Текст книги "Лорд-обольститель"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
– Кейт, – произнес он спустя некоторое время. – Нам нужно поговорить. Я уже несколько дней об этом думаю. Все это и в самом деле скоро закончится. Наступит перемирие, и тогда я хотел бы как можно скорее убраться отсюда.
– Я не могу уехать из Парижа. У меня здесь работа. Когда все войдет в норму…
– Как ты думаешь, сколько для этого потребуется недель, месяцев, а может быть, и лет? Кому потребуются портреты? Этим людям нужна еда. И немалое время для того, чтобы прийти в себя и восстановиться. Даже когда продовольствие начнет беспрепятственно поступать в Париж, сколько времени уйдет на то, чтобы удовлетворить его нужды? Париж еще довольно долго будет истерзанным и печальным городом. Как только снимут осаду, мы покинем его.
– И куда направимся?
– Для начала в Сентевилль.
– В замок… Нет… нет…
– Так нужно. Тебе необходимо восстановить здоровье… да и мне тоже… впрочем, как и любому человеку, перенесшему эту осаду… а в особенности малышу.
– Я так за него боюсь.
– С ним все будет хорошо, поверь мне. Что же касается замка… Я прекрасно знаю, что ты думаешь по этому поводу… Вот что, есть одно предложение… Небольшой домик, который все называют Хижиной. Он расположен у стены, с внутренней стороны рва. Вы с малышом и Жанной поживете там до тех пор, пока не сможете вернуться в Париж.
Я молчала.
– Придется забыть о гордости, если тебя действительно заботит благополучие сына.
– Что для меня может быть важнее?! – возмутилась я.
– Ответ на этот вопрос гласит «Ничего», и поэтому ты должна прислушаться к голосу рассудка. Ребенок истощен, он уже больше трех месяцев недоедает. Слава Богу, Кендал оказался достаточно крепким, чтобы пережить это. Но теперь он нуждается в хорошей пище… свежем воздухе… отдыхе за городом. И он получит все необходимое, даже если мне придется похитить его. Повторяю, он это получит!
Я пристально посмотрела ему в глаза и произнесла:
– Я принимаю ваше предложение.
Барон улыбнулся.
– Я знал, что ты его примешь, Кейт. Скоро мы уедем. Я это знаю точно.
– Как мы выберемся из Парижа?
– Что-нибудь придумаю.
– Не представляю, что тут можно придумать.
– Но ты же во мне не сомневаешься, а?
– Нет, – покачала я головой. – Не сомневаюсь.
Он наклонился и поцеловал меня в лоб.
– Ты будешь рядом со мной, Кейт, – прошептал он. – Мы так сблизились за эти месяцы… ты не находишь?
– Вы очень много для нас сделали.
– Ты ожидала от меня чего-то другого? Ведь вы… моя семья.
Я отстранилась от него и направилась в salon. Мрачный. Холодный. Заброшенный. Какая пародия на минувшие дни! Села на канапе и закрыла лицо руками. Передо мной продолжало стоять лицо маленького мертвого мальчика.
Но барону удалось меня успокоить. Я знала, что с его помощью нам удастся спастись.
* * *
Перемирие было заключено двадцать седьмого января. Если бы парижане не ослабели до такой степени во время осады, то непременно высыпали бы на улицы праздновать это событие. На следующий день город капитулировал.
Осада Парижа закончилась.
Барон как будто набрался свежих сил. Он уже ходил довольно быстро, а если и волочил немного правую ногу, то нельзя было сказать, что это причиняет ему особые неудобства.
Он отсутствовал целый день, так что я уже начала беспокоиться и отчаянно молилась о его благополучном возвращении.
Ближе к вечеру барон наконец-то вернулся.
Было видно, что он чрезвычайно доволен собой.
– Завтра мы уезжаем, – заявил он. – Я раздобыл лошадей.
Он взял обе мои руки в свои и поцеловал их. Затем привлек меня к себе, обнял и рассмеялся.
– Мы почти прорвались! – воскликнул он.
– Как вам это удалось? Ведь лошадей нигде нет.
– Подкуп. Как видишь, это возможно даже в самых дисциплинированных армиях.
