Текст книги "Научи меня летать"
Автор книги: Виктория Шавина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Тадонг выбирался из кареты с медлительностью древнего старца. Мальчишка не стал тратить время на ступеньки – спрыгнул на землю и обежал экипаж кругом, забыв об усталости и боли в спине. То, что он увидел, поразило его.
У подножья невысокого холма приютилась деревенька. Такой бедности Хин не видел даже дома: шесть хижин, обветшалые и заброшенные, казались безумными старухами-великанами. Их волосы выгорели на Солнце, спутались и облезали клоками, их платья износились и потемнели от дождя и ветра.
Больше сотни людей, столпившись между хижинами, с любопытством смотрели, как один человек бьёт другого дубинкой посреди площади. Шестеро благородных ярким пятном выделялись среди копошащейся массы простолюдинов – их надёжно отгораживала от неё живая стена из отборных воинов, стоявших плечом к плечу. Каждый держал в руках копьё, а за поясом у них были длинные изогнутые ножи.
Тадонг, прихрамывая, подошёл к Хину. Торжество на его лице сменилось растерянностью и унынием. Уан остановился неподалёку и что-то проговорил, червь ему ответил. Келеф стал спускаться с холма, подобрав подол, Хахманух последовал за ним, держась на шаг позади. Тадонг окликнул кучера и захромал следом. Хин догнал червя и тихонько спросил:
– Что он сказал?
– Пора идти, – откликнулся лятх.
– А, – разочарованно протянул мальчишка.
Червь вздохнул.
– Пустыня поглощает деревню, вот что он сказал. Это гиблое место, и даже монстры обходят его стороной. А я ответил, что те, кто пригласил нас сюда, знают всё, и пытаются нас напугать.
Чужие уаны заметили гостей и поднялись из удобных кресел, стоявших в один ряд на возвышении. Воины расступились, грубо расталкивая зазевавшихся слуг. Во взглядах шестерых правителей Хин читал жестокость и хитрость. Он подумал, что должен как-нибудь присмотреться к глазам Келефа.
Избиение на площади продолжалось, толпа слуг и охранников громко кричала, и мальчишка не слышал в их голосах осуждения, только азарт и восторг. Он не знал, чем провинился несчастный, истекавший кровью в пыли, но в один миг он понял, что доблестные и благородные воины существуют лишь в его фантазии. Улыбающиеся уаны могли без предупреждения выхватить ножи, сделать охране всего один знак или кликнуть каждый свою свиту – та со звериным удовольствием разорвала бы на куски всех, кто не угодил её хозяину. Хин заметил, как нервно сокращаются сочащиеся слизью кольца червячьего тела, как обильно потеет и глупо улыбается Тадонг.
Лица уанов стали размытыми пятнами, а небо и песок сияли так, что их свет обжигал глаза, и никакие образы уже не достигали сознания – оглушённое, оно погрузилось в тишину и тьму. Но блаженному забытью не суждено было длиться долго. Тотчас, как показалось Хину, вернулись голоса: теперь это были редкие выкрики и назойливое жужжание десятков ленивых бесед. Потом он ощутил, что чья-то лёгкая рука, едва касаясь, лежит на его плече. Площадь опустела, но люди не расходились. Эффектный мужчина, одетый как положено уану, с недоброй, но чарующей улыбкой говорил:
– … настоящая беда. Уже третий год дождей выпадает так мало, что приходится прибегать к искусственному орошению полей. Мой далёкий предшественник боролся с падением урожайности методами, за которые мы по сей день вспоминаем его добрыми словами. Он велел призвать благословение Кваниомилаон на пустовавшие земли у речных берегов, снял несколько хороших урожаев и был так доволен, что учинил войну. Тем и закончились его начинания. Основать поселения у новых пашен он не успел, а после всех сражений его преемник не осмелился обязать людей обрабатывать землю за десяток велед от деревни. Конечно же, ему и голову не приходило, что дожди будут вымывать рыхлую почву. И что досталось мне? Обмелевшие реки с мутной водой и земля, уже ни к чему не пригодная.
