Текст книги "Таинственная любовница"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
– О ком поговорить?
– О Ясмин. Вы были очень добры к ней.
– Где она?
– Ее больше нет. Я молюсь о том, чтобы Аллах успокоил ее душу.
– Ты хочешь сказать, что она умерла?
Он кивнул, и на его лице отразилась неизбывная печаль.
– Как она умерла? Почему?
– Ее забрали.
– Кто?
Он пытался объяснить то, что мне было очень сложно понять.
– Я любил Ясмин.
– Ты работаешь на раскопках? – спросила я. – Ты работаешь на сэра Тибальта Трэверса?
Он кивнул.
– Очень хороший хозяин. Очень добрая леди. Это секрет.
– Ты можешь доверить мне свой секрет. Как тебя зовут?
– Хусейн.
– Хусейн, расскажи мне все, что ты знаешь об исчезновении Ясмин. Можешь поверить, я ничего никому не скажу, если это должно остаться в секрете.
– Леди, мы любим. Но ее отец сказал – нет. Она была предназначена для старика, у которого много коз, который продает много шкур.
– Понимаю.
– Но любовь очень сильная, леди. И мы встречаемся. Я не смею это говорить. Мы оскорбили фараонов.
– Успокойся, Хусейн, мертвые фараоны не станут гневаться на двух влюбленных. Думаю, в их времена тоже случалось подобное.
– Где мы можем встречаться? Места нет. Но я работаю. Мне доверяют. Я один из доверенных работников сэра Трэверса. Я знаю, когда будет работа, а когда – нет. И когда нет работы, мы встречаемся там, в гробнице.
– Ты смелый, Хусейн. Немногие решились бы встречаться в таком месте.
– Это единственное место, и любовь сильна, леди. Мы нигде больше не могли быть в безопасности. А если ее отец узнает, то отдаст ее старику, хозяину коз.
– Я понимаю. Но где же Ясмин?
– Ночью пришел великий паша. Мы должны были встретиться. Мы вместе идем в гробницу. Но сэр Трэверс говорит: «Хусейн, ты должен отнести записку Али Мусе! Этот человек делает инструменты, которыми мы пользуемся, – и принести то, что я прошу. Я дам тебе записку». Я должен повиноваться. И не смог прийти в гробницу. Ясмин пошла одна… И это было в тот вечер, когда приехал паша. Больше я ее не видел.
– Но ты говоришь о ней так, словно она мертва.
– Она мертва. Ее бросили в реку в день праздника Нила.
У меня перехватило дыхание.
– Этого я и боялась! – воскликнула я. – Но Хусейн… почему?
Он опустил глаза.
– Пожалуйста, леди, вы скажите мне. Вы мудрая. Почему Ясмин бросили крокодилам?
– Крокодилам?!
Он опустил голову.
– Священным крокодилам. Я видел священных крокодилов с драгоценными серьгами в ушах и с золотыми браслетами на лапах. – Он бросил быстрый взгляд через плечо, словно опасался незримого убийцы.
– Кто мог это сделать? – спросила я. – Кто мог бросить Ясмин в реку?
– Большие люди, госпожа. Большие, сильные, богатые люди. Она была в гробнице. Это проклятие фараонов.
– Но Хусейн, фараоны не могли этого сделать. Это сделал кто-то другой, и на это нужна была какая-то веская причина.
– Я не видел Ясмин с того дня, когда меня послали к Али Мусе, но думаю, она тогда пошла в гробницу одна.
– Смелая девушка.
– Любой станет смелым ради любви, госпожа.
– Ты думаешь, кто-то ее обнаружил там?
– Я не знаю.
– Но когда ее бросили в реку, она не подавала признаков жизни. Она была как большая кукла.
– Может, она уже была мертва. Может, была одурманена. Не знаю. Все, что я знаю, это лишь то, что она мертва.
– Но зачем это было делать? Если кто-то действительно хотел ее убить, зачем нужно было устраивать… вот такое…
– Леди, вы видели рисунки на стенах. Вы видели пленников фараонов, которых привозили с войн. Вы же видели, леди?
