Текст книги "Лорд-обольститель"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
– Забудь, – мягко проговорила я. – Все это уже в прошлом. Ты ему ясно дал понять, что такое предложение попросту подло и низко.
– Я думал, он меня убьет. Ему ведь нечасто приходится с таким сталкиваться. Я сказал: «Оставь себе своих использованных любовниц. Я не прикоснусь ни к одной женщине, побывавшей в твоей постели. Меня будет тошнить от одного ее вида. Я постоянно буду представлять ее вместе с тобой…»
– Забудь, – взмолилась я. – С этим навсегда покончено.
Но Бертран не мог остановиться.
– Он сказал: «Не будь глупцом и женись на моей любовнице. Это сделает тебя человеком». И тут я будто сошел с ума. Я кричал: «Никогда, никогда, никогда…» А потом ушел. Думаю, с ним еще никто так не разговаривал.
– Ты сказал все, что должен был сказать. А теперь забудем о нем. Тебе незачем с ним встречаться, ты больше никогда его не увидишь. Он может попытаться навредить тебе. Но как? Финансово? Ерунда. Нам не нужны его деньги. Я буду писать миниатюры. Нас ждет прекрасная жизнь.
Он улыбнулся мне и продолжил грести, но уже молча.
День утратил свое очарование.
Второе происшествие касалось принцессы.
Я увидела ее, когда она выходила из рощицы на берегу реки, держа за руку Армана Л’Эстранжа. Раскрасневшаяся и безмерно счастливая. Она держалась так, будто бросала вызов всему миру, при этом давая понять, что ей нет до него никакого дела. На какое-то мгновение мне стало страшно, но потом я сказала себе: она всего лишь дитя.
На обратном пути мы молчали. Проехали Булонский лес, миновали Триумфальную арку, и я думала о том, как прекрасен этот город даже в глубоких сумерках. Наконец мы приблизились к особняку на улице Фобур Сент-Оноре.
Принцесса нарушила молчание.
– Какой волнующий день! Мне кажется, для нас обеих. Теперь все решено. Вам суждено стать мадам де Мортимер. Что же касается меня… кто знает?
Она была так счастлива. Я не собиралась дважды за один день совершать одну и ту же ошибку, упомянув барона.
* * *
На следующий день после fкte champкtreпринцесса чувствовала себя плохо. Она была бледной, вялой и угрюмой. Бедная девочка, думала я. Ее так тревожит грядущее замужество, и никак не удается забыть о том, что оно неотвратимо приближается. Сейчас она никак не походила на хорошенькую девушку, которая начинала проявляться на миниатюре. Мари-Клод не была красавицей, черты ее лица неправильны, а нижняя часть его казалась тяжеловатой. Только радость делала ее привлекательной, и когда я вспоминала о лучащейся счастьем девушке на fкte champкtre,она и близко не напоминала эту бледную тень в углу громадной кровати.
Мари-Клод не выходила из своей комнаты, так что сеансы пришлось отменить.
Однако она просила меня посидеть с ней, что я с радостью делала. Временами казалось, что она готова довериться мне, но я не подталкивала ее к этому, зная, что разговор пойдет прежде всего о страхах, связанных с грядущим замужеством, а тут я ничем не могла помочь. Продолжать утверждать, что браки по расчету зачастую оказываются счастливыми, было чересчур банально. Я пыталась поставить себя на ее место. В подобной ситуации следовало бы активно действовать, но разве я имела право подстрекать к бунту эту беспомощную маленькую принцессу?
Я беседовала с ней на разные темы, рассказывала о своем доме, о жизни, которую мы вели в Фаррингдоне, и подчас мне удавалось вызвать улыбку на ее губах.
После обеда я обычно отправлялась на прогулку. Париж все больше очаровывал меня. Я наслаждалась общением с этим сказочным городом. Мари-Клод считала меня отчаянной авантюристкой, так как сама она выходила из дому только в сопровождении компаньонки. Я чувствовала себя свободной и независимой, хотя и выполняла чьи-то там заказы… Если задуматься, то барон ведь очень много для меня сделал. Он не только признал мой талант, но помог стать на ноги, а посему, конечно же, заслуживал моей благодарности.
