Текст книги "Рок царя Эдипа (СИ)"
Автор книги: Виктория Ростокина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
– Спокн-ночи-Ин-Николавна, – и прошмыгнула в Лешину комнату.
Инна вошла в ванную. Включила воду. Посмотрела в зеркало.
«Сказал все-таки. Значит, вот как ты, Лешенька, меня понял. Как хотел – так и понял… А может, как я хотела?.. Нет, не хочу! Не хочу всего этого», – заплакала Инна.
И ее лицо в зеркале искривилось, задрожало.
Глава 17
Аттический царь
Она уже стала засыпать. Грустные воспоминания и тревожные мысли теряли отчетливость, причудливо превращаясь в странные видения, когда за стеной вдруг раздался грохот.
Инна вскочила сразу, не очень понимая, где она, – может быть, на ранчо Марго. Что там упало, взорвалось, грохнуло? Неужели Тэд сунул в микроволновую печь металлическую сковородку?! Она слышала, что железо в микроволновке взрывается…
Дверь распахнулась.
– Инна Николаевна!
Надя. Голая, перепуганная.
– Он… Он…
Нет, все было страшнее. Она в России, никаких микроволновок, а за стеной – ее сын.
– Что, что там стряслось?!
– Ты что, сдурел совсем?! – загромыхал голос деда. И вдруг хохот. Алексей смеялся.
Надя юркнула в Иннину кровать, до подбородка натянула одеяло.
Инна шагнула навстречу смеху. И сама невольно прыснула.
Алексей держал в руках остатки пакета, в который был упакован свадебный костюм. Обессиленный смехом, Лешка показывал без слов, как надул этот пакет и хлопнул им:
– Я как… А он ка-ак…
– Дурак, – не желая того, в рифму сказал дед. – Такую сумку испортил! Я инфаркт получу! Я с вами всеми тут кончусь! Ты знаешь, который час, ты знаешь?!
– Я спала, а он взял и… – выглянула Надя. – Я чуть не умерла со страху.
– Ну хватит, – сказала Инна, она уже не смеялась. – Ты что это, в самом деле, прекрати.
– Ка-ак грохнет… – досмеивался и Алексей.
Инна встряхнула его за плечи.
– Правда, Леша, ты что? Ты ж не один в доме.
– Я так перепугалась, Лека, ты такой… странный…
– А ты привыкай, – улыбался Алексей. – Со мной жить непросто.
Дед зачем-то выхватил у Алексея из рук уже бесполезный пакет и, хлопнув дверью, удалился к себе.
– Все, представление окончено, – сказал Алексей и лег. – Спокойной ночи.
– Ты зачем это сделал? – спросила Надя.
– Так, каприз художника, – с наигранным зевком ответил Алексей. – Я еще и не такое выкину.
– Ты это нарочно? – продолжала допрос Надя.
– Нет, случайно, во сне, я лунатик. И еще у меня энурез…
– Прекрати, Алексей! – гаркнула Инна. – Ты в последние дни стал просто…
– Вы мне дадите поспать, в конце концов?! – возник на пороге в позе трагического героя Николай Павлович.
Инна схватила Алексея за руку, сдернула с кровати и утащила в свою комнату.
– Так, все, давай выясним! – хлопнула она ладонью по столу. – Давай все раз и навсегда выясним. Нечего нам тут устраивать психологические головоломки. Он гадости вытворяет, а мы ахаем: какая загадочная душа! На что ж он нам намекает?!
– Он хочет, чтобы я ушла, – тихо сказала Надя.
– Подожди, не подсказывай, пусть сам скажет, – перебила Инна. – У него язык есть!
– Да, я хочу, чтобы она ушла, – сказал Алексей.
Надя закрыла лицо руками.
– Отлично… – Инна сцепила зубы. – Если она уйдет отсюда, то… То и меня ты больше не увидишь.
Алексей вскинул на мать испуганные глаза и тут же опустил их.
– Я ее не люблю, – сказал он упрямо.
Надя всхлипнула.