– Я часто думала над тем, кто эти люди. Они изображены привязанными вверх ногами к бортам кораблей на этих рисунках, и другие – без рук или без ног…
– Это происходило с теми, кто оскорблял фараонов. Их всех скармливали крокодилам. Иногда отрубали руку или ногу, и… оставляли в живых. Чтобы все видели, что происходит с тем, кто смеет оскорблять фараона. А иногда их бросали крокодилам целыми и невредимыми. Понимаете?
– Я не могу понять, каким образом Ясмин могла кого-то обидеть… Хусейн, ты уверен, что в реку бросили именно Ясмин?
– Разве влюбленный не узнает любимую?
– Я была с ней мало знакома, но мне показалось, что я тоже узнала ее.
– Это была Ясмин, леди. И я был в гробнице, хотя и не в ту ночь, когда она пропала.
– Ты боишься, что тебя тоже заберут?
Он кивнул.
– Кто знает… Если бы они захотели, то давно бы уже это сделали. Я думаю, что в ночь, когда она была там, в гробнице находился кто-то еще… И кто бы это ни был, именно он убил девушку. Никому не говори о ваших отношениях с ней.
– Я не говорю. Это был наш секрет. Поэтому мы и выбрали то место для нашей любви.
– Хусейн, ни с кем не говори о Ясмин! Не показывай своей печали!
Он кивнул, а затем с безграничной благодарностью посмотрел на меня.
– Это, – указал он на свою руку, – чепуха. Я просто пришел поговорить с мудрой леди.
Я было хотела возразить против такой завышенной оценки своих возможностей, но поняла, что единственный способ утешить его – позволить верить, что все так и есть.
– Рада, что ты пришел ко мне, – сказала я. – Приходи снова, если что-нибудь узнаешь.
Он кивнул.
– Я знал, что вы мудры, леди, и у вас есть волшебство в горшочке.
* * *
Я с трудом дождалась возможности поговорить с Тибальтом наедине. Я хотела поведать ему то, что рассказал мне юноша, и спросить его совета.
Но повидаться с моим мужем наедине было настолько сложно! Только под вечер я увидела, как Тибальт направляется в наши апартаменты. Он выглядел подавленным. Я поспешила следом за ним. Войдя, он опустился в кресло и замер, уставившись на носки своих ботинок.
– Тибальт, – сказала я, – мне нужно кое-что тебе сообщить…
Он взглянул на меня рассеянно, словно не услышал моих слов.
– Ясмин мертва!
– Ясмин? – переспросил он.
– Ну, ты ее не знаешь. Девушка, которая шила кожаные туфли на базаре. Ее бросили в воду на церемонии в честь Нила.
– Боже!
– Это убийство, – сказала я.
Он посмотрел на меня несколько озадаченно, но я поняла, что он меня не слушает.
– Девушка погибла… убита, а тебе все равно. Эта Ясмин была в гробнице в ту ночь, когда приехал паша…
– Что?!
Я с раздражением и гневом подумала: достаточно упомянуть гробницу, чтобы сразу же завладеть его вниманием! То, что она без разрешения забралась туда, было для него важнее того, что она погибла.
– Ко мне приходил один из твоих рабочих. Он очень напуган, поэтому, пожалуйста, не гневайся на него. Они встречались в гробнице, а потом девушка умерла.
– Встречаться в гробнице! Они не посмели бы!
– Я уверена, что он не лгал. Но дело в том, что девушка мертва. Ее бросили в реку.
– В наши дни они бросают в реку только кукол, – возразил он.
– Но на этот раз они бросили Ясмин. Мне показалось, что я узнала ее. И Теодосия тоже. А теперь мы знаем это точно. Тибальт, что ты собираешься предпринять по этому поводу?
– Джудит, дорогая моя, ты беспокоишься о том, что тебя совершенно не касается.
– Ты хочешь сказать, что мы должны спокойно воспринимать гнусное убийство?!
– Кто-то рассказал тебе эту красивую и страшную легенду, и рассказ попал на благодатную почву… Кто это был?
– Один из твоих рабочих. Я не хочу, чтобы ты его бранил. Он и так серьезно пострадал. Этот юноша любил Ясмин – и потерял ее.
– Думаю, ты стала жертвой обмана, мистификации, Джудит. Эти люди любят драмы. Рассказчики на базаре всегда повествуют довольно правдоподобные истории о влюбленных, которые умирают во имя любви. Но все эти истории они придумывают сами.