Хину история не показалась интересной, но голос незнакомого мужчины, низкий, властный и весёлый, было приятно слушать. Чужой уан стоял рядом с Келефом, ожидая, пока воины поставят ещё одно кресло. Как только те отошли, закончив работу, рука на плече у Хина ожила: слегка надавила на ключицу и соскользнула, подтолкнув мальчишку направо. Тот понял, что его прогоняют, и, разглядев в указанном направлении Тадонга, стоявшего рядом с воинами, пошёл к нему.
Сил'ан опустился в крайнее справа кресло. Его единственным соседом оказался молчаливый мужчина, назвавшийся Парва-уаном. Марбе, до тех пор любезно развлекавший Келефа пустым разговором, вернулся на своё место в центре и принялся столь же увлечённо и легко болтать с двумя другими уанами: Теке и Роберой.
Турнир проходил так, точно у него не было ни правил, ни распорядителей. Разные люди, быть может, наследники уанов, выходили на площадь, когда им вздумается, и бросали вызов другим. Оружием были дубинки, ножи или копья. Иные смельчаки осмеливались вызывать на поединок и самих уанов. Так, один юнец указал на Марбе. Уан поднялся, отвёл за спину золотистые локоны и спустился с возвышения. Воины расступились, пропуская его.
Сил'ан казалось, что он смотрит тщательно отрепетированную постановку: ни один человек пока не отказался от вызова, уаны всегда побеждали. Так Марбе легко увернулся от удара ножом, направленного ему в живот и полоснул противника по запястью снизу. Тот выронил нож и пропустил ещё один удар: уже обагрённое кровью лезвие вошло ему в бок и прочертило широкую полосу по спине. Смельчак зашатался. Марбе с силой ударил его ногой в колено, и человек упал на песок. Если он и кричал, то его голос заглушили восторженные вопли толпы.
Из всех уанов лишь Парву и самого Келефа не вызвали ещё ни разу. Сил'ан чувствовал аромат ожидания в воздухе: что-то было заготовлено на конец турнира. Тело побеждённого унесли, Марбе-уан вернулся на своё место, с улыбкой сетуя, что пятна крови испортили его любимую рубашку. Его слова встречали улыбками, как если бы такие жалобы считались правилом хорошего тона.
После ещё трёх боёв, Келеф заметил, что на площади стали появляться те люди, которых он уже видел – победители прошлых схваток. Иногда они вызывали новичков из толпы, но чаще – воинов, уже доказавших свою доблесть, и Сил'ан понял, что выиграть в турнире мог лишь один – тот, кто повергнет последнего из соперников. Его внимание привлёк беловолосый силач, которого ни один из других победителей вызывать не осмеливался, но сам странный летень не боялся никого и всегда добивал поверженного противника.
Когда претендентов на победу осталось не более двадцати, турнир перестал походить на постановку. Беловолосый получил три отказа подряд на свои вызовы и начал поглядывать в сторону уанов. Наконец, какой-то воин, с виду не уступавший ему по силе, вышел на площадь. Силач прекрасно владел ножом и копьём, но с дубинкой управлялся хуже. Его противник решил использовать эту слабость.
Некоторое время оба воина кружили, не нападая, потом беловолосый рванулся вперёд. Его дубинка разорвала кожу на бедре противника, но рана оказалась неглубокой. Ответный удар целил в голову. Келеф давно уже дышал с силачом в одном ритме, запоминал его движения и реакции, проникал, благодаря ним, всё глубже: к побуждениям, эмоциям, импульсам, привычкам и рефлексам, выработанным тысячами часов тренировок. Сил'ан чувствовал, как сознание становится болезненно звенящим клубком тончайших серебряных нитей, острых, пронизывающих чужое существо и опутывающих его крепко. Он знал, что беловолосый вскинет руку, принимая на неё удар, заслоняя голову, и не мог разделить: угадал ли он, предвидел или велел человеку поступить именно так.
Толпа взревела, и вот уже силач что было силы ударил противника по шее. Он бил снова и снова. Наконец, изувеченное тело перестало вздрагивать. Беловолосый, с отвращением отбросив дубинку, отступил от него и, придерживая сломанную руку, направился к целителю. Его чествовали, словно героя.
– Ченьхе, сын уана Каогре. Имени рода у них нет, – неожиданно заговорил Парва-уан. – Откажете ему, и дня через три войска Каогре и Марбе будут у ворот вашей крепости.
