Текст книги "Не небом едины (СИ)"

Автор книги: Виктория Стальная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 23

Распахиваю глаза. Выдыхаю, сдерживая порыв расплакаться. До того сильно меня вывел Липатов. Чувствую, что я на грани, и поток бранной речи вот-вот обрушится на бывшего. Щёки обжигают горячие слёзы, соль которых тут же неприятно ощущается на губах. Я облизываю губы, вытираю щёки краешком одеяла и смотрю вопросительно на него – жестокого палача моей судьбы. Задаюсь только одним вопросом: «Как ещё этот ирод мне навредил за 15 лет совместной жизни и до того?». Невольно вспоминаю Платона…наш с ним первый робкий поцелуй. Понимаю горестно, как мне безумно, до щемящей сердце боли не хватает его…любимого Плутония.

– Не помню, чтобы вы были близки когда-то с моей матерью, Леонид, – шиплю я, подавляя в себе неуемное желание подняться с койки и придушить бывшего собственными руками.

– Мы всегда ладили с твоей матерью, и это она мне помогала с тобой, – Лёня бегло отводит взгляд. Ооо, в его взгляде столько всего очевидного и мерзкого, что муженек может дальше не продолжать объяснять, я понимаю, что он мне скажет.

– И до чего вы доладили, Липатов? Угробили меня? Лишили любимого человека? Отняли ребёнка? Подожди, – я хватаюсь за голову, – сколько же вы меня держали беременной у Изольды? Вы же…не могли пичкать меня психотропными веществами и убивать ребёнка в утробе? – от последней мысли волосы дыбом встают на голове.

– Ты…поступила после аварии в состоянии, – Лёня мнётся, тянет время, подбирает слова и безумно злит этим меня, своей слабостью и неспособностью ответить за свои же гадские поступки, – ты начала рожать. Твой отец скончался на месте.

– Мог мне не напоминать про отца, Липатов, чтоб тебя по всем кругам ада затаскали черти, – вскрикиваю я, погружаясь в рыдания и темноту дремучих мыслей.

– К слову пришлось, извини.

– Засунь свои извинения, знаешь, куда?! – я резко встаю и ору от боли, что пронзает живот. – Зачем вы с…этой женщиной, язык не поворачивается назвать её мамой, написали от моего имени отказ от ребёнка? Она была больна?

– Кто?

– То, что вы оба больные на голову, я догадалась. Я про дочку спрашиваю, если она и правда родилась.

– А, нет, девочка родилась абсолютно здоровой, – как ни в чём не бывало заключает Липатов, чем распаляет меня донельзя.

– Тогда что за ёшки-матрёшки? Какого?!

– Какие матрёшки, Марта? – бывший округляет глаза, быстро хлопает ресницами.

– Чем вам не угодила девочка, Лёня? Богом прошу, не тупи! – я озверело ору, и проходящая мимо палаты медсестра дёргается от моего крика, только пятки сверкают.

– А кто бы с ней нянчился? Я? Или твоя мать? Ты была не в себе, тебя еле откачали. Молока у тебя не было.

– Но ведь это был и твой ребёнок! Ты отказался от собственного ребёнка? Ты отказался от ребёнка женщины, с которой венчался перед Богом, Липатов? – я замираю на мгновение и…

***

Глаз продолжал болеть, несмотря на чудодейственные травяные примочки тёти Маши, и никакие эти женские корректоры-тональники не помогли скрыть мой разноцветный фингал. Лейла честно пыталась его спрятать от пристального интереса общественности, но в итоге психанула и нацепила на меня обратно солнцезащитные очки. Калинин же ходил вокруг меня и ржал как оголтелый, за что я ему пригрозил кулаком и пообещал разукрасить его глаз также и даже лучше.

Поскольку юридический отдел остался без начальницы нам пришлось в срочном порядке провести совещание и решить многие вопросы касаемо этого самого юридического отдела и работы «Платонов и партнёры» в целом. Из-за ситуации с Алёной ряд важных и именитых клиентов оказались в подвесе, что могло подпортить нам репутацию и нанести финансовый урон. Стараниями Лейлы вопросов к моему облику не возникало, она как-то деликатно зарубила на корню любые попытки меня обсудить. Но именно Лейла влетела в переговорную и прервала наше совещание. Стёпа гневно взглянул на жену серо-карими глазами, нервно пригладив посеребрённые тёмные волосы, но Лейла будто не заметила недовольства мужа, направившись молча прямиком ко мне. Калинин уставился вопросительно на меня, но я только и мог, что развести руками, потому что сам поразился немому беспринципному вторжению Лейлы.

