Текст книги "Научи меня летать"

Автор книги: Виктория Шавина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Ведьма появилась за спиной Келефа, статная, полногрудая, с кожей, тёмной как уголь, и множеством тонких длинных кос, змеившихся по плечам. Её окутывало стянутое под грудью простым узлом и открывавшее плечи покрывало тумана, то сгущавшегося вокруг гибкой и сильной фигуры, то не скрывавшее почти ничего. Диковинное одеяние стекало на пол мерцающим молочным шлейфом.

Женщина повернула голову вбок, открывая взгляду Сил'ан длинную шею, позволяя любоваться собой, потом приблизилась вплотную, протянула руку. Её тонкие пальцы, лаская чужую прохладную кожу, пробрались под воротник чёрного платья и погладили холодную металлическую полосу ожерелья.

– Сними её, – шепнула она.

Келеф накрыл её руку своей, и маска исчезла. Ведьма жадным взглядом подведённых серебром глаз впилась в его лицо. Сил'ан, улыбаясь, наклонил голову. Женщина хищно оскалилась, вздохнула, требовательным движением провела по его щеке, большим пальцем коснулась губ, затем поднялась на носочки, прижалась всем телом и, лаская нежную прохладу ночных волос, прошептала:

– Я хочу услышать твой голос. Уговор – в обмен на арию.

Уан с шаловливой улыбкой отстранился:

– Петь для тебя я не буду, – он наклонился к лицу женщины и замер, едва касаясь её полных губ. – Что если немного повысить цену?

Ведьма застыла на миг, посмотрела в оранжевые глаза и только тогда, часто задышав, улыбнулась в ответ, с пониманием, польщёно и нетерпеливо.

Хин с мрачным видом появился в дверях комнаты правителя.

– Да, получается, я снова уезжаю надолго, – сказал Сил'ан, не дожидаясь вопроса. – Раз уж академия приглашает, год или два я проведу дома, а потом никак не меньше двух лет в Разьере.

– Понимаю в Весну, но почему я не могу поехать с тобой в укреплённое поселение? – нахмурился мальчишка.

– Видишь ли, люди встречают по одёжке и цепляются за первое впечатление.

– Что во мне не так? – озадачился мальчишка и даже оглядел себя.

Уан тихо усмехнулся и поманил его рукой.

– Через четыре года, когда я вернусь, всё будет так. Юный герой, то, на что люди смотрят прежде всего – осанка, поступь, черты лица и его выражение, одежда и украшения, в конце-концов, – Сил'ан различают слабо. Я научил тебя тому, что было важно для меня, потому что замечал недостатки и уродства, а хотел видеть красоту – в твоём уме, духе. Но, в самом деле, не мог же я наряжать тебя в наше платье и учить, как вплетать драгоценные камни в волосы? Ты должен выглядеть достойно уана, но как человек.

Хин вошёл в комнату и сел на пол у окна.

– Да, я помню, что сказал Льениз, – печально выговорил он, наконец.

– Магам не очень-то верь, когда дело касается внешности, – улыбчиво прищурившись, откликнулся Келеф. – Они убеждены, что никто на свете не идеален, кроме них самих.

Мальчишка обнял руками колени:

– Зачем ты меня позвал?

– Исполнишь то, что я скажу, не задавая вопросов? – без тени улыбки спросил уан.

Хин обернулся к нему, наткнулся на внимательный, настороженный взгляд, и, вздохнув, ответил:

– Конечно.

– Сними перчатки, – попросил Келеф, сам поднялся и отплыл к двери, отворил её, отдал кому-то из лятхов несколько тихих указаний.

К удивлению мальчишки, твари втащили в комнату упиравшуюся и громко кричавшую птицу со связанными голенастыми лапами. Хин сглотнул и едва не нарушил обещание. Ему стало не по себе.

Уан в мгновение ока прижал харнапта к полу, в его руке тускло блестнул длинный острый нож. Твари вылетели прочь и закрыли за собою дверь.

– Положи руки на его тело, – велел Келеф.

Мальчишка неловко поднялся и, стараясь не смотреть на бившуюся в захвате птицу, опустился рядом с ней и зарылся пальцами в жёсткие перья, чувствуя под кожей отчаянную дрожь мускулов, невольно перенимая панический ужас харнапта.

– Не надо, – только и успел прошептать он.