Келеф ничего не ответил. Беловолосый вновь вышел на площадь. Он выглядел бодрым, лишь слегка запыхавшимся, и улыбался. Простолюдины начали выкрикивать его имя.
– Ну, кто ещё? – заорал он, довольный.
Толпа притихла, предвкушая восхитительный финал. Как Сил'ан и ожидал, все остальные победители отказались.
– Выходит, я выиграл турнир! – воскликнул Ченьхе.
Его чествовали, но уже не с тем восторгом, как прежде. Люди всё ещё жаждали зрелищ, и беловолосый их не разочаровал.
– Или нет? – нахально вопросил он и спокойным шагом завоевателя направился к возвышению.
Силач остановился в десяти шагах от стражников, охранявших уанов, и весело сказал:
– Уан Турна, я бросаю вам вызов.
Названный летень поднялся из крайнего слева кресла и ответил с достоинством:
– Я признаю победу за тобой, Ченьхе.
Так же поступили, один за другим, и остальные уаны. Наконец, беловолосый воззрился на Сил'ан и удивлённо приподнял брови:
– Уан… эээ…
– Келеф, – подсказал ему тот, поднимаясь.
– А, не важно, – ответил Ченьхе, без стеснения разглядывая Сил'ан. На его лице появилась широкая ухмылка. – Как видите, я тут всем бросаю вызов, хотя мне это уже немного надоело, но так у нас положено. Что вы мне на это скажете?
В толпе послышались весёлые смешки.
– Я принимаю вызов, – Хахманух перевёл ответ, его голос звучал жалко.
– Чудно, – улыбаясь, сообщил ему беловолосый. – Тогда вы – мой последний противник. Вот это шанс: выиграть в турнире, победив всего одного воина. Повезло вам.
Хохот в толпе стал громче.
– Поединок на копьях, – объявил Ченьхе.
– Я не владею копьём, – совсем робко проговорил червь.
– Я ошибся, – тихо заметил Парва-уан. – Они двинут войска уже сегодня.
Келеф молча спустился с возвышения. Воины расступились, выпуская его на площадь.
– О! – развеселился беловолосый. – Я полагаю, это значит: да.
Копья вынесли два воина и положили на середине площади, рядом. Ченьхе сразу же поднял одно и выставил перед собой, а затем, не отходя далеко, сделал свободной рукой приглашающий жест.
– Нападайте, – предложил он.
Толпа завопила и смолкла. Её бормотание напоминало шум прибоя, изредка его прорезали невнятные вскрики.
Келеф приблизился, наклонился и поднял копьё. К чести Ченьхе, тот не стал бить безоружного. Люди закричали снова, им уже надоело ждать. Беловолосый с самого начала знал, что последний бой закончится быстро. Ещё когда они с отцом планировали турнир, он видел это ясно: один удар и блистательная победа. Но Каогре – давно утративший вкус к сражениям старик – был непреклонен.
– Это существо другого народа, – говорил он, со значением поднимая указательный палец. – Будь осторожен, как никогда прежде, измотай его, нащупай слабые места. Не вкладывай всё внимание в единственный удар, не открывайся. Кто знает, что оно может.
«И он пугал меня этим? – не мог поверить Ченьхе, разглядывая своего противника. – Я точно знаю, что оно не может: пережить сквозную рану в живот».
Существо, глупое, стояло в полутора шагах от него и совсем не думало о защите. Силач ударил копьём, быстро и точно, на пределе своих возможностей – ни один человек не увернулся бы от такого удара, он бы даже не успел его увидеть. Ченьхе вложил всю свою силу в стремительное движение сверкающего острия, оно стало его мыслью и телом. Он должен был пробить наверняка, даже если под платьем у противника чешуя из стальных пластин.
И он оказался прав. Бой закончился в один удар.
Остриё не встретило преграды на своём пути, Ченьхе потерял равновесие, и тут что-то врезалось ему в живот и взорвалось мучительной болью.
