Текст книги "Таинственная любовница"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Единственным моим оправданием был тот факт, что я юна и глупа. Мне это казалось всего лишь шуткой – захватывающей и волнующей. А еще я представляла себе, что бросаю вызов богам, которые не могли оставить безнаказанной такую наглую выходку.
Прошло довольно много времени, прежде чем дверь открылась.
– Ну почему тебе все время хочется смотреть на него?..
Адриан привел их, как было условлено.
А потом они увидели меня. Раздался душераздирающий визг. Я попыталась выбраться из саркофага, похожего на корыто, в котором странно пахло и было очень холодно. Это оказалось неудачной идеей, потому что когда Теодосия увидела восстающую из мертвых мумию, она начала орать. Я слышала, как Адриан закричал, что это всего лишь Джудит. Я увидела, что лицо Сабины стало белым, как простыни, которыми я обмоталась, а потом Теодосия рухнула на пол, потеряв сознание.
– Все в порядке, Теодосия, – крикнула я, – это всего лишь я, Джудит! Это не настоящая мумия!
– Мне кажется, она умерла, – сказала Сабина. – Ты ее убила!
– Теодосия! – взвыла я. – Ты же не умерла?! Люди не умирают вот так просто!
А потом я увидела незнакомца, стоящего в дверях. Он был высоким и непохожим ни на одного человека, которого я когда-либо встречала. На мгновение мне показалось, что это – один из богов, который пришел отомстить мне, тем более, что выглядел он довольно рассерженным.
Незнакомец грозно уставился на меня. Представляю, какой у меня был вид! На голове – простыня, с тела свисают размотавшиеся бинты. Потом перевел взгляд на Теодосию.
– Бог ты мой! – воскликнул он и взял ее на руки.
– Джудит нарядилась мумией, – пожаловалась Сабина, – и напугала Теодосию.
– Что за глупая шутка! – сказал он, укоризненно посмотрев на меня, и я так застыдилась, что была рада, что простыня скрыла мое сконфуженное лицо.
– Она что, умерла, Тибальт? – спросила Сабина.
Он не ответил, и вышел из комнаты с Теодосией на руках.
* * *
Я избавилась от бинтов и простыни, после чего связала их в узел.
– Они все суетятся вокруг Теодосии, – сообщила прибежавшая Сабина. И добавила с ликованием в голосе: – Они ужасно сердятся на вас обоих.
– Это была моя идея, – сказала я. – Правда, Адриан?
Адриан согласился.
– Нечем гордиться, – сурово произнесла Сабина. – Ты могла убить ее.
– Но с ней все в порядке? – взволнованно спросила я.
– Она уже сидит, но все еще бледная и тяжело дышит.
– Ну немного напугалась.
– Люди могут умереть от страха.
– Но она же не умрет.
В комнату вошел Тибальт. Он по-прежнему выглядел очень рассерженным.
– О чем вы оба думали, когда устроили все это?
Я посмотрела на Адриана, который, как обычно, молчал и ждал, пока я заговорю.
– Я всего лишь нарядилась мумией.
– Вы уже довольно взрослая для таких шуток.
Я почувствовала себя маленькой и униженной.
– А вы не подумали о том, какое впечатление это произведет на тех, кто не участвует в вашей шутке?
– Нет, – сказала я, – не подумала.
– Милая привычка. Нужно будет как-то самому попробовать.
Если бы кто-то другой сказал мне нечто подобное, я бы нашла какой-нибудь дерзкий ответ. Но сейчас все было иначе… я поняла это с самого начала.
Он повернулся к Адриану.
– А что вы можете сказать?
– То же самое, что и Джудит. Мы не хотели причинить ей вред.
– Вы вели себя очень глупо, – сказал он и вышел из комнаты.
– Значит, это и есть великий Тибальт? – сказал Адриан, подождав, пока тот отойдет подальше.
– Да, – подтвердила я, – великий Тибальт.
– Но ты говорила, что он сутулится и носит очки.
– Значит, я ошибалась. Не носит. Нам лучше уйти.
Когда мы спускались по лестнице, я услышала, как Тибальт спросил:
– А кто эта дерзкая девчонка? – Конечно, он говорил обо мне.
