Текст книги "Не небом едины (СИ)"
Автор книги: Виктория Стальная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Глава 49
Изольда первая отошла от шока. А меня накрыло знатно, как в старой, допотопной рекламе шоколадного батончика: «Шок – это по-нашему». Я осталась стоять неподвижно, ошарашенно взирая на протянутую тоненькую бледную юную руку с французским маникюром и занятными наручными золотыми часами на запястье с разноцветными драгоценными камушками на циферблате. Подруга же осторожно подступила к незнакомке и пощупала ту, а затем ущипнула себя, оглядевшись с пристальным прищуром по сторонам.
– Настоящая, – констатировала очевидное и невероятное Гурьянова-Симонова и отшатнулась в недоумении за меня.
– Не искусственная же, – логично заметила я, хотя логичного и вразумительного было мало, и несмело пожала девице руку. А та расплылась в куда большей улыбке, что у меня аж скулы свело от того, как она неустанно и растянуто лыбилась. Да, не улыбалась, а лы-би-лась широко и довольно, а мне вот от чего-то не улыбалось, меня мутило и пошатывало.
– Так, женщины, расслабьтесь и успокойтесь, – живенько произнесла девица и опустила ружьё на землю, – скрытых камер на деревьях нет, вас никто не разыгрывает. Этот, – указала она небрежно на Леонида, – оправится. А нас скоро встретят санитары.
– Волки и дятлы? – перебила я ту, которая посмела меня именовать своей мамой.
– Почему? – не поняла она, а Изольда заржала истерично.
– Вы, деточка, сказали, что нас скоро встретят санитары, – спокойно объяснила я, принимая болезненное и устойчивое положение, – как известно, волки, птицы и муравьи – санитары леса. Или вы про санитаров в белых халатах? У нас и свой главный санитар имеется, не в форме правда мальца, но дело поправимое, да психиатр Изольда Генриховна? – обняла я подругу, и мы с ней дружно расхохотались.
– Что за…? – осеклась незнакомка и, догадавшись, что я над ней поглумилась, насупилась. – Вы издеваетесь надо мной?
– Браво! Вы проницательная барышня и толковая актриса. Леопольд, подлый трус, выходи на связь? – позвала я бывшего, реально полагая, что красотка с ружьём и мой благословенный муж в сговоре и разыграли перед нами спектакль.
– Так ты думаешь? – уловила подруга мою мысль и согласно закивала.
– Ты думаешь, что я с ним заодно? – слишком натурально обиделась девица и поджала губы.
– С такими дорогущими часиками, девочка, – я смерила взглядом украшение девушки, – не сомневаюсь. Не каждая тётушка может позволить себе подобную безделушку. Вы чего нам голову дурите с Леонидом? Давай, Богом данный муж, подымайся, добей нас. Или у вас иной план?! Ах, как я не догадалась сразу?! Вам денег подавай?! – заорала я и пнула ногой бывшего, но он не шелохнулся. – Ааа, нет! – только я вырвалось у меня от страха, и я почувствовала, как голос осип. Моя афония дала о себе знать.
– Стоп. Ты взаправду его пристрелила? – оторопела Изольда, прижимая меня к себе, и мы обе отступили назад. – Тогда почему он не шевелится, не стонет, если пули солевые? Кто ты маленькое чудовище?
– Я большая. Мне 16 лет. И я не чудовище. – с вызовом фыркнула особа, взмахнув намокшими от дождя волосами, и всхлипнула. – Я Алиса. Я дочь Марты и Платона.
– Конечно, – не удержалась я от сарказма, – ты Алиса из зазеркалья, и мы в стране чудес.
– Если ты, мама, – Золушка, а мой отец – волшебник, то получается так. А часы мне дедушка Юра подарил.
Сама не знаю, как это вышло, и что меня сподвигло, но, превозмогая боль, я рывком наклонилась к земле и подняла увесистое ружьё, в сердцах подумав: «И как только эта хрупкая девица с ним управлялась? На что тут нажимать? А зарядить его надо?».
– Марта, ты чего?! – перепугалась Изольда, а моя названная дочь округлила свои очаровательные глазки и выставила перед собой руки.