Я затаила дыхание.
– Вы имеете в виду… немцев?
– А что, немцы не люди? Похоже, деньги по-прежнему правят миром. Как хорошо, что я располагаю достаточным количеством этого средства воздействия. Кендал! Где ты? Иди сюда! – закричал он. – Мы уезжаем! Мы едем за город! Мы отправляемся в путь на рассвете! Жанна! Жанна, где ты? Собирайся. Лошади будут здесь завтра утром. Я хочу выехать, как только взойдет солнце. Кейт, вы с Жанной поедете верхом, в мужских седлах. Я возьму мальчугана.
Как же все были взволнованы! У нас еще оставалось немного хлеба, которым мы и поужинали, макая его в вино. Больше ничего не было, но нас это нисколько не беспокоило. Ужас закончился. На следующий день нам предстояло покинуть Париж. Так сказал барон, и мы верили, что он способен на все, что угодно, каким бы невероятным это ни казалось.
Гавань страстей
С какой радостью я покинула этот некогда прекрасный город! То, что нам удалось бежать, казалось чудом. Позднее я поняла, что это чудо, как и многие другие, могло произойти лишь благодаря непоколебимой воле и кипучей энергии Ролло де Сентевилля.
Люди на улицах походили на живых мертвецов, никак не напоминая тех жизнерадостных говорливых французов, какими я знала их до осады. Выпавшие на их долю испытания сделали этих людей озлобленными и растерянными. Было видно по всему, что ожесточенными душами они готовятся к новым несчастьям.
Барон не только раздобыл лошадей, но и нанял проводника, видимо, одного из пособников неприятеля. Этот негодяй взялся провести нас через город. Я сочла за лучшее воспринимать все как оно есть и не задавать барону лишних вопросов.
Мы избрали кратчайший путь, чтобы как можно скорее вырваться за пределы умирающего Парижа.
Когда мы проезжали мимо Люксембургского сада, на меня нахлынули воспоминания. Я будто видела воочию пламенеющего в небе воздушного змея, а когда покосилась на Кендала, то была с особенной силой поражена степени изможденности своего ребенка. Его ручки были истонченными и походили на палочки, а ведь, казалось бы, совсем недавно выглядели такими гладкими и округлыми… Мальчик был сосредоточен и при этом держался очень прямо, вне всякого сомнения, представляя себя на воображаемом белом пони, которого барон «подарил» ему на Рождество. В его глазах светилась жажда жизни, и я подумала о том, что он, несомненно, будет еще и крепок, и здоров.
Барон то и дело поглядывал на меня, будто желая убедиться, что я все еще рядом. И улыбался, покачивая головой. В его лице читалась та же авантюрная решимость, которую я заметила в глазах Кендала. Они и в самом деле невероятно схожи.
И еще я знала, что у нас все получится.
Так и вышло.
Когда городские кварталы остались позади, барон расплатился с проводником и мы остались одни. Я с наслаждением вдыхала чистый деревенский воздух. Добравшись до ближайшего постоялого двора, мы сделали остановку и немного подкрепились. Здесь нам мало что могли предложить, но по всем признакам это был и не околевающий от голода Париж. Барон попросил, чтобы нам приготовили постный суп.
– Для начала, – пояснил он. – Мы теперь будем есть часто, но понемногу.
Суп показался мне необыкновенно вкусным. Еще нам подали горячий хлеб, и я подумала, что в целом мире не может быть ничего более аппетитного. Остальные, несомненно, разделяли мое мнение.
– Пора в путь, – распорядился барон. – Чем скорее мы доберемся до Сентевилля, тем лучше.
Путешествие было весьма и весьма небезопасным, так как повсюду встречались неприятельские солдаты. Но они не обращали на нас особого внимания. Мы не представляли для них интереса, мужчина-инвалид, две изможденные женщины и ребенок. Что с нас можно было взять?
– Как бы то ни было, – сказал барон, – по возможности будем избегать общения с немцами.
На очередном привале мы ели хлеб с сыром, которые барону удалось купить еще в Париже. У нас с собой было совсем мало еды, но, как сказал барон, после таких лишений все равно нельзя было объедаться.