– Я уверена, что он ничего не придумал. Что мы можем сделать?
– Абсолютно ничего… даже если это правда.
– Ты хочешь сказать, что мы не вмешаемся и закроем глаза на убийство?
Он настороженно посмотрел на меня.
– Мы не судьи этим людям. Первое, чему следует научиться: не вмешиваться! Некоторые из их традиций могут показаться нам странными, даже варварскими… Но мы приехали сюда как археологи, и большая удача заключается уже в том, что нам разрешили это сделать. Одно из основных правил – невмешательство…
– В обычной жизни – да… но это…
– Для меня это звучит абсурдно. Даже в старину, когда девушку бросали в реку во время церемонии, она должна была оставаться девственницей. Мне кажется, твоя Ясмин едва ли была ею, поскольку встречалась со своим любовником в таком месте.
– Но кто-то хотел избавиться от нее.
– Существует множество способов избавиться от тела, помимо такого карнавального. Абсурд.
– Думаю, это было предупреждение.
Он озабоченно потер лоб рукой.
– Тибальт, мне кажется, ты думаешь о чем-то другом.
Он долго смотрел на меня, потом произнес:
– Мы закончили раскопки того прохода, на который возлагали столько надежд. И он привел нас к камере, которая заканчивалась тупиком. Дальше – ничего. Должно быть, она была построена специально для того, чтобы ввести в заблуждение грабителей. Но на этот крючок попались мы!
– Тибальт!
– Да, вся работа последних нескольких месяцев привела лишь к тупику. Можно сказать, все наши усилия и все вложенные в экспедицию деньги, потрачены впустую.
Мне хотелось утешить, обнять и укачивать его, как обиженного ребенка. Именно в этот момент я ощутила нашу подлинную близость, совсем не такую, как в минуты страсти.
Он был холоден и отчужден. Я молчала. Что бы я тогда ни сказала, это все равно звучало бы банально. Именно тогда мне стало безусловно ясно, что работа для него важнее всего на свете.
– Итак, – произнесла я холодно и четко, полностью контролируя свои эмоции, – значит, это – конец.
– Полный провал, – кивнул он.
Я снова замолчала.
Он пожал плечами, и в комнате зависло гнетущее молчание.
Я знала, что он забыл о Ясмин – да он и не задумывался о ее судьбе. Он не думал и обо мне тоже.
У него на уме было только одно: провал.
Глава 8
Трагедия в подземелье
Весь следующий день только и было разговоров, что о возвращении домой. Эта экспедиция стала одной из самых дорогостоящих – и ни к чему не привела: глухой тупик и разграбленная ранее гробница.
Тибальт допустил большую ошибку. Его ввели в заблуждение слова, произнесенные отцом перед смертью. Все свелось именно к этому. Только потому, что его отец умер при столь загадочных обстоятельствах, – а эти обстоятельства действительно были загадочными, что бы кто ни говорил, – Тибальт поверил в то, что он стоял на пороге великого открытия. И другие тоже поверили. А теперь ценой горького разочарования и огромных денег, потраченных впустую, все поняли, что ошибались.
Теодосия была искренне рада. Мысль о скором возвращении домой воодушевила и оживила ее.
– Конечно, мне жаль Тибальта, – говорила она. – Он сильно расстроен и угнетен. Но, в конце концов, как замечательно оказаться дома!
– Ну что ж, все кончено, – произнес Адриан. – Скоро мы будем дома, и наше приключение подойдет к концу. Теперь это тебя отрезвило, Джудит? Ты прямо помешалась на том, чтобы мчаться сюда, не так ли? Но все оказалось не таким, как ты ожидала. О, знаю нашу Джудит! Ты представляла, как поведешь всех нас вперед. Как будешь играть роль этакой матери настоятельницы для всей нашей экспедиции, и в конце концов пробьешься к вожделенной победе и откроешь нетронутую гробницу фараона. Но столкнулась с реальностью.
– Я считаю, что это приключение было захватывающим.
– И ты не имела бы ничего против того, чтобы стать вдовой археолога? Думаешь, я не видел, как ты скрежещешь зубами? Кому понравится быть вторым на пути к мертвым костям?
– Я довольно скоро смирилась со своим положением, и хотя все и закончилось так печально, все же могу со всей искренностью заявить, что это путешествие стало прекрасным опытом.