Я осознавала то, что слишком много думаю о нем. Он вторгся даже в очаровательный день пикника и бросил на него уродливую тень. Из-за него страдала бедняжка Мари-Клод. Я была уверена, что причиной ее болезни являются мрачные предчувствия и тревоги. Однако ее нездоровье предоставило мне возможность ближе познакомиться с Парижем, поскольку продлевало мое пребывание в этом городе. Я об этом не сожалела еще и потому, что меня немного беспокоила миниатюра. Она должна быть ничуть не хуже той, что я написала для барона. К моему удивлению, его портрет дался мне легче, чем эта работа, которая представлялась мне поначалу гораздо более простой…
Каждый день я выходила из дому ровно в два часа и отправлялась по намеченному маршруту. Елисейские Поля, Лувр, а затем Люксембургский сад. Самое сильное впечатление произвел на меня собор Парижской Богоматери. Войдя туда впервые, я испытала сильнейшее волнение. Там царил загадочный мрак и пахло ладаном. Было понятно, что для более детального знакомства со знаменитым собором мне придется возвращаться сюда снова и снова, пока существует такая возможность. Все, что я когда-либо слышала об этом месте, заполнило до отказа мое сознание. Я вспомнила, что наш отечественный Генрих Шестой был коронован здесь в качестве короля Франции более четырехсот лет назад. Позже Генрих Наваррский венчался здесь с Маргаритой Валуа, причем у самого входа, а не у алтаря, потому что как гугеноту ему не было позволено войти внутрь. Сразу после этой свадьбы разразилась страшная Варфоломеевская ночь [14]14
Ночь на 24 августа 1572 года, иначе называемая Парижской кровавой свадьбой: в эту ночь в Париже было убито около 2000 гугенотов, собравшихся в столицу Франции на празднование брака своего вождя, Генриха Наваррского, с Маргаритой Валуа, сестрой Карла IX.
[Закрыть]. Двадцать лет спустя, когда тот же Генрих занял город, он заявил, что это событие вполне стоит мессы.
Меня пленили омерзительные химеры, и я долго разглядывала то одну, то другую, пытаясь понять, почему такое священное место было решено украсить этими зловещими фигурами. Хотя слово «украсить» здесь было неуместно. Их лица как будто явились из самых жутких кошмаров. Я спрашивала себя, смогу ли когда-нибудь их забыть. Что хотел показать нам их автор? Коварство… да, оно тут явно присутствовало… жестокость, похоть, алчность… все семь смертных грехов. Но прежде всего эти лица излучали какой-то сатанинский цинизм.
Я долго смотрела на них, и вдруг одна из химер, самая зловещая из всех, пошевелилась. Ее черты изменились, и на мгновение показалось, что на меня смотрит барон. Он был похож на демона. Как он себя назвал? Демон-искуситель? Демонический любовник? Любовник! Да разве может он любить кого-нибудь, кроме себя самого? Я не могла оторвать глаз от этой химеры. А жестокое каменное лицо приняло прежний облик и как будто насмехалось надо мной…
Я должна изгнать этого человека из своих мыслей.
Время пролетело незаметно, и на обратном пути я была вынуждена остановить фиакр. Кучер внимательно выслушал мои указания, коснулся рукой своей белой шляпы, и мы тронулись в путь.
После этого я взяла себе за правило пользоваться услугами наемных экипажей. Да, в этом случае я могу бродить, где захочу, задерживаться сколь угодно долго, а затем останавливать фиакр и возвращаться домой ко времени, которое я сама себе назначала.
Принцесса всегда с большим интересом выслушивала рассказы о моих экскурсиях. Думаю, она начинала смотреть на Париж совсем другими глазами.
Я рассказала о том, что была в соборе, и о том, как он меня потряс. На следующий день я собиралась отправиться туда же.
– Это довольно далеко.
– Я люблю ходить, а на обратном пути могу взять фиакр.
– Вы счастливица, мадемуазель Кейт. Как это, должно быть, чудесно – быть свободной.