Нож вонзился в грудь птицы, она исторгла резкий, пронзительный вопль. Горячая кровь брызнула на руки Хина, и вдруг он с ужасом ощутил, что это его тело разрывает безжалостное металлическое лезвие, и он, а не харнапт, кричит, срывая голос, от невыносимой боли. Он уже не владел собой, убийца или сама смерть, тяжёлая, душная, навалилась сверху, не позволяя вывернуться, спастись, вонзая длинный зуб всё глубже. Тело выгнулось, не слушаясь воли мальчишки, его начало трясти, бить о пол, а потом ничего не осталось, кроме горящей раны в груди. Тогда, в кромешной тьме, он ясно увидел жизнь – она сочилась кровью, и не из сердца, а из средоточия духа, из последнего, обезумевшего от боли осколка сознания. Её оставалось всё меньше, а темнота прибывала, и вдруг легко, как взмах крыла бабочки, он заглянул вперёд на несколько секунд и понял – нет никакой дороги в небеса, и встреча с отцом невозможна, потому что сейчас упадёт последняя капля, и сознание погаснет. Ничего, даже вздоха, не останется от того, кого звали когда-то Хин.

– Вот и всё, – тихо сказал ему чей-то ласковый голос вечность спустя.

Не задумываясь, возможно ли это, мальчишка распахнул глаза, и тотчас сжался в комок: свет и звуки пронизывали его насквозь, жестокий озноб колотил тело. Что-то тёплое и мягкое окружило его, принося желанное облегчение. Потом – отчего-то за окном было уже темно – он увидел Келефа, сидевшего рядом с его кроватью на первой половине крепости. Сил'ан протянул ему миску с горячим, ароматным чаем.

– Ты хочешь жить, – сказал он, не сводя с Хина глаз, – иначе умер бы с птицей. Как и я, ведь наши жизни связаны клятвой.

– Сумасш…, – вздрогнув, прошептал мальчишка. Горло дёргало и будто разрывало на части. Хин сделал ещё глоток.

– Ты хочешь жить, – повторил Сил'ан.

Юный Одезри пытался ему ответить или хотя бы удержать глаза открытыми, но тепло напитка растеклось по усталому, отяжелевшему телу, и последним, что он увидел, была пляска лунных теней под веками.

Глава XVII

Отряд остановился в одном переходе от крепости, в маленькой деревне. Воины направили динозавров к озеру. Келеф посмотрел наружу сквозь туман облачной кареты: невысокие глиняные мазанки на каркасе из тонких прутьев; стены, некогда побеленные, а теперь покрывшиеся трещинами и посеревшие от времени; крыши из старых шкур; дети, играющие в пыли; небо цвета песка. Взрослые летни сидели на порогах хижин, неторопливо беседовали, словно воины и динозавры, знамёна и карета были лишь миражом.

За деревней расстилалась пустыня с редкими проплешинами пожухлой травы. На берегу озера, наполовину скрытое мазанками, высилось кряжистое серое дерево, его будто выдернула из земли неведомая сила и пересадила корнями кверху. Даже динозавры рядом с ним казались не больше шарика света, и два десятка человек, взявшись за руки, не смогли бы обхватить массивный ствол. Вдоволь насмотревшись на аскетизм пейзажа, выцветшего и потрёпанного, словно отсыревший гобелен, Келеф убрал листы и свитки пергамента с хвоста, откинулся на спинку сидения и устало опустил ресницы.

Чуткие уши уловили слабый шум. Сил'ан успел включить маску, и тут же необычайно высокий для летней – лишь немногим ниже самого уана – человек, закутанный в чёрный плащ, прыгнул в карету. Та сорвалась с места, и деревня осталась позади – только мелькнули облезлые шкуры. Келеф возмущённо приоткрыл рот, нахал тотчас подался вперёд и прижал палец к синим губам.

– Это похищение! – низким, таинственным и угрожающим голосом молвил он.

Уан оттолкнул его руку:

– Синкопа, – громко и властно окликнул он, – я знаю: ты здесь. Сбавь скорость и вылезай.

Карета поехала тише. Паук с безумным хохотом спустился сквозь облачную крышу и повис, раскачиваясь на нити паутины.

– Как вы договорились с охраной? – строго спросил его Келеф. – Почему я не увидел вас снаружи? И, самое главное, зачем он так одет?

Нахал сбросил капюшон, распустил ленту и встряхнул волнистыми, медно-рыжими волосами.

