Текст книги "Страшные Соломоновы острова (СИ)"

Автор книги: Виктор Плешаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Хеля задумалась.

– Ну, хорошо. Но ведь есть среди вас и такие, которым жажда наживы заменяет все перечисленное тобой. Если я правильно понимаю, в первую очередь против них и направлен этот ваш новый "антикопарский" закон. Я ознакомилась с ним. Сам понимаешь – необходимость. По сути, он преследует благие цели.

Если правда то, что периодически мелькает в новостях... О незаконных раскопках древних поселений, курганов с помощью бульдозеров. Это же вандализм, и любое государство просто обязано принимать меры в таких случаях. То есть появление этого закона, на мой взгляд, предопределено.

Но вот его редакция... Какие-то странные, расплывчатые формулировки, допускающие крайне широкую трактовку. Так не должно быть. Закон – это, по сути, предельно жесткая инструкция, имеющая целью обеспечить чиновнику только один вариант ее исполнения или применения. И обязательное наказание за неисполнение либо умышленное искажение сути этой инструкции. И никак иначе. Вероятно, ваши законодатели поторопились и пошли на поводу у общественного мнения. И приняли сырой, недоработанный вариант закона. Это так?

Мы с Димычем переглянулись и удрученно вздохнули.

– Эх, Хеля, Хеля... Простая твоя душа, колхоз тебе папа. Ну, давай запретим рыбалку как явление на том основании, что некоторые корыстолюбцы используют для промысла сети или взрывчатку. А? И насчет этого... "продукта законотворчества". Ты пойми, у нас не бывает, ну или почти не бывает непроработанных законов.

Есть законы, которые кажутся идиотскими подавляющему большинству просто потому, что они не отвечают интересам этого самого большинства. Но есть определенное меньшинство, интересы которого в максимальной степени учтены этими, как ты выразилась, странными, расплывчатыми формулировками.

Этот закон – почти идеально изготовленный инструмент с точки зрения заинтересованного меньшинства. Очень умный закон, честно. Позволяет одновременно убить не двух, а целую охапку зайцев.

– О каких зайцах речь? – оживился Дитер.

Мы, не удержавшись, рассмеялись. Я продолжил.

– Первый и самый главный заяц – это гарантированное устранение конкурентов. Уже потом идут и законодательное обеспечение своей монополии на раскопки, и поддержание на должном уровне цен на рынке сбыта древностей, и своя монополия на этом же рынке, и так далее. О мелочах вроде запрета на любое, даже самое мелкое частное строительство какого-нибудь курятника без соответствующей, не бесплатной, разумеется, экспертизы компетентных официальных организаций от археологии я уже молчу. Сущая мелочь по нынешним временам. Так, детишкам на молочко.

– То есть ты хочешь сказать, что это лобби официальной археологии, отражающее ее корыстный интерес? – округлила глаза Хелена.

Я улыбнулся.

– Молодец. Возьми с полки пирожок. Да не тот. С гвоздями. А вообще, надоела мне эта гнилая тема. На зубах уже навязла. Давайте о чем-нибудь более приятном, а?

– Подожди, пожалуйста, – волнуясь, прижала руки к груди девушка. – Давай уж договорим, раз начали.

Я неохотно кивнул.

– Зачем людям на госслужбе устранять своих гипотетических конкурентов? Все, что они находят – собственность государства по определению. Какое отношение они имеют к рынку антиквариата? Я не очень понимаю, – на Хелю жалко было смотреть.

Я скрипнул зубами от досады и продолжил ликбез для наивных.

– Ребята, это не мы, а вы прилетели с Марса. Нашу страну давно и увлеченно пилит зажравшаяся орда чиновников. В том числе и от археологии. В запасниках наших музеев, включая и музеи с мировым именем, уже давно не осталось ничего мало-мальски ценного. Теперь тащат прямо из выставочных залов, в лучшем случае меняя оригиналы на копии. Раньше на нашем гербе было "Пролетарии всех стран, соединяйтесь", а теперь "Все на продажу".

