Текст книги "Куколка (СИ)"

Автор книги: Виктория Серебрянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Все, – сумрачно сообщил он мне, – топай в казарму, приводи себя в порядок, потом на завтрак и на занятия! И в темпе, в темпе! Чтоб мне не пришлось выслушивать за твои опоздания!

После такого напутствия мне ничего не оставалось, кроме как пробормотать утреннее приветствие фарну и игумару, и убраться вон. Настенный хронометр равнодушно сообщил мне, что у меня сорок минут на то, чтобы добраться до своей комнаты, принять душ и добежать до аудитории на первую пару. Разминку я благополучно провалялась в медкапсуле.

Когда я попала в столовую, она уже опустела. Я оказалась чуть ли не единственным посетителем в ней. Быстро взяла завтрак, быстро, иногда давясь, проглотила. Времени было очень мало, а первая пара оказалась сдвоенной лекцией для всех первых курсов: введение в военное дело. Дальше мы будем делиться, каждый поток в соответствии с выбранной специальностью. Но пока так. Так что я вполне понимала приказ Бидиэнша не опаздывать, чтоб не опозориться на всю академию. Тем более что существовал риск не найти себе свободного места после начала лекции.

В лекционную я вошла за пять минут до сигнала о начале занятий. Вошла и замерла на пороге: огромный амфитеатр был полон курсантов.

Глава 4

Первая засада – я еще не знала своих одногруппников в лицо. А здесь, как я понимала, собрались только первые курсы. Остальным «Введение…» уже ни к чему. В огромной аудитории еще было несколько свободных мест. Но все они располагались поодиночке, в разных частях лекционной аудитории, а я не понимала, к кому можно подсесть.

– Эй, Рори! – вдруг прогремел откуда-то сверху знакомый задиристый голос. Павелик. Чтоб ему!.. – Давай к нам! С нами не заскучаешь! Пилоты знают, как обращаться с красивыми девушками!..

Я даже огрызнуться не успела, как кто-то слева осадил нахального килла:

– Ты бы помалкивал, летун! Пока мы тебе крылья не повыдергивали!.. Не только пилоты знают, как обращаться с девушками!

– Я сюда учиться, вообще-то, пришла, – опомнившись, отрезала я. – В отличие от некоторых.

В ответ послышались нестройные смешки.

– Гусева, иди сюда! – позвал меня, кивнув на место рядом с собой, какой-то незнакомый мрачный фарн.

Понадеявшись, что если инопланетник знает мою фамилию, значит, мы с одного факультета, и я не нарвусь на новые неприятности, быстро поднялась на несколько уровней и села на предложенное место. Не успела я активировать планшетник, как в аудиторию вошел Дайренн…

Я сама такого от себя не ожидала, но при виде командора сердце в груди екнуло. А в ноздри снова забился аромат мха и хвои. Словно принесенный сюда невесомым сквознячком. Как во сне, я ощутила на себе руки декана. И невольно гулко сглотнула… Я сошла с ума?

– Что, уже влетело от декана? – хрипловатым шепотом спросил сосед, явно услышав, как я сглатывала при виде Дайренна. Но совершенно неправильно это истолковав.

Я открыла рот, чтобы ответить. Поняла, что не знаю, что говорить. И тут же его закрыла. К счастью, ответ и не понадобился: в этот миг, обведя тяжелым взглядом холодных карих глаз огромную аудиторию, килл заговорил:

– Приветствую вас, курсанты, на вводной лекции по основам военного дела. У кого-то из вас это второстепенный предмет. Изучив его основы, вы сдадите мне зачет, и мы с вами попрощаемся. У кого-то лекций будет немного больше, вдобавок к зачету этим курсантам придется написать мне пару рефератов. Ну а у кого-то «Военное дело» будет одним из основных предметов. И с этими курсантами я буду встречаться очень часто. Но об этом потом. А для начала я хотел бы поговорить с вами об офицерской чести и недопустимости некоторых проступков…

