Текст книги "Леди-Солнце"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
Глава 5
КОНЕЦ МОРТИМЕРА
Было десять часов утра пятнадцатого июня, и в воздухе над замком Вудсток повисло ожидание.
Все были в волнении, одна Филиппа спокойна. Женщины, окружавшие ее, говорили, как это поразительно для такой юной роженицы, тем более что ребенок у нее первый. А было ей тогда семнадцать лет.
– Я буду совсем счастлива, – говорила она придворной даме леди Кэтрин Харингтон, – если родится мальчик.
– Не полагается много думать о том, какого пола родится ребенок, миледи, – отвечала ей многоопытная матрона, которую Филиппа сразу полюбила и приблизила к себе, как только они познакомились.
– О, не думайте, что я не стану любить девочку! Мальчика я хочу не ради себя, но ради Эдуарда. Он так будет рад, если родится сын. Представляете, Кэтрин? Мальчик, похожий на отца. Такой же красивый, высокий, светловолосый!
– Будем молиться об этом, миледи.
– Милый Эдуард… Он так желал находиться рядом со мной в эти дни. И вскоре он будет здесь. Но зачем ему видеть, как я страдаю, ведь правда? И страдать самому… Пускай уж приедет, когда все окончится, когда мальчик будет у меня на руках.
– Не стоит искушать судьбу, миледи, – осторожно заметила леди Харингтон. – Скоро увидим, кто будет у вас на руках…
Филиппе и Кэтрин было приятно и легко друг с другом, несмотря на разницу в возрасте. Они много беседовали о детях, о том, как их лучше воспитывать, и незаметно наступило пятнадцатое июня, о котором и в поздние годы Филиппа будет вспоминать как об одном из самых счастливых дней в жизни, потому что утром этого дня у нее родился ребенок – сын! – с таким осмысленным и любознательным личиком, что Кэтрин Харингтон просто диву давалась.
Измученная, но торжествующая Филиппа попросила, чтобы ей дали ребенка, этот плод их полнокровной любви с Эдуардом.
– Господь проявил ко мне милость, – сказала она, держа его на руках. – Ничего лучшего Он не мог бы для меня сделать! Нужно непременно сообщить Эдуарду.
– Я отправлю вашего пажа Томаса Приора с радостным известием, – ответила Кэтрин.
– Да, пусть король явится поскорее! Я хочу увидеть его лицо.
– Оно расцветет от счастья, когда вы покажете ему малютку!..
Эдуард не заставил себя ждать. Он примчался так быстро, как только мог; он был в восторге от первенца и наградил гонца, сообщившего ему радостную весть, ежегодным содержанием в сорок фунтов.
Слезы увидела Филиппа на щеках своего супруга, когда тот опустился на колени возле постели и поцеловал ей руку.
– Я никогда не знала, что в жизни может быть такое счастье, – прошептала она.
– Я тоже, – ответил Эдуард, – и его принесла мне ты!
Они не могли отвести глаз от ребенка. Эдуарду не верилось, что все это произошло наяву, и он снова и снова устремлял взгляд на колыбель, украшенную портретами четырех евангелистов – Иоанна, Луки, Марка и Матфея, – где возлежал их сын, длинноногий, с волосами цвета льна, истинный Плантагенет.
– Он настоящий Эдуард, – сказала Филиппа.
Так было дано имя младенцу.
* * *
Королю Эдуарду, отцу ребенка, не было еще восемнадцати лет. Рождение сына и казнь дяди – эти такие разные события потрясли его душу и превратили его в мужчину.
Он понял вдруг со всей отчетливостью, что не научился еще смотреть на то, что происходит вокруг, собственными глазами, думать своей головой, за него это делала мать, а значит, Мортимер. Он был лишь более или менее послушным исполнителем их воли, не умевшим или еще не смевшим вникнуть во все, что творилось от его имени и что могло бы ужаснуть его, пожелай он разобраться в этом.
Он почувствовал, что должен выяснить, что же произошло с дядей Эдмундом, и как можно скорее окунуться во все дела государства, если хочет БЫТЬ королем, должен, как это ни трудно, выбраться из-под материнского покровительства, избавиться от чар ее обаяния, которому подвластны были все. Он помнил свой восторг, когда мальчиком проезжал с ней по улицам городов и селений и видел, с каким обожанием смотрели все на прекрасную всадницу. Помнил, какой гордостью наполнялось тогда его мальчишеское сердце – она казалась ему неземным существом, богиней! Теперь же он обязан увидеть ее такой, какая она есть. Грядущие отношения с матерью вызывали у Эдуарда тревогу: он не представлял, как себя вести с ней.