У людей перехватило дыхание, когда беловолосый, едва начав движение, вдруг согнулся и упал на колени, выронив оружие. У него началась рвота. Никто не двинулся ему помочь – летни не поняли, что произошло. Самые наблюдательные заметили, что существо в чёрном как будто мгновенно сместилось не меньше чем на айрер в сторону, но сами себе не верили. Пока они, напуганные и притихшие, пытались подобрать объяснение, победитель возвратился к возвышению, по-прежнему держа в руках копьё. Воины, до того невозмутимые, теперь творили отвращающие зло жесты и старались отойти от чужого существа как можно дальше.
Неожиданно один из отказавших силачу противников крикнул:
– Ну что, Ченьхе, проучили тебя? Получил? На всякого найдётся управа!
И, словно прорвало плотину, со всех сторон хлынули голоса, полные ненависти и ликования.
Парва-уан поднялся со своего места будто бы для того, чтобы поздравить победителя.
– Не умно, – отчётливо выговорил он, глядя в лицо Сил'ан, хотя ему и пришлось для этого запрокинуть голову. – Ждите мести. Теперь он не остановится ни перед чем.
Глава V
Издалека экипаж был похож на упрямое насекомое, ползущее по рыжеватой скатерти к краю стола. Вскоре после того, как он скрылся за горизонтом, Надани бросилась к шкафу и начала одеваться, чтобы спуститься вниз и отдать слугам приказ закладывать карету. Тут же она вспомнила, что второй кареты нет, если не считать таковой неосязаемый для людей призрак, на котором приехали чудовища.
Женщина торопливо перебрала варианты. Что если верхом? Обручи под юбкой не позволят сесть в седло. Тогда переодеться! Но нельзя же появиться перед правителями соседних владений в чужеземном наряде.
Что ж, значит взять летнее платье с собою, догнать карету, велеть Хину и Тадонгу возвращаться в крепость, самой же сменить одежду и отправляться с уаном!
Это решение недолго казалось Надани идеальным. В одной нижней юбке она металась по комнате – иллюзия действия немного успокаивала её. Теперь, когда Сил'ан не было в крепости, страх перед встречей с ним быстро слабел, и женщина уже не понимала, как могла лишить Хина своей защиты. Её сын отправлялся в чужие края, прямо в логово врагов, да ещё в компании двух чудовищ – бедный беззащитный малыш! Воображение рисовало Надани картины, одну другой страшней: Хина заколдовывали, бросали в пустыне, приносили в жертву, делали из него раковину для ещё одной твари уану сродни. Фантазии вызывали всё больший ужас и всё меньшее доверие. В какой-то момент женщине удалось взять себя в руки.
– Это же турнир, праздник, – заговорила она вслух. – Он повеселится, Тадонг присмотрит за ним. Всё будет хорошо. Мы первый раз получили приглашение, и это прекрасно, что Хин уже в детстве увидит, каковы настоящие уаны, а я постараюсь, чтобы он меньше внимания обращал на нашего… актёра – не более того. Может быть, Хину поездка даже пойдёт на пользу: научит его желать победы, а не поражения, избавит от странностей. Он увидит, какими должны быть мужчины – Тадонг, увы, не слишком хороший пример. Всё к лучшему.
Последнюю фразу Надани повторила несколько раз и, так успокоив себя, переоделась в ночную рубашку и убрала платье в шкаф. Не зная, чем заняться, она принялась рассматривать драгоценности, которые хранила в резной шкатулке из кости, но её мысли постоянно возвращались к сыну.
Женщина вспомнила о времени, не столь далёком, когда он был совсем маленьким, нуждался в ней и, возможно, любил свою мать. Она не раз говорила Гебье, что отношения с Хином разладились не по её вине, а потому и не в её силах вернуть им прежний характер. Теперь она подумала, что хотя бы попытается.
Тревога не отпускала её. Измученная, Надани не смогла уснуть: виски пульсировали – рой мыслей бился в них, жужжа и звеня. Ночь тянулась невыносимо долго, а поутру небеса просветлели за один взмах ресниц, словно кто-то зажёг свечу в вазе синего стекла. Не поднимаясь с постели, женщина смотрела в окно. Она понимала, что уже ничего не сможет изменить, даже если будет гнать ящера во весь опор, и чувствовала облегчение.