Сабина присоединилась к нам в холле.
– Теодосию отвезут в экипаже, – сказала она. – А вам придется идти пешком. У вас будут большие неприятности.
Казалось, она этому рада.
* * *
И неприятности действительно были. В классной комнате нас ждала мисс Грэм. Она выглядела обеспокоенной – впрочем, она довольно часто так выглядела. Позже я поняла: мисс Грэм боялась, что во всем обвинят ее и уволят за это.
– Молодой мистер Трэверс приехал в экипаже вместе с Теодосией, – сказала она. – Он сообщил сэру Ральфу о вашей злой выходке. Вы оба будете сурово наказаны. Теодосию отправили в постель. Ее светлость очень обеспокоена, она послала за доктором. У Теодосии слабое здоровье.
Я не могла избавиться от ощущения, что Теодосия старается использовать ситуацию с максимальной пользой для себя.
Мы пошли в библиотеку, где книги занимали три стены, а почти всю четвертую стену – окно, огромное, вертикально поделенное, с сидениями под ним и с тяжелыми темно-зелеными шторами. А под потолком висела хрустальная люстра. Комната производила угнетающее впечатление: в ней было слишком много предметов. Здесь были резные деревянные столы и скульптуры из Индии, китайские вазы и изысканно украшенный стол в стиле Людовика Пятнадцатого, с ножками в виде позолоченных херувимов. Все эти сокровища привозили сэру Ральфу из разных концов света, и он собирал их здесь, не обращая внимания на то, соответствуют ли они друг другу. Все это я заметила позже. А в тот раз я видела только двух человек в комнате. Только их. Сэра Ральфа и Тибальта.
– Ну и что это такое? – спросил сэр Ральф.
Адриан всегда, казалось, терял дар речи в присутствии дяди, поэтому отвечать пришлось мне. Я попыталась объяснить.
– Вы не имели права находиться в той комнате! Не имели права разыгрывать такие глупые шутки. Вы будете за это наказаны и, думаю, вам это не придется по вкусу.
Мне не хотелось, чтобы Тибальт видел, что мне страшно. Я думала о том, какое наказание будет для меня самым тяжким. Наверное, запретить уроки Эвана Коллума.
– Тебе есть, что сказать в свое оправдание? – спросил сэр Ральф, свирепо уставившись на Адриана.
– Мы просто… притворялись.
– Говори громче!
– Это была моя идея, – сказала я.
– Пусть мальчишка сам за себя ответит, если может.
– Мы… мы думали, будет здорово, если Джудит оденется мумией…
Сэр Ральф нетерпеливо фыркнул. Потом повернулся ко мне.
– Значит, это ты была зачинщицей, да?
Я кивнула, и вдруг с облегчением заметила, что его подбородок одобрительно шевельнулся.
– Ну ладно, – сказал он. – Ты увидишь, что происходит с людьми, которые позволяют себе подобные шутки. Возвращайся в дом священника и увидишь, что тебя там ждет. – Потом повернулся к Адриану. – А вы, сэр, поднимайтесь в свою комнату. Вас ожидает серьезная порка. Я лично вас высеку. Убирайтесь.
Бедный Адриан! Это так унизительно – да еще в присутствии Тибальта!
* * *
Адриана действительно высекли, а это очень тяжело вынести в шестнадцать лет.
Я вернулась в дом священника. Доркас и Элисон были крайне взволнованы, потому что им уже сообщили о моем дерзком поступке.
– Джудит, а что если сэр Ральф откажется пускать тебя в Кеверол-Корт?
– Он так сказал? – взволнованно спросила я.
– Нет, но велел наказать тебя – и мы не смеем ему перечить.
Преподобный Джеймс ушел к себе в кабинет, пробормотав что-то о том, что ему нужно работать. Случилась неприятность – и он хотел держаться от нее подальше.
– Ну, – спросила я, – так что они со мной сделают?
– Ты должна пойти в свою комнату и прочитать книгу, которую прислал мистер Коллум. Ты должна написать сочинение о ее содержании, и сидеть на одном хлебе и воде, пока не закончишь эту работу. Ты должна будешь сделать это, даже если придется просидеть в комнате всю неделю.