В аудитории запала холодная, настороженная тишина. Меня будто парализовало. Я ощутила, как внутри натягивается невидимая, но болезненная струна. Палец так и не дотянулся до кнопки активации записи на планшетнике. Я так и замерла. Будто загипнотизированная. Отчаянно хотелось втянуть голову в плечи. А еще лучше – сползти под стол и спрятаться там. Казалось, все присутствующие уже догадались, о чем речь, и смотрят только на меня. Похоже, два «приключения» подряд оставили в моей душе неизгладимый след…

Декан, выдержав, по его мнению, приличествующую ситуации паузу, заговорил вновь, тяжело роняя в пустоту слова:

– Честь для многих – это нечто эфемерное. И не всегда понятное. Но это то, что делает вас разумным и достойным уважения существом. То, благодаря чему на вас будут равняться другие. Это ваши моральные и этические устои. Ваши принципы, которые не позволят вам обижать слабых и обездоленных, которые заставят вас без сомнений и колебаний защищать Альянс, защищать тех, кто сам не в состоянии защититься. Тех, кто надеется, что вы придете в тяжелую для них минуту, и протянете им руку помощи.

Дайренн сделал паузу. И тишина в аудитории стала полной и всеобъемлющей. Казалось, десятки собравшихся в помещении живых существ перестали дышать. Я так точно задержала дыхание, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в край стола. Не имея ни сил, ни смелости поднять глаза и посмотреть на декана. Зачем он это затеял?! При всех! Как мне дальше учиться здесь, если сейчас все убедятся на личном примере, что я – его любимица и любовница?..

– Вчера, в стенах Первой Звездной Академии Альянса, старейшем и уважаемом учебном заведении, учится в котором многие почтут за честь, – снова заговорил Дайренн, и в последних его словах прозвучала четко различимая горькая ирония, – произошло просто вопиющее происшествие. Руководство академии давно знает про обряд «посвящения» и своеобразные «задания», которые старшекурсники заставляют выполнять первогодок. Но мы всегда закрывали на это глаза. До тех пор, пока «задания» оставались относительно безобидными. Но вчера вы перешли грань. – И снова пауза. Снова давящее ощущение десятков взглядов, от которых кружится голова. «Да заканчивай ты уже над нами издеваться!» – мысленно взмолилась я. Дайренн словно услышал: – Наверняка старшекурсники вам сказали, что в месте, выбранном для выполнения «задания», камер нет. И никто ничего не узнает. Но если вы не видите пока границы между честью и бесчестьем, вам ее укажу я. В месте избиения камер действительно нет. Но они есть дальше, в других местах. Я потратил несколько ночных часов, отведенных на отдых, но вычислил всех. И зачинщиков, и исполнителей. Старшекурсники свое тоже получат. И их наказание будет несравнимо жестче вашего. Вам же я предлагаю выбор: те, кто сейчас встанет и добровольно признается в содеянном, сразу же принеся извинения избитой девушке, останутся для дальнейшего обучения. Но получат наказание, пропорциональное проступку. И будут у меня лично на карандаше. Те же, у кого не хватит смелости и достоинства на такой шаг, будут отчислены с занесением в черный список по дисциплине. Если вы еще не знаете, что это такое, я вам объясню: ни учебы, ни работы с такой «рекомендацией» в Альянсе вам не видать. Разве что завербуетесь в дальние колонии… Но это… Я думаю, вам не нужно объяснять, что это означает.

Поначалу я не верила в то, что кто-то действительно решится. Сможет встать и признаться перед всеми, что участвовал в коллективном избиении. Мне казалось это нереальным. А в помещении стояла такая плотная, такая тягостная тишина, что, когда первый курсант встал и заговорил, его негромкий голос прозвучал в помещении раскатами грома. А у меня все поплыло перед глазами. Я не услышала имя смельчака. Но зато осознала, что очень долго просидела не дыша. Потому и закружилась голова от прилива кислорода, когда я резко вздохнула одновременно с тем, как парень начал говорить…

«Я, такой-то и такой-то…» теперь звучало постоянно. Все больше и больше курсантов вставали, называли себя и извинялись передо мной, обещая больше никогда… При виде того, сколько курсантов уже стояло, я начала задыхаться от ужаса. Если они все… выполняли задание… Как же я выжила?!..