Я с грустью посмотрела на нее. Болезнь – всего лишь попытка оттянуть время. Она не хотела, чтобы миниатюра была окончена, а здесь, в постели, искала убежища от неотвратимо надвигающегося будущего.
На следующий день, когда я пообедала и, как обычно, в два часа собралась на прогулку, принцесса спросила, пойду ли я в Нотр-Дам, и если да, то не смогу ли заглянуть в лавку модистки неподалеку от собора и передать ей записку. Речь шла о шляпке, которую она хотела там заказать.
Я отправилась в собор, на этот раз прихватив с собой альбом. Некоторое время я провела внутри, делая беглые наброски. Однако единственным, что мне по-настоящему хотелось рисовать, были химеры. Я набросала некоторые из них по памяти, но почему-то обнаружила, что в каждой из них было нечто от барона.
Выйдя из собора, я разыскала лавку модистки. Отдав записку, села в свободный фиакр и вернулась домой.
Когда я вошла к Мари-Клод, чтобы сообщить ей о выполненном поручении, мне показалось, она выглядит несколько лучше.
– Я хочу, чтобы вы еще раз зашли туда завтра и убедились, что модистка действительно сможет выполнить мой заказ, – попросила она.
На следующий день я повторила визит в лавку, где мне сообщили, что все еще ожидают нужную ткань.
Я вернулась назад. Мне очень нравилось ехать по улицам, которые уже казались знакомыми едва ли не с детства. Дома, беседуя с Мари-Клод, я почувствовала, что, как и она, хочу продлить на неопределенный срок работу над этой миниатюрой. Возможно, подобно ей, я страшилась будущего, и именно это делало настоящее столь притягательным. Я по-прежнему сомневалась в правильности своего решения связать свою жизнь с человеком, которого знала совсем мало, к тому же с иностранцем. Общение с Мари-Клод заставило меня задуматься о возможных подводных камнях, подстерегающих меня в браке. Не слишком ли поспешно я окунулась в отношения с Бертраном? Не послужило ли тому причиной волнующее чувство новизны? Не лучше ли будет поехать домой, к отцу, и там хорошенько обо всем поразмыслить?
Каждый день я задавала принцессе один и тот же вопрос:
– Вы готовы возобновить сеансы?
– Завтра, – неизменно отвечала она.
Но на следующий день опять звучало:
– Нет, не готова… может быть, завтра.
Я нанесла уже несколько визитов в лавку модистки.
– Мне так хочется, чтобы все было изготовлено именно так, как я хочу, – говорила Мари-Клод. – Для меня это очень, очень важно. Так вы еще собираетесь в Нотр-Дам?
– Меня интересуют прилегающие к собору кварталы. Но… я в любом случае могу зайти в ту лавку.
– Спасибо. Но не ходите в эти узкие улочки неподалеку от собора. Там есть квартал, где раньше изготавливали краски… и еще улица, где живут женщины… улица Проституток. Я вас очень прошу, мадемуазель Кейт, будьте осторожны и не ходите туда. На вас могут напасть, ограбить… Вы даже представить себе не можете, какие гадкие бывают люди.
Я заверила ее, что очень даже могу.
– Все же избегайте узких улиц. Император расширил многие из них, но еще осталось достаточно зловещих мест. И не заблудитесь, пожалуйста.
– Не беспокойтесь. Если у меня возникнут проблемы, я возьму фиакр.
– Кучера вежливы?
– В меру. Некоторые, правда, делают вид, что не понимают меня. Полагаю, причина в моем произношении. Иногда мне приходится по нескольку раз повторять «Фобур Сент-Оноре», но хоть убейте, я не вижу разницы между своим и кучерским произношением.
– Они видят, что вы иностранка, и, возможно, догадываются, что к тому же еще и англичанка.
– Двойное преступление, – рассмеялась я. – Ничего, я не боюсь кучеров. Они мне даже нравятся. Хотя в своих синих ливреях и белых шляпах все кажутся на одно лицо.
– Не забудьте зайти к модистке.
Я выполнила поручение. Именно тогда и произошло это странное, повергшее меня в ужас событие.
