к вам просто по имени рода, – заметил он. – Это иноземный обычай или вас привлекают люди подобного сорта?

– Я ничего не знаю о сортах людей, – перевёл червь.

– Уклончивый ответ. Что ж, я не настаиваю.

Убранство крепости вызвало на лице летня презрительную улыбку. Пол в зале был вымазан сажей, на стене висел гобелен, испещрённый множеством точек красного и серебристого цветов и перечёркнутый такими же линиями. На широкой каминной полке красовалась миниатюрная чёрная ваза. Все углы затягивало подобие паутины, сплетённое из толстых нитей. Мебели не было. Череда одинаковых полукруглых отверстий под самым потолком пропускала в залу немного света.

Келеф произнёс единственное слово, а червь перевёл:

– Так чего вы хотите?

Человек неторопливо обошёл Сил'ан справа и остановился перед ним.

– Вы попали в трудное положение, – заговорил он, глядя на яркие синие губы, блестевшие точно металл. – И Весна вам не поможет, так я думаю. Если бы она собиралась вас поддерживать, то сразу прислала бы войска. Я прав?

Ответом ему было лишь молчание. Марбе вкрадчиво продолжил:

– Я могу вам помочь, но в ответ на небольшую любезность.

– Что это значит?

Человеку нравилось слушать, как звучит голос существа, и контраст с неуверенным басом червя лишь усиливал очарование. Летень внимательно посмотрел в глаза, цвет которых никак не мог разобрать, и настойчиво произнёс:

– Я думаю, ты уже догадываешься, Кереф.

Червь оторопел, а высокая фигура как будто стала ещё выше. В этот раз её речь зазвучала отрывисто и быстро. Хахманух, встряхнувшись, начал переводить:

– А я думаю, – неприветливо сказал он, – что вы отнюдь не собираетесь мне чем-либо помогать, но лишь спешите получить желаемое, пока я ещё жив.

Марбе широко растянул губы, его взгляд стал весёлым:

– Мне не отказывают, – предупредил он. – Что ж, раз ты не любишь романтику, я оформлю предложение иначе: зачем тебе ещё один противник, которому, в отличие от первого, не нужно ждать отъезда отца, чтобы передать войскам приказ о наступлении? Ты не глупец, я знаю. И уверен: мы оба получим удовольствие. Так зачем изображать жертву?

Червь потерял дар речи. За колонной раздался глухой удар. Келеф смотрел мимо летня, молча, пристально. Он чуть заметно приоткрыл рот и часто дышал, напоминая рыбу, выброшенную из воды. Его беспомощный вид позабавил Марбе.

А в следующий миг человек уже отчаянно пытался отцепить холодные руки в бархатных перчатках, схватившие его за горло. Зала осталась позади, заскрежетала дверь, раскалённый воздух хлынул в затхлый полумрак крепости. Солнце ослепило летня, он панически задёргался. Что-то хлопнуло его по боку так, что в голове зазвенело, а во рту появился солоноватый привкус.

Марбе с хрипом втянул воздух, поперхнулся пылью и закашлялся. Перед глазами вспыхивали красные и зелёные круги.

Он не сразу понял, что лежит на земле среди мусора – один во дворе чужой крепости – и его давно уже никто не держит.

После возвращения с турнира Хин стал проводить вечера у окна. Оранжевый свет закатного Солнца старил крепость: она темнела, казалась грозной и чужой. Мальчишка подолгу рассматривал грустный силуэт уана в одном из окон, а когда силуэт скрадывали сумерки, наблюдал за длинным чешуйчатым хвостом, торчавшим из стены. Ночью во второй половине крепости не зажигали света. «Правильно, – думал мальчишка, – они же видят в темноте».

Он удивлялся, как уан может грустить, если живёт в окружении поразительных чудовищ. Никто не указывает ему, что делать и как себя вести: он может веселиться хоть целый день и играть, с кем хочет. Потом мальчишка вспоминал, как смеялись над Келефом стражники, слуги и Тадонг, как отзывалась о нём мать, и хмурился, чувствуя противоречие.