Это никак не было наказанием. Милый Эван! Книга, которую он для меня выбрал, называлась «Династии Древнего Египта», это именно то, что больше всего меня увлекало, а наша повариха в безопасных стенах дома священника заявила, что ей Кеверол-Корт – не указ, и она не станет держать меня на хлебе и воде. Так недалеко и до беды, заявила она. Никто не сможет заставить ее морить ребенка голодом! Мне стало смешно. Я, которую часто называли дьявольским отродьем, вдруг превратилась в ребенка!
В тот отрезок времени мне тайком передавали мои любимые блюда. Там были и сдобные булочки, с пылу с жару, и ее особые миниатюрные пирожки с голубятиной.
Я провела два приятных дня, потому что моя работа была закончена в рекордные сроки, и позже узнала от Эвана, что сэр Ральф остался весьма доволен результатами моего научного труда.
* * *
Мы подрастали, и в связи с этим происходили некоторые изменения, но они происходили так постепенно, что их мало кто замечал.
Тибальт часто наезжал в Гиза-Хаус. В то время моей заветной мечтой было совершить какое-нибудь открытие. Но эта мечта все время обрастала новыми деталями. Иногда в этой мечте я откапывала какой-нибудь бесценный предмет; в другой раз мне открывалось какое-то невероятно важное значение в иероглифах на саркофаге в Гиза-Хаус, и это открытие так потрясало научный мир, что Тибальт приходил в полное восхищение. Он тут же просил меня выйти за него замуж, и мы вместе отправлялись в Египет, где жили долго и счастливо, делая открытие за открытием, и становились знаменитыми. В конце моей мечты Тибальт обычно заявлял: «Всем этим я обязан тебе!»
Но на самом деле он едва замечал меня и если когда-либо и думал обо мне, то как о глупой девчонке, которая нарядилась мумией и напугала Теодосию.
С Теодосией все было совершенно иначе. Вместо того чтобы презирать ее за то, что она потеряла сознание, он, казалось, проникся к ней симпатией. У нее была масса возможностей познакомиться с ним поближе, чего была лишена я. После того как заканчивались уроки, я возвращалась в дом священника, а она уже достаточно выросла, чтобы обедать за одним столом со своей семьей. У них часто бывали в гостях Тибальт с отцом.
Адриан уехал в университет изучать археологию. Это был, скорее, выбор дяди, а не его самого. Адриан признался мне, что зависит от дяди, потому что его родители были в стесненном материальном положении. Его отец – брат сэра Ральфа – женился против воли семьи. Поскольку Адриан был старшим из четырех братьев, сэр Ральф, у которого не было своих сыновей, предложил забрать Адриана и дать ему образование – поэтому сэра Ральфа нужно задабривать.
– Везет тебе, – сказала я. – Как бы я хотела поехать изучать археологию!
– Ты всегда сходила по ней с ума.
– Тут есть от чего сойти с ума.
Мне не хватало Адриана – некем стало командовать. Он был таким покорным, всегда делал то, чего я хотела.
Потом Эван Коллум уже не смог приехать. Он закончил обучение и занял место на кафедре одного из университетов. Мисс Грэм и Оливер Шримптон продолжали обучать нас, и мы по-прежнему брали уроки музыки у Табиты Грэй.
Но все постепенно менялось.
Доркас пыталась учить меня, как она говорила, навыкам ведения хозяйства. Она старалась поведать мне о том, как замешивать сдобное тесто, как печь хлеб и готовить варенье. Но я не сильно преуспела в этом.
– Однажды тебе это понадобится, – сказала она. – Когда у тебя появится свой дом. Ты понимаешь, что тебе уже почти восемнадцать, Джудит? В этом возрасте некоторые девушки выходят замуж. – Вымолвив это, она слегка нахмурилась. Я поняла, что они с Элисон переживали о моем будущем. Они надеялись, что я выйду замуж, – и я знала за кого.
