Текст книги "Лорд-обольститель"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Похоть
В Руане мне еще предстояла пересадка на пригородный поезд, который должен был доставить меня в Сентевилль.
Сойдя на перрон, я увидела человека в ливрее Сентевилля. Он учтиво поклонился и произнес:
– Если не ошибаюсь, мадемуазель Коллисон?
– Вы не ошибаетесь.
– На пригородной ветке какая-то поломка, и сегодня вечером поездов на Сентевилль уже не будет. Меня прислали из замка, чтобы я вас туда доставил. Портрет при вас?
– При мне.
– Хорошо. Я провожу вас к карете.
Он повернулся и зашагал к экипажу. Я последовала за ним. Расположившись на сиденье, подумала о том, что теперь, видимо, всю жизнь буду испытывать нервную дрожь, охватывавшую меня в любого рода экипажах.
Уж теперь-то она совершенно неуместна, говорила я себе по дороге в Сентевилль, хозяин которого проявил столь трогательную заботу, прислав за мной карету в отсутствие поездов.
Мы быстро миновали улицы города и выехали в поле. Начинало темнеть.
– Отсюда далеко до замка? – поинтересовалась я.
– Я быстро домчу вас, мадемуазель. Мы будем на месте уже через час или чуть больше. Правда, дороги нынче разбиты. Все из-за этих дождей.
– А на железной дороге часто возникают поломки?
– На пригородной ветке довольно часто. Не то что на парижской линии.
– Ясно.
Мы были в пути уже около получаса, когда карета внезапно дернулась и остановилась.
Возница сошел на землю и принялся стучать кнутовищем по колесам. Я пыталась сквозь стекло рассмотреть, что происходит снаружи, но отсюда мало что было видно. Чуть позже должен взойти месяц, но он еще даже не появился над горизонтом, и было еще недостаточно темно, чтобы засверкали звезды.
Возница подошел к окну кареты. Вид у него был обеспокоенный.
– Мы застряли в колее, – сообщил он. – Мне не нравится, как выглядит правое переднее колесо.
– Где мы?
– Я хорошо знаю эти места. До замка около пяти миль.
– Пять миль? Это совсем недалеко.
– Тут рядом лесок… охотничьи угодья барона. И еще дом. Вы могли бы там обождать, пока я схожу за колесным мастером.
– Так, значит, деревня недалеко?
– Совсем рядом. Я знаю эти места как свои пять пальцев. Не стоит беспокоиться.
Еще одно происшествие! – подумала я. – И снова экипаж! Похоже, экипажи меня не жалуют.
– Если вы соизволите выйти, мадемуазель, я провожу вас в дом. После этого схожу в замок. Было бы славно, если бы они прислали другой экипаж. Да, так было бы лучше всего. Вам помочь, мадемуазель?
Он помог мне спуститься на землю. Миниатюру я, конечно же, взяла с собой. За дорогой я увидела лес, о котором он говорил. Среди деревьев виднелся дом. В одном из его окон горел свет.
Возница постучал в дверь, которую тут же отворила пухлая женщина со свечой в руке.
– Mon Dieu! – воскликнула она. – Неужели это ты, Жак Пети?
– Да, Марта, всего-навсего старина Жак. Со мной тут юная леди, художница. У нас поломался экипаж. Треснуло правое переднее колесо, и ехать на нем дальше небезопасно. Я хотел было сходить за колесным мастером, но потом решил оставить все как есть до утра. Если ты присмотришь за леди, я возьму одну из лошадей и поскачу в замок. Тогда они пришлют за ней другую карету.
– Что ж, пусть леди входит. Ни к чему ей стоять на дворе. Что она о нас подумает?
Женщина была весьма дородной, с широкими бедрами и большим бюстом. На лифе опрятного черного платья желтели янтарные бусы. Седеющие волосы зачесаны назад и завязаны внушительным узлом на затылке.
– Входите же! – проговорила она. – Господи ты Боже мой, неужели Жак Пети не мог позаботиться о колесах заранее! Ведь с ним это уже не впервой. Вам не холодно?
– Нет-нет, спасибо, не беспокойтесь.
– У меня по вечерам всегда горит камин. Так уютнее.
Над огнем висел котелок, в котором кипело что-то аппетитное.