– Сие есть речи доброй, преданной жены.
– Я знала, что этого следовало ожидать, – сказала я. – И всегда понимала, что Тибальт большую часть времени будет занят работой.
– Я бы так не пренебрегал тобой, Джудит, – проговорил он, шагнув ближе ко мне. – И все это попусту.
– А ты, как я вижу, преданный соратник своего руководителя! – сердито ответила я ему.
– Мы с тобой всегда были хорошими друзьями, правда? – усмехнулся Адриан.
– До этого момента, – гневно бросила я.
Он расхохотался. Потом посерьезнел.
– Не обманывайся. Мы были и останемся добрыми друзьями. И если я когда-либо понадоблюсь тебе…
– Понадобишься– мне?..
– Да, дорогая кузина. Даже самые независимые из нас иногда нуждаются в других людях.
– Ты намекаешь на что-то?
Он пожал плечами и одарил меня кривой улыбкой, которая мне всегда нравилась. Он всегда так улыбался в серьезные моменты, когда притворялся легкомысленным и беззаботным, но на самом деле что-то его сильно беспокоило.
«Он что-то знает, – подумала я тогда. – Он предупреждает меня о чем-то. О чем? В отношении Тибальта?»
– Будь любезен, объяснись точнее, – потребовала я.
Он, казалось, решил, что зашел слишком далеко.
– Тут нечего объяснять.
– Но ты намекаешь…
– Я просто снова нес какую-то чушь, ерунду.
Но ему удалось посеять в моей душе семена беспокойства.
* * *
А несколько дней спустя дворец неожиданно охватило всеобщее возбуждение. Тибальт торжествовал. Он, оказывается, шел по ложному следу, но теперь напал на новый, настоящий.
– У меня такое чувство, что мы работали не в том месте, – взволнованно сообщил он мне. – За той стеной что-то есть!
– А что, если это – еще один тупик?
– Не думаю, что там есть два ложных прохода.
– А почему нет?
– О, Джудит, ради всего святого, с чего бы ему там быть?
– Не знаю, но оказался же прежний ход тупиком.
– Нужно попробовать, – твердо проговорил он. – Я не сдамся, пока сам все не проверю.
– И это значит, что мы остаемся здесь? На сколько?
– Кто знает? Но мы все же попробуем.
Это сообщение вызвало удивительную реакцию у членов экспедиции.
Они все были в восторге. Табита тоже. Бедная Теодосия! Она была так расстроена. Думаю, Эван тоже. Но только по поводу Теодосии. Он был очень добр и нежен с ней – по-моему, сначала он был мужем, а уж потом археологом. И в глубине души я сравнивала…
* * *
Теодосия впала в меланхолию. Ее надежды рухнули.
– Она расстраивает Эвана, – говорила Табита. – Тибальт очень озабочен. Он говорит, что Эван не концентрируется на работе, потому что постоянно беспокоится о жене.
Меня охватило раздражение. Почему Тибальт говорит об Эване с Табитой? Я подозревала, что он слишком часто и много общается с ней. Несколько раз я заставала их за оживленной беседой. Я вспомнила сцену с Адрианом и подумала, замечали ли остальные члены экспедиции эти беседы, как заметил их Адриан?
Табита всегда была энергична и готова облегчить жизнь Тибальта. Именно ей пришла в голову мысль о том, что поскольку Теодосия угнетена задержкой отъезда, ей следует отвлечься от своего мрачного настроения. Табита решила, что неплохо было бы организовать небольшую экскурсию на раскопки, пригласив туда Теодосию.
– Пусть Теодосия сама увидит, как это интересно, – говорила Табита. – Я уверена, это поможет ей преодолеть все страхи.
Табита поговорила с Тибальтом, который дал разрешение, а потом она составила список экскурсантов. К моему удивлению, Теодосия сразу же согласилась поехать на раскопки. Она искренне хотела избавить Эвана от постоянного беспокойства, а себя – от своих страхов.
* * *
Леопольд Хардинг очень интересовался тем, что происходит на раскопках. Адриан рассказал, что несколько раз встречал Хардинга, и тот всегда расспрашивал о ходе исследований. Он выразил свое сочувствие, узнав, что экспедиция потерпела поражение, а позже сказал Адриану, что безмерно обрадовался, когда возродились надежды на успех.