Мы все любили Оливера Шримптона. Он был приятным, не очень тщеславным и с энтузиазмом выполнял свою работу. Он был просто незаменим в приходе. А последние два года, когда преподобный Джеймс, казалось, все чаще уставал, он, по признанию Доркас и Элисон, «практически тянул приход на своих плечах». Он отлично ладил с пожилыми дамами, да и не очень пожилые дамы его тоже любили. В приходе было несколько старых дев, которые многое делали для церкви, и думаю, что их энтузиазм в основном был связан с Оливером.
Мы с ним всегда были добрыми друзьями. Я не блистала в тех предметах, которые он преподавал, но живя с ним под одной крышей так долго, относилась к нему, как к брату. Иногда я задумывалась над тем, что если бы не встретила Тибальта, то могла бы смириться с мыслью, что выйду за него замуж и буду жить в доме священника, который всю жизнь был моим родным домом. Все ведь знали, что после того, как преподобный Джеймс уйдет на покой, или умрет, Оливер займет его место.
Я ни с кем не могла поговорить о своих чувствах к Тибальту. Они, в любом случае, были абсурдны, потому что смешно воспылать страстью к человеку, который едва помнит о твоем существовании.
Но наши отношения все же изменились и он стал уделять мне чуть больше внимания. Табита Грэй была очень доброжелательной, она заметила, как я была подавлена, когда Эван Коллум не смог приехать учить нас. По мере того как я взрослела, она, казалось, становилась моложе. Наверное, когда тебе четырнадцать, человек двадцати четырех лет кажется совсем старым. Но когда тебе почти восемнадцать, двадцать восемь лет – это не так много, как двадцать четыре представляется в четырнадцать. Табита стала миссис Грэй, потому что побывала замужем. Называть ее Серой Табби было нелепо. Высокая, с волнистыми черными волосами и большими светло-карими глазами. Когда она играла на рояле, выражение ее лица менялось, в нем появлялось что-то неземное, и она становилась необычайно красивой. Она была нежной, но никоим образом не общительной. Иногда мне казалось, что в ее лице заметна неизбывная печать какой-то страшной тайны.
Я пыталась узнать у Сабины, какое именно положение в доме она занимает.
– Она просто управляет всем, – сказала Сабина. – Заботится обо мне, когда папа и Тибальт в отъезде. Она присматривает за слугами – и за няней Тестер тоже, хотя няня этого и не признает. Хорошо разбирается в работе отца. Он часто говорит с ней о работе – и Тибальт тоже.
Она еще больше заинтересовала меня – у нас появилось что-то общее. Я пару раз заговорила с ней после урока музыки. Она очень оживлялась, когда говорила о работе сэра Эдварда, рассказала, что однажды была членом экспедиции, когда они ездили в Кент работать над раскопками римских поселений.
– Когда Сабина выйдет замуж, я снова поеду в экспедицию, – сказала она. – Жаль, что вы – девушка. Если бы вы были молодым человеком, вы бы стали профессиональным археологом.
– Но на это попросту нет денег. Хорошо еще, что мне дали хоть такое образование. Придется самой зарабатывать себе на жизнь. А что делать – не знаю… Разве что, стану гувернанткой.
– Никогда не знаешь, что готовит будущее, – ответила она. Потом дала мне почитать несколько книг. – Почему бы не продолжить обучение самостоятельно?
Однажды, придя как-то под вечер в Гиза-Хаус, чтобы вернуть книги, я услышала музыку. Решив, что это играет Табита, я заглянула в окно гостиной. Она сидела за роялем рядом с Тибальтом. Они играли в четыре руки. Пока я наблюдала за ними, музыка смолкла. Они посмотрели друг на друга и улыбнулись. Как бы мне хотелось, чтобы он так же улыбался мне!
Они оба почувствовали, что за ними наблюдают, одновременно повернулись к окну и увидели меня.
Мне стало стыдно, что меня застали заглядывающей в чужие окна. Табита махнула рукой, приглашая войти.
– Здравствуйте, Джудит, – сказала она. – А, вы принесли книги… Я давала Джудит почитать вот это. Она очень интересуется этим предметом.
Тибальт посмотрел на книги, и в его глазах вспыхнул теплый свет.
– Что вы о них думаете?
– О, я просто в восторге.
– Табита, мы должны подыскать для нее еще что-нибудь.