Вы вообще представляете себе объем средств, крутящихся на легальном и не очень, например, нумизматическом рынке? А он всегда был удельной вотчиной так называемых "белых" археологов как естественных монополистов поступления товара. Учтите еще, что основной процент выручки дают не суперраритеты, а недорогая, но массовая старина. В первую очередь это касается монет. То есть то, что всегда вынимало из земли низовое звено официалов.

Ты почитай, хохмы ради, отчеты о раскопках любого, не сенсационного городища. Это же курам на смех. Десяток черепков, ржавый хлам и полведра какаликов. Так не бывает, уж поверь нам, пожалуйста.

И тут появляемся мы как массовое явление. Находок мало у каждого, ну так нас ведь миллион с хвостиком. И кто еще этот хвостик считал? То есть, с одной стороны, мы неизбежно демпингуем цены на товар, а с другой, достаем то, что могло бы стать добычей "белых". Еще раз повторю: торговля стариной – это очень серьезные деньги. А серьезные деньги – это всегда серьезный подход серьезных людей. Всегда! Вот тут и появляется закон. Как пирожок из духовки. Раз – и готово.

А то, что у государства принципиально нет и не может быть ресурсов, чтобы обеспечить его безусловное исполнение, так это не беда. Главное – закон позволяет взять любого занимающегося поиском. А брать будут того, кого надо. И самое главное – отобьют желание гулять в полях у всех остальных. Еще раз повторюсь, это очень умный закон, написанный умными людьми, которые ставили перед собой ясные, конкретные цели.

Не поверишь, но в нашем правительстве почти нет неумных людей. Циничных полно, беспринципных и продажных сколько угодно. Но не глупых. Давай заканчивать? – взмолился я.

– Но это же не жизнь, а кошмарный сон! – вырвалось у девушки.

– Жизнь как сон? – ухмыльнулся я. – Может, и так. Но ведь есть у нас и другая жизнь. Например, здесь, на копе. Тебе не нравится?

– Нет-нет, что ты. Это действительно другая, настоящая, целая жизнь. Во всяком случае, для меня. Прошло всего несколько дней, а кажется, что годы.

– Сон, увиденный во сне, – резюмировал Димыч и парочкой смолистых сучьев оживил костер.

– Жизнь как сон, увиденный во сне... – задумчиво протянула Хеля. – Где-то я это уже слышала. Какой-то японец, кажется.

– Ну, значит, этот японец был наполовину русским. У дураков... пардон, земляков мысли сходятся, – с намеком протянул нам напарник свою лапищу с потерявшимися в ней стопками.

– Пусть так. Сон, увиденный во сне. Тогда я очень не хочу просыпаться. Спокойной ночи, мальчики. Приятных снов, – и, проигнорировав "кедровку", одарив присутствующих своей неподражаемой улыбкой, наша змейка, скользя как дивный эротический мираж, посетивший перевозбужденного подростка, не торопясь направилась к своей палатке.

Мы тихо охнули вслед.

Ну не гадюка, а???

Глава 13. Прелюдия как необходимость в деле удачного поиска кладов

– Мальчики, у вас есть шанс все проспать. И даже горячий чай, – вновь выдернул меня из морока нескромных сновидений серебряный колокольчик Хелиного голоска.

Взглянув на вытянувшиеся трубочкой причмокивающие губищи Димыча и непривычно умильное выражение его страшной рожи, я почувствовал себя не одиноким борцом с соблазнами, а привилегированным членом весьма элитного и оттого крайне немногочисленного походного клуба почитателей змей. Случайно, но отнюдь не бесталанно пнув четыре раза подряд валявшегося в сладком забытьи скрытого эротомана и заработав себе попутно искреннее, пылкое пожелание срочно и мучительно почить в бозе, я, наконец, выбрался из палатки.

Картина ласкала взор. Дитер, водрузив ногу на скромную охапку свеженаколотых полешек, горделиво приосанился, поигрывая топором на фоне бодренького костерка, и всем своим видом ненавязчиво демонстрировал законную гордость умелого человека, умудрившегося в полчаса освежевать некрупного мамонта алюминиевой вилкой. Я показал ему немытый, в заусеницах, окей и послал воздушный поцелуй нашей чаровнице.

За моей спиной неизбежной грозовой тучей наползал Димыч, стискивающий в руке изрядно побуревшие полотенца. Светлый образ порхающей мотыльком по лагерю хлопотуньи Хели почти примирил его с постылой действительностью в моем лице, и соратник энергично устремился к воде, намереваясь радикально обновиться посредством утреннего омовения.