Я, наконец, отважилась поднять глаза. Посмотрела сначала на замкнутое, непроницаемое лицо декана. Потом медленно повернулась лицом к аудитории. Было страшно. Больше всего на свете я боялась увидеть среди признавшихся Павелика. Килла я считала изрядной скотиной. Но все же не верила в то, что он мог до такого опуститься: мог избить меня вместе с другими. И когда заметила растерянное, потрясенное, неверящее выражение его лица, вздохнула с облегчением. Нет, каким бы гадом и эгоистом Павелик ни был, до такого он не опустился…

После такого «вступления» вся лекция прошла мимо меня. Нет, я не спала и не мечтала. Но в голове царил такой сумбур, что все, что говорил Дайренн, в одно ухо мне влетало, а через другое сразу же покидало мою несчастную голову, не откладываясь в ней. Хорошо хоть в самом начале лекции я все-таки запустила планшетник и активировала запись лекции. Потом переслушаю.

После лекции лучше не стало. Потому что едва в коридоре прозвучал резкий и тревожный сигнал, ни капли не похожий на школьный звонок, означавший здесь начало и конец пары, как командор Дайренн сухо скомандовал:

– На сегодня все. Можете быть свободны. Курсант Гусева, задержитесь.

Я в этот момент уже отключила планшетник и поднялась на ноги, чтобы вместе с одногруппниками идти на историю Альянса. Услышав последнюю фразу декана, я буквально свалилась на сидение как подкошенная. На меня в этот момент смотрели все. И ощущение было, словно с меня содрали одежду и выставили перед всеми голой. Потому что все, кто сейчас находился в огромной лекционной, дружно повернули в мою сторону головы…

Откуда-то сверху и сбоку послышался ехидный шепоток. Потом – гаденький смешок. Мимо меня демонстративно проходили молча. Но до того, как равнялись с моим местом, они обсуждали… Меня и командора.

Когда за последним курсантом закрылась дверь, Дайренн устало позвал:

– Гусева, подойдите! Вы же не думаете, что я сам должен к вам подойти?

Спускалась на негнущихся, ватных ногах. Глядя в пространство перед собой. Как результат: чуть не грохнулась декану под ноги. На последней ступеньке за что-то зацепилась и полетела головой вперед. Не растянулась лишь потому, что Дайренн тенью метнулся вперед и успел поймать меня до того, как случилось непоправимое…

И снова в ноздри набился горьковатый зеленый запах. На этот раз наяву. По коже пробежала волна озноба из-за того, что командор прикоснулся ладонями к незащищенной одеждой коже. Твердые мозольки мужских рук слегка царапнули, жар этих рук проник внутрь почти до костей. Я чувствовала себя в руках килла пойманной птицей. Неужели это из-за того, что я сдуру разделась перед ним?

– И это будущий десантник! – абсолютно ровным, вопреки моим фантазиям, голосом упрекнул меня декан. Это неожиданно помогло успокоиться и перестать дрожать в его руках. – Гусева, вы себя хорошо чувствуете?

Не передать словами, как мне было неловко. Но собрав в кучу остатки упрямства и гордости, я заставила себя поднять голову, задрать подбородок повыше и спокойно (я так надеялась) ответить:

– Все хорошо.

Темно-карие, почти черные глаза килла долго всматривались в меня, пока декан молчал. Надо же, они с Павеликом одной расы. Но похожи друг на друга так же, как гордый орел и ершистый воробей.

– Я заметил, – хмыкнул в ответ Дайренн с едва уловимой ноткой иронии. Но меня отпустил. И даже отступил на два шага назад. Видимо, чтобы не вторгаться в мое личное пространство.

Некоторое время молча разглядывал меня. А я – его. Хотя под тяжелым взглядом препода мне было нелегко удерживать подбородок поднятым, а плечи развернутыми. Но сдаваться я не собиралась.

– Упрямица, – в конце концов, хмыкнул Дайренн. – Что ж, пусть будет по-твоему. Однако, чтобы не доводить проблему до психосоматики, будь любезна, Аврора, до конца этой недели посетить психолога. Его выводы принесешь потом мне.

