Текст книги "Леди-Солнце"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Сражение началось.
* * *
Каким ожесточенным оно было и как часто казалось, что те, кого больше числом, переломили ход сражения в свою пользу!
Но человек, ставший впоследствии легендой, – Черный Принц не сомневался в успехе.
Какая это чудодейственная сила – вера в победу! Она помогала ему не терять присутствия духа и воодушевлять других, делала неуязвимым на поле боя. Он успевал везде, и где был он, там были надежда и успех.
Лучники, как он и рассчитывал, сыграли главную роль – таких мастеров лука не видывал мир! Однако пришел час, когда у них в колчанах иссякли стрелы. Но и тогда они продолжали бой – топорами и мечами убитых соратников, камнями, поднятыми с земли.
Был момент сражения, когда английский рыцарь при виде новой колонны французов, облаченных в сверкающие под солнцем доспехи, воскликнул:
– О, мы несчастные! Нам пришел конец!
Услыхав эти слова, принц закричал еще громче:
– Ты лжешь, трусливый пес! Небеса на нашей стороне! Мы не можем сегодня потерпеть поражение!
И воины воспряли духом. Их вождь непобедим! Он ведь Черный Принц, и, где его черные латы, там победа!
Да, он неодолим, в это верили все и, не жалея жизни, шли в бой, готовые умереть, но не позволить никому сказать, что враг одержал над ними хотя бы маленькую победу.
Они устали, они выдохлись, они понесли огромные потери. Однако потери у французов были несравненно большими. Но и осталось их значительно больше, чем англичан. Долго ли еще, начали спрашивать себя воины Черного Принца, они сумеют продержаться?
* * *
Французский король был в недоумении: почему не наступает перелом в сражении? Он, как и Черный Принц, был настроен на победу, все время находился в гуще боя и не мог понять, что помогает англичанам выдерживать натиск превосходящих сил и не отступать с поля битвы.
Рядом с королем все время был его сын Филипп. Мальчик видел, как смело сражается отец, видел, как вокруг него падают и умирают люди, но ему не было страшно. Хотя он начинал понимать, что дела идут совсем не так, как предполагалось, и что если бы отец мог заранее знать, как все получится, то, возможно, не пожелал бы взять его с собой, а отправил в какое-нибудь безопасное место. Филипп же этого вовсе не желал. Он хотел быть с отцом, хотел получить боевое крещение и увидеть победу французского оружия собственными глазами…
Но что это?!. Король, его отец, вынужден спешиться. Вместе с рыцарями он ведет бой с окружившими их англичанами. Мальчик с ужасом увидел, как один рыцарь упал, обливаясь кровью. Другой тоже… О Господи! Враги подступают к его отцу! Тот сражается, как лев, – наступающие падают, но их много, очень много…
– Отец! – кричит мальчик. – Руби того, кто слева!.. Отец, теперь сзади!.. Справа!.. Отец!..
Короля Франции окружили тесным кольцом. Его сын услышал: «Сдавайтесь!» Сдаться? Его отцу? Это невозможно! Он раскрыл было рот, чтобы сказать им, что они обращаются к королю Франции, но заколебался: может, лучше не говорить врагам, с кем они имеют дело?
Филипп увидел упавшее знамя с золотыми лилиями, забрызганными кровью, и подумал: это не к добру. Он беспокоился от отце – великом человеке, в его глазах подобном Богу. До этих пор он видел его только во главе различных торжеств и церемоний, окруженного почетом и уважением. А сейчас?!
В круг англичан, обступивших отца, пробился какой-то рыцарь.
– Прекратить! – скомандовал он воинам, продолжавшим угрожать оружием королю, и, обратившись к нему, произнес: – Сир, сдавайтесь!
– Сдаться? – воскликнул тот. – Кому должен я сдаться? Где принц Уэльский? Я буду говорить только с ним.
– Сир, – продолжил рыцарь, – если вы сдадитесь мне, я доставлю вас к принцу.
– Но кто вы? Я слышу по вашей речи, что вы француз.
– Да, я Дени де Морбекю, рыцарь из рода д'Артуа. И я служу королю Англии, потому что во Франции меня лишили всех владений, как и моего родственника Робера.