У барона было много денег, которые он швырял направо и налево, пытаясь добыть для нас хотя бы самое необходимое. Одну ночь мы довольно комфортабельно провели на постоялом дворе, а вот вторую – в заброшенной лачуге неподалеку от какой-то фермы.
Тем не менее это было увлекательное путешествие, и осознание того, что нам удалось бежать, прибавляло решимости и сил продолжать наш спасительный путь.
Я была поражена тем, что в нынешнем состоянии мы были способны так долго ехать верхом.
– Люди могут очень многое, если их вынуждают к тому обстоятельства, – пояснил барон.
Наконец мы достигли замка.
Барон оказался прав. Его цитадель осталась нетронутой. Я видела, с какой гордостью он проезжает под аркой замковых ворот.
Наше появление вызвало переполох.
Отовсюду слышались взволнованные голоса:
– Барон! Барон приехал! Он вернулся!
Казалось, что слуги бегут во всех направлениях одновременно.
– Барон вернулся! Барон жив!
Мы были совершенно измучены. Даже барон едва держался в седле. Чтобы добраться сюда, нам потребовалось мобилизовать все свои силы, и только теперь стало понятно, сколь велико было напряжение этих сил.
– Что происходило в мое отсутствие? – спросил барон. – Здесь были немцы?
Ему ответили, что немцы побывали только в Руане. Они захватывали крупные города, не проявляя интереса к небольшим населенным пунктам.
– Мы нуждаемся в пище и отдыхе, – проговорил барон.
Я еще никогда не видела такого бурного оживления.
А Кендал был буквально потрясен. Он находился в замке, том самом, о котором ему так много рассказывал барон. Истории, которые он зачарованно слушал в Париже, превращались в живую реальность.
В камине ярко пылал огонь, а на столе стояли тарелки с аппетитно пахнущим горячим супом.
– Мне нравятся замки, – сказал Кендал.
Поев, мы с ним тотчас же упали на кровать и проспали всю ночь и все следующее утро. Помню, как я открыла глаза и лишь через какое-то время осознала, где мы находимся. Осада Парижа осталась в прошлом. Я находилась в замке барона… и под его защитой.
Кендал спал рядом со мной. От вида его исхудалых ручек у меня защемило сердце. Но на губах малыша играла безмятежная улыбка.
И тогда я заставила себя забыть обо всем… О смерти Николь, о том ужасном моменте, когда я увидела своего сына в образе маленького мертвого мальчика… И отбросила все это прочь. Я здесь, в замке, в безопасности… Барон спас нас от верной смерти. Он позаботится о нашем будущем…
Размышляя так, я снова задремала, а когда проснулась, уже вечерело.
У кровати стояла служанка.
– Вы проснулись, мадам? – проговорила она. – Нам приказано не тревожить вас, пока вы не проснетесь сами.
– Наверное, я спала очень долго.
– Вы были так измучены.
Я кивнула и спросила:
– А барон?
– Господин барон встал рано утром. Если вы проголодались, обед подадут через полчаса.
Услышав наши голоса, Кендал проснулся. Он сел на кровати, огляделся вокруг и расплылся в довольной улыбке.
– Хотелось бы помыться, если это возможно, – сказала я.
– Разумеется, мадам. Сейчас принесут горячую воду.
– Спасибо.
Кендал широко раскрытыми глазами смотрел вслед удаляющейся служанке.
– Мы останемся здесь… навсегда? Это ведь замок барона. Я хочу его осмотреть. Весь.
– Думаю, у тебя будет такая возможность, – ответила я. – Мы помоемся, потом спустимся в столовую, а там видно будет.
Вымывшись, мы, тем не менее, стали выглядеть не намного элегантнее, так как у нас не было другой одежды, кроме той, в которой мы проделали столь изнурительный и долгий путь.
Я взяла Кендала за руку, и мы спустились вниз.
– Ты все тут знаешь, – благоговейно прошептал он, озираясь на мрачные каменные стены, увешанные гобеленами с вытканными на них батальными сценами.
Я лишь крепче сжала его руку, чувствуя, что мы шагаем в неизвестность.