Если к матери Эдуард питал сложные чувства, то к Мортимеру испытывал лишь одно – ненависть. Она зрела постепенно и увеличивалась по мере того, как тот превращался – вернее, делал все для того, чтобы превратиться, – в главное лицо королевства. Например, он сразу же забрал деньги, которые Шотландия заплатила в государственную казну, словно был королем. «Только король никогда не позволил бы себе использовать их на собственные нужды», – думал с возмущением Эдуард.
Молодой король уже знал подробности казни герцога Кента и понял, что Мортимер попросту хотел избавиться от возможного претендента на трон, который к тому же мог влиять на племянника. Дошли до него слухи и о коварном спектакле с якобы оставшимся в живых королем Эдуардом II, и о ложном послании папы римского… Смерть отца вызывала теперь у него множество вопросов и ужасных подозрений. Зато стало совершенно ясно, что Мортимер – негодяй и в Англии не будет мира и покоя, пока он ходит по земле.
Радость и успокоение ему приносили только Филиппа и родившееся дитя. Правда, Филиппа не была спокойной матерью. Она настояла, что будет кормить сына сама, и отказалась от услуг кормилицы, беспрерывно подходила к его колыбели, чтобы лишний раз убедиться – все в порядке. К счастью, маленький принц родился здоровым и оснований для беспокойства не было.
Эдуард все больше испытывал потребность поделиться с кем-то из близких подозрениями и планами. Таким человеком была Филиппа, но он не хотел этого делать сейчас, когда все ее помыслы и заботы сосредоточились на ребенке.
Среди приближенных к нему людей был Уильям де Монтекут, он был приятнее многих других, и с ним король сдружился. Монтекуту было около тридцати, он был зрелым мужчиной с немалым жизненным опытом и в то же время не так уж далеко ушел от поколения таких, как Эдуард. Ему и решил король поверить свои мысли, от него надеялся получить одобрение собственных намерений и дельные советы.
Монтекут не стал ходить вокруг да около. Он сразу согласился с тем, что Эдуарду не быть подлинным королем, пока рядом с ним Роджер де Мортимер. Наверное, королю не известно, сказал Монтекут, но в народе уже давно поговаривают, что он, наверное, потихоньку передал корону Мортимеру и тот вскоре начнет ее открыто носить на голове.
– Искренне тебе признаюсь, Уильям, – произнес Эдуард, – все дело в моей матери.
Тот кивнул головой и спросил:
– Могу я откровенно говорить с вами, милорд?
– Полагаю, мы вряд ли сдвинемся с места, Уильям, если не будем откровенны друг с другом.
– Тогда, милорд, я скажу вам так. Все знают, что ваша мать любовница Мортимера. Она просто околдована им, и потому у него сейчас столько силы и власти. Она не может ему ни в чем противоречить и, когда он решил убить вашего дядю, не сумела противостоять и согласилась с его решением.
– Я уже знаю об этом, – хмуро сказал Эдуард. – Но что и как делать?
Опять Монтекут ответил без задержки, словно давно уже продумал все ответы на подобные вопросы.
– Попробуйте прибегнуть к его собственной тактике, милорд. Почему бы не взять его под стражу? Только нужно это сделать внезапно, так, как он поступил с Кентом. И почему не подвергнуть его скорому суду и такой же скорой смерти по приговору этого суда?
– Но я не хочу ввергнуть королевство в гражданскую войну! – воскликнул Эдуард.
– Неужели вы полагаете, что кто-нибудь в Англии захочет вступиться за Мортимера и рисковать ради него жизнью? Его ненавидят! Вспомните недавнее наше прошлое, милорд. Разве Пирс Гавестон нашел себе заступников? А Хью Диспенсер? Во все времена, милорд, фаворитов королей и королев люди боялись и радовались их падению… Думаю, с Мортимером справиться будет не так трудно. Еще легче – найти причину для ареста. За ним столько черных дел! Только не нужно терять время. Действовать следует быстро – при первой же возможности. А там – скорый суд и казнь.