– Я это и собираюсь сделать.
Мы вошли в гостиную и стали говорить… О, что это были за разговоры! Я не чувствовала себя такой оживленной с тех пор, как уехал Эван Коллум.
Тибальт проводил меня до дома священника, помог нести книги и все время говорил. Он рассказывал мне о своих приключениях и о том, как взволновали его некоторые находки. Я жадно слушала.
– Вам действительно интересно все это, да? – спросил он, стоя у дверей моего дома.
– Да, – с жаром подтвердила я.
– Ну я всегда знал, что вы интересуетесь мумиями.
Мы рассмеялись. Он попрощался и сказал, что нам стоит еще поговорить.
– А пока, – добавил он, – продолжайте читать. Я скажу Табите, какие книги вам давать.
– О, спасибо! – пылко воскликнула я.
Доркас, должно быть, видела нас через окно.
– Это был Тибальт Трэверс? – спросила она, когда я стала подниматься по лестнице.
Я сказала, что это действительно был он и, поскольку она ждала каких-то пояснений, продолжила:
– Я относила книги в Гиза-Хаус, и он проводил меня назад.
– А! – только и обронила она.
На следующий день она снова заговорила о Тибальте.
– Я слышала, все ожидают, что Тибальт Трэверс женится на Теодосии.
Мне стало дурно. Надеюсь, она этого не заметила.
– Ну, – осторожно продолжала Доркас, – этого следовало ожидать. Трэверсы и Бодрианы уже много лет дружат. Я уверена, что сэр Ральф будет рад, если их семьи породнятся.
«Нет! – подумала я. – Никогда! Глупая малышка Теодосия! Это невозможно!»
Но, конечно, я отлично понимала, что это – весьма вероятно.
* * *
У Оливера Шримптона появилась перспектива получить приход в Дорсете.
Доркас и Элисон очень расстроились.
– Я не представляю, Оливер, что мы без вас будем делать, – говорила Элисон.
– Вы служили просто прекрасно! – добавила Доркас.
Он поехал на встречу с епископом. Я никогда прежде не видела Доркас и Элисон такими счастливыми, как тогда, когда он вернулся.
– Он отказался, – сказали они.
– Кто?
– Оливер.
– Но от чего он отказался?
– Ты что, вообще ничего не воспринимаешь?
– Просто трудно оторваться от Древнего Египта, чтобы мгновенно перенестись в дом священника в Сент-Эрно.
– Ты слишком погружаешься в эти свои книги. Это не идет на пользу. Оливер встречался с епископом и отказался от предложенного места. Он объяснил свой отказ тем, что хочет остаться жить здесь. Естественно, когда отец уйдет на покой, он станет нашим священником.
– Отличная новость, – сказала я. – Значит, можно не бояться, что мы его потеряем.
– Должно быть, он очень привязан к нам, – сказала Доркас, – раз так много для нас делает.
– Привязан к некоторымиз нас, – добавила Элисон со значением.
* * *
Эван Коллум приехал в Гиза-Хаус к Трэверсам. Думаю, он был довольно частым гостем в Кеверол-Корт.
Он зашел в дом священника, чтобы встретиться со мной, и у нас состоялся очень интересный разговор. Он сказал мне, что я была его самой способной ученицей, и очень жаль, что я не смогу заниматься этим предметом всерьез.
Мисс Грэм нашла другое место и уехала – наша учеба закончилась. Было совершенно очевидно, что мне никогда не стать музыкантом. Но теперь мне не нужно было искать предлог, чтобы заходить в Гиза-Хаус. Я могла приходить к ним в библиотеку и выбирать книги – и, если только это были не самые ценные экземпляры, могла брать их домой.
Теперь мы редко встречались с Теодосией. В Кеверол-Корт устраивалось множество приемов, на которые меня, естественно, не приглашали. В Гиза-Хаус тоже бывали развлечения, но совсем иного характера. Хотя Тибальт и его отец часто бывали в Кеверол-Корт, а сэр Эдвард и его супруга посещали Гиза-Хаус, я слышала от Табиты, что за обедом в Гиза-Хаус часто велись оживленные разговоры – в основном о работе, которой были заняты хозяева – об этом захватывающем увлечении прошлым.