– Та-ак, приехали, – развела руками Инна. – Ты ее не любишь. А кого ты вообще любишь? Скорее всего, только себя. Нет, дело не в этом, дело в том, что ты струсил, ответственности испугался. Скакал по жизни мальчиком-одуванчиком, а тут вдруг раз – надо становиться мужчиной, надо за кого-то отвечать. Но как же я могу отвечать? Я ведь еще такой маленький, такой слабенький, я так себя жалею и люблю…
– Я тебя люблю, – сказал Алексей.
– Нет, ты любишь только себя…
– А зачем ты тогда говорил?.. – всхлипнула Надя.
– Я люблю тебя, – даже не повернувшись к невесте, повторил Алексей. – Понимаешь, не ее, а тебя.
– Вот именно, – легко подхватила Инна. – Все еще за мамину юбку хватаешься. Конечно, дитем быть проще…
– Я за твою юбку никогда не хватался, – съязвил Алексей. – Не было такой физической возможности.
У Инны комок подкатил к горлу. Это был запрещенный удар. Это было жестоко.
– Ну так вот, – сказала она. – У тебя ее и впредь не будет. Собирайся, Надя, мы уходим! – У невестки на глазах вмиг высохли слезы, она застыла, переводя испуганный взгляд с Инны на Алексея.
А Инна распахнула шкаф, достала чемодан и стала поспешно кидать в него свои вещи.
– Что ты стоишь, девочка? – резко обернулась она к Наде. – У меня не было сына. Я его предала. Да. Но теперь он предал меня. И я ухожу. И ты уходишь. Мы с тобой не пропадем. Я тебя в обиду не дам. Я за тебя отвечаю.
Надя, скорее от Инниного напора, чем по собственной воле, тоже засуетилась, что-то стала складывать в свои сумки.
Инна на Алексея не смотрела. А Надя виновато, настороженно взглядывала. И ей становилось страшно. У Алексея в тонкую ниточку вытянулись губы, глаза потемнели, он сжал подлокотники кресла так, словно сам себя хотел оторвать от земли.
– Вы куда это на ночь глядя? – заглянул Николай Павлович.
– Уйди, отец! – вызверилась на него Инна.
В другой раз Николай Павлович устроил бы ей такой разнос, такой скандал, но сейчас почему-то стушевался и растаял в воздухе.
– Готова? – спросила Инна.
– Д-да… – пролепетала Надя. – Инна Николаевна…
– Пошли!
– Инна Николаевна, подождите, он не то хотел сказать.
– Я гадать не собираюсь. Мне надоело решать кроссворды!
– Он просто…
– Хватит, Надя, он не ребенок, он знает русский язык лучше меня. Во всяком случае, пакости говорить у него прекрасно получается. Пошли.
И Инна двинулась к двери, натыкаясь чемоданами на мебель.
– Ладно, хочешь правду?.. – тихо сказал Алексей. – Я скажу, только потом не жалейте…
– Инна Николаевна… – взмолилась Надя.
– Хорошо, я слушаю.
Инна так и не поставила чемоданы.
– Говори.
– Сказать, да?
– Сказать, сказать…
– Это ужасно, это вообще… Понимаешь?.. Я даже не знаю…
– Очень содержательно, – съязвила Инна. – Все?
– Но это правда, – не слушал ее Алексей. – Я люблю тебя. Понимаешь, не как мать, а как женщину…
Надя уронила свою сумку.
– Дико? Да? Страшно? А я ничего не могу с собой поделать! Ты понимаешь? Я с ума схожу! Я вообще… я не знаю, что с собой сделаю…
Было слышно, как у Нади стучат зубы.
– Вот ты хотела правду! Вот тебе правда! Только не надо говорить, что это глупость и выдумки… Это правда. Довольна?!
Инна спокойно поставила чемоданы и даже улыбнулась:
– Довольна.
Надя перевела на нее обезумевший взгляд.
– Вот теперь можно сесть и все спокойно обсудить, – сказала Инна. – Вот теперь все ясно.