Их разговор слышали те, кто стоял вокруг, каждый считал, что честь пленения короля Франции должна принадлежать только ему. Один солдат грубо схватил Филиппа, тот начал бешено вырываться и крикнул:
– Оставь меня, негодяй! Как ты смеешь касаться своими руками сына короля?!
– Не трогайте его, – сказал Дени де Морбекю. – Сир, – повторил он, обращаясь к королю, – пойдемте, я отведу вас к принцу Уэльскому.
Черный Принц, поглощенный боем, едва поверил, когда ему сказали, что король Иоанн взят в плен. О судьба, как ты благосклонна ко мне в этот день!.. – мысленно воскликнул он. Он чувствовал, что почти полюбил короля Франции за подарок, который тот ему преподнес.
Сняв с головы шлем, принц приблизился к королю и низко ему поклонился.
– Сир, – сказал он, – видно, так распорядился сам Бог. Моей заслуги или вины здесь нет. Нам остается только вознести к Нему наши благодарственные молитвы за то, что Он подарил нам эту победу.
Принц приказал подать вина, чтобы освежить силы почетного гостя, и сам помог королю освободиться от тяжелых лат.
– Великодушный брат мой, – тихо произнес король, – все свершилось. Надо смотреть правде в глаза. Этот день самый горький в моей жизни. Я – ваш пленник.
– Нет, брат, – в тон ему ответил принц, – вы не пленник, а, как я уже сказал, почетный гость…
* * *
Король Эдуард, усмирив в очередной раз шотландцев, вернулся в Вестминстер. Там он встретил запыхавшихся гонцов из Франции и не мог понять, почему они улыбаются.
Он ждал любых сообщений, в основном малоприятных, но только не того, что услышал.
– Милорд, – сказал посланец, с трудом переводя дыхание, – принц Уэльский посылает вам подарок. Он надеется, вы будете довольны.
– Подарок? О чем вы говорите? Мой сын здоров?
– Да, милорд, и в прекрасном расположении духа… Вот этот подарок.
С низким поклоном ему вручили некий предмет. Это был шлем. Шлем, увенчанный короной. Шлем короля Франции.
– О, милорд! – закричали прибывшие. – Ваш сын одержал победу! Король Иоанн у него в плену!.. Это так!
Эдуард не мог найти слов.
– О, сын мой… – повторял он. – О, мой сын… – Потом, взяв себя в руки, произнес: – Лучшей вести вы не могли мне принести. Я награжу вас за это. Какой день для Англии!
Он отправился к Филиппе и показал ей подарок сына.
– Значит, война окончена! – воскликнула королева. – Он жив!
– Да, он покрыл себя славой, наш сын!
– Наш сын вернется домой! – обрадовалась Филиппа.
Она видела, однако, глядя на счастливого супруга, что тот не считает войну оконченной: он будет продолжать биться за французскую корону – ту, которая изображена на этом шлеме.
– Вся страна пусть отпразднует победу! – воскликнул Эдуард. – Пускай везде будут костры и пиршества! А мы с тобой, дорогая моя королева, должны подготовиться к приему героя-победителя и его пленника-короля.
* * *
Черный Принц не торопился домой. Он хотел насладиться победой, хотел показать царственному пленнику, что англичане не менее обходительны и любезны, чем хваленые французы.
Он унаследовал от отца умение не только сражаться, но и устраивать роскошные торжества со всяческими излишествами. Ну и, конечно, его армия заслужила отдых – она славно воевала и может теперь пожинать плоды победы. Зиму принц провел в Бордо, куда вернулся после сражения при Пуатье, и только в апреле решил двинуться маршем по Франции, чтобы потом отплыть на родину.
Англия ждала победителей, и всюду их встречали ликующие толпы. Из Кентербери в Рочестер, оттуда в Дартфорд и потом в Лондон – вот триумфальный путь конного отряда во главе с принцем.
Король не мог ждать сына во дворце и, отправившись от нетерпения ему навстречу, устроил охоту в тех местах, по которым тот должен был следовать. Выехав из леса на поляну, король Эдуард однажды чуть не столкнулся с сыном, рядом с которым был король Иоанн.