Все странное очарование и волнение, которое я испытывала в присутствии декана, будто дыханием космоса сдуло. Прежде чем я подумала, а стоит ли, с губ сорвалось враждебное:

– Зачем?..

Мне захотелось надавать себе по губам, когда я осознала, что ляпнула и кому. Мало мне было «разминочных кругов»? Ничему жизнь не учит!.. Но даже осознав, насколько недопустимо мое поведение, я не смогла заставить себя даже просто открыть рот, чтобы извиниться.

На удивление, Дайренн не разозлился. То ли не обратил внимания на мое вызывающее поведение, то ли счел последствием произошедшего вчера. Ответил так же ровно, как и до этого разговаривал со мной:

– Как я уже говорил, чтобы не доводить до психосоматики. Ты и так затряслась, когда я к тебе прикоснулся. Хочешь шарахаться от любого? Ну ладно, твоя личная жизнь – это твои проблемы. Хотя и это может серьезно повлиять на качество обучения. А как ты собираешься работать в команде? Допустим, тебе нужно будет куда-то забраться и открыть другим членам твоей команды проход. При этом, подсаживая тебя, твой товарищ неизбежно прикоснется к твоей заднице или бедру. Что будешь тогда делать? Понимаешь, что твоя спонтанная реакция может испортить все?

От солдатской прямолинейности декана я побагровела. Но все же сумела выдавить из себя:

– Я вас поняла. К психологу схожу.

Дайренн лишь кивнул в ответ. Но сразу же сделал замечание своим невозможным, отмороженным голосом:

– Гусева, вы для кого выучили устав? Почему не придерживаетесь? Вы как должны были мне ответить?

Выпад оказался настолько неожиданным, что все, на что меня хватило, это:

– Э-э-э-э…

Дайренн поджал губы. Но потом покачал головой и вздохнул:

– Ладно. Спишем все на эмоциональную нестабильность. Но учтите, Гусева, это в первый и последний раз, когда я спускаю вам подобное. Чем быстрее вы посетите психолога, тем будет лучше для вас. Со следующей недели начнутся уже полноценные занятия по стабильному графику. И вот тогда, если подобное повторится, вы пойдете в наряд вне очереди. Это понятно?

– Понятно, – буркнула я обиженно. Но под давящим взглядом командора спохватилась, вытянулась и, не в состоянии быстро вспомнить, как положено отвечать по уставу Академии и Альянса, ответила так, как было принято у военных на Земле, в той местности, где мы проживали:

– Так точно, сэр!..

На этот раз вздох Дайрена был громким, протяжным и нарочитым даже для меня.

– Идите, Гусева, – качнул он головой. – На следующую пару опоздаете!

Из аудитории я вывалилась в прямом смысле этого слова. Ошеломленная и дезориентированная. И мгновенно оказалась в самом центре небольшой, но плотной группы.

Паника накатила так же мгновенно: воспоминания о вчерашнем затмили реальность, я хватанула воздух ртом, затравленно оглянулась по сторонам. И в тот же миг хмурый арлинт посоветовал:

– Парни, отойдите от нее! Если девчонка скатится в истерику, никому от этого лучше не будет.

– Пусть сначала скажет, что от нее хотел декан! – послышалось откуда-то из-за моей спины. И я запаниковала окончательно. Показалось, что обладатель этого злого голоса сейчас подкрадется поближе и набросит, как вчера, на лицо непроницаемую черную тряпку. А потом все повторится…

– Так! – вдруг заговорил кто-то уверенный в себе и даже властный. – А ну, все – два шага назад! Дайте возможность Авроре нормально дышать!

Шорох слаженного действия с трудом пробился в охваченное паникой сознание. Но чтобы взять себя в руки мне понадобилось еще несколько очень долгих секунд. А может, и больше. Зато, когда паническая атака прошла, а зрение более-менее прояснилось, я разглядела прямо перед собой еще одного килла. Такого же, как и все представители этой расы смуглого, с немного орлиным носом, тонкими губами, смоляными волосами, постриженными согласно армейским канонам, идеально прочерченным смоляными бровями, сейчас сошедшимися над переносицей, и цепкими темными глазами.

