Текст книги "Лорд-обольститель"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
– Сеансы позирования абсолютно необходимы, – твердо произнесла я. – И только я могу определять их длительность. Художник может обнаружить очень важную деталь… нюанс… но если модель уйдет раньше, чем эту деталь удастся запечатлеть… вы меня понимаете?
– Ах, вам придется решать эти вопросы с принцессой. Она еще так юна…
– Насколько мне известно, ей уже семнадцать лет.
Графиня кивнула и улыбнулась несколько растерянно.
– Ее воспитывали в отдаленном замке… И всего лишь несколько месяцев назад я взяла ее под свое крыло и привезла ко двору. Мне приходится…
Она замолчала, и я закончила за нее:
– Держать ее в строгости?
– Вот именно. Это большая ответственность… Я послала служанку, которая должна сообщить ей, что мы ждем… Принцесса вот-вот появится.
– Спасибо.
– Прошу вас присесть, мадемуазель Коллисон.
Я опустилась в кресло, не сводя напряженного взгляда с двери.
– Вы приехали из замка Сентевилль?
Это было сказано, чтобы заполнить паузу, так как она отлично знала ответ.
– Да, мадам.
– Должно быть, вы… э-э… провели много времени с бароном… я имею в виду сеансы.
– Да, господин барон был хорошей моделью. К тому же он очень интересуется искусством.
– Будем надеяться, что принцесса тоже вас порадует.
Она подошла к шнурку звонка и несколько нервно дернула его. Через некоторое время в комнату вошла служанка, одетая в черное платье с белым передником, как и моя вчерашняя гостья, но это была совсем другая девушка.
– Пожалуйста, пойдите к принцессе и сообщите ей, что мы с мадемуазель Коллисон ожидаем ее в гостиной.
– Да, мадам.
Девушка присела в реверансе и вышла.
Графиня опустилась в одно из кресел и предприняла очередную попытку развлечь меня разговором. Однако разговор получался натянутым, бессвязным и довольно бессодержательным.
– Она знает, что вы приехали вчера вечером, – произнесла она. – Я не могу себе представить… – Она прикусила губу, как будто пытаясь сдержать слова, не предназначенные для посторонних ушей.
– Надеюсь, она все же хочет получить эту миниатюру? – поинтересовалась я.
– Этого хочет барон. Ах, мадемуазель, на мне лежит такая большая ответственность…
В этот момент до нас донесся топот копыт, и графиня быстро подошла к окну.
Затем обернулась ко мне.
– Принцесса, – сказала она, – едет кататься верхом.
Я тоже подошла к окну и увидела стройную спину девушки, сопровождаемой красочной и довольно внушительной, по крайней мере, количеством всадников, кавалькадой.
Графиня беспомощно посмотрела на меня.
Я пожала плечами.
– Очень жаль. Хотелось начать сегодня же. Если вы покажете комнату, где мне предстоит работать, я приготовлю все необходимые материалы, а потом пойду прогуляюсь.
– Вы знаете Париж?
– Я здесь впервые.
– Возможно, следует дать вам кого-нибудь в провожатые.
– Благодарю вас, госпожа графиня. Я предпочитаю гулять в одиночестве.
Она заколебалась.
– Я понимаю, вам хочется побродить по городу… Вы хорошо ориентируетесь?
– Думаю, да.
– Не уходите слишком далеко от этого района. Вы можете спуститься по Елисейским Полям до садов Тюильри. Там очень мило. На вашем месте я не стала бы переходить на другую сторону реки. Через Сену переброшено очень много мостов, но… Держитесь этой стороны, и, если заблудитесь… возьмите fiacre… и вас привезут обратно, на улицу Фобур Сент-Оноре.
– Большое спасибо. Я так и поступлю.
– Прошу прощения за поведение принцессы. – Графиня пожала плечами. – Она привыкла делать только то, что хочет. Вам, наверное, сложно это понять…
– Я все понимаю и с удовольствием познакомлюсь с ней позже.