– Добро пожаловать в Англию, король французов! – воскликнул Эдуард.
Короли церемонно раскланялись. Иоанн с молчаливым достоинством выслушал приветствие Эдуарда и слова о том, что его считают здесь не пленником, а почетным гостем, и вежливо отклонил предложение принять участие в охоте.
Для лондонцев появление французского монарха было грандиозным событием – не часто видели они на улицах плененных королей. И обращались с королем Франции не как с пленником, а как с гостем.
По такому случаю были вывешены флаги и нарядные гобелены, бочки с вином и пивом стояли прямо на улицах, и их содержимое могли отведать все, кто хотел, – и при этом ничего не платить.
Отовсюду слышались восторженные возгласы:
– Да здравствует Черный Принц!
– Слава победителю при Пуатье!
Король Эдуард искренне радовался за сына, гордился им и был даже доволен, что не участвовал сам в этой битве и вся слава досталась принцу Уэльскому.
Он станет прекрасным правителем, думал со счастливой улыбкой стареющий король. Благодарение Богу, что у меня такой сын.
Для проезда через Лондон принц Эдуард выбрал вороного коня и одежды черного цвета – ведь недаром его называют Черным Принцем. Его пленник восседал на белоснежном коне и был одет по-королевски. Но все сочли, что принц выглядит куда более величественно.
В Вестминстере, где был приготовлен пиршественный стол в честь короля Франции, их встретила Филиппа с детьми. После того, как она обняла старшего сына, а тот поцеловал ей руку, Филиппа обратилась с добрыми словами к королю Иоанну. Ей было жаль его, она понимала его чувства, его состояние – особенно после того, что тот испытал, проезжая по улицам Лондона. Но пускай их всех утешает, что это уже воистину конец бессмысленной войны, продолжающейся с перерывами около двадцати лет!
Король Эдуард настоял, чтобы за пиршественным столом король Иоанн и его сын Филипп сидели по правую сторону от него. У мальчика был не по годам подавленный и печальный вид, он не мог примириться с тем, что случилось с его отцом.
Казалось – или так было на самом деле? – что король Эдуард не хотел считаться с чувствами пленника, ибо все время старался вовлекать его в веселую застольную беседу и беспрерывно потчевал то одним, то другим.
Какие только блюда не подавались, чтобы доставить удовольствие французскому королю, однако тот почти ни к чему не притронулся, чем вызвал мягкий упрек хозяина:
– Полно, сир, оставьте вашу грусть. Вы наши дорогие гости. Веселитесь и пойте вместе с нами!
Король Иоанн сумрачным взором окинул лицо собеседника и медленно ответил:
– Посудите сами, как можем мы петь песни в чужой клетке?
Филиппа сочувственно улыбнулась ему и сказала:
– Сейчас трудное время для вас, сир. Но не сомневаюсь, оно вскоре окончится.
В это время подошел виночерпий и предложил чашу с вином королю Эдуарду. Тотчас же, к всеобщему удивлению, юный Филипп вскочил с места и нанес сильный удар по лицу виночерпия. В наступившем молчании мальчик прокричал:
– Как ты смеешь обслуживать кого-то раньше, чем короля Франции?!
Все взоры устремились на короля Эдуарда. Как ответит он на сей дерзкий поступок? Мальчик с раскрасневшимся лицом продолжал стоять, глядя прямо в глаза английскому королю. Многие из присутствующих ожидали, что такое оскорбление королевского виночерпия вызовет приступ страшного гнева, свойственного Плантагенетам, но этого не случилось.
Король Эдуард громко расхохотался и произнес:
– Да ты Филипп Смелый!
Филипп Смелый!.. С этого дня за мальчиком укрепилось это прозвище и сопровождало его всю жизнь.
Король Франции не мог и позднее пожаловаться, что его честь и достоинство в Англии были хоть чем-то ущемлены. Для проживания ему был отведен дворец Савой, он мог беспрепятственно выезжать на охоту и вести жизнь, полную роскоши и довольства.