– Лучше? – коротко поинтересовался он. Я кивнула. – Тогда расскажи нам, что от тебя хотел декан.

Почему-то глядя в темные глаза очередного килла, я не постеснялась признаться:

– Хотел, чтобы я как можно скорее посетила психолога.

* * *

Первые два дня, состоящие сплошь из вводных теоретических лекций, прошли словно мимо меня. Я куда-то ходила, где-то сидела, что-то ела в столовой, записывала лекции с намерением «потом» перечитать, даже сходила на утреннюю «разминку», с которой выползла, как смертельно раненная лошадь, не имеющая сил, подняться на ноги. Самой себе я казалась дроидом, которого кто-то по ошибке поставил в режим ожидания. И я ждала… Сама не зная, чего. А потом мне приснилась мама…

Мама стояла посреди моей комнатки, которую я отмывала своими руками, и грустно улыбалась:

– Трудно, малышка моя?..

Я скатилась с постели в пижамке, которую привезла с собой с Гренка: маечка на бретельках и коротенькие, плохо прикрывающие ягодицы шортики. И то и другое веселой фиолетовой расцветки с кислотно-зелеными, слабо светящимися в темноте черепушками. Помню, когда я увидела этот комплектик на распродаже, то вцепилась в него обеими руками и не захотела расставаться. Продавщица тогда была в шоке. И маме пришлось соврать, что у меня своеобразное чувство юмора, а комплект нужен для пижамной вечеринки с подругами.

Бросившись к маме, обняла ее изо всех сил:

– Очень! Меня здесь все игнорируют, словно я какой-то мусор под ногами!..

Здесь я, кстати, почти не соврала: парни как-то очень быстро перезнакомились между собой и начали кучковаться по интересам. Кто-то увлекался прокачкой мышц, кто-то вечерами зависал в тире. Но меня с собой никто не звал.

Мама жалостливо погладила меня по волосам и спине:

– Бедная моя девочка!.. Рори, но ведь ты сама во всем этом виновата! Зачем ты сбежала из дому? Зачем отправилась в академию? Ты же знала, что тебе не под силу поступить на летное отделение! И не поступила.

Мама была права. Но признавать эту правоту мне не хотелось:

– А что я должна была делать? Позволить Павелику и дальше поливать меня грязью? – взвизгнула я в ответ.

– Тшшш… – ласково шикнула на меня мама и снова погладила по голове, как маленькую. Как в далеком детстве, когда я разбивала коленки в кровь и бегала к маме за утешением. – Ты забыла, что я тебе говорила про мальчишек? Они развиваются и созревают позднее девочек, а потому зачастую «ухаживают» за понравившимися девочками, дергая их за волосы и обзываясь. Они попросту не могут по другому выразить свою симпатию. Тебе не нужно было затевать подобное, Павелик и так твой. Тебе нужно было лишь немного подождать: он бы повзрослел, и вы были бы вместе. А так… Кому ты нужна?..

Слова мамы оказались слишком прямолинейными, слишком жестокими. У меня ком встал в горле и отчаянно захотелось плакать. И мне не хватило сил сказать маме, что если бы послушалась ее, то точно не была бы вместе с нахальным киллом. А умерла бы так же, как моя семья…

Надо ли говорить, что после такого сна я встала утром не выспавшейся и совершенно разбитой. И тот факт, что у нас сегодня был день «физической подготовки» настроение мне не улучшал. Я даже не пошла после разминки переодеваться перед посещением столовой. Зачем? Чтобы после завтрака снова спешно бежать и менять одежду обратно? Да, я успела вспотеть. Но от половины моей группы пахло так, что слезились глаза и хотелось их всех, прямо в форме затолкать в бочку с разведенным щелоком. Так что однокурсники точно не будут воротить от меня носы. А остальные… Черт с ними.