Надя как-то неловко качнулась в сторону и поспешно зашагала к двери. Инна поймала ее за руку.
– Успокойся, Надя, давай сядем.
– Не-ет… – почти пропела невестка. – Вы что-о-о?.. Это…
– Это нормально, – жестко произнесла Инна. – В этом нет ничего постыдного. Странно было бы, если б Алеша миновал этот этап.
– Какой этап? Вы что говорите? Это же грязь… Это…
– Это эдипов комплекс, – спокойно сказала Инна. – Это, увы, настолько распространенное явление, что даже термин придумали, как видите. Сядьте все, в конце концов.
Надя пристроилась на краешек стула, готовая в любой момент бежать из этого страшного дома. Алексей сидел, набычившись, смотрел в пол.
– Это не страшно, – сказала Инна. – Это только грустно. Я, когда у меня случилась первая менструация, тоже испугалась, да как! Я Бог знает что выдумала! Я под троллейбус броситься хотела. Мама-то меня не просветила. Постеснялась. И вы оба, к сожалению, темные-темные… Ну так давайте проведем маленький ликбез. Согласны?
Ни Надя, ни Алексей не ответили.
– Так вот, – Инна не очень и ждала их согласия, – кто такой Эдип, знаете?
Она посмотрела на Надю, и та нехотя ответила:
– Какой-то царь, да?
– Да, античный царь. Ну и что?
– Он себе, кажется, глаза выколол, да?
– А почему?
Надя пожала плечами.
– Потому что он жил со своей матерью, – просто сказала Инна. – Как с женщиной. Но эдипов комплекс не в этом. Все сложнее и проще. Был такой ученый Зигмунд Фройд, – она произнесла фамилию на западный манер. – Он и исследовал эти взаимоотношения сына и матери. Он просто взял и сдернул романтический флер, просто посмотрел правде в глаза. И вот видит такую интересную картину. Первая женщина для ребенка – мать. Нет, не в родственном смысле – это само собой, – в физиологическом. Он прикасается к ее груди, он ощущает ее тело. Она целует его. Ласкает. Он может с ней откровенничать. Первые сексуальные ощущения он испытывает именно с ней. Многие мальчики в детстве говорят, что женятся на своей маме.
– Ужас, – сказала Надя.
– Да нет, Надюша, это нормально, – улыбнулась Инна. – Со временем у большинства мальчиков это проходит. Иногда очень болезненно, тяжело. Мальчику стыдно вспоминать это, он мучается – вот это и есть эдипов комплекс. Но тяга к матери как к женщине проходит с возрастом, отступает, стушевывается. Мальчик начинает даже стесняться матери…
– Вот вы сами говорите – проходит… – поймала ее на слове Надя.
– Да, в нормальных семьях. Но у нас-то, Надюша, все ненормально. Все ужасно, все порвано и поломано. И мы теперь хотим склеить. У нас же не было пути, не было времени. И оказывается, что перепрыгнуть это нельзя. Получилось, мы вернулись в самое Лешино детство… И там это было бы невинно, естественно…
– И что теперь делать? – наконец подал голос Алексей.
– Пережить все это, – сказала Инна. – Это в самом деле скоро пройдет. И не потому, что глупость, как ты говоришь, а просто у тебя теперь будет жена. Ты очень быстро повзрослеешь. Моментально. Только надо убедить Надю быть терпеливее. Ей очень тяжело, Леша, ей очень страшно, но ведь она любит тебя, да, Надюша?
Надя молча кивнула, у нее дрожали губы, она была готова заплакать.
– А я ей помогу. Я тоже скажу тебе правду. Если отбросить все предрассудки, то, честно говоря, ты не в моем вкусе. Мне нравятся совсем другие мужчины. Да что там – я люблю Тэда. Вот с ним мне хорошо. Мне просто замечательно.
Она говорила специально жестко, чуть насмешливо, свысока. Она понимала, что идет по самой грани, что, может быть, даже чуть заступила за край, но теперь другого пути не было.