Одно только портило его существование – он был при этом пленником короля Англии.
Глава 20
БЕГСТВО ШОТЛАНДСКОЙ КОРОЛЕВЫ. УБИЙСТВО В МЕЛРОУЗЕ. СМЕРТЬ КОРОЛЕВЫ ИЗАБЕЛЛЫ
Король Эдуард отпустил Давида Брюса, шотландского короля: он не опасался, что шотландцы осмелятся выступить против него, ведь главный противник, французский король, – его пленник.
Джоанна была очень рада, она надеялась, что долгая разлука с мужем укрепит их семью и они наконец-то смогут быть счастливы. С самого начала их совместная жизнь складывалась неудачно. Во дворце Гейяр, где они с Давидом повзрослели, их положение в течение всех семи лет было каким-то искусственным, зыбким. Давида, что бы тот ни говорил, это угнетало, и потому, когда они вернулись в Шотландию, где прожили вместе еще пять лет, он был сам не свой, никак не мог стать настоящим королем, настоящим семьянином. Она же всегда хотела этого и надеялась: вот-вот что-то изменится… Так думала она и сейчас.
Оглядываясь на прошедшую жизнь, она после долгих одиннадцати лет, что провел ее муж в плену английского короля, желала лишь мира с Англией, мира в Шотландии и прочного семейного союза двух немало испытавших на своем веку людей. Они оба уже не так молоды и должны стать мудрее, терпимей, мягче друг к другу…
Встреча с Давидом потрясла ее: она увидела еще красивого мужчину, и он проявил по отношению к ней всю полноту чувств, свойственных мужчине и супругу. Она была счастлива. Так длилось несколько недель, затем она стала видеть его все реже и реже, и отсутствие он объяснял одинаково – дела государства.
На самом деле она приелась ему. В ней он видел повторение Филиппы, которая раздражала его все годы, вынужденно проведенные в Англии, и он не переставал удивляться, как при такой жене, становящейся с каждым годом все толще и неприглядней, Эдуард – об этом Давид слышал от многих – совсем не отвлекался на других женщин. А их вокруг столько, да каких!..
Правда, Джоанна не растолстела и довольно привлекательна, но он никогда не испытывал тяги к благородным женщинам. Ему подавай что-нибудь попроще, погрубей, понепристойней, такую, как Кэтрин Мортимер.
Где-то она сейчас? Скучает ли по нему, как он по ней? Она обещала, что не забудет его и обязательно приедет в Шотландию. А как же тогда с леди Джоанной, его законным камнем на шее? Раньше он беззаботно и просто менял любовниц, но Кэтрин… тут он хотел, чтобы все было по-другому… крепко и основательно…
Он решил начать подготовительные действия.
– Меня продолжают беспокоить отношения с твоим братом, – сказал он однажды жене. – Я говорю о мирном договоре. Видит Бог, я хочу только мира, но, боюсь, условия, которые выдвинет Эдуард, окажутся невыполнимыми.
– Но почему же? Он тоже не хочет войны, – возразила Джоанна.
– Однако только на своих условиях, к которым наши землевладельцы отнесутся весьма неодобрительно. Вообще Эдуард всегда не любил меня, и с годами его чувство окрепло. Главная причина то, что я стал твоим супругом.
Джоанна промолчала, это было правдой. Но отчего Давид заговорил об этом сейчас?
Ее супруг продолжал:
– Он очень любит тебя с детства, что естественно. Он вообще привязан к женщинам из своей родни – к дочерям, жене, к тебе.
– Он всегда был добр и внимателен ко мне, – подтвердила она, не понимая, к чему клонит Давид. – Но в делах государственных он забывал о родстве.
– О, я это хорошо знаю. Но если все-таки ты поговоришь с ним вместо меня об этих самых делах государственных?..
– Ты прекрасно знаешь, Давид, я готова на все ради мира между нашими странами!
– Верю, что это так. Прошу от тебя, быть может, слишком многого, тем более что не хотел бы снова расставаться с тобой после нашей столь долгой разлуки.
– Ты хочешь сказать… хочешь, чтобы я отправилась в Англию на переговоры с братом? Я?..