– Вы располагайтесь поудобнее. У него уйдет не меньше часа на то, чтобы добраться до замка.
– Нам повезло, что это случилось именно здесь, – заметила я.
– И в самом деле, повезло. Я как раз собиралась перекусить. Вы составите мне компанию? Меня зовут Марта Буре. Я уже много лет смотрю за этим домом. Сейчас он почти что пустует, но когда-то хозяева много охотились. Я помню, как сюда приезжал еще старый барон. Но сейчас… видите ли, замок совсем близко, всего в пяти милях отсюда или около того, и никто не желает оставаться здесь на ночь. Хотя когда нынешний барон был мальчиком, он частенько тут ночевал. Ему нравилось. Он и друзей сюда привозил. Я хорошо помню те деньки… У меня очень скромный ужин. Всего лишь pot au feu [15]15
Жаркое (фр.).
[Закрыть]. – Она кивнула в сторону котелка над огнем. – Я ведь не ждала гостей… но еще есть хлеб, хороший сыр и вино. Оно из подвалов замка, так что могу вам смело его рекомендовать.
– Спасибо, – ответила я. – Вы очень добры.
– Похоже, что вас еще не скоро покормят. Я быстро, только накрою стол.
– Вы здесь живете совсем одна?
– Сейчас – да. Моя обязанность – поддерживать все в жилом состоянии. Это мой собственный домик. Он примыкает к основному строению. Из деревни приходят девушки, помогают мне. Мы справляемся.
– Понятно.
– Это у вас тот самый портрет?
– Да.
– Давайте я отложу его в сторону, от греха подальше. Говорят, барону не терпится поскорее взглянуть на него.
– Да. Именно поэтому я сама привезла портрет. Мне очень хочется знать, как его оценит господин барон.
– Я положу его тут, вот на том столе. Было бы негоже опрокинуть на него жаркое. Ведь тогда придется все переделывать.
– Он хорошо упакован.
– Давайте вашу пелерину. Или вы не хотите ее снимать?
– Пожалуй, сниму. Здесь очень тепло.
Она взяла пелерину и повесила ее в шкаф. Затем извлекла из комода белую скатерть и накрыла ею стол. Я очень проголодалась, а от жаркого исходил дразнящий аромат. Хозяйка наполнила тарелки.
В углу комнаты располагался невысокий шкафчик. Марта извлекла из него бутылку вина, наполнила стакан и поставила его на стол.
– Вам понравится. Год был хорошим. Очень много солнца. Отличное вино.
Она взглянула на бутылку.
– Я вылила вам последнее. Ничего страшного. Там есть еще.
Она откупорила вторую бутылку, налила себе вина и вернулась к столу.
– Всего вам наилучшего, мадемуазель, – подняла она стакан. – Надеюсь, ваш визит в замок будет приятным.
– Спасибо, – ответила я. – И вам всего наилучшего.
– Боже мой, – покачала головой Марта. – Это для меня большая честь – принимать у себя знаменитую художницу.
– Вы не представляете, как я вам благодарна. Было бы ужасно все это время сидеть в экипаже, ожидая, пока кто-нибудь соизволит прийти на помощь.
– Удачи нам обеим, – проговорила она, затем поднесла стакан к губам и сделала несколько глотков. Я последовала ее примеру.
– Позвольте, я наполню ваш стакан.
– Спасибо.
Она отнесла стакан к шкафчику и там наполнила его.
– У вас необыкновенно вкусное pot au feu, —похвалила я.
– Фамильный рецепт. Тайна.
– Я не собиралась уговаривать вас разглашать ее.
– Вы хорошо говорите по-французски, мадемуазель. Слава Богу, не то мы устроили бы здесь посиделки глухонемых.
Я рассмеялась. Меня начинало клонить в сон. Видимо, разморило от тепла очага… от еды… от вина… наверное. Веки как будто налились свинцом. Я отчаянно боролась со сном.
– Вижу, вам хочется спать, – послышался голос Марты. Казалось, он доносится откуда-то издалека. Я с удивлением увидела ее лицо совсем рядом с моим. Оно пристально смотрело на меня и улыбалось.
– Это все вино, – продолжал голос. – Оно нагоняет сон. Вы, наверное, устали от путешествия. Это ничего… Поспите немного, отдых вам не повредит.