В большом зале нас уже ожидал барон. С ним была женщина. Я сразу же ее узнала, хотя она мало чем напоминала ту юную девушку, портрет которой я писала на улице Фобур Сент-Оноре.
– Кейт, – обратился ко мне барон, шагнув навстречу, – вы хорошо отдохнули? А ты, Кендал?
Я ответила утвердительно, а Кендал только таращил на барона круглые от изумления и восхищения глазенки.
– Вы знакомы с принцессой.
Мари-Клод протянула мне руку.
– Мадемуазель Коллисон, – произнесла она. – Как давно мы с вами не виделись. На вашу долю выпали тяжкие испытания. Барон… рассказал мне.
– Мы живы, а все прочее уже в прошлом, – ответила я.
– А это ваш сын?
Она смотрела на Кендала, и было невозможно понять, о чем она думает в этот момент.
– Да, мой сын Кендал.
Кендал подошел к ней, взял протянутую ему руку и, на французский манер, почтительно поцеловал ее.
– Очаровательно, – произнесла она и обратилась ко мне: – Могу себе представить, сколь ужасной была осада Парижа…
– Пройдемте в столовую, – прервал ее барон.
Она заколебалась.
– Мальчик… быть может, ему лучше бы обедать с Вильгельмом?
– Не сегодня, – сказал барон. – Потом видно будет.
– А вторая женщина…
– Как я понял, она еще спит. Когда проснется, я прикажу отнести обед к ней в комнату, – властным тоном произнес барон.
Когда он обращался к принцессе, его голос становился ледяным. Казалось, я изучила его достаточно хорошо. Будучи знакомой и с ней, я попыталась представить себе, на что похожа их совместная жизнь. Они, несомненно, всячески стараются избегать друг друга.
Кендал подошел к барону и широко улыбнулся. Я заметила, как смягчилось суровое лицо владельца феодального замка, когда он перевел взгляд на мальчика.
– Мне нравится ваш замок, – заявил Кендал. – Я хочу его осмотреть.
– Осмотришь, – пообещал барон.
– Когда?
– Скоро.
Вслед за принцессой мы прошли в столовую. Мне все здесь было хорошо знакомо. Барон сел у одного края стола, принцесса у другого, мы с Кендалом тоже расположились напротив друг друга. Стол был очень длинный, поэтому все мы будто бы затерялись среди такого обширного пространства.
Сначала подали суп. Его было легко есть, и он в данный момент являлся самой полезной для нас пищей. После четырех месяцев лишений нам предстояло лишь постепенно и осторожно приспосабливаться к перевариванию обычной пищи. При виде такого количества и так соблазнительно пахнувшей еды безумно хотелось наброситься на нее и взять реванш за все месяцы лишений, однако все мы, включая и Кендала, хорошо знали, что не имеем права поддаваться такому порыву.
– Расскажите о чудовищных испытаниях, которые вам пришлось пережить, – заговорила принцесса. – Мы, разумеется, знали, что барон в Париже, и очень боялись, что никогда уже его не увидим.
– Могу себе представить, как ты была шокирована, когда я все же вернулся, – холодно произнес барон.
Уголки ее рта нервно дрогнули, и его супруга улыбнулась, будто бы в ответ на шутку.
– Каждый день мы ожидали вестей от него, – продолжила она. – И не знали, что будет с нами. Эти ужасные немцы…
– Французы потерпели позорнейшее поражение, – изрек барон, – последствия которого будут самыми неблагоприятными для побежденных. Затем, я полагаю, они начнут отстраивать все разрушенное. И так до следующего раза…
– Барон не считает себя французом, – пояснила принцесса.
– Их тактика была ошибочна и порочна с самого начала, – продолжал он. – Феноменальная глупость, которая не могла окончиться ничем иным!
– А тут есть темницы? – поинтересовался Кендал.
– Есть, – ответил барон. – Я тебе их покажу.
– А в них кто-нибудь сидит?
– Не думаю. Впрочем, завтра сходим, посмотрим.
– Принцесса, хочу выразить вам сердечную благодарность за гостеприимство, – обратилась я к Мари-Клод.