– Я подумал, это могло бы многому помочь… Мы скорее заключили бы прочный и длительный мир. Он так нужен Шотландии.
Она задумалась.
– Я поеду в Англию, – согласилась она, – если ты этого так хочешь, Давид.
– Для Шотландии, не для себя.
– Да, мы должны думать о ней прежде всего.
– Вот и прекрасно. Ты, надеюсь, не задержишься там надолго, потому что я буду скучать.
– Я отправлюсь без задержки…
К концу недели Джоанна уехала.
Этого и добивался ее супруг: вскоре в его дворце появилась Кэтрин Мортимер. Как они были счастливы! Как смеялись над обманутой женой, уехавшей вершить государственные дела! Как старались восполнить – и небезуспешно – дни разлуки, показавшейся им вечностью!
Короля не беспокоили разговоры, звучавшие вокруг, – пусть говорят, им просто завидно. Воистину он не знал на свете женщины, которая была бы так ему по вкусу, как Кэтрин, а ему было с кем сравнить!
Вместе они проводили и ночи, и дни, и никто из приближенных не видел короля без нее, а ее без короля.
Порой любовники задумывались, что же будет, когда вернется королева Джоанна, но Давид отгонял от себя эти мысли. Король он или нет? Он провозгласит Кэтрин женщиной, которую обожает и которая нужна ему как друг, как советчица, как… как все на свете… А, будь что будет, он ничего не хотел загадывать наперед. Он был на седьмом небе от счастья.
* * *
Король Эдуард приветливо принял сестру и терпеливо выслушал просьбы не слишком отягощать Шотландию условиями предлагаемого мира.
Он и вправду не был снисходителен к зятю, потребовав от него значительный выкуп, а также вручив счет за одиннадцатилетнее пребывание в Англии, где были дотошно перечислены все расходы на его содержание.
Джоанна сказала брату, что Шотландия не сумеет собрать столько денег, и умоляла умерить требования.
Эдуард был тронут ее преданностью бесшабашному мужу и Шотландии и лишний раз убедился, что Давид не достоин такой верной и хорошей жены и королевы: он и Филиппа знали о проделках Давида в Англии, о его последнем увлечении и о том – доброхоты уже сообщили им, – что Кэтрин Мортимер недавно отправилась куда-то на север, вполне возможно, в Шотландию.
Любовь и жалость к сестре, подогретые настояниями Филиппы, способствовали тому, что он согласился смягчить требования. Джоанна была безмерно благодарна ему еще и оттого, что это означало: ее первая государственная миссия не прошла даром, а увенчалась успехом, и значительным.
– Ты могла бы еще немного побыть с нами. Путешествие в Шотландию довольно долгое и утомительное. Не уезжай так скоро, – уговаривала ее Филиппа.
– Я люблю вас обоих, – отвечала Джоанна. – Вы так добры ко мне. Но я тороплюсь рассказать Давиду, чего добилась, и порадоваться вместе ним.
Что можно было возразить против этого?..
– Бедная сестренка, – сказал Эдуард Филиппе после отъезда Джоанны. – Хочу надеяться, она по прибытии не увидит того, чего я не желаю ей увидеть…
* * *
Миновав границу, Джоанна ощутила прилив счастья. Она уже давно полюбила свою новую суровую родину. Ее восхищали горы, ей стали привычны колючие холода, которых не было там, где проходило ее детство. Она думала, что, если бы ее замужество не осложнилось столькими внешними бедствиями, их жизнь с Давидом могла бы стать счастливой.
У Давида не отнять его обаяния, он хорош собой, совсем не глуп и смел. Да, он привлекателен для женщин, и они привлекают его. У него были, она слышала об этом, любовницы еще во Франции, в замке Гейяр, потом в Шотландии и, уж конечно, в Англии. Но он мужчина, и очень страстный мужчина, она-то знает. А может, слухи о его неверности лживы или сильно преувеличены? Конечно, когда он жил одиннадцать лет в Англии без нее, то вполне могло быть… Он же не монах… Но об этом она не хотела сейчас думать.