– Это стиль, – сказал паук, указывая лапами с одного бока на похитителя.

Тот, улыбнувшись, вздёрнул подбородок и повернулся в профиль, замерев в напряжённой портретной позе.

– Настоящие злодеи носят чёрное, – довершил Синкопа. – Во всяком случае, так сказали драконикусы. На остальные же два вопроса, о, разговорчивая жертва нашего коварства, ответ зловещ: нам удалось внедрить в охрану своих людей и овладеть тайнами запретной магии! Трепещи!

Келеф молчал.

– Эх, – вздохнул паук, – ладно: обмануть карету нам помогла Вазузу-мие. А воины знают нас обоих, тем не менее, пришлось им всё рассказать и даже поклясться. Но ведь такой розыгрыш! Тебе не понравилось?

Юный Одезри стянул тяжёлый плащ, аккуратно сложил его и, отбросив в сторону, вздохнул с облегчением.

– Я ждал, что ты нам подыграешь, – укорил он, оборачиваясь. – Не в настроении?

Уан недобро сощурился, но так ничего и не ответил. Задорная улыбка на лице юноши вдруг сменилась недоверчивой; взгляд скользнул по свободным складкам чёрного подола, поднялся к грациозному извиву хвоста, тонкой и гибкой талии, едва заметному, вышитому тёмными блестящими нитями, затейливому рисунку на груди, к воротнику из чёрно-синих, как сажа, лоснящихся перьев, гордой шее и маске в обрамлении разделённого водопада ночных волос.

Встретив упрямый оранжевый взгляд, Хин улыбнулся чуть шире, и, неожиданно, синева ресниц дрогнула. Сил'ан отвёл глаза и склонил голову, его пальцы медленно сжались.

Паук, не вмешиваясь, озадаченно раскачивался под потолком.

– Как я раньше не замечал? – удивился юноша. – Ты… красивый.

Келеф насмешливо прищурился:

– Тоже мне открытие. Уроки лести не пошли тебе на пользу. Замечал ты раньше или нет, а слова подбирал куда лучше. Красивый…

Синие губы растянулись в беззвучном смехе. Юноша наклонился ближе, и маска развернулась к нему.

– Ты смотришь на меня, как на незнакомца, – озадаченно выговорил Хин.

– А мы высадили сад, – перебил паук, свешиваясь ниже.

Юноша, хмурясь, покосился на него. Келеф улыбчиво прищурился:

– И как впечатления?

– Мне нравится, – жизнерадостно заметил Синкопа. – Эти упругие ветви, ах, они великолепны. Забираешься на какую-нибудь и слегка подпрыгиваешь: ветка колеблется и поёт «пеум». А если как следует поработать лапами и челюстями, оттянуть её до свола, закрепить паутиной, забраться на неё и разом отпустить, тогда так здорово мотает: ды-ды-ды-ды-ды… И отрываешься, не удержавшись, летишь, летишь… Ввушш… Пока не шлёпнешься – флях! Невероятные ощущения! Тебе надо попробовать.

Уан тепло усмехнулся:

– Не выдержит.

Сил'ан проплыл в свою комнату и закрыл дверь. Он слышал, как снаружи новый, незнакомый голос Хина отдаёт стражникам указания. Потом в окне показался паук, пролез внутрь и перебежал по стене.

– Что это было? – серьёзно спросил он. – Не спрашивай меня в ответ: что именно. Ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. В смысле о чём я, а не ответ, хотя, возможно, и его тоже.

Келеф спокойно посмотрел на лятха.

– Он подходит тебе или нет? – решил сменить тактику паук.

– Нет.

– Замечательно. Тогда тем более: что это было?

Уан снова не ответил, хотя несколько раз собирался заговорить.

– Сам не знаешь, – заключил Синкопа, расставаясь с грозным тоном. – И что дальше? Всё время убегать от него ты не сможешь.

Вместо объяснений, руки Сил'ан ласково отцепили его от стены и выбросили в коридор.

– Что с ним? – встревожено спросил Хин, когда и на следующее утро уан не пожелал выйти из комнаты.

Синкопа сорвался с места и, быстро перебирая лапами, обежал залу, не поленившись обогнуть каждую из колонн, только потом вернулся к человеку, взобрался тому на плечо, подвинулся ближе к уху и сказал тихим шёпотом:

– Он тебя боится.