– Я? Ничего. Я иду убивать. Мне эти тайны, эти хитросплетения, эти изворотливые люди вокруг надоели. Ваши долбанные секретики-семицветики! Осточертели! И ты, Изи, в курсе, что мой отец жив. И Алиса какая-то подставная. Одна Марточка ничегошеньки не знала, жила себе не тужила и не догадывалась, сиротой себя считала при живых родителях. – я взмахнула ружьё вверх и приложила плотно к плечу, чуть не свалившись с ним в обнимку.
– Ильинская, ради Бога, одумайся. Что, если предположить, что Алиса, – подруга загородила собой трясущуюся незнакомку, – не вводит нас в заблуждение и прибыла нам помочь?
– Молчи, Изи, иначе, я и тебя заподозрю во всемирном сговоре против себя, – я наставила ружьё на Изольду с Алисой. – Вы посмотрите на сие прекрасное дитя. Придумали мне тоже игры в дочки-матери. Мне вон по горло хватило священного брака с не святым мужчиной и игру в семью.
– Допустим, – пискнула из-за спины Изольды моя якобы дочурка, – я вру. Спрашивается, для чего? Какая моя выгода? И как я здесь очутилась? И зачем убила Леонида?
– Всё-таки убила? – шарахнулась подруга вперёд, оказавшись в опасной близости от ружья. – Марта, чёрт бы тебя побрал. Опусти ружьё! – взвизгнула она. Послушай, что девушка вещает.
– О да, складно стелет, не подкопаешься. Но я могу массу причин найти, для чего тебе, милочка, мне врать и корчить из себя мою дочь.
– Спросите бабу Машу в конце концов. Чего я одна за их проделки отдуваюсь. – задохнулась от возмущения Алиса. – Мне то пообещали, что вы обрадуетесь с Плутонием. Мол, я дочка ваша. Вы меня потеряли, искали. А вы? А ты?! Злая и бессердечная ведьма, а не Золушка. – села она беспомощно на рыхлый, мшистый пень и заплакала.
А у меня дрогнуло сердце…материнское сердце, что ослепло и действительно зачерствело от бесконечных предательств и лжи. Я проронила слезу, сделала шаг навстречу беззащитной и смелой девочке, что примчалась меня спасать.
– Алиса, доченька? – всхлипнула я и в ту же минуту ощутила острую, обжигающую боль в спине, падая наземь.
– Мама? Мамочка?! – бросилась ко мне Алиса, и я увидела, как из меня ей на ладони струится кровь.
– Липатов, ты что наделал? Тебя же Бог накажет! – последнее, что я услышала от Изольды, теряя сознание.
***
Меня разбудил какой-то назойливый стук. Въедливый стук. Я отмахнулся от звука и от стука, как от липнущей мухи к варенью. Да, от блинчиков Марты с вареньем из белой вишни я бы не отказался сейчас. И от чая травяного, душистого из самовара, что делает тётя Маша, не отказался, а то прохладно как-то. Стук повторился, и я разлепил глаза. «Что происходит? Кому что надо? Какого фига меня тревожат?», – я сонно уставился в окно машины и увидел сотрудника ДПС, размахивающего ничего не сулящим хорошего, отнюдь, не волшебным жезлом. Я опустил окно.
– Инспектор Зарядин, – отдал мне честь здоровяк в форме, – проезд освободите, здесь не положено стоять. Знак видели?
– Слушай, мужик, – я выглянул в окно, воззрился на дорожный запрещающий знак и сообразил, что не соображаю, а чего я собственно сплю, – давно я здесь стою?
– Мы за тобой, – дорожный патрульный кивнул в сторону служебной машины и упитанного коллеги, смачно пожирающего бутерброд и вызывающего рвотный рефлекс, – часа полтора наблюдаем. Ты в порядке? Помощь нужна?
«Знаем мы вашу помощь. Лишь бы бабки содрать. Странно, что в трубочку не попросили подышать. Действительно, лучше без трубочки. А то закроют меня на суточки. А мне Марточку спасать надо. Золушку мою ненаглядную.», – бегло пронеслось у меня в голове, и, потирая глаза, дабы отогнать от себя сон, я миролюбиво попрощался с инспектором, что меня перезарядил по полной программе во всех смыслах.