– Ваш приезд – большая честь для нас, мадемуазельКоллисон, – ответила она, сделав ударение на слове «мадемуазель». – Под нашей крышей гостит столь выдающийся художник… «Люди создают королей, но только Бог может создать художника»… Мадемуазель сообщила мне об этом во время нашей первой встречи. Вы помните об этом, мадемуазель?
Я обратила внимание на то, что ее манера поведения была несколько вызывающей. И поняла, что она до сих пор боится барона. Она почти не изменилась с того первого вечера в ее доме, когда она под видом служанки явилась в мою спальню.
– Очень хорошо помню, – ответила я. – И повторяю, что мы с Кендалом безмерно благодарны.
Она развела руками.
– А куда же еще вам было ехать? Вы были рядом с моим мужем… страдали вместе с ним… как я поняла, исполняли обязанности его сиделки… и бежали из Парижа вы тоже вместе… Попробуйте эту рыбу. Ее выловили только сегодня утром и приготовили на пару, без всяких соусов. Мне объяснили, что первое время после подобных испытаний следует быть весьма разборчивыми в пище.
– Благодарю вас. Вы, вероятно, уже знаете, что барон любезно предложил нам пожить в Хижине, пока нам не представится возможность вернуться в Париж.
– Да, знаю. Ее необходимо будет привести в порядок, поскольку там уже давно никто не живет. Так что несколько дней вам придется пожить здесь… Я слышала, ваша мастерская в Париже пользовалась шумным успехом… до осады.
– Да. У меня было много заказчиков.
– Так много времени пролетело с тех пор, как мы виделись в последний раз. Шесть лет… или больше. Моему Вильгельму, должно быть, столько же, сколько и вашему малышу.
– Да, вы правы.
Барон по большей части молчал. Он пристально наблюдал за нами, но общался только с Кендалом, который хотел знать, будем ли мы защищать крепость, если сюда придут немцы.
– До последнего человека, – заверил его барон.
– А тут есть бойницы?
– Еще бы!
– А мы будем лить кипящее масло на головы захватчиков, если они пустят в ход тараны?
– И кипящее масло, и смолу, – кивнул барон.
Принцесса улыбнулась мне и пожала плечами.
– Все война, война… – вздохнула она. – Эти разговоры о войне… Я устала от войны. Мадемуазель Коллисон, после обеда я зайду в вашу комнату, и мы сможем поговорить на дамские темы. Вам понадобится одежда. Да и вообще много чего…
– Нам пришлось очень спешно покинуть Париж, – извиняющимся тоном произнесла я. – Поэтому ничего с собой не взяла.
– Мы сможем вам помочь.
– Быть может, – предположила я, – у вас есть портниха, которая могла бы как-то исправить положение. Деньги у меня есть…
– Я уверена, мы что-нибудь придумаем.
После рыбы подали вареную курицу. Я отметила тщательную продуманность меню. Это был первый наш настоящий обед за много месяцев, и я чувствовала, как ко мне возвращаются силы. На щеках Кендала заиграл легкий румянец. Я видела, что он получает несказанное удовольствие от наших приключений.
После обеда барон забрал его с собой, а мы с принцессой направились в мою комнату.
Когда за нами закрылась дверь, она изменилась буквально на глазах. Освободившись от образа владелицы замка, она превратилась в ту самую юную девушку, которую я когда-то знала.
– Странная штука – жизнь, – проговорила она. – Кто бы мог подумать, что мы еще встретимся! Я вспоминала о вас каждый раз, когда смотрела на миниатюры. Ну и, конечно же, наслышана о вашем салонев Париже. Вы и в самом деле прославились. Как много воды утекло…
– Пожалуй.
– Кейт, – опять заговорила она, – я ведь называла вас Кейт, не так ли? Вы понравились мне… да, понравились с самого начала. В вас ощущалась какая-то… независимость. «Мне все равно. Если я вас не устраиваю, ищите другого художника». У вас теперь есть ребенок. Полагаю, что его отец Бертран де Мортимер. И все же вы не вышли за него замуж… невзирая на ребенка.
– Нет, я не вышла за него замуж.