– Тебя ничего не смущает, дорогая? – надменно спросил Стёпа, указав явно на их с Лейлой отношения, хотя они старались не афишировать этого.

– Степан Петрович, я к Платону Олеговичу по срочному вопросу, – невинно пропела красотка, двигаясь сексуально от бедра дальше ко мне, распаляя своего ревнивого мужа.

– По какому ещё срочному вопросу? У нас тут совещание, ты не заметила, Лейла? – воздух в переговорной накалился от гнева Степана, он бешено раздул ноздри. И Лейла остановилась обиженно, не дойдя до меня, возмущенно закатила глаза.

– К Платону Олеговичу пожаловал особо важный посетитель, – очаровательная жена Степана гордо вскинула бровь, тряхнув своими жгуче-чёрными локонами. Я залюбовался ей, но, услышав, угрожающий скрежет зубов Калинина, пришёл в себя и включил владельца «Платонов и партнёры».

– Лейла, вы же осведомлены, что по регламенту нашей компании я принимаю посетителей исключительно по предварительной договоренности и согласно моему календарю встреч, – я приподнялся над столом для убедительности.

Но, вместо того, чтобы сконфузиться или извиниться за своё непрофессиональное поведение, девушка крутанулась на каблуках и снова устремилась ко мне, интригующе улыбаясь.

– Этого посетителя вы примите без нашего регламента. У него есть сведения касаемо Марты. Или вам неинтересно? – Лейла хитро прищурилась, а у меня учащенно забилось сердце.

– Коллеги, все свободны, – отрывисто прочеканил я, суетливо соображая, кто же мог ко мне явиться в офис с информацией о любимой, – о дате и времени повторного совещания Лейла вам сообщит позже по почте.

– Но, Платон, – несогласно протянул Степан, – пусть твой посетитель подождёт, у нас есть более важные темы для разговора, чем ассистент Ильинская.

– Степан Петрович, – повысил я голос на друга, – я неясно выразился? Все свободны.

Калинин деланно надул губы и протестующе скрестил руки на груди, но привстал, собираясь с неохотой удалиться из переговорной и посматривая с любопытством на нас с Лейлой.

– Стёпушка, милый, – обратилась любезно Лейла к мужу, – ступай пожалуйста, не задерживай нас.

– Я то пойду, милая, – обиженно пробасил Степан, – но дома тебя ждёт серьёзный разговор и выволочка, готовь свою задницу.

– Боюсь, боюсь, – девушка чуть приподняла полы юбки, и я заржал, до того комично бранились эти двое.

– Лейла, что там за посетитель? – спросил я и оторопел…

Передо мной стоял он – живее всех живых – и смотрел на меня своими медово-карими глазами как у Марты, может, чуть темнее.

– Юрий Георгиевич? – я не верил видению, что возникло передо мной.

– Можно папа Юра, – улыбнулся он слабо, приглаживая волнистые седые волосы. – Здравствуй, сынок

Глава 24

Я снял очки, напрочь забыв, что мой глаз сияет всеми цветами радуги, дабы получше рассмотреть вошедшего мужчину. Я даже закрыл на секунду глаза и открыл снова, что удостовериться в том, что отец Марты – не наваждение и не следствие моей подбитой головы в неравном бою с пьяным тяжеловесом Липатовым, будь он не ладен, к слову упомянут. Ильинский нерешительно стоял напротив и добродушно улыбался, согревая меня, как и в юности, своей улыбкой. К горлу подступил ком, я сжал губы, силясь, чтобы не заплакать при Лейле и при папе Юре, чтобы никто не увидел меня слабым, что с появлением Марты в моей жизни стало практически невозможно. Как только эта женщина снова оказалась в поле моего зрения и переступила порог переговорной, я словно вернулся на семнадцать лет назад и почувствовал себя тем прежним, робеющим перед ней мальчишкой, что городит ерунду и не знает, как себя вести. Я злился, что она меня в упор не замечает, делает вид, будто мы не знакомы. Я то пытался быть с ней обходительным и окружать заботой, то злился и срывался на Марту…всё, как тогда. Ничего ровным счетом между нами не изменилось. Мы не могли быть вместе. Мы не могли быть порознь. Нам постоянно что-то мешало. Наша любовь долгое время походила на противостояние, пока Марта окончательно не ушла от Леонида ко мне, и мы…не подали заявление в ЗАГС. А потом произошла та злополучная авария. И я потерял Марту. И папу Юру потерял. Через какое-то время умер мой дед – единственный, близкий мне человек. И я вовсе остался один, что не лучшим образом сказалось на моём характере, зато помогло мне стать тем, кем я стал. В одиночку строить успешный бизнес оказалось проще, чем с кем-то напополам, по крайней мере я был должен исключительно себе, все претензии касаемо промахов и потерь предъявлял сам себе, до тех пор, пока я не встретил Калинина, с ним как-то мы быстро поймали одну волну, и я без сомнений добавил к «Платонову» приставку «и партнёры». Вообще у нас был третий…Гаврилов, но он исчез волшебным образом, каким и появился. Я потом предлагал Степану переименовать компанию в «Платонов и Калинин», но он скромно отказался, да и на дивиденды это бы не повлияло никоим образом.