– Но моя мать…
Впервые с начала их разговора Монтекут задумался. После непродолжительного молчания он произнес:
– Когда с Мортимером будет покончено, вы сами увидите, как поступить с вашей матерью. Сердце и совесть подскажут вам.
Эдуард тоже помолчал.
– Хорошо, – сказал он потом, – в конце этого месяца я созову парламент. Он будет заседать в Ноттингеме. Мортимер должен на нем присутствовать. Тем временем мы соберем как можно больше сведений об уличающих его преступных деяниях.
– Но действовать следует весьма осторожно, – предупредил Монтекут.
* * *
Изабелла чувствовала, что-то не так – сын явно стал избегать ее. Но не только предчувствия томили королеву. О том, что ее сын что-то задумал, она знала от соглядатаев. Знала и предупреждала Мортимера, однако тот отнесся к этим слухам и предположениям спокойно и с присущим ему в последнее время высокомерием заявил:
– Неужели ты сомневаешься в моих способностях утихомирить нашего мальчика?
– Дорогой Мортимер, – отвечала она, – наш мальчик, как ты его называешь, за последние недели стал совсем взрослым.
– Любовь моя! Конечно, он уже отец, а значит, как я понимаю, не такой уж ребенок. Но, уверен, пройдет еще немало времени, прежде чем он почувствует себя настоящим правителем. Пока же ему нравится играть в семью, и это будет забирать у него время и силы.
– Он уже мужчина, Мортимер. Мужчина из королевского рода Плантагенетов… – тихо повторила Изабелла.
По-прежнему она, когда бывала чем-то взволнована, слышала в ночи голоса. Порой просыпалась от них и шептала: «Ты опять здесь, Эдуард, мой супруг, признайся?! Зачем ты дразнишь меня этой игрой теней? Мучаешь почти каждую ночь? Зачем вселяешь злые мысли в голову нашего сына?.. Не смей причинять вред Мортимеру, Эдуард! Слышишь меня? Он единственная моя любовь, моя жизнь! Я связана с ним, как ни с одним человеком на свете… Не делай ему ничего плохого, Эдуард!.. Прошу тебя…»
Она боялась разбудить Мортимера, который непременно разразится ироническим хохотом и станет уверять ее, что это глупости – все эти сны и голоса, пора уже забыть прошлое и думать только о настоящем. Конечно, он успокоит ее словами, любовью, но вскоре все начнется для нее снова, а потому пусть он не просыпается, не прерывает ее общения с призраком…
А теперь еще парламент в Ноттингеме! Что-то тревожное было в этом внезапном решении короля. И опасения ее вскоре подтвердились: слугам Мортимера удалось узнать, что король часто видится с Уильямом Монтекутом и они собираются разделаться с ним в Ноттингеме.
Изабелла была в ужасе, но Мортимер только посмеивался.
– Пусть попробуют, пусть тешат себя этой мыслью. Они не знают, с кем имеют дело.
– Откажись туда ехать, – молила Изабелла. – Скажи, что ты болен.
– Нет, моя любовь. Я не терял присутствия духа даже в тюрьме Тауэр, как ты помнишь. Мы поедем туда. Поедем и остановимся в одном из самых укрепленных замков. И посмотрим, что они сумеют… От мальчишеских мечтаний до настоящего дела – ох как далеко!..
Все ее уговоры были напрасны. Иногда она даже думала, что этот сильный человек, которого она так обожает, на самом деле не столь уж силен духом и в глубине души понимает, что бороться бесполезно, он подошел к краю, а потому – чем быстрее все окончится, тем лучше. Оттого и летит навстречу опасности, как мотылек на огонь. Но потом она отбрасывала эту мысль и вновь верила, что он могуч и может противостоять любому врагу, кем бы тот ни был.
Они отправились в Ноттингем в сопровождении большого отряда рыцарей, вооруженных до зубов.
Изабелла не ошибалась: душа Мортимера была неспокойна. Он не мог не видеть, что многие его сторонники отошли от него, а те, что остались, тоже не прочь в подходящий момент предать, да вот только их собственные деяния не дадут им права на защиту и тем более пощаду… В общем, для них поздно… Какое страшное слово – поздно… Неужели и для него тоже?!