– Простите, закемарил, – раскаялся я и прикрыл рот, с трудом подавляя зевоту, – впредь не повторится.
– Понимаю, – посочувствовал инспектор Зарядин и участливо провозгласил, – осторожнее на дорогах, – оставляя меня одного, борющегося со сном, и возвращаясь к своему тошнотворному пожирателю.
Я завёл машину, выехал на дорогу и открыл мобильный. Глянул список последних вызовов, окончательно проснулся и чертыхнулся, чуть не въехав в фуру передо мной. Потому что ни звонка от Леонида мне, ни моих звонков тёте Маше и Даниилу не было. «Что это значит? Что происходит?», – вскрикнул я, и пробка загудела отрывисто клаксонами машин под мой крик.
Глава 50
– Да еду я, еду! – я заскрипел зубами и надавил с остервенением на газ. – Спешишь к своему папику отработать машинку с правами ротиком? – спросил через зеркало брезгливо у пергидрольной блондинки с огромными, необъятными малиновыми губами на внушительном розовом внедорожнике, которая сигналила сзади, будто она меня могла услышать.
Водители соседних машин тоже словно сговорились и без устали принялись сигналить, надавливая на свои клаксоны до посинения, что те загудели в унисон долгим, беспощадным звоном, не давая мне ни на минуту сосредоточиться и понять, что же за бесовщина со мной претворилась.
– Выключите вы свои бибикалки, – стукнул я по рулю, перестраиваясь на соседнюю полосу и лавируя между машинами, – куда торопитесь, на тот свет? Все же стоим в одной пробке. Чего сигналить и душу рвать?
Я и правда не понимал тех, кто, попав в очередную, неизбежную пробку, а пробки неотъемлемы от Москвы, бессмысленно сигналил, поторапливая неведомо кого и куда. Я искренне любил Москву всей душой с вечными пробками, сумасшедшими спешками, ночной жизнью, бешеным ритмом жизни, хроническим недосыпом и погоней за успехом, ставшей почти религией за последние лет пять. И потому со смирением принимал пробки, повинуясь им и смиренно выжидая, когда одна из них выпустит меня из своих тесных, душных объятий, пока я, судорожно вдыхая кислород с примесями выхлопных газов, буду ехать до неминуемой следующей пробки. Для кого-то смирение – проявление слабости, мол, ты сдался воле обстоятельств. К слабым личностям я себя не относил, несмотря на некоторые человечески слабости. К тому же где-то прочитал, что смирение есть добродетель, противоположная гордыне. Гордыня у меня, к сожалению, отсутствовала в характере напрочь, иначе бы я не допустил тех злоключений, что случились со мной и с Мартой. Или я их и допустил из-за своего смирения, позволив другим бесчестным хозяйничать в собственной жизни и расхаживать там в грязной обуви с грешными помыслами, причиняя вред мне и моей любимой. Единственное, что меня раздражало в пробках – это уйма свободного образовавшегося времени, которое я, как правило, заполнял тем, что усердно и чрезмерно много думал, чем порой испытывал себя, мысленно изводя.
Мы подъехали к светофору, машины стихли, и я выдохнул на полторы минуты, рассуждая сам с собой:
«Последний звонок – входящий от Даниила, перед тем от Изольды. А после…ни черта нет после. Как так то? Люди добрые, подскажите да вразумите окаянного Платона Платонова! Допустим. Я уснул. Уснул, и кто-то подчистил историю моих вызовов на телефоне. Но я же был закрыт в машине изнутри. Тогда выходит. Что ни черта не выходит. Потому что выходит, что мне приснилось, как мне звонил Леонид, точнее с его телефона звонили Марта с Изольдой. И выстрелов не было никаких. И Тихон в мою любимую не стрелял. И с тётей Машей и папой Юрой я не говорил. Про дочку нашу с Мартой Алису не слышал. И Даниил не назвал Леонида Леопольдом. А был ли Даниил? Ах, да, он мне звонил. А я ему перезванивал? Было же дело? Или у меня раздвоение личности? Или сны на грани реальности? Что истинное? И что ложное? И как можно кому-либо доверять и просить о помощи, когда я себе то не доверяю?!».