Я поспешил следом.

– Ну че, дернем? Или слабо? – указал кивком на бескрайнее зеркало стылой сентябрьской воды мой безнадежно влюбленный друг.

– Легко! – азартно отозвался я, топорща заурядные, начинающие неуклонно синеть на утреннем ветерке, подрагивающие от озноба мышцы.

Мы одновременно рухнули в воду и взбесившимися ветряными мельницами оголтело рванули к горизонту. Вода моментально впилась ледяными иглами прямо в сердце, а ошпаренная холодом кожа настойчиво побуждала мысль к немедленному изобретению способа хождения по воде аки посуху. Ярясь и подвывая от незабываемых ощущений, мы месили загустевшую осеннюю воду бок о бок. Никто не хотел уступать.

– Ну, придурок, поворачиваем, – запаленно простонал Димыч, первым обретая зачатки здравого смысла.

Я, победно булькнув, резко развернулся к берегу, не тратя остатки сил на ненужные слова. Два обессилевших тюленя, выпрямляясь на ставших чужими конечностях, с трудом побрели по мелководью.

У кромки воды скорбной тенью отца Гамлета возвышался потеряшкой-леммингом опрометчиво разоблачившийся для аналогичного подвига Дитер. Взглянув на наши перекошенные физиономии, он прекратил вялые взмахи крылышками острых локотков, долженствующие обозначать героическую попытку грандиозного заплыва и, растерянно улыбаясь, развел руками.

– Ю хелп? В смысле Ду, – участливо пробасил Димыч чего-то импортное.

Немец, обалдев от неожиданно открывшегося ему таланта полиглота моего незаурядного друга, машинально кивнул. С удивительным проворством схватив его за руки-ноги, мы с плохо скрываемым злорадством мигом забежали в воду на десяток метров и с криком "Раз!" дружно похлопали в ладошки.

Визг пошедшей вразнос циркулярной пилы располосовал вековечную тишину заповедного края. А над всеми этими суетными телодвижениями выпендривающихся друг перед другом мужиков задорно хохотала возвышающаяся на тропинке, ведущей в лагерь, неприлично счастливая женщина.

Завтрак проходил в уже знакомой атмосфере энергичного набивания ртов и непрекращающихся попыток диалога в перерывах между судорожными глотками обжигающего чая.

– Как пойдем? – деловито накладывая третий слой аккуратнейших ломтиков сала на такой же изящный кусочек хлебца, поинтересовался Димыч.

– Ну, так же как вчера, по бережку. Включаем приборы и идем. Времени у нас примерно часов десять до старта. Находимся от души. Идем по вчерашнему маршруту, обнюхивая все по максимуму. Берем газ, котел и все к чаю. У второго озера сообразим перекус, – озвучил я очевидное.

Все согласно кивнули. Димыч добавил:

– Лагерь лучше бы сейчас собрать. Чтобы потом в темноте не дергаться, если задержимся. Да и дождь, мало ли... В гробу я видал мокрые палатки укладывать.

Я посмотрел на небо.

– Ну да. Не исключено. Тогда берем непромокайки. И налобники.

Через час мы стояли на берегу в полной боевой готовности. Я спохватился:

– Ребята, совсем забыл. Надо договориться с Дедушкой.

Немцы удивленно переглянулись. Я пояснил.

– Поисковики – немного суеверные люди. Считается, что потерянные или спрятанные сокровища охраняет Земляной Дедушка. Нечто среднее между гномиком и лешим. Во всяком случае, мне так видится. С весьма своеобразным характером и чувством юмора дедуля, промежду прочим. Захочет – на неоднократно выбитом пятаке великолепные находки подкинет. А может и на нетронутом урочище горой хлама засыпать.

Предполагается, что он неравнодушен к хорошему алкоголю и закуске. Главное, чтобы подношения были от души. Очень не любит алчных и корыстолюбивых. Определенного ритуала нет, каждый ищет свои слова. Мы с Димычем обычно выкапываем ямку, кладем туда монетку взамен ожидаемых находок, плескаем малую толику выпить-закусить и снова закапываем.