Это было очень странно. Еще полчаса назад я не чувствовала себя уставшей, кроме того, было еще совсем не поздно… Конечно же, я веду себя крайне невежливо по отношению к хозяйке, которая так старалась мне угодить…
Что-то происходило совсем рядом, но я никак не могла понять, что именно… Какие-то голоса… шаги. Я пыталась бороться с неодолимой сонливостью. Где-то в глубине сознания родилась мысль: это Жак, он вернулся с экипажем. Так скоро… или это мне снится?
Спать… спать… комната стремительно удалялась… а кто-то был рядом, совсем близко, и держал меня за руки. Я почувствовала, как меня поднимают… Затем провалилась в черную пустоту.
* * *
Проснувшись, я не могла понять, где нахожусь. Незнакомая комната. Я лежу в кровати… полностью обнаженная, с распущенными волосами.
Пытаюсь приподняться, но сильно кружится голова. Все вокруг плывет… Скорее всего, мне снится дурной сон. Или… нет… Где я? Как я сюда попала?
Я предприняла еще одну попытку подняться.
Глаза уже привыкли к полумраку, так что можно было разглядеть окно с решеткой и очертания мебели.
Борясь с дурнотой, села на постели.
Тут же меня обхватили сильные руки и чей-то голос произнес:
– Кейт, моя прекрасная Кейт…
Я знала этот голос, хорошо знала. И так часто думала о нем… Да, мне, конечно же, снится кошмар.
А в следующее мгновение он опрокинул меня на спину и навалился сверху. Я закричала, не веря до конца в реальность происходящего. Весь этот ужас, конечно же, не более чем страшный сон… Нужно проснуться, как можно скорее проснуться!
И тут послышался его торжествующий смех. Это и в самом деле был барон. Он овладевал мною свирепо и страстно, как, должно быть, врывались в осажденный город его предки-викинги. В то же время эта дикарская свирепость каким-то образом сочеталась с предупредительной нежностью вполне цивилизованного человека.
Судя по всему, он уже давно намеревался это сделать, и я, если по правде, знала об этом… обреченно боялась… в ужасе ожидала… и – позор мне – почти хотела этого. Я попыталась закричать, но он впился своим ртом в мои раскрытые губы и задушил рвущийся из горла крик. Я была совершенно беспомощна. Руки и ноги налиты свинцом, и никак не сдержать натиска этого викинга…
Нечто невообразимое. Казалось, я взмываю над землей и улетаю в неведомый, волшебный, сияющий мир, где властвуют неизвестные доселе ощущения. Я уже не сопротивлялась, а лишь предпринимала жалкие попытки противостоять сладкому возбуждению, грозившему поглотить меня всю без остатка.
И вот все окончилось. Он отстранился, но его губы продолжали касаться моего лица.
– Милая Кейт, – шептал барон. – Милая, милая Кейт…
Я пыталась собраться с мыслями, но они куда-то ускользали, а вместо них меня охватывало непреодолимое желание закрыть глаза и как можно дольше не отпускать от себя странное ощущение, которое только что безраздельно владело мной.
Его руки обнимали меня, сжимали подобно стальным обручам, а губы шептали неожиданные слова:
– Кейт… моя нежная Кейт… о Кейт… как же ты меня осчастливила.
Я услышала свой голос:
– Это страшный сон.
– Божественный сон, – мягко возразил барон.
Сон… Сон…
– Кейт, – шептал он мне на ухо, нежно его покусывая, – не нужно ни о чем думать, прошу тебя, не пытайся сейчас думать. Ты еще не вышла из состояния блаженства. Не пытайся стряхнуть его с себя… пока.
Сейчас было самое время проснуться и оказаться в своей постели… возможно, в замке… ведь, кажется, именно туда я направлялась. Да-да, приехала очень поздно, к тому же устала так, что уснула как убитая… а этот странный сон вызван пребыванием в этом мрачном замке.
Но решетки на окнах… Это напоминало тюрьму. Тюрьму!
Я почувствовала, что постепенно прихожу в себя. Это был не сон. Я по-прежнему находилась все в той же комнате. Я лежала в постели с бароном… и мы были… любовниками. Любовниками! Какое нелепое слово!