Жёлтый, зелёный – погнали дальше. В первую очередь я решил разобраться со снами, если меня одолели именно сны, а не последствия полученных травм головы. Я увидел какое-то придорожное кафе-шашлычную с небольшой парковкой. «Отлично! То, что надо, чтобы собраться с мыслями. Мне не до шашлыков, конечно, да и на еду я смотреть не в состоянии. А вот кофе будет в самый раз. Заодно вполне обоснованно постою у них на парковке и покумекаю, чтоб никто меня не прогнал и не потревожил.», – здраво рассудил я.
– Двойной эспрессо, – бросил я вежливо подоспевшей официантке с чуть смазанной губной помадой по щеке в съехавшем на бок бежевом переднике поверх короткого коричневого платья, едва прикрывающего прелести девушки.
– Что-нибудь ещё желаете? – запыхавшись бегло спросила официантка, на бейджике которой красовалось курсивное «Аделина», и обернулась кокетливо на приоткрытую дверь некоего служебного помещения.
– Не желаю, Аделина. Можно пожалуйста кофе, покрепче и побыстрее. И нет, я не хочу ваш фирменный шашлык. – опередил я брюнетку с аппетитными формами, предугадав очевидный и заготовленный для всех посетителей вопрос. К тому же я не хотел отвлекать возлюбленных, коим помешал, с умилением поглядывая на юношу, что высунулся из-за двери в ожидании своей официантки, и догадавшись, что оторвал этих двоих от более приятного занятия, чем работа. Но и я не по своей прихоти оказался там, где оказался, дабы по крупицам восстановить хронологию событий и спасти Марту.
– Кофе так кофе, – разочарованно протянула Аделина, и, неспешно покачивая широкими бёдрами, переступая маняще на высоких каблуках серебристых босоножек, подошла к тому самому юноше, тут же шмыгнувшему за барную стойку к кофемашине. Видимо, официантка надеялась, что я не зря прервал их с «Артемием», и с меня получится срубить побольше денег.
Под заунывное дребезжание кофемашины и перешептывания Артемия с Аделиной я бездумно разглядывал ветхий интерьер кафе с отголосками чего-то советского: тёмно-зелёные портьеры, золотые скатерти на столах, гвоздики в стеклянных вазах, настольные лампы с салатовым абажуром на металлическом каркасе. И тут явилась она из темноты, пронзая меня взглядом тёмно-карих бездонных глаз.
– Позолоти ручку, молодой, красивый, – черноволосая цыганка коснулась меня костлявой рукой с множеством золотых колец и с ярко-красными длинными ногтями, больше напоминающими когти, – всю правду расскажу. Что было, что будет, чем сердце успокоить.
«Что за напасть такая?! Откуда она здесь взялась?! Что ей то надо от меня?! Разумеется, мне для полного счастья только цыганки не хватало, чтобы я окончательно свихнулся. Однозначно, без данного колоритного персонажа наша с Золушкой сказка была бы не столь увлекательной!», – хмуро покосился я на протянутую руку, не зная, как избавиться от цыганки.
– Кри́го! Сгинь с глаз моих и не распугивай мне редких гостей, Рузанна, – гневно всплеснул руками кучерявый, поседевший цыган с золотой серьгой в ухе, одетый в изумрудную блузу и обтягивающие кожаные чёрные брюки, заправленные в высокие сапоги с причудливыми носами, похожие на ковбойские, – сколько раз тебя просил.
– Но, Жан, камло́, – любезно обратилась цыганка к цыгану, затейливо крутанув перед ним пёстрой длинной юбкой и стукнув каблучками лакированных красных туфель с ремешком, – ему нужна моя помощь. Я вижу, его душа заблудилась. Ту на холясов.
– Дэ́влалэ! И почему я только женился на этой несносной женщине? – владелец кафе посмотрел в потолок, очевидно, обращаясь к Всевышнему, и смерил грозным взглядом жену. – И ты единственная, кто может помочь этому бедолаге? Он отказывается от нашего сочного, румяного, изысканного шашлыка. Да он же Чороро́! У него денег, разве что на кофе. Какое там позолотить ручку?!