Юноша подавился и закашлялся. Паук недовольно спрыгнул на пол и затопал лапами, ожидая, пока Хин придёт в себя.

– Быть того не может! – наконец, объявил тот.

– Тогда есть второй вариант, – легко согласился Синкопа. – Близкий к первому.

– И?

– Ты же знаешь, голос для Сил'ан очень важен, если и вовсе не важнее всего. Конечно, не могу претендовать на…

– Не увлекайся, – прервал его юноша.

– Хорошо, – тяжко вздохнул паук. – Буду лаконичен. Он видит, что ты – это ты.

– Удивительно.

– Не язви, – в свою очередь насупился Синкопа. – Я не закончил. Но слышит, а, значит, чувствует, что ты – уже не ты. Не тот ты, каким был. То есть, получается, кто-то другой, ему неизвестный.

Хин вдруг задумчиво усмехнулся.

– Что ещё? – осведомился паук.

– Помню, лет семь назад, я думал о нём что-то похожее. Видел всё ту же маску, но понимал, что уже не знаю того, кто за ней. Тогда всё разрешилось само собой.

– Ничего не решается само собой, – настойчиво возразил паук. – Он знал, что делать, а мы второй день не можем придумать.

– Откуда ему было знать?

– Интуиция, разумный ты мой.

Юноша поджал губы, но не ответил на колкость:

– Значит, голос?

– Назовём это первой гипотезой, – предложил Синкопа, воодушевляясь.

– Тогда ему просто нужно привыкнуть.

– Но для этого, – паук со значением воздел три лапы, – его нужно выманить из комнаты. Ты думаешь о том же, о чём и я?

– Сомневаюсь, – с опасением признался Хин.

В верхней зале, где уже лежали нотные скрижали, гобои, виолончель и скрипки, лятхи собрались в тесный круг. Пыльный свет сочился через щели меж тяжёлыми полотнами, завешивавшими окна. Потрескивая и дрожа, оплывали свечи, наполняя залу сладким ароматом воска. Длинные тени протянулись от фигур, тускло светился исцарапанный мягкий металл, ярко блестело лакированное дерево. Далеко за стенами крепости клонилось к закату усталое Солнце.

– Какие будут предложения? – глухим и таинственным голосом открыл совещание Синкопа.

– Я думаю так, – бодро заговорил мелкий злодей. – Идём сейчас все на каток и устроим соревнование!

Его оттолкнул крупный брат:

– Лучше снова заклинить плиту у входа, и…

– Что? – уставились на него черви.

– Снова? – подозрительно переспросил Синкопа.

Злодеи, переглянулись, нежно зарозовели и, шпыняя друг друга, удалились за спины тварей. Ре скромно дёрнул ухом.

– Нет, – простонал паук.

– Нет? – перепросил серый клубок меха. – Да, наверное. Раз уж мы прервались…

Синкопа тяжело вздохнул, собираясь с душевными силами:

– И если ты не будешь осознавать до конца смысл своих действий, и так далее, и всё такое. Да, конечно, задавай!

Ре почесал мех сгибом крыла:

– Скажи, а что мы вообще обсуждаем?

– Как: что? – возмутился паук.

– Вот именно: как? – подхватили чешуйчатые злодеи, высунув головы из-за укрытия. – Выбираем способ повеселиться!

Паук посмотрел на червей, свою последнюю надежду.

– Не знаю, ты не сказал, – виновато произнёс один из них.

– Сразу спросил: какие будут предложения, – подтвердил второй.

– А где огненный? – полюбопытствовал Бекар.

Лятхи переглянулись.

– О нет! – воскликнул Синкопа.

– Снова «нет», – свистящим шёпотом подметила серая тварь. Коричневая с важным видом кивнула.

– Он всё испортит! – возопил паук и кинулся к двери.

– Он – ничего не испортит, – донёсся от порога весёлый голос Хина. Юноша стоял в дверном проёме, опираясь рукой о косяк и выставив плечо вперёд. – Келеф обещал придти и вытерпеть то, что мы придумали. Подчёркиваю: обещал.

– Ты не рассказал ему, что именно? – обрадовался Синкопа. – Вот, молодец!

Ре дёрнул ухом.

Уан казался спокойным, а Хин, напротив, ощутил волнение: о чём думал он, человек, когда согласился на предложение Синкопы – петь для Сил'ан? «Голос часто лжёт людям, – метались мысли. – Трус может воспевать подвиги героев так, что другие поверят, будто он сам отважен или, быть может, всё видел собственными глазами. Что я поведаю о себе, того не понимая? Всё равно, что пение глухого…»

– Готов? – осведомился паук.