Вернувшись в свою комнату, я собрала все, что могло понадобиться для сеансов. Затем меня провели в комнату, где предстояло работать. Нечто вроде мезонина. Идеальное место, подумала я, потому что помещение было залито ярким солнечным светом. Затем разложила по местам краски, кисти и маленькую палитру, приготовила основу для портрета и вернулась к себе.
У нашей принцессы хорошее воображение и плохие манеры, подумала я. Но, возможно, она вполне искренне считает, что титулованная особа так и должна себя вести. Зато я кое-что уже знаю о ней, хотя пока не удалось завести личное знакомство.
Теперь меня ждал шумный Париж. Это был поистине колдовской город! Я без памяти влюбилась в широкие бульвары, ажурные мосты, величественные дворцы и соборы. Меня очаровали уличный шум, беспрестанная суета, смех и музыка, что доносилась из открытых дверей многочисленных кафе, возле которых на тротуарах стояли столики под пестрыми зонтиками. Здесь во всем сквозила безоглядная любовь к жизни, главная ценность которой заключалась в ней самой, а не в каких-то ее результатах…
Мне не потребовался экипаж, чтобы найти дорогу домой. Я вернулась совершенно самостоятельно, как выяснилось, отлично ориентируясь в незнакомом городе.
Утро выдалось весьма приятным, и я была искренне благодарна за него этой невоспитанной принцессе.
* * *
Обед подали в мою комнату, опять на подносе. Видимо, мне и впредь предстоит принимать пищу в одиночестве. Должно быть, эти люди понятия не имеют, как со мной следует обращаться, считая чем-то вроде служанки. В замке все было по-другому, там к художникам относились с уважением.
Впрочем, это не имело особого значения. Я собиралась написать портрет принцессы, а затем, прежде чем приступать к другим заказам, съездить домой. Вот и все.
После обеда пришла madame la gouvernanteс сообщением о том, что принцесса и ее эскорт все еще не вернулись. Стало известно, что они отправились в Сен-Клу. Вероятно, принцесса все же скоро вернется, а значит, мне лучше не выходить из дома, чтобы иметь возможность познакомиться со своей моделью, если она, конечно, изъявит подобное желание.
Мне не осталось ничего иного, как принять это условие, но сообщение о том, что принцесса ждет меня в мезонине, поступило лишь в четыре часа пополудни.
Я сразу же направилась туда. Она стояла у окна, глядя на улицу, и не обернулась, когда я вошла. Очень яркое красное бальное платье, плечи обнажены, а длинные темные волосы распущены. Со спины она походила на ребенка.
– Принцесса… – произнесла я.
– Входите, мадемуазель Коллисон, – ответила она. – Можете приступать.
– Это невозможно. Слишком мало света.
– Вы это о чем? – Она резко повернулась. Мне показалось, что я ее уже где-то видела. И тут же все поняла. Распущенные волосы и красное бальное платье изменили ее образ, сделав совершенно непохожей на вчерашнюю девушку в черном платье и белом переднике.
Значит, она любит розыгрыши, подумала я. Да, легкой жизни в этом доме ждать, пожалуй, не стоит.
Я подошла и слегка наклонила голову, вовсе не собираясь делать реверансы перед этим капризным ребенком. В конце концов, королевская семья во Франции после революции утратила почти все свои привилегии.
– Видите ли, принцесса, – начала объяснять я, – для такой тонкой работы мне необходимо максимально яркое освещение. Я работаю только по утрам. Иногда и днем, но только в солнечную погоду, а сегодня пасмурно.
– Быть может, нам следует поискать художника, который согласится работать в любое время, – высокомерно произнесла она.
– Это вам решать. Я могу лишь сказать, что сегодня сеанса не будет. Если вы не собираетесь утром на верховую прогулку, мы могли бы начать завтра… скажем, в десять часов.
– Я не знаю.
– А я не могу находиться здесь бесконечно долго.
– Ну что ж, посмотрим… – неохотно протянула она.
– Быть может, вы позволите мне поговорить с вами сейчас. Я должна немного знать свою модель, прежде чем приступать к портрету. Можно присесть?
Она кивнула.