Я попыталась сесть, но он удержал меня. Его сила была непреодолима. В сравнении с ним я чувствовала себя абсолютно беспомощной.
– Этого не может быть, – произнесла я.
– Но это так и есть, – негромким, но твердым голосом возразил он. – Сожалеть слишком поздно, Кейт. Все свершилось. Мы с тобой… Я мечтал об этом с того самого момента, когда впервые тебя увидел… и это не могло не произойти.
Я снова попыталась встать.
– Лежи спокойно, Кейт. Я понимаю, ты растеряна. И только начинаешь осознавать то, что произошло. Этой ночью ты стала моей возлюбленной, моей любовницей.
– Это… безумие.
– Ты находишься под воздействием вина. Это состояние продлится еще некоторое время. Я был вынужден пойти на это, Кейт. Выбора не было. Ведь если бы я пришел и сказал: «Я хочу тебя, Кейт, хочу настолько сильно, что ты не можешь мне отказать», что бы ты мне ответила? Высмеяла бы, хотя где-то в глубине души совсем не прочь была предаться тому удовольствию, которое я готов был тебе предоставить. Ты бы думала: «Это – мой мужчина. Я хочу, чтобы он взял меня, как брали женщин его предки, когда высадились на французское побережье».
Ко мне возвращалась ясность мысли.
– Я ужинала с той женщиной…
– Моя верная служанка.
– Экипаж поломался…
– Все было подстроено, милая. Мне очень жаль, что пришлось на это пойти. Если бы ты согласилась… но нет, ты ни за что бы не согласилась… Строгое викторианское воспитание подавило бы твои врожденные инстинкты, и ты сумела бы убедить себя в их отсутствии.
– Я не могу…
– Не вставай. Лежи спокойно. Ах, Кейт, это было изумительно! Ты великолепна! Не только великий художник, но еще и божественная женщина. Я восхищаюсь тобой, Кейт!
До меня со всей ясностью дошло осознание вопиющего факта. Я стала жертвой заранее спланированного изнасилования. Меня, Кейт Коллисон, изнасиловал самый ненавистный мне человек… этот наглый барон, который считал, что достаточно поманить пальцем и любая женщина упадет в его объятия. Но меня он даже не манил… В этом случае он избрал путь своих предков-мародеров, живших насилием и грабежами. И я… ястала его жертвой. В это было невозможно поверить… даже сейчас.
– Выпустите меня отсюда.
– Моя дорогая Кейт, ты уйдешь отсюда лишь тогда, когда этого захочу я.
– Вы чудовище.
– Но ведь в глубине души тебе очень даже нравится это чудовище, Кейт. А кроме того, если касаться сугубо практического аспекта наших отношений, благодаря мне ты прославишься. Ты только подумай обо всем, что я уже для тебя сделал.
– Я не могу думать ни о чем, кроме того, что вы со мной только что сделали.
– М-да… Гордячкой Кейт овладели в состоянии пьяного беспамятства!
– В вино подсыпали снотворное. Эта женщина…
– Не обвиняй ее. Она всего лишь исполняла приказ.
– Сводница…
– Ты, как всегда, преувеличиваешь. Что сделано, то сделано, Кейт. Теперь ты женщина. Мы с тобой вместе достигли сияющих высот блаженства…
– Дна пропасти! – воскликнула я. – Вы циник. Вы смеетесь надо мной. Собственно, иного я от вас и не ожидала.
– Ты все еще меня ненавидишь?
– В тысячу раз сильнее, чем когда-либо.
– Быть может, за время, проведенное здесь, ты все-таки изменишь свое мнение.
– Чем больше времени я с вами проведу, тем сильнее возненавижу. А… что вы хотите этим сказать… «за время, проведенное здесь»?
– Ты моя узница… и будешь таковой, пока мне это будет угодно.
– Не хотите ли вы сказать, что собираетесь удерживать меня здесь?
– Хочу, – кивнул барон.
– С какой целью?
– Мне кажется, я это уже продемонстрировал.
– Вы сошли с ума.
– От желания.
Я попыталась подняться, но он продолжал меня удерживать.
– Каковы ваши намерения, господин барон?
– Для начала превратить высокомерную и сдержанную юную особу в нежную и страстную женщину.