В ночь с четвёртого на пятый день Хин наблюдал за величественным восходом Лирии. Та появилась из-за тёмной громады крепости, ещё пушащаяся туманом и непохожая на Луну. Она расплывалась, пульсировала и почти не давала света, пока – в тот час ночи, который называют началом нового дня – не стала вдвое меньше прежнего, но ясной и чистой, белой с едва заметным серебристым оттенком.

От созерцания небесных красот мальчишку отвлекло движение во дворе. Хин присмотрелся внимательнее: по этой части стены никогда не ходили стражники, а уж спускаться вниз и бродить среди хлама, рискуя что-нибудь себе сломать, им бы и вовсе в голову не пришло.

«Ведун», – решил мальчишка. Фигура вышла из тени, и Хин улыбнулся – это был уан. Он плыл к стене так решительно и уверенно, точно там был его тайник или скрытый проход. Хин с восторгом приготовился увидеть, как случится что-то любопытное, но уан просто ударился о стену. Мальчишка озадаченно нахмурился. Келеф бросился на стену снова. Он бился об неё вновь и вновь с глухим, едва слышным звуком, точно обезумевшая змея, а потом, привалившись к ней спиной, медленно сполз наземь. Какое-то время он лежал в пыли ничком, только его пальцы судорожно двигались, зарываясь в песок. Потом поднялся, постоял немного и поплыл обратно к крепости.

Хин замер, боясь дышать глубоко. Он ждал новых ужасов, но неожиданно в ночи зазвучала тихая, сказочная мелодия.[9]9
  В.А. Моцарт – Соната до мажор, К545. Исполняется на клавесине.


[Закрыть] Она лилась из темноты крепости, чистая и звенящая, как будто её пела сама Луна.

С утра Меми принялась выговаривать Хину, что люди не спят у окон и, наверное, не зря придумали постели. Мальчишка лишь смотрел на неё и счастливо улыбался. Девушка подняла бровь.

– Что случилось?

– Ты слышала вчера колыбельную? – вдохновенно спросил её Хин.

Няня нахмурилась:

– Нет, – сказала она. – Но спала я на диво хорошо.

После завтрака мальчишка вышел побродить по двору. Он представил себе, что где-то среди сора лежит бесценное сокровище, да только оно заколдовано и сразу не разглядишь, каково оно из себя. Сначала нужно угадать сердцем эту вещь, поверить в неё, и тогда она раскроется. Хин принялся рассматривать и перебирать хлам. Постепенно он обошёл половину двора и оказался позади крепости.

Высокий, но недлинный кусок металлической ограды, обросший тряпьём, нависал над останками кухонного стола, лишившегося всех четырёх ножек. За оградой стоял Сил'ан и смотрел на стену. Юный Одезри вздрогнул, увидев его на том самом месте, что и вчера ночью.

– Онге, Келеф-уан, – мальчишка постарался верно повторить все интонации.

Реакция его поразила. Статуя вдруг ожила, обернулась к нему и ответила недоверчиво, но совсем не зло:

– Зар-ы дэа дээе-тет маиит.

Хин ничего не понял, смутился и, поклонившись, хотел уйти, но уан остановил его взмахом руки, потом жестом велел подождать.

– Как… – начал было он, но знание языка его подвело. Сил'ан попытался снова, медленно, ошибаясь даже в ударении: – Откуда понимание какие слова и порядок?

– Я… сравнил, – признался мальчишка. – На общем вы сказали бы мне: ясного утра, господин Одезри. А на своём вы сказали: онге, Одезри-сиэ. Я подумал, что «сиэ» не может быть «утром», потому что оно звучит как-то незначительно. Значит, «сиэ» – это «господин», а «онге» – это «ясное утро».

– Оа, – произнёс уан с той же интонацией, с какой Меми говорила «увы».

– Нет? – уточнил Хин.

– Онге нна – утро, – ответил ему Келеф.

– Тогда в чём ошибка? Просто утро?

– Утро, – повторил уан.

Мальчишка понял.

– А как будет «ясное»? – спросил он.

– Ана, – и Келеф добавил странный звук на вдохе.

Хин попытался его повторить, но ответом стал тихий смех, и мальчишка смущённо уставился в землю.