Мортимер постарался прибыть в Ноттингем раньше короля с его свитой: это дало ему возможность занять от имени королевы-матери самый укрепленный замок, даже не замок, а совершенно неприступную крепость, окруженную глубокими рвами. Взять ее можно было только угрозой голода, а запасов провизии в ней хватит надолго. Крепость была сооружена, а вернее, достроена, на вершине скалы высотой в сто тридцать три фута [6]6
Больше 40 метров.
[Закрыть]по велению короля Вильгельма I Завоевателя, высадившегося в 1066 году в Англии.
Вскоре в Ноттингем прибыл и Уильям Монтекут. Он намеревался схватить Мортимера прямо на заседании парламента и предать суду. Но тот уже понял, какую ему готовят судьбу, и решил заставить противника признать его силу и пойти на переговоры.
Как хорошо, что он никуда не выезжает без охраны! А охрана эта состояла сейчас из ста восьмидесяти отборных воинов, которые знали, что король не пощадит их, и потому готовы были защищать хозяина до последней капли крови.
Что ж, он сразится со сторонниками этого мальчишки и покажет им, что такое настоящий мужчина!.. Впрочем, пока в замке королева-мать – а она будет тут столько, сколько и он сам, – их противники не решатся на серьезные действия. Так что дела не так уж плохи…
Но Изабелла была в отчаянии.
– Кто бы мог подумать, – рыдая, твердила она, – что дойдет до такого? О, почему ты не послушал меня и мы приехали сюда?.. Что теперь делать? Я должна непременно увидеться с сыном и поговорить с ним…
– Дорогая, говорить с ним поздно. Он больше никогда не станет нас слушать. Он уже не с нами. Он вообразил себя мужчиной и королем.
– Значит, для нас все кончено! Вскоре он докопается до причины смерти отца, и тогда…
– Я найду выход! Верь мне, любовь моя… У меня есть владения на границе с Уэльсом, у тебя – твоя родина Франция. Мы придумаем что-нибудь… Мы еще повоюем… С Мортимером не так легко покончить! Не для того я родился, чтобы завершить жизнь, как жалкий Эдмунд Кент!
– О Мортимер, – стонала королева, – не произноси таких слов!.. О, я не выдержу больше…
– Изабелла, я не узнаю свою храбрую королеву. Что с тобой случилось? Разве не ты готова была сражаться с целым миром за наше счастье, за нашу любовь?..
– Я уже забыла те времена, – отвечала она со слезами. – Я так измучилась… Ночные кошмары…
Он не стал продолжать этот разговор, он знал, какие сны и видения мучили ее.
Решительным голосом он произнес:
– Сейчас нам нужно действовать очень осмотрительно, не допускать никаких ошибок… Успокойся, дорогая, я обо всем позабочусь.
Он послал за управителем замка, сэром Уильямом Иландом.
– Вы должны понять, – сказал ему Мортимер, когда тот явился, – что крепость – в осаде. А наши враги сейчас в городе… Какие враги? Неужели вы полагаете, что у такого человека, как я, не может оказаться врагов? Одного из них, как мне стало известно, зовут сэр Уильям Монтекут. У меня есть все основания предполагать, что он попытается ворваться сюда. Этого допустить нельзя. Вы понимаете меня?
– Да, милорд, вполне.
– Полагаю, не надо напоминать вам, – продолжал Мортимер, – что для вас будет опасно не подчиниться моим распоряжениям.
– Понимаю, милорд.
– Вот и хорошо. Королева и я останемся в замке. Пускай наши враги приходят. Им не проникнуть сюда!.. Ключи от всех ворот передайте на хранение самой королеве! Вам все ясно?
– Можете быть уверены, милорд.
Мортимер отпустил управителя, отдал еще кое-какие распоряжения и пришел в покои Изабеллы.
– Любовь моя, – сказал он, – мы здесь в полной безопасности. Все входы и выходы охраняются нашими друзьями, которые никогда не предадут меня, ибо для них это невыгодно: им нет места на другой стороне. Мы покажем, что умеем держать оборону и не собираемся сдаваться, а уж тогда ты поговоришь с сыном и, как всегда, сумеешь убедить его, чтобы он послушался тебя. Разве не так было всегда?