– Что же ты привязался со своим шашлыком? Будь он не ладен. Не до еды ему. Аделина, принесите кувшин со святой водой, – обратилась ласково цыганка к официантке, и та скрылась в недрах кафе, – кофе здесь не поможет, – томно произнесла она и потрепала меня бережно по волосам.
И я, встрепенувшись, по инерции подорвался с места. Я перестал протестовать и роптать на встречу с цыганкой. Наоборот, мне почему-то показалось, что я очутился в этой опустелой шашлычной не зря, будто меня привело провидение за ответами. Хотя, что может быть безумнее, чем искать провидения у цыганки? Но в минуты отчаяния поверишь во что-угодно и кому-угодно, лишь бы тебя наставили на путь истинный.
– Что, что ты видишь, Рузанна? Я озолочу тебя, у меня есть деньги. – кинулся я к цыганке умоляюще и увидел, как на лице старого цыгана отразились недоумение и оживление. – Уважаемый Жан, можно? Пожалуйста!
– Вай-вай, – закатил нарочито глаза цыган и сурово дал своё добро, – Мишто́! Делайте, что хотите! Помоги этой заблудшей несчастной душе.
– Жива твоя любимая, сударь, – заговорила тихо-тихо цыганка, глядя мне неотрывно в глаза, – но время ваше на исходе. Ты ищешь ответы не там. Они в тебе. Загляни в своё сердце.
Я вспомнил, как после нашей первой близости с Мартой на скрипучей старой кровати в мастерской папы Юры лежал довольный и не верил своему счастью, что мы наконец-то вместе. Я прижал любимую к себе крепко-крепко, стискивая в своих объятьях, чтобы она никуда не исчезла.
– Платон, – засмеялась она и заелозила по мне, – ты меня так сломаешь. Отпусти. Расслабься.
– Не могу, – не согласился я и поцеловал Марту в макушку, – иначе, карета превратится в тыкву, и ты снова побежишь к своему Леопольду. И сказка закончится.
– Он не мой. У меня есть ты. – прошептала она, поглаживая пальчиками мою шею.
– Давно ли? – усмехнулся я и ослабил хватку, давая ей возможность освободиться от меня. – Я не стану тебя неволить. Ты можешь идти, куда заблагорассудится.
– Но я не хочу никуда уходить, – подняла любимая на меня взволнованные глаза и повыше забралась на мою грудь, прижавшись ко мне сама, – я остаюсь с тобой.
– Почему? – растерялся я, охваченный сомнениями в том, что Марта меня попросту утешает из благодарности за поддержку в трудную минуту.
– Потому что я тебя люблю, Плутоний, – заливисто рассмеялась она и уткнулась в меня носом.
– Не знаю. Не верю. Я слишком долго ждал взаимности от тебя.
– Придётся поверить. – с трепетом произнесла Марта и подтянулась ко мне губами. – Прости, что разглядела в тебе своего принца не сразу, мой волшебник. Я смотрела на тебя глазами, и это застилало мои истинные чувства.
– А как надо было смотреть, если не глазами? – захохотал я и ответил своей Золушке на поцелуй.
Прерывисто дыша и явно не желая разрывать наш поцелуй, Марта выдохнула жарко мне в губы: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.».