– Я всегда буду относиться к вам с ненавистью и презрением. Но вы сказали… для начала…
– Есть и другие планы.
– Какие?
– Я думаю, мы обсудим это позднее, когда ты немного окрепнешь.
– Я хочу знать сейчас.
– Моя милая Кейт, правила здесь устанавливаю я.
– Кем я, в таком случае, являюсь? Рабыней?
– Да, но очень любимой.
Я умолкла и еще раз попыталась убедить себя в том, что не сплю.
Он продолжал ласково шептать мне на ухо:
– Попытайся успокоиться, Кейт. Прими это. Мы ведь с тобой всю ночь напролет занимались любовью.
– Любовью! Я не люблю вас и никогда не полюблю.
– Что ж, в таком случае скажем, что прошлой ночью ты стала моей женщиной. И это свершившийся факт.
Внезапно я почувствовала себя совершенно слабой, и мне стало страшно. Казалось, жизнь внезапно сделала крутой поворот и я попала в иной, незнакомый мир.
– Поспи, милая Кейт, – нежно проговорил барон. Он сгреб меня в охапку и начал укачивать, как младенца.
Наверное, я уснула, потому что, когда открыла глаза, было уже утро. Я одна и по-прежнему обнажена… на окнах кованые решетки… Воспоминания о чудовищных событиях минувшей ночи мутным потоком захлестнули мое сознание.
Я оглядела комнату. Она напоминала каземат. Сводчатый потолок. Мощные каменные колонны. Огромный камин. Тлеющие угли указывали на то, что ночью здесь горел огонь. Кровать была очень большой, с бархатным пологом. На полу пушистый ковер. Казалось, я попала в иную эпоху. Пожалуй, так оно и было, если вспомнить, что со мной произошло минувшей ночью.
Я казалась себе избитой и испачканной. Следовало взглянуть правде в глаза. Он принес меня сюда, раздел, уложил в постель и изнасиловал.
Здесь, во Франции, моя жизнь потекла совсем по другому руслу. Уютный мирок Фаррингдона стерся, как беглый карандашный набросок, а я угодила в мир интриг, лжи, коварства… изнасилований… всего того, что, как мне казалось, существовало в какой-то иной, не моей жизни.
И за все это нес ответственность один-единственный человек. Я не могла забыть его лицо. Оно стояло передо мной с того самого дня, когда я покинула замок. Оно проглядывало в химерах собора. Оно врывалось в мои сны. Что, если он обладает какими-то сверхъестественными способностями, унаследованными от прародителей-викингов?
Я должна сохранять спокойствие. Должна обдумать ситуацию, в которую угодила не по своей воле. Но если по правде, то не так уж сложно было и раньше догадаться о его истинных намерениях относительно меня. Достаточно оценить те откровенные взгляды, которые он бросал время от времени… Я должна была насторожиться, хорошо зная, что уж если барон хочет женщину, он будет идти напролом, причем независимо от ее согласия или отказа. Именно так поступали его отчаянные предки…
Я уже никогда не буду такой, как прежде. Никогда не почувствую себя чистой. Он замарал меня и ликует по этому поводу, считая, что теперь мне не остается ничего иного, кроме статуса его рабыни.
Нужно как можно скорее уходить отсюда. А потом подумать о мести. В наше время никому не позволено поступать подобным образом. Одно дело – заниматься любовью с женщиной, получив на то ее согласие. Но заманить в ловушку добродетельную девушку, подсыпать ей снотворного, а затем воспользоваться ситуацией – так действуют только трусы и демоны.
Ненависть достигла такой степени, что меня начало трясти. Выбраться. Любой ценой выбраться отсюда! Пойду к той женщине, которая угощала меня вином… скажу ей, что обращусь в полицию.
Но могу ли я и в самом деле так поступить? Ведь здесь все, абсолютно все находится под его контролем. Он скажет: «Она добровольно провела со мной ночь…» Этот человек вполне способен на такое. Ложь – его вторая натура.
Для начала нужно одеться.
Я выбралась из постели. Взглянув на подушку, все еще хранившую отпечаток его головы, яростно ударила по ней кулаком и тут же устыдилась своих детских эмоций.