Я принялась изучать ее лицо. Широкий нос, характерный для династии Валуа, хотя и подтверждает ее происхождение, совершенно не соответствует современным представлениям о красоте… Глаза маленькие, но живые… Губы капризно надуты, но, возможно, это не является их постоянной характеристикой, а зависит от настроения… В принципе, с нее можно написать очаровательный портрет. Лицо сияет юностью и свежестью, кожа очень гладкая, а зубы – ровные и белые. Если бы только удалось заставить ее улыбаться… А вот цвет платья совершенно не к лицу…
– Вам придется снабдить меня носом получше, – заявила она.
Я рассмеялась.
– Я хочу написать вашпортрет.
– Это означает, что на портрете будет изображена уродина.
– Ничего подобного. Я вижу вполне реальные возможности.
– Что вы имеете в виду… под возможностями?
– Вы когда-нибудь улыбаетесь?
– А как же!.. Когда мне весело.
– Прекрасно. У вас очень красивые зубы. Зачем же их скрывать? Очаровательная улыбка зрительно укоротит нос, а если вы широко и заинтересованно раскроете глаза, они станут ярче и больше. Но платье никак не годится.
– Оно мне нравится.
– Что ж, это весьма уважительная причина. Изобразим именно это платье, так как оно нравится вам.
– Но не вам?
– Нет. Красный – это не ваш цвет… впрочем, как и черный, который вы избрали вчера вечером.
Принцесса зарделась и расхохоталась. Теперь она казалась почти хорошенькой.
– Вот так лучше, – одобрительно произнесла я. – Если бы мне удалось запечатлеть вас такой…
– Вы сделали вид, что не узнали меня.
– Я вас мгновенно узнала.
– Но не вчера вечером.
– А как могло быть иначе? Я ведь до того ни разу не видела принцессу…
– А когда увидели меня здесь…
– То сразу же узнала.
– А что вы подумали вчера вечером? Из меня вышла хорошая служанка?
– Нет. Ужасно нахальная.
Она опять засмеялась, и я к ней присоединилась.
– Видите ли, я не хочу, чтобы вы писали этот портрет, – заявила она.
– Я это уже поняла.
– И вообще ненавижу эту затею. – Внезапно ее лицо сморщилось и она стала похожа на испуганного ребенка. – Ненавижу все это…
Мое отношение к ней изменилось кардинальным образом. Как жаль ее… Бедное невинное дитя, доставшееся этому ужасному человеку!
– В этом причина вашей неучтивости сегодня утром?
– Неучтивости?
– Вы отправились на верховую прогулку, хотя было решено, что утром состоится первый сеанс.
– Я не усматриваю в этом никакой неучтивости. Мы не должны соблюдать этикет в отношении…
– Слуг, – закончила за нее я. – Или каких-то там художников… но, возможно, художники – это те же слуги.
– Они приезжают, чтобы работать на нас… и им за это платят.
– Знаете, что сказал по такому поводу один из самых великих ваших королей?
– А-а… история!
– Это высказывание имеет самое прямое отношение к данной ситуации. Он сказал: «Люди создают королей, но только Бог может создать художника».
– Что это значит? Я думала, что Бог создал нас всех.
– Это значит, что Бог наделяет даром творения лишь немногих избранных людей, а самые великие из них стоят выше королей.
– Что-то в этом роде провозглашалось во время революции.
– Напротив, это сказал один из самых больших деспотов в вашей истории – Франциск Первый.
– Вы, похоже, очень умны.
– Просто хорошо знаю свое дело.
– Барон сказал, что вы талантливы.
– Ему понравилась моя работа.
– Вы написали его портрет. Он вам позировал.
– Именно так и было, и я рада, что он оказался хорошей моделью.
– Наверное, мне тоже придется вам позировать.
– Именно для этого я здесь. Я бы хотела увидеть вас в синем. Пожалуй, этот цвет вам больше к лицу. Он подчеркнет красоту вашей кожи.
Кончиками пальцев она коснулась своего лица. Как же она юна! – подумала я и простила ей как вчерашний маскарад, так и сегодняшнюю грубость. Передо мной стоял всего лишь растерянный ребенок.
– Давайте вместе выберем для вас платье, – предложила я. – быть может, у вас есть какое-то любимое. Сама я выбрала бы синее, но, быть может, мы найдем что-то еще.