Что при этом произносит каждый из нас – его маленькая тайна. Подозреваю, что основоположником этой укоренившейся традиции был незабвенный Пиноккио на поле чудес. Приступим? – и мы разбежались по бережку, ища укромные местечки для своих ямок и периодически подбегая к Димычу, безропотно выдававшему страждующим "кедровку" и горсточку сухофруктов.

Еще через пять минут выстроившиеся цепочкой искатели сокровищ, обметая прибрежный песок неторопливыми взмахами клюшек, медленно двинулись навстречу Большой Удаче.

Глава 14. Как преодолевать перипетии, или Щщастье все-таки есть!

Я шел замыкающим по самой кромке травы, в максимальном отдалении от озера. Такова незавидная доля арьергарда. Хорошо, вчера тут успел пробежаться чуток. Рефлексы принадлежали прибору, мысли – мне. Что-то день сегодняшний нам готовит... Сердечко забилось в предвкушении славной охоты.

Все только начиналось. Я прял ушами как монгольская лошадь на стреме, чутко ловя малейшие оттенки сигналов своей "Маски", и привычно окунался в неторопливый поток бесконечной череды собственных мыслей, прервать который могла только проявившаяся находка. Пока – тишина.

– Витя, – с удивлением услышал я голос незаметно оказавшейся возле меня Хели и остановился в недоумении. – С тобой можно поговорить? – явно волнуясь, спросила она.

Я нейтрально пожал плечами, гадая, что случилось.

– Понимаешь, у нас есть определенные трудности с уединением. Не буду же я отзывать тебя в лагере за ближайшие кусты. Согласись – нелепость.

Я согласился.

– Это очень важный разговор для меня, и я надеюсь на твое понимание, – мучительно подбирала слова девушка.

Я старательно собрал кожу на роже в сложную гримасу, пытаясь изобразить на своем тонком одухотворенном лице причудливую смесь искреннего соучастия и легкого нетерпения.

– Расскажи мне о Димыче, пожалуйста, – выпалила она, сжигая мосты.

И мир рухнул.

Следующая секунда была самой длинной в моей жизни...

Время лопнуло и исчезло. Во Вселенной беззвучно взрывались новые и сверхновые. Галактики скручивались в тугие спирали и обессилено разматывались измочаленной пенькой. Астероидный пояс, изогнувшись в немыслимом вираже, обреченно вбивал сам себя в ледяную громаду Юпитера и разлетался мелким крошевом по закоулкам ближнего и дальнего космоса. Земля дрогнула и со скрежетом остановила свой извечный бег. Гены древних хозяев планеты, пробудившись, наполняли мой мозг невиданными образами, и жажда схватки розовым маревом застилала глаза.

Я видел девственные леса и саванны юной Земли. Стада мамонтов, неся страшные опустошения, вновь прорывались сквозь редкую цепочку древних загонщиков, поднимая клубы пыли. И пыль эта, закрывая солнце багровым облаком, драгоценной взвесью оседала на Хелиных плечах. Она была там, в стойбище, у негаснущих костров, среди женщин моего племени. И пламя этих костров чарующими бликами играло на ее бронзовой коже. И вместе со всеми она встречала охотников, сгибающихся под тяжестью тел убитых, раненых и добычи. И я шел в этой цепочке, пристально выглядывая свою единственную в горстке встречающих.

Я отстоял свое право, ощерясь и вгрызаясь в глотки свирепых соперников в бесконечных битвах за счастье обладания ее юным телом. Мы с ней были детьми этого Времени, когда у мужчин не было никакой другой профессии, кроме как быть Мужчинами. А у женщин – Женщинами. Это и было Счастье!

Могло быть...

Я опомнился, разжал стиснутые зубы. Обалдело потряс головой, приходя в сознание. К моему великому изумлению, вокруг ничего не изменилось. Хеля встревоженно смотрела мне в глаза.

– Витя, что случилось? У тебя было такое лицо...

Я окончательно взял себя в руки. Потрясение ушло, оставив после себя пустоту и, как ни странно, облегчение. Теперь это не мой узелок. Бедный Димыч. Вздохнул, прощаясь с недавним наваждением, и переспросил девушку:

– Что ты хочешь услышать? – и уже совсем спокойно взглянул на свое несостоявшееся счастье, нервно перебирающее пальцами по гладкому древку лопаты на своем плече.