– Он хотел бы увидеть все своими глазами, – сообщил Адриан, – и спрашивал, может ли надеяться присоединиться к нашей экскурсии. Когда Тибальт дал на это свое согласие, он пришел в совершеннейший восторг! Между прочим, Хардинг пригласил меня в свое хранилище. Хочешь тоже пойти?
Я согласилась, и мы пошли вместе.
Это был небольшой сарай на краю рынка, запертый на тяжелые замки, из чего я сделала вывод, что некоторые экземпляры были довольно ценными. Леопольд Хардинг сиял от восторга, показывая нам экспонаты своей коллекции.
– Обратите внимание на этот складной стул. Он украшен искусной резьбой. Видите львиную голову на верхней панели и львиные лапы на ножках? Я нашел его здесь, но возможно, это даже скандинавский стул. Никогда не знаешь, что найдешь – и где. Этот стул мог быть сработан в двенадцатом веке.
Адриан взял в руки какую-то пластину.
– Взгляните! Могу поклясться, это – подлинник. Я видел такие фигуры – фараон подносит дары Гору.
– Очаровательная вещица, – кивнул Леопольд Хардинг, – она способна ввести в заблуждение многих. Вы, наверное, подумали, что она была сорвана со стены гробницы. Но это не так. Она старая – но не настолько. Триста лет, я бы сказал. Можете представить, как я разволновался, когда она попала мне в руки.
Мне показалось, Адриан с неохотой отдал эту пластину Леопольду Хардингу.
– А посмотрите на это, – продолжал Леопольд Хардинг, взяв в руки какую-то шкатулку. – Емкость для драгоценностей. Видите инкрустацию из слоновьей кости и крошечные клетчатые панели на крышке? Одно из моих самых ценных приобретений.
Мы полюбовались шкатулкой, потом посмотрели еще кое-какие предметы. Он нам рассказывал о трудностях доставки подобного товара в Англию и о том, что гораздо удобнее приобретать драгоценности или миниатюры, которые можно перевозить при себе.
Он показал нам несколько ожерелий и серег из лазурита и бирюзы, выполненных в египетском стиле. Я пришла в восторг. Еще там была одна скульптура, которая привлекла мое внимание. Изображение бога Гора с головой ястреба. У ног бога расположилась фигура фараона. Бог-ястреб возвышался над фараоном, будто бы защищая его. Фигуры казались живыми. Скульптура была пяти футов в высоту, но пока я смотрела на нее, зачарованная, мне казалось, что она выросла до огромных размеров. Я не могла отвести взгляд. Было в ней что-то такое, что одновременно притягивало и отпугивало, внушало мысль о том, чтобы уйти прочь – и удерживало на месте.
Почувствовав, что кто-то прикоснулся к моему плечу, я испуганно вздрогнула. Это был Леопольд Хардинг. Он улыбался.
– Прелестно, правда? – сказал он. – Великолепная копия.
– А каким был оригинал? – поинтересовалась я.
– Никогда не видел, но он, несомненно, должен был украшать гробницу какого-то фараона. Эта скульптурная группа должна была отпугнуть грабителей. – Он повернулся к Адриану. – Ну вы знаете об этом гораздо больше, чем я.
– Сомневаюсь, – ответил Адриан. – Я никогда не видел внутреннего убранства неразграбленной гробницы.
– Скульптура довольно пугающая, не правда ли? А теперь я хочу услышать ваше мнение по поводу вот этого алебастрового украшения. Сфинкс, ни больше ни меньше. Он довольно хорош. И стоит немало. Очень искусно сработан.
Мы согласились. Потом осматривали другие интересные предметы, которые ему удалось найти. Но я продолжала думать о каменной фигуре Гора, и когда бы я ни обернулась, глаза ястреба смотрели на меня с угрозой.
Экскурсия получилась очень интересной, и, покидая сарай, мы сказали ему об этом, за что он тепло поблагодарил нас.
– Этот жест доброй воли заслуживает ответного, – весело сказал он. – Не забудьте взять меня с собой, когда поедете осматривать развалины.