– У меня очень много платьев, – проговорила она. – Я была представлена императрице. Надеялась, что мне удастся повеселиться в Париже, но решение барона жениться на мне разрушило все планы.
– Когда состоится венчание?
– Очень скоро. В следующем месяце… в день моего рождения. Мне исполнится восемнадцать.
Внезапно принцесса взглянула на меня и умолкла. Должно быть, она охотно делится своими секретами. Бедная девочка! За короткое время я так много о ней узнала, и прежде всего то, что она одинока и ей страшно.
– Как вы смотрите на то, чтобы выбрать платье прямо сейчас? – предложила я. – Тогда можно было бы начать работу над портретом уже завтра утром. Хорошо бы пораньше… часов в девять. В это время самое лучшее освещение. Как я понимаю, миниатюра будет помещена в такую же оправу, как и та, на которой изображен барон. Золотую, инкрустированную бриллиантами и сапфирами. Это необыкновенно красиво, как вы сами уже убедились. Вот одна из причин того, что я предлагаю вам надеть синее платье.
– Хорошо. Пойдемте.
Она решительно направилась к лестнице. Я последовала за ней. Ее спальня была поистине грандиозна. Там преобладали белый и золотистый цвета, пол устилали пушистые ковры, а стены украшены изумительными гобеленами.
– Во время революции дом был наполовину разрушен, – рассказывала она. – Но император сделал все для того, чтобы вернуть столице ее былую красоту. Сейчас Париж сравнивают с фениксом, восставшим из пепла.
– Вам повезло жить в таком прекрасном доме.
– Многие люди счастливы и без прекрасных домов. На днях, катаясь верхом, я увидела в окне модной лавки девушку. Она примеряла шляпку. С ней был молодой человек. Он посмотрел на нее, а потом поцеловал. Девушка выглядела счастливой, и я подумала, что она гораздо счастливее меня. Мне захотелось узнать, выйдет ли она замуж за того молодого человека, который ее поцеловал. Наверняка она сама его выбрала…
– Мы ничего не знаем о жизни других людей, – заметила я. – Вот я, например, когда-то завидовала девушке из кондитерской. Она продавала пирожные и выглядела совершенно очаровательно среди буханок свежевыпеченного хлеба и причудливо украшенных тортов. У меня тогда была очень строгая гувернантка, а мне никак не давались арифметические примеры. Я ненавидела арифметику, и когда увидела девушку, продающую пирожные, то сказала себе: а вот ейне приходится решать эти отвратительные примеры. Как бы я хотела поменяться с ней местами! Но через несколько недель эта лавка сгорела дотла, красивая девушка оказалась внутри ее и тоже сгорела.
Принцесса смотрела на меня с явным недоверием.
– Так что, – продолжала я, – никогда и никому не следует завидовать. Или желать поменяться местами с кем-то, кого совсем не знаете. Если вам не нравится то, что происходит, найдите выход из этой ситуации или смиритесь с ней… в зависимости от того, что для вас предпочтительнее.
– Почему… та девушка сгорела? Почему возник пожар в кондитерской?
– Наверное, неисправные печи… Кто знает… Но я извлекла из этого урок, которым сейчас делюсь с вами. А теперь давайте выбирать платье.
Платьев оказалось великое множество. Я выбрала зеленовато-синее шелковое платье, которое, как мне показалось, должно было хорошо сочетаться с сапфирами, и предложила ей примерить его.
Она с готовностью исполнила мою просьбу. Платье оказалось именно тем, что требовалось.
– Так мы договорились? Девять – это не слишком рано?
– Девять тридцать.
Я поняла, что она придет.