Второй причиной испорченного настроения оказалось то, что моя группа по-прежнему делала вид, что меня нет. Получив в автомате свою порцию легкого завтрака, а наедаться перед сдвоенной парой физподготовки я опасалась, Я повернулась лицом к залу, посмотрела в ту часть столовой, которую занимал мой факультет и… Нет, за стол к другому факультету я подсаживаться не стала. Просто села на самое ближнее свободное место. У меня было слишком плохое настроение, чтобы топать через всю столовую в тот медвежий угол, который десантники отвели мне. Почему, в конце концов, я, единственная девушка на пять курсов должна сидеть черт-те где? Но те парни, к которым я подсела, между прочим, даже не киллы, так не думали.

Между мной и ближайшим фарном оставалось пустое место. Но едва я поставила поднос с едой на стол и села сама, как он повернул голову и неприязненно уставился на меня своими фасеточными глазами:

– Слышь, желторотик, ты что здесь забыла? Чужие разговоры решила подслушать?

Если бы у меня было хотя бы не настолько мерзкое настроение, я бы, скорее всего, промолчала. Но у меня было так тошно на душе, что я просто горела желанием с кем-то поделиться своей желчью. А потому равнодушно, под стать декану факультета, ответила, беря стакан с напитком:

– Мне ваши нестираные носки и использованные презервативы без надобности. Можете обсуждать дальше, слушать не стану.

В столовой в это время суток было довольно шумно. Но фарн меня услышал все равно: его гладкая фиолетовая кожа враз стала цвета хорошо пропеченного баклажана. В душе тоненько зазвенел первый тревожный звонок. А я начала соображать, что не с тем огрызаюсь. Но, на мое счастье, фарн счел ниже собственного достоинства связываться со вздорной девицей. Так я подумала, когда он отвернулся от меня. То, что я ошиблась, стало понятно буквально в следующий миг:

– Эй, желторотики! – вдруг на всю столовую прогремел его голос. Так, что шум в помещении резко упал почти до нуля. – Вы что, не в состоянии научить дисциплине собственную бабу?..

Кто-то заржал. Сидевшие через три стола от нас девицы-киллы презрительно наморщили носы. А со стороны моего курса к нам торопливо подбежал какой-то игумар со смутно знакомым лицом и вытянулся перед фарном, как перед преподавателем:

– Никак нет, господин ефрейтор! – четко, на всю столовую, сообщил он фарну. А я… Напиток, которого я успела набрать в рот, встал у меня поперек горла. Ни проглотить, ни выплюнуть. И под чужими взглядами, казалось, словно кто-то медленно нагревал мой стул снизу. – У рядового Гусевой проблемы с дисциплиной!..

Мне отчаянно, до зуда в кончиках пальцев, захотелось выплюнуть все, что было у меня во рту, прямо в рожу зеленомордому подхалиму. Потому что фарн повернул голову и как-то пугающе-оценивающе уставился на меня:

– Проблемы с дисциплиной, говоришь?.. – протянул он, непонятно к кому обращаясь. Но его следующая фраза однозначно была адресована мне и звучала как приговор: – Детка, из-за тебя отчислили моего друга… – сообщил этот тип мне таким тоном, каким тигр, наверное, сообщает бифштексу, что он им сейчас пообедает. – А ведь Молошу оставался последний курс перед дипломом… Но теперь из-за тебя он никогда не получит диплом… И не найдет себе хорошую работу… Потому что его из-за какой-то шлюшки внесли в черный список по дисциплине!

Мне бы испугаться и прикусить язык, чтобы не найти себе еще бо̀льшие проблемы. Но нет же!.. Вот теперь я проглотила то, что было во рту, и, не зная, за что отчислили приятеля фарна, отрезала самым обтекаемым образом, каким смогла:

– А я на изнасилование и избиение не напрашивалась! Поэтому моей вины в произошедшем нет! А если ты позабыл, то в конституции Альянса есть статья за сознательный навет и ложные обвинения. И кстати, за оскорбление статья тоже имеется!

В помещении столовой теперь стояла такая тишина, что было слышно чье-то неровное, прерывистое дыхание. От этого безмолвия душа пыталась сжаться в горошину и спрятаться где-нибудь под столом. Вот только я не могла себе этого позволить.