Моя жизнь тоже сильно изменилась. Я вместе с Доркас и Элисон навещала прихожан нашей церкви. Относила больным цветы из нашего сада, читала вслух тем, кто плохо видел, относила продукты тем, кто был прикован к постели, ездила в город за покупками для них – в маленькой рессорной двуколке, которую мы называли повозкой. Это была двухколесная коляска, в которую запрягали нашего старого Джоррокса, нечто среднее между лошадью и пони.
Я постепенно становилась все больше похожей на типичную дочь священника. В то Рождество мы с Оливером принесли рождественское полено, а потом вместе с Элисон и Доркас соорудили рождественский куст. Он состоял из двух деревянных обручей, соединенных под прямым углом, потом мы украсили его хвоей. Это старинное корнуоллское традиционное украшение, и мы предпочитаем его елке, которую многие местные жители считают иностранным нововведением. Я ходила петь рождественские гимны, и когда мы пришли в Кеверол-Корт, нас угощали горячими булочками, шафранным кексом и вином с пряностями и сахаром. Я видела Теодосию и Адриана в парадном зале, и меня охватила тоска по старым добрым временам.
Вскоре после Рождества внезапно похолодало, что случалось очень редко. Ветки деревьев были покрыты белым инеем, а на пруду дети могли кататься на коньках.
Преподобный Джеймс простыл, за простудой последовал сердечный приступ; и хотя ему стало немного легче, спустя неделю он умер.
Доркас и Элисон были безутешны. Я уже давно отвыкла от него. Он очень много времени проводил в своей спальне, но даже когда он сидел с нами в комнате, то почти не разговаривал – все равно будто его и не было.
Повариха сказала, что это благословенный исход, потому что преподобный никогда бы не оправился после удара.
Окна дома были плотно занавешены. Пришел день, когда раздался погребальный звон, и мы опустили тело преподобного Джеймса Осмонда в могилу, которую выкопал для него мистер Пеггер. Потом вернулись в дом священника, чтобы помянуть покойного.
Я заперлась у себя в комнате. Они хотят, чтобы я вышла за Оливера, который станет священником вместо преподобного Джеймса Осмонда. Тогда мы все продолжали бы жить, как прежде.
Но как я могу выйти за Оливера? Я не могу выйти ни за кого, кроме Тибальта. Как сказать об этом Доркас и Элисон? Более того, такое счастливое развитие событий было возможно лишь в моих самых смелых, невероятных мечтах. Хотелось бы им все объяснить. Но как? Мне нравится Оливер. Я знаю, что он хороший человек. Но как вы не понимаете? Мое сердце начинает биться быстрее при одном только упоминании имени Тибальта. Я знаю, что он не смотрит на меня… как на женщину. И знаю, что они считают, будто Теодосия подходящая для него партия. Но что я могу с собой поделать?
Оливер изменился с тех пор, как стал приходским священником. Он, как всегда, был добр к нам, но, сказала Доркас, если ничего не будет «устроено», нам придется переехать отсюда.
И вдруг все действительно устроилось. Бедная Доркас! Бедная Элисон!
Именно Элисон затронула эту тему. Думаю, Оливер пытался сам заговорить об этом, но боялся, что они подумают, будто он хочет, чтобы они уехали.
– Теперь, когда у нас в приходе новый священник, нам придется уехать, – проговорила она.
Оливер с облегчением ответил:
– Я хочу поговорить с вами. Я подумываю о том, чтобы жениться.
Глаза Доркас засверкали так, словно она и была предполагаемой невестой.
– Конечно, я не мог затрагивать эту тему, когда мне нечего было предложить своей невесте. Но теперь все изменилось… и мне… повезло. Она приняла мое предложение.
Элисон укоризненно посмотрела на меня. «Могла бы нам сказать!» – говорил ее взгляд. Я не могла выразить, как сильно была удивлена.
– Мисс Сабина Трэверс, – продолжал Оливер, – дала согласие выйти за меня замуж.
Мы поздравили его – я от всего сердца, Доркас и Элисон – потрясенно.