– Я бы никогда не выбрала тебя, даже если бы ты не был моим сыном. Ну понимаешь, другой сексуальный тип. Я совсем не хочу обидеть Надю. Ты парень симпатичный, не урод, не кретин… Я вполне допускаю, что в тебя можно влюбиться. Да и странно было бы матери думать иначе. Но ты вовсе не так хорош, каким себе кажешься. Так что Надя еще очень может подумать… Правда, Надюша?
– Я люблю Леку, – сказала Надя.
– Тебе повезло, сын. А?
Алексей молчал. Что творилось в его душе – вряд ли он сам сейчас бы разобрался.
– А теперь идите ложитесь спать. Утро вечера мудренее.
Надя поднялась, взяла Лешу за руку и потянула за собой. Он шел нехотя, но безропотно.
«Вот и поговорили, – подумала Инна. – Вот и все».
– Иди, я тебя чмокну на сон грядущий, – улыбнулась Инна.
Алексей наклонился, она поцеловала его.
– И тебя, Надюша. Хорошая, добрая, красивая моя девочка.
– Я обожаю вас, – шепнула ей на ухо Надя.
Инна разделась, легла, накрыла голову подушкой.
«Ничего у меня не получилось, – подумала она. – Так, сотрясение воздуха, как тот лопнувший пакет. Хорошо, что они такие темные. Хорошо, что не знают всей правды. Хорошо, что поверили в мою ложь. Ложь во спасение».
Она услышала, как медленно, исподволь, сын и невестка стали ласкать друг друга. Как сдавленно вскрикнула Надя. Как застонала потом. Как уже откровенно заскрипел диван. Как стеснение ушло и молодые забылись в исступлении ласки, сладострастно задышали, перемежая слова любви со стонами наслаждения…
Инна больше не прятала голову под подушкой, не затыкала уши. Она слушала. С мазохистским упорством – ей самой нужна была эта терапия.
«Он мой сын, он мой сын, и все, – твердила она. – Он любит девушку. Он спит с ней. Она ему отдается. Им хорошо…»
И вдруг отчетливо и безвозвратно поняла – он ей не поверил. Более того, он как бы принял ее игру. Хотя она никакой игры не затевала. Но он решил, что это такая конспирация, чтобы обмануть Надю. Он решил, что они в сговоре – мать и сын.
От этой мысли она чуть не задохнулась. Закрыла рукой рот, чтобы не вырвался стон.
Дельфийский оракул предрек царю Лаю и царице Иокасте, что их новорожденный сын убьет отца и женится на матери.
Судьба была предначертана богами. Еще никому не удавалось изменить ее. Но царь Лай выступил против богов, против судьбы. Он велел выбросить младенца на гору, а чтобы тот чудом не спасся и погиб от зубов хищников или от рук злодеев, велел перерезать на ногах сына сухожилия.
Прошли годы. В страшной схватке царя Лая убил незнакомец…
«Нет-нет, глупости, – лихорадочно думала Инна. – Это все мне почудилось. Это мое больное воображение. Я все исправлю. Скоро они поженятся, и все. И я буду веселиться на свадьбе, петь и плясать! Ох, как я буду плясать! Небу станет жарко!»
Глава 18
Без слов
Инну разбудил телефон.
Сквозь сон услышав надрывный, дребезжащий звонок, Инна вскочила, распахнула дверь, схватила трубку:
– Алло.
Молчание.
– Алло. Вас слушают.
– Извините, – смущенный мужской голос.
Короткие гудки.
Инна положила трубку. И, прислонившись спиной к стене, опустилась на табуретку.
«Что за телефоны в Москве? Звонят, звонят, все не туда попадают. Этот хоть вежливый…»
Инна посмотрела на закрытую дверь Лешиной комнаты. Снова навалилась дурная явь, от которой не избавлял сон: вчерашний вечер, ночь, Лешина «понимающая» ухмылка.