Изабелла не могла не согласиться со словами Мортимера, она уже почувствовала себя спокойней и уверенней. С ним она не потерпит поражения никогда!.. Пока они вместе…
– Пока мы вместе, – произнес Мортимер, словно угадав ее мысли, – мы в безопасности…
Как ни странно, но, когда ее слова эхом вернулись к ней, в душе проснулась прежняя тревога. Нет, она вовсе не была в этом уверена: ее мальчик, король… он внезапно стал совсем другим. Кому, как не матери, чувствовать это?..
* * *
Король тоже прибыл в Ноттингем, и Уильям Монтекут сообщил ему, что Мортимер опередил их и, распознав опасность, засел в крепости на скале с преданными ему воинами.
– А что представляет собой управитель замка? – спросил Эдуард.
– Он во всем подчиняется Мортимеру и ведет себя как его лучший друг, однако думаю, мы можем рассчитывать на него, если будет необходимо.
– Кто он?
– Сэр Уильям Иланд.
– Я слышал о нем как о честном и преданном человеке.
– Такой он и есть. Но Мортимер сильнее, чем он, и все наслышаны о его жестокости. Иланд уступил ему оттого, что не видел другого выхода. Но, повторяю, он с нами.
– Попробуй связаться с ним, Монтекут.
– Я постараюсь, милорд… Только как это сделать?..
К счастью, долго раздумывать не пришлось – сэр Уильям Иланд явился к ним собственной персоной.
Он сказал, что служил и будет служить королю, и только ему. Однако положение сейчас очень сложное, добавил этот пожилой достойный человек. Король и его мать находятся, увы, по разные стороны крепостных стен. Он ненавидит, как и многие другие, этого выскочку Мортимера, который возымел такое сильное влияние на королеву-мать… Теперь, когда так резко обозначилось противостояние, он уверяет короля, что не нарушит присягу в верности.
– Как вы сумели выйти? – поинтересовался Эдуард.
– Это главное, о чем я хотел сказать вам, милорд. В замке есть тайный ход, о котором наслышаны лишь очень немногие. Он начинается прямо во рву и ведет в башню, где сейчас размещена стража. Его прорыли еще двести лет назад, но он в полном порядке, я только что прошел через него, и вы можете сделать то же самое, господа.
Монтекут подскочил от волнения.
– Прекрасно! – воскликнул он. – Это облегчает нашу задачу. Нужно немедленно составить план действий. Предлагаю сегодня же ночью проникнуть в замок… Внезапность – залог успеха…
* * *
У себя в спальне Изабелла и Мортимер готовились ко сну. По требованию Мортимера королеве были вручены ключи от внешних ворот замка, и она укладывала их под подушку.
Еще одна ночь пройдет спокойно, надеялись они, а там их противники, возможно, поймут всю безнадежность своих действий и пойдут на переговоры, а король наконец соизволит повидаться с матерью.
«Даст Бог, – думала измученная Изабелла, – мои дурные предчувствия не сбудутся и нас минует безжалостная злая судьба». Нет, не за себя молила она Всевышнего – она верила, что сын не позволит нанести ей даже малую обиду, – она опасалась за возлюбленного, без которого не мыслила жизни.
– Любовь моя, – сказал ей Мортимер, – я не расположен пока еще ко сну и пойду поговорю с самыми верными мне людьми. Может быть, вместе мы придумаем какой-нибудь новый ход в этой затянувшейся игре… Я не задержусь, дорогая, и вскоре вернусь к тебе.
Он никогда больше к ней не вернулся…
Он беседовал с епископом Линкольном, сэром Оливером Ингемом и сэром Саймоном Бирфордом, а по тайному ходу, ведущему из оборонительного рва прямо в башню замка, шли уже люди короля во главе с Уильямом Монтекутом.
Услыхав возню возле дверей, крики и стоны, Мортимер выскочил из комнаты и увидел в мерцающем пламени настенных факелов стражей, лежащих в крови, и каких-то вооруженных людей.
– Что это значит? – закричал он, и был тут же схвачен.
– Это значит, милорд, – спокойно ответил Монтекут, – что с этой минуты вы узник короля.
Изабелла услышала шум и крики и выбежала из своих покоев в ночном одеянии.
Увидев, что Мортимер стоит в окружении королевской стражи, она в отчаянии закричала:
– Что вы делаете? Остановитесь! Где король?.. Он должен быть здесь. Я знаю, мой сын должен быть сейчас здесь!..