Меня предали. Меня изнасиловали. И сделал это тот самый человек, которого я ненавидела всеми фибрами души. К тому же я теперь в его власти. Он подчинил себе мое тело. Но не душу, нет… И в этом демон очень скоро убедится.
Главное – уйти, и как можно скорее.
Я начала искать свою одежду. Ее нигде не было. Все исчезло… мои туфли… все…
На кровати лежало стеганое покрывало. Завернувшись в него, я отправилась на разведку. К моей радости, дверь оказалась незапертой. За ней открывалась небольшая площадка, откуда вели вниз узкие ступени винтовой лестницы, высеченной прямо в стене. На площадке была еще одна дверь, которая вела в комнату, видимо, предназначенную быть туалетной. Там стояли стол с зеркалом, умывальник и кувшин с водой. Вдоль стен расположились изящные шкафчики. Я подумала, что, возможно, там хранится моя одежда, и осмотрела их все, один за другим, но не нашла ничего, кроме полотенец и прочих туалетных принадлежностей. Моей одежды нигде не было…
Я обнаружила еще одну комнату, смежную со спальней. Ее обстановка ограничивалась столом и двумя стульями. По всей видимости – столовая. Одежда, конечно же, отсутствовала и здесь.
Осторожно спустившись по лестнице, я остановилась перед массивной дверью, утыканной железными шипами и, разумеется, запертой.
Внезапно меня охватило отчаяние.
Как долго он намерен держать меня здесь? Придет ли он еще? Я ни за что не соглашусь пить вино. Впрочем, он и не станет заставлять. Прошлой ночью я имела возможность убедиться в его необычайной силе.
Запертая в этих каменных стенах, я лишена каких бы то ни было шансов выйти на свободу.
И тогда, отчаявшись, начала колотить кулаками в дверь.
– Сейчас, сейчас, уже иду! – донесся женский голос.
Я насторожилась, впившись взглядом в дверь. Если это та самая женщина, Марта, которая угощала меня вином вчера вечером, то, быть может, удастся мимо нее проскочить. А затем разыскать свою одежду. Мой багаж тоже должен быть где-то здесь. Возница, Жак Пети, должен был забрать его вчера вечером из экипажа. Если удастся одеться, я смогу убежать. Это место находится на дороге, примерно в пяти милях от Сентевилля. Я знала, в какую сторону следует бежать, и не могла думать ни о чем, кроме побега…
В замке со скрежетом повернулся ключ. Тяжелая дверь медленно, ужасно медленно приотворилась. Я напряглась в ожидании решительного рывка.
Да, это была она. Марта внесла медный кувшин с горячей водой. Пока она ставила его на пол, я решила воспользоваться случаем и бросилась к двери. Но за ней стоял высокий мужчина, скрестив на груди руки. Он покачал головой. Я попыталась было проскочить мимо него, но он поймал меня и поднял в воздух, будто маленького ребенка, после чего внес в помещение и закрыл дверь.
– Бесполезно, – ровным голосом произнесла Марта. Вид у нее оставался такой же безмятежный и домашний, как и накануне вечером. – Тут везде охрана.
– Что же это?! – воскликнула я. – Какая-то глупая игра в средневековье?
– Приказ барона.
Она подняла кувшин и по лестнице направилась в комнату, где я видела умывальник и зеркало.
– Я первым делом принесла воду, – оживленно заговорила Марта, – потому что вы похожи на одну из тех дамочек, которые любят вначале мыться. А теперь я принесу ваш petit dejeuner [16]16
Легкий утренний завтрак (фр.).
[Закрыть]. И еще что-нибудь из одежды. Это покрывало не совсем удобно, вы согласны? А ваши бедные ножки? Эти каменные полы совершенно ледяные, мне ли об этом не знать!
Я последовала за ней и, когда она поставила кувшин на стол, схватила ее за руку.
– Вчера вы напоили меня каким-то зельем…
Марта пожала плечами.
– Обманули… подло и жестоко.
– Приказ, – произнесла она.
– Приказ барона, – уточнила я.
Она молчала.
– Для него это обычное дело?
– Он непредсказуем. А дамы… они всегда были… Как правило, они приходят добровольно… Вы меня понимаете?
– А тех, кто отказывается, приходится опаивать снотворным?
– Да нет… нет… Правда, иногда попадаются такие, которые любят, чтобы их уговаривали.