Глава 51
Приятная эйфория воспоминаний сменилась гнетущей действительностью, образно ударившей меня по голове, когда Аделина с грохотом бахнула передо мной кружку с кофе на блюдце, будто намеренно бахнула. Я был уверен, что официантку остановило лишь присутствие владельца кафе от того, чтобы не пролить на меня кофе. Я поднял кружку и застыл над ней, раздумывая над словами Рузанны и поглядывая на дымящуюся пенку. Нет, цыганка сказала правильные вещи. Возможно. Умело и опытно подобрала слова, которые подошли именно мне. Но за вычурным набором цыганских клише не было сути и конкретики. Не то чтобы я ждал, что, взглянув на мою руку с линиями судьбы, Рузанна укажет мне координаты, где находится Марта, и заодно их вобьёт в мой навигатор. Но… Витиеватое «загляни в своё сердце» меня не шибко проняло и ни разу мне не помогло. Впрочем, тётя Маша тоже мало что могла сказать когда-либо конкретно без напускной туманности и нагнетания чародейства. И я понял, что в принципе принцип работы, что ведуний, что гадалок, в пустой болтовне, красивых фразах, на которые люди или ведутся, когда слышат то, что хотели услышать, или нет, как я. Хотя я услышал отчасти то, что хотел, но это было не то. Я человек деловой и лирике предпочитаю факты и действия. Правда, Марта и меня самого уличила в том, что я толкаю пафосные речи и говорю возвышенные слова в силу своих юношеских порывов. Тоже мне нашла юнца, я давно уже не тот мальчик, что пытался заслужить расположение старушки Марточки. Я давно возмужал и окреп, перестал перед кем-либо заискивать, чего-то вымаливать. За прошедшие годы с нашего с любимой расставания я хладнокровно привык добиваться поставленных целей и своё прибирать к рукам, используя все возможные и невозможные средства. Я сделал глоток кофе и разозлился. До того кофе сделали мерзким и горячим, что у меня чуть не опалился язык. Я разозлился, но благодарно улыбнулся, потому что злость служила моим рычагом к действию неизменно, добавляла мне решительности, лишала напрочь сомнений, выводила из ступора и придавала сил. Пока я церемонился сам с собой, цыганская чета что-то бурно обсуждала на непонятном мне языке. Я хитро улыбнулся пакостливой Аделине и помахал ей рукой.
– Благодарю, то, что надо! – помахал ей рукой, и она тут же зарделась, что бросилось в глаза, несмотря на полумрак, царивший в кафе. – Кофе – огонь!
– Правда? – удивилась официантка и посмотрела на своего возлюбленного вопросительно, тот пожал плечами и что-то прошептал ей на ухо.
– Рады, что вам понравилось, – кисло произнесла она и ухмыльнулась.
Я отодвинул от себя кружку с кофе, пить это обжигающее кисло-горькое пойло было невозможно. Зато я понял, в каком направлении мне надо двигаться. Нет, меня так и не осенило, где Леонид может держать Марту и Изольду. Но у меня возникли кое-какие предположения, которые следовало незамедлительно проверить. Я отдал Аделине деньги за кофе с приличными чаевыми за предсказание и начал собираться в дорогу дальше. Заметив мои устремления к выходу, Рузанна с Жаном подбежали ко мне и остановили меня на ходу.
– Куда же ты добрый человек? – встревожилась цыганка, схватила меня цепко за руку и усадила на стул. – Скажи ему. – потребовала она что-то у мужа.
– Что? – в один голос спросили мы с Жаном.
Рузанна нахмурилась и вспыхнула, разразившись гневной речью, обрушив на Жана и заговорив на всё том же непонятном, незнакомом мне языке.
– Мишто́! – выдал вяло цыган, словно с чем-то смерился.
– Что вы говорите? Я вас не понимаю. – заметил я устало.
– Я говорю, что отлично, – раздражительно ответил Жан и протянул мне связку ключей от машины.
– Что отлично? Зачем это? – окончательно ничего не понял я.
– С этой женщиной проще согласиться, иначе мне точно хватит удар, – забавно рассердился цыган и снова посмотрел в потолок, обращаясь с мольбой ко Всевышнему.
– Бери, бери тебе говорят, – цыганка вложила в мою ладонь ключи, – потом отдашь при случае. Мы, – обернулась она на бурчащего мужа, – не обеднеем. У нас и другие машины имеются.
– Да на кой мне ваша машина, Рузанна? Я же к вам не лошадях приехал. – возразил я и указал в окно на свою синюю ауди.
Неожиданно цыганка присела на корточки передо мной и взяла меня предупредительно за руки. Я попробовал выдернуть руки из рук Рузанны, но она сильнее сжала меня своими костлявыми пальцами с золотыми кольцами, оставляя от них на мне вмятины. «Вот прицепилась то, не оторвать», – вскипел я про себя и с неприязнью зыркнул на цыганку.