Теперь все будет иначе, отныне у них начнется новая жизнь…
Вот и Эдинбург. Она сразу направилась в замок на горе. Давид сейчас там, он будет встречать ее.
Он ее не встретил. Она прошла в свои апартаменты, где уже горел огонь, чтобы она могла согреться после дороги. Служанки помогли ей переодеться.
Она не стала спрашивать, где король, отчего не вышел ей навстречу – ведь она привезла такие важные и хорошие вести! – хотя ей все время казалось, приближенные жаждут что-то сказать ей, но не решаются. Когда она все же задала какие-то невинные вопросы, они так смутились, что она предпочла оставить их в покое и сама отправилась к королю.
Подходя к его двери, она услышала из-за нее громкий смех – женский смех. Ему вторил голос Давида.
Один из стражников выступил вперед:
– Миледи…
Она с удивлением посмотрела на него. Удивление сменилось недобрым предчувствием, и Джоанна, обойдя стражника, толкнула дверь.
Муж сидел в кресле, а у его ног на невысокой скамейке – женщина. Ее темные волосы свободно падали на обнаженные плечи, платье было приспущено.
– Давид… – сдавленным голосом проговорила Джоанна.
Он не повернулся к ней, но она услышала его слова, обращенные к женщине.
– Это королева вернулась из Англии, – сказал он небрежно.
Полуобнаженная женщина тоже не обернулась, она просто рассмеялась.
– Что все это значит? – промолвила Джоанна с трудом.
Она чувствовала, сердце ее падает куда-то в бездну и она вместе с ним, но разум напоминал: ты ведь знала все это, знала давно, однако делала вид, что этого нет. Вот и сейчас, только что, ты поняла, что означает смущение придворных дам и их ускользающие взгляды, когда спросила о муже…
– Что вам угодно? – произнес Давид утомленным тоном, по-прежнему не глядя на нее.
Она подошла ближе, увидела на столике возле них вино и яства. Один бокал был опрокинут, вино капало на пол.
– Кто эта женщина? – спросила Джоанна, обретя голос.
Брюнетка поднялась со скамейки, она оказалась высокой и стройной, и отвесила насмешливый поклон.
– Я Кэтрин Мортимер, миледи, – сказала она. – К вашим услугам и услугам короля.
Джоанна растерялась, но все же задала еще один бесполезный вопрос…
– А кто вы… здесь?
– Можете считать меня другом короля, – последовал ответ, тоже насмешливый.
– Что ж… я поняла, – сказала Джоанна.
Она повернулась и пошла из комнаты. Никто не произнес больше ни слова. Закрывая дверь, она опять услышала их смех.
Вернувшись к себе, она отпустила всех прислуживавших ей женщин и без сил упала в кресло.
Этого не может быть, мне просто приснился страшный сон. Раньше, как, например, в замке Гейяр, были случайные тайные измены, игры молодого тела и духа, потребность в остроте ощущений. Сейчас совсем другое – нарочитое желание нанести оскорбление, и как можно больнее.
Напрасны были ее надежды, что он с возрастом и после перенесенных потрясений изменится. Ничего подобного. Он остался таким же распутным, безнравственным, слабым духом… Ничтожество… Что он принес и принесет несчастной Шотландии?..
Всю жизнь она делала вид, что все обстоит лучше, чем на самом деле. И над ней наверняка смеялись или жалели. Зачем ей это? К чему продолжать такую жизнь?..
Графиня Гаррик попросила разрешения войти. Она была из семьи Брюсов и всегда хорошо относилась к Джоанне, сочувствуя ей и жалея. Сейчас графиня знала, что Джоанне так плохо, как никогда.
– Вы видели их вместе, – прямо с порога сказала она. – О моя бедная Джоанна!
– Кто она, эта особа?
– Женщина из низших слоев. С ней он познакомился и проводил время в Англии. Она уже давно с ним.
– И ей он хранит верность, не так ли? – с горечью произнесла Джоанна.
– Она приехала сюда, как только вы отбыли по его поручению. Он вызвал ее.
– О, я этого не вынесу! – Джоанна закрыла лицо руками.
– Но что вы можете сделать? – рассудительно сказала графиня. – Он все еще король и может поступать как хочет.