Невольно вспомнил пророческие слова тёти Маши: «…прошлое, настоящее и будущее переплелись. Очень редкое это явление…». Редкое да меткое явление, раз судьба нас столкнула с Мартой спустя столько лет и переплела наше прошлое и настоящее, возможно, и будущее тоже, но будущее казалось мне таким туманным, что я категорически не хотел думать об этом сослагательном времени и тяготах неопределенности, что явно нас поджидали, если верить прозорливой тёте Маше.

Я взял себя в руки и мысленно напомнил себе, что я – бравый, несгибаемый мужик, цепкий владелец крупнейшей в Москве юридической компании «Платонов и партнёры», покончив с незримыми сантиментами.

– Лейла, оставь нас, – сказал я, как можно спокойнее, но голос мой дрогнул.

– Слушаюсь, босс, – хитро пропела администратор и, вильнув бёдрами, одарила Юрия Георгиевича ослепительной, обворожительной улыбкой.

Когда за администратором закрылась дверь, я наконец-то поднялся и вышел из-за стола и чуть ли не побежал в припрыжку к папе Юре на радостях, сжал его крепко в своих объятьях и заплакал.

– Ну-ну, полно, сынок, – прохрипел он, – задушишь меня, отпусти.

– Прости, – я разомкнул объятья, – не могу поверить, что это ты. Ты жив! Наш папа Юра жив! – я резко сник, что не ушло от внимания Ильинского.

– Что за перемена настроения?

– Марта…я снова упустил вашу дочь, – уныло протянул я и посмотрел виновато на папу Юру. Но тот продолжил улыбаться отчего-то, и я заподозрил неладное.

– Найдётся, вам ли не привыкать, голубки? – Ильинский похлопал меня по плечу и сел в кресло, в то самое кресло, в котором сидела Марта на собеседовании…тёмно-серое кресло с прямой высокой чуть прикрытой спинкой, такое же, как и десяток других кресел, но особенное для меня, поскольку его выбрала любимая. И вот отец интуитивно выбрал это же кресло, что меня умилило.

– А теперь, что за перемена настроения?

– Вы выбрали то же кресло, что и ваша дочь.

– Не мудрено, мой друг, – Ильинский деловито постучал пальцами по столу, прищурился и ехидно спросил, – кому же ты на этот раз профукал мою дочь?

– Вашему зятю, – сконфузился я, ощущая себя нашкодившим мальчишкой, которого вот-вот поставят в угол на плохое поведение. Но на удивление Юрий Георгиевич был весел, странно весел.

– Снова-здорово, – папа Юра задумчиво почесал голову, – чей ему неймётся? Как же меня достал этот прохвост. Ну, Леопольд, погоди! – мужчина яростно стукнул кулаком по столу, и я чуть не подпрыгнул на месте с испугу, не ожидал такой бурной реакции от спокойного прежде Ильинского.

– Он Леонид, – поправил я несмело Юрия Георгиевича, и он гневно зыркнул на меня.

– Я пока в своём уме и помню, Платон, что этого плута зовут Леонид. Зачем ему понадобилась Марта? Он и так обобрал мою дочь по полной, а я и вмешаться не смог. Мне нельзя тогда было светиться, надо было отсидеться.

Ильинский замолчал, очевидно, задумавшись о чём-то своём. Но я не мог позволить ему уйти в себя, ведь мы должны были спасать Марту из цепких, грязных лап Леопольда.

– Милый же котик был в мультике. Почему вы именно Леопольдом прозвали зятя? – невольно спросил я.

– Не называй его моим зятем, Плутоний! – надрывно прокричал старик, хотя стариком я бы назвал его с натяжкой, поскольку Ильинский шикарно выглядел для своих лет, холено, я бы сказал, одет с иголочки, дорого-богато, волосы седые, но стильно уложены, перстень золотой с камнем драгоценным на мизинце…барон не меньше.

– Как ни крути, а Липатов – муж Марты официальный, – вырвалось у меня от обиды.