– Я не знаю. Боюсь знать, – глухо произнесла она.

– Ладно. Я понял. Слушай главное. Этого будет достаточно. Он ничего не умеет делать наполовину. Ни дружить, ни любить, ни жить. Пытаться загнать его в какие-то рамки – бессмысленная трата времени. Если бы ты запала на него хотя бы три дня назад, все, скорее всего, обошлось бы малой кровью и большим обоюдным удовольствием. Теперь – уже нет. Ты взрослый человек и понимаешь, что наша поездка – прекрасная, но всего лишь одна из многих страничек в вашей жизни. И в городе придет отрезвление. Понимаешь, он сможет жить только здесь и нигде больше. А ты здесь сможешь?! Он – мой друг, и я знаю, что для него до сих пор не существовало невыносимой боли. И не уверен, что ему нужна эта боль. Это все. Если можешь сделать чудо – делай. И никого не слушай, меня в том числе. И... спасибо тебе.

Я замолчал и вновь двинулся вдоль берега, догоняя ушедшую вперед пару.

Ну, дела... Чтобы я еще раз подписался на наличие свободной тетки в поиске?! Да лучше клюшку сожрать без соли.

Ох, Димыч, Димыч... Чем же помочь тебе, старина?

Приятный сигнал разбудил забитые в угол подсознания рефлексы, и остатки нежных чувств кубарем выкатились из черепной коробки.

Вот это – мое. Поиск форева!

Мы незаметно подошли к знакомым останкам деревушки, разбогатев в пути на две-три находки на брата. "Сестре", похоже, пока не везло. Правда, было незаметно, чтобы ее это сильно огорчало.

Постояли, перекурили, похвастались хабаром на скорую руку и пошли от воды в лес.

Ну что, Дедуля, порадуешь или как?

Все.

Поиск.

Меня не было на поверхности земли. Все чувства блуждали под дерном, на глубине примерно тридцати сантиметров. Энергетический клон пальцев легко проникал в слежавшуюся, утрамбованную временем почву и, реагируя на каждый сигнал, трепетно ощупывал призрачными подушечками каждую находку еще до того, как я вонзал лопату в землю.

Мне казалось, я схожу с ума. Несколько раз я угадывал номинал и возраст монет, когда они еще только дремали в поднятом комке земли. Я говорил с ними, ласкал их совершенные формы слегка подрагивающими пальцами, скорбел над неизбежными, порой безжалостными дефектами, сдувал с них песчинки как с любимого ребенка и так же трепетно упаковывал в уютную пленку пакетиков. Душа пела от восторга.

Ко мне периодически подбегали ребята с горящими глазами и что-то спрашивали, показывая свою добычу. Я, как в тумане, отвечал, приободряя друзей, улыбаясь им и восхищаясь их находками, а сам, боясь расплескать эту кристально чистую эйфорию вдохновения, нес себя над землей, забыв про все и всех, и не понимал, где я, на каком свете... Да и не хотел понимать.

Внезапно лес закончился и мы увидели озеро.

Все, конец пути. Теперь только назад. Все как-то разом загалдели, вытаскивая свои сокровища, хватая и рассматривая чужие находки, ахая и охая от избытка чувств.

Е-ма-е!!! Как же нам было хорошо.

Хеля, вцепившись мне в локоть, что-то тараторила, радостно улыбаясь. Дитер тянул нас на ближайший от воды холмик под соснами, размахивая руками и морща лоб. Димыч, утвердительно кивая ему в ответ, легонько подталкивал немца в выбранном направлении, стремясь хотя бы ненадолго остаться наедине со своими богатствами. И тот пошел, беспрестанно оглядываясь и уже привычно поправляя лопату на плече.

Потихоньку возбуждение стало спадать, и мы вспомнили про чай. Загудел газ в горелке, котелок с водой оседлал баллон, а Змея со сноровкой бывалой хозяйки стала раскладывать заедки.

И тут на бивуак ввалилось привидение...