День встретил Надани раскалённым небом, землёй и песком, отвесными солнечными лучами и вечным запахом пыли. Сонные стражники прятались в тени под навесами, сторожевой спал в гамаке. Ни приезд лятхов, ни отсутствие Хина, ни то, что творилось у женщины в душе, не изменило привычного порядка вещей. Надани вдруг подумала, что мир отнюдь не жесток – он равнодушен.
Возвращения уана ожидали на пятый день, но уже утром четвёртого женщину разбудил скрип цепей – опускали мост. Быть может, это стражникам захотелось пройтись до деревни, и всё же Надани торопливо кликнула служанку. Та, сама едва одетая, выпалила, едва переступила порог:
– Вернулись, госпожа!
– Все? – быстро спросила женщина.
– Я не видела.
Надани бросилась в кабинет, служанка – за ней, захватив одежду. Люди как раз выходили из кареты: сначала Тадонг, и он отчего-то прихрамывал, за ним и Хин, с виду невредимый. Последним показался уан, у него на руках лежал Хахманух. Птичьи лапы бессильно покачивались, гребень поник. Мягкое тело червя стремилось соскользнуть на землю; оно сминалось легко, будто тесто, и казалось, что на нём вздулось множество волдырей.
Стражники притихли, они с любопытством разглядывали Сил'ан и его ношу. Чудом не выронив червя, Келеф завернул за угол и скрылся из вида. Только тогда Надани, встряхнув головой, отступила от окна.
– Жуть какая, – тихо пробормотала она.
Во дворе Меми подошла к Хину, тот ей даже не улыбнулся. Надани терпеливо дождалась, когда служанка, наконец, уложит пояс весеннего платья, а затем вышла в коридор. Толстые стены и массивные двери заглушали все звуки, но женщина была уверена: няня отведёт юного Одезри наверх, в его комнату – после долгого путешествия мальчику нужен был отдых. Лестничная дверь отворилась и, не успел Хин сделать и двух шагов, как Надани уже была подле него. Она крепко обняла сына. Тот не сопротивлялся и даже не удивился.
– Как же я соскучилась, рыжик ты мой, – ласково прошептала женщина ему на ухо. Потом отстранилась и с весёлой улыбкой спросила: – Ну что? Понравился тебе турнир?
Её последние слова привлекли внимание мальчишки. По-прежнему отстранённый и спокойный, он поднял глаза на мать. Меми нервно потеребила ткань платья и хотела уже вмешаться, но Хин опередил её.
– Не очень, – сказал он. Опустил взгляд с таким видом, будто что-то тщательно обдумывал, и повторил: – Не очень.
Ободрённая его ответом, Надани снова наклонилась и погладила его по щеке.
– Тебя никто не обижал?
– Нет, – спокойно сказал мальчишка.
– Хорошо. Может быть, ты хочешь мне что-нибудь рассказать? Тебе же что-то понравилось, так?
– Нет, – не меняя интонации, повторил Хин.
– Хорошо, – растерявшись, отговорилась Надани. – А хочешь, мы вместе прогуляемся к реке? Ты помнишь, как мы раньше гуляли?
Мальчишка посмотрел на неё так внимательно, что ей стало не по себе. Женщина вздохнула и улыбнулась:
– Я понимаю, ты устал. Иди спать.
Она надеялась, что он возразит, но Хин воспользовался разрешением и побрёл к своей комнате, волоча ноги. Надани тряхнула головой, нахмурилась и окликнула его:
– Ты скучал по мне?
Мальчишка отворил дверь, обернулся, подумал и честно ответил:
– Нет.
Йнаи нервно барабанил пальцами по предплечью, стоя в тени у частокола – маячить на глазах у стражи перед хижиной Каогре ему не хотелось. По голубым небесным полям бежали пухлые жёлтые облака, а их тени ползли по земле и забирались на одинокие скалы. Может быть, они хотели оказаться поближе к небу или мечтали ухватить облака за край, стащить вниз и съесть. Раздался низкий звук – где-то за десяток велед грозно рычал мурок.
Новобранцы, обливаясь потом, тренировали удары. «Хха!» – словно ответ монстру раздался с площади крик трёх десятков глоток. И снова: «Хха! Хха!» Наставник прохаживался между ними, и его замечания звучали для Йнаи неотличимо от его команд.
Ченьхе, в кои-то веки одетый как подобает наследнику уана, миновал ворота. Советник торопливо догнал его и окликнул.