– Ты мне тут сопли не распускай, чай не мальчик уже. Нет, это ж надо на те же грабли наступить? И снова, второй раз добровольно отдать Марточку на растерзание Липатова?! Ты куда смотрел, Платон?

– А вы не видите? – я указал на последствие переговоров с Леонидом. – Против лома, знаете ли, иногда нет приёма.

– Зачем она ему? Зачем? Думай, старина Георгиевич, думай, – Ильинский схватился за голову, его будто что-то осенило, и сразу он покачал головой, не соглашаясь с собой, потом снова я увидел просветление на его лице, но и ту мысль он отогнал от себя. Я не выдержал, мои нервы были на пределе, и затарахтел взволнованно.

– Юрий Георгиевич, где же вы были семнадцать лет? Как вы выжили в той аварии? Почему не дали знать о себе? Марта в вас очень нуждалась.

– Марта и в тебе нуждалась, а ты бросил поиски моей дочери, – раздосадовано кольнул старик меня в больное место. – У тебя ещё есть ко мне вопросы, или мне усомниться в искренности твоих чувств к Марте?

– Нет, – замахал я руками, – нет, конечно. Я люблю Марту!

– То-то же, сиди и молчи, попей водички, чтобы успокоиться, и дай-ка старине Ильинскому пораскинуть мозгами. – он принялся усердно соображать. А я сделал глоток воды из одного из стеклянных граненых стаканов, что неизменно стояли и собирали пыль на столе в переговорной, и поперхнулся, услышав совершенно неожиданный вопрос.

– А где ваш с Мартой ребёнок? Она что, вышла замуж за Липатова, будучи беременной от тебя?

Глава 25

Что-то не сходилось. Что-то явно не сходилось в показаниях Леонида. Я вспомнила, что была беременна…месяц как была беременна до той аварии. И я точно никак не могла родить ребёнка через месяц. Чудеса, конечно, случаются, то же непорочное зачатие Девы Марии, что-то мне такое сказывал об этом некогда Лёня. Но… Мы – земные люди, и вряд ли я могла разродиться через месяц после беременности. Липатов определённо сочинял, но…ему же реально понадобился какой-то ребёнок или какой-то мой ребёнок. Вопросы окружали меня и нагнетали словно стая разъяренных воронов, готовых заклевать и расцарапать своими когтями. Вопросы всё прибывали и прибывали ко мне, а ответов как не было, так и быть не могло, потому что ответы на мои вопросы не знал никто, а на честность Леонида, который, как выяснилось, умело привирал, с лихвой лгал, ловко увиливал и любил не договаривать, я не могла надеяться. Начнём с того, что я ушла от него за два месяца до аварии к Платону. За месяц до аварии мы с Платоном подали заявление в ЗАГС. Так как, почему и когда я снова вернулась к Липатову? Почему Плутоний не мог меня найти столько лет? И в какой момент этих двух месяцев до аварии мы с Платоном потеряли друг друга? А главное и самое обидное, я не успела сказать своему любимому волшебнику, что у нас будет малыш. Волшебник? Разумеется, Платон не был никаким волшебником, это мы с ним такую когда-то завели игру между собой. Разве настоящий волшебник упустил бы любимую Золушку? Разве оставил бы меня второй раз на съедение гадкому Леопольду? Нет.

Мне неоткуда было ждать спасения. И я попыталась спасти себя сама.

– Почему донором не можешь стать ты? – спросила я и ощутила опоясывающую боль, совсем забыла, что Она мне и бок зацепила, помимо живота. «И после меня, после наших клятв в любви Платон позарился на эту…?», – разочарованно подумала я, не подобрав подходящего цензурного определения для Алёны, да и не хотелось опускаться до её уровня с курицами и мартышками.

– Что-то по группе крови не подходит и по здоровью, я чай не мальчик уже.

– Хвораешь от старости, однако, ребёнка тебе здоровье позволило заделать. – съязвила я, не сдержавшись.

– Тебе не идёт, – в голосе Лёни послышались до боли знакомые надменные нотки недовольного мужа-собственника. В последние годы нашей совместной жизни Липатов со мной говорил исключительно в этой тональности – моего уничижения, подавления, и не дай Бог у меня появлялось собственное мнение наперекор мнению или решению мужа.

– Будешь в таком тоне со своей Элиной разговаривать, а на меня у тебя больше подобных прав нет. Хотя, я погляжу, у вас с ней иной формат отношений, поменялся с новоиспеченной супругой ролями? – иронично заметила я и попала в сердцевину, видимо, потому что Липатов аж побагровел от злости, от него прямо пар возмущения пошёл.