«Нет, все эти скандалы и научные объяснения не помогут. Леша думает, что это заговор. Мой с ним. Мол, помолчи, потерпи. Я ему ничего не могу объяснить… Нет, надо по-другому».
Инна встала – будто пружина внутри распрямилась.
На часах – половина седьмого.
В комнате – холод чуть ли не зимний. Окно было всю ночь открыто, а к утру похолодало – как и не было вчерашней жары. Прозрачный, серый, бессолнечный день.
Взяла записную книжку – и снова в коридор. Там тепло.
Отыскала нужный телефон. «Круглосуточно». Набрала номер – ответили сразу, учтиво, бодро, по-английски. Сервис! Родная фирма, штатовская.
Разговаривала Инна, конечно, по-английски.
Ее документы в порядке. Наличные или кредитная карточка? Она предпочитает карточку… Полная гарантия… В любое время… Да, через час. Инна повесила трубку. Шейпингом заниматься было некогда, да и как-то не хотелось – Инна нарушила свой ежеутренний ритуал, пошла сразу в ванную, встала под холодный душ.
И тут же сделала его теплым. Даже горячим. Потому что замерзла.
Холодно, никак не согреешься. По коже – мурашки, и внутри – стужа. Вода теплая течет сверху вниз, сверху вниз, и хочется всю себя сжать, свернуть, чтобы целиком под струей уместиться.
«Это я ночью замерзла. Окно открыто, похолодало…»
Даже не замерзла. Промерзла. Вся. Вода скользит, растапливая поверхность льда, тепло не проникает внутрь.
«Все. Надо выходить, опоздаю».
Резко выкрутить кран, перекрыть тепло.
Растереться полотенцем – и вперед…
Впереди – шоссе.
Наконец-то ровная, прямая дорога.
Нет, конечно, не ровная.
«Покрытие отвратительное. Из чего у них асфальт делают? Ну вот – «у них». Никогда бы не поверила, что смогу про мою страну подумать «у них»… Но не ездила же я по этой моей стране на машине».
Да, неизменны в России дураки и дороги.
«Джип» катил гладко, амортизировал выбоины и ухабы, бесконечные раны в асфальте. Родной внедорожник, Инна дала ему ласковую русскую кличку «непутевая машина». Тэд, помнится, все просил объяснить, что такое «нэ-пут-овая», и юмора не понимал. И до чего же приятно в таком путевом-непутевом «джипе» ехать по российскому бездорожью? Инна чувствовала себя, как рыба в воде аквариума. Как быстроходная улитка в своем домике.
И как американский дурак на русской дороге. Вот почему она гордо отказывалась от подробных объяснений служащего прокатной фирмы, как выехать на Рязанское шоссе. Просто не терпелось поскорее сесть за руль такого же, как на ранчо Марго, «джипа» и уехать из Москвы быстро-быстро, никого не спрашивая, ни с кем не разговаривая, сверяясь лишь со старым «Атласом автомобильных дорог СССР», который Инна случайно нашла среди справочников и записных книжек, служивших подставкой для телефона. А на телефон положила записку, чтобы они не волновались.
Не хотелось никого будить в такую рань. Да и объяснять ничего не хотелось. Хотелось гнать до Рязани на предельной скорости, а там войти в простой просторный деревянный дом и спросить совета. Попросить помощи… и прощения.
Но просить помощи пришлось сразу, в Москве, – из Москвы не получалось выехать.
Взяв машину напрокат, Инна впервые села за руль в этом огромном и, как говорят, прекрасном городе. Прекрасный город радушно встретил нескончаемыми пробками в центре, полной неразберихой с обратно переименованными улицами и несовпадением направлений, пересечений и расстояний с картой Москвы и Московской области. «Сижу высоко, гляжу далеко», – радовалась Инна, которой из «джипа» было видно вперед гораздо дальше, чем другим водителям из их низеньких легковушек. Зато другие водители вытворяли такое, что Инна недоумевала: как эти люди получили права? Короткостриженые юноши в шелковых рубашках, вальяжно сидящие в иномарках, кажется, делали все, чтобы аварий на улицах родной столицы было больше. Наконец Инна выбралась из очередной пробки на Садовом кольце, остановилась в маленьком переулке и стала голосовать.