– Онге анаь, Одезри-сиэ. Зоа, – вполне доброжелательно прозвучало с высоты. А потом, неожиданно утратив к стене и человеку всякий интерес, Сил'ан уплыл прочь.

Глава VI

– Так, – осведомился Синкопа, – все помнят своё задание?

Пушистые твари высунули языки и с важным видом хлопнули крыльями, пара чешуйчатых злодеев схлестнулась хвостами, три червя решительно встопорщили гребни.

– Что ж, – отважно изрёк паук, взобравшись повыше, – никто не говорит, что это будет легко, но мы пойдём до конца. Исполнись храбрости, моё славное воинство! Мы не поступаемся честью! Мы не бросаем тех, кто нам доверился! Мы не убиваем свою совесть и не пестуем зависть! Мы не замыкаем сердца фанатизмом и выслушиваем тех, кто не согласен с нами! И если мы заблуждаемся, то искренне! Я счастлив был узнать вас всех. Возможно, иные из нас не встретятся более, но те, кто вернутся живыми, всегда будут помнить ушедших. Судьба бросила нам вызов, и мы принимаем его, не испытывая жалости к себе!

Фа зевнул и сполз на пол, Ре почесал сгибом крыла за ухом. Черви переступили с лап на лапы, а злодеи давно уже играли в ладушки.

– Я не могу работать с такой аудиторией! – обиделся Синкопа, прерывая речь. – Где овации?! Неблагодарные!

– Давай я скажу, – флегматично предложил Хахманух.

– Не возражаю

Червь оторвал брюхо от пола.

– Келеф в отчаянье, – начал он, – и винит себя. Зря. Все мы одобряем его поступок, хотя люди, знай они, конечно, возненавидели бы его пуще прежнего. В любом случае, так не может больше продолжаться, иначе он сойдёт с ума. Мы приведём его в чувство, чего бы нам это ни стоило!

Воинство поддержало оратора грозным шлёпаньем лап, но тут же встревожено притихло, услышав, как с гулом откатилась входная дверь.

– Идёт, – шепнул Синкопа.

Лятхи переглянулись, решительно и серьёзно. Паук показал три лапы, две, одну и побежал в коридор. Воинство храбро выглянуло из-за угла.

– Келеф! – Синкопа изобразил удивление. – А мы как раз тут мимо проходили. Хм, все сразу. Да… Как удивительно, что мы тебя встретили!

– И в самом деле! – подхватил Фа.

– Чем собираешься заняться? – в свою очередь вмешался мелкий драконикус.

Сил'ан проплыл мимо них куда быстрее обычного.

– Переходим к запасному плану! – скомандовал паук, и лятхи бросились следом за целью.

Пушистые твари, расправив крылья, умчались наверх и перекрыли подступы к комнате уана. Синкопа, мельтеша лохматыми лапами, догнал Келефа и, спустившись по стене на уровень его лица, спросил, как бы невзначай:

– Эй, в чём дело?

– Шанс добиться успеха, не располагая информацией, слишком мал, – был ответ.

– То ли во дворе его осенила идея, то ли мы опоздали, – истолковал Хахманух. Он выбивался из сил, пытаясь не отставать.

– Может, мы сначала всё обсудим? – предложил Синкопа. – Куда спешить?

– Время и отлив никогда не ждут детей Океана и Лун.

– Он прекращает страдать и начинает что-то делать, – протараторил червь.

– Что именно? – уточнил паук.

– Поговорю с Парва-уаном, – ответил Келеф.

– Поговорит с Парва-уаном! – быстро объяснил Хахманух.

Синкопа едва не споткнулся:

– Слушай, я понял, – сказал он. – Всё, отбой! Отбой!

Крылатые твари, вздохнув с облегчением, отбежали в сторону, позволяя Сил'ан пройти.

– Пол в зале до сих пор вымазан сажей, – заметил тот, скрываясь за дверью своей комнаты.

– Это был намёк, – определил паук.

Червь ненадолго задумался.

– Так, – пробасил он в конце концов. – Два варианта. Первый: пусть разбираются те, кто забавы ради заплевали грязный пол. И теперь его не берёт даже очищающее зелье!