– Прекрати мне хамить, – зло бросил бывший.

– Я не хамлю ни в коем разе, а говорю тебе правду, Лёнечка. Когда под венец, кстати? Клятву венчальную не забыл?

Неожиданно Липатов опустил плечи, пригладил нервно волосы и искренне-виновато посмотрел на меня. Никогда, ни разу за 15 лет я не видела, чтобы Леонид считал себя в чём-то виноватым передо мной. Он ведь и тогда, когда я его застала в объятьях какой-то Элины, не раскаялся, слегка оправдался и не более, а на мировую пошла я. И так бы и прощала, так бы и закрывала глаза на походы Лёни налево и временами пренебрежительное отношение к себе и к моему отцу, если бы не влюбилась в Платона…который сошёлся с Алёной. Стоп! Снова Элина?!

– Венчаться можно один раз, – тихо произнёс бывший.

– Ой, не смеши, за тобой столько грешков водится, что ты можешь и трижды повенчаться. Тебе же плевать было на клятвы данные перед Богом, когда ты жил со мной, венчался со мной, а параллельно спал с Элиной. – я лишь озвучила свою догадку, но она увы подтвердилась.

– Мы как бы не сразу с Элиной снова сошлись. Пару лет я свято верил, что мы с тобой теперь едины небом и будем вместе до конца своих дней. А потом, – Лёня затих на полуслове, не закончив мысль.

– А потом небеса разверзлись?

– Что ты прицепилась ко мне с этим венчанием? – завопил бывший.

– Я прицепилась? – я схватила Леонида за руку и затрясла в отчаянии. – Это ты настаивал на венчании, мы поклялись хранить верность друг другу, жить в благостном единодушии и после смерти встретиться на небесах, сохранив нашу любовь. Но, если ты меня не любил, как любил Элину, то для чего было грешить и вести под венец нелюбимую тебе женщину?

– Я любил тебя, Марта, – неубедительно воспротивился Лёня, – но, как тебе объяснить?!

– Не надо ничего объяснять, Леонид, – выдохнула я, – всё банально, прозаично и пошло, как в плохом бульварном романе. Тебе пресытилась пресная, сытая жизнь с послушной, покорной женушкой, захотелось страстей, новизны. Ты устал от обожествления домашней курицей, с которой и поговорить то не о чем, которая примитивна в сексе и лежит как бревно. А тут Элина вся из себя, к ней просто не подъедешь, надо постараться, чтобы заслужить внимание и благоговение такой особы. Со мной же было быстро и просто, да? Я тебе легко досталась, вот ты меня легко и отпустил.

Леонид призадумался, расстегнул пару верхних пуговиц у помятой рубашки и удрученно кивнул, неохотно соглашаясь с моими словами.

– Ты стала слишком домашней, простой, понятной. Но курицей я тебя никогда не считал. И наш разнообразный секс меня вполне устраивал.

– И на этом спасибо, дорогой бывший муж. Сам же меня посадил дома, отгородил от всех, лишил полноценной, интересной жизни, а потом, видите ли, я стала слишком домашней. Элина пади дома не сидит, живёт с огоньком, праздно и весело?

– Давай не будем об Элине? – умоляюще попросил Липатов.

– Давай без давай. Ты меня не ради ли своей Элины похитил и басни несусветные про дочку отказную рассказываешь?

– Ильинская, – бывший впервые назвал меня по девичьей фамилии, чего за ним, отродясь, не водилось, – не дерзи. Решим вопрос полюбовно?

– Я тебе счас как решу полюбовно, мало не покажется. Вещай уже, что вы придумали, – психанула я и стукнула кулаком о больничную койку.

– Твоя задача – найти свою дочь и сделать так, чтобы она тебе доверилась. А дальше дело техники, – звеняще процедил Лёня и навис надо мной.

– Дело какой техники? – напряглась я, чувствуя нарастающее внутреннее волнение. – Ты так говоришь, будто вы собрались девочку силой заставить стать донором.

– В твоих же интересах, милая женушка, чтобы твоя дочурка согласилась на наш призыв о помощи. В противном случае мы можем и силу применить, ты меня знаешь. Я своего не упущу и ни перед чем не остановлюсь.

Лицо бывшего мгновенно исказилось пугающей гримасой, от его подавленного чувства вины не осталось и следа. Он с силой вдавил меня в койку, больно сжимая шею. Опасный блеск во взгляде Липатова не предвещал мне ничего хорошего. Его глаза налились кровью, руки отяжелили и свинцово продолжили сжимать моё горло до тех пор, пока я не погрузилась в леденящую темноту и не увидела отца в белом одеянии.