Худой очкарик в старых «Жигулях» извинился: спешит. Следующей остановилась зеленая «Победа». Коренастый немногословный мужик выслушал ее, кивая, и сказал:
– До Рязанки – это можно. Только через Люберцы не поедем. По Волгоградке поедем.
– Хорошо, – кивнула Инна, хотя понятия не имела, чем одна дорога отличается от другой.
Инна еще открывала дверцу своего «джипа», а «Победа» уже тронулась. Радуясь такому рвению, Инна вскочила за руль – и погнала следом.
Именно погнала – «Победа» ехала быстро. Даже слишком. Неожиданно сворачивала в какие-то узкие переулки. А на первом же светофоре проехала на красный – и скрылась за поворотом.
Злость накатила мутно-красной волной. Инна сощурилась, сосредоточилась – в голове прояснилось. Загорелся зеленый свет.
«Идиот. Он решил, что я ему отдала все деньги сразу, – спокойно подумала Инна, сворачивая направо.
Мужику не повезло. Улица была прямой, без переулков и перекрестков. Рискованно обогнав грузовик и «Волгу», Инна догнала «Победу» и притерла ее к обочине.
«Смешно, наверно, со стороны смотрится. Помесь голливудского боевика и «Берегись автомобиля», – подумала Инна, спрыгивая на асфальт.
Мужик тоже вылез из машины.
– Вы мне крыло помяли. Платить будете, – сказал он.
– Крыло? «Победе» крыло помять – на танке надо ездить, – расхохоталась Инна.
И, взглянув на крыло, добавила:
– Вмятина старая. А платить, конечно, буду. Я вам дала половину суммы. Аванс. Остальное – по прибытии.
Продемонстрировала деньги, спрятала обратно в карман джинсов – и пошла к своему «джипу». Не оглядываясь. Знала, что сейчас спокойно сядет за руль и поедет вслед за «Победой»: теперь-то он покажет ей дорогу на Рязанское шоссе.
Так и было. Когда выехали за черту города, «Победа» затормозила. Инна тоже остановилась, но выходить из «джипа» не стала. Мужик сам подошел, пояснил, махнув рукой вперед:
– Теперь прямо.
Инна неторопливо вынула деньги.
– Вы двигатель на «Победе» меняли?
– Еще бы. Неродной, от «Волги».
– А давно у вас «Победа»? – Инна уже вроде бы собралась протянуть купюры вниз, за опущенное боковое стекло, но все медлила.
– Года три уж. По дешевке у старика одного купил.
– Тогда все ясно. Пересчитайте.
И, проследив, как мужик посчитал бумажки и кивнул, Инна включила скорость – и вперед.
Впереди – шоссе. Прямая дорога.
«Жалко «Победу». Такому ублюдку досталась», – подумала Инна.
И тут же постаралась забыть и мужика.
«От Москвы до Рязани сто восемьдесят километров. Это чуть больше ста миль. В Штатах я бы там была через полтора часа. А тут ехать еще часа два, если не больше… Хотя куда торопиться. Меня же не ждут…»
Прямое шоссе.
Редкие встречные.
Огромное серое небо.
Легкость движения, полное одиночество, непринадлежность никому и ничему.
С неба упали первые капли. И сразу – потоки, стена воды рушится и рушится.
Звук воды, отчаянно и бессильно бьющей по металлу, – звук твоей защищенности. Спокойно включаешь «дворники». Едешь.
Кто-то голосует на обочине.
Инна тормозит, открывает дверцу.
Парень. Здоровенный – высокий, широкоплечий. Глаза прозрачно-голубые. Как вода. Потрепанная джинсовая куртка. Рюкзак.
– Я в Рязань, – притормаживая, – говорит Инна.
Парень кивает и быстро садится в машину.
Смотрит сквозь стекло, по которому течет вода, стираемая «дворниками». И молчит.