– Мне кажется, я перенеслась лет на пятьсот назад. Принесите одежду… мою одежду.
Она пожала плечами и ушла.
А я направилась в туалетную комнату. По крайней мере, смогу помыться. Тогда наверняка почувствую себя лучше. Увидев свое отражение в зеркале, я чуть не расплакалась. Однако, вымывшись, заметно повеселела. К этому времени Марта вернулась с горячим кофе, булочками и вареньем.
Я подавила желание броситься к лестнице, зная, что это абсолютно бесполезно.
Она внесла поднос в ту комнату, которую я назвала столовой, и поставила его на стол. Затем исчезла, но вскоре вернулась с длинным, к тому же отороченным мехом, халатом. Он был зеленоватого цвета и поблескивал золотыми нитями. Оторочен был не только подол, но и широкие рукава.
Марта поставила передо мной три пары атласных туфель.
– Выберите. Я ведь не знаю, какой требуется размер, – будто извиняясь, пояснила она.
– О господи, у него что, на всякий случай припасена обувь всех размеров?
– Выберите туфли, мадемуазель.
Я выбрала туфли подходящего размера и взяла из ее рук халат.
Когда она ушла, я надела его. Он оказался мягким, шелковистым и очень удобным. Нельзя было не признать, что теперь, помывшись и одевшись, я стала чувствовать себя гораздо лучше и все происходящее уже не представлялось таким безысходно трагическим.
Я даже смогла что-то съесть. Кофе оказался очень вкусным. Правда, едва лишь выпив его, тут же подумала, что напрасно это сделала. Кто знает, подсыпали в него что-то или нет…
Но зачем теперь подсыпать, когда он уже сделал свое черное дело?
Я почувствовала, как душу вновь наполняет горечь унижения. Сначала пожалела о том, что практически ничего не помню, но потом решила, что так даже лучше. Ведь вполне достаточно было и того, что зафиксировали той ночью редкие проблески сознания. Да и позже, когда я уже начала приходить в себя… Он взял меня как… наложницу. Вернее, как вещь.
Я ненавидела его. О, как же я его ненавидела! Мой отец всегда говорил: «Зависть – это негативная эмоция. Того, кто ее испытывает, она разрушает гораздо сильнее, чем того, против кого направлена». Так же обстояло дело и с ненавистью.
Думай спокойно, приказала я себе. Как отсюда выбраться? Нужно составить план…
Я вошла в туалетную комнату, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Да, я преобразилась. Распущенные длинные волосы заметно изменили мой привычный образ, а зелень и золото отороченного мехом халата сделали что-то с моими глазами. Они сейчас казались гораздо больше и ярче. Преображение налицо…
В той комнате, которую я прозвала столовой, на подоконнике лежало несколько карандашей и альбом.
Он положил это для меня.
Открыв альбом, резкими штрихами набросала его лицо на фоне той части собора Нотр-Дам, где я видела самую жуткую химеру. Ту, которая, прислонившись к перилам у входа, устремила свой злобный взгляд в сторону Дома инвалидов.
Рисование чудесным образом утешило меня.
Марта вернулась и принялась за уборку. Она застелила постель и выгребла золу из камина, приготовив новую порцию дров.
Мне хотелось закричать, потому что все это выглядело так же обыденно, как если бы я гостила у друзей.
– Если угодно, я принесу ваш dejeuner [17]17
Обед/завтрак (в полдень) (фр.).
[Закрыть]в половине первого, – обратилась она ко мне.
– Откуда мне знать, не подсыплете ли вы мне туда еще что-нибудь?
– Таких указаний не было.
Мне хотелось расхохотаться, но я понимала, что это было бы сродни истерике, и потому сдержалась.
Марта принесла обед – необыкновенно вкусный суп, мясо, салат и фрукты.
Я все это съела на удивление охотно, а спустя некоторое время она вернулась, чтобы забрать поднос и тарелки.
– Вам следовало бы немного отдохнуть, – проговорила Марта. – Это поможет… преодолеть воздействие того снотворного… Наверняка вы все еще ощущаете вялость.
Безумие, подумала я. Все это происходит не со мной.