Бледный, шатающийся господин Кляйн на заплетающихся ногах подошел к нам и, слабо махнув рукой в сторону холма, громко икнул. После секундной оторопи мы молниями метнулись наверх, оставив далеко позади умирающий призрак Дитера, и, задыхаясь, сгрудились вокруг добротной квадратной ямы почти метровой глубины.

На дне ее стоял потемневший от времени, в прозелени от мощных медных полос окантовки, крутобокий и притягательно осанистый сундук.

Глава 15. ... И сказано было мне...

Мы одновременно опустились на землю, не сводя зачарованных взглядов с находки. Сердце норовило выскочить из гортани, и я до сих пор недоумеваю, почему ему это не удалось. Послышался шорох шагов подошедшего первооткрывателя.

– Тебя как сюда вообще занесло, чудо заморское? – обернулся Димыч к немцу.

– Я же вам говорил, что здесь какой-то непонятный сигнал. А ты порекомендовал проверить, – ответил начавший приходить в себя Дитер.

– Я? Порекомендовал? – искренне удивился напарник.

– Да ладно, ерунда это все. Доставать-то будем? – привлек я внимание друзей к более насущному.

И взглянул на Мелкого.

– Давай, лезь.

Тот отшатнулся испуганно.

– Почему я? А вдруг я что-то сделаю не так? Нет. Димыч, давай ты.

Избранный депутат, помедлив секунду, решительно нырнул во влажную песчаную яму. Вскоре оттуда показалась рука и, красноречиво сгибая-разгибая пальцы, потребовала лопату. Инструмент незамедлительно был предоставлен, и вновь томительной резиной потянулось ожидание. Лопата выскочила из провала и, едва не зашибив Хелю, плюхнулась на пригорок. Затем оттуда же, из глубины, энергично полетели полные пригоршни песка.

Наконец Димыч заерзал, устраиваясь коленками поудобней, выгнул спину дугой и с натугой попятился, раздвигая нас монументальным задом. Белому свету явилась верхняя часть туловища нашего соратника, венчаемая головой со свекловичного цвета рожей от прилившей к ней крови, и с прижатым к груди сокровищем.

– Вот, – просипел он, бережно ставя сундук на траву и не отводя от него взгляда. Потом машинально стал отряхиваться от изобильно обсыпавшего его песка.

Я завороженно протянул руку к извлеченной древности, намереваясь смахнуть с нее остатки грунта, и тут же был остановлен резким жестом Димыча. Сопя, он извлек из очередного своего кармана нетронутую упаковку хэбэшных перчаток и с укоризной выдал каждому по свежей паре. После чего мы трепетно, боясь лишний раз прикоснуться к почерневшим от времени доскам, не торопясь освободили находку от всего налипшего мусора.

Это был даже не сундучок, а скорее – ларец. Великолепно сохранившийся, на вид чрезвычайно прочный, размерами чуть больше обычного дешевого принтера. Весь перепоясанный солидными позеленевшими медными полосами старательной оплетки, увенчанный фигурной, медной же, литой ручкой, он завораживал и будил безудержный полет фантазии.

– А как его открывать? У нас же нет ключа, – вернула нас в реальность Хеля, углядевшая на боку ларца зрачок скважины.

– А хоть бы и был. Толку-то... – отозвался Димыч, сдвигая находку в сторону и берясь за лопату. – За столько лет в земле замок закис вусмерть, если вообще еще живой. Отойдите, не мешайте, – отогнал он нас от ямы, быстренько ее закопал и любовно разровнял песок на поверхности.

– Да, ребятки. Придется потерпеть до машины. Там чего-нибудь придумаем с... ключом, – подвел я итог, предлагая завершить поиск и направиться прямиком в лагерь.

Со скоростью молнии собрав нетронутую еду и вылив из котелка остатки почти полностью выкипевшей воды, мы, сбившись в кучку как озябшие воробышки, несли по очереди нежно прижимаемый к груди ларчик. На спотыкавшегося изредка очередного носильщика смотрели как на серийного маньяка – убийцу малолетних монахинь.

Обратный путь ощущался бесконечным.

Наконец показалась машина и приплясывающий возле нее, вырвавшийся вперед на последних метрах Димыч, размахивающий какой-то железкой.