– Юный герой, – вдруг спросил Келеф, улыбчиво прищурившись, – а ты на чём будешь играть?

Синкопа взмахнул лапами, и Хин сразу понял: отвечать уже не нужно – Сил'ан узнал музыку, обнял себя руками; оранжевый взгляд стал отрешённым и растерянным, но зрачки расширились, словно от боли или страха. Отступать было поздно, и юноша отбросил сомнения, сосредоточился только на том, чтобы голос[31]31
  Ария (бас) «Weicht, all ihr Uebeltaeter». И.С. Бах. Хочу заметить, что хотя слова поют точно, перевода их в Йёлькхоре не знают.


[Закрыть] прозвучал успокаивающе, ласково, тепло. Он не понимал, чего ждать, но был готов и утешать, и шутить, и улыбаться, и слушать признания.

Едва замерли струны, Хин с надеждой посмотрел на уана.

– Значит, бас? – холодно спросил тот.

Стремительно подплыл к скрижалям, отыскал среди них одну, звеня металлом, и передал её лятхам.

– Я думал, вы споёте дуэтом, – удивился Синкопа, взглянув на ноты.

Келеф метнул в его сторону гневный и, к удивлению юного Одезри, обвиняющий взгляд. Паук счёл за благо молча взмахнуть лапами.

Лятхи заиграли вступление. Сил'ан встал к ним спиной, он смотрел прямо на Хина и сквозь него, словно был один и видел неведомые дали за танцем свечей. Юноше хотелось прикоснуться к тёплому свету встревоженных глаз, узнать то же, что открывалось им. Непроизвольно, он сделал шаг вперёд, и тогда, останавливая его, отталкивая, с небывалым напором грозы, разрывающей преграду меж землёй и небесами, зазвучали слова[32]32
  Хорал (тенор). «Der du bist dem Vater gleich». И.С. Бах.


[Закрыть] на глухом, несомненно человечьем языке. «Нет огня?» – Хин даже не смог удивиться. Если бы руки Сил'ан сомкнулись на его горле – он и тогда стоял бы недвижно и лишь тянулся вслед за каждым звуком, оглушённый силой чувственного порыва.

Треск свечей показался пронзительно резким, голоса стражников за окном – словно из другого мира. Лятхи замерли, боясь шевелиться. Келеф всё смотрел на Хина и тяжело дышал. Потом, опомнившись, прижал руку к губам и быстро выплыл из залы.

– Синкопа, – многозначительно позвал Хин, оборачиваясь к пауку.

Тот подобрал лапы, приготовившись к выволочке, но продолжить юноша не успел – лятхи, очнувшись от наваждения, подвижной пушисто-чешуйчатой массой облепили подставку, на которой сидел паук, и радостно зашумели, затараторили, перебивая друг друга:

– Ты слышал?!

– Раньше он так никогда!

– Молодец! И как ты всё придумал?

Хин с трудом протиснулся между довольными тварями.

– Подождите немного, – попросил он. – Синкопа, один вопрос, но я жду честного ответа. Ты знал, что мне нужно петь, или только предполагал?

Лятхи озадаченно перевели взгляды с человека на своего собрата.

– Кхм, второе, – признался тот. – Но ведь всё прошло не так уж плохо? – под возмущённым взглядом юноши, он шаркнул мохнатой лапой, и чешуйчатые злодеи тотчас попытались за ним повторить. – Тогда разыщи его и объясни на словах, чего мы хотели.

Хин нахмурился:

– Помнится, с разговора я и хотел начать. А сейчас его лучше оставить в покое.

– Нет, – уверенно возразил паук. – Поверь, – добавил он, видя сомнение в глазах человека, – это один из немногих фактов, которые я знаю о Сил'ан. Их нельзя оставлять в покое.

В комнате уана никто не отозвался, зато дверь кабинета отворилась в ответ на стук. Юноша удивлённо заглянул внутрь, не переступая порога.

– Хин, сколько можно меня отвлекать? – поинтересовался Келеф, не поднимая взгляда от каких-то диковинных чёрных рисунков на листах пергамента.

Юный Одезри вошёл, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

– Чувствую себя дураком, – признался он.

– Почему?