– А что думают другие?
– Насколько я знаю, многим стыдно за него. Они уважают вас и осуждают Давида.
– Я не могу оставаться здесь и терпеть, чтобы меня унижали, – сказала Джоанна. – Теперь, когда это делается открыто. – Она сама удивилась и обрадовалась, как быстро пришло к ней решение. – Я немедленно отправлю послание брату с просьбой дать мне прибежище при английском дворе.
– Пожалуй, это лучшее из всего, что вы можете сделать, – одобрила графиня. – Я, с вашего позволения, присоединюсь к вам, чтобы не видеть, как ведет себя мой родственник, которому довелось стать королем. О, если бы только его отец знал и видел все это!
– Если бы отец был жив, Давид не был бы королем, – с вымученной улыбкой сказала Джоанна.
– И Шотландия, – подхватила графиня Гаррик, – не была бы такой несчастной и униженной страной.
– Я даже не стану ждать ответа от брата, – твердо заявила Джоанна, вдруг ощутив прилив сил. – Сейчас же начну собираться. Значит, вы со мной?
– Мы отправимся завтра же. Я не оставлю вас в беде, можете на меня рассчитывать.
– Спасибо, Аннабелла. Как хорошо, когда есть настоящие друзья. Уверена, мой брат не откажет нам.
– Итак, в путь, Джоанна.
* * *
Ее приняли в Лондоне тепло и радушно. Эдуард был взбешен, узнав, как поступили с его сестрой. Он сказал, что ей будет отведена соответствующая резиденция и определено денежное пособие, чтобы она ни в чем не зависела от недостойного мужа.
Тем временем Давид после бегства жены почувствовал себя несколько не в своей тарелке. Хотя не в его характере было обращать внимание на окружающих, он не мог не заметить их возмущения тем, что на месте королевы Джоанны появилась какая-то вульгарная подозрительная особа. Граф Мар и несколько лордов открыто заявили ему, что не одобряют его действий, последствием которых стал отъезд из страны законной супруги, и что это может привести к ухудшению отношений с Англией, к тому, что условия перемирия снова станут суровыми для них.
Когда он проезжал по улицам, люди взирали на него сумрачно, никаких приветственных возгласов, зато раздавались выкрики, выражающие недовольство.
Напуганный этим Давид готов был сделать что угодно, кроме одного – он не мог удалить от себя Кэтрин Мортимер. Эта женщина словно околдовала его. Когда граф Мар от имени многих потребовал отправить ее обратно в Англию, Давид заявил, что пойдет на все, но не позволит этого.
Видя его безумную решимость скорее потерять корону, чем женщину, его советники предложили ему самому отправиться в Лондон и уговорить жену вернуться.
– В Англию? Где я провел эти ужасные одиннадцать лет? – вскричал Давид. – Да еще упрашивать жену? Никогда!
Но граф Мар был настойчив:
– Вы обязаны сделать это, милорд. Ради мира и спокойствия Шотландии. И вам не трудно будет уговорить королеву. Стоит только рассказать ей, как все в стране озабочены ее отсутствием, этого будет достаточно. И никто ни здесь, ни в Лондоне не будет знать об истинной цели вашей поездки: все будут думать, что вы поехали, чтобы вести речи об уменьшении выкупа и о прочих вещах, связанных с договором о мире. Соглашайтесь, милорд, иначе стране и вам грозят серьезные беды…
Наконец Давид согласился, и в Англию отправилась кавалькада из восьмидесяти человек. Не рассчитывая, что он будет принят при дворе, Давид остановился в Холборне, откуда отправил Джоанне послание, в котором смиренно просил оказать ему честь и прибыть к нему с визитом.
Она не стала упрямиться и сразу приехала, найдя его совсем в ином состоянии и настроении, нежели тогда, когда они виделись в последний раз.
Он виновато посмотрел на нее и сказал просительным тоном:
– Моя дорогая Джоанна, выслушайте меня. Боюсь, что излишнее количество вина затмило мой разум, когда вы соблаговолили прийти ко мне, и я прошу у вас прощения.