Как только я поднялась к себе в комнату, то поняла, что они придут ко мне. Они стояли и смотрели на меня, на лицах – гнев и смятение.
– Подумать только! Он обманывал нас все это время!
– Вы несправедливы к нему, – возразила я. – В чем же он нас обманывал?
– Ну… заставил думать, что…
– Но ничего подобного он не делал! Сабина? Да, между ними всегда было взаимопонимание. Латынь и греческий ей давались ничуть не лучше, чем мне, но она такая хорошенькая, такая женственная! Думаю, она хорошо справится с ролью жены священника.
– Она слишком легкомысленная. Не думаю, что она может вести серьезные разговоры.
– Она будет великолепно относиться к прихожанам. Всегда найдет, что сказать, и сможет сочувственно выслушивать все их проблемы, не слыша их на самом деле. Только подумайте, какое это ценное качество!
– Джудит, такое впечатление, что тебе все равно! – воскликнула Элисон.
– Нет нужды храбриться в нашем присутствии, дорогая, – согласилась Доркас.
Я рассмеялась.
– Послушайте меня, обе. Я бы не вышла за Оливера, даже если бы он сделал бы мне предложение. Он мне почти как брат. Я его очень люблю, мне нравится Сабина. Поверьте мне, я никогда не смогла бы выйти за него, как бы этот брак ни был удобен для всех.
Я подошла и обняла их обеих так, как делала это в детстве.
– Дорогие мои Элис и Доркас, мне очень жаль. Это конец нашей старой жизни. Нам придется покинуть дом священника. Ведь у Оливера есть свои планы, правда?
Они, как всегда, были тронуты проявлением чувств с моей стороны.
– Да нет, дело совсем не в этом, – возразила Доркас. – Мы думали о твоем счастье.
– Мое счастье не здесь, – сказала я. – Вы только подумайте! Оливер и Сабина! Он будет зятем Тибальта!
Они удивленно посмотрели на меня, словно спрашивая, какое это может иметь отношение к нашему затруднительному положению.
– Ну, – сказала Элисон, – нам нужно сразу же составить план…
Этим мы и занялись. Преподобный Джеймс оставил мало денег. У его дочерей будет очень скромный доход, но если они подыщут недорогой домик, то смогут прожить на эти деньги.
Что же до меня, то я полностью зависела от них. Они рады разделить со мной все, что у них было, но это было бы жалкое существование.
– Ведь с самого начала предполагалось, что в случае нужды я должна буду работать – к этому меня и готовили, – сказала я.
– Да, – признала Доркас, – именно поэтому мы так рады, что смогли дать тебе такое хорошее образование.
– Может быть, мы найдем для тебя что-нибудь подходящее.
Бессмысленно сидеть и ждать. Я дала обещание себе и им, что, как только они устроятся на новом месте, я найду работу.
Мне было неуютно – путала не перспектива работы, а необходимость уехать из Сент-Эрно. Я представляла себя в каком-то доме, далеко от Гиза-Хаус, обитатели которого очень скоро забудут обо мне. И что я буду делать? Стану гувернанткой, как мисс Грэм? Именно к такой работе я больше всего пригодна. Возможно, поскольку у меня классическое образование, несколько лучшее, чем у обычной дочери священника, я могла бы преподавать в школе для девочек. Это было бы не так унизительно, как работать в чьем-то доме, где я буду считаться недостойной того, чтобы ко мне относились, как к члену семьи, но при этом буду выше, чем остальная прислуга, за что она, естественно, меня возненавидит. Но что оставалось делать молодой образованной женщине в наше время?
Было невыносимо думать о будущем. Ах, если бы я никогда не находила той бронзовой пластины, Трэверсы могли бы и не поселиться в Гиза-Хаус. Я никогда бы не встретила Тибальта, а Оливер не встретил бы Сабину. Мы с Оливером могли бы осознать, как удобно будет, если мы поженимся, и пойти на этот шаг. У нас была бы счастливая, размеренная совместная жизнь, как у многих других людей. И тогда бы мне не пришлось отчаянно мучиться необходимостью покидать все, что мне дорого.
На помощь пришел сэр Ральф. Он частично решил наши проблемы. У него в поместье был один коттедж, который тогда пустовал, и он предложил сестрам Осмонд снять его за мизерную плату.