– Послушайте, – быстро сказал он, – я уверяю вас, никто толком не понял, что произошло…
– Ты это к чему? – прервал его беловолосый.
– Скажите, что действовали по плану, – попросил летень.
– Ничего себе, – выдал Ченьхе и взглянул на советника так, будто видел его впервые. – Ты хочешь, чтобы я врал отцу?
Они подошли уже близко к хижине, и стражники наверняка расслышали бы ответ. Йнаи пришлось отговориться:
– Так будет лучше.
Трое воинов – все они были на турнире – изнывали от жары у входа. Два мрачных летня из личной стражи Каогре загораживали дверь.
– Вы опоздали, – сказал один из них, и оба отступили в сторону.
Внутри хижины уже собрался совет во главе с уаном. Тот внимательно посмотрел на вошедших.
– Вы опоздали, – проговорил он с видимостью спокойствия. – Занимайте места и начнём.
Йнаи быстро сел, а Ченьхе остался стоять и заговорил, обращаясь к совету:
– Я подошёл к возвышению в конце…
– Не помню, чтобы давал тебе слово, – ледяным тоном перебил его Каогре.
– Сядь, – прошептал младший советник и дёрнул силача за рукав.
– Хорошо, – после длительной паузы выговорил беловолосый и опустился в плетёное кресло.
Старики поглядели на него осуждающе. Снаружи всё так же отрывисто кричали новобранцы. Наконец, уан ударил ребром ладони по столу.
– Четвёртый советник, – сухо выговорил он, – я хотел бы услышать, что произошло на турнире.
Названный летень поднялся, оправил торжественную мантию и, опустив глаза, сказал:
– Я видел только, что Ченьхе упал, не успев атаковать.
Силач тут же поднялся на ноги.
– Отец, если хотите знать, отчего не спросите меня? – возмущённо бросил он.
– Я тебе сейчас не отец, – резко высказался Каогре, – а правитель, – добавил он уже тише. – Сядь и молчи.
Беловолосый, сверкая глазами, нарочито шумно плюхнулся в кресло и с такой силой откинулся на спинку, что она захрустела.
– Это всё? – любезно осведомился уан, оборачиваясь к побледневшему советнику.
– Да, – ответил тот.
– Он поскользнулся? – поднял брови Каогре. – Его одолела внезапная слабость? В чём причина?
– Я не знаю, – пробормотал тот.
– Сядь, – сухо бросил ему правитель.
Летень с облегчением повиновался.
– Послушаем воинов, – решил уан.
Йнаи поднялся с места, приотворил дверь и повторил указание, затем посторонился, пропуская первого храбреца. Тот низко поклонился правителю, что несколько смягчило Каогре.
– Расскажи мне про последний бой на турнире, – спокойно велел уан.
Воин быстро глянул в сторону Ченьхе, правитель недобро улыбнулся:
– Говори открыто. Даю слово, что никто не станет тебе мстить.
Тогда летень решился:
– Они сначала беседовали, – припомнил он и замялся. Уан наклонил голову, поощряя продолжать. – Э, ну потом вышли, как водится, на середину. Взяли копья…
Воин надолго задумался.
– Дальше! – нетерпеливо вмешался Каогре.
– Кажется, Ченьхе что-то ему сказал, но я не уверен, – признался летень и снова замолк.
– Хорошо, а дальше?
– Ну, Ченьхе был готов к бою, он следил за противником. А тот был совсем открыт и плохо держал копьё. Я бы его пощупал остриём, потому что он наверняка не успел бы перехватить оружие и отвести удар.
– Ченьхе это сделал?
Летень воодушевлённо раскрыл рот, но ничего кроме невнятного мычания из него не донеслось.
– Э, – наконец, протянул он. – Я… не понял, что он сделал.
– Хорошо, – уан ободряюще улыбнулся. – А что, как тебе показалось, он сделал?
– Э, – снова сказал воин. – Упал и схватился за живот.
– А его соперник?
– Ну, – летень нахмурился, пытаясь вспомнить. – Кажется, ничего.
– Можешь идти, – разрешил Каогре.
Воин низко поклонился и вышел, советник пригласил второго. Тот оказался куда словоохотливее.