Она молчала.
Он взял ее руку, которая оставалась безжизненной в его руке, и попытался воздействовать на жену, пуская в ход красноречие, всевозможные уловки и немалое мужское обаяние. Она была вежлива, но непреклонна.
Его взбесило ее самообладание. Он привык думать о ней как о слабой, безвольной женщине и ошибочно принимал за бесхарактерность всегдашнюю учтивость и отвращение к ссорам и препирательствам. Но сейчас он встретил совершенно другую женщину, непохожую на его жену, – Давид не узнавал Джоанну.
Дав ему высказаться, она спокойно произнесла:
– Вы могли бы не тратить столько красноречия. Я поняла, вы хотите, чтобы я вернулась в ту страну, где мой отъезд вызвал нежелательные последствия. Я не сделаю этого… Однако, пока вы здесь, пробуду с вами под одной крышей во избежание ненужных толков. Но не думайте, что между нами могут возобновиться супружеские отношения. Я стану бывать с вами на официальных церемониях, и это все. И я сделаю, что в моих силах, чтобы облегчить нашей стране… вашей стране… переговоры с моим братом. Но я больше не считаю себя вашей женой и никогда ею не буду.
Для Давида это была уже победа. О лучшем исходе он не мог и мечтать. Они поживут какое-то время в одних стенах, и он безусловно сумеет склонить ее к близости и уговорить вернуться с ним в Шотландию. А там будет видно. Не впервой королевским супругам примериться с любовницами мужей.
Джоанна выполнила данное ею слово. Она переехала туда, где остановился Давид, вместе с ним была принята Эдуардом, и тот обещал уменьшить сумму выкупа и расходов на содержание Давида в плену.
Филиппа понимала и горячо одобряла поведение Джоанны, восхищаясь ее умом, а та была благодарна ей за помощь.
– Я никогда не вернусь к Давиду, – говорила она. – Надеюсь, вы с Эдуардом поддержите меня в этом.
И Филиппа, ласково обнимая золовку, отвечала ей:
– Мы всегда рады видеть тебя с нами. Ни о чем не беспокойся. Ты и так достаточно настрадалась.
Филиппа, говоря это, даже ощущала какую-то вину за то, что счастливо жила с ее братом, а бедняжка Джоанна не знала, наверное, и дня, по-настоящему счастливого и спокойного.
Наконец король Эдуард дал окончательный ответ Давиду по поводу взаимоотношений их стран. Он согласился отсрочить уплату выкупа, особо отметив, что делает это, только уступая настояниям сестры. Кроме того, согласился, чтобы шотландские юноши учились в университетах Оксфорда и Кембриджа.
После всего этого Давиду незачем было оставаться в Англии, и ему вежливо предложили покинуть ее, что он и сделал с большим удовольствием. Единственное, что вызвало у него раздражение, – это то, что Джоанна так и не поддалась на уговоры и наотрез отказалась сопровождать его.
Во время последнего разговора она сказала, глядя ему в глаза:
– Можете быть уверены, что я никогда не вернусь в Шотландию. Я решила остаться здесь, в моей семье, где меня любят и уважают. Так что не тратьте попусту слов на бесполезные уговоры.
Свита, сопровождавшая его, была разочарована решением Джоанны и во всем винила короля. Придворные знали, что по возвращении домой их ждет серьезное недовольство народа. Однако Давид старался об этом не думать, он ждал встречи с Кэтрин Мортимер, в объятиях которой забудет обо всех неприятностях.
* * *
В замке Райзинг королева-мать уже не вставала с постели, она была очень больна. Ей недавно исполнилось шестьдесят четыре, и уже двадцать восемь лет она жила в этом замке одна, без своего возлюбленного, преданного позорной казни по приказу ее сына.
Припадки безумия с возрастом почти перестали мучить ее, а последние десять лет их вовсе не было. Не стало и угрызений совести.
Вторую половину жизни она прожила другим человеком, делая много добра жителям окрестных селений и городов. Лишь немногие старики, помнившие дни царствования ее мужа и то, как она расправилась с ним, бормотали порой, что никакие добрые дела не замолят ее грехов.