Никто ей не ответил. Она ринулась вперед и упала бы к ногам Мортимера, если бы кто-то из окружавших не отстранил ее, постаравшись сделать это как можно осторожней и почтительней.
– Куда вы его уводите?! – продолжала она кричать. – Что намерены делать?.. Отпустите его немедленно!
– Миледи, – сказал Уильям Монтекут, – граф Марч теперь узник короля.
– О нет!.. Нет!.. – рыдала она. – Отведите меня к королю! Где он? Я должна его увидеть!.. О мой дорогой сын, неужели ты не пожалеешь благородного Мортимера?..
Мортимера быстро уводили прочь, а она упала на пол и была не в силах прекратить горестный плач.
* * *
Король издал указ – отныне он берет всю власть в стране в свои руки. Заседание парламента переносится на следующий месяц и состоится в Вестминстере в день двадцать шестого ноября одна тысяча триста тридцатого года от Рождества Христова, и первым делом ему надлежит заняться допросом королевского узника Роджера Мортимера, графа Марча.
Во всем королевстве только и разговоров было, что об аресте Мортимера, и вряд ли мог найтись хотя бы один человек, кто не радовался бы, что пришел конец его правлению, постыдной связи с королевой и безудержной страсти к обогащению… Да, народ его ненавидел и возносил хвалу королю, который наконец-то стал мужчиной и, несомненно, будет продолжателем дел великого деда. Благодарение Господу, говорили все, что в Англии появился настоящий король.
Из уст в уста передавалось, как был схвачен Мортимер, а тайный подземный ход в Ноттингемский замок получил на вечные времена название Лаз Мортимера.
Итак, еще с одним королевским фаворитом покончено. Теперь уж король наведет порядок в стране, восстановит закон, мы заживем спокойнее и станем богаче. Многие надеялись, что впредь будет так.
И вот наступил день, когда Мортимер предстал пред лицом короля и его лордов, чтобы выслушать обвинение.
Ему вменялось в вину, что он незаконно присвоил себе королевскую власть, что он осуществил убийство короля Эдуарда II и его брата Эдмунда, герцога Кентского, что он присваивал доходы государства, в том числе деньги, полученные по мирному соглашению с Шотландией. За все эти преступления он был сочтен изменником, врагом короля и отечества и приговорен к позорной казни, которой подвергаются все изменники, – повешению и последующему четвертованию.
Судьи согласились, что приговор должен быть приведен в исполнение немедленно.
Все это время Изабелла посылала к сыну просьбы увидеться с ней, но они были напрасны, он не отвечал ей.
Он решил, что Мортимер должен умереть. Весь народ требует этого. И так оно и будет.
Через три дня после вынесения приговора Роджер де Мортимер, граф Марч, был казнен на площади Тайберн в Лондоне в присутствии тысяч людей, собравшихся поглазеть на мучения столь ненавидимого ими человека.
Эпоха Мортимера в истории Англии окончилась.
* * *
Король Эдуард пребывал в унынии: он не знал, как поступить с матерью. Ее былая власть над ним, былое обаяние еще не совсем утратили силу. И в то же время он уже понимал, даже был совершенно уверен, что она тоже виновна в смерти его отца, – хотя бы потому, что позволила Мортимеру совершить убийство. До него доходили страшные слухи о способе, которым оно было осуществлено, и те, кто посмел поднять руку на его отца, заслуживают самого тяжкого наказания.
Но… но среди них и его мать.
Что же ему делать? Разве можно допустить, чтобы такая женщина оставалась у всех на виду, находилась рядом с Филиппой и его сыном и могла думать, будто ей дозволено совершать богомерзкие поступки и оставаться безнаказанной? Нет, это было бы несправедливо по отношению к покойному отцу!
О нем он думал теперь очень часто, упрекая себя за то, что слепо доверял матери и Мортимеру и не предотвратил того, что они задумали и свершили. Он сурово судил себя, отбрасывая даже мысль, что возраст мог служить ему оправданием.
Так как же быть? Как поступить с преступной матерью?
Он не может предать ее смерти, как Мортимера. Но и не может разрешить находиться при его дворе. Всякий раз, глядя на нее, он невольно вспоминал бы, какой смертью умер его отец с ее согласия…
Нет, он не в состоянии отправиться к ней сейчас, он не хочет ее видеть… Быть может, потом… спустя какое-то время…
Он много говорил об этом с Уильямом Монтекутом.