Дождь кончился неожиданно. Прошел. Остался позади.
«А может, высадить его, – вдруг тревожно подумала Инна. И тут же одернула себя: – Что это я? Обычный хичхайкер. Их здесь нынче столько же, сколько в Америке. Да и в наше время были. Пашка Хиппа хвастал, что он на летние каникулы автостопом в Питер ездил».
Но ей все равно было страшно. Эти широченные плечи, это молчание, это абсолютное спокойствие. Не повернулся ни разу. И эти глаза – голубые, светлые-светлые, с густыми ресницами, детскими, загнутыми.
«Говорят, такие чистые глаза у убийц бывают».
И, как бы подтверждая ее мысли, парень вдруг быстрым движением перехватил рюкзак, раскрыл его и потянул наружу что-то черное, угловатое.
Инна ударила по тормозам – «джип» с визгом встал, Инну и парня тряхнуло.
Парень взглянул на нее недоуменно-испуганно. В руках у него был фотоаппарат в черном футляре.
– Извините, – улыбнулась Инна как можно дружелюбнее.
Парень кивнул, улыбнулся в ответ.
Поехали дальше.
Впереди замаячил пост ГАИ.
– Ваши документы, гражданочка, – сказал долговязый веселый гаишник, остановив Инну.
Она вышла из машины, протянула документы – свои и «джипа».
Подошел второй гаишник – еще выше ростом, но в отличие от напарника угрюмый. Стал тщательно рассматривать бумаги, передавал второму, веселому.
– Так вы – гражданка США?
– Так точно. А что… Зачем это? – удивилась Инна, увидев, как угрюмый поднимает капот, заглядывает внутрь.
– Нужно, – лаконично ответствовал тот, захлопывая крышку капота.
– Вот вы, гражданка, в США живете – и не знаете, сколько у нас тут машин угоняют, – охотно пояснил веселый гаишник. – Вот у вас номер двигателя и номер кузова с техническим паспортом совпадают – вы спокойно дальше поезжайте.
– А это кто? – осведомился угрюмый, кивнув в сторону парня.
Парень смотрел на него внимательно, будто ощупывал взглядом.
– Человек, – пожала плечами Инна.
– Что за человек-то? Тоже из США, что ли? – поинтересовался веселый.
– Вы у него спросите, – холодно посоветовала Инна.
А угрюмый уже говорил, обогнув машину справа:
– Ваши документы?
И парень, открыв карман рюкзака, доставал паспорт, протягивал угрюмому.
Тот так же внимательно изучил и этот документ. Вернул. Сказал:
– Езжайте.
Поехали.
Парень был занят своим фотоаппаратом. Открыл его, достал кассету с пленкой, вставил новую.
«Джип» въехал в Коломну.
Объездного шоссе в Коломне не было. Указателей, по каким улицам проходит трасса на Рязань, – тоже.
Нет, конечно, указатели были. Инна углядела один – мелкую табличку со словом «Рязань» и стрелочкой. Стрелочка указывала в землю, так как табличка висела на одном гвозде.
Инне показалось, что время в Коломне шло медленнее, чем на всей планете. Она стояла уже на третьем светофоре и даже не знала, в том ли направлении едет.
Вдруг парень тронул ее за рукав. Указал рукой направо, потом махнул налево, потом движением раскрытой ладони – прямо. И – резко налево. А потом ткнул себе пальцем в грудь и сделал несколько знаков из азбуки глухонемых.
Инна закивала, чувствуя, как краснеет от стыда.
«Вот дура! А я его боялась: что это он молчит, подозревала его во всех смертных грехах. Ничего, кроме себя, не замечаю, ничего не чувствую».
Коломну миновали быстро. Парень указывал, направо или налево сворачивать, Инна кивала – и сворачивала.
Они вновь ехали по прямому шоссе.
Парень показал на свои губы, потом на Инну, потом опять на себя – на глаза.
– Ты по губам понимаешь?
Кивнул.