– Вы родили сына… не будучи замужем?
– Именно так.
– Смелый поступок.
– Мне ничего другого не оставалось.
– Почему Бертран не захотел на вас жениться? Мне казалось, он вас боготворил. Ах, эти мужчины… Настоящие животные.
– Это я не захотела выходить за него. Мы… э-э… оба не захотели связывать себя узами брака.
– Но вы родили ребенка. Из такого положения не так-то легко найти выход.
– У меня были друзья. А еще был salon, куда приходили самые разные люди. В том мире не уделяют столь много внимания условностям, как в этом… если вы понимаете, о чем я говорю.
– Понимаю. И очень хотела бы пожить в вашем мире. А малыш очарователен. Правда, его надо хорошенько откормить.
– Он провел четыре месяца в осаде. Когда удалось вырваться, мы уже были на грани голодной смерти.
– Вас вывез барон. Мой благородный супруг! Что он делал в Париже?
– Спросите у него сами.
– Он никогда мне ничего не рассказывает. – Было видно, что принцесса колеблется и что с ее губ уже готовы сорваться слова, не предназначенные для чужих ушей. Внезапно она как будто осознала, что ведет себя неосмотрительно, и поспешно произнесла: – Я пришлю вам одежду.
– А портниха?
– Потом. Вначале наденьте что-нибудь мое. Вы, правда, несколько выше меня и так исхудали… Но это, пожалуй, и к лучшему… Платья будут лучше сидеть. Я пришлю служанку с одеждой. – Она посмотрела на меня глазами, полными отчаяния. – Каждый раз, слыша о вашем салоне, я так завидовала. Так скучала по Парижу. Я ненавижу этот мрачный замок, где чувствую себя узницей. И так устаю… Приходится подолгу отдыхать. Это началось после рождения Вильгельма.
Она направилась к двери.
После сытного обеда мне снова захотелось спать. Я прилегла на кровать, но сон пропал. Теперь, когда мозг освободился от навязчивых мыслей о еде, я смогла трезво оценить ситуацию, в которой оказалась.
Здесь оставаться нельзя. Даже переселившись в Хижину, я все равно буду зависеть от барона, и долго мне этого не вынести. Нужно вернуться в Париж. Но как? Пройдет еще не один месяц, быть может, даже год, прежде чем можно будет надеяться на то, что у меня там будет работа.
Я вспоминала слова барона: «Ты должна думать о сыне».
Да, я должна думать о Кендале. Его интересы, конечно, прежде всего. Никакие личные соображения не имеют никакого значения. Главное – чтобы ему было хорошо. В конце концов, барон – его отец. Это совсем не то же самое, что принимать милости от чужих людей.
Служанка принесла три платья, несколько нижних юбок и кое-что из белья.
– Ее высочество просит вас примерить это, мадам.
Я поблагодарила ее и примерила платья. Они сидели не идеально, но все же это был выход из создавшегося положения. По крайней мере, до тех пор, пока мне не сошьют что-то новое.
Я испытала огромное облегчение, освободившись от одежды, которую не снимала уже несколько дней.
Переодеваясь, подумала: выбора нет, потому нужно покорно и безропотно принять то, что предлагает судьба. Я нуждаюсь как в отдыхе, так и в пище, мой мозг тоже переутомлен. Невозможно пройти через такие суровые испытания, утратить близкого друга и отца, четыре месяца голодать, находясь в осажденном городе, где за каждым углом подстерегала смерть, и не нуждаться в восстановлении сил.
А пока мы с Кендалом не пришли в себя, все остальные проблемы не стоят особого внимания.
* * *
Мы прожили в замке целую неделю, пока для нас готовили Хижину. Барон сказал, что мы должны отдыхать.
Его слово было законом, и никому даже не приходило в голову ставить его под сомнение. То, что он прибыл из Парижа в сопровождении двух женщин и ребенка, воспринималось как нечто вполне естественное, так как он захотел, чтобы это было воспринято именно так.