* * *
Так началось мое знакомство с принцессой Мари-Клод де Креспиньи. Мы быстро подружились. Ей импонировало мое толерантное отношение к резким сменам ее настроения. Я не сетовала на них, но никогда не опускалась до подобострастия. Просто не обращала внимания. Я приехала писать портрет и стремилась к наилучшему результату. Мы сблизились уже во время первого сеанса. Она очень много говорила, а именно это мне и было нужно. В ее образе сквозило что-то необычайно притягательное и женственное. Я собиралась отразить это в своей миниатюре. Она будет дополнять неуступчивого и властолюбивого барона, которому предстояло стать ее мужем. Эти миниатюры будут подчеркивать контраст между сильным, мужественным мужчиной и необыкновенно женственной девушкой. Очаровательные миниатюры будут оправлены в золото, бриллианты и сапфиры. Как мужчина, так и девушка будут изображены в одежде синего цвета, того прелестного оттенка, который принято называть небесным.
Я начинала получать удовольствие от работы. Просто сидеть и писать портрет, не пытаясь делать это тайком от своей модели, как в Сентевилле. Ах, Сентевилль, такое больше никогда не повторится! Я рассмеялась, вспомнив обо всех наших ухищрениях, в то время как барону все было хорошо известно…
– Вы улыбаетесь, мадемуазель Коллисон. Мне известна причина этого. Вы думаете о Бертране де Мортимере.
– Бертране де Мортимере, – пробормотала я, краснея.
Увидев мое смущение, она пришла в восторг.
– О да, я слышала, что он вас сюда привез. И еще он сказал, что заедет к вам. Очень красивый молодой человек. Мне кажется, он вам должен очень нравиться.
– Он мне действительно нравится.
– Вы выйдете за него замуж, мадемуазель Коллисон?
Я заколебалась, а она воскликнула:
– Конечно, выйдете! Это будет замечательно. Вы станете француженкой. Женщины меняют свое подданство, когда выходят замуж, не так ли? Они принимают подданство мужа. Почему мужчины не принимают подданство своих жен?
– Очень серьезный вопрос, – ответила я. – Считается, что женщины во всем уступают мужчинам. Но мир меняется. Вот, например, я… полноправный художник, хотя и женщина.
– Я слышала, что вначале вы якобы помогали отцу и что это он считался автором портрета…
– Все изменилось благодаря барону. Он разбирается в искусстве, и ему нет дела до того, кто является автором, если перед ним действительно достойное произведение.
– Скажите, что вы думаете о бароне.
Ее настроение изменилось. Оно стало почти угрюмым. Я не хотела, чтобы такое выражение лица испортило миниатюру.
– Большой ценитель искусства.
– Я не об этом.
Она пристально посмотрела на меня, а затем заявила:
– Я не хочу выходить за него замуж. Не хочу ехать в замок. Не хочу. Иногда мне кажется, я готова на все… абсолютно на все, лишь бы только избежать этого.
– Вы хорошо его знаете?
– Я видела его трижды. Первый раз при дворе, когда нас представили друг другу. Тогда он не обратил на меня никакого внимания. Но моя кузина, графиня, сказала, что барон хочет на мне жениться. Еще она сказала, что он хорошая партия для меня, в особенности учитывая наши финансовые трудности. Деньги… все решают деньги. До революции о них никто не думал, во всяком случае, так говорят. А теперь почти у всех проблемы с деньгами… У людей вроде нас… Барон богат. Нашей семье нужны деньги. Я принцесса, и ему это импонирует. Моей бабушке удалось избежать гильотины. Она на некоторое время уехала в Англию и там родила ребенка. Это был мой отец. Принц. Так что при рождении я стала принцессой… Без денег, конечно. Зато у меня ужасно благородное происхождение. Видите ли, барон хвастает тем, что он – потомок викингов, но это не мешает ему стремиться к женитьбе на особе королевских кровей. И еще дети. Мне придется рожать много детей. Барон считает, что пришла пора жениться и завести детей. Поскольку я принцесса, то, по его мнению, достойна стать их матерью…
– Знакомая история, – заметила я. – Она повторяется из века в век и из поколения в поколение. При этом зачастую имеет счастливый конец. Браки по расчету бывают довольно удачными.
– А выхотели бы выйти замуж за барона?
Я не успела совладать с эмоциями, и по моему лицу пробежало выражение отвращения, которое принцесса не преминула отметить.