Тетушки пришли в восторг.
Сэр Ральф вознамерился стать нашим благодетелем. Леди Бодриан нужна была компаньонка – кто-нибудь, кто будет читать ей вслух, помогать в ее благотворительной деятельности и тому подобное. Фактически, секретарь-компаньонка. Сэр Ральф полагал, что я вполне пригодна для такой работы, так что вскоре леди Бодриан была готова рассмотреть мою кандидатуру.
Элисон и Доркас были в восторге.
– После всех наших бед, все складывается, как нельзя лучше! – восклицали они. – У нас будет коттедж, и как хорошо, что ты будешь совсем недалеко от нас. Только представь себе, мы сможем часто видеть тебя! Это будет замечательно… если… если ты, конечно, сможешь поладить с леди Бодриан…
– Это не проблема, – легкомысленно заявила я, при этом отнюдь не будучи уверенной в том, что это действительно не проблема.
* * *
Леди Бодриан, я всегда это чувствовала, была не в восторге от того, что я училась вместе с ее дочерью и племянником в Кеверол-Корт. В те редкие моменты, когда я ее видела, она бросала на меня откровенно ледяные взгляды.
Она всегда напоминала мне корабль, потому что все ее бесчисленные нижние юбки громко шелестели при ходьбе, и она, казалось, плыла, не замечая никого на своем пути. Я никогда не старалась снискать ее расположение, чувствуя изначальный антагонизм. Но теперь мое положение изменилось.
Она приняла меня в собственной гостиной – маленькой комнате – маленькой относительно остальных комнат в Кеверол-Корт, – но она все равно была вдвое больше, чем любая комната в коттедже. Здесь было слишком много мебели. На каминной полке очень близко друг к другу стояли вазы и статуэтки, в углу комнаты сверкала стеклянная горка с фарфором, серебром и еще всякой всячиной. Там было множество маленьких фарфоровых статуэток. Стулья были обиты гобеленом ручной работы самой леди Бодриан. Тут же стояли два каминных экрана из гобелена и две скамеечки. Рама с вышивкой стояла рядом с ее креслом, и когда я вошла, она занималась именно этим.
С минуту она не поднимала на меня взгляда, давая понять, что работа ей более интересна, чем новая компаньонка. Это привело бы в замешательство любого, но я была не робкого десятка.
– О, мисс Осмонд! Вы пришли по поводу места. Можете присесть.
Я села, высоко держа голову. Щеки мои зарумянились.
– Вашей обязанностью, – сказала леди, – будет следить за моими встречами и обязательствами – как общественными, так и филантропическими. Будете каждый день читать мне газеты, заботиться о моих шпицах, Апельсине и Лимоне. – При упоминании этих имен, собаки, развалившиеся на подушках с каждой стороны от ее кресла, подняли головы и презрительно уставились на меня. Апельсин – или это был Лимон? – гавкнул, а другой – фыркнул. – Мои дорогие! – с нежной улыбкой произнесла леди Бодриан, но ее лицо тотчас стало ледяным, когда она вновь повернулась ко мне. – Вы, конечно, будете все время рядом на случай, если мне что-либо понадобится. А теперь я хотела бы послушать, как вы читаете.
Развернув «Таймс», она вручила газету мне. Я начала читать об отставке Бисмарка и о плане присоединения острова Гельголанда к Германии.
Я чувствовала, как она придирчиво разглядывает меня, пока я читаю. У нее на поясе висел лорнет на золотой цепочке, и она откровенно меня рассматривала. Вероятно, такое отношение можно ожидать всегда, когда становишься наемным работником.
– Да, этого достаточно, – произнесла она, прервав меня на середине предложения. Я должна была осознать, что наем компаньонки – более важный момент, чем судьба Гельголанда. – Я хочу, чтобы вы приступили к своим обязанностям… немедленно. Надеюсь, это удобно.
Я сказала, что мне понадобится день-два, чтобы устроить свои дела, хотя и не знала, какие именно дела имею в виду. Все, чего я хотела – это отложить начало своей новой работы, потому что она меня попросту угнетала.