– Не доверяешь мне? – мягко спросила Рузанна, и её тёмно-карие глаза посветлели тепло.
– И правильно делает! – в кулак засмеялся и закашлялся Жан, получая подзатыльник от жены. Эта страстная парочка умилила меня своими перебранками и трепетом в отношениях, они прямо лучились любовью и чем-то походили на нас с Мартой.
– Да он никому не доверяет. – досадливо усмехнулась цыганка и заглянула мне куда-то…в самое сердце, что мгновенно тоскливо забилось. – Потому что доверять тебе и некому, кроме твоей любимой. Помыкались вы с ней порядочно, с лихвой хлебнули всякого, истосковались друг без друга. Но ничего, Платон, ваше время счастливо соединиться на подходе.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – обалдел я.
– Увидела на водительских правах, что выпали из твоего портмоне. – расхохоталась Рузанна.
– Какова плутовка, а? – разразился раскатистым смехом Жан.
– Ты ходишь по краю, – шутливо пригрозила ему жена, поднялась на ноги и обратилась полушёпотом ко мне, – за тобой следят. И тебе грозит опасность. Поэтому не спорь, не спорь со мной, – потребовала многозначительно цыганка, и меня пробрало до мурашек, – и послушай, что я тебе скажу. Сейчас мой сварливый муж выведет тебя через запасной выход, и ты пересядешь на нашу машину. А твоя ауди пока постоит у нас от греха подальше. Можешь мне не верить. Но подумай о ней. А после навестите нас со стариной Жаном и отблагодарите. И одним кофе ты не отделаешься.
И я прислушался, и поверил Рузанне. Как она меня вывела и убедила? Ума не приложу. Что-то в моей голове после въедливого предупреждения цыганки переключилось, перемкнуло. И я решил перестраховаться. Мы петляли с Жаном по каким-то коридорам в кромешной темноте, переходили из комнаты в комнату в разные двери, внешне я бы и не подумал, что в кафе может быть столько внутренних помещений, и вышли непонятно куда, где стояло три автомобиля: чёрный массивный гелендваген, красная отсвечивающая новизной мазда и малиновая запыленная старенькая лада. Мне предназначалась…малиновая отечественная старушка.
Я не сноб и был благодарен цыганской чете за помощь, но вид этой машины не внушал мне спокойствия совсем. И я попятился назад автоматически, в надежде вернуться как-то к своей шустрой ауди. Но Жан строго покачал головой и открыл ладу, подзывая меня к ней.
– Я, может, и потешаюсь над Рузанной. Между нами говоря, она гадалка не ахти, но, – цыган заговорил угнетающе, – если моя жена что-то видит или предчувствует, то оно непременно сбудется. А машина, – с любовью погладил он ладу, – летает, не сомневайся. Ты на ней по любому бездорожью проедешь. Полный тюнинг. Ухабы, грязь или брод ей нипочём.
– Ну не знаю, – помедлил я и послушал себя, где-то внутри меня что-то отозвалось голосом Марты: «Соглашайся, любимый волшебник», – хорошо.
– Славно. Давай, не поминай лихом. Возвращайтесь живые и здоровые с возлюбленной и дочкой! – Жан похлопал меня по плечу и захлопнул дверь машины. По его морщинистому лицу пожившего человека покатилась одна, вторая слеза, и цыган отвернулся от меня.
В машине я обнаружил старенький кнопочный заряженный телефон с приклеенным стикером «на экстренный случай» и исправно работающий современный навигатор, который вывел меня какими-то окольными тропами к стоянке кафе. Я проскочил мимо стоянки, заприметив свою сиротливую, брошенную ауди, напротив коей припарковались в ряд три новые машины, среди которых странно выделялся тонированный микроавтобус. Я выехал на трассу, обернулся на прощание на кафе Жана и Рузанны, краем глаза увидел, как к ним заходит двое бритоголовых братков и миниатюрная блондинка, и отвернулся на дорогу, перекрестившись инстинктивно и вздрогнув через пару минут от мощного взрыва, что раздался за моей спиной.