– Вот-вот. Вы ответили… хотя не произнесли ни слова. Вы его видели, какое-то время работали над его портретом, знаете, каков он. Иногда меня посещает ужасный ночной кошмар. Я лежу посередине огромной кровати, а он приближается… И вот он совсем близко… наваливается на меня и… О, как я ненавижу его… ненавижу!
– Все будет происходить совсем не так, – успокаивающе проговорила я. – Несмотря на все недостатки, у барона наверняка хорошие манеры… э-э, я имею в виду в постели.
– Что вы знаете о его манерах в постели?
Я поспешно признала, что ничего.
– В таком случае как вы можете о них говорить? Я так боюсь этого брака. Даже если я привыкну, все будет так ужасно… мне придется терпеть эту боль… рожать этих детей, не говоря уже об их зачатии.
– Моя дорогая принцесса, мне кажется, вы стали жертвой каких-то жутких слухов.
– Я знаю, как зачинаются дети. Знаю, как они рождаются. Быть может, ничего страшного, если все это происходит в общении с человеком, которого любишь. Но когда ненавидишь… и знаешь, что ты ему даже не нравишься… а тебе приходится терпеть все это годами…
– Что за странный разговор!
– Я думала, вы хотите узнать меня поближе.
– Это так, и я хорошо понимаю, что вы чувствуете. Очень жаль, что я ничем не могу помочь.
Она улыбнулась мне, и эта улыбка была такой милой и жалобной, что я подумала: если бы мне удалось запечатлеть принцессу именно такой, она была бы прекрасна.
– Кто знает? – произнесла она. – По крайней мере, я могу беседовать с вами.
Такими вот были наши беседы, и это означало, что дружба крепнет и что я нравлюсь ей все больше.
Она была пунктуальна, исправно являлась на все сеансы и охотно беседовала со мной после их окончания.
Теперь я принимала пищу в обществе принцессы и графини. Как-то принцесса с важным видом сказала графине, что к художникам следует относиться с уважением. Их создает Господь, а королей – всего лишь люди.
Серьезная девушка. Мне казалось, что у нее было довольно грустное детство. Будучи сиротой, она переходила от одних родственников к другим, вынужденным считаться с нею лишь благодаря ее титулу…
После каждого сеанса она смотрела на портрет. Мне было приятно, что он ей нравится.
– Мой нос кажется на несколько дюймов укороченным, – комментировала она.
– Если бы это было так, его бы тут вовсе не было. На таком крошечном портрете ничтожная доля дюйма определяет, какой у вас будет нос – крючком, курносый или еще какой…
– Вы такая талантливая! Мое изображение гораздо привлекательнее, чем я есть на самом деле.
– Я так вижу. Вас очень украшает улыбка.
– Вот почему вы все время заставляете меня улыбаться.
– Я хочу, чтобы вы улыбались на портрете, но ваша улыбка мне нравится независимо от этого. Так что я хотела бы, чтобы вы почаще улыбались. Даже если бы я не писала ваш портрет.
Принцесса не говорила, что ей нравятся сеансы позирования, но это было ясно и без слов. Она больше не пропустила ни одного, а однажды даже сказала:
– Мадемуазель Коллисон, я вас очень прошу, не торопитесь заканчивать эту миниатюру.
Она хотела знать, что я намерена делать после завершения работы. Я сказала, что вначале поеду домой. Описала ей Коллисон-Хаус и его окрестности. Она слушала с живым интересом.
– Но вы же вернетесь во Францию?
– У меня здесь есть несколько заказов.
– И выйдете замуж за Бертрана де Мортимера.
– В будущем.
– Везет вам. Хотела бы я выйти замуж за Бертрана де Мортимера.
– Вы же его не знаете.
– Знаю. Я с ним несколько раз встречалась. Он красивый, обходительный… и добрый. Наверное, вы влюблены друг в друга.
– Полагаю, это достаточно веская причина для замужества.
– Вам не грозит брак по расчету.
– У меня нет громких титулов, а он, насколько я знаю, не слишком богат.
– Счастливые люди!
Принцесса вздохнула и снова погрустнела.
На следующий день она пришла на сеанс в крайне возбужденном состоянии.
– Я все расскажу сразу, – заявила она. – Нас пригласили на fкte champкtre. Вы знаете, что это такое?