Однако послушалась ее совета и легла в постель. А затем уснула, причем спала долго и крепко. Когда проснулась, первой мыслью было: он придет снова. Конечно же, он придет. Иначе зачем меня запирать?
Когда начало смеркаться, вновь пришла Марта. Она принесла воду, и я еще раз помылась. Слышно было, как она возится в столовой. Заглянув в полуоткрытую дверь, я увидела, что Марта накрывает стол на двоих. В центре стола красовался серебряный канделябр.
Вот как, еще и ужинать с ним! Ни за что! Я не сяду с ним за один стол.
Вернулась в спальню и подошла к зарешеченному окну. Попыталась потрясти решетку, но ее прутья крепко сидели в каменных гнездах. Интересно, сколько других несчастных вот так же в отчаянии стояли у этого окна? – подумалось мне. – На какие муки они были здесь обречены?
Кто бы мог подумать, что такое возможно в наши дни? Как легко с людей слетает лоск цивилизации! Но емуэто не грозит. Он был и остается дикарем.
Почувствовав движение за спиной, я обернулась и увидела его. Улыбающегося.
На нем был халат, похожий на мой. Только темно-синего цвета. Подол и рукава также оторочены мехом.
– Тебе не удастся взломать эту решетку. Она способна выдержать любой штурм, – произнес он, приближаясь ко мне. Я резко увернулась, но он поймал меня и попытался поцеловать. Мне удалось уклониться от поцелуя. Затем барон выпустил меня, но только лишь для того, чтобы перехватить снова. Сжал щеки ладонями и впился своими губами в мои.
О Боже, помоги мне, – подумала я. – Все начинается снова.
Он выпустил меня и довольно улыбнулся.
– Надеюсь, день без меня не показался тебе чересчур монотонным.
– Ваше отсутствие способно украсить любой день.
– Снова оскорбления! Я надеялся, что ты, будучи здравомыслящей женщиной, уже примирилась с неизбежным.
– Если вы надеетесь на то, что я когда-либо примирюсь с вами, то глубоко заблуждаетесь.
– Но нам уже однажды удалось договориться… насчет миниатюры. Кстати, мне очень понравилась та, которую ты привезла. Произведение, достойное имени Коллисон.
Я отвернулась к окну. Смотреть куда угодно, лишь бы не на его лицо!
– А также понравился набросок.
– Какой набросок?
– Где ты изобразила меня, какой же еще? Так радостно осознавать, что ты продолжаешь обо мне думать, даже когда меня нет рядом. Я и в самом деле настолько ужасен? Химера довольно узнаваема. Она стоит на самом верху лестницы. Я угадал? И считается самой отвратительной и злобной во всем Париже.
– Я знаю.
– И ты наградила ее моим лицом. Mon Dieu, Кейт, ты умница. Это, несомненно, та самая химера, и, тем не менее, это также и я. Мы слиты воедино.
– Она олицетворяет силы зла, – заметила я. – Я знаю, что символизируют эти химеры. Они являются слепками со злых сущностей… демонов… Обычные люди их не видят. Но они были и есть всегда, и во времена постройки собора Нотр-Дам, и в наши дни. Я, к сожалению, знаю одного из них.
– Но даже в самом ужасном из нас есть нечто хорошее. Тебе это известно?
– Как бы я ни старалась, мне все равно не удастся найти что-то хорошее в вас.
– Ты неблагодарна. Кто ввел тебя в парижский высший свет, кто сделал тебя равноправным членом парижской богемы?
– Вам понравился написанный мною портрет, и вы это признали. Но не думаю, что это деяние обеспечит вам место на небесах.
– Я предпочитаю думать о нынешней, а не грядущей жизни и намерен насладиться ею сполна.
– Что вы и делаете… за счет других людей.
– Некоторые люди наделены достаточным количеством здравого смысла, чтобы хотеть того же, что и я.
– Но у некоторых может быть в наличии еще больше здравого смысла, и они окажут сопротивление.
– Что совершенно бессмысленно, если у них нет в наличии ни единого шанса на победу.
– Вы имеете в виду меня?
– Боюсь, что да, Кейт. Ты будешь ласкова со мной сегодня ночью? Я знаю, какой ты можешь быть. Забудь о необходимости делать вид, будто я тебе не нравлюсь.
– Невозможно забыть о том, что является абсолютной истиной.