– Лучше второй, – дружно сказали драконикусы.

– Ладно, – легко согласился Хахманух. – Тогда те, кто до сих пор не вытащили брата из окна.

Стража не посмела преградить ему путь, и Марбе с силой налёг руками на тяжёлые бронзовые створки врат; те поддались, пропуская его в залу, где заседал совет. Она освещалась шариками света, роившимися внутри пиал из красного стекла. Десятки чёрных шкур оборотней устилали пол, покрывали возвышения, на каждом из которых сидел важный старик в белом платье. Колонны, массивные и тяжёлые, уносили купол так высоко, что лучи света не могли до него дотянуться.

Старики сидели полукругом, а перед ними возвышался покрытый шкурой мурока трон – пустой. В каменных стенах, раскрашенных яркой оранжевой краской, не было ни окна, ни щели. В душном воздухе пахло старым мехом и потом, а по стенам прыгали, извивались и плясали чёрные и красные фигуры людей – нарисованные, если смотреть прямо на них, но стоило повернуться к ним боком, как они начинали кривляться в неверном свете пиал.

Старики шумели, увлечённые спором, Голос бил в барабан, призывая к порядку. Уан криво улыбнулся и, шагнув вперёд, отпустил створки. Металлический гром подпрыгнул к куполу и обрушился на ничего не подозревавших людей. Иные старейшины схватились руками за голову, прикрывая уши. Разговоры смолкли, летни обернулись к вратам, а в воздухе тревожно гудела, затихая, низкая нота.

– Повелитель, – изумлённо молвил Голос и тотчас низко склонился.

Шелестя одеяниями, все старики поднялись со своих мест и тоже согнули спины.

Марбе прошёл мимо них, неторопливо и величественно; опустился на трон, тщательно расправил складки одежды, отвёл волосы назад, придирчиво осмотрел носы собственных туфель. Лица старейшин побагровели от напряжения, наконец, уан милостиво взмахнул рукой. Летни, выпрямились, отдуваясь и кряхтя.

– Мой повелитель, – угодливо повторил Голос. – Вы так давно не снисходили до нас, что солнечный свет померк и небеса укрылись за тучами. Мы каждый день проводили в унынии. Терзались, спрашивая себя, чем заслужили немилость. Единственное желание горит в наших сердцах: всегда служить вашей доблести

Марбе внимал восхвалениям с видом скучающего бога, едва же летень умолк, заговорил насмешливо:

– Мудрые старейшины, вы отлично знаете, чем заслужили мою немилость, а мне прекрасно известно, что за желание пылает в ваших сердцах и добирается до умов, – он выдержал краткую паузу. – Я собираюсь объявить войну нашему южному соседу. Сейчас вы подумаете и одобрите моё решение.

Иные из стариков прищурились, другие стали косить глазами, третьи сохранили на лицах лукавый и хитрый вид.

– П-повелитель, – запнулся Голос, – войну – значит…

– Войну, – снисходительно улыбнулся уан.

– В прошлый раз война кончилась плохо, – часто моргая, выговорил сухой старик. В отличие от прочих он не боялся смотреть правителю в глаза.

– Так, может быть, запретим её указом? – поинтересовался Марбе. Он также не отвёл взгляда и даже не моргал, зрачки его заметно расширились, улыбка стала весёлой.

Старик не нашёлся с ответом и сел. Поднялся другой. Под взглядом уана он втянул голову в плечи и несмело сказал:

– Три года назад мы решили, что ныне Дэсмэр и Сайена не благоприятствуют войнам. Вы согласились с нами.

– Возможно, – равнодушно заметил Марбе. – А не вспомнить ли нам, с чем я соглашался десяток лет тому назад?

Старейшина поклонился и быстро сел.

– Мой повелитель, – наконец, совладал с собою Голос, – у южного соседа нет даже армии, он кажется лёгкой добычей, но отчего же тогда уан Каогре не покушается на неё?

– Не может отвлекать войска от границы с зоной Олли, – со спокойным здравомыслием ответил правитель.