Впрочем, наше появление в замке можно было вполне вразумительно объяснить с позиций формальной логики. Барон находился в Париже по делам. Проходя по улице, он увидел, что падающая стена вот-вот раздавит лежащего на тротуаре ребенка. Заслонив мальчика собственным телом, он принял на себя удар обрушившихся кирпичей. Спасенный ребенок оказался сыном художницы, когда-то написавшей его миниатюру. Барон был тяжело ранен. Из-за хаоса, царящего на улицах Парижа, и отсутствия медицинского обслуживания художнице пришлось забрать его к себе и выхаживать на протяжении долгих месяцев осады.
Да, все это было вполне логично, но за исключением одной детали. Барон не мог, да и не хотел скрывать свою привязанность к Кендалу. Учитывая то, как он обращался с Вильгельмом, которого все считали его сыном, это выглядело очень странно. Более того, Вильгельм был маленьким и чернявым, с унаследованным от матери широким носом династии Валуа, что делало его совершенно непохожим на барона. Вначале он показался мне необычайно нервным ребенком, но вскоре я поняла, что эта его нервность во многом объясняется тем, как с ним обращаются. Мужчина, которого он считал своим отцом, вообще не замечал его, мать тоже была к нему равнодушна. Бедный ребенок, ему всеми возможными способами давали понять, что в его присутствии на этом свете никто особо не нуждается.
Поэтому, разумеется, не было ничего удивительного в том, что наше пребывание в замке вызывало всяческие пересуды. Кроме того, принцесса называла меня не иначе как мадемуазель Коллисон.Впрочем, когда я посетила этот замок шесть лет назад, меня именно так и звали, и многие слуги это помнили. Однако сходство между бароном и Кендалом с каждым днем становилось все более очевидным.
Так что, естественно, прислуга перемывала нам кости.
Это были очень странные дни. Думаю, если бы я была прежней Кейт Коллисон, то ни за что не осталась бы в замке. Но осада измотала меня гораздо сильнее, чем можно было предположить. И я все еще не оправилась после гибели Николь. Все, что произошло вслед за этим, на какое-то время притупило боль утраты, но теперь, когда нам все-таки удалось бежать из Парижа, мои мысли постоянно возвращались к ней. В тот же период времени умер и мой отец. Лишь теперь я начинала осознавать то, что больше никогда его не увижу. И оплакивала их обоих.
То, что Николь заботилась обо мне, выполняя поручение барона, теперь уже не имело никакого значения и никак не влияло на глубину моих чувств к ней. Она навсегда останется в моей памяти преданным, надежным и любимым другом. Только теперь я в полной мере осознала, какая пустота образовалась в моей душе после ухода этих двух близких людей.
Что же касается барона, то я старалась о нем не думать. Не скажу, что мне это действительно удавалось. Следовало признать то, что мои чувства к нему в значительной мере изменились. Я вспоминала, как он лежал в постели, мучаясь от боли и мужественно скрывая это. Я вспоминала нежность, озарявшую его лицо, когда я входила в комнату, его любовь к Кендалу. Он действительно любил мальчика, хотя к его любви и примешивалась изрядная доля гордости собственника. «Это мой сын!» Вот что он думал, глядя на Кендала. А внешнее сходство лишь подогревало эту гордость.
В глубине души я понимала, что он никогда не отпустит Кендала. Что это будет означать для меня?
Мое положение было безвыходным. Я со всей отчетливостью осознала это, лишь приехав сюда…
Барон хотел, чтобы его сын, его собственный сын был с ним. Мне казалось, что, будучи свободным, он попытался бы убедить меня выйти за него замуж. Я бы, разумеется, отказалась, но он все равно стремился бы к этому. Барон всегда азартно добывал все, что ему требовалось, и теперь ему требовался Кендал.
В замок прибыли два врача. Их пригласили взглянуть на искалеченную ногу барона. При этом он настоял, чтобы медики осмотрели также Кендала, Жанну и меня. Он хотел убедиться в том, что тяжкие лишения не отразились на нашем здоровье. Его заверили, что голод не причинил нам особого вреда, но для скорейшего восстановления мы нуждаемся в усиленном питании.
Да, это действительно так, и для меня не было большей радости, чем наблюдать за тем, как Кендал с каждым днем набирается сил.