В лавке меня наконец-то ждали хорошие новости. Поступили новые ткани, и мадам вручила мне записку с подробным описанием всего, что у них есть. Они приступят к работе, как только принцесса даст на это свое согласие.
Я вышла на улицу. День был жарким, но не солнечным, и в воздухе зависла легкая дымка. Иногда в поисках экипажа мне приходилось пройти некоторое расстояние, но на этот раз мой взгляд сразу упал на проезжающий мимо фиакр. Он остановился возле меня, я подошла и назвала кучеру адрес. Сегодня меня поняли сразу же.
Я поудобнее устроилась на сиденье, довольная тем, что мои походы к модистке наконец-то принесли какие-то плоды. Впрочем, было не совсем понятно, почему принцесса обменивалась записками с модисткой, вместо того чтобы пригласить ее к себе, как это всегда делается… Очень странно.
Надо будет спросить ее… Я была настолько поглощена своими ежедневными странствиями, изучением города в целом и этого неповторимого собора в частности, что мне и в голову не пришло раньше задаться этим вопросом. Мари-Клод была весьма необычной девушкой, склонной драматизировать все, вплоть до заказа шляпки.
Я подняла голову. Улица, по которой мы проезжали, была мне незнакома. Возможно, мы сейчас выедем на один из бульваров…
Этого не произошло. Казалось, мы движемся довольно быстро.
– Вы правильно меня поняли? – окликнула я кучера. – Мне нужно на улицу Фобур Сент-Оноре!
Он слегка повернул голову и ответил:
– Мы срезаем, едем более коротким путем!
Я откинулась на спинку сиденья.
Срезаем! Но где же мы все-таки находимся?
Пять минут спустя я уже встревожилась не на шутку.
– Вы везете меня вовсе не на Сент-Оноре! – крикнула я.
На этот раз он не оглянулся, а лишь кивнул.
И тут я вспомнила предостережения Мари-Клод. Они и в самом деле любят морочить голову иностранцам. Кучер собирается сделать вид, будто неправильно меня понял, завезти куда-нибудь подальше и потребовать несуразную плату за проезд.
– Остановитесь! – закричала я. – Я хочу с вами поговорить!
Но он не остановился, а лишь хлестнул лошадей. Теперь мы мчались с бешеной скоростью, и мне стало страшно. Куда он меня везет… и для чего?
Я выглянула в окно. Совершенно незнакомый район. Было понятно лишь одно: он везет меня прочь от центра города.
Мои ладони взмокли. Что все это означает? Каковы его мотивы? Он собирается напасть на меня? Я представила себе, как он загоняет экипаж в какой-нибудь каретный сарай… Возможно, чтобы убить меня. Но почему? На мне почти не было украшений, я не выглядела особенно богатой. Тогда почему?
Нужно что-то предпринять. Мы все еще находились в людной местности и проезжали по улицам с многочисленными магазинами по обеим сторонам. Нужно попытаться привлечь внимание прохожих. Нельзя допустить, чтобы меня увезли за город.
Я принялась стучать в окно, но в мою сторону никто и не взглянул. Видимо, уличный гам надежно заглушал мой отчаянный стук.
Не сбавляя скорости, экипаж повернул вправо. Дорогу впереди загораживало скопление фиакров и частных карет. Мой загадочный кучер вынужден был замедлить ход.
Сейчас, сказала я себе. Сейчас. Другого шанса может и не быть.
Я открыла дверцу и выпрыгнула на дорогу. Кто-то закричал на меня. Должно быть, возница наезжающего сзади экипажа. Не оглядываясь, я ринулась вперед под самым носом у лошади и оказалась на тротуаре. Затем бросилась бежать.
Через некоторое время остановилась и огляделась. Улица была мне незнакома, но заполнена народом. За столиками возле кафе сидели люди, прихлебывая кофе или аперитивы. Мимо меня проходили нарядные мужчины и женщины, пробегали молоденькие девушки со шляпными картонками в руках. Я поискала глазами фиакр. Теперь мне всегда будет страшно садиться в наемный экипаж, но сейчас не было другого выхода. И вообще, с какой стати я должна их бояться? Прежде у меня не было с ними никаких проблем.