– Ах, вот как ты заговорила! – прошипел мне опомнившийся фарн, подражая речи яоху. А потом как рявкнет на всю академию: – А ну-ка, встать, когда с тобой разговаривает старший!..

Я дернулась. Но вместо того, чтобы подчиниться, упрямо поднесла к губам стакан с напитком. Это столовая, а не плац!..

И вдруг в мертвой, насмерть перепуганной тишине прозвучал как гром среди ясного неба ровный голос декана Дайренна:

– Что здесь происходит?

Теперь вскочили все. Включая наглого фарна, не дававшего мне поесть. И на этот раз мне пришлось нехотя поставить на стол почти полный стакан и встать вместе со всеми.

Дайренн медленно прошел вдоль столов и остановился аккурат напротив меня и фарна. Я поморщилась про себя: чуйка у него, что ли?.. Вот как он узнал?..

– Ефрейтор Гтерш?.. – посмотрел килл на моего оппонента.

Тот вытянулся еще больше и отчеканил, глядя в пространство перед собой:

– Мне доложили, командор Дайренн, что у рядового Гусевой проблемы с дисциплиной. И я решил проверить это лично, тем более что подвернулась такая возможность.

– И?.. – слегка изогнулась смоляная бровь декана.

– Проблемы действительно имеют место быть! – отчеканил в ответ фарн. – Будем искоренять! Путем изучения и применения устава на практике!

Дайренн, наверное, с полминуты молча изучал меня и фарна. А потом негромко хмыкнул:

– Ну-ну… Чтоб без членовредительства, Гтерш!

Фарн неуловимо скривился и четко отрапортовал на всю столовую:

– У рядового Гусевой не будет повода обращаться в медпункт!

Дайренн кивнул удовлетворенно, повернулся и вышел. А я осталась с мерзким осознанием того, что на этот раз влипла по-настоящему. Килл спасать меня не собирается…

После такого приключения меня вообще не удивило, что преподавателем по общей физической подготовке у нас оказался Гимро. Уже без всяких возражений я встала в самый конец шеренги будущих десантников и равнодушно посмотрела на зеленомордого. От Гимро ничего хорошего ждать не приходилось.

– И это будущие десантники, – проворчал он, пройдясь вдоль шеренги так, что его услышала, пожалуй, лишь я. Удивленно покосилась на игумара. Но тот, выйдя на середину, так чтобы его видели все, громко представился: – Сообщаю для тех, с кем мы еще не сталкивались: меня зовут Гимро Бидиэнш! Звание: капитан-лейтенант! Я буду отвечать за вашу физическую подготовку! За вашу выносливость и способность быстро и без нытья выполнять поставленные перед вами задачи! – Гимро сделал небольшую паузу и обвел нас взглядом. Но так как все молча ждали, чего еще умного он нам сможет сообщить, он и продолжил: – Сегодня у нас сдвоенная пара по физподготовке! Так как физическая форма крайне важна для успешного выполнения боевых заданий, встречаться мы с вами будем очень часто! Почти каждый день! Но сегодня! Сегодня самый важный для вас день! Сегодня я посмотрю и оценю ваши успехи, чтобы составить программу эффективных тренировок. У нас сдвоенная пара: на первой я буду смотреть на вашу выносливость! Вторая пара будет отведена силе, гибкости и специфическим навыкам! Все понятно?

Группа в ответ промычала нечто невнятное, очень отдаленно похожее на «Так точно!». Гимро снова скривился и рявкнул:

– Если все понятно, тогда кру-уго-ом!.. Шесть кругов по полигону! Бегом марш!..

Уменьшение количества кругов пробежки ни капли не радовало. Потому что этот полигон был размером с хороший стадион и больше того, крытого, на котором Гимро издевался надо мной, раза в два точно. Стартовали мы по очереди, как стояли. И когда подошла моя очередь бежать, первые уже вырвались далеко вперед. Но я им не завидовала. Во-первых, точно знала, что шесть кругов не вытяну. Во-вторых, это же не спринтерский забег на скорость…

Не могу точно сказать, кто сколько кругов пробежал, кто пришел к финишу первым, а кто вообще сошел с дистанции. Как я. Я сумела пробежать почти пять кругов, когда ноги подкосились и я попросту снопом свалилась сбоку беговой дорожки. За другими я не наблюдала ни в процессе пробежки, ни после того, как завершила ее, долго и мучительно потом восстанавливая дыхание. Количество своих кругов я знала благодаря такому же счетчику, который отсчитывал для меня круги на крытом полигоне. Похоже, здесь это была обычная практика.