– Ченьхе бросил ему вызов, а уан ответил, что не владеет копьём. И голос у него был совсем напуганный, – чётко отвечал летень. – Когда он вышел на площадь, я обратил внимание, что его юбка вроде должна ограничивать ширину шага, но двигался он как-то не так… не так, как…
– Это не важно, – прервал его Каогре. – Продолжай. Что было после того, как они оба взяли копья?
– Я убедился, что он и правда не умеет с ним обращаться, – тотчас отозвался воин. – Держал он его так… – он снова запнулся, пытаясь подобрать слова. – Ну, как будто не собирался его использовать. Лишь бы не мешало.
– Это интересно, – похвалил его правитель. – Он что-нибудь сказал?
– Нет, он не говорил. Мне показалось, он был сильно напряжён. А вот Ченьхе предложил ему напасть первым.
– Хороший ход, – благосклонно улыбнулся уан, взглянув на сына. – Что было потом?
– Потом было что-то очень странное, – поделился летень. – Ченьхе начал выполнять какое-то движение, может быть, атаковал, но это длилось совсем недолго.
– Потому что он упал, – с тенью раздражения заметил правитель.
Воин задумался и удивлённо спросил сам себя.
– Но почему он упал?
Каогре невольно усмехнулся.
– Может быть, его противник как-то в этом виноват? – предположил он.
Воин почесал в затылке. Правитель немедленно насторожился:
– Что?
– Тут такое дело, – пробормотал летень. – Ну, мне показалось…
– Что? – настойчиво повторил Каогре.
– Тот уан – он как будто был в одном месте и тут же оказался на другом. Совершенно в том же положении, так что это, наверное, мне привиделось.
– До или после того как Ченьхе упал? – допытывался правитель.
Человек с напряжением уставился в пол.
– Кажется, одновременно, – наконец, выговорил он.
Третий воин отвечал очень похоже на первого. По его словам он не заметил ничего необычного, но когда Каогре упомянул о мгновенном перемещении, летень потрясённо уставился на уана.
– Мне тоже так показалось, – признался он.
Йнаи проводил воина и возвратился на своё место. Снова повисла тишина, нарушаемая дружными выкриками новобранцев.
– Он победил лишь благодаря своей немыслимой скорости, – рискнул выразить мнение третий советник.
– Это было его преимущество, – согласился уан. – Но тебе ли не знать, что каким бы ни было преимущество противника, это не делает его непобедимым. Я сейчас владею землями тех, в чьих жилах текла благородная кровь. Может, мне рассказать тебе, какие у них в своё время были преимущества?
Советник сглотнул и промолчал. Каогре рассудительно продолжил:
– Я не отрицаю: возможно, он победил потому, что удача была на его стороне в тот день. А, возможно, и нет, – он обернулся к сыну. – Если тебе ещё есть что сказать, говори.
Силач поднялся.
– Воины уже расписали, как я бросил ему вызов, и что он мне ответил. Повторяться не буду. Я не знаю, был ли он вправду напряжён или напуган, как сказал Харме. Мне он казался смешным и только.
– И ты расслабился!
– Нет!
– Ты действовал по плану? – глядя ему в глаза, ровно спросил правитель.
Йнаи затаил дыхание, про себя умоляя небеса о чуде.
– Нет, – признался Ченьхе.
Каогре вскочил с места. Напускное равнодушие исчезло с его лица, хищный нос заострился и стал напоминать птичий клюв.
– Болван, – закричал он. – Сколько раз я тебе говорил: ты не умеешь мыслить! Тебе дана Богами сила, но ей нужно управлять!
– Отец, выслушайте меня!
– Из-за того, что ты возомнил себя первейшим мудрецом, – продолжал бесноваться Каогре, – посланец Весны до сих пор жив. Более того, он укрепил свои позиции! Скажи мне, Ченьхе, по какому праву ты осмелился нарушить мой приказ? Или я уже не уан?
– Да, я совершил ошибку, – рассерженно воскликнул беловолосый. – И вы теперь собираетесь попрекать меня ей до конца жизни?
Оба человека замерли, тяжело дыша друг другу в лицо. Каогре судорожно вздёрнул подбородок и отступил назад.