– Моя мать!.. – беспомощно восклицал он. – Она ведь МОЯ МАТЬ!..
– Да, положение весьма нелегкое, – соглашался его друг. – Тут нужно действовать решительно и в то же время мудро.
– Ох, я понимаю это, – отвечал король. – Я уже решил отобрать у нее все богатства, нажитые вместе с Мортимером, и вернуть законным владельцам. Но что еще? Как поступить? Она не перестает быть моей матерью!.. Можно ли это забыть?
– И не нужно забывать. Определите ей содержание, соответствующее ее званию, – скажем, три тысячи фунтов в год, что позволит ей жить вполне достойно, однако без излишеств. – Монтекут помолчал, затем продолжил: – И отправьте ее в какой-нибудь замок, где она будет пребывать, пока вы не придете к решению, как вам действовать в дальнейшем во всеобщих интересах.
– Это разрешает мои сомнения, дорогой Уильям! – воскликнул король. – Я так и поступлю… Думаю, замок Райзинг как нельзя лучше подойдет для этой цели. Как ты считаешь?
– Вы говорите о том, что в графстве Норфолк, недалеко от Линна?
– Да, мой друг. Он не далеко, но и не близко от Лондона и Виндзора и, по-моему, вполне подойдет для королевы.
– Я тоже так думаю, милорд.
Участь королевы была на какое-то время решена.
* * *
Изабелла бродила по мрачным комнатам замка Райзинг, словно в поисках кого-то… Она искала возлюбленного Мортимера, порой даже громко звала его.
– Он не умер, – говорила она тем, кто был у нее в услужении. – Не мог умереть… Его нельзя убить! – И добавляла уже тише, словно по секрету: – Он непобедим.
Ее пытались успокоить, помочь ей. Убеждали, что не надо обращать внимания на сны, на кошмары, приходящие по ночам. Женщины оставались у нее в спальне, чтобы вовремя разбудить, не дать выбежать за дверь и отправиться бродить по замку.
Однажды ей привиделось, что Мортимер висит в петле над изножьем кровати. Когда-то она слышала, что король Иоанн Безземельный велел убить любовника королевы и повесить над ее кроватью, чтобы, пробудившись утром, она увидела его изуродованное тело.
В другой раз ей приснилось, что с Мортимером поступают так же, как поступили с ее супругом, – всовывают раскаленный железный прут в задний проход. Она пробудилась с диким воплем, а все вокруг качали головами и говорили, что воистину бедная женщина сошла с ума.
Но безумие отступало, Изабелла понимала тогда, где она и почему, и вспоминала, что это ее любимый сын, король Эдуард, заточил сюда и сделал пленницей.
– Он хочет избавиться от меня, – жаловалась она. – Я стала для него помехой…
Она впадала в мрачную тоску и бормотала, что жить без Мортимера не может и хочет умереть. Сейчас же… Немедленно… Пусть ей дадут яду… Затем разражалась безудержными рыданиями, среди которых можно было разобрать слова о том, что если бы она увиделась с сыном, то все было бы иначе…
Но сын не навещал ее. Он был занят другим – как ей стало известно, он пытался найти убийц отца, исполнителей злой воли. Все они сбежали из Англии, но это ведь не значило, что их нельзя поймать и заставить ответить за совершенное злодейство.
А если их ищут, то, несомненно, постепенно узнают все больше и больше о разных людях и об их деяниях, в том числе и о ней…
Но зачем, зачем?! – думала она. Все это было и уже минуло. К чему ворошить прошлое? С ним ведь покончено… Так считал ее дорогой Мортимер и был совершенно прав.
А теперь он – такой мужественный, сильный, любвеобильный – сам стал прошлым. С ним самим покончили…
Прошло больше месяца. Она не видела сына. Не видела его жены-королевы. Не видела своего первого внука.
– Этого не может быть, – часто повторяла она в отчаянии. – Он явится ко мне. Он не оставит мать в полном одиночестве…
Бывали дни, когда она вела себя как здоровый человек, но прислуживавшие ей знали, что в любую минуту на нее может обрушиться новый приступ безумия. И, если по ночам в замке хлопали двери и слышались чьи-то стенания, люди говорили:
– Опять королева Изабелла бродит… Опять на нее нашло…