Юноша невольно усмехнулся:

– Сам посуди – что бы я ни делал, всё выходит глупо и неудачно. То же «похищение» – неловко вспоминать.

Келеф искоса взглянул на него:

– И чего ты от меня хочешь?

Хин встряхнул головой:

– Перестань так со мной разговаривать! – раздражённо потребовал он.

Дитя Океана и Лун улыбчиво прищурилось:

– Замечательно, – сообщило оно. – Убирайся.

Юноша выставил перед собой ладони, будто защищаясь:

– Подожди, я не думал приказывать. (Келеф отложил чертежи, поднялся с пола и с угрожающим видом поплыл к нему.) Боги! Мне показалось, ты страдаешь. Глупо, знаю, но я хотел…

Сил'ан остановился, не сводя с человека пристального взгляда. Хин вздохнул и, переборов жгучее чувства стыда, признался:

– Я хотел утешить.

Келеф всё так же молча смотрел на него, юноша внутренне подобрался, готовясь к чему-то ужасному, и не сразу узнал серебристые звуки – уан смеялся, сначала тихо, потом откинул голову, и смех перешёл в безудержный хохот.

Юный Одезри нахмурился, он никогда ещё не видел, чтобы правитель так веселился. Тот отплыл в сторону и сполз по стене, закрыв лицо рукой.

– Значит, я не только дурак, но и посмешище, – сказал Хин сам себе.

Оранжевые глаза улыбались, Келеф покачал головой:

– Теперь я понимаю: это в самом деле ты, юный герой. Но, воистину… – он не закончил фразу и тихо хихикнул.

– Что смешного-то? – хмуро поинтересовался юноша.

– Такое взрослое признание!

Хин присел на корточки:

– Но я и есть взрослый, – серьёзно сказал он. – Правда. Для человека – уже вполне.

Келеф уставился на него как на опасную диковинку.

– Через шесть лет мне будет столько же, сколько было моей матери, когда ты впервые её увидел, – продолжил юноша. – А в моём возрасте она приехала сюда. Я не шучу.

– Хм, – был невразумительный ответ.

– Тебе это не нравится?

Сил'ан неуютно повёл плечами:

– Ты не можешь быть взрослым, – сказал он, наконец.

Хин вздохнул:

– Почему? (Уан молчал.) Тогда давай так: хочешь считать меня ребёнком? Я не против, только не обращайся как с незнакомцем.

Келеф прищурился, о чём-то напряжённо размышляя. Юноша напрасно ждал, что он заговорит, и, в конце концов, сам нарушил тишину:

– Извини за пение. Мне следовало лучше расспросить Синкопу, прежде чем соглашаться.

Уан тепло усмехнулся:

– Такой же, как все люди, – он помолчал, потом прямо взглянул на Хина. – Я всегда хотел петь басом.

Юноша удивлённо поднял брови:

– Зачем?

В оранжевых глазах появилась грусть:

– Необъяснимо. Тенор кажется мне слабым и жалким. Бас – совсем другое дело, это сила и уверенность, голос Океана. Он ведёт, а тенор в дуэтах вынужден виться вокруг него. Ты не можешь, не должен быть сильнее меня.

– Но дуэт – не сражение.

– Для людей, – заметил Сил'ан и, отвернувшись, снова уткнулся в листы пергамента.

Хин скрыл улыбку ладонью:

– Значит, ты не хочешь со мной петь, потому что завидуешь?

– Нет, – холодно ответил Келеф. – Я открою сокровенное, а ты что дашь мне взамен? Ничего, лишь насытишь свой праздный интерес. И не настаивай – ты ведь даже не понимаешь, о чём просишь.

Все собравшиеся под сенью гибких молодых деревьев с нежными восковыми синими листьями, белёсыми и опушёнными тонкими волосками с изнанки, зачем-то произнесли один за другим: «Клянусь Лунами».

– Тебе не нужно, – остановил уан юношу.

– Что он тут делает? – тотчас осведомился Орур, скрестив руки на груди. Их загорелая тёмная кожа и напряжённые мускулы под ней эффектно сочетались с белизной одежды, изнеженным изяществом плиссировок.

– Молчит и слушает, – ответил Келеф, а Хин перевёл. – Он мой наследник и ваш будущий повелитель.

Летни переглянулись, различные, и всё же удивительно похожие между собой – златовласые, смуглокожие, с подозрительным и высокомерным взглядом зелёных, ярких как солнечный свет, глаз.