Некоторые из старейшин переглянулись и закивали, забормотали, соглашаясь.

– Но если мы захватим землю уана Керефа, то выйдем на границу с владением уана Каогре и расширим границу с владением уана Парвы.

– Уану Парве будет всё равно, – сказал Марбе. – Уану Каогре – едва ли. Но если он боится двинуть силы против безоружного противника, против вооружённого не выступит тем более.

Старейшины заговорили все разом, что-то доказывая друг другу. Лишь после четвёртого удара по барабану Голос смог их успокоить. Правитель развлекал себя тем, что чертил носком туфли в воздухе замысловатые фигуры.

– Не лучше ли нам всё же подождать? – робко высказался ещё один старик.

– Пока уан Кереф соберёт армию? – поднял брови Марбе, не отвлекаясь от своего занятия. – Или пока отстроит крепость? Призовёт гарнизон из Весны или обзаведётся союзниками в Онни? Пока сам нападёт на нашу землю? Чего именно нам лучше подождать?

Старейшина низко согнулся и сел.

– Кто из вас против моего предложения? – лениво молвил уан.

Голос озадаченно взглянул на него:

– Мой повелитель, вы хотите, чтобы ответ был дан сейчас на ваших глазах?

– Неужто вы без меня приняли закон, лишающий уана этой привилегии? – притворно удивился Марбе. – В таком случае я объявляю его недействительным. Итак?

Он обвёл залу насмешливым взглядом. Старейшины, встречаясь с ним глазами, замирали и униженно горбились. Старик, осмелившийся возразить первым, единственный поднялся с места. Правитель тихо рассмеялся.

– Голос Совета, – позвал он, – огласите решение.

– Марбе сошёл с ума, – раздражённо выговорил Каогре, рассматривая карту границы владения с зоной Олли.

– Как будто нам не хватило выходок его бабки, – высказался первый советник.

– А что его бабка? – спросил Ченьхе, удивлённый. – Неужто у них в роду и женщины могут править?

– Да нет, – задумчиво улыбнувшись, ответил третий советник, – такого не бывает. Правили уаны. Три мужа у неё было – всех извела. От своей матери она унаследовала неженскую силу, а как у неё приступ начинался, так и вовсе никто не мог с ней справиться. Родня несколько раз пыталась её убить, но только нынешний уан Марбе в том преуспел. А на выходки мы жалуемся оттого, что уж больно непредсказуемо начинали себя вести её мужья.

– Внук у неё не лучше, – устало сказал уан, откидываясь на спинку кресла. – Демоны бы забрали этого Керефа.

– А разве он её внук? – удивился силач.

Каогре только скривился.

– Я устал разбираться в том, что творит этот юнец, – сказал он. – Я был бы счастлив, если бы Марбе покончил с ним, да только выльется всё в смуту на западной границе – Марбе сейчас не под силу удержать завоёванное. Теперь нет смысла ждать, когда на западе всё уляжется, поэтому сегодня с рассветом я отправляюсь к восточным укреплениям. Первый и третий советник – со мной. На остальных под предводительством второго оставляю лагерь. Ченьхе!

– Да, отец? – удивился силач.

– На запад поедешь ты, с тобою – Йнаи. Две деревни там очень беспокойны – проследи, чтобы все слухи о войне пресекались.

Заходящее Солнце ярко освещало высокие каменные стены укреплённого поселения. Путь к нему за полвелед преграждали рвы и валы. Перед рвами были врыты в землю глыбы деревянного камня такие высокие, что ездовые динозавры не смогли бы перепрыгнуть через них. Между ними торчали из земли небольшие заостренные копья.

Карета остановилась. Из-за двух глыб вышли воины, они настороженно уставились на белёсый призрак и шарахнулись прочь, когда рядом с ним из ниоткуда появились Сил'ан и червь, но вскоре выучка взяла верх над суеверным страхом.

– Правитель ждёт вас, – сказал один из летней. – Нам велено проводить.