Прохожие с любопытством поглядывали в мою сторону и отводили глаза. Должно быть, они принимали меня за туристку, осматривающую город.
Я двинулась вперед. Казалось, позади осталось много миль, но я всегда хорошо ориентировалась в пространстве и сейчас была уверена, что иду в нужном направлении. Примерно через час впереди замаячили знакомые башни собора Нотр-Дам.
Теперь я точно знала, где нахожусь.
Нужно нанять фиакр. Возвращаться домой пешком не было уже ни сил, ни времени. Вокруг множество экипажей. Но нет ли здесь этого сумасшедшего кучера? Что, если он тоже вернулся и собирается повторить попытку похищения?
Что ж, придется рискнуть.
Я махнула рукой проезжающему мимо кучеру фиакра и вздохнула с облегчением. В отличие от предыдущего, молодого безусого брюнета, этот кучер оказался седеющим мужчиной средних лет с пышными усами. Я спросила, может ли он отвезти меня на Фобур Сент-Оноре.
– Ну, конечно, мадемуазель, – с улыбкой ответил он, и вскоре колеса фиакра уже тарахтели по знакомым улицам.
Я поспешно вошла в дом. Жуткое приключение осталось позади…
* * *
Вспомнив о записке, которую нужно было передать принцессе, я поднялась в ее комнату.
– Вы принесли… – начала она и осеклась. Затем продолжила: – Мадемуазель Коллисон… Кейт… что случилось? У вас такой вид, будто вы встретили привидение.
– Приключение.
Она уже вскрывала конверт.
Пробежав глазами письмо, принцесса вопрошающе посмотрела на меня.
– Кейт, что случилось?
– Выйдя из лавки модистки, я наняла фиакр. Обычный фиакр, каких множество. Кучер выглядел, как и все остальные кучера в их синих ливреях и белых шляпах. Но потом заметила, что мы едем совсем не туда. На мой вопрос он ответил, что эта дорога короче. Но вскоре… я сообразила, что он везет меня совсем в другое место.
– Почему?
– Понятия не имею. Заметив, что я начала тревожиться, он поехал очень быстро. Видимо, он поджидал меня… со своим фиакром… возле лавки модистки. Похититель все погонял лошадей… Слава Богу, мы угодили в скопление экипажей и я смогла выпрыгнуть… Иначе…
– Иначе – что?
– В голову приходит только то, что он собирался меня ограбить… может быть, даже убить…
– О нет!
– С другой стороны, если бы это было ограбление, он бы выбрал кого-нибудь другого. На мне ведь не было ничего такого, что могло бы послужить приманкой для грабителя.
Она взглянула на письмо, которое держала в руке. Затем медленно произнесла:
– Понятно. У вас было вот это. Барон. Он все знает. То был один из его людей. Он хотел заполучить это письмо.
– О чем это вы? – удивилась я.
– Письмо не имеет никакого отношения к шляпкам. Я использую лавку модистки как почту.
– От кого это письмо?
Принцесса помедлила, потом все же произнесла:
– От Армана Л’Эстранжа.
– Так, значит, все это время вы переписывались с ним, а я исполняла роль курьера?
Она кивнула.
– Я договорилась с модисткой, и пока все шло хорошо…
– Понятно, – медленно произнесла я.
– Ничего вам не понятно. Я влюблена в Армана. И это усугубляет ситуацию. Мы – любовники, Кейт. Настоящие любовники. Я хочу сказать, что между нами уже было абсолютно все, что происходит между мужчиной и женщиной.
– Вот оно что…
– Вас это шокирует. Вы строите из себя прогрессивную леди, но все же это шокирует вас. Я люблю Армана, а он любит меня.
– Быть может, вы могли бы пожениться. Еще не поздно.
– На мне решил жениться барон.
– Для этого необходимо согласие и второй стороны.
– Этого никто не допустит. И Арман в том числе. Барон может погубить его. Но это не мешает нам… заниматься любовью… когда удается встретиться.
– Но вы такая юная.