* * *
Наша компания состояла из Теренса Гелдинга, который был у нас главным, Адриана и Эвана, которые помогали ему, Леопольда Хардинга, нашего гостя, Табиты, Теодосии и меня. Мы отправились на раскопки вечером, когда там уже не было рабочих. Когда я входила в эти подземные проходы, меня охватывало сильное волнение. Поэтому я понимала, что может чувствовать Теодосия. Теперь уже было заметно, что она беременна. Она опиралась на руку мужа. И я с удивлением отметила, что Теодосия выглядела смирившейся, искренне желающей развлечься этим небольшим приключением.
Теренс шел с фонарем впереди, Адриан – тоже с фонарем, замыкал шествие. Теодосия крепко вцепилась в руку мужа, ступая робко и осторожно. Конечно, после жаркого вечера на свежем воздухе, в подземелье было холодно, но Теренс предупредил нас о необходимости взять с собой плащи и накидки.
Теренс, высоко подняв фонарь, указал на настенную роспись – изображения богов и фараонов. Я узнала Амон Ра с бараньей головой, ястреба-Гора, – или это опять Амон Ра? Он ведь был одновременно и бараном, и ястребом. Тут был Анубис в образе шакала, который напоминал мне о знаке на руке человека, чью рану я обрабатывала, и такой же знак был на руке предсказателя…
– Эта гробница принадлежала не очень важному сановнику, – сообщил Теренс. – Рисунки на стенах вырезаны не так тщательно, как мы видели в других местах – например в нашем дворце. Очевидно, это – место успокоения вельможи средней руки, хотя, несомненно, богатого человека, потому что даже такая гробница должна была стоить огромных денег. Возможно, здесь захоронены сразу несколько человек.
– Они составили нечто вроде синдиката, чтобы оплатить строительство гробницы? – поинтересовался Леопольд Хардинг.
– Но разве они не умерли к моменту постройки? – спросила Теодосия, и мы все с радостью заметили неподдельный интерес в ее голосе.
– Нет, – ответил Теренс. – Работы по постройке гробницы начинались задолго до смерти. В случае, если гробница предназначалась фараону, она строилась долгие годы, и работы прекращалась только с его смертью.
– Когда гробница была полностью готова, – добавил Адриан. – Поэтому, чем дольше он жил, тем величественней была гробница. Это кажется довольно несправедливым в отношении тех, кто умирал молодым. Лишиться в одночасье и жизни, и роскошной гробницы!
Мы осторожно продвигались по узким проходам. Теренс шел впереди. Потом проход вывел нас к камере.
– Это не погребальная камера, – сообщил Теренс, – она расположена немного дальше. В этой яме, которую вы видите перед собой, должно быть, хранилось что-то важное, и это унесли, когда разграбили могилу. Трудно сказать наверняка. Эти деревянные мостки построены тут специально для нас, когда нам нужно было перебраться через яму, чтобы попасть в проход вон там, дальше. Но сначала взгляните на эту настенную живопись…
Он поднял фонарь повыше, и Теодосия, как я полагаю, решив продемонстрировать Эвану освобождение от давних страхов, ступила на деревянный мостик, собираясь его перейти.
То, что произошло в следующее мгновение, потрясло всех нас. Мост рухнул, Теодосию подбросило вверх, а потом она упала на дно ямы. Повисла ужасная тишина, которая, казалось, длилась вечность, хотя на самом деле она продолжалась не дольше мгновения. Потом я услышала, как Адриан закричал: «Боже всемогущий!» Я видела, как Эван быстро спускается на дно ямы. Это было не так просто, потому что расстояние до дна было не менее двенадцати футов.
Теренс был единственным, кто сохранил присутствие духа.
– Хардинг, найдите где-нибудь носилки! Кто-нибудь, пошлите за врачом! Возьмите фонарь, – он сунул мне в руку фонарь. – Я спущусь вниз.
Он спустился и стал на колени рядом с Эваном у распростертой на дне ямы Теодосии.
* * *
Это был какой-то кошмар: мрачная могила, жуткая тишина, лежащая без сознания Теодосия и потрясенный Эван.
Это тянулось, наверное, целую вечность.
Затем мы наспех соорудили носилки и вытащили Теодосию из ямы. Это было нелегким делом, как и потом вынести ее по узкому проходу. В ту ночь Теренс показал себя настоящим лидером, а Табита была ему под стать – холодная и решительная. Я делала все, что могла, чтобы утешить Эвана.