После того как последний из тридцати двух курсантов завершил пробежку, Гимро неожиданно дал еще несколько минут, чтобы парень-арлинт отдышался. А потом рявкнул:

– Все! Стадо овечек, хватит трястись! Построились и приготовились внимательно слушать!

Я становилась в строй неохотно. Заранее «предвкушая» выволочку зеленомордого за то, что я самая слабая в группе и всегда буду тянуть ее ко дну. Но Гимро меня удивил. И не только меня, судя по потрясенным рожам стоящих в начале шеренги игумаров:

– Я расстроен и шокирован, курсанты! – зычно объявил Гимро в первую очередь. Я аж невольно покосилась на него: неужели этот толстокожий гиппопотам способен что-то ощущать? – Думать и анализировать из всей группы могут от силы десять курсантов! Отвратительно!

Над плацем повисла напряженная тишина. Боковым зрением я видела, как парни начали переглядываться, явно не понимая, к чему ведет препод. Я тоже не понимала, чего добивается от нас Гимро. Но так как я и не предполагала ничего хорошего для себя, то просто равнодушно ждала, пока капитан-лейтенант соизволит все объяснить. И зеленомордый продолжил:

– Я что вам сказал перед пробежкой?..

Гимро сделал паузу, явно ожидая, что ему ответят. Но группа ошеломленно молчала. И препод начал злиться. Я уже достаточно изучила Гимро, чтобы понимать: от состояния бешенства того отделял один шаг. А потому рискнула ответить:

– Вы предупредили, что на первой паре будете смотреть на нашу выносливость, – слишком громко в тишине плаца ответила я, предварительно сделав шаг вперед из строя. Было жуткое ощущение, что совершаю огромную ошибку, вылезая вперед со своей инициативой. Но я была абсолютно уверена: если никто не ответит, будет еще хуже. – На второй – на силу, гибкость и специфические навыки!

В какой-то момент мне показалось, что Гимро поморщился от неудовольствия во время моего ответа.

– Ну хоть кто-то в вашем стаде слушает преподавателя! – проворчал он. – Молодец, Куколка! Встать в строй! – И, не дожидаясь, пока я выполню команду, желчно обратился к остальным: – Ну?.. Теперь вам понятно, что я от вас ожидал?.. Качиэни?..

Один из самых рослых и крупных игумаров шагнул вперед и отозвался:

– Так точно! Теперь понятно! Вы ожидали, что мы будем экономить энергию и рационально распределить силы!..

– Угу, рационально… – Гимро кивком отправил курсанта назад, в строй, а сам продолжил: – Если бы вы, Качиэни, вовремя над этим задумались, то, скорее всего, сейчас не занимали бы предпоследнюю строчку рейтинга. Ниже даже Куколки!

Сначала меня взбесило то, что Гимро перед всей группой назвал меня собачьей кличкой. Но когда я повернула голову в его сторону, заметила, с каким шоком, неверием и неприязнью смотрят на меня однокурсники. Вот тогда до меня начало доходить, что что-то не так. А окончательно все встало на свои места, когда Гимро зачитал список с распределением позиций. Я, к своему невероятному потрясению, узнала, что занимаю восемнадцатую строчку…

Силу, гибкость и специфические навыки Гимро без затей собрался выяснять на… полосе препятствий. Только глянув на нее, я ощутила дурноту: из ближайших препятствий были столбики, по которым требовалось пробежать, довольно длинное бревно, потом виднелись какие-то штуковины вроде турникетов, только хаотично расставленные, потом обзор перегораживала отвесная стена. То, что я не заметила еще одно препятствие: туннель, я узнала тогда, когда стартовали первые курсанты…