– Достаточно взрослая. Мне скоро восемнадцать. Это началось больше года назад. Не думайте, что на fкte champкtreбыл первый сеанс грехопадения.
Я изо всех сил пыталась понять, что все это значит, но ввиду того, что все еще не пришла в себя после пережитого шока, едва ли была способна мыслить совершенно здраво. Мне было жаль эту бедную девочку. Она и в самом деле была до смерти напугана.
Принцесса заговорила, и ее голос срывался от страха.
– Он знает. Он обо всем узнал. Он понял, что вы ходите в лавку модистки за моими письмами, поэтому и устроил это похищение. Вас должны были куда-то доставить и отнять письмо.
– Звучит слишком дико.
– Только не для него. Барон способен на все. Он следил за мной. Быть может, до него дошли слухи о нас с Арманом. Люди любят поболтать, а он умеет заставить их разговориться. И выследил меня. Вот почему была устроена эта засада. Слава Богу, вам удалось бежать. Если бы это письмо попало ему в руки…
Я ей поверила, потому что и сама была слишком потрясена происшедшим. Я думала о том, как отчаянно Мари-Клод экспериментирует с любовью. Она еще так юна, ее детство было таким одиноким. И то, что этого полуребенка принуждают к браку с таким чудовищем, казалось мне бесчеловечным.
Я попыталась утешить ее.
– Моя дорогая принцесса, если бы он знал, что в лавке модистки находится подобное письмо, ему было бы вполне достаточно войти туда и потребовать его. Модистка не посмела бы ему перечить.
– Нет, Кейт, это было бы совсем не похоже на него. Он хотел похитить вас, отнять письмо, но обставить дело так, будто это было простое ограбление. Он постарался бы скрыть от меня то, что ему известно, но при этом изобрел бы какой-нибудь изощренный, дьявольский способ мести. Он решил жениться на мне только ради королевского происхождения. Именно для этого я ему и нужна… вынашивать его детей… и только это…
Она взглянула на письмо и поцеловала его.
– Представляете, как он был бы взбешен, узнав, что мы с Арманом любовники?
– Я бы назвала это естественной реакцией.
– А то, что я не девственница?
– Его тоже нельзя назвать девственником. Почему бы вам не рассказать ему обо всем, что произошло? О том, что вы любите Армана. Попросите освободить вас.
– Вы сошли с ума? Что тогда с нами будет? Это всех погубит. Л’Эстранжам придет конец. Он умеет мстить.
– Неужели барон действительно так коварен?
– Еще бы. И они еще хотят, чтобы я вышла за него замуж!
– Мне кажется, вы ошибаетесь насчет фиакра. Скорее всего, это была попытка ограбления. А возможно, кучер просто хотел заставить меня заплатить кучу денег. То обстоятельство, что я иностранка, позволило бы ему заявить, что он неправильно меня понял.
– Это был барон, – уверенно произнесла принцесса. – И я это знаю совершенно точно.
Я вернулась в свою комнату, до глубины души потрясенная не только тем, что пришлось пережить мне самой, но и тем, что поведала принцесса.
* * *
К концу следующей недели портрет был готов. Для меня эта неделя выдалась весьма напряженной. На прогулках я теперь не отходила далеко от дома, чтобы избежать необходимости на обратном пути брать фиакр. У меня выработалось стойкое отвращение к наемным экипажам.
После своей исповеди принцесса заметно повеселела. Казалось, она весьма довольна собой и, более того, отныне держалась даже с некоторым вызовом. В ней чувствовалась утрата невинности, которая, как я позже поняла, довольно явственно прослеживается в юных девушках, получивших добрачный сексуальный опыт.
Я спрашивала себя, какой будет ее супружеская жизнь и что предпримет барон, когда обнаружит, что у его невесты до свадьбы был любовник.
Мне не хотелось углубляться в эти размышления. Их союз и без того представлялся достаточно несчастливым. Но меня это не касалось. Я была всего лишь художником, которому заказали миниатюрные портреты жениха и невесты.