– Это я виноват, – повторял он, – не нужно было позволять ей приходить сюда!
Доставив Теодосию во дворец, мы уложили ее в кровать. В ту ночь она родила мертвого ребенка – пятимесячную девочку. Но мы более всего беспокоились о самой Теодосии.
Она была без сознания, и Табита, у которой был некоторый опыт сиделки, оставалась рядом с ней, пока я находилась в соседней комнате, безуспешно пытаясь утешить Эвана.
– Все будет хорошо, – повторяла я. – Вы потеряли ребенка, но у вас еще будут дети.
– Если она это переживет, – проговорил Эван, – я никогда больше не увезу ее далеко от дома. Она была так сильно напугана! Вы знаете, как она боялась. Она предчувствовала несчастье. Это я во всем виноват!
– Глупости! – возразила я. – Это вовсе не ваша вина. Да, она приехала с вами, но ведь вы же ее муж!
– Она хотела вернуться, а я держал ее здесь. Она старалась приспособиться, о, как она старалась… изо всех сил… О Боже! Ну почему я не уехал с ней домой?!
– Вы не могли, – мягко заметила я. – У вас же здесь работа.
– Я ведь говорил с Тибальтом. Но он не мог так легко обойтись без меня… Надо было бы искать мне замену.
К двери подошла Табита. Эван вскочил. Табита жестом пригласила нас следовать за ней.
Мертвенно-бледное лицо Теодосии на подушке. Оно было влажное от пота. Я едва узнавала ее.
Меня охватило отчаяние. Теодосия – моя сестра, и я знала, что она умирает.
Эван опустился на колени перед кроватью, по его лицу катились слезы. Теодосия открыла глаза.
– Эван… – позвала она.
– Любовь моя, – отозвался он, – моя бесценная любовь!
– Все хорошо, Эван, я… я не боюсь…
Она заметила меня.
– Джудит…
– Я здесь, Теодосия.
– Моя… сестра…
– Да, – ответила я.
– Она сейчас надо мной, Джудит… Большая черная летучая мышь…
– О, Теодосия!
– Я не боюсь, Эван, я не…
Я услышала, как Эван прошептал: «О Боже!»
Табита положила мне руку на плечо.
– Все кончено, Джудит!
Я поднялась с колен, не в состоянии поверить в случившееся. Вчера еще Теодосия была здорова. Два дня назад мы вместе ходили на базар. А теперь она мертва…
Известие о смерти Теодосии ошеломило всех. Сэр Эдвард умер. А теперь – еще одна смерть! Это – проклятие фараонов!
Мустафа и Абсалам смотрели на меня умоляюще. «Уезжайте домой, леди, – означали их взгляды, – уезжайте, пока проклятие не ударило еще раз!»
Тибальт был встревожен.
– Это расстроило Табиту, – сказал он. – Она не может забыть, что сама предложила провести эту экскурсию. Я говорил ей, что она это сделала только чтобы помочь Теодосии, но ее это не утешает.
Я редко видела его таким расстроенным. Из-за Табиты!
Что со мной происходит? Я становлюсь обидчивой, злопамятной и подозрительной! Он больше обеспокоен тем, как это событие подействует на Табиту, чем на Эвана, чьей женой она была, или на меня, ее сестру!
– Я тотчас начал расследование, – рассказывал он. – Мы должны выяснить, как это могло произойти. Мы часто пользовались этим мостиком. Он был довольно прочным, чтобы удержать несколько мужчин и тяжелое оборудование. Почему он обрушился, когда молодая женщина попыталась пройти по нему? Тут должно быть какое-то логическое объяснение. Если мы его не найдем, опять поползут эти нелепые слухи…
Однако он не мог предотвратить появление слухов – особенно когда оказалось, что невозможно узнать, почему обрушился этот злосчастный мостик.
По общему мнению он развалился из-за проклятия фараонов. Это – месть разгневанных богов. Но почему их жертвой должна была стать Теодосия, которая никого не обидела? Она впервые пришла в ту гробницу, при этом больше всего на свете желая уехать домой. Если боги разгневаны, то почему они решили обрушить свою кару именно на нее?
Часть рабочих отказалась входить в гробницу – и это еще больше замедляло темп работ.