Приняв ларец из моих натруженных рук, он аккуратно поставил его на расстеленную загодя на земле свою куртку и философски воззрился на петли.

– Я думаю так, – глубокомысленно изрек медвежатник-любитель. – Шлифанем надфилем головки клепок на петлях – и дело с концом. Замок ломать жалковато. Вдруг он еще не совсем труп. Да и ларчик – зачетный сам по себе. Чего корежить приятную вещь? А клепки – фигня. Замастрячить новые из того же шмурдяка, которого дома – ведрами, как два пальца об асфальт. Так?

Я согласно кивнул. Димыч взялся за работу.

Через двадцать минут ювелирной работы освобожденные петли нехотя выползли из посадочных гнезд, аккуратнейшим образом отжатые от задней стенки Димычевым ножом. Сделав глубокий вдох-выдох, он чуток расшевелил крышку, просунул лезвие ножа в наметившуюся щель под ней и, убедившись, что больше ничто не препятствует предстоящему созерцанию таящихся в пока еще закрытом чреве ларчика сокровищ, приподнялся и трубным гласом Деда Мороза, приготовившегося одаривать своих маленьких засранцев-почитателей всеми благами мира, пророкотал:

– Прошу!

Потом тщательно отряхнул руки и подтолкнул Дитера к замершему от своей неожиданной беззащитности сундучку. Немец, затаив дыхание, встал на колени с лицевой стороны ларца, аккуратно взялся за дальние углы крышки и медленно потянул ее на себя, открывая нам дремлющую вековую тайну.

Четыре головы, заслонив солнце, сомкнулись над раскрытым хранилищем добытых сокровищ.

Внутри, занимая почти все пространство, лежал объемистый сверток. Я аккуратненько приподнял его на вытянутых руках и кивнул Димычу на "Ниву". Тот, моментально содрав с остолбеневшего Дитера куртку, расстелил ее на капоте и, придерживая меня за локоток, бережно проводил к машине.

Уложив находку, я стал разворачивать нечто, напоминающее тонкую темную замшу, расползающуюся у меня в руках.

– Аккуратней, каззел, – ласково прошипел напарник.

Я не отреагировал, продолжая работать. После замши пришел черед следующей "одежки" в образе такой же темно-бурой рухляди, но типа бумаги в какой-то засохшей пропитке.

Наконец нашим глазам предстал тускло-серого цвета брусок размером примерно с три кирпича, уложенных как костяшки домино в ладони.

– Книга, – ахнула Хеля, чуть коснувшись пальчиком боковины и почувствовав нежной кожей неровные ребрышки спрессованных страниц.

Димыч провел очередной чистой перчаткой по матово-серой поверхности, бугрящейся кабошонами самоцветов и жемчугом зерни.

– Мать моя женщина! Вот это оклад! – ахнул он, нависая над книгой. – Это что же за рыбку мы выловили?

Я обдумывал варианты и наконец решился.

– Слушайте, ее нельзя открывать. Сами понимаете – древнючая бумага, свет... Загубить можем.

Народ робко, но запротестовал. Хеля озвучила волю большинства:

– Ну давайте в одном месте попробуем открыть, чтобы хотя бы попытаться узнать, что мы нашли. Я же не доживу до города, просто умру от любопытства. Вы сможете разобраться в старом русском языке?

– А хрен его знает, – чистосердечно признался я. – В датах еще попробую, а в тексте – вот так сразу, с кондачка... Вряд ли. Там же почти все без огласовок, слова и предложения – через раз без пауз. В общем, так. Если открывать, то первую или последнюю страницу. Там должны быть даты и что-то типа оглавления... надеюсь, – раздираемый противоречивыми желаниями, капитулировал я. – Так, Хеля. Готовь фотик, прицеливайся на книгу, я попробую открыть начало и конец. Как только открою, ты делаешь три снимка каждой страницы. Локтями упрись в капот, чтобы руки не дрожали. Дитер, делаешь то же самое, только видео. Понял? Димыч, поищи, во что ее упаковать потом. Наши непромокайки сгодятся, еще скотч и маленький рюкзачок. Нож дай. И поживее, ребята. Ну нельзя так с ней, понимаете?