Я совершала пешие прогулки, сначала в окрестностях замка, а потом постоянно увеличивая пройденное расстояние. И часто спускалась на берег рва, чтобы посидеть там в одиночестве, вспоминая тот день, когда барон подкрался сзади и увидел, что я рисую его…
И он вновь нашел меня там. Это случилось вскоре после нашего приезда.
Мы сидели, молча глядя на воду. Затем он заговорил:
– Мы спаслись, Кейт. Иногда у меня возникали опасения, что мы никогда не покинем тот дом…
– Я думала, вы все время верили в спасение.
– Это были мимолетные сомнения… Малыш быстро приходит в норму… быстрее, чем любой из нас.
– Он так молод.
– Он – де Сентевилль.
– Он также и Коллисон.
– Божественное сочетание.
– Мы не сможем надолго задержаться здесь, – проговорила я.
– Вы переедете в Хижину. Ты ее уже видела? Я покажу.
– Сейчас?
– Чуть позже. Давай вначале поговорим. Кейт, как же нам с тобой быть?
– Я переберусь в Хижину, а как только жизнь войдет в свое прежнее русло, мы вернемся в Париж.
Он рассмеялся.
– Как ты думаешь, сколько пройдет времени, прежде чем Париж оклемается после случившегося? Там хаос, уличные беспорядки и все такое прочее. Чернь поджигает дома. Когда, по-твоему, жизнь во Франции войдет в нормальное русло?
– Возможно, мне стоит вернуться в Англию… Открыть мастерскую в Лондоне.
– Я хочу, чтобы вы остались здесь.
– Здесь?!
– Ну… где-нибудь неподалеку. Я подыщу укромное место. И буду с тобой… большую часть времени.
– Вы хотите сказать, что я должна стать вашей любовницей?
– Можно и так сказать.
– А как можно сказать по-другому? Мой ответ – нет.
– Почему? Я хочу воспитывать мальчика. И думал о том, как узаконить… сделать его своим наследником.
– Но у вас уже есть наследник. Вильгельм.
– Ты же знаешь, что он не мой сын.
– Но ваш сын перед законом.
– Я не признаю такого закона.
– Увы, это делает весь остальной мир.
– Ты же знаешь, что представляет собой мой брак.
– Вы должны попытаться понять принцессу. И могли бы полюбить ее, если бы приложили к этому хоть какие-то усилия. Я ведь писала ее портрет. Это просто удивительно, как близко можно узнать человека, работая над его портретом…
– А я знаю только то, что не хочу быть с ней… даже видеть ее… Она навязала мне своего ублюдка. Самое худшее, что она могла сделать.
– Взгляните на все происшедшее ее глазами. Вам ведь должны быть хорошо понятны внезапные порывы души. Почему все считают, что мужчина имеет полное право поддаваться им, а вот для женщины это страшный грех?
– Потому что женские порывы подчас имеют весьма нежелательные последствия.
– Иногда мужчинам тоже приходится страдать от последствий.
– Что я и делаю.
– О да! Вы послали Николь на разведку, а затем, узнав, что я жду ребенка, разработали свой хитроумный план…
– Вот видишь, мне было не все равно. Я позаботился о том, чтобы у тебя не было недостатка в заказчиках, чтобы ты была в хороших руках… Делал все, что было в моих силах.
– Если не считать того, чего вы изначально не должны были делать.
– Ты мне когда-нибудь это простишь?
– Нет, – ответила я.
– Однако тебе все равно придется быть со мной, иначе кому еще ты будешь демонстрировать свое благородное негодование?
– Я знаю, что кажусь неблагодарной, но, учитывая все обстоятельства, вы должны меня понять. Если бы не малыш, меня бы здесь, конечно же, не было.
– Ты всегда ссылаешься на малыша.
– Если бы не малыш, я бы вам не была нужна.
– А вот тут ты ошибаешься. Даже если бы у тебя не было ребенка… Кейт, будь благоразумна. Ты ведь знаешь, что я хочу тебя… тебя одну. Ты мне нужна больше, чем ребенок. Мы могли бы родить и других детей, таких же чудесных, как Кендал. Ты что-то со мной сделала…