– Он был открыт, – заговорил силач, – стоял ко мне всем корпусом, руку с копьём отвёл назад. Харме прав, он бы не успел защититься и уклониться бы тоже не успел. Я держал копьё очень удачно: мне не нужно было поворачивать его, чтобы нанести удар. Это была предрешённая и лёгкая победа – всё равно, что попасть по неподвижной мишени.
Правитель криво улыбнулся.
– Но ты не попал.
– Он предвидел моё движение.
Каогре скривился, заслышав серьёзный тон сына. Он прекрасно знал, как рождаются суеверия, и потому громогласно объявил:
– Не выдумывай ерунды! Даже если бы он мог проникать в мысли, он узнал бы о плане, но решение, которое ты принял в последний момент, должно было застать его врасплох. К тому же я знавал магов и ведунов – чтение мыслей не такой уж лёгкий трюк, он бы замедлил твоего противника или вовсе сковал его.
Ченьхе выслушал самоуверенную речь с раздражением.
– Отец, вы можете хоть раз поверить мне? – прямо спросил он.
– Да, – с недоброй улыбкой ответил Каогре. – А ты не видишь? Мы как раз пожинаем плоды этого доверия.
– Ну, как вам тут жилось без нас? – весело спросил ведуна Тадонг.
– Различий мало, – поведал Гебье, осматривая его ногу. – Госпожа опять не знала, чем заняться. Я читал сочинения о Воде. Летни продолжали искать способ извести уана.
– А чудовища?
– Украшали свой дом. Кто тебя так? – в свою очередь спросил он, кивнув на опухшую стопу.
– А, – отмахнулся человек. – Сам.
– Да? – хмыкнул Гебье. Он достал ступку, высыпал в неё бурые корешки и стал толочь их. – И часто ты сам себе на ноги наступаешь? А то ведь с одного раза трудно добиться такого эффекта.
– Я хотел сказать: сам виноват, – поправился Тадонг. – Ты знаешь, какая толпа людей собирается посмотреть на турнир?
– И вся она прошлась по твоей ноге, – понимающим тоном изрёк ведун, подливая в ступку воды. – А, ну понятно. Древнейший обычай гостеприимства.
Летень коротко рассмеялся, а потом помрачнел и неловко спросил:
– Гебье… ты был хоть раз на турнире?
– Нет, – спокойно ответил весен. – Но я не питаю иллюзий.
Тадонг вздохнул:
– Слушай, а правда, что этот… ну, Кереф,[8]8
Так его имя выговаривают летни.
[Закрыть] из армии Весны?
– Да, это так. А что?
Мужчина почесал живот и, сморщившись, признался:
– Вызывает уважение.
Гебье даже прекратил возиться с месивом и обернулся к нему.
– Так я же родом из Умэй, – ответил Тадонг на изумлённый взгляд ведуна. – Это местные никак не могут пережить своё позорное поражение. Ведь откуда их гнали-то? Как раз из зоны Умэй. Так что для них армия Весны, конечно, ненавистный враг, но для нас – защитник и освободитель.
Вечером Синкопа осторожно поскрёб парой лап в дверь комнаты Сил'ан. Как только она отворилась, паук быстро перебрался через дверной косяк и устроился на потолке. Келеф был занят тем, что стирал с поверхности ваз следы защищающего раствора, в который их погружали перед путешествием. Паук долго наблюдал за плавными движениями рук уана, и едва не свалился вниз, когда тот заговорил:
– Что Хахманух?
– Будет в порядке, – бодро заверил Синкопа. – Мы всё сделали в лучшем виде. Пушистые улетели за водой, червяки выкатили из очага котёл. Ты себе не представляешь этот ужас: весь в саже, а запах – фу! И чешуйчатое семейство давай его мыть: весь пол залили, и всё без толку. Ты не волнуйся – это мы потом уберём. А они в итоге до чего додумались, молодцы, – заплевали его. Так что сажа теперь как под слоем лака: не мажется и не пахнет. Я ещё раз послал пушистых за водой, а мы пока котёл закатили наверх, к Хахмануху. Потом мне пришла чудесная мысль: мы распотрошили все мешки с травами и сделали подстилку. А что, мха-то нет. Полили её водой и чудно: вкусно, мягко, полезно.