Народ засуетился, озабоченный приготовлениями. Вскоре все было готово. Немцы встали прямо перед книгой, нацелившись на нее своими смартфонами, а я чуть сбоку. Подумав, снял перчатки. Выдохнул и обушком лезвия подцепил серебряную доску обложки, помогая себе кончиками пальцев левой руки.

Нехотя приподнялась доска, открывая титульный лист. Я впился взглядом в открывшуюся страницу, пытаясь определить, из чего она сделана. Защелкали-зажужжали фотики.

– Все. Готово, – отчеканила Хеля.

Я медленно опустил обложку, перевернул книгу. Мы, уже гораздо увереннее, повторили процедуру. Тщательно упаковав находку, убрали ее в салон и стали рассматривать фотографии. Получилось великолепно. Немцы завороженно любовались приоткрывшей свои странички тайной, а мой взгляд выискивал даты. Масло в голове начинало закипать, но общая картинка уже вырисовывалась. Решительно забрав у Хели ее мобилу, я попросил у всех минуточку внимания.

– Значит, так. Излагаю свою версию, – состыковывая остатки пазлов в голове, начал я. – Это не бумага, а пергамент. То есть рукопись. Рукопись на дорогущем пергаменте, тем более в таком окладе – баснословно дорогая вещь по тем временам, и заказывать ее после возникновения печатного станка – идиотизм. Значит, выпущена она до изобретения печати. Шрифт старославянский. Значит, книга – русская.

Дальше. Иван Федоров открыл свою типографию в тысяча шестьсот лохматом году. То есть наша находка изготовлена раньше. Далее. Светской литературы в те годы, да еще в рукописях, не существовало на Руси в принципе. Как и любой другой, в общем-то. То есть это церковная книга. С огромной долей вероятности – Библия или Евангелие. Судя по объему, во всяком случае. Рукописных изданий этих книг в мире – по пальцам пересчитать, а то, что мы ее нашли, не лезет ни в какие ворота. Этого просто не может быть.

Дальше. Поскольку мы на Вологодчине, то, скорее всего, это новгородская рукопись. Пока мне ничего в голову, кроме Геннадиевской Библии, не приходит. Хотя она вроде как на бумаге написана. Это самый конец пятнашки. Мрак. Давайте, мы с Димычем спокойно поищем дату.

Ребята притихнув, кивнули. Я забрал дитеровскую мобилу и, всучив ее другу, обозначил цель поиска.

– Значит, так. ВРП-шные полушки помнишь? – Димыч, обидевшись, разинул было пасть, но я вовремя спохватился. – Извини. Значит, ищем "ящерицу"– знак тысячи. Потом группу из трех-четырех букв. Сверху, возможно, "шлагбаум". Моя – первая страница, твоя – последняя. Поехали!

И мы сунули носы в дисплеи.

– Есть! – рыкнул Димыч и ткнул мне в лицо своей мобилой.

Я впился глазами в экран и зашевелил губами.

– Так. Ящерица, "зело", "ферт", какая-то зюзя и "добро". – Мой лоб не просто сморщился, а напоминал зад престарелого шарпея. – Дата, понятно, от сотворения мира. "Зело" – это шесть, зуб даю, "ферт" – пятьсот, а дальше, хоть убейте, не знаю. То есть шесть тысяч пятьсот какой-то год.

Я вспотел. Димыч парил рядом как загнанный локомотив. Считал он гораздо быстрее меня.

– Минус, грубо говоря, пять тыщ пятьсот, получаем десятый век с хвостиком. То есть одиннадцатый век. Вилы, – прохрипел он.

– Вилы, – подтвердил я обреченно.

– Евангелие одиннадцатого века?! Лучше бы мешок петровских рублей нашли. Не так дорого, конечно, но зато гораздо ликвиднее, – сразу врубаясь в тему, помрачнел Димыч.

Хеля, дрожа от нетерпения, засыпала меня вопросами.

– Почему Евангелие, а не Библия? Откуда уверенность в том, что это именно пергамент? Ты эксперт? Почему вилы?

Я, чувствуя свинцовую усталость в голове и смутную маету в душе, вяло отмахнулся.

– Погоди. Мне перекурить надо, с мыслями собраться. Пять минут помолчим, ладно? – и вытащил сигареты.