– Моего знания французского языка достаточно, чтобы догадаться.
– Как это звучит по-английски?
– Ну… вылазка… пикник.
– Пикник. Мне это нравится. Пикник. – Она повторила это слово еще раз и засмеялась. – Но fкte champкtreзвучит намного красивее.
– Согласна. Но расскажите мне об этом пикнике, на который вас пригласили.
– Это будет возле дома семьи Л’Эстранж, в их саду. Нас пригласила Иветта Л’Эстранж. У них очаровательный дом неподалеку от Сен-Клу. Они устраивают такой праздник каждый год. В саду ставят столы… еще там есть река, можно кататься на лодках и смотреть на лебедей. Это очаровательно. Иветта Л’Эстранж приглашает на этот… как вы сказали?.. пикник… самых лучших музыкантов.
– Вы приятно проведете время.
– И вы тоже.
– Я?
– Когда я сказала нас, то не имела в виду графиню. Нас с вами. Всем не терпится познакомиться со знаменитой художницей. О вас говорит весь Париж.
– Я вам не верю.
– Вы хотите сказать, что я лгу, мадемуазель? Позвольте сообщить вам, что барон так доволен миниатюрой, которую вы для него написали, что всем о ней рассказывает. И очень многие теперь сгорают от желания познакомиться с вами.
Я была потрясена. И не знала, следует ли мне радоваться или огорчаться. Пока я не доказала, на что способна, не нужно жаждать шумной славы. Миниатюра барона была подлинным успехом, но хотелось убедиться, что я способна повторить его. Желательно, чтобы известность возрастала постепенно. В то же время слышать восторженные похвалы было чрезвычайно лестно.
– Что вы наденете? – пожелала знать принцесса. – У вас ведь наверняка нет с собой специального платья для fкte champкtre.
Я согласилась с тем, что, видимо, нет, и она сказала, что ее портниха могла бы за один день сшить для меня подходящее платье. Оно должно быть достаточно простым… как того требовал данный случай.
– Что-то вроде Марии-Антуанетты в роли пастушки, – заметила я.
– Похоже, вы неплохо знаете нашу историю. Гораздо лучше, чем я.
– Возможно, она еще заинтересует вас и вы захотите знать больше.
– Но я знаю совершенно точно, какое вам нужно платье. Муслиновое, в цветочек… вам пойдет зеленый цвет… и белая соломенная шляпа с зелеными лентами.
Она оказалась верна своему слову, и на следующее утро платье было готово. Правда, оно было сшито не из муслина, а из тонкого хлопка, по которому были рассыпаны не цветочки, а маленькие зеленые колокольчики. Но это не имело значения. Было очень трогательно наблюдать, какие усилия принцесса прилагает к тому, чтобы на fкte champкtreя выглядела, как положено.
Мы поехали в одном экипаже. В ней чувствовалась какая-то бесшабашность, которая меня несколько озадачивала. Какой же она еще ребенок, думала я, если подобное развлечение способно вытеснить из ее сознания все горькие мысли о предстоящем замужестве. Было ясно, что она умеет жить сегодняшним днем, и это меня только радовало.
Погода была теплой и солнечной. Меня сердечно приветствовала Иветта Л’Эстранж, красивая молодая женщина, намного моложе своего мужа. Еще там был ее пасынок Арман, лет, наверное, двадцати.
Ко мне подходили разные люди, говорившие о том, что им хорошо известно, какой замечательный портрет я написала для барона де Сентевилля. Им также не терпелось взглянуть на портрет, над которым я работала сейчас.
Все это очень приятно.
В саду были расставлены столы, и слуги уже начинали сервировать их. Легкий ветерок играл белыми скатертями. Из больших корзин извлекались котлеты, холодная оленина, цыплята, пирожки и сладости. В бокалах искрилось вино.
И тут меня подстерег сюрприз.
За спиной кто-то произнес:
– Быть может, сядем рядом?
Я резко обернулась. Мне улыбался Бертран.
Он взял мои руки и крепко сжал их. Затем поцеловал меня в каждую щеку.
– Кейт, – произнес он, – как же я рад вас видеть!