Постепенно я приходила в себя после пережитого испуга. Теперь, по прошествии некоторого времени, случай с фиакром уже не казался таким страшным. Если бы я не убежала, меня могли ограбить, после чего пришлось бы самостоятельно искать обратную дорогу. Неприятно, конечно, но… А возможно, кучер рассчитывал на чрезмерную оплату. Так или иначе, сейчас это происшествие виделось скорее досадным, чем зловещим.
Готовая миниатюра была прелестна. Она уступала портрету барона глубиной исследования человеческой натуры, но в ней присутствовали непередаваемые очарование и изящество. Теперь миниатюру необходимо было доставить в Сентевилль, чтобы ювелир оправил ее в золото.
Я получила письмо от барона. Оно было написано на безупречном английском, и я спросила себя, написал ли он его сам или это была работа секретаря. Впрочем, какая разница…
Дорогая мадемуазель
Коллисон!
Мне не терпится взглянуть на миниатюру. Мадам графиня утверждает, что она прекрасна. Иного я от Вас и не ожидал. Я мог бы прислать за ней кого-нибудь, но мне было бы несказанно приятно, если бы Вы привезли ее сами. Во-первых, я хотел бы немедленно сообщить Вам свое мнение о ней, а кроме того, существует еще вопрос оплаты. Более того, мне неприятна сама мысль о том, что эту драгоценную миниатюру будут касаться руки человека, не способного оценить ее по достоинству.
Вы были так добры, что согласились исполнить этот заказ, и Ваша работа доставила мне много радости. Могу ли я злоупотребить Вашей добротой и попросить об этой последней небольшой услуге?
Ваш покорный слуга,
Ролло де Сентевилль.
Это был непредвиденный поворот. Я ведь планировала через несколько дней отправиться на побережье, а затем – домой.
Мне было известно, что отец добрался благополучно и что он гордится моим успехом. Он считал, что вскоре мое имя будет звучать во всех парижских салонах… а признание в Англии тоже не заставит себя долго ждать.
Если я отправлюсь в Сентевилль, поездку домой придется отложить. Я говорила себе, что эта просьба крайне неприятна, но это было не совсем так. На самом деле мне хотелось еще раз побывать в Сентевилле. И даже повидать барона, поскольку была интересна его реакция на мою новую работу. Я знала, что могу быть уверена в его искренности, и была бы счастлива, если бы она ему понравилась, потому что, невзирая на все негативные качества, он был истинным ценителем искусства.
Это на целую неделю задерживало меня во Франции, но я решила, что должна выполнить его просьбу. Он так много для меня сделал. Нужно оказать ему эту небольшую услугу.
Я написала отцу, что задерживаюсь. В письме упомянула, что уже закончила миниатюру принцессы и что довольна своей работой, а также надеялась на одобрительную оценку барона. Я объяснила отцу, что барон попросил привезти ему миниатюру и что именно это является причиной моей задержки.
« Он обещал заплатить, – писала я, – что очень важно. Некоторые люди считают своевременную оплату счетов буржуазным предрассудком, а, как тебе хорошо известно, иногда и вовсе забывают это сделать. Было бы неплохо поскорее получить деньги, и если ему понравится портрет, можно будет считать, что моя карьера и в самом деле началась».
Принцесса была в восторге от миниатюры.
– Я здесь намного красивее, чем в жизни, – заявила она.
– Нет, – ответила я. – Просто я изобразила вас с лучшей стороны.
Она пылко поцеловала меня.
– Жаль, что мы расстаемся, – искренне проговорила она. – Мне было хорошо с вами. А теперь вы знаете все мои тайны.
– Я сохраню их.
– Молитесь за меня, Кейт. Молитесь за меня в мою брачную ночь.
Я положила руки ей на плечи и сказала:
– Не бойтесь. Если вы и сделали неверный шаг, то не забывайте, что он совершил неизмеримо больше неблаговидных поступков… и они с лихвой перевешивают все ваши ошибки.
– Вы меня успокоили. Надеюсь, мы еще встретимся.
Я покинула улицу Фобур Сент-Оноре, а с ней и Париж, который успела полюбить.
День уже клонился к вечеру, когда я села в руанский поезд.