Я очень беспокоилась об Эване. Он не находил себе места от горя. Отвечал невпопад, не мог сосредоточиться на том, что ему говорят. Глаза его то и дело наполнялись слезами. Он постоянно говорил о Теодосии, о том, как он был с нею счастлив, о том, какие они строили планы на будущее, как мечтали о ребенке. Это было больно, просто невыносимо слушать.
И я решила поговорить с Тибальтом.
– Эвану придется вернуться домой, – сказала я. – Он не может здесь оставаться.
– Но он нужен здесь.
– Но не в его же нынешнем состоянии!
– Да, сейчас от него мало толку.
– Он только что потерял жену и ребенка! – резко заметила я.
– Я знаю. Но полагал, что будет лучше, если он погрузится в работу.
Я издала короткий смешок.
– Осмелюсь выдвинуть предположение, которое тебя ужаснет, – сказала я. – Он не может работать здесь, где все напоминает ему об утрате. Он должен немедленно уехать домой.
– Но что он там будет делать? Только оплакивать жену? Работа поможет ему пережить горе.
– Тибальт, ты представляешь себе, как Эван любил свою жену?
– Я знаю, что он был очень привязан к ней.
– Мне кажется, тебе очень сложно понять, какие чувства испытывал Эван к Теодосии.
Тибальт бросил на меня странный взгляд.
– Да, – продолжала я резко, – я знаю, что тебе трудно это понять. А японимаю. Сейчас он ослеплен своим горем. Мы должны помочь ему, Тибальт. Он потерял самое дорогое. Теодосия действительно была для него дороже, чем что бы то ни было. Работа его не спасет. Его ничто не спасет. Он должен уехать отсюда. Здесь слишком много воспоминаний.
– А что, дома их нет?
– Там они другие. Здесь он постоянно думает о том, каково ей было здесь. Обо всех ее страхах. Она ведь все время мечтала уехать домой. Он упрекает себя. Он на грани нервного срыва. Если бы ты видел его лицо, когда ее подняли из ямы… а потом у ее постели, когда она умирала…
Голос мой сорвался; Тибальт нежно похлопал меня по плечу. Я посмотрела на него и сердито подумала: «Он вычисляет, кто может занять место Эвана, если тот слишком расстроен, чтобы продолжать работу».
– Дело не в археологии. А в человеческой порядочности, доброте. Я должна позаботиться об Эване… если больше некому.
– Конечно же, мы должны сделать, как лучше…
– Да, я знаю, что нужно продолжать работу. Что бы ни случилось, это важно. Я знаю. Но Эван в своем нынешнем состоянии тебе ничем не может быть полезен. Я собираюсь написать моим тетушкам и рассказать, что произошло. Спрошу, не сможет ли Эван приехать в Радужный, не смогут ли они позаботиться о нем и сделать так, чтобы он снова захотел жить.
Тибальт ничего не ответил, я отвернулась и сказала:
– Я напишу тетушкам. Что бы ты ни сказал, я попрошу их приютить Эвана.
Тибальт в изумлении смотрел на меня, но ничего не сказал. Я сразу села за письмо.
Дорогие тетушки! Я хочу, чтобы вы приютили Эвана и позаботились о нем. Бедный Эван в отчаянии. Вы знаете, как сильно он любил Теодосию. Я не могу поверить в случившееся! Мы очень сблизились, особенно здесь. Она была моей сестрой – и мы действительно любили друг друга, как сестры. А Эван так любил ее…
До этого момента я не могла плакать. Но теперь слезы струились по щекам и капали на бумагу, смывая чернила. Тетушки будут рыдать, увидев это. И было отчего рыдать.
Бедная печальная малышка Теодосия! Она так боялась жизни! Все время она боялась смерти; но когда встретилась с ней лицом к лицу, ее последними словами были: «Я не боюсь».
Лучше бы она никогда не ступала на этот мостик! Но тогда это был бы кто-то другой. Тибальт! Сердце мое замерло. А что, если бы это был Тибальт? Со времени нашего приезда в Египет мои идиллические мечты были омрачены сомнениями, страхами и подозрениями. Слишком часто я вспоминала, как люди реагировали на объявление о нашем предстоящем браке. Некоторые – включая Элисон и Доркас – подозревали Тибальта в неискренности и корыстолюбии…