Но разговора все равно не получалось. Инна не знала, что спросить. К тому же, чтобы понять его ответ, пришлось бы отвлекаться от дороги.
Минут через пять парень протянул ей фотографию.
Она взглянула мельком, продолжая смотреть на дорогу, сказала:
– Красивая, – и улыбнулась, возвращая парню фотографию.
Парень кивнул.
«Невежливо. Надо было чуть подольше посмотреть. Он обиделся, наверно», – подумала Инна.
И повернулась к парню.
Нет, он не обиделся. Он смотрел на фотографию.
Он разговаривал – без слов и звуков – с той, что была на снимке. Он думал о ней и знал, что она думает о нем. Может быть, сейчас, далеко отсюда, она идет по улице, ветер треплет ее волосы. А он едет в чужой машине, смотрит на бегущую к горизонту белую полосу на сером асфальте. И через пять минут она будет идти по другой улице, а он – ехать мимо другого поля. Но каждая минута, каждая секунда похожа на предыдущую и на последующую. Ведь то, что они вместе, – неизменно.
Инна затормозила. Тронула парня за рукав.
Парень перевел на нее взгляд. Улыбка на его губах относилась не к Инне, – он был еще там, с девушкой, запечатленной на черно-белой фотографии.
Протянул Инне снимок, достал из рюкзака еще целый ворох.
«Джип» стоял на обочине.
Инна рассматривала фотографии. Внимательно, жадно вглядывалась в лицо.
Таких женщин обычно называют хорошенькими или даже смазливыми. Длинные густые волосы, круглое лицо, пухлые губы, маленький, курносый нос. Но глаза пристальные, глубокие. Спокойный взрослый взгляд, хоть самой не больше девятнадцати. И улыбка, когда смотрит прямо, на фотографа, – такая же счастливая, как у него сейчас.
Инна передала снимки парню – он аккуратно складывал их, выравнивал пачку, засовывал обратно, в черный конверт.
Инна смотрела на него и думала, что он сможет ответить на любой ее вопрос: «Как вы познакомились? Сколько ей лет? Где она учится? Кем ты работаешь?» Он мог рассказать все это жестами, пояснить фотографиями, на которых, кроме девушки, попадались какие-то люди, улицы и квартиры. Инна никуда не торопилась, времени было не жаль.
Но все это было не важно.
И Инна задала вопрос, ответ на который уже увидела, узнала:
– Ты ее любишь?
Парень кивнул.
Просто и серьезно.
– А она тебя?
Инна боялась, что этот вопрос не надо было задавать. Что парень может не знать на него ответа. Верить и обманываться.
Но он снова кивнул.
«И это тоже правда. У них все всерьез, по-настоящему. У обоих. Он же никогда не врет, это видно. И ему не врут тоже».
Парень указал на конверт с фотографиями, на уши, на губы.
– Она слышит? И говорит?
Кивнул. И сделал какое-то движение – недоуменное пожатие плечами, восторженная улыбка.
«Но все равно…» – Инна поняла это именно так.
И хотела ответить: хорошо, замечательно, ты счастливый. Но слов не хватило. Можно было лишь изобразить это одним движением – распахнутые руки, взмах головой, взгляд…
До Рязани доехали быстро. В центре города парень легонько прикоснулся к Инниному плечу. Инна остановила «джип».
Парень извлек из рюкзака бумажник.
Инна замахала руками:
– Убери! Мне же было по пути. За хичхайкинг денег не берут! Неужели у вас только за деньги…
И осеклась, поняв, что говорит с ним, как с обычным человеком: быстро, сбивчиво, не подбирая слов.
Но он, конечно, понял. Сказал «спасибо» – глазами, улыбкой.
Махнул рукой, отразившись в зеркале заднего вида, оставаясь вместе с тротуаром позади, скрываясь из вида на неопределенное время, условно называемое «навсегда».
«Ну вот и все. Теперь к ним. К Надиным родителям».
И как в глубокую, мутную, темную воду, провалилась в собственную жизнь.