– Итак, чего я не знаю? – поинтересовался уан, расстилая карту на траве.

Люди присели на корточки рядом. Хин, переборов нерешительность, попросил их потесниться и тоже устроился перед большой разрисованной шкурой, про себя удивляясь, отчего уан не пользуется магической картой, о которой так много рассказывали сыновья Танаты.

– Не знаю, но догадываюсь, – тем временем говорил Келеф, а юноша повторял на общем языке, – что введение подати, – отметив недоумённые взгляды нескольких летней, Хин исправился, – сбор части шкур воинов не обрадовал. Многие, до того молчавшие, снова завели разговор о том, что правители лишь обирают народ, и ведь это только начало – жди больших бед. Сколько старейшин так думают?

Один из летней вытянул руку и ткнул в два круга маленьких домов, изображавших деревни, на карте, недалеко от границы с соседями на севере.

– Беда в одиночку не ходит, – сказал он. – Стало известно, что уан Марбе собирает динзорию.

– Стало известно, – с улыбкой повторил Келеф. – Почему сразу не сказать, что это намеренно распространённые слухи. Будь у них динзория в самом деле, они бы давно атаковали, а не болтали. Вместо этого, догадавшись о волнениях и недовольствах в наших деревнях, они решили подлить масла в огонь и тем не только ослабить нас, заставив истреблять друг друга, но и задержать строительство укреплений и сигнальных башен.

Летни переглянулись, удивлённые и взволнованные, принялись творить согласные жесты. Некоторые улыбнулись.

– Мой повелитель, мы не привыкли так долго жить в мире, – заговорил ещё один человек, незнакомый Хину. – Многие дети подросли, наслушались о великом сражении, о подвигах старших. Они тоже хотят доказать, что чего-то стоят, снискать славу, почёт и уважение. Не в слухах одних дело – люди хотят войны.

– Нужно дать им войну, – уверенно заявил Орур. – Первыми напасть на северного соседа. Зачем ждать, пока он будет готов сразиться с нами? Наши воины готовы уже сейчас, рвутся в бой. Мы одолеем…

Келеф поднял ладонь, и старейшина тотчас умолк.

– Одолеем, не удержим, вернёмся к тому, что было двенадцать лет назад, – сказал он. – А что потом? В одну и ту же реку нельзя войти дважды. Нам, не желавшим войны, досталась небывалая слава, других, жаждущих сражений, не ожидает ли бесславная гибель? Летни из второй части владения лишь недавно перестали видеть в вас врага, а уже скоро к нам с другой стороны присоединится владение Каогре-уана. Обширная земля, а вы и не знаете, что труднее всего не позволить былым противникам вцепиться друг другу в глотки. За двенадцать лет именно противодействие – нет, не соседям, а вашей неуёмной агрессивности измотало меня более всего.

К тому же, Орур, одолеем ли? Владение бедно, вести продолжительную войну мы не сможем, как не сможем держать осаду Анцьо даже три месяца, а раньше его не взять. А если соседи будут видеть в нас опасность, одни лишь укрепления не помогут.

Люди переглянулись вновь, Хин заметил понимание в глазах троих, остальные семеро лишь выдерживали паузу перед следующим вопросом:

– Значит, нам смотреть сквозь пальцы на настроения юнцов?

– Нет, – Келеф задумчиво усмехнулся. – Им нужно дать то, чего они хотят, но так, как будет выгодно для владения. Динзория не всесильна. Иные из воинов одерживали победы над муроками, не так ли? Разве ящер, даже хищный, может сравниться с ними?

– Копья! – невпопад воскликнул Орур.

– Да, – довольно похвалил уан к удивлению Хина. – И всё же опыта борьбы с монстрами таких размеров у большинства воинов нет – их опасаются, и загонщики предпочитают их «терять». Даю вам три дня, чтобы собрать из деревень тех летней, на которых равняются юнцы. Я объясню им, что нужно делать. Вернувшись, они обучат всех, жаждущих крови и славы, а потом – вместо войны, мы проведём манёвры.

– Что? – озадаченно переспросили четверо.

– Войну, в которой никого не убивают, но и победы, и поражения, и подвиги, и азарт, и слава – всё по-настоящему, – улыбчиво прищурился Келеф. – Объясню подробнее, когда выберу местность и подготовлю начальный план.