– А вы…
– Знал ли я, что вы будете здесь? – Он кивнул. – Иветта Л’Эстранж – близкая подруга моей матери. Она тоже здесь. С моим отцом и сестрой. Они очень хотят познакомиться с вами, только не могут понять, что во мне могла найти такая знаменитая леди.
– Знаменитая! – воскликнула я. – Да ведь это только после того, как… – Я запнулась, не желая упоминать барона в такой день. Ведь он предназначался исключительно для веселья.
Погода была просто идеальной. Солнце пригревало, но не палило. Элегантные мужчины и женщины… они все были такими красивыми, и так милы со мной. Прекрасный день.
Меня очень тепло приняла семья Мортимеров. Только теперь стало ясно, что я действительно хочу этого замужества. Я впервые в полной мере ощутила такую уверенность. Прежде казалось, что я попросту поддалась влиянию свежих впечатлений и приняла симпатию за любовь. К тому же все вокруг коренным образом отличалось от того, к чему я привыкла с детства, потому была ошеломлена, ослеплена, сбита с толку обычаями другой страны и людьми, ничуть не похожими на тех, которые окружали меня в Фаррингдоне. Но сейчас я почувствовала себя здесь как дома, и это ощущение подарила мне семья Бертрана.
Я долго беседовала с его матерью, которая сказала, что хорошо понимает мое нежелание спешить со свадьбой. Она объясняла это и нетерпеливому Бертрану.
– Все случилось очень быстро, моя дорогая. Вас просто закружил водоворот событий. Поезжайте домой и расскажите там обо всем… и тогда, на большом расстоянии, поймете, насколько все это соответствует вашим представлениям о супружеском счастье, – сказала она.
Я была в восторге от нее. Мне несказанно понравились отец и сестра Бертрана. Они держались так естественно и непринужденно, хотя были чрезвычайно элегантны. Среди них я чувствовала себя счастливой.
– Вы должны привезти к нам в гости своего отца, – сказал отец Бертрана. – Наши семьи должны познакомиться и породниться.
– Мне это кажется великолепной идеей, – ответила я.
Здесь уже накапливались новые заказы, но прежде всего я хотела съездить домой, потому что меня тревожили мысли об отце.
Мать Бертрана горячо одобрила это стремление.
День был безоблачным и наполнял душу ликованием. Казалось, я знаю, какое будущее меня ожидает, и была счастлива. Почти.
Но ближе к вечеру произошли события, немного встревожившие меня. Мы с Бертраном решили взять лодку, чтобы прокатиться вниз по реке. Я расположилась на корме в тени зонтика, а Бертран сел на весла. Он весело улыбался и говорил о нашей будущей совместной жизни. Постепенно мы перешли на «ты».
– Мы будем небогаты, – произнес он с мягкой улыбкой. – Но ты будешь продолжать заниматься живописью и заработаешь много денег.
– Надеюсь, у меня получится.
– Однако ты будешь это делать не ради денег, а из любви к искусству, верно? Кейт, я хочу, чтобы ты была счастлива, поэтому никогда не встану между тобой и искусством. Одна из комнат в Мортимере будет твоей студией.
– Великолепно.
Поистине замечательный день.
– Ты объяснишь, как там все должно быть, когда приедешь погостить к нам. Мама сказала, что ты пообещала приехать… вместе с отцом. Быть может, тогда мы обо всем подробно и поговорим.
– О студии?
– О нашей свадьбе. И о студии тоже.
– Хорошо бы найти похожую на «солнечную» комнату в Сентевилле.
Это было бестактно. Я бросила зловещую тень на идеальный во всех отношениях день. Мне не следовало упоминать Сентевилль.
Бертран нахмурился, и я увидела в его глазах гнев. Сжав кулаки, он произнес:
– Я хотел бы его убить.
– Не думай о нем… в такой чудесный день.
Но Бертран не мог не думать.
– Если бы ты только видела! Он сидел и улыбался. «Я хочу пристроить ее, – говорил он. – Я люблю Николь. Тебе она тоже нравится. Ты от этого только выиграешь…» Я не верил своим ушам.