В молчании под равнодушными лучами остывающего светила они прошли укрепления и остановились у последнего рва, ожидая, пока опустится мост. За ним оказался небольшой двор, окружённый высокими, уходящими в небо стенами – с них хмуро смотрели на пришедших лучники – и опущенной массивной решёткой, перекрывавшей проход в другом его конце. Она поползла вверх, едва подняли мост. В проходе показался Парва-уан – загорелый, сухощавый мужчина с сединой в тёмных волосах и серебристо-зелёными цепкими глазами. Он был одет в белое платье летней, но узкая одежда не вызывала у него неловкости и не стесняла движений, уверенных и свободных. Правитель вышел во двор без охраны, совершенно спокойный, скрестил руки на груди и отчётливо произнёс:

– Я ценю своё время, уан Кереф, поэтому скажу сразу: если вы приехали просить меня о военной помощи, мой ответ – нет, – он выдержал паузу, но Сил'ан молчал. – Если вы станете настаивать или умолять, я лишь почувствую раздражение, и наше прощание будет весьма неприятным. Чтобы вы знали – когда я получил просьбу о встрече, то был уже в Разьере, а это далеко от границы, но я вернулся.

– Я благодарен вам, – ответил червь. – Мои намерения не изменились: я по-прежнему прошу вас только о разговоре.

– Надеюсь, так, – хмыкнул человек. – Следуйте за мной. Вы один – обойдёмся без переводчиков.

Он повернулся и пошёл прочь. Хахманух встопорщил гребень, но Келеф провёл рукой по его шее, успокаивая, и поплыл следом за летнем. У решётки Парва остановился и сделал знак одному из воинов. Тот вложил в его ладони шёлковый пояс, уан протянул его гостю.

– Я не собираюсь раскрывать вам тайны укреплений, – объяснил он. – Завяжите себе глаза.

Червь нервно переступил с лапы на лапу. Сил'ан подчинился, не раздумывая.

Несколько раз они поднимались по ступеням, а потом спускались; четырежды открылись двери, один раз отъехала в сторону каменная кладка. Наконец, Келеф услышал.

– Можете снять повязку.

Они стояли в комнате совершенно пустой, если не считать двух циновок на полу. В воздухе, сухом и прохладном, пахло металлом и свечным воском. Единственный пыльный светильник освещал стены, сложенные из крупных белых камней. Парва сел на циновку, подогнув ноги, и поставил на пол рядом со светильником маленькую статуэтку, похожую на букву неведомого языка. Увидев её, Сил'ан заговорил.

– Редкая вещь. Разве вам не жаль её тратить?

– Будет жаль, – спокойно ответил человек, – если окажется, что байки, которые я слышал о способностях вашего народа – ложь. Но назвать свою цену при постороннем я не мог. Садитесь.

Келеф подплыл к циновке и неловко опустился на неё.

– У меня есть воспоминания, которые я стал забывать, – продолжил летень, и морщины на его лице проступили отчётливее. – Я хотел бы пережить их заново. Именно пережить – как наяву. Я слышал, что иные из вас способны проникать в человеческую память, потому и пытался привлечь ваше внимание на турнире.

– Я могу это сделать. (Парва тихо вздохнул.) Но, – добавил Сил'ан, – мне нужно знать, что искать. И я прикоснусь к вам обнажённой кожей рук.

– Это больно? – насторожился летень.

– Если хотите. Я могу сделать так, что вы почувствуете наслаждение или не вызывать у вас никаких ощущений.

– Я подумаю, – ответил уан. – Поклянитесь, что вы ничего более не вытащите из моей памяти для своей пользы.

Келеф опустил ресницы.

– Вы не представляете себе, как я буду действовать, – возразил он. – Искать – означает перебирать и сравнивать. Но я могу поклясться не всматриваться пристально в то, что окажется неподходящим, и не обманывать вас к своей выгоде.

– Согласен, – не сразу вымолвил человек.

– Что вы хотите вспомнить?

– Мою жену.

Сил'ан помолчал, затем спросил:

– Она покинула мир под небесами?

– Её нет уже пятьдесят четыре года, – не задумываясь, ответил Парва.

– Вы хотите вспомнить всё? – медленно уточнил Келеф.

– Разве это возможно? – усмехнулся человек. – Не хватит времени.