Хин озадаченно хмыкнул – в голосе уана, в его взгляде было предвкушение хищника, близкое и понятное летням. И люди вдруг перестали хитрить, улыбнулись, принимая идею, обдумывая её со всё большим удовольствием.

– Теперь можешь задавать вопросы, – благосклонно разрешил Келеф, свиваясь кольцами на прогретом Солнцем полу.

– А ты будешь отвечать на них во сне? – скептически хмыкнул юноша.

– Другого времени у меня нет, – лениво отозвался уан. – Не нравится мой сонный голос, иди – спроси Орура. Может, он ответит лучше.

– Как же, – усмехнулся Хин. – Что это за клятва ни о чём в начале?

– Я задаю формулировку мысленно.

– И они клянутся, не понимая, за что ручаются жизнью? – недоверчиво уточнил юноша.

– С весенами так не обойдёшься – они всё поймут, как и ты. Летни не понимают, для них клятвы в начале совещания давно стали привычным ритуалом, пустым звуком. Я выбираю мягкую формулировку. Если кто-то говорит с намерением обмануть меня – его покарают Луны. Если кто-то передаёт мне чужую ложь, сам того не зная, или пересказывает слухи, понимая их сомнительность – с ним ничего не случится.

Юный Одезри нахмурился:

– Но ты всегда можешь перед началом совещания произнести в мыслях совсем другую формулировку. Скажем, чтобы они дали клятву говорить только истину. А никто из людей не знает истины. Так ведь гласят словари магов?

– Да, я могу убить советников, в том числе и таким способом, – раздражённо молвил Келеф. – О том, что при всей неизбывной кровожадности мне нет смысла так развлекаться, ты, надеюсь, подумаешь сам. Что дальше?

– Сигнальные башни.

– При появлении врага, в башне разводят огонь, – монотонно заговорил уан. – Дым от него замечают дозорные в другой башне, тоже разжигают костёр. Таким образом, сигнал опасности очень быстро передаётся на дальние расстояния.

– Зачем, если есть птицы? – изумился Хин.

– Каогре-уан бы тебе рассказал, – себе под нос пробормотал Сил'ан. И добавил отчётливо: – Так надёжней.

Юноша ликовал – он настигал соперника, но оказалось, что тот лишь играл с ним. Динозавры шли бок к боку, чужой – на полкорпуса впереди. Неожиданно, он обернулся, клацнул огромной пастью. Хин вздрогнул, непроизвольно задержал дыхание, пальцы правой руки в перчатке с поводьями напряглись, он отвлёкся и не успел развернуться, чтобы удар в бок прошёл вскользь. Соперник всей массой оттолкнулся от ящера юноши и быстрее стрелы умчался вперёд, в то время как его жертву качнуло, едва не опрокинув. Юный Одезри разжал пальцы, динозавр перешёл с бега на шаг, выровнялся. Уан, достигнув назначенной отметки – колючего чёрного куста – послал ящера назад, навстречу юноше:

– Не очень-то приятно проигрывать, – покровительственным тоном изрёк он. – Как ты нахохлился!

– Когда же ты простишь мне бас? – вздохнув, спросил Хин.

– Вот уж не знаю, – легкомысленно откликнулся Сил'ан, объезжая его кругом. – Подумываю, наконец, вручить тебе подарок Лие – оружие моего народа.

– И с удовольствием извалять меня в пыли во время обучения, – подсказал юноша.

– Верно мыслишь, – улыбчиво прищурилось изящное существо. – Разрешаю отказаться.

Хин не стал шутить в ответ:

– Давно хотел тебя попросить, – начал он серьёзно. – Через месяц мне исполнится девятнадцать, для летней эта цифра имеет сакральный смысл. Близнецы устроили традиционное празднование, что-то вроде турнира, и весь день доказывали свою доблесть.

Он умолк, размышляя. Келеф прекратил кружить, ехал рядом, но смотрел вперёд.

– Ритуал предписывает посвятить праздник самому важному, – наконец, сказал юноша.

– Но ты не веришь в ритуал, – напомнил Сил'ан. – Так что делай то, чего от тебя ждут.

– Я хочу поступить иначе, – признался Хин. – Если сейчас я повторю за Лараном, Лодаком и всеми, кто был до них, мне придётся повторять и дальше. А что потом? До конца моих дней прятать себя, притворяясь летнем?

Келеф наклонил голову.

– Надо же, – тихо сказал он. – Какие знакомые вопросы.